Текст книги "Пожиратели гашиша"

Автор книги: Юрий Гаврюченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Для пресвитера это было очень важно. Ладыгин оставался пока единственным спонсором его Дома Ордена Новых Тамплиеров, который Готтенскнехт основал в Петербурге. До этого Фридрих был каноником в Баден-Бадене и очень долгое время мечтал подняться на следующую ступень. Накопив немного денег, он переехал в Россию и поселился в Санкт-Петербурге, организовав филиал ОНТ и заняв более высокий пост пресвитера. Чтобы быть официально признанным Орденом, необходимо было набрать минимальный штат, и вскоре это удалось. Помимо пресвитера в Доме было четверо братьев, из которых, правда, один был евреем, другой – греком, а третий – наполовину азиатом, но выбора у Готтенскнехта не было – членство в ОНТ зиждилось на чистом энтузиазме. Ладыгин же, хотя и отказался вступать в рыцари, а предпочел находиться в разряде Друзей Новых Тамплиеров, с раннего детства был увлечен готической геральдикой и обрядами, подтверждая интерес небольшими субсидиями на празднества вроде Дня летнего солнцестояния и, что гораздо более существенно, оплачивая радиотелефон Истребителя бескорыстного служителя правого дела, самолюбованию которого Готтенскнехт потакал, как мог. Поэтому пока дела ТОО "Мидас" шли нормально, пресвитер не опасался остаться без гроша в кармане.

Орден Новых Тамплиеров был основан в 1907 году Иоргом Ланцем фон Либенфельсом, который на свои деньги приобрел замок Верфенштайн в Австрии, расположенный в окрестностях городка Грейна. Живописный замок до сих пор стоит на краю отвесной скалы на берегу Дуная в деревне Штруден и является штаб-квартирой Ордена. В отличие от классического Братства воинства Храма Гуго де Пайна и Ордена Строгого Повиновения Готтхельфа фон Хунда, Новые Тамплиеры придерживались арио-христианского вероисповедания и вели войну со слугами Зла, несущими наркотический яд в страны Европы для уничтожения арийской расы. Делалось это способом более действенным, нежели либеральные методы испанской Алькантары, о функционировании которой в Санкт-Петербурге Готтенскнехт был хорошо наслышан. И врагов своих он знал неплохо. Само название их секты – хашишины – говорило о том, кому принадлежат ее боевики: ассасины-убийцы, потомки сарацинов, чьи орды противостояли крестоносцам. Их предназначение – нести смерть цивилизации и ввергнуть Мрр во мрак исламского фундаментализма. Тому примером явился Афганистан, где воцарилось средневековье и через который пролегает Великий Опиумный путь, ведущий исток от огромного наркорынка у озера Зоркуль. И поскольку открытая конфронтация со странами НАТО для азиатов пока невозможна, они пускают в ход скрытое оружие – гашиш и героин, чье действие проявится на здоровье нации далеко не сразу, но зато гарантированно приведет к вырождению белых людей, последние из которых станут рабами, когда освободившиеся территории начнут заселяться мусульманами. Этого опасался Готтенскнехт, а вместе с ним и четверо местных единомышленников.

Поскольку похититель обещал поддерживать связь ло домашнему телефону Ладыгина, весь отряд, за исключением Гоггенскнехта, перебрался к Альберту Николаевичу. Большая четырехкомнатная квартира, в которой не находила себе места почерневшая от горя супруга гендиректора, на время превратилась в оперативный контртеррористический штаб. Тамплиеры сидели в гостиной и ожидали звонка. Все они были крайне раздражены действиями вымогателей и горели желанием расправиться с этими выродками.

– Зверье! – выругался Басаргин, глубоко затягиваясь сигаретой.

Выросший в Караганде, в дворовой шайке таких же, как он, детей ссыльных и зэков, Басурман с малых лет впитал понятия и установки блатного мира, а они запрещали переносить разборки на членов семьи. Столкнувшись с выходкой "отморозков", он кипел от злобы, облегчая душу отборными матюгами.

– Мы их накажем, – поддакнул Костас. Он тоже был из Казахстана – внук спецпереселенцев сухумской греческой диаспоры. С детства воспитанный в ненависти к лютой беспределыцине, Купидон был склонен к применению самых крайних мер.

