Текст книги "Легенда о флаге"

Автор книги: Юрий Стрехнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

В ЛЕСУ БЛИЗ БОРИСПОЛЯ

Есть в окрестностях Киева, чуть западнее его, за Днепром, городок Борисполь, возле которого теперь большой аэропорт. Густой сосновый лес, раскинутый на многие километры, прилегает к Борисполю. Излюбленные места дачников и туристов, ребят из расположенных здесь пионерских лагерей… И, случается, кто-нибудь из них, бродя по лесу, скользнет взглядом по странным продолговатым буграм и углублениям, затравяневшим, заросшим кустиками, а то уже и молодыми сосенками.

Задержи свой взгляд на таком месте в лесу идущий мимо! Запомни: это окоп сорок первого года. Может быть, в этом самом окопе, мимо которого так равнодушно хотел пройти ты, стоял, прислонясь грудью к холодной осенней земле, твой дед или отец, или твой школьный учитель. Может быть, на усеянное стреляными гильзами дно этого окопа, которое теперь уже давно закрыла трава, может быть, именно на эту землю пролилась кровь твоего отца или деда. Не тут ли таится разгадка слов «пропал без вести», что написаны в давнем, пожелтевшем от времени штабном извещении, которое до сих пор хранят у вас в семье?

Но если твой дед или отец воевали совсем в других местах, если никто из твоих близких не погиб на войне или даже вовсе не был на фронте – все равно остановись и хоть минуту подумай о тех, кто отдал свою жизнь за тебя, за то, чтобы ты мог ходить по мирной зеленой земле. Остановись и подумай: право, они заслужили эту минуту, минуту твоего раздумья. Не пройди равнодушно мимо старого окопа, где бы ни встретил ты его…

В том лесу под Борисполем во второй половине сентября сорок первого, когда немцы спешили намертво замкнуть кольцо вокруг Киева, несколько суток шли жестокие бои. Здесь в окопах, наспех вырытых меж сосен в рыхлом песке, насмерть стояли рука об руку солдаты частей Юго-Западного фронта и матросы-днепровцы. Но силы были неравны. Окружение завершилось.

В этих отчаянных боях, когда отступать было уже некуда, пополнить боезапас неоткуда, в составе флотского батальона вместе со своими товарищами по кораблю сражались и уже знакомые нам три друга – Иванов, Трында и Ерикеев.

В полуночный час, когда на какое-то время угомонился враг и в лесу легла непрочная фронтовая тишина, они собрались все вместе, сели рядом, прислонясь спинами к сыпучей стенке неглубокого, наспех вырытого окопа. Только что объявили приказ: сегодня ночью – на прорыв. По команде подняться бесшумно, идти на сближение с противником без выстрела. Если немцы обнаружат, откроют огонь – броском вперед смять их, отрываться, уходить дальше. Час назад в окоп зашел капитан-лейтенант Лысенко, чтобы сказать все это. Под конец он добавил:

– Может случиться – при прорыве кое-кто потеряет друг друга. Так знайте задачу: соединиться со своими. Придется еще раз пробираться через фронт. Запомните: выходить на Харьков. Наш флаг пойдет с нами. Он у меня. Верю, друзья, мы еще подымем его на новом корабле, снова пойдем под ним в бой, на запад!

Сейчас между тремя друзьями шел вполголоса серьезный разговор.

– Условимся так, – начал Иванов. – Если что случится с кем…

– А ты не предсказывай! – перебил Трында горячась.

– Если б от моих предсказаний зависело…

– Адрес надо! – кратко, как всегда, высказался Ерикеев, поняв мысль Иванова. – Один другому. Чтобы домой написать.

– И так знаем! – отмахнулся Трында. – Не первый день вместе.

Но Иванов поддержал Ерикеева:

– Повторим – получше запомним. Давай, Василь!

– Да что? – Голос Трынды дрогнул. – К нам почта не ходит. Знаете ж – под немцем наша местность…

– Не на век. Твоим, Василь, писать: Винницкая, Табунивка, Трынде Стефаниде?

– Правильно.

– А твоим, Мансур? В Шамордан-район…

– Колхоз «Красная заря».

– Вань, а кому, если насчет тебя? – спросил Трында.

– Кому? – призадумался Иванов. – Сами знаете – в детдоме жил да в общежитиях… Родных нет.

– Все равно давай! – потребовал Ерикеев. – Куда писать? На производство, комитет комсомола. Якши?

