Текст книги "Черная Мельница"

Автор книги: Юрий Брезан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

"Отрублю ей руку", – бормочет он, хватая топор и прячась за углом сарая.

Молодица выходит из дома с миской куриного корма и сзывает кур. Чтобы разбросать зерна, она взмахивает рукой – мельник замахивается топором. Кольцо соскакивает с пальца и становится пшеничным зерном, не отличимым от тысяч таких же зерен, раскатившихся по земле. В мгновение ока мельник превращается в петуха и принимается склевывать зерна. В тот же миг Крабат оборачивается лисицей, а Маркус – соколом.

Лисица бросилась на петуха сбоку, сокол – сверху; но мельник успел их заметить, обернулся стрижом, стрелой метнулся в сторону – и был таков. Крабат и Маркус не пустились в погоню. Маркус ликует: всемогущему мельнику пришлось спасаться бегством! Чем не победа над грозным врагом!

Но Крабат качает головой: "До сих пор он считал нас всего лишь строптивыми слугами, теперь возвел в противники".

А Маркус все равно хохочет: "Поглядел бы ты на него, когда он у колодца топтался. Вот смеху-то!"

И Маркус пересказал Крабату свой разговор с мельником. От радости он совсем забыл, сколь коварен их общий враг.

Но в одном был Маркус прав: за всю свою гнусную жизнь мельник впервые бежал с поля боя. Так что победа была и впрямь на их стороне. Но бежал он не от Крабата и тем более не от Маркуса. Он бежал от них двоих.

Поняв это, мельник решил перестроить свой план.

Расчет его прост: раз с двумя ему не справиться, надо разделаться с ними порознь. А для этого их разлучить. Уничтожив Маркуса, Крабата надо будет взять живым. Вот когда тот выстрадает все муки, когда – либо выпадавшие на долю человека!

И мельник нанял на мельницу двенадцать новых деревенских парней, совесть у них отобрал и бросил в Черный Ручей. Задумал он отпустить их потом на все четыре стороны, чтобы разошлись они по стране, рассказывая всем и каждому, как Черный Мельник покарал крестьянского сына Крабата, не пожелавшего стать правой рукой мельника и восставшего против Черной Мельницы и ее закона.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Раздел I

У Черного Мельника на трех пальцах правой руки по кольцу. На указательном пальце – кольцо из яда, раскаленного докрасна и кованного молотом. Яд этот такой силы, что губит подряд все живое, будь то из плоти и крови или из мыслей и чувств.

На среднем пальце – кольцо Времени. А время – это ВЧЕРАСЕГОДНЯЗАВТРА, без запятых и промежутков; время в одну сторону. Мельник ковал и ковал время, пока оно не замкнулось в кольцо на его руке – СЕГОДНЯЗАВТРАВЧЕРАСЕГОДНЯ.

На безымянном пальце – кольцо из черного блеска. А блеск этот и твердый, и текучий, и вокруг пальца текущий, он и изменчив, и сам себе равен, он и гладок, да не отсвечивает.

Попробовали было Крабат с Маркусом воспользоваться помощью матерей и вызволить хоть кого-то из батраков. Троих таким способом на волю выпустили. Но ни одного из этой троицы в живых не осталось: выследил их мельник и на месте прикончил. Прикончил он и того парня, что хотел тихо и мирно прожить жизнь на крестьянском дворе. Что значат вилы против того, кто властен превращать людей в животных? Мельник стал еще могущественнее, чем прежде. Но Крабата с Маркусом пока не смог разлучить и отомстить им обоим за все не сумел. Чувствует он, что эта парочка день ото дня все опаснее. И дума о ней не дает покоя мельнику. Снял он с пальца первое кольцо и окружил им мельницу.

Налетела на Черный Лес буря. Ливень такой силы хлещет, что вода стеной стоит. Ветер сухие ветки крошит, а живые деревья с корнем вырывает; оглушительный грохот стоит в лесу. Кажется, тысячи чертей слетелись сюда на адский шабаш.

