Текст книги "Дуга большого круга"

Автор книги: Юрий Клименченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Зимин, пойди-ка сюда.

В камбузе загремели посудой. Поваренок высунулся из окошечка.

– Что, товарищ капитан?

– Иди, иди сюда.

Петрович, вытирая руки о фартук, предстал перед Романом.

– Слушай, Алексей Петрович, неужели тебе самому не противно разводить такую мерзость на столе? Начнем с каши. Разве нельзя ее получше сварить, каждому подать горячую, чтобы хлеб свежий был. Заварку отдельно и кипяток отдельно. Сахарницу на стол поставить. Масло чистое подать. Смотри, вся твоя грязная пятерня на нем отпечаталась, не надо Шерлоком Холмсом быть, чтобы узнать, кто его резал… За стол не хочется садиться.

Кок молчал, шмыгая носом. Потом поднял на капитана мальчишеские глаза и басом сказал:

– И так срубают. Не аристократы какие-нибудь.

– Товарищей не уважаешь и работу свою тоже…

– Да не моя работа это, товарищ капитан! Ну какой я кок? В жизни никогда не готовил. Окончил ФЗО на матроса первого класса. Диплом получил. Меня вызвали в отдел кадров и говорят: «Никель» в рейс уходит. Там кок сбежал, сходишь на один рейс». Я отказывался, говорил, что готовить не умею, потом, дурак, согласился. И застрял. Сколько раз ходил в кадры! Никто и разговаривать не хочет. Поваров нет, а на «Никель» палкой не загонишь. Я бы ушел, да жаль, хочется матросом поплавать. Самовольно уйдешь – выгонят навсегда. Презираю я камбуз, товарищ капитан.

– Вот оно что, – сочувственно проговорил Роман. – Дело поправимое. Только с этим безобразием кончать нужно, Петрович. Я тебе помогу, а ты попробуй – ненадолго – ударно-показательным коком стать. Чистоту наведи и вообще…

Петрович недоверчиво посмотрел на Романа.

– Чем вы мне поможете? Я ведь знаю, поваров нет. Заменить меня некем.

– Как это некем? А если бы ты, предположим, умер? Тогда что – «Никель» на прикол ставить?

Петрович засмеялся.

– Ну, если бы умер, тогда нашли бы.

В кают-компанию вошел пожилой моряк, кивнул капитану, уселся за стол. Он с ненавистью посмотрел на тарелки.

– Опять каша. Задавить хочешь, Петрович?

Кашу он есть не стал, налил себе чаю, принялся жевать хлеб. Роман посмотрел на часы. Они показывали пять минут девятого. По одному, все в тех же ватниках, зевая и потягиваясь, собиралась команда.

Нехотя здоровались с капитаном и молча принимались ковырять кашу. Пришли два помощника, которых Роман узнал только по фуражкам, брошенным на шахматный столик. Вчера Северов мельком представил ему второго штурмана. Старпома не было на судне. Сейчас он сел на диван по правую руку от капитана. Он выглядел усталым и невыспавшимся. Синяки лежали под глазами. На лбу – стиляжная челочка. От него пахло одеколоном. Глаза неспокойные. Руки с тонкими нервными пальцами все время в движении. Они то постукивают по столу, то катают хлебные шарики, то крутят ложку. Завтрак прошел быстро. Люди ели молча, иногда перебрасываясь ничего не значащими фразами.

– Ну как вчера на танцах?

– Законно. Двух чувих подхватили…

– Алешка опять козу выкинул…

– «Минск» с рейса пришел. Ребята здорово отоварились…

Казалось, их совсем не интересует новый капитан, но Роман заметил острое любопытство, сквозившее во взглядах, время от времени бросаемых на него.

Когда из-за стола поднялся первый человек, Роман сказал:

– Прошу всех остаться в столовой. Хочу вас спросить. Что же, так и будем жить в таком гадюшнике?

– Да вы знаете, товарищ капитан, «Никель» какое судно? Мы тут все… – жалобно заговорил краснолицый парень.

– Знаю. Все знаю. И кто тут плавает, и что за теплоход «Никель», и как зарабатываете…

– А вы что нам, новый пароход построите? – насмешливо спросил старпом, продолжая барабанить пальцами по столу. – Зарплату прибавите?

– Если захотите, сами себе прибавите.

