Текст книги "И на щите Давидовом начертано «Моссад»"

Автор книги: Юрий Чернер

Соавторы: Юрий Певзнер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Еще один очень интересный нюанс: после осуждения Беера отношения между Бен-Гурионом и Харелом заметно охладели. После смерти Эзры (смерть эта была «естественная», от сердечной недостаточности, но если бы человек содержался в другом месте и в других условиях, неизвестно, когда бы наступила эта естественная недостаточность. Тюрьма – не санаторий) несколько компетентных прозорливцев отмечали, что время отставки «мемунеха» приблизилось…

История жизни Беера, если придерживаться не пересмотренной официальной версии, удивительно напоминает историю другого предателя, англичанина Кима Филби. Оба симпатизировали коммунизму, оба были завербованы во время гражданской войны в Испании как перспективные агенты и в свое время приступили к активным действиям. Оба фактически сумели проникнуть в самый центр системы безопасности своей страны и стали ценным источником для разведки противника.

Однако, в отличие от Беера, Филби поймать не удалось, хотя в раскрытии Кима, как мы уже вспоминали, сыграла свою роль и израильская разведка.

В целом же надо отметить, что за всю «эпоху Харела» кроме этих, скажем так, небесспорных случаев, не было раскрыто ни одного «серьезного» агента-израильтянина, который бы работал на противника. «Это неудивительно, – считает бывший директор ЦРУ Уильям Колби, – страна ведь постоянно находилась в состоянии войны. Трудно ожидать, например, что на американском Диком Западе ковбои стали бы переходить на сторону индейцев». Тем не менее по прошествии многих лет нельзя не обратить внимание, что и в СССР, и в США весьма и весьма хорошо знали о том, что происходит в Израиле. А то, что знание, которое трудно соотнести с болтливостью подцензурной израильской прессы, правильным использованием технических средств (радиоразведка, аэро– и космическая съемка) и прозорливостью своих аналитиков, не всегда сопровождалось открытой и почти никогда – адекватной реакцией названных великих держав, так это понятно: все же разведка служит политике, а не наоборот. По большому счету, к слабостям контрразведки «недостаточно массовое» выявление шпионов или хотя бы агентов влияния (в те годы такой термин еще не использовался, но явление существовало) относить нельзя. Шпиономания, которой переболели едва не все страны, никому не принесла пользы, разве что негодяям, которые сделали на ней карьеру. Никакая контрразведка не в состоянии выявить агента глубокого внедрения, если он не предпринимает определенных, специфических и немногообразных действий, которые однозначно трактуются как шпионские. Агенты глубокого внедрения могут подниматься до самых высоких уровней в государственной и социальной системе, так что в конце концов их задание превращается в их, скажем, – политическую позицию.

Что же касается действий против настоящих противников, в первую очередь против агентуры арабских стран, то здесь контрразведка (и собственно «Шин Бет», и военная) действовала достаточно эффективно. Известны буквально единичные случаи успешной работы египетских и сирийских шпионов в Израиле – за исключением случаев, когда на эти страны работали палестинцы. Высокая эффективность Хареловской контрразведки была, в частности, подтверждена эпизодом, который может показаться стороннему наблюдателю анекдотичным, но который в свое время едва не обернулся падением правительства. Во всяком случае, Харел тогда выполнял прямое поручение Давида Бен-Гуриона.

В истории Израиля этот эпизод называют «дело Иоселе». Началось оно осенью 1959 года, когда восьмилетнего Йозефа Шумахера похитил его собственный дед, Нахман Штарк. Сектант-ортодокс (секта «Нетурей карта», яростные противники сионизма, которые убеждены, что еврейское государство может быть создано вовсе не по воле ВСО и активности всяких там Бен-Гурионов, а только после пришествия Мессии) посчитал, что родители ребенка больше заботились о благах земных, чем небесных, и сами вели «неправильный» образ жизни, и давали Иоселе слишком светское воспитание и образование. В «святом деле» Нахману, естественно, помогали члены секты – вряд ли один, только весьма специфически грамотный старик, смог бы организовать дело так, что мальчик вдруг просто исчез, и первые попытки поисков – это в Израиле-то, где все знают всех и вся, не отмеченной и не обсужденной не остается даже пустяковая обновка соседа, – ничего не дали.

