Текст книги "Тепло Востока на Квинс Бульваре (СИ)"

Автор книги: Юрий Цырин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Ю.Ц.: Я знаю, что вы, являясь старшеклассником, изложили свои мечты о будущем Сургута в школьном сочинении. Насколько точно вам удалось предсказать будущее родного города.

Г.П.: Это был 1963 год, когда в городе уже работали геологи, что стимулировало буйные юношеские мечты. Интересно, что мне удалось вообразить мой город практически в том виде, какой он обрел к началу 21-го века. Правда, я ожидал, что он станет таким лет на 15 – 20 раньше. Но ведь известно: скоро сказка сказывается – не скоро дело делается. Пусть я и ошибся в сроках, но искренне горжусь городом, в котором сегодня живу!

Ю.Ц.: Вы коренной сургутянин далеко не в первом поколении, и при этом ваша трудовая жизнь целиком посвящена родному городу. Именно здесь вы состоялись как инженер и организатор производства, а затем как ученый, изобретатель и организатор науки. Не уверен, что у кого-то еще в Сургуте есть подобная судьба. Скажите несколько слов об истоках своей судьбы: о вашем роде, о родителях, об учителях.

Г.П.: Мой отец, Борис Андреевич, – коренной сургутянин, выходец из казаков. Его родословная упоминается в летописях еще в начале 18-го века. Казаки направлялись в эти края для наведения порядка (в частности, для контроля за политзаключенными). По линии матери, Наталии Николаевны, ситуация была другой. Маму сослали в эти края в 1930 году, в возрасте 7 лет, с родителями. Ранее ее родные жили под Екатеринбургом большой семьей, работали на земле, имели развитое, крепкое хозяйство. Это раздражало местную власть – семья была "раскулачена" и сослана в район Сургута...

Здесь родители честно прошли свой трудовой путь, а отец стал и участником Великой Отечественной войны. Вернулся с фронта с тяжелым ранением руки. Сегодня из ушедших на фронт коренных сургутян в живых остался только он.

Тепло вспоминаю свою школу, учителей. Это были истинные подвижники, верные взятой на себя миссии. Их жизнь, их дела стали для нас, школьников, важным уроком нравственности.

В младших классах моей учительницей была Мария Абрамовна Кушникова, которая искренне любила нас, своих учеников. И я, по велению души, смастерил для нее в подарок сувенир – полочки со своими выжженными автографами. А через много лет увидел, что эти полочки сохранены и остаются на стенах ее дома...

С глубокой признательностью вспоминаю директоров школы Виктора Павловича Бирюкова и Андрея Николаевича Сибирцева, учителей старших классов. Коротко об этом не рассказать.

В производственном обучении школа была перепрофилирована с сельского хозяйства на нефтяную отрасль. Для нас, школьников, неоднократно организовывались экскурсии на буровые, и меня, конечно, вдохновляли дела и успехи буровиков, я стал увлекаться техникой. Над нашей школой шефствовала геологоразведочная экспедиция легендарного впоследствии геолога Фармана Курбановича Салманова, открывшего в Западной Сибири многие десятки нефтяных месторождений. Да, шефом была экспедиция Салманова – а это не шуточки!

Ю.Ц.: Что привело вас в науку из производственной деятельности и что помогло вам ощутить себя в науке вполне комфортно?

Г.П.: Придя на производство, я поставил своей задачей познать его досконально, устранить все пробелы в своих знаниях не только по бурению скважин, но и по добыче нефти. Это потребовало немалого труда, зато – и это не хвастовство – в дальнейшем не было такой инженерной задачи, какую я бы не сумел решить.

Что касается науки, мне давно хотелось оказаться в этой сфере, что стало бы естественным развитием достигнутых умений, но в Сургуте тогда еще не было никакого научного центра. Когда же организовался институт СургутНИПИнефть, я с радостью туда перешел. Знания и умения, приобретенные в инженерной практике, стали для меня надежной основой научной работы. А тонкую специфику научных исследований я осваивал с помощью опытных ученых-нефтяников.

Ю.Ц.: Какие принципиальные цели вы ставили перед собой в науке, и в какой мере вам удалось их осуществить?

Г.П.: Я сосредоточился, прежде всего, на проблемах заканчивания скважин. Это, в конечном счете, проблемы продуктивности скважин – главных технических сооружений нефтяной отрасли. Мне было доверено руководство соответствующей лабораторией, и я поставил цель наиболее рационально решить задачу сохранения коллекторских свойств продуктивного пласта при освоении скважин. С этой целью была разработана специальная скважинная жидкость, которая не потеряла актуальности до сих пор. Стало возможным при минимальных затратах достигать наибольших положительных результатов: продуктивность скважин повышалась многократно.