Сквозь бушующую тьму ощупью пробираются Крабат и Маркус. Чем ближе к мельнице, тем глубже болотная топь. Как от стенки горох отскакивают их заклинания от завалов и ям, которыми усеял их путь мельник.

Но они все идут и идут и через три дня выходят к Черному Ручью. Мостков, ясное дело, нет, и, чтоб попасть на тот берег, надо найти место, где речка из-под земли вытекает или под землю течет. Но такого места больше нет. Теперь у речки ни начала, ни конца. Кольцом окружает она мельницу. Пробегала мимо них крыса. Поймал ее Крабат и, крепко зажав в руке, окунул головой в ручей. Не успел он и глазом моргнуть – глядь, а в руке у него один крысиный хвост: ядовитая вода сожрала крысу.

Выдрал Маркус молодую сосенку и тоже окунул в воду. То же вышло, что и с крысой. Черный Ручей пожирал все живое.

Знал Крабат, что браслет защитит его от Мельниковых чар. С ним черной воде не совладать. Он-то мог бы и переправиться. Да будет ли в том прок? Ведь, кроме него, никому живым не перебраться – ни на ту сторону, ни обратно.

"Придется птицами обернуться, – шепчет Маркус. – И лучше всего – совами, чтобы в темноте видеть".

Но Крабат качает головой. Он запомнил все, что успел прочесть в книгах Черного Мельника, а прочел он Книгу Знания и Колдовства. Кто все знает, тот все может. Это правда. А колдовство – пустая болтовня. Оно бессильно против того, кто владеет Знанием.

"Наша цель – разрушить Черную Мельницу, – говорит он. – И уничтожить мельника".

"Ты всерьез надеешься пробить стены, расколоть жернова и сорвать мельничное колесо? – в отчаянии спрашивает Маркус. – С этим нам не справиться, Крабат!"

"Но мельника уничтожить, может быть, и удастся, – возражает Крабат. – Правда, я еще сам не знаю как. И все же попробую".

"Один? – спрашивает Маркус. – Одного я тебя не пущу!"

"Если до восхода солнца не вернусь, – наставляет друга Крабат, – беги что есть духу обратно. В корнях старой липы у дома твоей матушки найдешь книгу мельника. Достань ее и выучи наизусть все до последней буквы. А потом объяви мельнику бой – не на живот, а на смерть. – Он протянул Маркусу руку. – Прощай, брат!"

Молча пожал тот руку друга в знак того, что клянется все исполнить, и молча смотрел, как Крабат вброд переправляется через ручей. Черная вода клокочет и пенится, бурлит и кипит. За клубами пара Маркус потерял Крабата из виду и от ужаса чуть не закричал. Но тут пары рассеялись – на том берегу стоит Крабат и ободряюще машет рукой.

Маркус спрятался под мощными ветками огромной ели и стал наблюдать за мельницей. Может, она с минуты на минуту взлетит на воздух, подумал он. Может, Крабат взорвет ее и притащит мельника, связанного по рукам и ногам и с кляпом во рту.

Но Черный Ручей не зря бурлил и пенился – он подавал знак мельнику. И тот приготовился к встрече. Как только Крабат появился на мельничном дворе, из-под ног у него вырвалось белое пламя. Наступил Крабат ногой на пламя, оно и уползло под землю. Двинул мельник на Крабата стену огня. Но Крабат прошел сквозь огонь и, чтобы не оказаться совсем безоружным, схватил деревянную ручку от рычага, опускающего мостки через ручей.

Мельник выскочил из дома, держа наготове волшебную палочку. Увидев в руках Крабата простую палку, он злорадно расхохотался: волшебная палочка в его руках вмиг стала острой шпагой. Рано, однако, развеселился. Крабат отразил все удары волшебной шпаги, взгляд его быстр и рука тверда, он трижды пробил защиту мельника, и его палка трижды ударила того по лицу. Лоб у мельника кровоточит, правый глаз вот-вот заплывет.