Дело моментально выплеснулось на газетные полосы и долго не сходило со страниц израильских газет, разгорелись скандалы вплоть до уровня кнессета, полиция старалась – но никто не знал, где находился ребенок. Появилась даже популярная песня с припевом: «Где Иоселе?», в ход пошли шутки и анекдоты с критикой правительства за его неспособность найти похищенного ребенка. Из в общем-то не слишком важного дела возник самый настоящий внутриполитический кризис, все противники «МАПАЙ» воспользовались этим как хорошим предлогом для дополнительного развертывания острой борьбы – и дело действительно пошло к падению правительства.

Нахман Штарк, конечно же, был посажен в тюрьму «до тех пор, пока не скажет, где Иоселе». Но «сломать» религиозного фанатика, который прошел в свое время даже через сибирские лагеря, было невозможно – такие шли на мученическую смерть, но не отступались; кроме того, сразу начались кампании за освобождение Штарка и в конце концов правосудие небезосновательно признало содержание его под стражей нежелательным. Освобождение старика стало поводом не только для триумфа сектантов, но и для еще большего шума, поднятого оппозицией. Вот тогда по просьбе Бен-Гуриона Харел подключил к делу спецслужбы и начал операцию «Тигр» по поиску Йозефа Шумахера. К тому времени практически не было сомнений, что Иоселе находится за границей – маленькая страна была основательно «прочесана», все контакты «Нетурей карта» выявлены и отслежены.

Первый реальный след принесло тихое ведомство, которое находится в составе военной разведки: цензура. Солдат из гарнизона в пустыне Негев писал своей матери в Брюссель; помимо обычных фраз в письме был вопрос, явно выпадающий из контекста. Парень спрашивал активистку «Нетурей карта» Руфь Бен-Давид: «Как там поживает малыш?», хотя по анкете младших братьев или племянников у него не числилось. Проверка, произведенная по такому вроде совсем пустяковому поводу, показала, что Руфь в очередной раз побывала в Израиле примерно в тот период, когда исчез Иоселе…

Израильским агентам в Бельгии и Франции было приказано приостановить все другие операции, пока не будет проверен этот след. Вскоре агенты вышли на Руфь Бен-Давид; оказалось, что это француженка Мадлен Фрей, награжденная медалью Сопротивления, которая после войны приняла иудаизм, причем жесткого сектантского толка. Ребенка при ней не было, хотя удалось «вычислить», как он был вывезен: опытная подпольщица-маки приехала в Израиль с девочкой (выполняла просьбу сестры по вере), оставила ее в стране, а взамен вывезла Йоселе из Израиля, надев на него парик и девичье платьишко.

После долгих уговоров и ламентаций о страданиях родителей, она в конце концов сообщила Харелу (он лично выезжал ее допрашивать во Францию) и агентам «Моссада» адрес в Нью-Йорке, где укрывали мальчика. Информация была передана ФБР; Йоселе был найден в июле 1962 года в Нью-Йорке, в бруклинской квартире, снятой еврейскими фундаменталистами. Мальчика с триумфом возвратили родителям в Израиле…

За первые десятилетия существования Израиля настоящих предателей не было выявлено ни в дипломатической службе, ни в израильском разведсообществе, – если не считать уже упомянутых разведчиков, над которыми висело подозрение в двойной игре. Иссер Харел сумел обеспечить высокую надежность своих служб. На протяжении десятилетия, полностью контролируя «Моссад» и опекая «Шин Бет», он выработал определенный стиль обеспечения безопасности Израиля. Заслуженно много говорили об авторитаризме и жесткости Харела; так оно и есть, только нельзя никогда забывать и специфику периода, когда он руководил разведывательным сообществом. Мировая война переросла, почти без перерыва, в войну холодную; во всей Восточной Европе наблюдался самый расцвет тоталитаризма со всей присущей этой форме правления жесткостью и неразборчивостью в средствах; в ближнем окружении самого Израиля шло становление религиозно-националистических и диктаторских режимов, большинство из которых принимало сам факт существования Израиля оскорбительным вызовом. Не понесли наказания многие нацистские преступники, а уже поднималась волна неонацизма. Обстановка была весьма напряженная и требовала действительно мобилизации всех сил.

