Текст книги "Забытый князь"

Автор книги: Юрий Торубаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГЛАВА 10

Варшава была в трауре. Неожиданно скончался король Венгерский и Польский Людовик. Поляки жалели его, особенно шляхта, которой он дал большие права. Сам он почти не бывал в Польше, живя в Венгрии.

Король оставил в качестве наследника мужа своей старшей дочери Марии Сигизмунда, маркграфа Бранденбургского, сына чешского короля, потом ставшего немецким императором Карлом IV.

Но польская знать, напуганная усилением Литвы, хорошо понимая, что Сигизмунд не будет заниматься Польшей, как и его предшественник, отвергли этого наследника. На своём сейме они постановили присягнуть второй дочери короля Ядвиге. А мужа она выберет себе по своей воле.

Жених нашёлся быстро. К тому же он был свой: Семовит Мазовецкий. Знать его приняла с восторгом. Начали готовиться к свадьбе. Да не тут-то было. Сигизмунд стал настаивать на выполнении завещания Людовика. Семовит вытащил саблю. Но как бывает обычно в жизни, в Польше нашлись и сторонники Сигизмунда. Началось кровопролитие.

Чтобы положить ему конец, в Краков, тайно от сестры Марии, прибыла Ядвига. Поляки восторженно встретили её.

Вскоре явился и Семовит. Он вёл себя надменно, вызывающе, давая понять, что не допустит Ядвиги к управлению Польшей. Ядвига заявила во всеуслышанье, что лучше выйдет замуж за первого встречного нищего, чем за этого гордеца.

Многие поляки невзлюбили Семовита за то, что он издевался над теми, кто выступал против него. Они поддержали королеву. А Семовит вынужден был отступить.

Могучие польские князья, имевшие взрослых сыновей, один за другим стали устраивать балы, приглашая на них молодую королеву, втайне надеясь, что она остановится на одном из их чад. Отвергая женихов одного за другим, она вызвала подозрение. Тайна была открыта. Оказалось, что её сердце давно уже принадлежит Вильгельму, герцогу Австрийскому, с которым она воспитывалась и полюбила его.

Польскую знать это в корне не устраивало. Фактически в Польше наступило междуцарствие. А это вело к ослаблению власти с вытекающими отсюда последствиями. За событиями пристально наблюдали их соседи. Особенно в Литве. Там всё после взятия Риттерсвердера как будто утряслось.

Витовт взамен Троцкого княжества, которое попало в руки младшего брата Ягайла Скиргайла, получил Гродненское княжество и ряд волостей. Его тщеславие в какой-то мере было удовлетворено, но он желал большего. Он давно вынашивал желание стать великим литовским князем.

Тщательно следя за событиями в Польше и зная чехарду с женихами, он пришёл к мысли: «А не отправить ли туда Ягайла, чтобы он освободил для меня Литву?» Всё взвесив, он заключил, что это ход правильный. С этим предложением он явился к Ягайлу. Выслушав Витовта, Ягайло обнял брата, пообещав, что выполнит все его требования. Вскоре посланцы Ягайлы были в Кракове. У них было много сладких для уха поляка обещаний: он примет их веру, выдаст пленных поляков, поможет Польше вернуть потерянные земли, присоединит к ней свои, привезёт с собой большую сумму денег.

Когда Ядвига узнала об этом, она заявила, что видит в этих предложениях как полезные для Польши, так и неблагоприятные стороны. И она хочет в этом разобраться. При этом учтёт пожелания вельмож. Усыплённые её словами, они потеряли бдительность. А она, не теряя времени, послала верного ей человека к Вильгельму, наказав ему передать герцогу, чтобы тот срочно ехал в Краков, где они обвенчаются.

Неожиданное появление в Кракове Вильгельма всполошило знать. Быстро был собран большой вооружённый отряд. Когда Вильгельм направился в замок, его туда не пустили. Но это Ядвигу не остановило. Она послала к нему служанку, которая сообщила, чтобы герцог прибыл во францисканский монастырь. Ядвига, переодевшись в служанку, с корзинкой в руках, вышла из замка. Наняв простую крестьянскую повозку, прибыла в монастырь, где и обвенчалась с любимым герцогом.