Такая же концепция – максимальная эффективность при минимальных затратах – была принята и для разработки новых буровых растворов применительно к конкретным геолого-техническим условиям. Разработано порядка десяти видов.

Я намерен и впредь продолжать работы по поиску новых высокоэффективных материалов для строительства скважин.

Мы сотрудничали с другими научными институтами. В частности, ряд важных разработок, обеспечивающих повышение эффективности работы скважин, был осуществлен нами в содружестве с ВНИИ буровой техники. Эти работы следовало бы развивать дальше, но, увы, научно-исследовательская часть данного института перестала существовать (осталась разработка проектов на строительство скважин). Это один из примеров лавинообразного развала российской отраслевой науки, который начался в 90-е годы прошлого столетия.

В настоящее время у нас используется зарубежная техника и технология заканчивания скважин, что является весьма дорогим удовольствием, но при нынешней, весьма высокой цене нефти обеспечивается определенный положительный эффект. А что будет завтра? Хочется надеяться на лучшее...

Ю.Ц.: Какие основные трудности довелось вам лично пережить в борьбе за технический прогресс?

Г.П.: Основные трудности были вызваны, главным образом, теми условиями, в которых оказалась наука, когда в России происходили экономические преобразования конца прошлого века. В начале горбачевской перестройки, казалось, создались более благоприятные условия для науки. По существу, научную деятельность приравняли к чисто производственной и перевели ее на рельсы хозрасчета. Нашим главным маяком была провозглашена прибыль.

Но жизнь упорно показывала, что наука и производство не могут быть организованы совершенно одинаково, если думать об эффективности. Расходование денег в науке сопровождалось всё меньшей отдачей. Хозрасчет позволял нам достаточно свободно обращаться с деньгами, например, сэкономить на каких-то экспериментах и на этой основе повысить зарплату...

А вскоре наш институт отделили от акционерного общества "Сургутнефтегаз – и прекратилось централизованное финансирование исследований и разработок: дескать, ищите сами заказчиков и деньги на пропитание. Тут же из института уволилось множество специалистов. Остались три лаборатории, позже преобразованные в отделы (по строительству скважин, геологии и гидродинамике). Работать стало очень трудно, нас поддерживал обретенный ранее и не угаснувший энтузиазм. Приходилось работать в долг, без денег, при этом стало необходимо сократить численность научных подразделений.

К счастью, через некоторое время институт снова стал структурной единицей "Сургутнефтегаза"...

Ю.Ц.: Что, по вашему мнению, необходимо для благополучия российской прикладной науки в дальнейшем?

Г.П.: Я бы назвал прикладную науку главенствующей во всей научной сфере, хотя такое мнение многие назовут спорным. Да, академическая наука дает бесценные новые знания, но ведь именно прикладная, отраслевая наука должна непосредственно создавать те новые объекты техники и технологии, которыми прямо определяется научно-технический прогресс в экономике. А разве мы сегодня слышим в России какие-то вразумительные разговоры о путях развития прикладной науки, в частности, корпоративной (относящейся к отдельным компаниям, акционерным обществам и т.д.)?!

Ну, ладно, не будем раскладывать типы наук по чашам весов, но, несомненно, что российскую прикладную науку надо спасать. А в основу ее спасения, несомненно, должна быть положена четкая и разумная система ее финансирования. И здесь ничего выдумывать не надо – следует просто перенять опыт ведущих капиталистических государств и корпораций. Достаточная часть прибыли должна неизменно направляться на развитие науки и обоснованно распределяться между ее актуальными направлениями – вот суть вопроса. Тогда отечественный научно-технический прогресс станет вровень с объективными потребностями совершенствования производства.

Ю.Ц.: Ведется много разговоров о том, что Россия "сидит на нефтяной игле" – и это, дескать, очень плохо для прогресса ее науки и техники. Что бы вы могли сказать по данному вопросу?

Г.П.: В этих разговорах, по моему мнению, наряду с разумными мотивами имеется немало и сытой демагогии. Конечно, всестороннее гармоничное экономическое развитие страны – это прекрасная ситуация, и к ней надо по возможности стремиться. Хочется, чтобы Россия, успешно справилась с такой задачей в кратчайшие сроки. Но при чем тут героическое освоение западносибирских нефтяных и газовых богатств, в огромной мере обеспечивающее жизнеспособность страны?! При таких несметных богатствах недр было бы нелепостью слепо копировать, к примеру, экономическое развитие Японии, где о богатствах недр говорить просто не приходится.