Глава 10
ОСОБЫЕ ОТНОШЕНИЯ С КГБ

Сфера деятельности разведывательных служб и особенно контрразведки была чрезвычайно обширной. Очень большое внимание уделялось работе против советской разведки, настолько, что злые языки говорили о «крестовых походах». Но в этой работе и тогда, и сейчас, по прошествии десятилетий, чувствуется некоторая специфичность.

С одной стороны, все происходило по нормам и правилам тайной войны. Американцы, вне всякого сомнения, были правы, предупреждая о том, что среди прибывающих в Израиль иммигрантов из Восточной Европы будет советская агентура. Более того, коммунистические агенты направлялись в Палестину чуть ли не с семнадцатого года, часть оседала в стране, а часть следовала далее, в страны своего окончательного назначения. До разрыва дипломатических отношений между СССР и Израилем в стране действовала мощная советская резидентура. Вообще Советский Союз имел колоссальные разведывательные ресурсы: тут умели выжидать, складывать вместе мелкие детали головоломок, тщательным образом прорабатывать задания и действовать без эмоций. Короче говоря, русские были отличными разведчиками и деятельность советских разведслужб представляла наибольшую угрозу и на Западе, и на Ближнем Востоке[18]18
  Классический случай – дело сотрудника Канадской королевской конной полиции (РСМП) Роя Гуиндона. РСМП выполняет функции контрразведки. В 1959 году Рой Гуиндон был направлен в Москву. В московском дипкорпусе Гуиндон скоро приобрел репутацию ловеласа. Когда сотрудницы его собственного посольства отвергли его домогательства, об этом стало известно КГБ. Русская контрразведка устроила ему классическую ловушку. В качестве наживки была использована молодая и красивая агентесса Лариса Федоровна Дубанова. По преднамеренной случайности Гуиндон оказался рядом с Дубановой на балете в Большом театре. По «счастливому совпадению» она превосходно говорила по-английски. Роман продолжался несколько месяцев, пока, наконец, очаровательная дама не объявила, что она беременна. КГБ организовал им тайное бракосочетание, и теперь Гуиндон был в их власти. Под угрозой разлуки с возлюбленной, Гуиндон передал советской контрразведке канадские дипломатические коды и установил «жучки» в канадском посольстве. Позже Гуиндон был переведен в Вашингтон и продолжал сотрудничество с КГБ. Его жена так и не родила ребенка, сказав, что сделала аборт. Чтобы поддерживать заинтересованность Гуиндона в сотрудничестве с советской разведкой, советские власти разрешали ей посещать его в Вашингтоне.
  Предательство Гуиндона было разоблачено только в начале 1960-х годов, когда он был переведен в канадское посольство в Тель-Авиве. Его телефон, как и телефоны всех иностранных дипломатов, был взят под контроль. Вскоре «Шин Бет» зафиксировала его неосторожный телефонный разговор с советским представителем. Израильская разведка информировала «МИ-6». Англичане информировали РСМП, и канадцы под благовидным предлогом вызвали его в Лондон, затем забрали его с собой в Оттаву, где он быстро во всем признался.


[Закрыть].

