Текст книги "Особое задание"

Автор книги: Юрий Колесников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

«Об одном сожалеет наш герой, – писал в заключение автор. – У красных бандитов остался подаренный ему рейхсфюрером СС пистолет, которого он был удостоен за подвиги, совершенные во славу германской империи на землях Франции и Скандинавии».

Пока Алексей и Вилли читали эту статейку, Отто неотрывно смотрел в одну точку. Перед его не видящими окружающее глазами промелькнуло все, что произошло тогда на лесной дороге. Он видел мгновенную растерянность на лице сына в момент, когда эсэсовец сорвал с его плеча автомат, угасающие глаза, когда пули вонзились в его сердце. Он слышал его последний слабый вздох и тупой звук безжизненно упавшего тела…

Отто вздрогнул. Видение исчезло. Глубоко вздохнув, он промолвил:

– В одном прав этот негодяй: мой мальчик действительно был доверчив и… порою безрассудно смел… Что ж, герр Вихтенберг! Не теряю надежды на встречу и тогда… доставлю вам удовольствие – верну подаренный пистолет…

Вильке инстинктивно дотронулся до кобуры, в которой находилось трофейное оружие, словно хотел убедиться, на месте ли оно, и отвернулся к окну: мимо мелькали деревья, кустарники, вдали виднелись остроконечные башни какого-то старинного замка.

* * *

Лето было в разгаре, однако все вокруг выглядело по осеннему: частые монотонные дожди, сырость и внезапно налетавшие ветры наводили грусть. Вести с Восточного фронта тоже были неутешительны, хотя войска вермахта подходили к берегам Волги, миновав Армавир, Майкоп, подступали к предгорьям Кавказа, и рейхсминистр пропаганды Геббельс с редким усердием хрипел в микрофон: «Москва – столица, Кавказ – не граница!» «Блицкриг» не удался.

Война приобрела еще более затяжной характер. На полях России гибли десятки тысяч немцев. Поток траурных оповещений рос с каждым днем. «Фатерланд» был окутан черным саваном гибельной, бесперспективной войны. Еще густая пелена лжепатриотического воинственного угара, охватившая массы под влиянием нацистской демагогии и триумфального шествия гитлеровских дивизий по Европе, медленно, но неуклонно рассеивалась. Все чаще и чаще появлялись листовки и газеты, печатавшиеся невидимой рукой бесстрашных патриотов. И все больше немцев уже начинали задавать себе вопрос, повторяя слова одной из листовок: «Немецкий народ! Долго ли ты будешь терпеть?»

Весь сыскной и карательный аппарат фашистского государства был поставлен на ноги, но сюрпризы следовали один за другим. В Берлине гестаповцы засекли появление газеты «Фриденскемпфер», в Вуппертале в руки полиции СД попал очередной номер «Рурэхо», в эсэсовских частях распространялся листок «Штурмовик-патриот», в Дюссельдорфе на рекламной тумбе около ратуши обнаружена листовка, в которой говорилось:

«Мы, коммунисты, протягиваем руку всем честным немцам, борющимся за мир. Мы протягиваем руку всем тем, кто старается работать медленнее или отказывается от сверхурочной работы, тем, кто совершает хотя бы незначительные, самые мелкие акты саботажа и, дезорганизуя работу в промышленности и на транспорте, помогает тем самым скорее покончить с войной…»

На мобилизационных пунктах, в госпиталях стали появляться листки-бюллетени с призывом «Солдаты! За что вы сражаетесь?» На верфях крупнейшего предприятия «Бонн унд Рихтер» в Маннгейме рабочие передавали из рук в руки экземпляры местной подпольной газеты «Форботе», в которой жирным шрифтом было напечатано: «Чтобы положить конец войне, необходимо свергнуть Гитлера!.. И все это было делом рук коммунистов-подпольщиков. Об этом знало гестапо точно так же, как знало оно от Вихтенберга, что четыре немецких патриота, уехавшие из партизанского лагеря на его «Майбахе», должны находиться где-то в сердце рейха. Сыщики полиции СД, ищейки гестапо, агенты «крипо», «зипо» и их осведомители «арбайтслейтеры», рядовые и высокопоставленные нацисты сбились с ног, разыскивая Рихарда Краммера и его товарищей. Эсэсовец Вихтенберг, получивший теперь новую должность в Берлине, выходил из себя: «Четверку подпольщиков достать хоть из-под земли!»