С другой стороны, гроша не стоит мнение о том, что "качать нефть" – примитивное дело, а такое мнение мы подчас слышим. Нет, это дело очень наукоемкое и весьма комплексное. Ему служат, кроме буровиков и эксплуатационников, геологи, геофизики, химики, математики, прибористы, машиностроители, специалисты по автоматике и телемеханике и многие другие. В частности, возьмем точную проводку глубоких наклонно направленных и горизонтальных скважин. Думаю, она приближается по используемой автоматической системе контроля и управления к выводу спутника земли на космическую орбиту.

В общем, несомненно, что развитием нефтяной отрасли стимулируется прогресс во многих других областях науки, техники и производства. От дел, творимых нефтяниками, никому плохо не будет!

Ю.Ц.: А стоит ли уповать на развитие нефтяной отрасли – ведь известны мнения, что нефть скоро кончится?

Г.П.: Я предлагаю быть оптимистами. Мрачные прогнозы о запасах нефти мы слышали десятилетиями, но пока они не сбываются.

После бакинских и грозненских планета подарила нам богатые нефтяные месторождения Татарии и Башкирии, грандиозные нефтегазовые богатства Западной Сибири. Теперь начато освоение нефтяниками и просторов Восточной Сибири.

Новые технологии позволяют сегодня добывать нефть и на старых месторождениях: ведь там оставлено в недрах не менее 30% запасов нефти. Подобную задачу будут решать наши дети и внуки и в Западной Сибири.

А еще впереди – увеличение глубин бурения, разведка подземных богатств морских шельфов на Севере... Обязательно будут новые открытия!

Ю.Ц.: И напоследок – лирический вопрос. Вы сегодня гость Америки. Каковы ваши впечатления?

Г.П.: Понимаю, что подробно отвечать невозможно. Буду предельно краток. Я в Америке не первый раз, плодотворно взаимодействовал с ее специалистами-нефтяниками, а в ходе нынешнего визита получил удовольствие и от знакомства с живущими в Нью-Йорке представителями русскоязычной общины...

Впечатляют и природа, и инфраструктура страны. Мне здесь нравится. Скоро отправлюсь домой со светлыми, как и прежде, воспоминаниями.

9

Моя родная газета многократно проявляла дружеское внимание и лично ко мне. Это случалось и на её юбилейных торжествах, и, особенно, когда я подходил к своим юбилейным рубежам. Это проявлялось и в том, что неизменно принимались к публикации мои философско-лирические эссе, посвященные самым разным темам.

А тем этих было множество: благородство дорогих "технарей" в моей судьбе; "самочувствие" российских ученых в стихии социально-политических экспериментов, происходивших в стране в конце прошлого века; осмысление социально-религиозных истоков нью-йоркского теракта, происшедшего 11 сентября 2001 года; значение ПОСТУПКА в человеческом общежитии; современные явления в живописи и театральном искусстве; проблема чистоты улиц и станций метро в Столице мира...

Я, пожалуй, не буду представлять здесь эти эссе – они слишком далеко уведут читателей от намеченной темы данного повествования, -темы о том, как щедрое тепло Востока согрело меня на Квинс-бульваре благодаря дружбе и совместным добрым делам с бухарско-еврейской общиной Нью-Йорка.

В завершение этой темы приведу одну необычную творческую находку прекрасного журналиста нашей газеты Тавриз Ароновой. В канун моего 75-летия она опубликовала интервью со мной, – интервью, которого... не было. Она "сконструировала" эту беседу по мотивам книги "Пусть не моё теперь столетие...", которую я написал несколькими годами ранее. Получилось, по-моему, довольно интересно, во всяком случае, очень правдиво и точно.

Спасибо, милая Тавриз! Я использовал Ваш впечатляющий прием в последующей книге "Сургутское сплетение", написанной мною совместно с сибирским другом Г.Б. Проводниковым. Там мною по мотивам газетных публикаций "сконструирована" моя беседа с двумя руководителями бурения скважин в славном акционерном обществе "Сургутнефтегаз".

Почитайте, пожалуйся, как я якобы беседую с Тавриз Ароновой.