Эмигрантов из России в Израиле всегда было много, хотя далеко не все испытывали теплые чувства и к стране, прославившейся навсегда еврейскими погромами, и к пришедшему в ней к власти большевистскому руководству. Даже вполне левые политики Израиля были социалистами, но не коммунистами и вовсе не стремились к торжеству принципа «диктатуры партийных функционеров», которая является действительным содержанием известного тезиса диктатуры пролетариата. Не случайно известный и удачливый до поры (до той поры, пока не попал под очередную «чистку» и не был расстрелян) агент ОГПУ Яков Серебрянский, фактический организатор нескольких компартий в странах Азии, после двух лет (1923–1925) работы в Палестине вернулся восвояси, не создав там форпост коммунизма. Контакты продолжались и в последующие годы, многие члены «Хаганы» проходили военную и политическую подготовку в СССР, однако «рукой Коминтерна» ни Палестина, ни «Хагана» не стали. В предвоенные и особенно военные годы сотни молодых евреев, многие из которых были членами Компартии Западной Украины, проходили начальную военную подготовку и направлялись в Палестину. Были среди них, естественно, прямые «коминтерновские агенты», были профессиональные разведчики, хотя в большинстве это были сторонники того или иного течения сионизма. Часть их вливалась в «Хагану», боевые отряды Пальмах, часть – в военизированные группировки, прежде всего в Иргун. Еще более «коминтерновская» леворадикальная направленность проявлялась в деятельности группировки ЛЕХИ, которая в 1937 году выделилась из Иргун. Они осуществляли вооруженную борьбу против «английских колонизаторов» вплоть до того времени, когда Великобритания и СССР стали союзниками в антигитлеровской коалиции. Поддержка со стороны СССР была активной: здесь и обучение, и поставки оружия, и материальная поддержка; часть боевиков возвращалась, кто временно, а кто и навсегда в СССР. Тесное сотрудничество продолжалось и после второй мировой; правительство США постоянно получало данные, что подпольные военизированные группировки получают деньги, оружие и прочую помощь от Москвы. Хорошо известно, что после убийства в 1948 году спецпредставителя ООН на Ближнем Востоке графа Фолкера Бернадота около тридцати боевиков ЛЕХИ, замешанных в этом теракте, получили чехословацкие визы и выехали в Прагу. Не менее восьми тысяч солдат и командиров, фактически костяк израильской армии, которая сорвала попытку арабских армий уничтожить новое государство в момент его провозглашения, составляли бойцы, прошедшие в рядах Красной Армии путь сражений и побед. Приток кадров, в том числе и военных, в Израиль происходил и в последующее время вплоть до момента, когда сталинская политика совершила очередной зигзаг и перешла к государственному антисемитизму. Помимо военной шла активная работа на уровне спецслужб. Израиль помогал советской разведке решать важнейшие задачи: выхода на секреты Запада и агентурного проникновения в станы, определенные как главный противник. Канал реэмиграции позволял профессионалам, подготовленным в СССР, транзитом через Израиль оказаться в Англии или США с вполне надежным прикрытием. Для обеспечения работы агентуры и информаторов была создана обширная агентурная сеть. По данным, приведенным в одном из обзоров ЦРУ, в посольстве СССР в Тель-Авиве из 60 сотрудников примерно половина работали на ГРУ и КГБ. Как подметил И. Дайчман, в работе КГБ и в ответных действиях «Шин Бета», точно так же как в деятельности «Моссада» и ответных действиях советских контрразведывательных структур, – до поры до времени прослеживалась некая двусмысленность, тайная договоренность – «мы делаем вид, что шпионим, а вы делаете вид, что ловите», и так – с обеих сторон. Наукообразно это называется «неформализованным заговором». Да, КГБ и ГРУ вербовали агентов из числа израильтян, но, поскольку местные коммунисты находились под подозрением и наблюдением «Шин Бета», советская разведка предпочитала тех, кто не был связан с коммунистами. Но и это носило несколько демонстрационный характер. Например, совершенно очевидно для всех, кто хоть немного интересуется разведкой, что в числе первоочередных кандидатур для вербовки должны быть супруги дипломатов. Естественно, за дамами следили – и находили подтверждения опасениям. Так, летом 1955 года жена израильского дипломата влюбилась в дипломата советского и закрутила с ним бурный роман. Дипломат, конечно же, находился под наблюдением «Шин Бета», и контрразведка оказалась в курсе всех альковных перипетий. Когда ситуация «дозрела», даму вызвали в «Шин Бет» и настоятельно порекомендовали ей прекратить связь. А обманутого мужа во избежание шантажа вызвали в Австрию, где контрразведчики, не самые деликатные люди на свете, порадовали сообщением о супружеской измене и прекращении загранкомандировки. В феврале 1959 года высокопоставленный дипломат в Чехословакии «попался» на романе с красавицей Дагмар Новотной и его попытались шантажировать и склонять к сотрудничеству; он сообщил о попытке шантажа в МИД. «Вербовка через постель» представлялась настолько очевидной и получила такое распространение, что всех израильских дипломатов, направлявшихся в страны Восточного блока, специально предостерегали от вступления в любовные связи с местными гражданами. Позже МИД вообще отказывалось направлять в эти страны одиноких сотрудников.