Но тут мельник, изловчившись, колет Крабата в левое плечо. Предвкушая победу, он смелее орудует шпагой, стремительнее нападает, норовит попасть в глаза. Мельник явно решил ослепить противника и взять его в плен живым.

"Десять тысяч сгоню на рыночную площадь! – грозится он, скрипя зубами от бешенства. – Пусть поглядят, как подыхает тот, кто осмелился бросить мне вызов!" Крабат не издает ни звука. Он по-прежнему ловко увертывается и смело наседает, но кровь из раны все сочится и силы начинают слабеть. И вновь его удар пришелся по лицу мельника. Тот отшатнулся, и Крабат молниеносно нанес следующий удар, вложив в него всю свою силу. Оружие вылетело из руки противника – Крабат тут же схватил шпагу и приставил ее острие к груди мельника, готовясь пронзить врага в самое сердце. Тут мельник сорвал с пальца второе кольцо – кольцо Времени – и надел его на себя, как обруч.

Время вращается бешеным вихрем и выбрасывает Черного Мельника в высокие и мрачные покои крепости.

Раздел II

Голой и грозной кручей высится скала над стремниной. Широка и полноводна река, быстро ее течение, и много в ней коварных водоворотов. А на другом берегу – непроходимый болотистый лес. Лучше самых мощных валов защищает река серую крепость на скале.

Кто преодолеет и болота, и реку, и голые крутые склоны, тому преградят путь высокие стены из огромных нетесаных камней. А за стенами – солдаты с мечами и пиками. Неприступна эта крепость.

"Так ли уж неприступна? – в бешенстве топает ногой властелин крепости, маркграф. – Они осмелились разбить мое лучшее войско!"

Комендант крепости не согласен: "Одно дело – заманить войско в болота, другое – взять штурмом такую крепость, как эта".

Маркграф перебивает: "Как зовут их вожака?" "Вожаков много, господин. Но самый опасный среди них – Крабат". Маркграф испуганно вздрагивает.

"Сделай все, что нужно для обороны!" – приказывает он.

Комендант отправился выполнять полученный приказ. А маркграф подошел к подслеповатому окошку и стал глядеть за реку. Где-то на том берегу противник стягивает в кулак свое войско.

Значит, его зовут Крабат, размышляет маркграф; лицо у него мрачнеет и становится очень похожим на волчью морду. Он разбил мое войско, для такого река не преграда. Значит, и крепость не неприступна. Во всяком случае, для Крабата.

По узенькой каменной лестнице спустился маркграф в самую потайную комнату крепости. И самым тщательным образом запер за собой дубовую, обитую железом дверь. В комнате ничего нет, кроме грубо сколоченного стола и сундука, обитого железом. Ключи от сундука маркграф носит на груди под кольчугой. Ключей семь – столько же, сколько замков. Отпирает маркграф один замок за другим и каждый раз вынимает по книге. Но книг всего шесть: один ключ отпирает и запирает пустоту.

Маркграф садится за стол. В одной из книг должен содержаться совет, как победить Крабата, как спасти серую крепость, как навсегда вернуть завоеванные и вновь потерянные владения.

Нашелся этот совет в книге, которая начиналась словами: "Кем болото дорожит, тому оно и ворожит".

Лишь глубокой ночью поднялся маркграф в жилые покои. И глаза его так пылали во мраке, что стоявший на часах солдат испуганно шарахнулся в сторону.

"Словно дикий зверь подкрался", – расскажет он потом в караульном помещении. А другой солдат добавит: "Люди говорят, маркграф, мол, никогда над прозрачной водой не склоняется".

И оба, торопливо осенив себя крестным знамением, надолго умолкнут: куда как опасно вести о маркграфе такие речи. Ушей у него хватает, а слова "Повесить!" или "Голову с плеч!" то и дело слетают с его уст.