– Слыхали…

– Вы что же думаете, деньги вам на тарелочке принесут? Вы посмотрите, на что судно похоже! Мерзость запустения. Старпом, когда белье меняли?

– Как положено.

– Семнадцать дней назад, – сказал боцман, – а положено через десять.

– Ну вот что, товарищи, прошу меня внимательно выслушать, – жестко проговорил Роман. – На эту тему я говорю в первый и последний раз. Надо приводить судно в порядок. Тот стиль работы и взаимоотношений, который у вас был принят, придется забыть.

– Расшаркиваться друг перед другом будем, – хихикнул кто-то.

– С сегодняшнего дня прошу в столовую являться в чистой подвахтенной робе и ботинках, к завтраку приходить ровно в половине восьмого, запрещаю распивать на судне спиртные напитки…

– Пришел, увидел, победил… – тихо сказал тот же голос. – А от самого водкой несет…

Роман покосился, поискал глазами говорившего, но не нашел. Все лица были одинаково хмурые.

– Кто не хочет работать и выполнять требования устава, может подать мне заявление об увольнении. Того, кто будет мешать нам работать, – уволю.

– Так всю команду разгоните, товарищ капитан, – иронически заметил старпом.

Роман ему не ответил.

– Все понятно?

В кают-компании все заговорили разом.

– Сначала надо, харч чтобы был! Белье чтобы вовремя! Сколько нам тут мучиться, пусть скажут. Пошлют когда-нибудь на хорошее судно или так на «Никеле» и сдохнем? Уволить легче всего…

В гуле голосов Роман уловил надежду на лучшее будущее, он почувствовал, что люди будут работать, если увидят справедливое отношение к себе, и он уже совсем другим тоном, задушевно сказал:

– Все будет, ребята. И загранплавание, и хорошие пароходы… Все будет. Я верю в то, что…

– И дудка, и свисток, – опять вмешался тот же голос.

Теперь Роман увидел говорившего. Иронизировал круглолицый, курносый парень с широко расставленными глазами и пухлыми, очень красными губами.

– …верю, что не может так все оставаться долго. Не может быть такого штрафного судна и людей, которые плавали бы на нем годами. Но, для того чтобы требовать изменений, надо иметь основания. Посмотрит кто-нибудь на наш «Никель», обязательно скажет – так им и надо. Сначала докажем, что мы не хуже других, а потом уж…

– «Докажем, сделаем» – слыхали уже не один раз, – сказал курносый. – Знаете, приехал в паршивый колхоз новый председатель. Хороший. И что бы вы думали? Через несколько месяцев колхоз стал передовым. Во! В жизни так не бывает. У нас, на «Никеле», кажется, «ситуэйшен» похожая, да?

Кто-то засмеялся.

«Не верят. Мне не верят, в себя не верят, – и опять мысль уйти с «Никеля», послать все к чертовой матери с новой силой зашевелилась в голове. – Для чего я буду с ними тут возиться? Разложились вконец. Что мне – больше всех надо?» – подумал Роман, но сказал другое:

– Как ваша фамилия? Баранов? Так вот, Баранов, судя по вашим репликам, вы мне не верите? Так? Между прочим, насчет председателя вы напрасно смеетесь. Хороший председатель может сделать многое. Если не все, то многое. Конечно, если его поддержат люди. Ну, а насчет «Никеля» совсем уж просто. Что, нельзя разве привести теплоход в порядок, зажить в чистоте и уюте, как живут на всех наших судах?

– Привести можно, а потом что? Будем сидеть на нем всю жизнь? Печенга – Мурманск? А мы плавать хотим по всему миру. Поймите вы это…

– Вы пессимист, Баранов. Ладно, давайте на спор. Я утверждаю, что не более чем через год, если экипаж «Никеля» покажет себя, все изменится.

Команда заинтересованно слушала.

– Через год, – разочарованно протянул Баранов. – Курочка в гнезде… Ну, давайте.

Матрос протянул руку. Спорщиков разнял Петрович.

– Запомните, Баранов, сегодняшнее число.

– Проиграете, товарищ капитан, – усмехнулся боцман, но в этом «проиграете» слышалась надежда.

– Посмотрим. Что же касается наших внутренних дел – наладим. Можно расходиться. Кстати, зовут меня – Роман Николаевич Сергеев.