– Якши, – согласился Иванов. – В таком случае – адрес простой: Златоуст, металлозавод, второй инструментальный цех. Или нет! Лучше – Алапаеву.

– Кто это? Секретарь комсомола?

– Нет, Мансур. Это мастер наш, Павел Иваныч. Как отец мне. Разве я вам не рассказывал?

Адреса повторены. Не забудутся.

Оставалось ждать.

Молчали. Каждый ушел мыслями в свое. Иванов ощупал карман бушлата: удобно ли достать единственную гранату, что еще осталась? Проверил, под рукой ли две обоймы, последние… Еще одна в карабине.

По-прежнему вокруг в лесу, в котором целый день металось гулкое эхо стрельбы, лежала тишина. Она не успокаивала – настораживала. Где-то вдалеке изредка невнятно тукали редкие выстрелы.

– По местам! – прошелестела по окопу переданная шепотом команда. – Приготовиться!

Без слов взяли карабины, поднялись…

Иванов шепнул:

– Помните, други: в кучу не сбиваться, друг от друга не теряться. Напоремся на фрицев – брать на «полундру»!

Осторожно, чтобы не зашуршал осыпающийся песок, не хрустнула под ногой сбитая осколками ветка, Иванов выбрался из окопа. Рядом чуть слышно шелестела трава под ногами товарищей. В лесной темноте друзья не были видны ему. Но он чувствовал их. Справа медлительно, выбирая каждый шаг, ступает Мансур. Слева – торопясь, иногда запинаясь, нетерпеливый Василь.

– Ложись! – шепотом передана команда откуда-то справа.

Долго лежали на прохладной пружинистой хвое, держа карабины наизготовку.

Вокруг по-прежнему было тихо и темно. Только где-то слева полыхнул в вышине желтоватый свет ракеты и, медленно опадая, процеженный сквозь кроны сосен, погас. Он совсем не проник под деревья; внизу ни на секунду не стало светлее.

Снова, передаваемая вполголоса, пришла команда:

– Встать! Вперед!

…Сколько прошли уже?

– Может, немцев впереди и нет? – шепотом спросил Василь.

Иванов не успел ответить.

Ха-ха-ха-ха-ха!.. – оглушил бешено торопливый дьявольский смех пулемета. В ритм ему впереди, в кустах, затрясся крохотный, словно сдавливаемый тьмой, комок тусклого багрового пламени, высветив снизу ствол сосны, край разлапистой елочки.

– Полундра! Полундра!.. – загремело, заглушая яростный клекот пулемета. Но впереди продолжало пульсировать его пламя, словно непрерывно моргал налитый кровью глаз.

Гулкий хлопок. Искры взлетели в черную тьму. Чья граната взорвалась возле пулемета?

Злобно пульсирующий глаз погас. Но там, где был он, замельтешили огоньки еще каких-то выстрелов, оттуда вынеслись, пропарывая темноту, кроваво-алые прочерки пулевых трасс.

– Полундра-а! – покатилось по лесу.

Иванов рванулся вперед, навскидку стреляя туда, откуда искрили трассы немецких пуль. Остановившись на секунду, вогнал в опустевший магазин новую обойму и снова побежал.

Под бушлатом стало жарко. Он рванул ворот, распахнул. А где Мансур, Василь?

«Не отстать бы!» – еще быстрее помчался вперед, прошибая собой густой колкий ельник. Ноги понесли куда-то под уклон, заскользили по сырой траве. Грудью врезался в пружинистый куст. Замер, прислушиваясь. Тихо… Ни выстрелов, ни голосов. Отер испарину со лба: «Где я? Отстал или вперед вырвался? А что, если поблизости никого из своих, только немцы? Подождать, послушать?» Ругнул себя: «Пересидеть хочешь? А ну, двигай! Ищи!»

Осторожно освободился от объявших его влажных упругих веток, стал огибать куст. И слушал, слушал… С надеждой и страхом.

Ничто так не гнетет в бою, как мысль, что ты отбился от своих, остался один, предоставлен сам себе. Пусть там, где твои товарищи и командиры, труднее, опаснее. Но недаром говорится: на миру и смерть красна.

Пробирался кустарником, весь настороже. Путь пошел в гору…

– Вань! – негромко окликнули слева.

– Василь?! – бросился на голос. – А я вас ищу!

– А мы тебя! По походке угадали.