И вот их кортеж двинулся из монастыря в Краков. Но по пути он был остановлен. Несмотря на сопротивление королевы, их разъединили. Вильгельм под свист толпы бежал, боясь расправы. Королева была оскорблена таким поведением своего возлюбленного, ведь она не побоялась с ним обвенчаться. А он постыдно бросил молодую жену. Те чувства, которые она столько лет так берегла, так хранила, улетучились вмиг. Думать о случившемся она была не в силах. Её окружила польская знать и требовательно предложила проехать в замок для обсуждения сложившегося положения. Она не возражала, но пожелала переодеться.

Большой зал замка был полон. Впереди сидели самые знатные вельможи. Особенно бросался в глаза постаревший князь Потоцкий. Он сидел с широко расставленными ногами, опершись на них руками. Взгляд исподлобья волчий, не сулящий ничего хорошего. Да и одет он был в чёрный плащ, из-под которого выглядывал чёрный кафтан с золотыми пуговицами. На груди виднелась толстая золотая цепь. На седой голове – чёрный колпак с бриллиантовой брошью. Таким одеянием он как бы показывал свою силу, строгость и безжалостность палача. А украшения свидетельствовали о его богатстве и могуществе.

Напротив него, на возвышенности, стояло тронное кресло, закрытое накидкой. Немое свидетельство того, что знать до конца ещё не решила, кто его займёт. А пока что королева должна была пользоваться простым креслом, стоявшим невдалеке от Потоцкого.

Ядвига вошла в зал, он встретил её тишиной. Она была в зелёном, из дорогой греческой поволоки, платье, облегающем её стройную девичью фигуру. Золотой пояс охватывал талию. Большие, выразительные глаза с длинными ресницами, тонкий прямой нос и яркие, чётко очерченные губы делали её лицо весьма красивым. Густые каштановые волосы ниспадали на её узкие покатые плечи.

Но напрасно она стремилась своим прекрасным видом покорить этих мужей. Они давно уже распрощались со своей юностью. За долгие годы сердца их очерствели. В них сохранилась только жажда власти, богатства и желание всё это сберечь.

Ядвига взглянув на трон и кресло, всё поняла. Она безропотно села и проговорила:

– Панове, я жду ваших предложений.

Поднялся Потоцкий. В своём одеянии он походил на хищную птицу.

– Ядвига. – Этим словом он как бы подчеркнул, что она для них пока не королева.

Она это поняла и поджала губы.

– Общество желает, чтоб ты взяла в мужья литовского князя Ягайлу. Он принесёт нам мир и придаст силу и мощь нашему королевству. А ты получишь имя нашей великой просветительницы, – сказав, он важно поправил усы и неторопливо сел.

– Волим! – взревел зал.

Ядвига поднялась и посмотрела в зал. Голоса смолкли.

– Мне сказывали, – заговорила она приятным, грудным голосом, – что этот князь варвар нравом и урод телом.

Зал зашумел. Опять поднялся Потоцкий и поднял руки. Крики смолкли.

– Ядвига, ты не права. Мы даём тебе право самой убедиться. У тебя есть верные люди. Пошли любого.

– Хорошо, – ответила она, – я так и сделаю.

Пока она выбирала верного посланца, вельможи, не теряя времени, отправили к Ягайле своего человека. Он встретил её посланца ласково и учтиво. Вернувшись, посланец поведал ей, что литовский князь наружностью приятен, даже красив и строен. Роста среднего, длиннолиц, и во всём его теле нет никакого порока. Важен и смотрится государем.

Ядвига успокоилась и позволила убедить себя.

Узнав об этом, Ягайло стал собираться в дорогу. Перед отъездом он пригласил Скиргайло и дал ему пару советов: тайно забрать в Вильно Софью и отвезти в Троки. И следить, чтобы к ней никто не имел доступа и чтобы она не сбежала. Эту тайну хранить от отца, да и вообще следить за ним. Тут Скиргайло переборщил. Ему, конечно, придавало тщеславия то, что его брат стал королём. И в этом своём старании он дал Витовту повод думать о том, что он хочет извести его и действует по указке своего брата. И опять Витовт получил повод думать о том, что и Ягайло повёл себя «не по-королевски». Он не дал грамоты на управление обещанными волостями. Когда Витовт с письмом, в котором излагал свои требования, послал человека к Ягайле, он схватил его и приказал пытать, требуя, чтобы тот выдал, что Витовт имеет сношения с московским князем.