Роман вспомнил Снеткова и подумал: «Вот бы мне его сейчас сюда на помощь. Андрей владел золотым ключом от сердец…» Роман поднялся к себе. Не напрасно ли он так твердо пообещал команде изменения в их судьбе? Далеко не все зависит от капитана. Прослывет болтуном, тогда уж ничего не исправишь. Никто не станет ему верить. Неужели Баранов и другие скептики окажутся правы? Не может этого быть! Им овладел азарт человека, мечтающего во что бы то ни стало выиграть. Он переделает «Никель». Через год судно должно быть неузнаваемым. При желании все возможно!

Пусть в министерстве не очень злорадствуют всякие Вересковы и иже с ним… «Послали Сергеева на «Никель», а он спился, переживал все… Ай, ай». Не будет так. Он докажет, что в любых условиях остается тем, кто он есть. Ничего, что он «битый», как это модно теперь говорить. «За битого двух небитых дают». Вот он и докажет… Склонить голову, опуститься, считать, что он навсегда обижен? Ни в коем случае.

Кто поддержит его в борьбе за новый «Никель»? Кто из «мальчишек»? Среди них были хорошие, с пытливыми юношескими глазами, удивленные и любопытные… Его обязательно должны поддержать. Кто-то станет с ним рядом. Пока неизвестно кто. Но он уверен, что не останется одиноким.

3

С утра капитан отправился в отдел кадров. Начальник принял его как старого знакомого.

– Я вас, Роман Николаевич, еще с сорок первого знаю. Тут в Мурманске служил, в КПП. Носил один «кубарь». Вы меня, конечно, не помните. Моя фамилия Кузанков, Владимир Филиппович. Вас-то сюда запихали, ой-ой. Да вы не расстраивайтесь. Перемелется, мука будет. Так чем я могу быть полезен?

– Повар нужен.

Кадровик с сомнением покачал головой.

– Трудное дело. Поваров нет и не предвидится. По два года отпусков не даем. Может быть, сами подыщете, а мы оформим?

– Скажите, Владимир Филиппович, почему у вас «Никель» какое-то особое судно? Вроде ссылки, что ли?

– Ну уж и вроде ссылки. Просто направляем на него людей, чтобы в резерве не болтались. При деле все-таки.

– За всякие провинности посылаете?

– И это бывает. Временно.

– Никто не знает, на какой срок. По-моему, уж лучше бы набрать на него команду, не давая никаких обещаний. А то все чего-то ждут, считают себя временными, а от этого и отношение к судну.

Кузанков нахмурился.

– Ничего, пусть пока поработают. Разберемся. Кто-то ведь должен на «Никеле» плавать.

Не добившись ничего в кадрах, огорченный Роман пошел в город. Он понимал, что начинать надо с повара.

В столовых и ресторанах, куда заходил капитан, качали головами и говорили, что ничем помочь не могут. Никто не хотел бросать работу на берегу и идти плавать в каботаж. Только в столовой № 16 толстый заведующий сказал:

– Есть тут у нас одна. Уволил вчера. К двум должна подойти за расчетом. Поговорите с ней, если хотите.

– За что уволили?

– Характер невозможный. С другими женщинами работать никак не может. Подралась с шеф-поварихой. Ни из-за чего, можно сказать.

– А готовит она как?

– Готовит нормально. Только предупреждаю: характер – ой-ой…

Роман остался ждать в каморке заведующего. В начале третьего дверь открылась и в комнату вошла девушка, очень молодая, сильно подкрашенная, модно одетая. Совсем не походила она на повариху.

– Заведующий к вам послал?

– Ко мне. Садитесь.

Девушка села, положив ногу на ногу. Она сидела свободно, без тени какого-либо смущения.

– Плавать ко мне не пойдете поваром? – спросил Роман.

– За границу?

– Нет, тут по побережью.

– Ну, тощища. Мурманск – Териберка. Не пойду. Интереса нет.

Роман забеспокоился. Кажется, эта девушка была единственным шансом найти повара.

– Почему «тощища»? Судно везде судно. Познакомитесь с моряками, с морскою жизнью.

– С ними я давно знакома. Жоржики… Не люблю их.

Роман улыбнулся.

– За что же такая немилость? По-моему, ребята они хорошие… Как вас зовут?

– Вероника Александровна Самарина.