Слышалось, как впереди шуршат ветви – кто-то из своих взбирается по склону. Продираясь через кусты, все трое поспешили следом. Не успели подняться наверх – в уши ударила неистовая стукотня немецких автоматов, откуда-то спереди.

Не сговариваясь, метнулись вправо.

Оголтелая пальба автоматов оборвалась так же резко, как и вспыхнула.

– Подымемся или подождем? – шепотом спросил Иванов.

– Чего сидеть! – Василь решительно шагнул вверх по склону.

Иванов не стал спорить.

Стараясь ни единым звуком не выдать себя, протискивались сквозь тугие, мокрые от росы кусты. Выше снова начался густой сосняк. Побрели через него.

Несколько раз где-то далеко позади и по сторонам вспыхивала беспорядочная стрельба. Кто-то еще прорывается из кольца? Значит, надо идти так, чтобы стрельба все время оставалась за спиной.

Прошли еще немного. И снова, еле слышные, зазвучали далекие выстрелы – на этот раз впереди.

Василь, только что бойко шагавший, обгоняя Иванова и Ерикеева, остановился:

– Немцы!

– Обожди паниковать! – Иванов поравнялся с Василем, послушал. – Не обратно ли идем? Уверен, что мы не кружим?

– Уверен!

– С твоей уверенностью, как с компасом, у которого стрелку заело.

– А с твоей осторожностью…

– Зачем спор? – неторопливо вмешался Мансур. – Советом надо.

Стрельба уже стихла. Трое стояли, сжатые непроглядной тьмищей ночного леса. Куда идти? Где свои? Где товарищи с катера? Где мичман, капитан-лейтенант Лысенко?

– Подождем, пока развиднеется! – предложил Иванов. – Утром по солнышку определимся, куда топать.

– Ждать надо! – поддержал его Мансур.

– Глядите, дождемся, – сердито сказал Василь. Но ему не оставалось ничего другого, как согласиться.

Наломали, стараясь не делать шума, лапника, улеглись на нем вплотную друг к другу, натянув на головы воротники бушлатов.

* * *

Иванов проснулся от холодка, пробравшегося через бушлат. Немножко посветлело. Не пора ли подыматься? И вдруг насторожился: шуршат ветки.

– Идет кто-то! – толкнул в бок Василя, и тот, а за ним и Мансур схватились за карабины.

Таясь за ветвями, Иванов следил. В сером полусвете между сосенками мелькнуло черное: фуражка, бушлат… Свой, флотский.

Иванов окликнул:

– Эй!

Бушлат мгновенно скрылся в хвое. Но через несколько секунд она шевельнулась. Из нее вышел круглолицый, губастый парень с новенькими, еще блескучими нашивками главстаршины на обшлагах бушлата; наизготовку он держал черный немецкий автомат. Разглядев, что перед ним матросы, главстаршина, поглядывая на них черными, чуть навыкате глазами, улыбнулся:

– А я иду, иду – ни флотских, ни армейских… Много вас тут? Кто командир?

– Много ли? – Иванов усмехнулся. – Сколько видишь – весь экипаж налицо. А командир… пока не назначали.

– Анархия – мать порядка? – усмехнулся старшина.

– Не хочешь ли занять свободную должность?

– Если потребуется… – Старшина на миг скосил взгляд на свои необношенные нашивки. Видно, всерьез принял слова Иванова. – Вы с какого корабля?

– С бэ-ка[8]8
  То есть с бронекатера.


[Закрыть]. Дивизион капитан-лейтенанта Лысенко.

– Слыхал. Бычки-броняшки, гроза морей и рек. Главный и единственный калибр – один и две десятых. А я с «Верного». Знаете такой корабль? Главный калибр сто двадцать два.

– Видали твою посудину.

– Будем знакомы. Главстаршина Шкаранда.

Иванов назвал себя и товарищей.

– Садись! – пригласил он Шкаранду, показав ему рядом с собой на примятый лапник.

– Что ж, обсудим ситуацию, – солидно произнес главстаршина и обвел всех взглядом, в котором явно чувствовалось что-то начальственное. Но, очевидно, поняв, что его начальственный взгляд не внушил почтения, Шкаранда начал не с «обсуждения ситуации». Многозначительно сжав оттопыренные губы, расстегнул бушлат, вытащил из-под него сверток из плотно сложенной белой ткани, местами меченной синим и красным. Глянул на него, сунул обратно за пазуху, укладывая поудобнее, аккуратно застегнулся. Определенно ждал, какое все это произведет впечатление.