Когда Витовт об этом узнал, то не стал дожидаться, чтобы его схватили, а бежал в Мазовию, к Семовиту, который не только не уважал Ягайлу, но и знать его не хотел. У него было достаточно войска, чтобы дать любому напавшему достойный отпор, но он сам не хотел нападать на негодяя. Поэтому он с распростёртыми объятиями принял беглеца, которому бежать было некуда. К тевтонцам не мог, Московия далеко… Но Витовт ещё раз убедился в том, как Ягайло ненавидит Московию.

Витовт не особенно жалел о случившемся. Даже наоборот: был рад тому, что удалось уничтожить немецкую крепость, которая одной ногой ступила на его землю. В глубине души он понимал, что вернёт утерянное княжество. Единственное, чего он не мог себе простить, это то, что не добился возвращения своей любимой и единственной дочери Софьюшки. «Где она?» – не выходило из его головы.

Княжна по-прежнему проживала в Вильно, в Ягайловом замке. Поздно вечером, закутавшись в плащ – на улице была прескверная погода, было ветрено и лил мелкий назойливый дождь, – она вместе со своей служанкой возвращалась из церкви к себе. Миновав ворота, её молодые острые глаза заметили у дальней стены какой-то подозрительный экипаж. Ей показалось, что он словно от какого-то прячется. Сердечко её от чего-то дрогнуло. Придя к себе и раздеваясь, она сказала об этом служанке.

– Ой, госпожа, не обращай внимания. Да мало ли зачем он стоит!

И всё же Софья легла спать с тревогой.

Предчувствие княжну не подвело. В полночь её неожиданно разбудила служанка.

– Госпожа, госпожа, вставайте. За вами пришли.

Она приподнялась и увидела через спинку кровати, что дверь открыта, а в коридоре, в свете факелов, толпятся воины. Все они были в масках и зловещих чёрных одеждах. Она воскликнула:

– Нет! – и, упав на подушку, закрылась с головой.

И тут она услышала тяжёлый топот. Подошёл кто-то сильный и здоровый, сгрёб её вместе с одеялом и понёс к выходу. Княжна попробовала было освободиться, но воин крепко сжал её. Ей стало больно. Сопротивление бесполезно: никто не услышит крики, никто не придёт на помощь.

Под топот многих ног её вынесли на улицу. Это она почувствовала по холодному воздуху. Потом произошла какая-то возня, и она услышала, как застучали колёса по мостовой. Её куда-то везли. Она завопила:

– Куда меня везёте?

Ответом было молчание. Тогда она вновь попробовала освободиться, но её вновь до боли сжали.

Потом карету отчаянно затрясло. Но сон брал своё. Она порой словно куда-то проваливалась. Очнувшись, чувствовала, что бешеная гонка продолжается. Наконец под утро всё стихло. Её опять куда-то несли, потом положили, загремели шаги, и вскоре опять всё стихло. Княжна ещё какое-то время, боясь пошевелиться, полежала, затем осторожно вытащила руку наружу. Никто ничего не сказал. Тогда она сбросила с лица одеяло и увидела через слабый свет высокого окна, что находится в какой-то комнате с серыми неприветливыми стенами.

Отбросив одеяло, княжна поднялась и осмотрелась. Комната, в которой она оказалась таким странным образом, была обычной. Кровать, на которую её положили, стояла у стены. Около окна стоял стол с толстыми четырёхгранными ножками. Рядом два стула, таких же громоздких. У противоположной стены – поставец с несколькими дверьми.

Одетая в лёгкую ночную рубашку, она почувствовала, что начинает мёрзнуть. Подошла к поставцу и открыла двери. Софья увидела, что там висела женская одежда: тёплое нижнее бельё, длинная рубаха, платья, кофты. Удивительно, но всё подходило ей по росту. Невольно в голову пришла мысль, что её давно готовились сюда перевезти. Но где она?

Дверь внезапно открылась и на пороге появилась немолодая женщина с подносом. Она молча прошла к столу, поставила поднос и, не сказав ни слова, скрылась за дверью. Загремел засов. Софья поняла, что она под стражей. Что-то толкнуло её к двери. Она закричала, застучала кулаками и ногами по двери. Дверь гремела так, что казалось, поднимет мёртвых, но никто не подошёл.

Заплакав от досады, она села на кровать, закутавшись в одеяло. Со стола тянулся запах вкусной еды. Тем временем в комнате слегка посветлело, хотя за окном нависла серо-чёрная туча, орошающая землю по-осеннему мелким дождём. Такая обстановка порождала грусть и отчаяние. Пустой желудок всё сильнее давал о себе знать. И Софья не выдержала. Она по привычке пошарила ногой под кроватью и нашла мягкие тёплые чувяки. Надев их, Софья поспешила к поставцу, взяла оттуда тёплую одежду и подошла к столу.