Его прервала пронзительная трель телефона.

– Раз, два... взяли! – скомандовал Истребитель, одновременно с Альбертом Николаевичем снимая трубку параллельного телефона, чтобы щелчок не вспугнул похитителя.

– Слушаю, Ладыгин.

Сидевшие в комнате затаили дыхание.

– Узналь меня? – послышался гнусавый среднеазиатский баритон.

– Узнал.

– Деньги нашель?

– Еще нет, еще не все, – зачастил Альберт Николаевич, – но я найду, обязательно найду.

– Когда соберешь всю сюмму, а?

– Скоро, буквально через день-два... Я сразу не могу собрать, друзей надо обзвонить, понимаете, юридически оформить. Ту же квартиру заложить, а это требует времени.

– Ты сматри, дрюзей своих фильтруй. Если кто догадается, твой девочка сразу женыцина станет, поняль, да?

У Ладыгина перехватило дыхание.

– Я никому ничего не говорю, – наконец нашелся он – дал знать опыт деловых переговоров. – Как вы могли такое подумать, я же не враг своему ребенку!

– Мы тоже не враг. Мы друг, да. Ты деньги ищи, ладно? Найдешь, сразу ее отпустим.

– Я все понял, – выдавил Ладыгин.

– Я еще позвоню.

– Дайте с ней поговорить...

Послышались сигналы отбоя.

Истребитель слушал переговоры, держа трубку микрофоном вверх, чтобы не выдавать себя дыханием. О содержании разговора друзья догадывались по его лицу, медленно багровевшему от гнева.

– Вот сволочь, зверье поганое! – выругался Басаргин, когда Истребитель пересказал услышанное. Хотя его мать была, по карагандинским понятиям, "зверухой", то есть коренной казашкой, отец Басаргина был русским, и русским же в своем микрорайоне считался его сын. Тому, кто сомневался, Василий убедительно доказывал "языком жестов", и за это его уважали. С тех пор основным аргументом в споре для него стал кулак.

Истребитель не суетился. Переписав с АОНа номер звонившего, он открыл записную книжку на букву "С" и связался с бывшим своим однокашником, ныне заправляющим частным детективным агентством "Сателлит". Степан Сальников, проработавший пять лет в уголовном розыске, был в конечном итоге выгнан за пьянки и длинный язык, но розыскной деятельности не оставил, а развернул собственное дело, приобретя лицензию и открыв небольшую контору, где кроме него штат составляли бухгалтер и его жена, исполнявшая обязанности секретаря. Степан был, естественно, в офисе, поскольку тот располагался у него на дому.

– Привет, Сальник, – сказал Истребитель. – Мне надо телефончик пробить, и, кроме того, копни у себя в картотеке, на случай если что-то по этому адресу есть.

– Сделаем, – без колебаний согласился Степан. Он знал, что товарищ занимается какой-то тайной деятельностью, но, поскольку Истребитель его не раз выручал, помогать ему сам Бог велел, а Степан был человек верующий. Тебе когда надо?

– Чем скорее – тем лучше.

– Ноу проблема.

Знакомых у Степана, любителя подзаложить за воротник, было в РУВД более чем достаточно, поэтому выяснить текущий пароль для получения информации из Центрального адресного бюро не составляло труда. Вскоре он отзвонился Истребителю на "джи-эс-эмку".

– Готово, – сообщил он. – Колпино, Заречная улица, дом девять. Катырбеков Искандер Надирович.

– А квартира?

– Нет никакой квартиры. Особняк, наверное.

– Еще что узнал? Проходит он у тебя где-нибудь?

– Нет, – сказал Сальников. – Не успел нагрешить. Да он и прописался недавно, полугода не прошло.

– Ясно, – сказал Истребитель. – Спасибо. За мной пузырь.

– Ноу проблемз, – ответствовал детектив.

Истребитель поведал о состоянии абонента друзьям и поинтересовался их мнением.

– Вряд ли он тут замешан, – предположил Зоровавель. – Не дураки же они в самом деле. Возможно, что его просто подставляют, – это может говорить только о том, что похитители твердо уверены, что проверка Катырбекова никоим образом не выведет на их след.

