Текст книги "Пожиратели гашиша"

Автор книги: Юрий Гаврюченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Привет, – сказал я.

– А, здорово, – обрадовался компаньон. – Ты куда пропал?

– Ездил навестить общего знакомого.

– Ну и как он?

– Не шибко хорошо.

– Есть трудности?

– Можно сказать и так. – Я старательно избегал конкретики, телефон штука ненадежная. – Нам надо встретиться.

– Ну давай, – согласился приятель. – Где?

– Там, где ты раньше жил, – намек на мою квартиру.

– Аг-ха, – поразительно быстро врубился Слава.

– Смотри, чтобы тебя не пасли.

– Духи? – спросил он.

– Духи.

– Лады, – погрустнел Слава. – Через час буду.

Вероятно, известие об активизации хашишинов его не вдохновило. Я не без интереса проводил глазами Маринкины бедра, когда она проскользнула мимо меня в спальню. Полчаса у нас всяко есть, ехать oтсюда недалеко... Но потом передумал. Ну ее к дьяволу, лучше я "Ниву" посмотрю, масла, опять же, долить надо. Много жрет, надо мастера навестить, чтобы посмотрел, в чем дело. Может быть, надо маслосъемные колпачки поменять или еще что-либо.

Да и на авторынок смотаться не помешает – купить канистрочку шелловского продукта. Машину я предпочитал баловать качественными фирменными прибамбасами – не вандал все-таки, чтобы заливать в нее отечественную дрянь, хотя она на это рассчитана.

Приняв окончательное решение, я встал с кресла и пошел в прихожую.

– Ты уходишь? – разочарованно спросила Марина.

Неужели неясно?!

– Я еще сегодня приду, – заверил я любопытную женщину, накинул куртку и вышел.

Марина раздраженно заперла за мной дверь.

"Правильно ли я с ней поступаю? – думал я, спускаясь по лестнице. Марина ведь меня ждала, волновалась. Мама ее напугала. Жалко девочку, надо быть поласковее".

На секунду мне захотелось повернуть назад, отменить встречу со Славой и утешить жену, но я опомнился и отбросил прочь эту мысль.

У подъезда я без удовольствия обнаружил свою машину зажатой между микроавтобусом "судзуки" и обтекаемым черным мотоциклом, "хондой", кажется. Ни вперед ни назад было не сдвинуться, разве что переставить мотоцикл или отпихнуть автобус, если только на нем не включена скорость. Что за уроды, прости Господи!

Я подошел ближе и заметил, что за рулем "судзуки" кто-то есть. Человек выбрался наружу, еще один вылез из салона через боковую дверь.

– Слушай, друг, – попросил я водителя, – убери тачку, мне выехать надо.

– Вы Потехин? – спросил второй – вполне интеллигентного вида молодой мужчина в длинном черном плаще.

– А вы кто? – Я сунулся в карман за Кинжалом и краем глаза увидел еще двоих, быстро приближающихся ко мне.

Углядев в моих руках нож, мужчина криво улыбнулся, откинул полу и вытянул длинный полутораручный меч.

– Вам бы лучше не двигаться, – сообщил он.

Я хмыкнул в ответ и начал пятиться, выставив перед собой обнаженный клинок. Это были явно не хашишины, но кто? Еще одни "наемные рабочие" де Мегиддельяра или... кто у нас ходит с мечами – тамплиеры какие-нибудь, типа Гоши Маркова, царствие ему небесное? Им нужны Предметы Влияния, но я их не отдам. С другой стороны, что я могу сделать? После вчерашнего всплеска я чувствовал себя кувшином, из которого вылили воду, поэтому оставалось лишь скалиться, угрожать, да пытаться заскочить в парадное и удрать в квартиру.

– Давайте не будем ссориться, ребята, – принялся уговаривать я. Давайте жить дружно...

– Давай, Леопольд, давай, – послышался сзади спокойный, чуть насмешливый голос.

Я оглянулся и увидел мужика с раскосыми казахскими глазами, который поигрывал коротким широким мечом. Стоящий рядом невысокий кряжистый боец смахивал на грека. Как они успели зайти мне за спину, я даже не заметил. А что, если бы он этой хренотенью мне да по башке?