– Флаг? – заинтересовался Иванов.

Шкаранда с невозмутимой важностью на лице кивнул утвердительно.

– С твоего корабля?

– С неизвестного.

– Как это – с неизвестного?

– А вот так… – Шкаранда помолчал секундочку, очевидно для значительности, поправил свою фуражку, на которой вместо положенной ему обычной звездочки красовался золоченый командирский «краб». Явно дожидался, когда слушатели проявят нетерпение, начнут расспрашивать. Но сам не утерпел, заговорил: – Идем, слышим – стонет в кустах кто-то. Глядим – матрос раненый, бушлат нараспашку. Бредит, одно твердит: «Капитан-лейтенант убит, убит…»

– Это наш Лысенко! – перебил Василь Трында. – Никто, как он!..

– Обожди! – .остановил его Иванов. – Не мешай, пусть доскажет.

Проведя снисходительно спокойным взглядом по пылавшему нетерпением лицу Трынды, Шкаранда продолжил:

– Стали мы искать, где рана, чтоб перевязать, а он и затих. Я ему ладонь под тельняшку – может, сердце еще бьется? А там – флаг. Я и взял.

– А кто он, матрос этот? – заволновался Иванов. – Фамилия как? Документы не посмотрел?

– Документы! – усмехнулся Шкаранда. – Немцы на нас снова! Такое началось, что я потом и своих не нашел.

– Себя и флаг спасал?

– Спасал, – не уловил Шкаранда усмешечки Иванова.

– С нашего катера флаг! – уверенно заявил Трында. – Капитан-лейтенант – наш Лысенко!

Толстые губы Шкаранды тронула снисходительная улыбка:

– Мало ли на флотилии капитан-лейтенантов!

– Таких, как наш, нету! – Василь даже привскочил.

– Да постой ты! – снова сдержал его Иванов. – Еще неизвестно, наш или нет! Матрос тот каков из себя?

Шкаранда пожал плечами:

– Темно ж было. Не разглядел.

– Флаг покажи! – потребовал Трында.

– Флаги у всех кораблей одинаковые. Не знаешь?

– Все равно покажи.

– Пожалуйста! Только вы, товарищ краснофлотец, не командуйте мною! – Шкаранда не спеша снова вытянул из-за пазухи плотно сложенное полотнище, развернул на колене.

Перед матросами лежал небольшой корабельный флаг. В верхнем углу его на белом фоне темнели три-четыре красноватых пятнышка, словно искры от изображенной на полотнище пятиконечной звезды. Кровь кого-то из тех, кто нес его на груди.

Только эти капли-искры и отличали флаг от любого другого. Ведь нет на флаге корабля, как на армейском знамени, ни номера, ни названия.

Все в раздумье смотрели на флаг. На каком корабле развевался он, в каких боях? Только по его размерам можно было понять, что он принадлежал кораблю небольшому, скорее всего катеру. Но какому?

Подсевший к Шкаранде Василь пощупал флаг, словно надеясь найти отгадку. Осторожно, одним пальцем, коснулся флага и Ерикеев, все время молчавший. Последним притронулся к нему Иванов:

– Очень может быть, что наш. Капитан-лейтенанта убили, а матрос взял.

Шкаранда аккуратно сложил флаг, снова старательно спрятал:

– Чей бы ни был – все равно наш.

ХОРОША БЫЛА Б КАРТОШКА…

Наверху, в прогалинах между вершинами сосен, небо стало светлым. Теперь уже было видно – оно сплошь завалено недвижными серыми облаками.

Пора было продолжать путь. Но в какой стороне восток?

Шкаранда в раздумье сдвинул свою шикарную фуражку на затылок:

– Худо в этом сосновом море без компаса.

– Компас на каждой сосне растет. – Иванов показал: – Глянь: где на стволе ветки подлиннее – юг. Значит, левее – восток.

– Гарантируешь? – недоверчиво прищурился Шкаранда.

– Ты откуда родом?

– Из Ростова.

– Ты деревья, поди, только на бульваре видел.

– А ты из каких мест?

– Уральский.

– Ладно, веди, уральский! – милостиво согласился Шкаранда. – Под твою ответственность.

До опушки дошли довольно скоро. Впереди, почти до горизонта, лежали открытые взгляду поблекшие осенние поля. Через них тянулись рощицы и перелески. Ими удобно идти скрытно. Так и пошли.