СО ЗЛОМ СРАЖАЮСЬ ДЕЛОМ

НЕОБЫЧНОЕ ИНТЕРВЬЮ

С героем этого интервью Юрием Цыриным я познакомилась несколько лет назад в стенах редакции нашей газеты. Мы стали работать над одним из моих текстов, и уже через 15 минут я не просто поняла, я ощутила – передо мной близкий по духу, почти родной и такой узнаваемый человек. Его манеры, стиль поведения, особая, присущая только ему, лексика были из того, другого мира, из которого безжалостная судьба исторгла меня в мир прагматики и холодного расчёта.

А он, большой, великодушный человек, источал такое дружелюбие, искреннюю заинтересованность и культуру поведения, что моментально втянул меня в водоворот своих рассуждений, ощущений, настроений.

Какое это было упоение – вдруг обнаружить, что тебя не просто слышат, понимают, подхватывают и развивают твои мысли и чувства, но ещё и сопереживают и, возможно, даже сострадают тебе в твоей бесплодной попытке прижиться душой в этом ярком, но пока ещё чуждом пространстве.

Итак, Юрий Цырин – интеллигентен, умён, изысканно учтив, неизменно доброжелателен, отменно вежлив, прекрасно образован и начитан, всегда элегантен и при этом – открытая, обезоруживающая улыбка, вызывающая абсолютное доверие и некое, трудноописуемое умиротворение.

Все годы нашего общения (увы, не столь частого, как хотелось бы) я испытываю бесконечное признание Юре за полное отсутствие даже малейших признаков чванства, высокомерия, надменности, чем в полной мере порою обладают люди, добившиеся значительно меньших успехов в карьере и жизни.

А ведь Юрию Цырину есть чем гордиться! Доктор технических наук, заслуженный изобретатель и почётный нефтяник России. Такое признание надо было заслужить реальными, а не мнимыми достижениями и результатами. Всё это – талант инженера, смелый полёт фантазии, точный расчёт изобретателя и годы, десятилетия бесконечного, часто очень тяжёлого труда. И при всём при этом – совершеннейшая скромность вместе с чувством собственного достоинства, весьма заметные при общении с этим неординарным человеком.

И, заметьте, эта неординарность не только в его инженерно-техническом таланте. Он ещё, к великой радости, в душе лирик, романтик и поэт. Хотя нет, поэт он не только в душе. Его первая книга "Пусть не моё теперь столетие" – тому доказательство. Я убеждена – как только хорошие стихи находят своё воплощение на бумаге, их читают, перечитывают, находят нечто близкое, родное, созвучное душе, их создатель становится поэтом, признанным читателями.

Вот так одна душа вместила в себя научно-технический взлёт и поэтический восторг. А мы в итоге получили Юрия Цырина.

Предполагаю, что найдутся скептики, если не сказать хуже, завистники, которые будут обвинять меня в пристрастии, необъективности и корпоративности. Что ж, спорить не стану (что само по себе необычно), однако позволю себе мысль вслух. Во-первых, всё, сказанное о Юре, правда, не приукрашенная совершенно, ибо Цырин в этом не нуждается. А во-вторых, я имею полное право на сугубо субъективное мнение, хотя в этом случае оно сильно смахивает на вполне объективное.

Ну, а теперь, сделавши всем реверансы, хочу предложить моим любимым читателям необычное интервью, которое я написала без участия нашего главного героя.

"Как же так?" – спросит дотошный читатель. Отвечаю: "Я нашла все ответы в стихах и прозе Юрия Цырина". Мне они показались интересными, и я решилась на такой безответственный, с точки зрения строгой критики, эксперимент.

Посмотрим, что скажет наш искушённый во всех отношениях читатель, особенно тот, кто знаком с творчеством этого интересного человека.

Тавриз Аронова: Как случилось, что вы, в душе романтик и поэт, уже смолоду сделали свой выбор в пользу технического вуза, такого далёкого от литературы и поэзии?

Юрий Цырин: В первую очередь – это влияние и, пожалуй, даже давление моих прагматичных родителей. Оба инженеры, они хотели, чтобы у меня была реальная мужская профессия, дающая возможность прокормить не только меня, но и мою будущую семью.

Т.А.: Вы считаете, они оказались правы?

Ю.Ц.: Трудно ответить однозначно, однако в чём я твёрдо убеждён, так это в том, что технический вуз, работа на буровых, бесконечные командировки, вечно занятая изобретательством голова – это колоссальный источник познания интереснейших человеческих судеб, многие из которых стали до некоторой степени и моей судьбой. Настоящая мужская дружба, суровые, но справедливые, честные, благородные люди – всё это я познал именно как инженер-нефтяник.