– Очень может быть, – согласился Истребитель. – Именно поэтому следует как можно скорее начать его пасти. Если его навещают бандиты, надо проследить, на чем они приезжают. Садиться им на хвост необязательно, но если представится случай узнать, где они обитают, – упускать его нельзя. Вася, сгоняй с Лазарем в Колпино, Костя останется со мной на всякий случай. Черт этих урюков знает, что им в голову взбредет.

– Все будет тип-топ, Шура, – заверил Басаргин.

– Я и не сомневаюсь, – спокойно отозвался Истребитель.

Друзья вышли из дома и сели микроавтобус Лазаря Зоровавеля, на котором приехали сюда. Его владелец с трудом втиснул свою массивную тушу на водительское сиденье крохотной "судзуки– карины", габаритами не превышающей малолитражку. В задней части салона помещались три креслица и откиднoй столик, миниатюризированные японскими дизайнерами едва ли не до размеров кукольных. Тем не менее это чудо техники служило тамплиерам превосходным средством передвижения.

Тарахтя движком, микроавтобус покатил по направлению к южной части города.

Тем временем оставшиеся в квартире продолжали заниматься делом. Снова позвонил Сальников, которому случайно удалось вытянуть из знакомых оперов наметку по Искандеру Надировичу. Этот туркмен, недавно обосновавшийся в пригороде Санкт-Петербурга, успел запачкаться в одном деле, связанном с вымогательством. И хотя отношение к нему имел весьма отдаленное, его имя всплыло в памяти одного из сыскарей. Дело в тот раз ничем не закончилось, его прекратили вследствие изменения обстановки как потерявшее характер общественно опасного. Вероятно, следователя подкупили, но это уже не имело для Истребителя никакого значения. Гораздо важнее оказалось другое: все, проходившие по делу, кроме потерпевших, оказались туркменами. Поблагодарив частного сыщика за помощь и пообещав выставить дополнительную порцию спиртного, Истребитель распрощался с ним и стал ждать вестей из Колгашо.

Атмосфера в квартире царила тягостная. Дочка у Ладыгиных была единственным и очень любимым ребенком. Потерять ее казалось немыслимым. Глядя на мечущуюся из угла в угол жену Альберта Николаевича, тамплиер думал об измышлениях Толстого, призывавшего к непротивлению злу насилием. До того как полностью посвятить себя Ордену, Истребитель был учителем литературы тихим и миролюбивым романтиком, не так давно окончившим институт имени Герцена. Но за два года с момента получения статуса рыцаря ОНТ многое успело перемениться. Изменился и скромный школьный учитель, превратившийся в непримиримого борца за честь русской нации и выживание всей белой расы в целом.

Запяликала "джи-эс-эмка". Истребитель поспешно взял радиотелефон.

– Это мы, – радостно возвестил голос Басурмана. – Двух "зверей" взяли. Наблюдение продолжать?

Разумеется, наблюдение при наличии "языка" не потребовалось, и Басаргин сказал, что они выезжают.

Разведгруппа появилась действительно скоро.

Широко улыбаясь, они втолкнули в квартиру связанных азиатов, казавшихся пигмеями по сравнению со стокилограммовым Зоровавелем.

– Прибыли на место, – рассказал Басурман, – только стали пасти, видим, дом вроде пустой. Я слазил, посмотрел – точно пустой. Тут Лазарь зашел. Сидим, ждем, и вдруг эти урюки заваливают.

Взмахнув кулаком, Зоровавель отправил одного чурбана ударом в грудь в дальний угол комнаты.

Тот пролетел над полом, как полено, брякнулся о стену и застыл на полу.

– Погоди, – остановил эту машину смерти Истребитель, – ты их так убьешь раньше времени.

Купидон подошел к лежащему в состоянии грогги похитителю, потыкал ногой.

– Арматуру помял, – констатировал он, – но жить будет.

Чурбан начал приходить в себя и стал хрипеть.

– Ребра поломаны, – сказал Басаргин, – пусвдки. На вот, – он достал из кармана два паспорта, – глянь.

Истребитель раскрыл документы.

– Катырбеков Сатар Алиевич. – Он посмотрел на туркмена: – Родственник?