Уже близко к полудню, пройдя стороной мимо трех деревень, но не завернув в них из опасения, что там немцы, остановились в логовинке, густо заросшей орешником. На черных ветвях его желтели еще не опавшие крупные овальные листья. Выше логовинки, по ее краям, чередой стояли молодые, еще в не разукрашенной осенью листве, березки. Место было укромное, для привала удобное. Развели, наломав сухих ореховых веток, маленький костерок, сложили в него всю картошку, набранную по пути, когда проходили мимо колхозного поля. Дожидаясь, пока испечется картошка, отдыхали, вытянув усталые ноги.

– Тихо как… – удивился Иванов. – Вроде и войны нет.

– В Шамордане зябь пашут, – вдруг проронил Ерикеев.

– Не начнись война, и ты нынче попахать успел бы.

Ерикеев ничего не ответил. Только глянул грустно.

А кругом стояла такая тишина, что и впрямь казалось – вокруг просто поля и перелески, а не земля, на которой хозяином уже враг. Правда, на всем пути с самого утра – а прошли не меньше, чем километров десять – пятнадцать, – не заметили никаких признаков немцев. Может быть, сюда, где нет больших дорог, они еще не добрались?

– Вот так потихоньку до фронта бы дотопать, – помечтал Трында. – И в распрекрасную темную ночь мимо немцев – к своим!

– В Севастополь, – добавил немногословный Мансур.

– Хотите на Черном послужить? – Шкаранда оттопырил большой палец. – Севастополь – во городок! Знали б вы…

– Знаем! – не дослушал Шкаранду Трында. – Служили.

– Так вы – с Чефэ?[9]9
  ЧФ – Черноморский флот.


[Закрыть] – обрадовался Шкаранда. – Корешки, значит! Я на крейсере «Красный Кавказ» служил. А вы?

Иванов и Трында ответили. А Ерикеев снова сказал:

– В Севастополь надо.

– Правильно, Мансур! – подхватил Трында. – Наше дело на кораблях воевать. Фронт перейдем – потребуем, чтоб на Черноморский отправили.

– Ты сначала перейди, – улыбнулся пылкости друга Иванов. – До Харькова если только – и то не близок свет.

А Шкаранда добавил:

– Да не наткнуться бы на гидру фашизма.

– А если прямо на Севастополь? Все одно по немецким тылам.

– Географию надо знать, дорогой товарищ Трында! – наставительно заметил на это Шкаранда. – На восток до фронта, я тебе без карты скажу, вдвое короче, чем на юг. К тому же на восток леса по дороге, а на юг степь голая.

– Боитесь, товарищ главстаршина? – не удержался, чтобы не поддеть, Василь.

– Не боюсь, а учитываю ситуацию. И перспективу. Может быть, наши скоро в наступление перейдут. Нам навстречу.

– От Севастополя тоже могут!

– Не мудри, Василь! – встал на сторону Шкаранды Иванов. – В Севастополь попасть через Харьков больше шансов.

– В пехоту еще больше! – вздохнул Трында. – Ладно, подчиняюсь большинству, коль нет начальства. – И, как бы в знак того, что разговор окончен, стал обгорелым суком нашаривать в костре картофелины.

– Не торопись, не вороши! – посоветовал Иванов. – Быстрее Испекутся.

– Рад бы… – Трында отложил сук, – да в нутре непрерывный сигнал бедствия.

– А ты закури, – посоветовал Шкаранда, шаря у себя в кармане бушлата. – Одна затяжка уносит секунду жизни, но зато равна одной калории.

– Мне калории в натуре бы…

– Могу только дымом. Угощайтесь!

Шкаранда щедро раскрыл вытащенный из кармана кисет.

Минутку-другую молчали, наслаждаясь куревом. Потом Иванов в раздумье сказал Шкаранде:

– Я вот все гадаю – чей это флаг у тебя?

– С малютки какой-нибудь. Вроде вашей «букашки».

– Не букашка! – неожиданно обиделся Ерикеев. – Бронекатер! Мало золота – дорого, большой – дурной!

– Чего? – не понял Шкаранда. Он еще не знал, что когда Ерикеев волнуется, то начинает путать русские слова.

– Мал золотник, да дорог, – уточнил Василь. – И еще: большая голова, а дурная.