Шпионаж Израиля против Советского Союза тоже нес отпечаток какой-то формальности; во многих случаях можно было заранее рассчитать, чем будет заниматься тот или иной посланник. – Так же просчитывались и ответные действия КГБ – и от случая к случаю все повторялось снова. Вот, например, едет в Россию, в Москву, в качестве второго секретаря посольства Арьех(Лова) Элиав, опытный нелегальный эмиссар «Алии-Бет». В дополнение к своим обязанностям консульского работника, Элиав распространяет карманные еврейские календари и миниатюрные словари иврита, «незаметно» рассовывая их в карманы молящихся в синагоге. КГБ, естественно, знает, чем занимался в неслужебное время Элиав и решает «совратить». Однажды, когда Лова отправился в Ленинград, на перроне появилась необычайно красивая молодая женщина. В тот же вечер он увидел эту красавицу в ленинградской гостинице. Элиав пригласил прекрасную незнакомку танцевать. Жаркое танго легко перешло в такие же поцелуи, и скоро Лова почувствовал, что КГБ вот-вот получит необходимый компромат. Он вырвался из объятий прелестницы, закрылся в своем номере и не выходил до утра, предвидя – вполне возможно, что справедливо, – грядущий шантаж, угрозы и вербовку. Как все контрразведки мира, КГБ практиковало съемку «утех» скрытой камерой. Некоторым «фотогероям» это импонировало; например, по ходячему апокрифу Лубянки, Сукарно просмотрел снимки своих забав и попросил отпечатать дюжину одних планов и полдюжины других – похвастать перед приятелями. Были, естественно, и персонажи с более пуританскими взглядами. «КГБ наблюдало за нами круглосуточно, даже в наших собственных квартирах, – вспоминает Элиав. – Открытое наблюдение, скрытое наблюдение, электронная слежка, оптическая слежка. Мы были постоянно в поле зрения КГБ. В довершение к этому почти все сотрудники нашего аппарата становились объектами более решительных действий: инсценированные «скандалы», которые затевали «возмущенные граждане», угрозы ареста и т. п.

Да, контрразведывательные службы обеих стран взаимно считали всех въезжающих заведомыми шпионами и организовывали наблюдение. По возможности принимались даже превентивные меры: так, когда в соответствии с обычной процедурой в марте 1958 года израильские власти информировали советское посольство в Тель-Авиве о своем намерении направить в Москву в качестве второго секретаря посольства подполковника Моше Гатта и запросили на него визу, то советский дипломат-разведчик попросил одного из своих израильских источников собрать сведения на Гатта. Стоит ли удивляться, что этот израильтянин оказался двойным агентом и немедленно сообщил об этой просьбе работнику «Шин Бета», у которого он находился на связи. Но серьезных дел было совсем немного; об истории с профессором Беером уже рассказывалось (и рассказывалось, что факт работы на КГБ так и не был доказан и вряд ли когда будет); говорилось также о некоторых версиях в связи с «атомным скандалом». Еще две серьезные истории будут приведены ниже, но относятся они уже к другим временам: к обстановке резкого усиления напряженности в отношениях в период от израильской Шестидневной войны до советской перестройки.

Маркус Клингберг сумел глубоко проникнуть в военную инфраструктуру. Он прибыл в Израиль в 1948 году из Восточной Европы в возрасте 20 лет. Талантливый и неординарный биохимик, он вскоре стал признанным специалистом и в конце 1960-х годов был назначен заместителем директора сверхсекретного Биологического института.[19]19
  Институт размещается в городке Нес-Сиона, в 10 милях к югу от Тель-Авива.