– Ну! – тряхнул Зоровавель второго пленника, который был помоложе.

– Да, – выдавил тот.

– Мы по дороге разузнали, что к чему, – пояснил Басурман. – За главного у них Искандер. Этого зовут Рафик, он племянник Искандера, а вон тот, кивнул он в угол, – его двоюродный брат.

– Сколько вас в банде? – спросил Истребитель.

Рафик помедлил, и хорошо поставленный удар всколыхнул его правую почку и печень. Лазарь Авелевич Вайзберг очень долго занимался боксом, однако профессионалом не стал, решив поберечь здоровье. Мозги, он считал, могут пригодиться для переезда на историческую родину, куда он мечтал отправиться.

Скоро тамплиеры знали все. Клан Катырбековых, в котором было пятеро взрослых мужчин, непосредственно возглавлялся Искандером Надировичем и прибыл из Красноводска восемь месяцев назад.

Женщины занимались торговлей, а мужчины избрали стезю воинов, трансформировавшуюся в коммерческом мире в грязное занятие вымогателей. Эта отпетая банда подонков самостоятельно занималась выколачиванием долгов в совершенно безнадежных случаях, не брезгуя заказными убийствами. Просто удивительно, как они до сих пор оставались живы.

В свете услышанного решение приняли быстро: участь девочки была предрешена с самого начала, поэтому и орудовать придется жестоко, не дацая противнику передышки до полного уничтожения.

Действовать такими методами тамплиерам еще не приходилось, но отступать никто не был намерен.

Да и некуда было отступать: если оставить "отморозков" в покое – месть последует незамедлительно, да и ребенок погибнет. Единственным выходом был перехват инициативы и быстрое доведение дела до конца. Телефонный звонок послужил сигналом к началу боевых действий.

– ...Взяли! – махнул рукой Истребитель, но тут понял, что таиться ему больше незачем.

– Я слушаю вас, – мягко сказал Ладыгин.

– Слюшай, ты, слюшалька, – донесся слюнявый баритон, – ты чего такой-сякой крутишь? Ты деньги собраль, а?

Склонившийся ухом к микрофону Басурман закипел и отобрал у Истребителя трубку.

– Короче, слушай сюда, бандюган беспредельный, – гаркнул он так, что у стоящего в соседней комнате Ладыгина подогнулись колени. – У меня два твоих родича – Сатар и Рафик. Предлагаю тебе обменять девочку на них. Нет – им кобздец. Вздерну прямо тут, под потолком, – повешу их, понял?

– Э... Слюшай... – затух на том конце провода вымогатель. Он был обеспокоен отсутствием ребят и теперь от растерянности не мог подобрать нужные слова. – Ты...

Наступила длинная пауза. Было слышно, как тяжело и часто дышит в микрофон туркмен. Перспектива лишиться двоих подельников разом была для него сильным ударом, тем более что оба были родственниками, а по мусульманским законам повешенному нет входа в рай.

Истребитель понял, что разговор не ведется, и забрал у Василия трубку.

– Ну что, – спросил он, – слышал наши условия? Меняем всех на всех двоих на девочку – и считаем требования о возвращении долга полностью удовлетворенным. Последнее ты Файзулле сам объяснишь. Тебя самого-то как звать?

– Ис-кандер Надирович, – в несколько приемов выдохнул тот.

– А-а, Катырбеков, – уверенным тоном знающего человека "вспомнил" Истребитель. – Ты ведь уже по делу о вымогательстве проходил. Одного раза мало показалось?

Блеф подействовал. Собеседник окончательно скис.

– Слюшай, начальник, – принялся уговаривать тот. – Давай по-хорошему разойдемся. Ладыгин быль должен, он деньга отдавать не хотель. Но ведь и Файзулла честный барыга – ему деньги он просто так, под честный слово даль. Надо как-то решить, без денег ведь совсем не получится.

– Еще как получится, – заверил его Истребитель. – Девочку похищать это, по-твоему, честно? Вот за это ты ему весь долг и спишешь. Как будешь договариваться – не моя проблема. Захочешь – добазаришься. А девочку обменяем на твоих... батыров.

– Дай время посоветоваться, командир, – примирительно сказал Катырбеков, приняв Истребителя за выполняющего частный заказ мента.