Никто не считал, скольких он велел обезглавить, скольких вздернуть на виселице. Но бесконечной чередой тянутся на том берегу холмы, нареченные в память о его правлении Холмами Виселиц. Никому не сравниться с ним в жестокости. Да он и сам с гордостью говорит о себе: "Я – Огненный Меч!"

А в это время в другой крепости, неподалеку от первой, собрались на совет лучшие из лучших, избранные народом для руководства войском.

"Мы должны взять серую крепость штурмом, а маркграфа убить, – требует молодой военачальник князь Крабат. – Слишком многих из нас он уничтожил".

Ответом ему – молчание. Каждый из собравшихся может сказать: и моего брата, и моего отца, и моего сына.

"Это потребует тысячи новых жертв", – говорит старый полководец князь Любомир.

Крабат резко оборачивается: "Не решимся мы сейчас на эти тысячи, позже погибнут насильственной смертью десять раз по десять тысяч – заколотые, задушенные, повешенные, четвертованные, сожженные. Нашим детям вырвут языки, а земля пропитается нашей кровью".

Князь Любомир вздыхает: "Тебе бы Ратибором зваться – уж больно ты в бой рвешься. Ну ладно, воевать так воевать". "Просто воевать – уже мало, – возражает Крабат. – Воевать нужно по единому плану и под единым командованием. Иначе маркграф разобьет всех поодиночке. Нас тридцать, и мы должны поставить главным кого-то одного, если не хотим, чтобы маркграф одержал над нами победу".

Мнутся князья, трудно им на такое решиться. Сейчас они – свободные военачальники, никому не подвластны. И ведь сумели наголову разбить солдат маркграфа, отбросили их за реку.

"Разве мы не равны между собой? Для чего нам сажать себе на шею короля?" – наконец произносит один из них то, что у многих вертится на языке. Раздается одобрительный рокот.

Крабат встает: "Мы называем себя военачальниками, вожаками народного войска. Мы – не подданные какого-нибудь владыки. Но мы должны быть подданными свободы – иначе все попадем в кабалу. У нас нет выбора, братья!"

"Не нравится тебе наша компания – что ж, скатертью дорога, – ехидно замечает один из самых молодых князей. – И если тебе так уж тяжко носить княжеский титул, мы с удовольствием избавим тебя от этой ноши. Паши землю, раз тебе это больше по нраву".

Двое или трое смеются.

От имени старших по возрасту слово берет Любомир: "Нет мудрости в твоих речах, но и Крабат рассудил неумно. Сперва пусть каждый из нас поставит под знамена всех способных носить оружие, а уж потом решим, как быть дальше. Само собой, на время войны придется выбрать кого-то из нас главным. Но с этим можно и подождать, пока не соберем войско".

В знак одобрения князья бряцают оружием. Мудрый Любомир опять уладил спор раньше, чем он успел разгореться.

Лишь один Крабат сидит неподвижно, словно окаменев. И когда собравшихся обносят медовухой, он лишь пригубливает из вежливости, дабы не обидеть гостеприимного хозяина.

Крабат напряженно думает и приходит к выводу, что главным наверняка выберут Любомира. Он и храбр, и не внушает опасений, что посягнет на свободу действий других военачальников.

Так что маркграф наверняка разделается с ними как со стадом овец. Кувшины с медовухой круг за кругом обходят гостей. Раз от разу мрачнеет лицо Крабата. Входит стражник: "Посланец от маркграфа, сударь!" "Чего он хочет?" – спрашивает Любомир. "Передать тебе письмо от своего господина". "Пусть войдет!" Любомир встал, князья выстроились полукругом. В дверях появился комендант серой крепости. Вытащив меч из ножен, он передал его одному из стражников, как того требует обычай. В трех шагах от Любомира закованный в панцирь посланец едва заметно кивнул в знак приветствия.

Князья ответили таким же кивком.