– Звучная фамилия. Ну ладно… Шли бы вы все-таки к нам на «Никель». Знаете, как вы меня выручите? Навечно буду вам благодарен. Идите хоть на три месяца. Я у вас помощи прошу. Надо поднять дух в этих мальчишках. А какой может быть дух, если их каждый день как поросят кормят. Не понравится – сразу уйдете. Ну?

Вероника молчала, сидела важно, слушала. «Солидный капитан» с золотыми нашивками – и вдруг просит у нее помощи.

– Платить сколько будете?

– Сколько положено. Больше, чем вы зарабатывали здесь.

– Если приставать будут, уйду.

– Не будут.

– И потом, если не понравится, чтобы сразу… Не задерживали.

– Обещаю.

Вошел заведующий столовой.

– Ну как, договорились? Ты смотри там, Самарина, свои номера забудь… Не позорь нас… Тебя под суд по-настоящему отдать было надо.

– Отдавайте, подумаешь! Еще неизвестно, кто виноватым будет: я или ваша хваленая Фроська. Боюсь я вас очень…

– Ладно, ладно, прекрати. Видите, товарищ капитан, язык какой? – обратился заведующий к Роману. – По производственной линии у нее порядок, а вот уж…

– Так договорились, Вероника? – спросил Роман.

– Договорились.

Девушка протянула ему руку.

– Приходите завтра к восьми в проходную порта. Пропуск будет вам оставлен. Позже оформим вас окончательно. Не подведете?

– Приду. Всего, Петр Павлович. Привет Фроське. – Она кивнула заведующему и вышла.

4

На следующее утро у камбуза «Никеля» стояла Вероника в ярко-голубом пальто со щегольским чемоданчиком в руках. Ни дать ни взять артистка, приехавшая на гастроли.

– Краля! – восхищенно воскликнул Петрович, высунув голову из двери. – Настоящая краля.

Девушка подвинулась ближе и угрожающе сказала:

– Я вот тебе сейчас дам – «краля», пацан несчастный. Ты кем работаешь вообще? Кочегаром? Черви у тебя еще тут не завелись, «краля»? Руки, наверное, на прошлой неделе мыл? Давай-ка чисти кухню, кастрюли чтобы блестели, банки-склянки – все вымыть. Иначе принимать не буду.

– Ты чего, ты чего? – обиженно начал было Петрович, но потом вдруг сообразил, что пришел новый повар. – Вы повар? Камбуз принимать будете? Сейчас или после обеда? Вот хорошо-то! Я вам все выдраю, как чертов глаз будет блестеть. – Петрович не верил своему счастью.

Вероника вошла в камбуз, осторожно, чтобы не запачкать пальто, подошла к плите, подняла крышку, брезгливо потянула носом.

– Ты что варишь? Ну и бурда. На голову тебе команда не выливает такую стряпню?

Петрович смущенно улыбался.

– Кости у меня тут перележали. Забыл про них совсем. Вот немножко запах…

– Эх, ты, «немножко». Давай показывай каюту. Я переоденусь.

Прибежал Ваняшка Буров.

– Это кто? – спросил он Петровича. – Повариха?

– Ага. Во! – Петрович поднял большой палец.

Вероника появилась в камбузе в узких брючках и пестрой кофточке.

– Вы так запачкаетесь, девушка, я вам сейчас халатик белый принесу. И колпак, – желая сразу завоевать расположение поварихи, предложил Ваняшка.

– Обождем. Сначала приведем в порядок столовую и кухню. Тебя как зовут? Алексей? Иван? Алексей, ты займись с кастрюлями, а мы с Иваном – столовой. Иван, тащи ведра, мыло, щетки.

– Бесполезно. Ходят в грязном. Сейчас вымоем, после обеда опять мыть, – начал было Ваняшка свою песню, но Вероника не дала ему закончить.

– Давай, давай, неси. Много не разговаривай тут.

– Раскомандовалась, – буркнул Ваняшка, но все же побежал за ведрами.

Скоро камбуз и столовая представляли собою поле битвы. Лились потоки грязной воды и серой мыльной пены. Петрович неистово тер песком котлы, чайники и сковородки. Если кто-нибудь из команды заглядывал в столовую, Ваняшка кричал:

– Не лезь! Аврал!