В свою очередь Рихард и его друзья уже знали о побеге Вихтенберга. Регулярная связь с Москвой была установлена. Со дня на день ждали они остальных товарищей, но группы Отто Вильке все еще не было в Берлине.

Работы было уйма. Несмотря на исключительные трудности и опасность, постепенно укреплялись контакты на специализированных предприятиях, заводах, в военных учреждениях, восстанавливались и некоторые связи с бывшими функционерами, [15]15
  Работники рабочих и профсоюзных организаций в некоторых странах, активисты.


[Закрыть]прерванные Рихардом много лет назад.

Рихард тяжело поднимался по ступенькам на четвертый этаж. Условный звонок, и на пороге появилась немолодая женщина. Здесь уже был Майер. Вскоре пришел и Фридрих Гобрицхоффер, по-прежнему в форме СС. Он шел следом за Рихардом и, дойдя до парадного, оглянулся, чтобы убедиться, нет ли за ними «хвоста».

– Отто все еще не появился… Остальное в порядке, – ответил Рихард на вопрошающий взгляд Альфреда. Он сразу принялся составлять радиограмму, передавая исписанные листки Майеру для зашифровки. По мере чтения добродушное лицо Майера расплывалось в улыбке. Особенно важной была весть об установлении связи с некоторыми заключенными в концентрационном лагере «Дора», которые сообщили, что на его территории имеются подземные цехи, где изготовляют ракетные снаряды «ФАУ-1».

Альфред закончил шифровать и стал развертывать рацию. Подходило время связи. В последние дни он регулярно выходил в эфир. Особенно много пришлось радировать на прошлой неделе. Это было небезопасно: гестаповские пеленгаторы могли засечь место работы нелегальной рации… Накануне уже поступила от командования депеша с требованием соблюдать меры предосторожности. Но разве можно было комкать важные для советского командования данные? Накопилось их немало – одно важнее другого.

На днях Майер переменил район и теперь только второй раз выходил в эфир с нового места. Ровно в четырнадцать часов по московскому времени он включил приемник. Тотчас в наушниках послышался знакомый позывной «СА». Связь была установлена, и Майер приступил к передаче радиограммы.

Фридрих неотрывно смотрел на улицу. Там, из-за угла видневшегося поодаль переулка, выглядывала часть кузова грузовика «Оппель-блитц», в котором сидел Ганс Хеслер. При малейшем признаке опасности машина должна была скрыться в переулке. Это был сигнал, по которому радиопередача немедленно прерывалась, подпольщики через запасной выход покидали конспиративную квартиру и направлялись к заранее условленному месту. Здесь их должен был ожидать Ганс.

Однако гестаповцы тоже не дремали. В ту же минуту, когда Майер начал передачу радиограммы, с разных сторон к улице, где работала рация, на бешеной скорости помчались радиопеленгаторы. Но это были не обычные крытые машины с торчащими антеннами. Обозленные неудачными попытками накрыть нелегальную рацию, гестаповцы догадались, что подпольщики при появлении знакомой им по внешнему виду радио-пеленгаторной машины немедленно каким-то способом оповещают своего радиста и он замолкает. Надо было найти способ обмануть наблюдателей, и гестаповцы нашли его. Они срочно оснастили пеленгационным оборудованием несколько машин специального назначения – почтовых, аварийных, продуктовых холодильников и т. п.

И вот теперь, когда шла передача радиограммы, появление автохолодильника, а затем почтовой машины, ехавших навстречу друг другу, естественно, не привлекло внимания Ганса Хеслера. И только тогда, когда обе они почти одновременно остановились по обе стороны дома, а в переулке появилась аварийная машина с ревущей сиреной, Ганс почуял неладное. Он тотчас же повел машину к условленному месту.