К своему удивлению и… радости, она увидела свою любимую еду: тыкву, запечённую с яблоками и политую мёдом, медовый тёмный пряник, творожник с мёдом. А в кувшине любимый сливовый отвар. Тяжёлые думы куда-то исчезли, и она принялась за еду. Не успела Софья закончить трапезу, как в дверь кто-то постучал. Княжна соскочила со стула и бросилась к дверям. Но шагах в двух внезапно остановилась. Дверь отворилась, и на пороге стояла её любимая служанка с ворохом одежды.

Встреча была горячей. Кинув одежду на кровать, Софья потащила служанку к столу.

– Давай ешь и рассказывай… – усадив прибывшую, сказала Софья.

– Да чё рассказывать? – отламывая кусочек хлеба, произнесла служанка. – Ввалилось ко мне вот такое чудовище, – служанка развела руки, – и говорит: «Иди в комнату своей хозяйки, собери её вещи и жди меня». Я так его напугалась. Господи! Душа ушла в пятки. Но… пошла. Собрала. Он схватил мня за руку и потащил на улицу. Там ждала какая-то колымага без окон. Мня втолкнули туда… И вот я здеся.

– И ты не знаешь, где мы?

– Не-а. Мне глаза завязали и привели к твоим дверям.

– Ты пока ешь, а я попробую выйти в коридор.

Но двери были надёжно закрыты.

ГЛАВА 11

– Чё будем делать? – печальным голосом спросил Василий и опустился рядом с павшим конём. – Эх, братец, – сокрушённо произнёс он, – прости меня, – и погладил его.

– Нам надоть бежать отсель, – сказал Алберда. – И как можно дальше. С рассветом татарва появится здеся. Они, брат, хорошо знають, чё мы далеко на своих конягах не уйдём.

– Да! – согласился Василий, поднимаясь. – Тогда в путь. Куды пойдём? Я тута в твоём степу и дороги-то не найду. Хде Сарай-то? – спросил он.

– Сарай? Да он в той стороне. – И Алберда показал на юго-запад.

– Чё, пошли? – И Василий шагнул в указанную сторону.

– Не туды, – остановил его Алберда, – а пойдём туды, – и показал на север.

– Чё так? – удивился Василий.

– А они знают, чё нам туды надоть. Вот и поскачут.

Они шли ходко. Алберда рассказывал тайны степи: как ориентироваться по звёздам ночью, днём – по солнцу, по разным приметам. За разговором ночь пролетела быстро. Похолодало, и идти было легко. Тёмные тучи ушли, открыв дорогу лунному свету.

А под утро, взмокшие и уставшие, они присели отдохнуть. Василий тут же заснул.

– Эй, ты, – окликнул его Алберда, – держи.

Парень не откликнулся, и он вынужден был его толкнуть.

– Ешь, – сказал Алберда, подавая ему хлеб и вяленое мясо.

– Хорошо! – удовлетворённо сказал Василий, поев.

– Тише! – насторожился Алберда.

Он приподнялся и стал пристально оглядывать всё вокруг.

– Ты чё? – подвигаясь к нему, спросил Василий.

– Вродив, лошади. Пошли посмотрим, – и, согнувшись в три погибели, двинул вперёд.

Через сто шагов они увидели лощину, а в ней несколько осёдланных лошадей.

Сколько они ни смотрели, хозяев коней не увидели.

– Я пройду туда, – Алберда показал на заросшее кустами место, – а ты принеси хлеба.

Обследовав кусты, Алберда и там никого не нашёл. Увидев крадущегося к нему Василия, поднялся во весь рост и крикнул:

– Подымайся, тута никого нет. Кони эти без хозяевов.

– А где они? – спросил подошедший Василий.

Алберда пожал плечами:

– Погибли хде-то в степу, – кивнул на лошадей, сказал: – Пошли. Только осторожно. Дай-ка кусок хлеба.

Он взял хлеб и разломил пополам.

– Они должны его знать. – Глазами он показал на свой кусок хлеба.

Василий понял, что полуодичавших коней надо чем-то привлечь. А то сорвутся, только их и видели.