Т.А. (иронично): Вы полагаете, что подобных людей можно было встретить только в вашей профессиональной среде?

Ю.Ц. (горячо): Нет, конечно, нет. Но наша работа нередко проходила в тяжелейших условиях, порою на грани человеческих возможностей, и потому пороки и достоинства людей проявлялись очень быстро, ярко и активно. Сама природа, дикая, необузданная, подталкивала к проявлению истинных качеств характера. Я считаю – мне повезло. Было трудно, порою невыносимо, но всегда интересно, без намёка на скуку.

Т.А.: Однако эта нелёгкая работа не убила в вас романтика и поэта.

Ю.Ц.: Наоборот, порою давала такую пищу для души, ума и фантазии, что для реализации всех творческих импульсов просто физически не было времени.

Т.А.: В вашей поэзии и прозе много размышлений о любви. Вы так верите в любовь?

Ю.Ц. (убеждённо): Абсолютно уверен, что именно любовь движет всем прекрасным на земле. Именно она облагораживает мужчину, делая его сильнее, мощнее, увереннее.

Т.А.: Или наоборот... Подкаблучником, рохлей, роботом-исполнителем, рабом, в конце концов.

Ю.Ц.: Нет, то, о чём вы говорите, – не любовь, а зависимость. Неважно какая – физическая, моральная, материальная.

Любовь – это нечто совершенное, придающее какой-то особый оттенок отношениям между мужчиной и женщиной. Она ему дарит нежность, ласку, трепетные прикосновения, а он – свою мощь, силу, защиту. Так же трепетно, как и надёжно. Они друг друга дополняют и заполняют. Вот тогда это любовь, где есть место всему – ревности, упрёкам, слезам, печали, но в основе – любовь.

Т.А.: Вы упомянули о мужской дружбе. Для вас это конкретное или всё-таки абстрактное понятие (для красного словца)?

Ю.Ц.: Совершенно конкретное, вполне осязаемое, ощущаемое не просто понятие, а чувство, глубокое и сильное. Не менее сильное, чем любовь. Настоящий друг – это опора, уверенность, защищённость, это, если хотите, умение прощать, сохраняя главное – верность и преданность, честь и достоинство, не только своё, но и друга. Это понятие, как говорят, круглосуточное. Вовремя прийти на помощь или получить её. Без спросов-вопросов. Надо – и всё тут. Такое, знаете ли, всеохватное, всеобъёмное взаимодоверие. Иметь такого друга или друзей – огромная удача, даже счастье. Одного из них я бы хотел вам назвать – мой верный друг и коллега – сургутянин Геннадий Борисович Проводников. Когда-то я посвятил ему такие строчки:

Не спит буровая во мраке ночей

веду испытанья...

Но вам-то зачем

делить со мной риски, волненья, испуг?

А просто

Вы истинный друг.

Т.А.: Согласна с вами: настоящий друг, понимающий, защищающий, надёжный – это счастье, испытать которое дано совсем не каждому. А в дружбу между мужчиной и женщиной вы верите?

Ю.Ц.: Верю, однако готов согласиться, что грань, за которой может начаться нечто другое, присутствует незримо довольно часто. Подчас приходится жестко приказывать себе не приближаться к ней и уж тем более не переступать её... Тут, как мы знаем, имеет место очень непростая диалектика, кстати, активно используемая писателями, в частности киносценаристами, в их творчестве.

И ещё вот что хотел бы добавить по поводу дружбы. Умение принести в жертву свои личные интересы на её алтарь – это и есть истинное её понимание. А иначе, какая это дружба, если всё время ждёшь подвигов от друга, ничего не давая взамен. Или наоборот – всё время что-то отдавая другу, постепенно из друга превращаешься в полезного человека. Это уже не дружба.

Т.А.: Вас предавали в жизни?

Ю.Ц. (помолчав): Да... Понять и принять это было не просто трудно, а невозможно. Но предательство так же сильно, сколь и верность. Приходилось с этим жить. Хотя разочарование в людях очень болезненно. Я вообще убеждён, что душевная щедрость и бескорыстное добро должны быть бескорыстны, но не бездумны.

Т.А.: Вы редактор единственной общинной газеты The Bukharian Times, и вам, как редактору, по долгу службы приходится работать с разными авторами, некоторые из которых, будучи малограмотными людьми, совершенно не приемлют ни разумной критики, ни редакторской правки. Зная вас как очень деликатного, тактичного, сдержанного редактора, я, тем не менее, знаю, что вам порою достаётся от "великих грамотеев".

