Текст книги "Черная Мельница"

Автор книги: Юрий Брезан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Раздел VI

С помощью кольца Времени Черный Мельник все же кое-чего добился: разлучил-таки Маркуса с Крабатом.

Но Крабат сразу догадался, чем это грозит Маркусу, и стал неотступно гоняться за мельником. Он преследует Черного Мельника, а тот – Маркуса. В конце обширной равнины мельник перехватил турецкого лазутчика и у него выведал, что король силой каких-то колдовских чар проник в шатер повелителя правоверных. Мельник заколол бородатого янычара, принял его облик и, вскочив на вороного коня, помчался в расположение турецкого лагеря. У края обширной равнины Крабат потерял след Черного Мельника.

То ли направо свернуть – в лагерь короля? То ли налево – к туркам?

Крабат размышляет: мельник гонится за Маркусом, а Маркус служит в королевском войске.

И Крабат оглядывает все закоулки королевского лагеря в поисках Маркуса. Чутко и осторожно крадется он мимо палаток, костров и пушек, готовый к тому, что Черный Мельник в любую минуту может броситься на него из засады.

В воротах лагеря появляются три разведчика на взмыленных конях, и панический ужас, обгоняя их, волнами расходится по всему войску. Лагерь бурлит и волнуется. "Что случилось?"

"Король попал в плен! Король схвачен турками в их собственном лагере!"

Никто не знает, каким образом король оказался в турецком стане, но сообщение разведчиков не вызывает сомнений: король и впрямь исчез. Генералы теряются в догадках.

А Крабат бросается к королевскому камердинеру. "Их величество беседовали с колдуном наедине. Больше в шатре никого не было, – говорит камердинер. – А потом оба исчезли".

"Как звать волшебника? Каков он из себя? Быстро!" Камердинер от волнения заикается: "Волшебник был из наших солдат, и звали его не то Маркус, не то Макрус". Крабат сообразил, что над другом нависла страшная опасность. Весьма возможно, что он уже в руках Черного Мельника. Чтобы разыскать Маркуса, сейчас же примусь за поиски короля, решил он. Приняв облик солдата, он явился пред очи растерянных генералов и заявил: "Дайте самого лучшего коня, и я вызволю короля из турецкого плена".

"Каким образом?" – спросил один из генералов. "Дорога каждая минута! Ни о чем не спрашивайте, дайте только коня!" – отрезал Крабат.

"Что ж, попытаемся, – сказал другой генерал. – Возьми моего скакуна, он в нашем войске самый резвый".

Вскочил Крабат в седло и с места послал лошадь в галоп, а вылетев за пределы лагеря, с такой силой пришпорил коня, что тот оторвался от земли и понесся по воздуху, обгоняя ласточек.

В шатре турецкого палача лежит свернутый в трубку ковер, из ковра торчит голова с кляпом во рту – палач, связанный по рукам и ногам, хрипит и стонет.

Второй палач, как две капли воды похожий на первого, завернутого в ковер, сидит посреди шатра, по-турецки поджав под себя ноги, и прихлебывает турецкий кофе.

После каждого глотка он щипцами вынимает из жаровни горячий уголек и прикладывает его к телу связанного Маркуса, лежащего перед ним на полу. Уголек выжигает рваные раны и с шипением гаснет. "Тебе нечего бояться, приятель, – говорит сидящий палач. – Убивать я тебя не собираюсь. Ты столько времени проработал на моей мельнице, что и сам понимаешь: для таких, как ты, я придумаю что-нибудь получше, чем смерть!"

Глотнув горячего кофе, он раскатисто смеется и продолжает:

"Нет, я не стану тебя убивать. Разве что поджарю немножко кое-где, например вот тут, – и он прикладывает горячий уголек к животу Маркуса, – или же вот тут, – он прижимает другой уголек к правому веку Маркуса. – Просто шутки ради".

Маркуса пронзает такая жгучая боль, что он, обезумев, впивается зубами в торчащий у него во рту кляп.

"Убьет же тебя, – спокойно продолжает Черный Мельник, – убьет тебя не кто иной, как твой закадычный друг Крабат – он, вероятно, не заставит себя долго ждать".

Последних слов мельника Маркус уже не слышал – он лишился чувств.

А Черный Мельник прикидывает в уме, как устроить, чтобы Крабат на самом деле убил Маркуса – потом крикуны разнесут эту весть по городам и весям. Тогда руки Крабата будут обагрены кровью брата – и это не будет клеветой, и Крабату нечем будет крыть. Образ его в сердцах людей потускнеет и подернется бурым налетом. Уверенность сменится растерянностью, надежда – отчаянием, и вера во всемогущество Черного Мельника просочится в опустошенные души людей. Торжествует мельник – похоже, его мельница будет молоть вечно. Победа близка!