Фридрих заметил это. По его сигналу Майер прекратил передачу. Но было поздно. Эсэсовцы и гестаповцы уже выскочили из машин и устремились в парадное.

Рихард сжег депешу и вместе с Фридрихом, захватившим рацию, бросился к запасному выходу.

– Бегите! Не задерживайтесь… Я догоню, – сказал им Майер. Он остался, чтобы уничтожить все улики: растер в пепел сожженную депешу, вставил в розетку запыленный штепсель настольной лампы, вытряхнул себе в карман окурки из пепельницы и, сматывая на ходу антенну, направился уже к запасному выходу, ведущему во двор, как вдруг внизу послышались выстрелы. Майер выбежал на балкон и увидел, что несколько гестаповцев преследуют Рихарда и Фридриха. Не раздумывая, Альфред выхватил из кармана пистолет и стал стрелять по преследователям. Один из них упал на мостовую, остальные кинулись врассыпную. Тем временем Рихард и Фридрих успели пересечь двор и проникнуть в соседний. Но Майеру путь отступления был отрезан: запасной выход блокирован, а в парадную дверь уже ломились враги. Удар, еще удар – и дверь сорвалась с петель. Альфред едва успел скрыться за портьерой, отделявшей прихожую от комнаты, из которой несколько минут назад он вел передачу. Не сразу враги решились переступить порог. Это дало возможность Майеру перезарядить пистолет-автомат и извлечь второй из заднего кармана брюк. Он встретил щедрым огнем в упор ринувшихся было в дверной проем эсэсовцев. Передние свалились как скошенные, задние попятились, беспорядочно отстреливаясь. В этот момент Майер почувствовал обжигающий удар в левое плечо…

Недолго длилась эта неравная борьба. Все кассеты пистолетов опустели. Эсэсовцы догадались и решили взять его живьем.

– Гауптман, сдавайся!

– Руки вверх! – кричали они, подступая к Майеру.

Быстрым движением Майер вогнал последний, оставленный еще в Москве, патрон, с ненавистью взглянул на врагов. Так хотелось жить, чтобы видеть этих бандитов поверженными!

Переступая через трупы, эсэсовцы шли на Майера, а он стоял неподвижно, как скала. Кровь текла по его лицу и груди. Оставались последние секунды, и Майер использовал их, чтобы еще и еще бить ненавистных нацистов. Он схватил с пианино бронзовый бюст Гитлера и запустил им в офицера: тот пошатнулся и рухнул на пол. Уже схваченный врагами, он направил ствол пистолета в сердце и нажал курок…

Пока Майер самоотверженно боролся, Рихард и Фридрих пробирались через проходной двор и уже надеялись благополучно уйти. Но здесь их настигли преследователи.

Рихард едва переводил дыхание. Он остановился, выхватил пистолет, но Фридрих потянул его в сторону. Рихард огрызнулся:

– Беги, говорю! Уноси рацию! Слышишь?

Но на этот раз Фридрих не повиновался. Он несколько раз выстрелил и заставил преследователей укрыться за выступом стены. Подталкивая Рихарда, он повелительно прикрикнул, впервые обращаясь к нему на «ты»:

– Беги! Именем партии, беги! Я прикрою…

Рихард скрылся за каким-то флигелем, а Фридрих продолжал методично стрелять, как только преследователи осмеливались высунуться из-за укрытия. Когда же он последовал за Рихардом, на него обрушился град пуль. Фридрих остановился, широко расставив ноги. Мелькнула мысль: «Конец!.. Последний патрон…» Силы покинули его, он упал, хотел достать гранату, но потерял сознание…

В квартире гестаповцы учинили полный разгром: они перевернули все вверх дном, сняли радиаторы, распороли матрацы и диваны, сорвали с пола паркет, но, разумеется, ничего не обнаружили. В разгромленную квартиру прибыл штандартенфюрер СС Вихтенберг в сопровождении оравы эсэсовцев. Он опознал Майера, узнал и френч подполковника, в котором видел Рихарда в лесу. Вихтенберг был вне себя:

– Ушел главный! – вопил он на вытянувшегося перед ним эсэсовца. – Понимаете, слюнтяи! Главный ушел, ушел с рацией, шифрами, явками…

В квартиру, запыхавшись, вбежал эсэсовский офицер и, отдуваясь, доложил, что взят еще один.