– Давайте разойдемся... – в последний раз предложил я.

– Вам лучше самому снять эти сарацинские штуки, – оборвал меня мужчина в плаще. Острие меча вдруг основательно вдавилось мне в бок.

Единственное, что я мог сделать, это оскалить зубы и громко зашипеть. Мысленно я проклял себя за то, что поспешил расстаться с БОЛЬШОЙ. Тэтэшник сейчас бы не помешал.

– Давайте не будем устраивать побоище, – примирительно сказал мужчина, и, вероятно, эти слова послужили сигналом, потому что остальные трое тут же накинулись на меня. Один схватил за горло, двое за руки, мужчина сунул меч в ножны и отобрал Кинжал.

– Вещи должны быть там, где им подобает быть, – туманно пояснил он, стаскивая с пальца Перстень.

Я безучастно наблюдал, как с запястья снимают Браслет, а из внутреннего кармана извлекают ножны. Когда меня отпустили, я продолжал ровно стоять на ногах, чувствуя себя разбитым и окончательно опустошенным. Почему-то вмиг исчезла цель моей жизни, ускользнула безвозвратно, и вспомнить ее не было никакой возможности. Я тупо смотрел, как человек в плаще рассовывает по карманам то ли части моего тела, то ли что-то не менее мне дорогое, бывшее некогда таким родным и близким.

– Гляди, что с ним!

Голос послышался со стороны. Кто-то говорил, но я не видел кто.

– Побелел весь и молчит.

– Хай, ты в норме, братан?

Меня тронули за рукав. Я медленно повернул голову и увидел мужчину с раскосыми азиатскими глазами. Где-то я его видел, но где, не помнил – в памяти образовался провал.

– Как он, Басурман?

Мужчина нетерпеливо дернул плечом. Очевидно, обращались к нему. Значит, он и был басурманом.

– Ты в норме? – повторил он.

– Что со мной? – промямлил я.

Творилось что-то странное, а что, я не понимал.

Почему-то я оказался во дворе Маринкиного дома, когда должен был находиться на берегу речки в компании Славы и Ксении. Как я здесь очутился, я не знал. Вероятно, сотворил нечто необычное, если мной заинтересовались прохожие. Я даже не мог понять, пьян я или нет.

– Мне надо домой, – произнес я. – Отведите меня домой.

– Помогите ему, – кинул мужчина в черном плаще, словно приказал.

Человек басурманского вида и крепыш, похожий на грека, взяли меня под руки и повлекли к парадному. Я постарался не обращать внимания на широкие ножны, болтающиеся на поясе у одного из спутников, и сосредоточился на том, как добраться до двери. Мне помогли зайти и положили на диван. Маринка оказалась почему-то дома, хотя должна была вместе со Славой и Ксенией торчать на речке. Неужели не помню, как ее привез?

– Что со мной? – простонал я.

– Ты переутомился, – шепнула Марина. Какая-то теплая жидкость капнула на щеку, и, приглядевшись, я понял, что она плачет.

Мы остались одни. Люди, бывшие в комнате, ушли.

– Ничего не помню, – пожаловался я.

Марина тихо опустилась на колени и поцеловала меня мокрыми губами. Ее волосы упали на мое лицо, окружив его плотным шатром, под ними сразу сделалось жарко.

– Как долго я был без памяти? – проявляя чудеса сообразительности, спросил я.

Проснулся я с больной головой. Впрочем, не от того, что спал днем, а потому что даже во сне мучительно пытался вспомнить, что со мной было.

Но так и не вспомнил, и это и вызывало боль.

Когда я заворочался и заскрипела кровать, голоса, доносящиеся из другой комнаты, смолкли и в спальню вошла Марина, а следом за ней – Слава.

– Здорово, Илья. – Славина ладонь замаячила в воздухе.

Я приподнялся и сел на край, вяло пожал протянутую лапу.

– Ну, рассказывай, что с тобой приключилось?

– Не помню. – Я действительно не помнил, и это раздражало. – Кажется, стало плохо на улице. Люди домой привели.

– То есть вообще ничего?

Я покачал головой.