Выходит он из шатра и пристально вглядывается в проходы между палатками. Крабата он замечает, когда тот еще неразличим в облаке пыли, приближающемся к лагерю. Облако оборачивается темнокожим эмиром на взмыленном коне, и скачет этот эмир прямиком к шатру Ахмед-бея.

Черный Мельник доволен – все идет как по маслу. Скрывшись в шатре, он отрубил связанному палачу голову и придал ей лицо Маркуса, а Маркуса и себя самого превратил в безъязыких черных слуг. Он ждет появления Крабата. А тот без помех проник в шатер Ахмед-бея, пользуясь внезапностью, легко с ним справился, связал по рукам и ногам, засунул в рот кляп и освободил короля.

"Где Маркус?" – выдавил он, едва успев перевести дух.

"Маркус? – спокойно переспросил король. – А кто это?"

"Тот, кто отправился с тобой в лагерь к туркам!" Крабат уже дрожит от бешенства.

"Что ты себе позволяешь? Я тебе не кто-нибудь, а король!"

Крабат отвесил королю такую оплеуху, что тот едва не свалился. "Выкладывай!" – заорал он.

Король пролепетал: "Ах, ты вон о ком! Так бы и говорил. В палатке он, у палача!" "Сиди тут и не двигайся! Потом за тобой зайду". Бросился Крабат к той палатке и увидел на полу окровавленную голову Маркуса. Опустился он на колени и закрыл мертвые глаза своего друга и брата.

"Маркус, брат мой! – прошептал он. – Не сумел я тебя спасти, но уж зато отомщу! Не будет у Черного Мельника покоя ни днем, ни ночью. И как ни велика его сила и какое бы обличье он ни принял – разыщу его и не отступлюсь, пока не погибнет он от моей руки!"

Душа его опечалена, а глаза так застланы болью и гневом, что не заметил Крабат двух немых слуг в углу палатки. Убитый горем, вернулся он в шатер Ахмед-бея. "Хочешь убраться отсюда подобру-поздорову, – мрачно бросил он королю, – садись сзади на моего коня да держись покрепче". С этими словами вскочил он в седло и дал шпоры коню.

Конь так взвился в воздух, что стража со страху чуть друг друга не перестреляла. От их пальбы уже весь турецкий лагерь пришел в движение – все кричат что есть мочи и палят в небо напропалую. Но ни одна пуля так беглецов и не настигла.

Пока турки шумели да суетились. Черный Мельник превратил Маркуса в громадного орла.

"Ну, мой милый, – сказал он ему, улыбаясь волчьим оскалом, – лети вслед за своим дружком, коли охота. Но знай: будешь нем как рыба и только последний предсмертный крик издашь! Лети же!" И он выпустил орла на волю.

И, глядя ему вслед, злорадно рассмеялся. Теперь Маркус целиком и полностью во власти мельника. Где уж ему мериться с ним силой! Волшебного шнура у него нет, а жалкие крохи черной магии, почерпнутые из Книги, – разве сравнишь их с могущественными чарами мельника?

А Крабат уже почуял неладное.

"Обернись-ка да погляди! – приказал он королю. – Нет ли за нами погони?"

"Есть, есть! Нас громадный орел преследует!" Вильнул Крабат в сторону и влетел в темную грозовую тучу.

"Ну как, летит ли орел за нами?" – спросил он немного погодя.

"Вроде бы нет, – успокоился король. Но спустя минуту вскрикнул: – Он опять за нами! И теперь даже ближе, чем раньше!"

И вновь направил Крабат коня в самую середину огромной черной тучи.

Но едва они из нее вылетели, как король засипел на ухо Крабату – голос он со страху совсем потерял: "Орел! Сейчас нас схватит!"

Но Крабат уже все понял: "Не орел это, а Черный Мельник. Оторви-ка золотую пуговицу от своего камзола! Заряди ею мое ружье!"

Руки у короля трясутся, но приказ выполнен. Крабат положил ружье себе на плечо дулом назад и спустил курок не целясь.

Золотая пуговица поразила орла в самое сердце, и, падая, тот крикнул человеческим голосом: "Крабат!.. Брат мой!.." Страшная догадка пронзила Крабата. Сбросил он короля на стог сена недалеко от лагеря и помчался туда, куда упал Маркус и где он, может быть, сумеет его найти. Целую неделю рыскал он по долам и лесам, спускался по кручам, карабкался на вершины, облазил все теснины и овраги, но друга нигде не нашел.