[Закрыть]

Выглядел Маркус всегда болезненным и часто ездил в Швейцарию «для лечения», хотя, по скупым отзывам бывших коллег, был очень хорошим администратором и блестящим специалистом. Провал его, как и многих разведчиков, произошел на связи – «Шин Бет» установила, что его поездки в Швейцарию служили прикрытием для встреч с представителями советской разведки. В обстановке полной секретности он был предан суду и осужден на пожизненное заключение. Никакие сведения о его деятельности и обстоятельствах вербовки и поимки пока не преданы огласке. Ясно только, что Клингберг, один из первых руководителей совершенно секретного проекта в Нес-Сиона, нанес Израилю значительный ущерб. Этот институт связан с работами в области химического и биологического оружия. Аналитики американской разведки пришли к выводу, что Израиль создавал по крайней мере оборонительный потенциал против химического оружия, имевшегося на вооружении ряда арабских стран – то есть запасы вакцин и способность контролировать воздушный и водный бассейны в случае химической и биологической агрессии. Необходимость в «оборонительном» химическом и биологическом оружии имеется – Саддам Хусейн, например, не раз заявлял о намерении применить против Израиля химическое оружие. Биологические лаборатории и запасы этого оружия массового уничтожения были объектами поисков нескольких комиссий после операции «Буря в пустыне». Тревожные опасения не сняты до сих пор – точно так же, как и опасения, что по этому преступному пути шел или мог пойти Израиль.

Другой из кремлевских агентов, Шабтай Калманович выехал из Советского Союза в 1971 году в возрасте 23 лет. По опубликованным данным следствия, КГБ ориентировал его на создание прочных экономических позиций и на установление контактов с политическими и военными лидерами Израиля.

Если все-таки считать Эзру Беера советским агентом, то размах деятельности Калмановича столь же серьезен. На деньги КГБ он создал настоящую финансовую империю, его интересы простирались от Монте-Карло до Африки. Скоро он нашел влиятельных друзей из военных и правительственных кругов – например, бригадного генерала Дов То-мари, или депутата кнессета Самуеля Флатто-Шарона, который стал израильским политиком, сбежав от уголовного преследования во Франции. Это обеспечило Калмановичу очень полезный пропуск в кнессет. Калмановичу много удавалось организовать и уладить, причем даже в зоне «серой» политики – так, он помог Флатто-Шарону и конгрессмену Бену Гилману организовать обмен американца, арестованного в ГДР, на израильтянина, арестованного в Мозамбике и русского, задержанного в Пенсильвании. Многие из его соседей по пригороду Тель-Авива, где у него была загородная вилла, занимали довольно высокое положение в разведсообществе. Калманович даже хвастался, что для него открыта дверь дома Голды Меир.

Помимо бизнеса и светской жизни, Шабтай участвовал в партийной деятельности. Некоторое время Калманович работал в восточноевропейском отделе лейбористской партии. В его задачу входило обеспечение так называемой «благодарности» Израилю со стороны новых иммигрантов из Советского Союза путем поддержки лейбористской партии. До 1977 года, пока лейбористы были у власти, Калманович всегда оказывался в нужный момент в нужном месте. Впрочем, в период правления блока «Ликуд» Бегина, Шабтай тоже постоянно находился в прекрасных отношениях с представителями основных центров власти в Израиле, был вхож едва ли не во все кабинеты и, как выяснилось, мог получить достаточно полную и серьезную информацию. Так продолжалось много лет, пока наконец «Шин Бет» не зафиксировала, как 1987 году в Европе он передавал секретную информацию одному из установленных коммунистических агентов. 15 декабря 1988 г. после закрытого процесса в Тель-Авиве Калмановича приговорили к девяти годам тюрьмы…

Отмеченная двусмысленность легко объяснима: и в ранний период «особых» отношений, и в период фактического тяготения к противоположным политическим и военным группировкам, непосредственного столкновения интересов не было. Главным врагом руководство СССР считало США и блок НАТО, слабо и неловко реагируя на «опасность» с других сторон; о том, что в Москве полвека с маниакальным упорством поддерживали «антиимпериалистические» режимы во всем мире, в том числе и на Ближнем Востоке, говорилось достаточно. Израиль оказывался или партнером «врагов», или раздражающим примером «другой модели» социализма, или помехой в реализации каких-нибудь глобальных планов или, еще глубже, объектом политического торга с арабами и побудительной причиной для массированных закупок советского оружия (за которое, кстати, арабы до сих пор не рассчитались сполна) – но прямым объектом враждебности и соответственных действий не являлся.