– Даю тебе час, – милостиво разрешил тот. – Но не вздумай причинить девочке какой-нибудь вред.

– Поняль я тебя, командир, поняль, – ответил чуть оправившийся Искандер Надирович, и на этом их разговор завершился.

– Ну, что будем делать? – спросил Купидон, едва трубка была опущена.

– Думать, – сказал Истребитель, – думать прежде всего. Во-первых, что они могут сейчас предпринять, – их осталось трое.

– Запустить гонца проверить, куда делись эти клоуны, – предположил Басурман,– кивнув на сидящих у стены "батыров". Стульев, а тем более кресел им никто не предложил, посчитав, что размещаться старым дедовским способом голой жопой на поду-им будет удобнее.

– Спасибо, – воскликнул появившийся из соседней комнаты Альберт Николаевич, успокоенный тем, что дело сдвинулось с мертвой точки, – большое вам спасибо, господа!

– Погоди, – остановил его Басаргин, – рано еще благодарить.

– С Файзуллой обязательно свяжется, – заметил Зоровавель. – Будет договариваться по деньгам.

– Не обязательно, – скептически заметил Басурман. – Ему сейчас не о бабках заботиться нужно, а о родичах. Тем более, Шура, если я верно понял, он тебя за лягавого принял.

– Вероятно, – подумав, кивнул Истребитель. – Первым делом он будет стараться не подставиться сам. Родственники его уже успели замазаться в уголовке, а сам он пока еще нет.

– Мне кажется, он не верит, что они у нас, – высказался Костае.

– Нашел проблему, – ухмыльнулся Басурман. – Мы им поговорить дадим. Одного будем на крюке от люстры подвешивать, а другому трубку сунем – пускай комментирует.

Слушавший их Ладыгин стал белее бумаги.

– Ну что вы, – начал он. – Давайте как-нибудь по-другому, без этих жестокостей, а то они вконец озвереют.

– Нет, – категорически заявил Истребитель. – По-другому тут никак не получится. Террористам только дай понять, что готовы идти на уступки, тогда точно распояшутся. Потакать им ни в коем случае нельзя. Будем держать их в узде – только так ими можно управлять.

Ладыгин не нашел, что возразить. Он давно не был хозяином положения и примирился с этим.

Пробормотав: "Ну как знаете", он поплелся в спальню утешать слегшую в постель жену.

Друзья занялись подготовкой к переговорам. Зоровавель принес из машины прочный капроновый трос, Басурман вооружился плоскогубцами и при помощи Костаса снял массивную люстру, висящую на толстом крюке. Размотав изоленту, он раскрутил провода, Купидон принял снизу позвякивающую конструкцию, и вместе с Истребителем они опустили ее на стол. Друзья торопились, чтобы телефонный звонок не застал их врасплох, и уложились вовремя.

Едва они закончили, как запиликал аппарат, и по осекшемуся голосу Ладыгина тамплиеры поняли, что для принятия решения Искандеру Надировичу потребовалось гораздо меньше часа.

– Это кажется вас, – неуверенно сказал Ладыгин, протягивая трубку подошедшему Истребителю.

– Ну? – поинтересовался тот.

– Мы посоветовались, – хитрым тоном заявил Катырбеков. – Делаем так. Вы отпюскаете наших ребят и даете им половина сюммы, а мы отпускаем девочка.

– Забавный ты мужик, – сказал Истребитель.

Расчет Катырбекова был ясен: получить свою долю (оплата их услуг наверняка составляла пятьдесят процентов от суммы возвращаемого долга), выдав Файзулле аль-Мазбуди расклад по первоначальному "нулевому" варианту. Это в лучшем случае. В худшем – оставить девочку у себя... Дальше все было понятно. Истребитель дал знак приступать.

– Сейчас мы тебе родственничка дадим поговорить, – сказал он, наблюдая, как Зоровавель перекидывает веревку через крюк, – Рафика, племянника твоего. Вот с ним и потолкуешь.