Через два часа кают-компания блестела. В камбузе еще был ералаш. Петрович не успел сделать всего, что требовала повариха. Надо было накрывать на стол. Приход Вероники на «Никель» произвел большое впечатление. Матросы и мотористы то и дело совали головы в кают-компанию, прищелкивали языками, шушукались. Такая девушка – и на их затрушенном «Никеле». Невероятно!

Обедать все пришли в подвахтенной робе. Роман спустился вниз.

Он с удовольствием оглядел сидевших за столом, досмотрел на Веронику, благодарно кивнул ей.

– Вот, товарищи, наш повар, Вероника Александровна Самарина. Будет нас кормить.

Дверь хлопнула, и в кают-компанию вошел Баранов, по-прежкему в грязном ватнике, хотел пробраться на свое место, но капитан остановил его:

– Вероятно, вы плохо поняли меня, Баранов. Вчера я сказал, что прошу в столовую в грязном не ходить.

– Да чего там, товарищ капитан, – развязно начал Баранов, – полчаса всего на обед осталось. Со следующего раза буду приходить.

Он демонстративно сел. В кают-компании стало тихо. В глазах Романа появился холод, нижняя губа полезла на верхнюю.

– Выйдите, Баранов, – негромко сказал капитан. – Немедленно.

Матрос встал, оглядел присутствующих, ища поддержки, встретился глазами с капитаном, вышел.

– Что мы, для таких чумазых целый день работали? – фыркнула Вероника.

За столом из-за инцидента с Барановым все чувствовали себя провинившимися. После обеда к капитану пришел Петрович.

– А меня куда теперь, Роман Николаевич?

– Как куда? Камбуз сдал? В матросы. Я уже сказал старпому, чтобы зачислил. У нас два свободных места.

– Вот спасибо! Вырвался наконец. И кормить вас теперь будут лучше. А то самому есть было неохота.

Модест Иванович Коринец, старший помощник капитана теплохода «Никель», попал на судно в наказание за систематическое пьянство. До «Никеля» он плавал за границу на теплоходе «Ураллес», но дважды не вышел на вахту, устроил дебош в иностранном порту и был с позором отправлен в отдел кадров. Его долго держали в резерве на полставки, потом направили на «Никель», ничего не обещая в будущем. «Хотите – плавайте здесь, хотите – берите расчет», – сказали ему.

Если в море Коринец не представлял собой ценности, то на берегу он являлся вообще бесполезной личностью. Он это прекрасно понимал и потому предпочел остаться на «Никеле». Коринец совершенно не интересовался судном. Какой там был порядок, как кормили, как несут вахту, в каком состоянии корпус или надстройка, все ему, как он говорил в кругу друзей, было «до лампочки». Он тянул лямку. С капитаном Северовым, его безнадежностью и пессимизмом, Коринцу было удобно. Вместе с Вадвасом они частенько «трескали огненную воду», по выражению Петровича, и потом, напившись до зеленых чертей, пели хриплыми голосами. Петрович презрительно говорил:

– Уже нарезались.

Кое-как отстояв вахту, Коринец уходил на берег. Что в это время делалось на судне, ему было безразлично. Приход капитана Сергеева пришелся ему явно не по душе. Новый капитан, а значит, и новые порядки. Новые порядки – беспокойство, изменение привычной рутины жизни. Он почувствовал, что решительная хватка Сергеева заставит работать и его. Но работать не было ни сил ни желания. А вот повариха ему понравилась. Такая пампушечка тут рядом, на судне. Но язык – не дай бог!

С утра до вечера раздавался звонкий, насмешливый голос Вероники. Она постоянно кого-то шпыняла за мат и грубость, кого-то за неопрятный вид.

– Эй ты, Сюркуф, гроза морей, – кричала она, – ну чего лаешься? Не видишь, что женщина рядом? А еще в кино приглашал. Да кто с тобой пойдет, с таким?

– Простите, Вероника Александровна, не заметил вас. Не буду, – сконфуженно говорил провинившийся, стараясь как можно скорее уйти от насмешек девушки.

Готовила она отлично. Команда, объевшаяся кашей и макаронами Петровича, не находила слов, чтобы похвалить новую повариху.

– Вот это да! Здорово! Пальчики оближешь! Молодец! – только и слышалось со всех сторон.