В стратегическом плане, Советам нечего особо было разведывать для себя в Израиле – разве что для передачи «друзьям-арабам». Маленькая неблизкая страна никогда не угрожала и не может ничем угрожать ни СССР, ни его преемнице России, – и не располагала до последнего времени, когда уже и КГБ-то не стало, собственными достижениями в научно-технической сфере, которыми можно всерьез заинтересоваться. Что же касается «утечки мозгов», то она стала действительно серьезной проблемой и была осознана как таковая значительно позже, когда с либерализацией и крушением советского режима утечка стала массовой (причем «вклад» в нее Израиля не столь велик – «мозги», ученые и специалисты, сейчас главным образом «отсасываются» непосредственно на Запад).

Конечно, в КГБ внимательно изучали списки потенциальных эмигрантов в поисках кандидатов на роль шпионов. Некоторых вербовали сразу и приказывали тотчас же по прибытии в Израиль выходить на связь с советской разведкой. Другим позволяли обжиться, и лишь через несколько лет с ними могли вступить в контакт их советские хозяева. Для работы в этом направлении КГБ даже создал специальный департамент, который занимался вербовкой агентов, их подготовкой и практическим использованием. Однако даже в КГБ отмечали, что, оказавшись в Израиле, многие агенты отказывались работать на СССР и вообще прекращали связь, и таких, как Шабтай Калманович, на самом деле совсем немного.

Конечно, в КГБ (а теперь в ФСБ) иначе и не скажут…

Для государственных интересов Израиля в СССР было много жизненно важного, но ничего угрожающего – угроза начиналась, когда советское вооружение, техника и советники оказывались в распоряжении враждебных государств. В научно-технической сфере, конечно, заинтересованность Израиля в советских достижениях очевидна и предпринимались агентурные усилия по выходу на некоторые разработки. Это происходит и в новейшие времена: например, в 1995 году был взят с поличным на получении секретной научно-технической информации московский резидент Ре-увен Динель. Но главный канал научно-технической информации – интеллектуальная разведка, в которой Израиль лидер. Есть и специализированные учреждения, например институт в Реховоте, есть и другие службы, специализирующиеся на получении необходимой информации из легальных и косвенных источников; в стране, где четверть населения владеет русским языком и среди «русских» высок квалификационный уровень, можно было достичь и было достигнуто многое, не прибегая к «традиционному» шпионажу. Вообще, практика действий в СССР характеризовалась некой деликатностью: резиденты избегали сотрудничества с теми, кто набивался в шпионы – небезосновательно предполагалось, что это «подставки» КГБ; они практически никогда не вели прямой вербовки агентов, речь шла не о работе на «Моссад», а о деятельности на пользу Израиля; они избегали прямых расспросов по темам, которые интересовали разведсообще-ство – что, естественно, не исключало получение информации как ответов на косвенные и наводящие расспросы; они всегда вели сионистскую пропаганду, но практически никогда не давали конспиративных заданий, из-за которых могли быть обвиненными в шпионаже. Все услуги по сотрудничеству впрямую не оплачивались, хотя «полуагентам» гарантировалась и обеспечивалась помощь в эмиграции и, естественно, натурализации в Израиле.

Был практически только один вопрос, на котором интересы государств и их разведок сталкивались непосредственно и остро. Это вопрос «советской алии». Под патронатом «Решута», одного из основных комитетов «Моссада», активно действовала строго законспирированная служба «Натива» («Тропа»), координирующая и непосредственно осуществляющая действия по организации алии в странах Восточной Европы. Штаб-квартира этой организации расположена в уютном домике в бывшей немецкой колонии Сарон в Тель-Авиве. В первые годы ее возглавлял Моше Червинский (Кармил), в прошлом один из ведущих работников «Алии-Бет». Восточная Европа и прежде всего СССР были его постоянной «специализацией». Еще до образования государства, в 1945—46 годах он участвовал в организации нелегальной переправки в Палестину евреев с Западной Украины и Прибалтики. Были проработаны каналы на румынской (в районе Черновцов), словацкой и польской границах. Большой опыт работы имел также Иешагу (Шайке) Дан, который сменил Червинского на этом посту. Затем руководили этой работой Нехемия Леванон, Иегуда Лапидот, Давид Бартов; нынешним хозяином «Тропы» является Яаков Кедми! Глубоко законспирированная «Тропа» действовала через полулегальные и вполне легальные структуры.