– Живьем?

– Так точно, господин штандартенфюрер. Увезли…

– Какой он из себя, – нетерпеливо прервал Вихтенберг. – Пожилой, толстый, со шрамом на лбу?

– Прошу прощения, господин штандартенфюрер. Я заметил только, что он в форме оберштурмфюрера. Ранен в плечо, горло и, кажется, ноги перебиты… Но будет жить, господин штандартенфюрер! Хотел подорвать себя и рацию, но не успел…

– Рацию захватили?! – воскликнул Вихтенберг.

– Так точно, господин штандартенфюрер.

– Болван! Что же вы сразу не сказали? Понимаете, рация Москвы в наших руках!

Эсэсовский офицер смахнул повисшую на конце носа каплю пота и щелкнул каблуками. Вихтенберг стремглав выбежал из комнаты…

Солдаты выносили трупы. Один из них поднял с пола голову, отколовшуюся от бюста Гитлера, заглянул внутрь ее и, убедившись, что она совершенно пуста, равнодушно отбросил в сторону.

Вихтенберг не скрывал злорадства, когда к нему в кабинет на носилках принесли раненого Фридриха.

– А, старый знакомый! – воскликнул он. – Теперь я сам вижу, что у тебя действительно имеются «пробоины»… Не так ли, красавчик?

Фридрих молчал, до боли сжав зубы.

Ехидная улыбка не сходила с лица эсэсовца. Глубокие морщины по обеим сторонам рта еще резче подчеркнули садистское выражение его физиономии.

– Кстати, – с наигранной наивностью заговорил он вновь, – у тебя, помнится, был один глаз? Или я что-то путаю?

Ответа не последовало. Фридрих молчал, будто перед ним было пустое пространство.

– О, конечно, я понимаю, – с издевкой продолжал эсэсовец, – Москва всемогуща! Она в силах лишить глаза и… восстановить его… Ну, а мы не кудесники. Восстановить не сможем. Удалить – это в наших силах. Будет больно, но что поделаешь? Надо же как-то вывести соотечественника из состояния оцепенения!.. Надеюсь, ты меня понимаешь? Говори, где скрывается главарь, тот пузатый «подполковник»?

Фридрих не произнес ни слова. Он молчал на первом допросе, молчал и на последующих, когда в присутствии Вихтенберга его истязали гестаповские заплечных дел мастера. Только однажды он с презрением бросил в лицо своим палачам:

– Я не намерен разговаривать с фашистской мразью!

Фридрих Гобрицхоффер умер от тяжелых ран и истязаний, не назвав гестаповцам даже своего имени…

…Шли дни, недели, месяцы. Прошел 1942 год. Наступил 1943. Миновал и он. Вступила в свои права весна 1944 года. Прилетели ласточки, засвистели скворцы. А в отдаленном предместье Берлина порывом предгрозового вихря оторвало крыло железному орлу со свастикой в когтях, висевшему над входом в ратушу поселка…

Именно здесь, в живописном предместье столицы, Вихтенберг в придачу к чину бригаденфюрера получил в дар от самого фюрера участок земли с уютной рощицей и скромной виллой. От поселка виллу отделяла речка с берегами, заросшими ивняком, от лесного массива, простиравшегося перед ней, узкая полоса пашни. Этот уголок с полным основанием можно было бы назвать райским, если бы денно и нощно из глубины леса не доносился то затихающий, то бурно нарастающий рокот моторов. Там, в лесу, на обширной территории, огороженной колючей проволокой со сторожевыми вышками, размещался завод, к которому бригаденфюрер имел прямое отношение.

Бегство из плена, захват рации, поимка «опаснейшего антифашиста» прославили Вихтенберга, о нем среди нацистских бонз рассказывали легенды, и фюрер счел за благо поставить его во главе службы безопасности и охраны заводов, таящих в своих корпусах величайшую государственную и военную тайну. Эта «тайна» стала панацеей от всех бед, нависших над гитлеровской Германией к началу 1944 года.