Ей помогали все. Чистили овощи, разжигали камбуз, кипятили утром воду. По просьбе Вероники Буров сделал два фанерных плаката: «На камбуз вход воспрещен», «Вход только в чистой робе». Первый повесили на палубе у камбузных дверей, где всегда маячил кто-нибудь из команды, но теперь не смел переступить заветного порога, а второй – на двери в столовую.

Не обошлось и без скандальчика. Вероника приготовила на ужин вкусный морковный гарнир. Бурову гарнир не понравился. Он что-то сказал. Вероника выхватила из-под носа у растерявшегося Ваняшки тарелку и швырнула в открытый иллюминатор.

– Ты что? Рехнулась? – закричал испуганный парень. – Психичка. Давай второе.

– Второе пойдешь есть в «Арктику». Там лучше готовят. Ну чего смотришь? Подумаешь – не понравилось. Не голодал, видно, никогда. Или у себя в деревне одними «девалями» питался? Наверное, кроме картошки, ничего и не видел, лаптем щи хлебал, а тут пришел фыркать.

За столом засмеялись. Роман, подавив улыбку, – уж больно смешной вид был у матроса, – строго сказал:

– После обеда, Вероника, зайдите ко мне.

– Вы, товарищ капитан, не волнуйтесь. Тарелку и ложку я завтра куплю. Инвентарь не пострадает. А этот пусть в «Арктику» топает. Не дам ему второго.

Только после приказания капитана повариха выдала провинившемуся Бурову злополучную морковку.

– Вероника Александровна, второе вы сегодня приготовили очень вкусно, – осторожно проговорил Роман, когда девушка поднялась к нему в каюту, – но прошу вас больше таких представлений не устраивать. Денег у вас не хватит на посуду…

Вероника, надув губы, молчала.

– Несправедливо. Ведь сами говорите, что вкусная морковка была. Так зачем языком шлепать? – наконец сказала повариха.

– Все равно посудой бросаться не надо.

– Ладно, не буду.

Вскоре Вероника еще раз показала свой характер. С ее приходом на судно немедленно появились ухажеры. В кают-компании каждый вечер толкался кто-нибудь из них в своем лучшем выходном костюме и поджидал, когда повариха кончит работу на камбузе.

– Вероника Александровна, я взял билеты в Дом культуры. Замечательная пьеса, «По ту сторону». Про разведчиков. Пойдемте?

– Верочка, пойдем потанцевать в «Арктику»…

– Мировая картина идет в кино…

Вероника никому не отдавала предпочтения. Она охотно принимала приглашения, но всегда ходила окруженная веселой компанией. Никто не мог похвастаться, что провел с ней вечер вдвоем. Ухажеры приуныли. И не без основания. После истории с мотористом Лобуко всем стало ясно, что от Вероники надо держаться подальше. А произошло вот что.

Утром, когда команда собралась завтракать, Лобуко, высокий светлоглазый парень, считавшийся на судне покорителем дамских сердец, появился за столом с огромным синяком под глазом. Это сразу заметили.

– На кулак нарвался, Тимка?

– Хорошего «бланша» заработал. Кто это тебя так здорово?

Не успел Лобуко ответить, как в камбузное окошечко высунулась голова Вероники.

– Это я его, товарищи.

– Брось трепаться, Верка. А то и вправду подумают, что ты, – закричал внезапно покрасневший моторист.

– Трепаться? Посмотрите на эту рожу, ребята. Герой-любовник! Выпил для храбрости и ночью ко мне в каюту целоваться полез. Вот я его и поцеловала. Этим… – Вероника высунула в окошко маленький твердый кулак. – Что, не так разве было, Тимка?

Возмущенный Лобуко вскочил с места.

– Да не ври ты! Мне такая шкидла и даром не нужна. У меня другие помоложе и получше есть. Навалом.

– Получше! – передразнила Вероника. – Может быть, и лучше. А тут рядом. Никуда ходить не надо. Как удобно! Эх ты, недотепа! Я жениха сама себе выберу. Запомните, кого это касается.

Роман, присутствовавший при этой сцене, нахмурился. Как бы повариха не бросила фартук и не ушла с судна. Тогда прощай вкусные обеды и хорошее настроение экипажа.

– Лобуко, было это? – спросил он моториста.

– Врет она все, товарищ капитан. Не верьте ни одному слову.