Считается, что основным центром координации работ по «советской алии» с 1953 года стала организация с расплывчатым названием «Бюро связи». Ветеран и многолетний руководитель «Алии-Бет» Шауль Авигур стал руководителем этой организации, но было неясно, кому она подчинялась. Авигур имел столь же расплывчатый титул «специального помощника министра обороны». Однако сама организация располагалась в министерстве иностранных дел и считалась частью аппарата премьер-министра. Первоначальной задачей «Бюро связи» была организация борьбы в самом Израиле и за его пределами за разрешение советским евреям на выезд из страны. Рождение нового агентства не сопровождалось какими-либо распрями или соперничеством в разведывательном сообществе. В вопросе «советской алии» в те годы все в стране были едины. Распространена версия о том, что у советских евреев к тому времени «наступило пробуждение этнического самосознания»; глубинные причины такого «пробуждения» в связи с проявившимися тогда новыми реалиями и кремлевской политики, и положения в СССР, и международной обстановки, и государственного становления Израиля очевидны.

Время, выбранное для создания этого агентства, было результатом холодного расчета. До тех пор пока у Израиля существовали хорошие отношения с Москвой, Иерусалим не хотел раздражать советский блок и старался приглушать еврейский вопрос, хотя были серьезные проблемы, например, в связи с «делом Сланского» и вообще с Чехословакией. Однако после Корейской войны израильские лидеры сменили курс. Это стало особенно актуальным после того, как иммиграция из Польши, Венгрии и Румынии была соответствующими правительствами прекращена, а в СССР усилился государственный антисемитизм.

Для выполнения своей миссии – поддержания связи с еврейскими общинами – «Бюро связи» стало направлять своих сотрудников под видом дипломатов в Советский Союз, где была вторая по величине еврейская община – 3 млн евреев. Своих представителей Авигур подбирал очень тщательно: молодые сионисты-добровольцы, хорошо знакомые с обрядовостью (работа в основном происходила в синагогах), хорошо владеющие как минимум тремя разговорными языками. Предпочтение отдавалось женатым парам с детьми. Советские власти старались не допускать израильских дипломатов на субботние и праздничные богослужения. Контрразведывательные операции в отношении эмиссаров «Бюро связи» стали серьезными и жесткими. Например, жену Эли-аху Хазана, второго секретаря посольства, неожиданно уложили с пищевым отравлением. Острый желудочный приступ случился сразу после того, как в сентябре 1955 года Элиаху и Руфь Хазан приехали в Одессу для встречи со своими еврейскими контактерами. Руфь отправили в госпиталь, как только муж ушел на встречу. По возвращении в гостиницу Хазан был задержан агентами КГБ. Дипломат Эли-яху заявил протест, но безуспешно; его обвинили в антисоветской деятельности – раздаче советским евреям запрещенных книг. Хазана допрашивали несколько часов, затем заявили, что его горничная беременна от него – с точки зрения израильтянина, это было просто ужасно, – и угрожали скандалом, если он не подпишет обязательство о своем «добровольном» согласии стать советским шпионом. Что же касается Руфи, то ему заявили буквально следующее: «Учтите, ваша жена никогда не излечит свой желудок». Хазан дрогнул и согласился стать советским агентом. В КГБ его три дня инструктировали и выдали ему полторы тысячи рублей «на расходы». Руфь поправилась, и они вернулись в Москву. Там откровенно нервничающего и подавленного молодого дипломата посол Йозеф Авидар пригласил для доверительной беседы, и Элияху во всем признался. В сопровождении дипломата Хазана посадили на первый же вылетавший в Израиль самолет и по прибытии в Тель-Авив уволили из министерства иностранных дел. Каких-то других дисциплинарных мер против него не принималось.