Почуяв хлебный запах, лошади тотчас направились к ним. Василий, поглядывая на друга, как тот осторожно подходил к коню, приговаривая: «Мой хороший…», стал делать то же. Вскоре мягкие тёплые губы брали с ладони кусочки хлеба. Незаметно Алберда овладел уздечкой. То же сделал и Василий. Поправив сёдла, они оседлали лошадей.

– Теперь можно ехать и в Сарай, – заявил радостно Алберда.

В город они въезжали поздним вечером. На одном из перекрёстков Алберда остановил коня.

– Ну, мне сюды, – и показал налево, – а те сюды…

Перед расставанием они обнялись и разъехались.

Ворота его хором были ещё не заперты. А двор был пуст. Василий никого не стал звать, спрыгнул с лошади и отвёл её на конюшню. Сам проследовал по проходу до поварни. Когда он вошёл туда, повариха, что-то резавшая ножом, увидев княжича, испугалась так, что нож выпал из её рук и вонзился в пол. Василий поднял его, положил на стол и попросил, чтобы его покормили.

– Да-да, щас, – пугливо ответила женщина и принялась собирать на стол. Появились блины, пироги, каша. Василий, разделавшись с едой, выпил ещё холодного молока и пошёл к себе. Сев на лежак, он стащил ногами чувяки и рухнул на постель. Проспал княжич почти двое суток.

Всё это время, с утра до поздней ночи, у дверей толкался Кошка. Ему было, что сообщить княжичу. Пришла весточка из Москвы. А разбудило Василия громкое лошадиное ржание. То жеребец обхаживал кобылу и пел ей свои лошадиные серенады. Василий вскочил в испуге. «Неуж их нашли татары?» Он быстро, словно ожидая нападения, крутанул головой. И не мог понять: где он? «Какое-то помещение. А мы должны быть в степу. А где Алберда?» Потом до его сознания дошло, что он с Албердой расстался на перекрёстке, и каждый поехал к себе. «К себе? – Василий провёл глазами по опочивальне. – О, господи! Да это ж его…» И он чувствовал такой прилив сил, какого раньше не испытывал. И… внезапно проснулся у него страшный аппетит.

– Эй! – громко крикнул он. – Есть хто-нибудь?

– Есть, княжич, – раздался за дверью знакомый радостный голос.

– А, боярин? – проговорил он. – Вели мня накормить. – И добавил шутливо: – А-то тя проглочу.

– Бегу… княжич!

Пока собирали на стол, княжич взял первого попавшегося служку и повёл за собой во двор. Подойдя к колодцу, он велел набрать шайку воды и облить его с ног до головы.

В едальню он вошёл, расчёсывая пятерней свои мокрые волосы, с улыбающимся свежим лицом. Боярин, видно было по столу, постарался.

– Садись со мной, Фёдор Андреевич, – княжич назвал его по имени и отчеству впервые за всё время пребывания на чужой земле.

Видать, хоть малым, но угодил. Василий налил из кувшина, стенки которого покрылись водяными каплями, большой бокал студёной колодезной воды и без отрыва выпил.

– Ух! – когда кончил питие, выдохнул он.

Затем, обводя глазами стол, увидел зажаренного гуся. Он взял его, разодрал пополам и принялся уминать одну из половинок. Боярин, посмотрев на Василия, положил себе жаренного в сметане, поковырялся в каше. Есть ему не хотелось. Он поглядывал на княжича, выбирая время, когда можно будет прочитать послание великого московского князя. Оно хранилось у него на груди. Посчитав, что момент удобен, он обратился к княжичу:

– Вели, княжич, прочесть те послание, чё прибыло из Москвы, – и сунул руку за пазуху.

Он осторожно достал послание, разгладил на столе рукой и стал читать, отставив подальше от глаз:

– «По божьей воле и по нашей любви, божьею милостью, се яз князь великий Димитрий Иоаннович, московский и новгородский, и ростовский, и суздальский, и… иных, пишу тебе, сын мой Василий, и большим боярам Фёдору Кошке, да Ивану Квашне, да боярам Всеволож Димитрию, да Андрею Серкизовичу. С чевой-то хан потребовал с тебя, Василий, такую деньгу? Их в княжестве пока нету. Хан забрал нашу казну, пограбил и пожёг многие города, народ голодует. Каждую копейку отдаём ему. Пущай скорее строются. А иначе потянут по другим княжествам. Потерпи, сынок, Богом тебя заклинаю. А деньгу буду собирать и за тебя отдам. Дай срок. Кланяются тебе твоя матушка и братцы».