– Здорово! – Слава переглянулся с Маринкой. – Похоже, что тебя каким-то психотропом долбанули, может, из баллончика нервно-паралитическим газом опрыскали.

– Зачем? – не понял я.

– Шваркнули тебя, – растолковал Слава, указывая почему-то мне на руки. – Браслет сняли, перстень. Где они?

Я недоуменно посмотрел на свои грабли. Что-то друг путает. Украшения я из принципа не носил и чего-либо на этот счет даже отдаленно не припоминал.

– Какой браслет? – удивился я.

– Ну, этот... царский твой. Мы его у испанцев вместе с кинжалом забрали.

Снова пришла моя очередь изумляться.

– У кого забрали?!

– У испанцев,– вскинул брови Слава. – У этого, Мегиддельяра твоего.

"Это он о предметах Хасана ас-Сабаха, – похолодел я. – С другими кинжалами и браслетами, кроме тех, что продали Алькантаре, нам иметь дела не доводилось. Но как они попали ко мне?"

– Я что-то не понял... – начал я, но Слава перебил: – То есть как не понял?! Как груз из реки вытаскивали, помнишь?

– Да, конечно, – обрадовался я. – Мы оттуда все рыжье извлекли, ты еще бомбу смастерил и автобус раскурочил.

– Агха, – с облегчением вздохнул Слава. – Хоть что-то. Валяй, дальше вспоминай. Приехали мы в Питер, поделили, ну?

Я с напряжением потер лоб. Как мы извлекали ящики из затопленного микроавтобуса, я припоминал, вкус глины во рту забыть было невозможно, а дальше все покрывалось туманной дымкой. Последнее, что мне удалось воскресить, была сцена с открыванием контейнеров, а потом был провал. "Доктор, у меня провалы в памяти. – И давно они у вас? – Кто? – Провалы. Какие провалы?!"

– Не помню! – заявил я.

– Вот, блин, – всплеснул руками Сяава, – здесь помню, здесь не помню, джентльмен удачи хренов!

– Ну что я могу поделать, – пожал я плечами.

– Типичная амнезия, – поделился госпитальным опытом подельничек. Точняк, чем-то тебя обработали.

– Дальше-то что было? – спросил я, терзаемый нехорошим предчувствием. Что за история с испанцами?

– Ты у них драгоценности отобрал, – ошарашил Слава со свойственным ему Простодушием. – Мы с тобой устроили налет на их контору. Мегиддельяр тебе все сам отдал, из сейфа вынул, а ты все выставлялся крутым и сразу же браслет на руку надел.

– Так, – уронил я и постарался сосредоточиться. Славе я верил и не верил одновременно. С одной стороны, я не зная, произошло ли сказанное на самом деле, а с другой стороны – ну не мог я совершить такую чудовищную глупость! – Дальше что было?

– Дальше, – Слава поскреб щетину, – дальше ты совсем охуел, стал круче тучи и начал грузить про какого-то вождя, а на другой день мы к твоему стукачу поехали. Ты ему дал волыну почистить, чтобы на ней пальчики остались.

– А потом?

– Че потом? Забрали и уехали. Ствол ты в пакет положил, чтобы следы сохранились, все по науке.

– И что мы сделали с Лешей дальше? – завернул я кореша на прежнюю тему, чтобы он продолжал. Приключения, которыми одаряла меня жизнь, становились все интереснее.

– Я почем знаю? – пожал он плечами. – Два дня тебя не было, вчера тебе звонил, но не застал, а сегодня с утра ты сам брякнул, назначил встречу у тебя дома и не приехал. Я ждал-ждал, потом Марине позвонил, вдруг ты че, как там... задержался. Да, в самом деле, – он кивнул на Маринку, – дома спишь, принесли тебя какие-то мужики.

– Ты плохо выглядел с утра, – вмешалась Марина. – Мама звонила, беспокоилась, что ты заболел. Прошлую ночь ты у себя дома провел и ее не отпустил.

Вот, значит, прибавился еще один свидетель моих диковинных похождений, на сей раз мама.

Каким образом я впутал ее и где (а главное, как вчера колобродил), по-прежнему оставалось загадкой.