– Все правда, Роман Николаевич. Я напрасно говорить не стану.

– Придется вас наказать, Лобуко. Вы ведь судовые порядки знаете? Что можно и что нельзя.

Моторист сидел красный, опустив голову.

– Не надо его наказывать, Роман Николаевич. Что ж делать. Не устоял перед моей красотой. Я его сама наказала. Больше не полезет. Верно, Тимка? Я нарочно хотела при всех… Не думала, что вы его наказывать будете, а то бы не говорила.

– Ладно, – проворчал Роман. – Выводы, наверное, будут сделаны всеми?

– Ну и ну! – восхищенно хлопнул себя руками по ляжкам Буров. – Вот это баба!

Но все же после обеда капитан решил поговорить с мотористом. Лобуко не стал больше отпираться.

– Было, товарищ капитан. Вот, чертова девка, бесстыжая. Запалила при всех! Я, конечно, перехватил малость. Не нужна она мне совсем. Больше не повторится.

– Хорошо, Лобуко. Только имейте в виду – в последний раз. Надеюсь, понимаете?

– Есть, товарищ капитан.

На ухажеров случай с Лобуко подействовал отрезвляюще. Наиболее ретивые перестали надоедать девушке. Побаивались. Черт его знает, что вздумается взбалмошной бабенке!

Присутствие женщины на «Никеле» чувствовалось во всем. Какой-то неуловимый дух соперничества появился в команде. Каждый, несмотря на возраст, хотел понравиться хорошенькой и бойкой поварихе. Стали следить за собой, меньше ругались, в некоторых каютах начали мыть палубу и застилать койки. А вдруг зайдет, тогда не оберешься насмешек. Посыпятся всякие обидные прозвища – «Мойдодыр», «Чушка», «Чернопуп». Приклеит – не отдерешь!

Все это было на руку капитану.

Каждое утро Роман надевал комбинезон и сам лазил по судну. Он побывал во всех закоулках. Везде был беспорядок. Неожиданно у Романа появились ревностные помощники. Петрович и Буров как завороженные смотрели на капитана, не отходили от него. Оживился и старший механик. Он уже дважды просил капитана нажать на мастерские, которые опаздывали с ремонтом топливного насоса. Из-за этого может задержаться выход в море. Но большинство людей работали вяло и неохотно. Роман видел, как по вечерам группки моряков сходят на берег и держат путь в «Арктику». Возвращались они на рассвете, горланя песни.

Капитан садился в кресло в своей маленькой каюте, закуривал и мучительно раздумывал о том, как расшевелить команду. Может быть, твердой рукой навести порядок? Одному выговор, другого уволить в назидание остальным, потребовать от кадров заменить кое-кого? Станет легче. Его будут побаиваться. Но результат может быть и обратный. Люди озлобятся, и тогда от них нечего ждать поддержки. А она необходима. Один он ничего не сделает. Нет, нужно что-то другое. Но что?

В свободное от работы время Вероника устраивалась в кают-компании, метила судовое белье, шила себе переднички или просто болтала. Ее всегда окружали молодые моряки.

Как-то Руднев попросил капитана:

– Роман Николаевич, вы бы нам устроили вечер воспоминаний о военных днях. Ребята очень интересуются.

– Что ж, с удовольствием. Скажите, когда соберетесь. Я всегда готов.

Собралась почти вся команда. Роман сел на свое место.

– Вот когда я пришел на «Гурзуф» и увидел людей, – начал он, – смотрю, в основном молодежь, мальчики. Ну, конечно, было несколько пожилых, опытных моряков. Так мне беспокойно стало. Боялся, что в тяжелую минуту сдадут. Только об этом и думал. И на мостике, и когда отдыхал, все время думал о том, как люди поведут себя при встрече с гитлеровцами. И вот первый налет…

События прошлого вставали перед ним в мельчайших подробностях. Роман увлекся и часа два рассказывал об участии «Гурзуфа» в конвое, о героизме команды, спасавшей израненное судно, о том, как все-таки дошли до родных берегов.

– Дошли-то дошли. А если бы взорвались? – усмехнулся Коринец.

– У всех была вера, что мы можем спасти судно. У всех, понимаете? А это великое дело.

– Важно, что машина осталась неповрежденной.

Если бы она подвела – не спасти судно, – проговорил Руднев.