Княжич слушал, а лицо его суровело.

– Так. – Он отодвинул еду.

Ничего не сказав, поднялся и пошёл. Кошка посмотрел ему вслед, пожал плечами, сложил княжеское послание и пошёл за Василием. Но того уже не было в проходе. «Куды так быстро убёг?» – подумал Кошка и вернулся к себе.

А Василий направился к другу. Сообщение о том, что задерживается его выкуп, не сильно расстроило княжича. Он понимал, что ему, если что-то не предпринять, придётся жить здесь долго.

Влетев в алберданский шатёр, Василий застал там только старика. Потеревшись с ним щека о щёку, он спросил, где его «сынок».

– Моя не знат. Она собрался, обняла мня и сказала, сто сколо велнётся.

Не было молодого Алберды и в последующие дни. Он как сквозь землю провалился. Вот подошло и воскресенье. Василию очень хотелось показать приобретённое у лезгин умение. Княжич надеялся до последнего, что друг придёт на кулачный бой. Не хотелось верить, что его не будет. Борьба закончилась. Победил татарин. Подошла очередь кулачного боя. По тем голосам, что раздавались из толпы, многие надеялись на появление Алберды.

Битва началась, а Алберда не появился. Татары, видя отсутствие главного батыра противостоящей стороны, воодушевлённые предчувствием победы, стали наступать на русских, и шаг за шагом те сдавали свои позиции. Василий не выдержал и ринулся в бой. Лезгины оказались хорошими учителями. Сильные удары, ловкие увёртки делали своё дело. Татары почувствовали в нём сильного противника, который не одного из них вывел из боя. Его начали побаиваться. Кое-кто просто увёртывался от встречи. Но находились и те, кто не хотел ему уступать. И хотя победа в конечном счёте осталась за Василием, но ему пришлось не сладко. Левый глаз затёк, правая скула распухла. Большая ссадина была и на лбу. И всё же он поле боя не оставил. Воодушевив своих, ему удалось повернуть татар вспять.

После боя Василий, не задерживаясь, побежал к старому Алберде.

– Давай, поколдуй, – показывая свою побитую физиономию, попросил Василий.

Старик понятливо улыбнулся и принялся за своё «колдовство». Спать княжич остался у Алберды. Утром, когда явился к себе, многие не заметили следы побоев на его лице.

После этого боя Василий понял, что молодого Алберду он долго не увидит. Если увидит вообще. Княжич вспомнил его слова, что нужна деньга. «Может быть, мне надо было признаться, хто я и что приказал выкупить его Ольгу?». Но потом сам отрицательно покачал головой. Он понимал, что Алберда был гордым человеком, ненавидел мурз. А поэтому, узнав, что Василий – княжич, он бы обиделся на него и Василий потерял бы лучшего друга. «Ольгу Кошка постарается выкупить. Иначе она попадёт куда-нибудь, откуда её не вытащишь. А что мне делать? Сидеть в этих хоромах, сложа руки? Нет! А что делать?»

А утром он приказал позвать к себе Кошку. Боярин коротко отчитался, что пишет ответ князю и хочет спросить у Василия, что ответить великому князю.

– Ничего писать не надо. Я сам поеду в Москву, – внезапно заявил княжич.

Кошка просто остолбенел:

– Вас… э… княжич, неуж ты хошь, чтобы тя вели, как Кирдяпу?

– Кирдяпа – дурак, вот и попался. Ты подбери-ка мне человек десять надёжных воинов. Им ничего не говори, как и другим. С ними я сам побеседую.

– И боярам? – уточнил Кошка.

– Я сказал: никому.

– Прости, княжич, я думаю, что в эту тайну можно посвятить Данило Бякоту. Но и Серкизовича обходить нельзя. Он сколькими делами доказывал свою веру. Думаю, он даст на дорогу хорошие советы.

Какое-то время Василий раздумывал, потом ответил:

– Похоже, ты прав. Как-никак он татарские обычаи знает. Позови его ко мне.

– Княжич! Боюсь, как бы не получилось, как с Кирдяпой или того хуже.

Василий усмехнулся.

– Волков бояться – в лес не ходить. Зови ко мне боярина.