– Ладненько, уважаемые дамы и господа, – резюмировал я, – давайте вспоминать, кто из вас при каких обстоятельствах меня видел и о чем со мной говорил.

Совместными усилиями мы частично восстановили события минувшей недели в правильном хронологическом порядке. За точку отсчета был избран последний момент, который я помнил, – как мы вскрывали ящики у реки. Дальше начинался полный провал, во время которого я успел немало чего натворить.

Вернувшись в Питер, мы поделили добычу, затем Слава с Ксенией убыли домой, а я, выгрузив походное снаряжение, надолго заперся в ванной. Чем я там занимался, Марина сказать не могла, сама она в это время возилась с золотишком. В тот вечер я, по ее утверждению, ничем особым не занимался, разговаривал с кем-то по телефону, потом пошел спать. События следующего дня остались полной загадкой, поскольку я уехал куда-то, забрав все рыжье, и вернулся достаточно поздно, зато день третий был наполнен самыми абсурдными поступками. Начал я с того, что рассказал Славе, как нас использовали втемную испанцы, и уболтал наехать на "Аламос". Застращав бедного Мегиддельяра, мы вернули раритеты, причем браслет я сразу же с гордостью нацепил на руку, на которой уже был перстень шейха аль-джебеля, найденный в микроавтобусе хашишинов. На обратном пути я объявил, что предметы являются для меня не самоцелью, а средством, предназначение которого я не потрудился объяснить. Дома я почему-то здорово напугал Маринку, как она выразилась, "внешним обликом", и долго торчал в спальне, сжимая в руках кинжал ас-Сабаха и бормоча под нос. На другой день я заявился к Ксении домой без предварительного звонка, что было совсем для меня не свойственно, долго угрожал Славе коварными интригами против нас .и вообще вел себя как сумасшедший царек. Цель заклинаний сводилась к тому, что надо немедленно обезопасить себя от "слива" обэповским структурам информации, касающейся моего ТТ. Мы смотались к Есикову, удачно отловив его на выходе, и заставили почистить волыну, после чего Слава отвез меня к Маринке и больше не видел. Два дня я безвылазно сидел дома, а вчера умотал куда-то на "Ниве" и вечером бегал встречать маму, уговорив ее не ходить ночевать на старую квартиру. Сегодня утром я заявился в совершенно жутком состоянии, без повода вспылил и обидел Марину, позавтракал и ушел, но через пять минут меня принесли два молодых человека, внешность которых Марина с перепугу не запомнила. Судя по всему, я тяжело заболел.

Неприятно осознавать, но на фоне всего происшедшего выглядел я действительно бледно. О моем -"внешнем облике" и говорить нечего: всклокоченные волосы и горящие глаза, которые я увидел в зеркале, даже самого беспристрастного наблюдателя навели бы на мысль о душевном недуге. Впрочем, глаза горели от титанического напряжения памяти – куда я спрятал вторую часть золота, было непонятно. А благородного металла в последней партии оказалось ой-ей-ей сколько, чуть ли не на миллион. Долларов, разумеется. Слава назвал мне вес своей половины, отчего мне вмиг поплохело. Куда я мог деть такую прорву – ума не приложу, но явно не в одну ночку. Профессиональные навыки должны были сказаться в любом состоянии, я уверен, тайников было два или три. О тех, которые я заложил в первый заход, я помнил хорошо, и не мешало бы их навестить, вдруг я туда довложил, но надежды на это было мало – вряд ли я стал бы рисковать, увеличивая и без того большой объем.

Нет, мне свойственно делать много мелких хранилищ – уж это я знал наверняка.

Я тяжко вздохнул. Вот так и становятся кладообразователями! "Обретенное же сокровище, ископав яму глубоку и тамо влож, и засыпа, еже от дней тех и доныне никто не севесть идеже сокровенно есть". Лет через двести потомки будут гадать, зачем понадобилось прятать так много золота и что случилось с его бывшим владельцем. Романтические версии начнут выстраивать – не иначе как разбойник с большой дороги, которого власти справедливым судом порешили. Только никому не придет в голову, что я самым тривиальным образом о них забыл.