Ю.Ц.: Отвечу стихами:

Быть меж людей – искусство жизни целой:

Беречь любимых, вдохновлять друзей,

А час пробьёт -

со злом сразиться делом

И быть собой – всегда, во всём, везде...

Правда, эти строчки относятся не только к недоверчивым, самоуверенным авторам. Считаю, что жизнь среди людей – штука нелёгкая, а порою и вовсе тяжёлая. Просто уже смолоду надо научиться мудро ощущать границу между добром и злом, чётко определив для себя, на какой стороне баррикады твоё место. В нашем мире борьба добра и зла была, есть и будет. И крайне важно, заняв однажды заняв однажды в ней своё место, как солдат на войне, охранять добронравие всеми силами своей души. А иначе жизнь станет скучной и серой. Мне бы стало неинтересно жить.

Т.А.: Китайцы говорят, что месть – блюдо, которое едят холодным. Вы, добрый, интеллигентный человек, умеете мстить? И если да, то какой вид мести вам по духу?

Ю.Ц. (мягко): Доброта и месть плохо совместимы. Если я добр, как вы говорите, то, скорее всего, просто отойду от того, кто принесет лично мне зло, и стойко продолжу свои добрые дела.

Хотя, по большому счёту, убеждён, что зло должно быть наказуемо. Ибо безнаказанность рождает уверенность в правильности избранного пути. Бывают такие ситуации (не приведи, Господи!), когда самая обычная месть оправдана и необходима. Мне, к сожалению, приходилось проявлять воинственную принципиальность в столкновениях с подлостью. Но, конечно, я неизменно действовал, не теряя чувство меры, открыто, без коварства и изощренности.

И хочу отметить вот что. За прожитые годы я не раз убеждался, что злобливым, подлым, мерзким людям обычно воздаётся по заслугам самим течением жизни. Несомненно, есть такая объективная закономерность.

Кстати, думается мне, что когда пишу стихи о добром, о вечном, о светлом, я тоже мщу кому-то, пусть и своеобразно. Ведь стремлюсь, чтобы стали сильнее, устойчивее, а то и просто неодолимы те, кто стоят на баррикаде добра – глядишь, и пакостить кому-то надоест...

Т.А.: Вы производите впечатление вполне довольного жизнью оптимиста, для которого стихи являются обязательной частью жизни.

Ю.Ц.: Да, я оптимист, и уверен, что все мы просто обязаны ими быть. Наши родные, близкие, друзья должны, глядя на нас, заражаться нашим жизнелюбием, ибо есть у нас святая миссия – поддерживать их дух умением находить в себе силы для светлой жизни и добра. Для меня нет другого пути к душевному благополучию, нет другого средства не сломаться на ледяных ветрах жизни.

А писать стихи, вообще говоря, вовсе не обязательно...

Т.А.: Вот такое интервью по страницам книги Юрия Цырина у меня получилось...

___________

А завершу я всё свое повествование стихотворением, которое прочёл дорогим гостям на праздновании моего 80-летия. Среди друзей, пришедших, чтобы отметить со мной это событие, в большинстве были представители бухарско-еврейского народа:

В своей не самой простой судьбе

познал я дни

и бед, и побед,

пожив на нашей грешной земле

уж восемь долгих десятков лет.

Давным-давно на моем веку

всё началось

с родного Баку,

но стал москвичом я

к школьной поре,

а школу окончил -

на Ангаре.

Буренья проблемы

вуз показал,

в науку смогла

заманить Казань,

а позже Москва меня вновь приняла,

чтоб там повзрослел

в научных делах...

Лет тридцать

весь творческий свой запал

Я недрам тюменской земли

отдавал.

Не стали дела удачей сплошной -

ушибы

фиксировались сединой.

Но всё же была

побед высота!..

Нежданно

почетным нефтяником стал...

...На пенсии

к сыну прибыл с женой -

здесь осень жизни

стала весной:

сердцами вашими

я согрет,

я – свой

в одной из чтимых газет,

в писательстве

радость творца нашёл -

Хоть верьте, хоть нет,

а мне хорошо!

И СЧАСТЛИВ, РОДНЫЕ,

СЧАСТЛИВ, ДРУЗЬЯ,

ЧТО ВАС

УДОСТОЕН СУДЬБОЮ Я!

Спасибо, родная газета The Bukharian Times и прекрасная – дружная, душевная, талантливая – бухарско-еврейская община, – спасибо, что вы не обошли моей судьбы!

Я стараюсь быть достойным вас!