"Мой господин, маркграф императора, – начал комендант, – хочет предотвратить дальнейшее кровопролитие. Он отдает должное вашей храбрости и считает за честь иметь столь отважных противников. Храбрый противник – высшая награда для храбреца. Мой господин, маркграф императора, предлагает вам покончить с войной и заключить мир. Он приглашает вас в свой замок. Ворота будут открыты, мечи сложены и праздничный стол накрыт для друзей. Какой ответ должен я передать моему господину, маркграфу императора?"

"Мы передадим ему наш ответ на остриях мечей", – чуть было не вырвалось у Крабата.

Но ни один мускул не дрогнул на лице Любомира, когда он ответил: "Скажи своему господину, что мы разделяем его желание покончить с войной и заключить мир. Высшая награда для храбреца – возможность не обнажать смертоносный меч. Скажи своему господину, что мы благодарим за приглашение. Мы посоветуемся и вскоре сообщим ответ письмом".

Таким оборотом дела комендант, по всей видимости, не совсем удовлетворен.

"Ровно через десять дней тезоименитство императора. Чем не повод заключить мир и дружбу именно в этот торжественный день?"

Любомир так же спокойно повторил: "Мы сообщим маркграфу наш ответ письмом".

И пришлось коменданту смириться. Он еще медлил, ожидая чего-то – может, кубка вина в обществе князей, может, намека, похожего на обещание. Но Крабат решительно отделился от группы молодых, взял из рук солдата меч и протянул его посланцу.

Комендант молча откланялся и вышел в сопровождении стражи.

Любомир тут же повернулся к Крабату. "Мы сохраним тысячи жизней, юный брат мой! – взволнованно воскликнул он. – Наконец-то вновь наступит мир!"

"Маркграф – хитрая лиса!" – предостерег чей – то голос.

Крабат покачал головой: "Нет, не лиса он. Он волк. А волк только тогда за мир, когда он уже мертв".

Но его не стали слушать. Все в восторге от мира, предложенного маркграфом. Будь он волком, разве предложил бы он мировую? Значит, маркграф всего лишь лиса. И если собирается обвести их вокруг пальца, ничего у него не выйдет. Не на таких напал! А старому Любомиру важнее всего тысячи жизней, которые удастся спасти от верной гибели под стенами неприступной серой крепости.

На валу Любомирова замка стоит Крабат и думает горькую думу. Любомир назвал его Ратибором. Но Крабат ратует за борьбу вовсе не ради борьбы; просто он знает, что только мертвый волк не поступает по-волчьи. Стоит он на валу и мысленно видит такую картину: ползут по дорогам страны колонны солдат маркграфа, и виселицы, как грибы, вырастают на обочинах. Тучами слетаются на пир черные вороны: пищи у них теперь хоть отбавляй.

Раздел III

Свита у подножия скалы спешилась – надо же распить круговую чарку с безоружными слугами маркграфа, высланными навстречу гостям. А тридцать князей поскакали наверх в серую крепость. Безоружен был и почетный караул, стоявший вдоль дороги.

"Разве не лучше въезжать в эту крепость так, как мы сейчас, – с добром и миром?" – укоризненно сказал князь Любомир Крабату, скакавшему бок о бок с ним.

Но Крабат возразил, как отрезал: "Посмотрим, как мы из нее выедем".

Улыбнулся старый князь: "Мой юный Ратибор..." Голос его потонул в звуках фанфар, возвещавших о прибытии гостей. Выпрямился в седле Любомир и торжественно въехал в гостеприимно распахнутые ворота.

Стража у ворот безоружна, безоружны и солдаты, усеявшие стены крепости; на всех лицах написано любопытство – может, и не слишком доброжелательное, но, во всяком случае, не враждебное. По двору крепости, вымощенному грубо отесанными камнями, навстречу гостям движется маркграф со своей свитой. Тридцать князей спешиваются, тридцать пажей отводят лошадей в стойла.

"Благородные господа! – приветствует гостей маркграф. – Нынче такой день, когда солнцу приятно сиять на небе". Новый рев фанфар.