Слава меня не утешал, да и Маринка помалкивала. В конце концов, той, первой, добычи нам хватило бы на долгую жизнь в достатке, однако мне было обидно, даже невозможно вообразить как! Я мучился, ломая голову, но ничего нового придумать не смог: память о прошедшей неделе как ножом отрезало. Единственное, что я понимал совершенно точно, – глупостей, допущенных в отношении Есикова и испанцев, мне не простят.

Встреча была неожиданной. Тахоева как молнией ударило, и он приостановился, поворачивая голову вслед прошедшей мимо женщине. Она тоже обернулась. Они мгновенно узнали друг друга.

– Здравствуй, Ксюша, – проговорил Борз.

– Здравствуйте, Руслан Мовлитович, – тихо произнесла женщина.

В древнем мире все дороги вели в Рим, но теперь они, похоже, состыковались в Санкт-Петербурге.

Сколько лет прошло – и на тебе: Ксения, медсестра из афганского госпиталя, сама шла навстречу. Воистину мир тесен.

– Зачем по отчеству, – сказал Борз, крепко обнимая ее своими большими волосатыми руками.

Медсестра поплыла, ее женская намять хранил а. о прежних годах совместной работы очень много хорошего. Прохожие, торопившиеся но своим делам, деликатно обходили эту странную пару, некоторые про себя улыбались.

– Больше не буду. – Она всхлипнула у него на груди и, уже не обращая внимания на окружающих, во весь голос разрыдалась.

Борз покорно вздохнул.

– Все хорошо, Ксюша, – заверил он.

– Конечно хорошо, – Ксения успокоилась, ее руки жадно гладили широкую, затянутую в черную глянцевую кожу спину Тахоева. – Руслан, Руслан...

Улица словно перестала существовать для них, оставшихся наедине в своем мире. Борз торопливо шагнул к краю тротуара и поднял руку. Машина остановилась почти сразу. Тахоев распахнул дверцу и назвал свой адрес.

– Как ты изменился, – сказала Ксения. Они лежали в развороченной постели и разговаривали. Ксения курила. Сбитое одеяло покрывало их ноги, в кресле, подобно огромному коту, свернулось покрывало. – Ты теперь так жутко воешь, когда кончаешь.

– Контузия, – как бы нехотя признался Тахоев. – В Степанакерте попал под взрывную волну. В моменты сильного возбуждения меня иногда клинит.

– Бедненький, – погладила его Ксения, – но ты так больше не вой, ладно?

– Постараюсь, – пообещал Борз, – а ты крест все же не забывай снимать, ладно?

Крестильный серебряный крестик на золотой цепочке едва не послужил причиной срыва. Увидев его, Борз не сумел заставить себя прикоснуться к телу подруги, пока она, не помня себя от страсти, не сорвала украшение, и Руслан тут же перестал ее бояться.

Ксения по-собачьи вздохнула и положила голову Руслану на грудь. Она не хотела думать о своем женихе, когда рядом лежал ее единственный и понастоящему любимый человек. Славу, успевшего за короткое время фантастически разбогатеть, она уважала, но не более того. Тахоев же воскресил в ее душе давно забытое чувство духовного единства, когда с милым рай даже в шалаше, не говоря уже об отдельном "модуле", в котором они жили при госпитале. Там она и поверила в иллюзию семейного счастья, которую сама же и создала, пока ее не отправили в Союз, а Тахоев не затерялся в зонах локальных конфликтов. В Харькове жизнь не заладилась. Низкая заработная плата и наступившее вскоре всеобщее обнищание заставили ее сняться с насиженного места и отправиться на поиски удачи в Ленинград, к тетке, которая доживала свой век в однокомнатной квартире. Унылое и тягостное существование продолжалось до прошлого года, пока тетка не отдала концы, и, поскольку прямых наследников у нее не было, жилплощадь полностью отошла Ксении. Впрочем, жизнь это особенно не улучшило, так как зарплата старшей медсестры позволяла разве что не помереть с голоду. Подходящих кандидатов в мужья было днем с огнем не сыскать, и детьми обзаводиться она не спешила, отдавая себе отчет в том, что два рта будет попросту не прокормить.