– Почему не спасти? Взял бы на буксир тот американец, – вмешался в разговор Буров, – и дотащил до порта.

На него зашикали: – Как просто: «взял, дотащил». Кругом подводные лодки, самолеты рыщут, а он – на буксир. Специалист!

Завязался спор. Роман понял, что его рассказ понравился команде. Вспомнили и другие случаи военного времени. Разошлись поздно.

На следующий день Роману принесли письмо. Оно было от Игоря. Роман не поверил себе. От Игоря! Он схватил убористо написанные листки и не читая их заглянул в конец:

«…теперь мы с Женей и сыном отдыхаем на юге. Я как будто бы родился заново. Набираюсь сил, потом возвращаюсь в пароходство. На судно. Я уже был в главкадрах. Про тебя мне рассказала Женя. Спасибо за все…»

Роман облегченно вздохнул.

«Кончилось, значит. Ах, как здорово! Я знал, что так будет. Игорь не мог сделать ничего плохого. Выяснили, что к чему».

Он принялся читать дальше. Игорь писал:

«…все позади, Рома. За эти три месяца я многое понял. В сложное время мы живем. Ты был прав, когда говорил, что все не так просто, как кажется. Особенно сейчас, когда из-за границы катится обратно такой мощный человеческий вал. Поди разберись кто честный, кто подлец? Я знал, что ни в чем не виноват, а потому был убежден, что меня освободят. Верил в это. Так оно и вышло. Когда мне возвращали документы, начальник отдела, подполковник, на прощание пожимая мне руку, сказал:

– Не сердитесь, Игорь Петрович, на нас. Надо было разобраться. Хороший у вас друг, между прочим…

– Какой друг?

– Роман Николаевич Сергеев.

– Разве знакомы?

– Немножко…

Откуда ты его знаешь? Мне он этого не сказал, все улыбался. В общем, правда победила…»

Письмо было длинным, бессвязным и радостным. Роман бросил листки на стол.

«Эх, Гошка, Гошка, – подумал он. – «Капитан великого плавания». Вечно у тебя в жизни какие-то «траболсы». Выпью-ка я за твое здоровье хорошую рюмку. Сегодня – стоит».

5

Механики закончили ремонт в срок. «Никель» вышел в рейс. Судно направили в Кандалакшу за прессованным сеном.

– Опять в Кандалакшу, – ворчали в команде. – Хоть бы в Архангельск сходить.

Погода выдалась тихая. «Никель» весело бежал по гладкому серому морю. В ходовой рубке было так тесно, что Роман с непривычки все время задевал то за угол штурманского стола, то за нактоуз компаса, то цеплялся за ручку двери. После «Гурзуфа» все казалось игрушечным. Но, в общем, капитану было приятно вновь почувствовать под ногами дрожащую палубу, услышать постукивание дизеля, а перед глазами увидеть бескрайнее море, далекую линию горизонта. Как-то отошли на задний план все неприятности последних месяцев, и только мысль об Игоре не давала ему покоя. Что еще предпринять в его защиту? Кажется, он сделал все, что мог. Оставалось только ждать.

Без всякого сожаления капитан вспоминал время своего пребывания на посту начальника пароходства. Но возмущение тем, что не захотели исправить вред, наносимый делу неправильным планированием, желанием отрапортовать цифру побольше, намерением уволить хороших работников, не проходило. Здесь он считал себя правым и не понимал, почему же все-таки восторжествовала косность, рутинерство, показуха? Ведь на коллегии было много знающих, умных и честных людей, прекрасно отдающих себе отчет в том, что он поднял важный и нужный вопрос. Почему никто не поддержал его? Неужели так привыкли подчиняться одному вышестоящему? Увидели, что замминистра против предложения Романа, и все стали против, вопреки своим собственным мыслям.

Роман делал три шага от крыла до рубки и возвращался обратно. Даже по мостику негде походить на таком теплоходе!

Надо приводить судно в порядок. Оно сильно запущено. Роману очень хотелось вызвать к себе Валю, но показать «Никель» в таком виде он не мог. Пусть уж жена приедет, когда теплоход заблестит, как игрушка на витрине магазина. Да и организация службы требовала коренных изменений. Роман заметил, что Коринец во время движения судна в море уходит с мостика, оставляет рулевого одного. Роман сделал ему замечание.