"Прислушайтесь к звукам труб, взгляните на яркие стяги, – говорит маркграф после паузы. – Я рад видеть вас у себя, и радость моя чиста и не замутнена посторонними мыслями. Этот день грядущими поколениями будет праздноваться как день мира!" Маркграф вынул меч из ножен и вонзил его в землю между камнями. Все приближенные последовали его примеру и один за другим вонзили свои мечи в землю.

"Конец войне, наши ножны пусты! – торжественно возглашает маркграф. – Добро пожаловать, благородные друзья!"

А день и вправду на редкость ясный. Солнце заливает светом площадь, и все видят, как князь Любомир вынимает из ножен меч – а меч тяжел, пожалуй, слишком тяжел для старого человека. Но маркграф знает, как знают и остальные, что еще и года не прошло с того дня, когда князь Любомир этим мечом разрубил напополам одного из рыцарей маркграфа с лошадью вместе.

Может быть, когда-нибудь потом барды воспели бы этот меч в своих песнях, все может быть. Но старый князь Любомир своей рукой вонзил его острием в землю между камнями, которыми вымощен двор серой крепости, и, значит, бардам не о чем будет петь. И видит солнце, как тридцать князей безоружными вступают под своды празднично убранного зала.

Но браслета на правом запястье одного из князей солнце не видит. А браслет этот волшебный – с ним князь неуязвим для всех мечей, кроме меча маркграфа. Зато оно видит, как у подножия скалы приканчивают безоружную свиту – приканчивают как бы даже бесшумно, ведь трубачи на стенах крепости все еще трубят в свои фанфары. Парадный зал празднично убран, но пуст. Не видно здесь столов, уставленных яствами.

Маркграф ведет своих гостей во второй зал, стены которого затянуты черным.

"В честь этого дня, – говорит маркграф, обращаясь якобы к Любомиру, но без видимой нужды слегка повышая голос, – в честь этого дня я хочу сказать несколько слов: отныне между нами и вами воцарится мир на вечные времена!" Сказано это было не слишком громко, да и не слишком торжественно, скорее даже со смехом. А смеялся маркграф потому, что после его слов черные стены зала внезапно ощетинились обнаженными мечами, а за мечами из стен выступили рыцари в черном. И прежде чем князь Любомир успел крикнуть: "Отомсти за нас, Ратибор!" или хотя бы только: "Нас предали!" – он уже нем и разрублен надвое – голова тут, а туловище там.

Маркграф уже не смеется, но еще усмехается – он заметил, что последний из безоружных гостей вырвал меч из рук черного рыцаря, в тот же миг пронзил его грудь и в мгновение ока к двадцати девяти заколотым добавил с десяток черных трупов.

Теперь уже маркграфу совсем не до смеха – он видит, что мечи рыцарей отскакивают от этого человека. Значит, это Крабат. А собственный меч маркграфа далеко – торчит между булыжниками во дворе крепости. И маркграф издает волчий вой, видя, что Крабат распахивает дверь и, пробиваясь наружу, усеивает трупами парадный зал, заваливает телами ступени лестницы и мостит ими двор. Крабат прорвался к воротам крепости, обагренный чужою кровью, и те, кого он успел хотя бы царапнуть мечом, умерли раньше, чем он достиг берега. Он бросился вплавь – вода в реке закипела от летящих вслед за ним стрел. Вне себя от ярости маркграф велел принести арбалет и, вложив в него свой меч, выстрелил не целясь. Меч вонзился пловцу в бедро и окрасил воду кровью. Добрался Крабат до берега, выхватил меч маркграфа из раны и стянул ее края руками.

А кровь капает и капает на прибрежный песок. И вспомнил Крабат: "Земля пропитается нашей кровью".

Откуда ни возьмись – старик крестьянин. Приютил он Крабата на ночь да и спрашивает: "Как звать-то тебя?"

"Ратибор", – ответил Крабат. Теперь это имя ему по вкусу пришлось.

А из серой крепости на скале потекли черные реки крови.