Серая полоса однообразия продолжалась до тех пор, пока однажды в коридоре ВМА она не столкнулась нос к носу с бывшим своим поклонником, боевым офицером, отчаянно клеившимся много лет назад в госпитале. Встреча эта в корне переменила всю ее жизнь. Слава разыскал ее снова и с ходу предложил выйти за него замуж, обещая в ближайшем обозримом будущем золотые горы. Поверить ему было трудно, поскольку он недавно освободился из мест заключения, но, что самое удивительное, все его посулы вскорости начали исполняться. Слово свое Слава держал крепко, и это предрешило исход -г они подали заявление в загс.

Впрочем, заявление – это еще не штамп в паспорте. Ксения решила, что поторопилась и свадьба с офицером-афганцем, скорее всего, не состоится.

Жаль обижать своим отказом Славу, но Руслана она хотела удержать любой ценой. Второй такой случай ей уже никогда не представится.

Борз слушал ее воркование, с вожделением глядя на шею. Под кожей проступал крупный пульсирующий сосуд, наполненный густой и горячей кровью. Он едва сдерживался, чтобы со звериным рычанием не впиться в него зубами. Захлебнуться в этом бодрящем и вкусном фонтане – вот чего ему хотелось по-настоящему, а не выслушивать болтовню о семье и детях. Неожиданно Ксения подняла на него глаза.

– Ты чего?

– Так бы тебя и съел, – с жаром произнес Борз, но Ксения расценила его признание по-своему. Она гортанно рассмеялась и обвила его ногами.

Потом долго лежали молча, глядя в потолок.

Наконец Ксения вновь заговорила. Ей надо было многое еще рассказать, чтобы как можно крепче привязать его к себе. Она не хотела и боялась расставания и решилась использовать главный козырь.

Нет никого целомудреннее только что трахнувшегося мужчины, поэтому Тахоев сумел сохранить на лице выражение невинности и безмятежности, хотя внутренне он жадно потирал руки и жадно скалился.

Речь шла о золоте. Его было много.

Тахоев весь превратился в слух.

– Мамочка-мама, прости, дорогая, что сынапридурка на свет родила, воскликнул я, обхватив в отчаянии свою бестолковую голову.

Положение было аховое. Разговор с мамой только добавил тумана в историю моей крайне загадочной деятельности. Каким-то непонятным образом за минувшую неделю я ухитрился перессориться со всеми своими знакомыми разом. На лестничной площадке старой квартиры обнаружили пять трупов, а голубой "фольксваген-пассат", который я увидел у парадного, когда заезжал к маме, подсказал, чьи это были трупы. Настойчивость, с которой я удерживал маму у себя дома, наводила на мысль, что я имею к бойне какое-то отношение, но какое именно, узнать не представлялось возможным. Неужели я опять пустил в ход свой и без того уже "мокрый" ТТ?

Сколько же я на эту "дуру" навесил! И главное, куда я ее дел?! Обшарив свою, Маринкину и мамину квартиры, перетряхнув "Ниву", я так и не добился положительного ответа. Черт знает, может быть, просто на улицу выкинул ведь башня съехала напрочь – или опять Леше отвез? Но Есикову было не дозвониться, а когда приехал к нему, обнаружил опечатанную милицией дверь. Этого еще не хватало, неужели я и его грохнул? Слава, который ездил теперь все время со мной, не отпуская одного ни на шаг (вдруг опять планка ненароком соскочит), допустил такую возможность. Час от часу не легче.

Сотовый телефон тоже исчез. На всякий случай я связался с Марковым и неожиданно нарвался на грубость: мол, за "Бенефон" спасибо, а более нам разговаривать не о чем. Попытка пролить свет на содержание нашей предыдущей беседы успехом не увенчалась – Борис Глебович просто повесил трубку. Вот те на! В офис "Аламоса" я даже звонить не стал.