Шкаранда благоразумно сделал вид, что сказанное не может иметь никакого отношения к его голове. Миролюбиво улыбнулся Ерикееву:

– Не серчай! Я малые корабли уважаю, хотя, конечно, ваш главный калибр – пуля, не то что у нас на «Верном»…

– А ты при самом главном калибре самый главный? – постарался не улыбнуться Иванов.

– Командир орудия. – Шкаранда вскинул бровью, из-под нее черным угольком глянул выпуклый глаз. – Знаете, как мы немцам давали? Куда рога, куда копыта!

– А ну, ну, расскажите, товарищ главстаршина, просветите нас, – попросил Трында.

– Вам бы так!.. – задетый его тоном, сверкнул глазами Шкаранда. – Под Кременчугом наш «Верный» один был, а у немцев на берегу танков штук шестьдесят.

– Шестьдесят? – усомнился Трында. – А может, больше?

– Не верите? – Глаза Шкаранды сделались еще более выпуклыми. – Шестьдесят! И все – по нас. Осколки в броню – как горох: брызь, брызь! Ну, а мы, комендоры[10]10
  Комендоры – артиллеристы корабля.


[Закрыть], знаем дело. Мой расчет пять танков расхлопал.

– Пять? А не больше? – опять самым серьезным тоном спросил Трында.

– Могли и больше. – Шкаранда сделал вид, что не заметил подвоха в вопросе. – Конечно, наковыряли и нам… Видали бы вы! Восемнадцать часов хода под огнем! Три раза нам флаг сбивали. Собьют – мы новый на гафель подымем, и дальше самый полный!

– А потом как? – полюбопытствовал Иванов. – И вы свой монитор затопили?

Шкаранда важно прищурился:

– Наш «Верный» с вашим «букариком» не равняй. Куда вам с пулеметиками против батарей? Вам одно оставалось – топиться.

– А тебе, – не стерпел Трында, – что на нашем месте осталось бы?

Шкаранда улыбнулся умиротворяюще:

– Успокой нервы. Мы раньше вас сухопутными стали. Возле Сухолучья. Немецкую переправу громили, а на нас – «юнкерсы». Фугаска, вторая! Хватило меня о пушку – дальше не помню. Пришел в разум – лежу в кустах. Надо мной наши – кто в тельняшке, кто без ничего. Спрашиваю: «А корабль?» Отвечают: «Амба». Вот как.

Шкаранда сокрушенно вздохнул:

– Эх, «Верный»! Вечная тебе слава!.. Да я вам, братцы, расскажу…

– Полундра! – привскочил Василь.

Все услышали: где-то недалеко все явственнее стучит мотоциклетный мотор.

Не сговариваясь, подхватили каждый свое оружие, бросились в глубь лощины, в гущу орешника. Когда пробежали довольно далеко, услышали в той стороне, где остался костер, две-три коротких автоматных очереди. Однако они быстро стихли. Шкаранда, бежавший впереди остальных, первым остановился, тяжело переводя дух. Его круглое лицо раскраснелось.

– Во, хлопцы! – Шкаранда отер тыльной стороной ладони пот со лба, поправил фуражку. – И откуда здесь немцы взялись?

– Лопухи мы! – сплюнул Иванов. – Заслушались тебя, не смотрели, что костер дымит.

– Здравствуйте! – Шкаранда озадаченно развел руками. – Оказывается, я виноват?

Издалека донесся глуховатый звук удаляющихся мотоциклов.

Подбежал Трында, на минуту исчезавший куда-то.

– Я смотрел! Два немца. Мотоциклы наверху оставили, а сами – к нашему костру. Уже уехали. Дорога с километр отсюда.

– Вот какая ситуация! – удивился Шкаранда.

– Нет, лопухи мы, лопухи! – не мог успокоиться Иванов. – Расселись как дома. Дороги не заметили, и наблюдателя не выставили. Дали бы нам те немцы картошки!

– Она ж сгорит, пока тут балакаем! – спохватился Трында и побежал обратно к костру. Все поспешили за ним – чувство опасности отступило перед голодом.

Костер догорал. Увы, вся картошка превратилась в уголь…

Возле костра Иванов подобрал крохотный золотисто-зеленоватый блестящий цилиндрик – гильзу от патрона немецкого автомата. Повертел в пальцах:

– Ездят, охотятся за людьми. А мы по своей земле тайком… Как зайцы бегаем! В тяжком сне такое раньше не приснилось бы! – и зло метнул гильзу в еще не остывший жар костра.