А неподалеку от тех мест в эти же дни отгремела битва – турки были разбиты наголову. И Крабат ненароком набрел на поле боя. Увидев тысячи трупов, он подумал: и ведь по каждому из них где-то плачет мать, как плачет она сейчас по Маркусу.

Целую неделю хоронил Крабат убитых и перед каждой могилой давал клятву отомстить за мертвых, а живых спасти от власти Черного Мельника.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Раздел I

На рыночных площадях городов и весей наемные крикуны надрываются, возвещая всем и каждому: «Крабат убил своего брата!», «Очередной подвиг Крабата: братоубийство!», «Подлинное лицо Крабата – лицо убийцы!»

Черный Мельник оплатил услуги крикунов, а также тех, кто, смешавшись с толпой, нашептывает: "Бунтовать против Черного Мельника нету смысла – только кровь прольем, а толку не добьемся. А уж Крабат-то хорош! Заключил союз с дьяволом, хочет нас всех оптом в ад продать".

А люди доверчивы, и много среди них простаков, которые готовы склонить голову перед судьбой, оплакать Маркуса и похоронить надежду на Крабата, говоря: "Так я и знал: борьба бессмысленна, мельник всемогущ, а мы перед ним всего лишь блохи, и ему ничего не стоит нас раздавить. Нужно стать еще меньше, меньше блохи. Чем меньше ты значишь, тем больше возможностей ускользнуть от Черного Мельника".

Находятся и такие, что говорят: "Я так высоко ценил Крабата! Даже собирался вместе с ним выступить против Черного Мельника. Но быть заодно с братоубийцей? Ну нет, это уж слишком!"

А есть и такие, что из кожи вон лезут – поскорее бы сыновей к Черному Мельнику послать, поскорее бы сообщить, что они, мол, ждут не дождутся, когда же с Крабата заживо кожу сдерут. Хорошо бы, мол, еще и четвертовать, а потом при всем честном народе на четырех кострах сжечь.

Сам же Черный Мельник безвылазно на мельнице сидит и день-деньской победу празднует. День-деньской свежая кровь в Черный Ручей стекает, день-деньской мельничное колесо крутится, и двенадцать батраков, ежедневно сменяясь, наперегонки со смертью носятся, каждый день вновь и вновь давая себя обогнать. А уж в кожаные мешки золото так рекой и течет. Время отвернулось от Крабата – мельнику на радость. Оседлав время и вцепившись в его гриву, несется он вскачь по земле.

Покорно его узде время, и он уже потехи ради решается на виду у людей наклониться над прозрачными водами. Видят люди отражение волчьей морды и в ужасе отшатываются. А мельник, наслаждаясь их страхом, заливается хохотом и еще больше ликует, сознавая, что хохот его отдается у них в ушах волчьим воем.

Между тем Крабат возвращается в маленький домик под огромной липой.

На пороге неподвижно застыла женщина. "Правда ли, что ты убил Маркуса?" – спрашивает она. "Да, матушка", – отвечает Крабат, горестно склонив голову в ожидании ее приговора. "Ты – мой сын. Расскажи, как умер твой брат!" Поворачивается женщина и входит в дом. Крабат следует за ней. Черную дыру дымохода над очагом лижет одинокий язычок пламени. Окна завешены белыми траурными покрывалами. Опускается женщина на скамеечку перед очагом и подкладывает в огонь полено.

"Пламя не должно погаснуть, пока в нас самих теплится жизнь, – говорит она. – Расскажи мне о Маркусе!"

Сел Крабат на скамью и поведал матери, как погиб ее сын.

Сухи глаза женщины – слезы ее давным-давно выплаканы, руки недвижно лежат на коленях, а сама она глядит и глядит на длинные языки пламени, что выскакивают из-под полена.

Наконец губы ее размыкаются, голос звучит тихо, но твердо:

"В старой легенде сказано: земля пропитается нашей кровью. Она уже пропиталась ею, Крабат".

"Правда твоя, матушка, – кивнул Крабат. – Но дальше в той же легенде говорится: и придет тот, кто осушит землю, а Черный Ручей иссякнет". "А кто придет?" "Твой сын, матушка". "Значит, ты?" "Твой сын", – повторил Крабат. Она молча глядит на огонь. Надвигается ночь, и пламя очага отбрасывает яркие багровые отблески на белые траурные покрывала.

"Принеси-ка книгу, матушка", – попросил Крабат. Женщина принесла книгу, взятую Крабатом на мельнице.