Подводя итог нашей бурной деятельности, можно было с уверенностью сказать, что я прочно встал на свой смертный путь. Такие фокусы, что были сотворены с испанцами, в современном деловом мире, увы, не прощаются, поэтому наказан я буду строго и, по всей вероятности, скоро. Слава был того же мнения и посоветовал притыриться куда подальше, авось со временем все уляжется. Я же вовсе не был таким оптимистом и предпочел поиски иного варианта решения проблемы. Конфликт с Алькантарой надо было гасить, причем гасить срочно, пока они сами меня не нашли и не потребовали какую-нибудь неустойку или компенсацию расходов за розыск, до кучи. Я был даже согласен вернуть им двести тысяч за украденные раритеты, но сомневался, что этим все ограничится: золото хашишинов, наводку на которое мы получили со Славой бесплатно, было вознаграждением за риск, связанный с добычей последнего предмета из комплекта символов власти, а теперь этот вопрос мог быть рассмотрен совсем под иным углом. Словом, куда ни кинь, всюду рисовался печальный финал.

– Повинную голову меч не сечет, – спросил я, – как ты думаешь, Слава?

– Еще как сечет, – осклабился кент. – Задумал чего?

– Не вижу иного выхода, – заключил я, объясняя свое понимание сложившегося положения. – Лучше взять инициативу в свои руки. Тебя, впрочем, не неволю – ты человек семейный...

– Обижаешь, – поморщился Слава. – Ты, Ильюха, совсем, видать, долбанулся, – он выразительно покрутил пальцем у виска.

– Все может быть, – обрадовался я. – Тогда поехали.

"Волга" быстро домчала нас на Миллионную улицу. У офиса свободного места не оказалось, и мы припарковались метрах в десяти от него. Закрыли машину и пошли сдаваться на милость победителя. Сдаваться, однако, было преувеличением, мы шли договариваться. По-мирному. На тот случай, если по-мирному не получится, Слава имел при себе "кольт" – аргумент достаточно весомый в любом споре. Вообще-то корефан таскал его на случай непредвиденных осложнений с хашишинами, которых вполне можно было встретить на улицах – в этом плане Петербург город маленький. В отличие от незабвенного Гоши Маркова, Слава иллюзий относительно ритуального оружия не питал и настроение для переговоров имел самое боевое.

Впрочем, испанцы ему ничего плохого не делали, и я надеялся, что без повода палить он не станет.

Дверь "Аламоса" открылась перед самым носом.

Хенаро Гарсия широким жестом швейцара выпускал заместителя управляющего, который не успел затормозить и ткнулся лбом прямо в грудь Славе.

– Добрый день, – улыбнулся я.

Оба сеньора оторопели. Затем Эррара что-то быстро сказал, и Гарсия, вмиг посерьезнев, ткнул руку куда-то за спину, задирая пиджак. Вероятно, хотел достать калькулятор для окончательных расчетов с клиентами фирмы, но я постарался не создавать взрывоопасных ситуаций.

– Мы к господину де Мегиддельяру, – затараторил я, оттесняя Славу, который тоже запустил лапу под куртку, – у нас к нему срочное и неотложное дело.

Эррара внимательно оглядел мои руки, ожидая, вероятно, обнаружить перстень или браслет (а может, и кинжал), но не нашел и окончательно запутался.

– Господин управляющий здесь, – сказал он на свой обычный манер. – Вы подождите, я доложу.

Он ушел, а мы остались в вестибюле под присмотром Гарсии, который так и не понял – за друзей нас принимать или за врагов.

– Пройдите, – объявил Эррара.

Мы вошли в кабинет управляющего, Хорхе Эррара двинулся следом, но приказ Мегиддельяра заставил его дать задний ход. К разговору помощник допущен не был.

– Здравствуйте, – смиренно произнес я. Разговаривать в таком ключе с деловыми партнерами было непривычно.

Франсиско Мигель де Мегиддельяр внимательно изучал нас пронзительно черными глазами.

– Здравствуйте, – холодно произнес он. – С какой целью вы на этот раз пришли?

– Э... получилось не совсем хорошо, – начал я и запнулся. Получилось-то в самом деле хуево, настолько, что даже словами не передать.

– Что вы предлагаете? – сразу перешел к делу испанец.

– Я готов компенсировать ваши расходы за утраченные реликвии, – выпалил я и затылком почувствовал, как мое заявление покоробило Славу.

Что за глупость я несу, не так беседу надо начинать, не так! Ну, сейчас на нас навешают долгов... Я приготовился к самому худшему, в кабинете повисла гробовая тишина.