Связанного Рафика подтащили к столу, на котором стоял аппарат, и поднесли ко рту трубку. Он бешено затараторил, когда Басурман затянул на шее Сатара петлю, и перешел на крик, когда Купидон и Зоровавель потянули за другой конец веревки, медленно начав отрывать туркмена от пола. Тот конвульсивно задергался и захрипел. Державший трубку Истребитель поморщился – пена изо рта визжавшего на одной высокой ноте Рафика брызнула на ладонь.

– Да заткни ты эту собаку, – брезгливо заметил Басурман. – Все, что нужно, он уже сказал.

Полузадохнувшийся висельник был опущен, а Истребитель, отпихнув обезумевшего племянника, обратился к его дяде:

– Принимаешь наши условия или опять сомневаешься?

– Ты много на себя взяль, начальник, – яростно выдохнул Катырбеков.

– Зло порождает насилие, – ответил Истребитель, – а ты иного хотел?

Искандер Надирович сдался. Он согласился привезти девочку и отказаться от всех притязаний в обмен на живых родственников. Рафику дали трубку, и он сбивчиво объяснил, что с Сатаром все в порядке, он жив, только пока не может говорить.

Пара ударов по рёбрам помогли Сатару перебороть боль в горле, и он произнес несколько слов в подтверждение того, что действительно жив. Басурман наблюдал за ним, криво усмехаясь.

Условия обмена и место были назначены Истребителем. Туркмены привезут девочку через час в лесопарк на улице Коммуны, где их будет ждать машина. Охраны с обеих сторон договорились выделить по два человека вместе с водителями. Местность эту Катырбеков знал хорошо и сказал, что сможет отыскать условленное место в лесочке. На том и порешили.

Тамплиеры выдвинулись заблаговременно к месту обмена, чтобы успеть прочесать круг в радиусе двести метров от исходной точки. Старались они не зря, несмотря на то что полил дождь и ни о какой засаде помыслить было невозможно: Костас набрел на притаившегося в засаде стрелка с автоматом Калашникова наизготовку. Вероятно, он должен был либо подстраховывать родню, либо просто валить противника, когда тот появится в зоне видимости.

Греку удалось подкрасться к нему незаметно. Дождь заглушал шум шагов, да и з.ашел он, по счастью, со спины. Получивший еще в давние юношеские годы в Алма-Ате звание кандидата в мастера спорта по стрельбе из лука, Костас умел пользоваться этим надежным и бесшумным оружием. Тщательно выцелив сероватую спину пластуна, он послал в нее стрелу с лепестковым наконечником, угодив чуть левее центра. Смачный щелчок и пронзительный вскрик вызвал на толстых губах Купидона довольную усмешку. Он опустил углепластиковый лук и подошел к своей жертве. Маленький смуглый человек корчился в густой зеленой траве, неуклюже заводя руки за спину, чтобы вырвать засевшую там стрелу. Хрустя опавшими ветками, к нему подбежали Истребитель и Басурман, а чуть позже, топая как слон, примчался Зоровавель.

– Все-таки выставили боевое охранение, козлы, – заметил Басаргин, присаживаясь перед стрелком на корточки. Движения туркмена становились все более конвульсивными, а глаза быстро мутнели.

– Время, ребята, – напомнил Истребитель. – Давайте по местам. Басурман, Лазарь, – в машину, Костик, – на ту сторону дороги, а я эту позицию займу, уж больно хорошо он обосновался.

– Готово, кончился, – констатировал Басурман.

Истребитель нагнулся, вытащил из-под трупа автомат и оттянул затвор указательным пальцем.

– Ты из него хоть раз в жизни стрелял? – спросил Зоровавель.

– Справлюсь как-нибудь, – бросил Истребитель. Он был уверен в себе. Казалось бы, чего проще: целься да нажимай на курок.

Тамплиеры разошлись по своим местам. Купидон занял позицию на дереве, выбрав развилку попрочнее, чтобы можно было как следует упереться, дабы натянуть лук. Зоровавель сел за руль "судзуки", а Басурман забрался в салон, еще раз проверив, надежно ли связаны пленники, покорно лежащие на полу. Туркмены и не думали сопротивляться, ожидая, когда их освободят. В том, что издевательства над ними будут жестоко отомщены, никто не сомневался, в первую очередь, тамплиеры, поэтому их участь была предрешена.

Теперь, когда огневая мощь так существенно возросла, Истребитель был уверен в успехе операции.