Вырвал он из книги первый лист и бросил его в огонь. Медленно, страница за страницей, сжег он в очаге всю книгу вместе с серым кожаным переплетом. "Что ты делаешь?" – удивляется женщина. "Маркус погиб из-за того, что выучился колдовству, отвечает Крабат. – Пора сжечь проклятую книгу". "А тебе она разве не нужна?"

"Нет. Она нужна не мне, а мельнику, – отвечает Крабат. – В колдовстве вся его сила. Люди смиренно склоняются перед любым чудом. Волшебные чары сковывают их волю и делают их незрячими". Лист за листом пожирает пламя колдовскую книгу. Но женщина без труда различает в золе буквы, складывающиеся в слова: "Кто все знает, тот все может".

"Кто все знает, тот все может, – повторил за ней Крабат. – Огонь твоего очага высвобождает Знание".

Выждав, когда последняя страница колдовской книги превратится в золу и пепел, бросил он в огонь волшебный шнур мельника. Тот взорвался, словно горсть пороха. Тщательно собрал Крабат золу от сгоревших страниц и, ссыпав ее в глиняный горшок, протянул его женщине со словами: "Возьми этот горшок, матушка, и отправляйся в путь – дорогу. Куда ни придешь, рассыпай золу на улицах! И зажжется огонь в сердцах людей, и глаза их откроются".

Снял он с окна траурное покрывало и подвязался им, точно поясом.

"Не дай огню твоего очага погаснуть, матушка. Этот огонь сжигает колдовство мельника. И пока он горит, твой сын не погибнет". Сказав это, он ушел. "Прощай, сынок", – прошептала вслед ему женщина. Долго сидит она не шевелясь. Как ей быть? Надо отправляться в путь-дорогу, чтобы рассыпать повсюду золу от колдовской книги. Но огонь в ее очаге погаснуть не должен.

Размышляет она и никак не может решиться. Наконец берет с полки глиняный горшок с дырочками, наполняет его дубовыми щепками, а сверху вставляет горящую лучину из очага. Оба горшка – с серой золой и с тлеющими щепками – ставит она в корзину, с которой обычно ходила в поле, складывает поленья поближе к очагу и покидает родной дом. Бредет она и бредет по дорогам, пока ноги держат. И день за днем рассыпает золу везде, где встречает людей. И день за днем рассказывает людям правду о смерти своего сына. И каждый вечер просится на ночлег к Добрым людям. И в каждом доме, приютившем ее, оставляет одну горящую лучинку из своего очага.

А там, где видит нужду и горе, рассказывает старую легенду: "И придет тот, кто осушит пропитанную нашей кровью землю, а Черный Ручей, крутящий мельничное колесо, иссякнет. И наступит такое время, когда сыновья будут провожать матерей в могилу, а не матери – сыновей. Старые деревья будут падать, а молодые расти".

Раздел II

Черный Мельник рвет и мечет! Один из шептунов принес новость: появился, мол, на рынке великан – мускулы железные, а бас такой раскатистый и громовый, что крикуны и шептуны сразу стали заиками.

А дело было так: между церковью и ратушей стоял на цоколе фонтана крикун и что было велено, то и выкрикивал: "Крабат принял в подарок от короля огромное поместье! Крабат сидит за королевским столом бок о бок с Мельником!"

Так он выкрикивал, а люди слушали и головы опускали. Поначалу-то им все ложью казалось, но мало – помалу поверили. Вдруг из проулка за ратушей вышел человек богатырского роста.

"Откуда ты это все взял?" – рявкнул он на крикуна прямо через головы людей, толпившихся на площади.

А тот не привык никому давать отчет. И, сделав вид, будто ничего не слышал, продолжал выкрикивать: "Крабат дерет три шкуры со своих крестьян!"

"Откуда, говорю, взял?" – во второй раз рявкнул тот, что вышел из-за ратуши.

Голос его так грозен, что люди вокруг вздрогнули и замолкли на полуслове; вся торговля замерла. Даже телята притихли в своем закутке.

"Все это чистая правда!" – опять завопил крикун на цоколе. Но голос его осип и дребезжит, как треснувшая труба.

Два-три шага – и незнакомец уже у фонтана. Вскочив на каменную ограду, схватил он крикуна за шиворот и высоко поднял над головами – тот лишь беспомощно засучил ногами в воздухе. "Так откуда?" – вновь спросил незнакомец. "Верные люди сказали, надежные", – заюлил, запинаясь на каждом слове, крикун.

Незнакомец недолго думая взял да и окунул его в воду. "Откуда?!"

Промок крикун до нитки, трясется всем телом, но молчит.

"Может, это профессиональная тайна?" – спросил тогда чужак.