– Нас не интересуют деньги, – вкрадчиво сообщил де Мегиддельяр.

Слова прозвучали как приговор.

Это и был приговор. Я понял, что нас отсюда не выпустят. Сейчас явится Хенаро со своей "расчетной машинкой"... Я вспомнил Эррару, целящегося в меня из "дезерт игл" в больничной палате. Точно не выпустят. Даже Слава не поможет – у него "калькулятор" слабоват, только для предварительных расчетов и годится, а у испанцев вполне потянут для окончательных. Окончательных и бесповоротных. Ну что за идиотство – сами сунули голову черту в пасть.

– Нас интересуют только Предметы Влияния, – нарушил тишину де Мегиддельяр. – Вижу, их у вас нет.

– Я не помню даже, как их у меня забрали, – прокаркал я, так как спазм от волнения сжал мое горло.

Ответ Мегиддельяра меня ошарашил.

– Зато знает чуть ли не весь город. – Впервые в его голосе прозвучало раздражение. – У вас их отняли новые тамплиеры, и теперь Предметы находятся в их руках!

Новые тамплиеры! Гоша Марков... Надо полагать, есть еще и старые, а он к каким принадлежал?

А Мегиддельяр обиделся – очевидно, утрата Предметов явилась для него позором. Чем смывается позор?

– Что мы можем сделать? – спросил я, дабы побыстрее прояснить ситуацию.

– Вернуть Предметы, – жестко ответил испанец. – Выкупить их у тамплиеров или отобрать – дело ваше. Получить прощение перед Орденом Алькантара можно лишь через возвращение всех трех Предметов. В противном случае вас найдут и убьют как позорных ассасинов и на небе вы не получите успокоения!

– Хорошо-хорошо, – заверил я разбушевавшегося приора, – возвращать утерянные сокровища стало нашим хобби. Как нам связаться с этими "новыми тамплиерами"?

Испанец помолчал, наливаясь кровью. На мгновение мне показалось, что его хватит апоплексический удар, но "вывеска" из синюшной вновь стала багровой, и я понял, что опасность миновала.

– Записывайте телефон, – произнес де Мегиддельяр. – Это номер местного штаба филиала Ордена. Имя пресвитера – Фридрих Готтенскнехт, он немец. С ним вы оговорите интересующие вопросы.

– Си, сеньор, – сказал я по-испански, заметив, что от волнения Франсиско де Мегиддельяр начал говорить с заметным акцентом. – Грациас, грациас!

Беседа с главой "Санкт-Петербургского Дома Ордена Новых Тамплиеров" (все с большой буквы) оставила весьма двойственное впечатление: либо занимались тут не тем, чем намечалось изначально, либо мне вешали лапшу на уши, дабы не посвящать постороннего в курс дел строго служебного характера. Пресвитер оказался немного запуганным немцем интеллигентской наружности, которого с первого взгляда можно было принять за директора библиотеки, каковую должность до переезда в Россию он, кстати, и занимал в небольшом курортном городке Баден-Баден. Зато команда у него подобралась самого разбойничьего вида. Разговаривали мы достаточно долго, чтобы я смог выудить у них кое-какие детали, позволившие составить об этих "братьях" некоторое представление.

Каноника – самого старшего после пресвитера в этой четверке – называли иногда Шурой, но, как я понял, обращаться друг к другу в присутствии посторонних они предпочитали по кличкам. Погоняло у него было Истребитель, что вызывало поначалу вполне объяснимую параллель с самолетом, но чуть позже я догадался соотнести ее с библейским ангелом, которого Господь послал истребить не признававших Его среди своего народа. Шура был когда-то гуманитарием-романтиком, учителем литературы и русского языка в средней школе, но, встав на путь служения Ордену и кормясь крохами, подкидываемыми пресвитером, он морально окреп в борьбе и духовно закалился. Как символ своей железной воли он повсюду таскал с собой обоюдоострый меч, даже не подозревая о наказании за ношение холодного оружия. Впрочем, после Гоши меня такими выкрутасами было не удивить, и я воспринял его причуду вполне благосклонно. Коли уж он такой весь из себя рыцарь, то меч ему просто необходим. Чем бы дитя ни тешилось...