Конечно, соваться в такую затею с одним луком, пусть даже к нему прилагался столь классный стрелок, как Купидон, было авантюрой чистой воды, однако бывший школьный учитель придерживался утверждения, что счастье сопутствует смелым. Первая же удача лишь утвердила его в собственной правоте.

Бежевая "семерка" подъехала точно в назначенный час. Она остановилась в ста метрах от "судзуки" и в тридцати – от притаившегося Истребителя.

Дверцы ее открылись, и оттуда вышли два азиата, один из которых держал за руку девочку лет семи.

Оба так рассчитывали на своего снайпера, что ничего, похоже, не опасались. Из микроавтобуса Зоровавель и Басурман вытащили пленников и толкнули их вперед. Кино про разведчиков чурки, вероятно, смотрели, потому что пошли, тщательно выдерживая расстояние, чтобы не промедлить или не обогнать девочку, которая неуверенно двинулась к тамплиерам.

Встретились они аккурат посередине разделяющего машины расстояния. Во избежание непредвиденных эксцессов Басаргин сразу засунул ребенка в салон, а Зоровавель сел за руль и сдал назад, чтобы в них не попали случайные пули. Туркменская родня столпилась у "Жигулей" и принялась освобождать руки пленников. Истребитель поймал их в прицел и длинной очередью справа-налево скосил всех к чертовой матери...

Через час после возвращения друзей Файзулла аль-Мазбуди позвонил Альберту Николаевичу и начал угрожать. Видимо, Катырбеков успел доложить, что он не в состоянии оказать фирме "Хиджра" оговоренную услугу. В завершение выставленного ультиматума разобиженный кредитор пообещал, что Ладыгиным займутся сотрудники сирийского предприятия.

Слушавший по параллельному телефону Басаргин не выдержал и вмешался:

– Ты что ж, – спросил он, – учиться даже на собственном опыте не желаешь?

– Что вы гаварит? – удивился Файзулла появлению незнакомого голоса. Мине мои деньги даужен, который я давал долг, – сорок тысяч долларов.

– Ага, значит, деньги хочешь получить, – с тихой улыбкой произнес Басурман, но кротость его была обманчивой. – С "отморозками" общаться любишь? Детей в заложники брать любишь? Так люби и саночки возить!

Ответить Файзулла ничего не успел – разъяренный Басурман сильным и точным ударом вколотил трубку в рычаг удивленно звякнувшего телефона, едва не сломав аппарат.

– Все с ними ясно, – резюмировал он. – Сами они не успокоятся.

– И что теперь? – спросил перепуганный Ладыгин.

– Ну и задал ты нам работы, – вздохнул Басаргин.

Положение могли спасти только превентивные меры.

Когда я объяснил Славе, что нам придется делать, он сначала решил, что я шучу, но я не шутил, и Слава согласился. Он покорно взял оружие и пошел вслед за мной реализовать мой гениальный замысел по воплощению благой и великой цели.

Вряд ли Есиков ждал меня в гости. Во всяком случае, он не боялся, что я к нему снова заявлюсь, и тут жестоко просчитался. Нам посчастливилось прихватить его на выходе из парадного – промедли мы со Славой хотя бы минуту, и дожидаться нам у дверей до второго пришествия. Пришествия Есикова, разумеется, а не Христова.

– Он? – спросил Слава, безошибочно "срисовавший" сексота.

– Ага, – сказал я.

Заслышав клацанье открывающейся дверцы, Леша лениво оглянулся, больше из любопытства, помоему, ибо на чье-либо внимание к своей персоне он явно не рассчитывал. Полагал, вероятно, что я отсиживаюсь где-нибудь в глухой норе или копаю своей знаменитой лопатой яму для землянки. Но не тут-то было.

Обнаружив за спиной знакомую "Ниву" и амбала, вылезающего из нее, Есиков мгновенно сопоставил эти факты и принял единственно правильное в такой ситуации решение – ринулся наутек.

Я завел мотор и рванул, обогнав бегущего вслед за Лешей Славу, а через пару секунд и самого Есикова, который шарахнулся от машины, посчитав, что я, вероятно, собираюсь сбить его. Да Бог с тобой, зачем краску царапать! Проехав еще десять метров, я круто завернул, перекрыв дорогу, и приоткрыл дверку, приветливо улыбаясь своему бывшему сокурснику и подельнику.