Андрей Серкизович был сыном татарского царевича Серкиза, который вместе с сыном переехал в Московию. Его переезд на Русь был романтическим. К ханскому шатру пригнали большую группу захваченных в плен русских. Их готовили к отправке в Кафу и другие южные города на продажу. Хан Бердибек вышел на них посмотреть, так как они считались его рабами. С ним пошёл и молодой царевич Серкиз. Идти он туда не хотел, но ослушаться хана боялся. И вдруг в этой толпе он заметил девушку, которая смотрела на него с такой надеждой и так трепетно, что он не мог от неё оторвать взгляда.

Он подошёл к хану и попросил продать ему девушку. Хан, только что взявший власть, был милостив и великодушно согласился. Царевич подал пример и мурзам, которые начали расхватывать товар. Хан был рад этому, потому что они платили гораздо больше, чем дали бы там, в далёких южных городах.

Девушку звали Анастасией. От природы мягкая, нежная, умеющая угождать, она покорила царевича. Вскоре он сделал её своей женой. У них родился сын. Видя, что он выполняет любую её прихоть, она начала постепенно готовить его к тому, чтобы он перебрался на Русь, убеждая, что ему там будет лучше.

Уговорить его помогли обстоятельства. Кулпа устранил своего отца Бердибека и стал новым ханом. Он в отличие от отца не доверял тем, кто роднился с русскими. И царевичу с семьёй пришлось бежать на Русь, где он был тепло встречен и обласкан отцом Димитрия Иоанном. Так на Руси появился родовитый боярин.

Андрей Серкизович мало напоминал татарина. Чёрные глаза со слегка уловимым татарским разрезом. Несколько скуластое, но удлинённое лицо. Взгляд умный, речь нетороплива, вдумчив. Главное – у него в Сарае оставались двоюродные братья и сёстры. С ними он поддерживал дружеские отношения.

Кошка решил этим воспользоваться и отправил Андрея по родственникам с целью выяснения опасности, которые могут ожидать путников в степи, но сделал ему внушительное наставление, в котором проходила мысль – безопасность беглеца. «Чтобы, не дай господь, не надоумил их, что собирается бежать Василий». Серкизович был не дурак. Он и без Кошки понимал свою задачу. Он даже расширил её. Степь страшна безводием. Но и там были места, где путник мог утолить не только жажду, но и взять запас бесценной влаги.

И в самом Сарае Кошка, Данило Бякота с Василием продумали всё до мельчайших подробностей. Было решено создавать запасы подальше от города. Где – подскажет Серкизович, когда вернётся. Его возвращения долго ждать не пришлось. Он подсказал, что безопаснее будет переправиться через Итиль, вёрст за сорок от города, вниз по реке. Там и сделать запас провианта и осторожно переправить его на правый берег.

– Но, – сообщил Серкизович, – у хана есть мурза Амартал, который хуже любой лисы. Он правая рука Тохтамыша, его глаза и уши. Амартал уже дважды спасал хана от смерти. У него везде есть нанятые люди, через которых он многое узнает.

– Ты, Андрей, молодец! – похвалил его Кошка. – А мы подумаем, как обмануть мурзу.

Они втроём решили, что с Василием должны пойти не более десятка человек о двуконь. Вторая лошадь для транспортировки запасов.

С лодией и рыбацкими снастями туда отправилась пара воинов. Они выбрали место напротив лесистого островка на Итиле. И принялись ловить рыбу для засола на зиму. Бочка быстро заполнилась. К счастью, прибыл первый груз. Бочки погрузили и повезли по городу.

«Пущай думают, чё московитяне надолго остаются здеся», – думал Кошка.

Но вот последние мешки с овсом на месте. Там, на островке, собралось уже более половины сопровождающих.

Провожали Василия и его оставшихся воинов Кошка, Бякота и Серкизович. Отъезжали они глухой ночью. Перед тем как оседлать коня, Василий, глядя на небо, перекрестился. Оно было затянуто облаками. Он счёл это хорошим предзнаменованием. Княжич обнял на прощание бояр и тронул было коня. Но остановился и позвал Кошку.

– Фёдор, – и наклонился к нему, – помни об Ольге. Сделай всё, как я сказал.

– Не сомневайся, княжич, всё исполню, – ответил тот, крестя его на дорогу.

Василий пришпорил коня. Через какое-то время княжич услышал конский топот. Он приостановил коня и взялся за эфес меча. Когда всадник приблизился, Василий увидел Бякоту.

– Я, княжич, хочу тя проводить. А то душа не на месте.

Василий только улыбнулся и, опустив рукоять, взмахнул плетью.