Закивал крикун, обрадовался: "Вот-вот, именно профессиональная" .

А незнакомец как расхохочется: "Все слышали? Говорит-мол, тайна его ремесло! Выходит, его ремесло – распускать слухи! А всякое ремесло должно приносить доход. Сколько приносит твое, разреши спросить?"

"Ничего не скажу, ничего не скажу", – не своим голосом завизжал крикун, поняв, что попался в ловушку.

А чужак встряхнул его хорошенько, и столпившиеся вокруг люди услышали, что в карманах у крикуна звякнуло.

"Коли так, – сочным басом зарокотал на всю площадь богатырь, – мы и сами поглядим!"

И он кивнул стоявшему поблизости парнишке: "А ну, погляди-ка, что там у него!"

Взобрался парнишка на ограду, запустил руку крикуну в карман и вытащил монетку. "Один грош!" – громко объявил великан.

Вновь полез парнишка в карман крикуна и на этот раз вытащил уже три гроша. Затем принялся за другой карман. И извлек оттуда еще четыре гроша. "Ну как, еще звякает?"

"Нет, больше не звякает!" – ответили из толпы, собравшейся у фонтана.

"Тогда посчитаем, каков доход от его ремесла. Ну-ка, считайте все!"

Подбросил он вверх монетку, упала монетка на медную крышу ратуши – раздался мелодичный звон. "Один!"

Толпа хором повторила: "Один!"

"Два!" – "Два!"

"Три – четыре – пять – шесть – семь", – вместе с толпой вслух вел счет богатырь. "Восьмой грош! И последний!" "Восьмой! – подхватил хор. – И последний!" И вдруг кто-то из толпы звонко крикнул:

"Кому восемь грошей

Правды дороже,

Тот холуй и шпик,

Шею гнуть привык!"

Вся площадь покатилась со смеху.

"Вот, значит, какая тебе цена – восемь грошей! – покрывая шум, пробасил незнакомец. – И кто же тебе их платит?"

Закусил губу крикун и молчит.

Вновь окунул его в воду чужак и держал теперь подольше, чем в первый раз.

"Буду полоскать, пока не заговоришь", – пригрозил он. "Вот-вот, полощи его, пока не заговорит!" – дружно подхватил хор.

Крикун повел головой из стороны в сторону, точно змея, попавшаяся в ловушку, – подмоги ищет. А не найдя ее, понял, что верзила не отступится, пока всю правду из него не вытянет. И, едва ворочая языком, прошептал: "Платит мне Черный Мельник".

"А мы плохо расслышали, – не пощадил его незнакомец. – Ну-ка, еще раз, да погромче!" Крикун повторил сказанное чуть погромче. "А когда врал – во все горло орал! – заметил чужак. – Ну-ка, скажи людям правду во весь голос!"

Совсем отчаялся крикун – понял, что Черный Мельник не придет ему на выручку. И вне себя от злости завопил что есть мочи: "Черный Мельник платит мне восемь грошей!"

"А слухи кто распускать поручает?" Крикун уже так напуган, что не тянет, а сразу орет на всю площадь: "Черный Мельник!" Дважды пронеслось над толпой это страшное, леденящее душу имя. Словно от удара хлыстом, умолк смех, затих шум. Сперва кто-то один из толпы, за ним второй, потом третий вернулись к прилавкам и начали раскладывать свой товар, будто ничего не видели и не слышали.

Но тут и там сжались и поднялись вверх кулаки, а один подмастерье даже засвистел какой-то задорный и хлесткий мотив. И вот уже с десяток парней в гуще толпы подхватили его, и нет на всей площади человека, кто бы не знал слов этой песенки.

Песня запрещена – в трясину бросают того, кто ее запоет! Но десять парней насвистывают ее мотив – почем знать, у скольких на уме ее слова? И вдруг эти слова понеслись над головами: чужак, ничего не боясь, во все горло запел:

"Шею волку свернем

И попляшем на нем.

Близок день!

Выжжем черную чуму,

Свалим черную стену.

Близок день!"

И, еще не кончив петь, повесил мокрого крикуна на статую посреди фонтана.

"Так кто же это был?" – набросился Черный Мельник на своего шептуна-очевидца событий на рыночной площади.

"Какой-то плотник по имени Ян".

"Болван! – вытянул мельник шептуна кнутом. – Размазня!"

"Так ведь люди говорили – плотник, дескать..." Пинок – и шептун с жалобным воем полетел в Черный Ручей.

Будь даже черным по белому написано, что заварушку устроил плотник по имени Ян, мельник ни за что б не поверил. Чуял он: это был Крабат.