– Аи, точно, – воскликнул я, звучно хлопнув ладонью по бедру. Казачок-то засранный!

Леша встал как вкопанный, не добежав до "Нивы" пары метров. Он был взмылен, как конь, и тяжело дышал. Конь педальный! Сзади подскочил Слава и со всей силы хрястнул лапой по есиковскому плечу. Салочка!

– Че, Леша, – я выбрался из машины, – прокол получился?

– К-ка-кой прокол, ты чего? – задыхаясь от волнения и испуга, спросил Есиков.

– Запятнали тебя, – пояснил я, указав на Славу. – А ты сам себя еще раньше запятнал сотрудничеством с правоохранительными органами.

– Ты опять за старое? – успокоился Леша. Его самообладание было достойно уважения. – Мы ведь разобрались с этим.

– Нет, дорогой мой товарищ, – улыбнулся я. – Теперь уже за новое. Потому что запятнать себя ты успеваешь гораздо быстрее, чем отмываешься от старого. Может быть, это карма такая, а?

– Ты о чем? – начал было кипятиться Есиков, как бы не обращая внимания на сопевшего позади громилу. Но нет, наглость не всегда второе счастье.

– Слава, веди его в дом, – распорядился я. – А я машину пока запаркую.

Через пять минут мы сидели на кухне: Леша у окна, мы со Славой по другую сторону стола – у выхода. Простреленная балконная дверь была заткнута кусочком поролона.

– Живьем сожрете или задушите хотя бы сначала, вурдалаки? – спросил Есиков после того, как я растолковал ему подробности разборки с ОБЭП. Сам признался. По крайней мере, не отрицал.

Что ж, это было типично в его стиле: сначала настучать, а потом честно во всем признаться.

– Зачем же, – ответил я, – мы люди культурные. Вот настоящие уголовники тебя давно бы замочили, поистязав по-страшному, а мы обойдемся без анатомического театра драмы и комедии.

Сексот расслабился, почувствовав, что его не будут убивать. Впрочем, кто знает, что лучше, – ведь в мире есть вещи пострашнее смерти.

– На вот, почисти. – Я выложил на стол тэтэшник, баночку с оружейным маслом и большой кусок ветоши.

– Зачем? – не понял Леша.

– У самого мозгов догадаться не хватает?

– На меня стрелки хочешь перевести, – скривился сексот, неохотно беря в руки пистолет. Он проверил наличие обоймы, но обнаружил пустую рукоять. Патроны ему доверять было еще рано.

– Давай, чисти, – вздохнул я. – С неполной разборкой.

Потыкавшись немного с незнакомой системой, Есиков разобрал ТТ и принялся тщательно протирать и смазывать каждую деталь, оставляя по всей поверхности отпечатки своих пальцев. Кто теперь докажет, что этот пистолет не его? То же самое он сделал с патронами, которые я ему дал: обтер каждый тряпочкой, затолкал в обойму, вставил ее в рукоять. Передергивать затворную планку я его не попросил, а сам ои не решился – Славина клешня, поигрывающая на рубчатой накладке засунутого за ремень "кольта", убедительно доказывала отсутствие всяких шансов на успех. В завершение я аккуратно разлепил края купленного по дороге полиэтиленового пакетика и протянул Леше; чтобы он опустил туда пистолет. Завернул пакетик и убрал улику в карман.

– Видишь, какая неудача, – сочувственно сказал я. – Ты не меня подставил, настучав операм, ты себя подставил. На этом стволе столько всякого говна висит, ты представить себе не можешь. Страшно подумать, что будет, если менты все же найдут эту пушку. Теперь это не моя головная боль, а твоя. Думай, как дело замять. Если на меня случайно выйдут – волына с заявлением сразу отправится в милицию, а это гибель. Сто вторая статья тебе гарантирована. Так что придется тебе, Лешенька, вывернуться перед операми в обратку, хотя это трудно будет – они на меня злы. Но ты сумеешь, я знаю. – Я встал и похлопал погрустневшего Есикова по плечу. – Давай, действуй. Я верю в тебя.