На востоке фронт трещал по швам. Бесславно гибли десятки немецких дивизий и дивизий сателлитов фашистской Германии. Тотальная мобилизация немцев, способных носить оружие, начатая еще летом 1943 года, вконец истощила людские резервы вермахта. Между тем русские неудержимо рвались вперед. На севере они прорвали блокаду Ленинграда и вклинились из района озера Ильмень в Прибалтику. На Украине окружили и уничтожили две крупных группировки в районе Корсунь-Шевченковский и Звенигородка – Умань. Чуть южнее вынудили германское командование уйти из Криворожского железнорудного района. Еще южнее вышли на границу с Румынией. Появление советских армий на подступах к Балканам и в предгорьях Карпат усиливало разброд среди союзников фашистской Германии, грозило ей полной изоляцией. Давно уже иссякла вера населения «фатерланда» да и солдатской массы в геббельсовские утешительные и обнадеживающие комментарии, в «эластичные обороны», «планомерные отходы» и «стратегические выравнивания фронтов». Все эти ухищрения остались позади. И нацистские пропагандисты из кожи вон лезли, чтобы заставить народ и армию уверовать в чудодейственную силу нового «секретного оружия», которое вот-вот будет введено в действие.

Геббельс патетически хрипел перед микрофоном: «Теперь, больше чем когда-либо, фюрер уверен в победе, ради которой днем и мочью пребывает в непрерывном труде… Доблестные воины! Близок день, когда наш великий фюрер даст вам новейшее оружие, с помощью которого великая германская нация повергнет в прах своих врагов!»

«Тайное», «секретное» оружие стало новым символом веры нацистов в грядущую победу. Над освоением этого оружия трудились ученые-нацисты, на секретных заводах в подземных цехах работали обреченные на смерть тысячи рабочих. Их везли навалом в вагонах для скота почти из всех стран Европы. Глава СС Гиммлер подхлестывал их ободряющим лозунгом: «Труд приносит освобождение!» Но люди здесь стали безымянными – имена им заменили вытатуированные на теле номера, и свободными они становились лишь после смерти…

Первой ступенью изобретения были ракетные снаряды «ФАУ-1», потом появились усовершенствованные «ФАУ-2»… Нацисты не теряли надежды достигнуть и третьей ступени – получить и применить оружие невиданной силы, способное в одно мгновение опустошать целые города и уничтожать тысячи людей.

…Первые дни мая выдались солнечные и тихие. Цвели черемуха, сирень, жасмин. Воздух благоухал. Из приоткрытых массивных дверей сельской церкви доносились унылые аккорды фисгармонии, заменявшей орган. Шла воскресная служба. Верующие оплакивали родных, погибших в «азиатской пустыне». Наискосок от церкви к уютной пивной по выложенному плитками тротуару, постукивая костылями, ковыляли безногие, их обгоняли соотечественники с развевающимися на ветерке пустыми рукавами.

Было около одиннадцати часов, когда к пивной подъехал грузовик с ящиком в кузове. Шофер остался в машине, а двое, сопровождавшие груз, зашли в пивную. Под звуки патефона по столикам разносили кружки с эрзац-пивом, хор детей исполнял песню о фюрере, который любит голубоглазых ребят. Звонкие детские голоса заглушал доносившийся из-за леса рокот моторов. Местные жители знали, что там завод, но остерегались заговаривать о нем и тем паче спрашивать о его назначении. Люди привыкли не задавать лишних вопросов. Не проявляли они особого интереса и к выстроенной недавно вилле в рощице у речки. Знали лишь, что там постоянно живет пожилой эсэсовец, что ему прислуживают две женщины из числа привезенных с Украины, а по воскресным дням на вилле уединяется какой-то высокопоставленный эсэсовский чин.

Как всегда, бригаденфюрер СС Вихтенберг прибыл на виллу для воскресного отдыха еще вечером в субботу. Он хорошо выспался, уже успел заняться гимнастикой, обойти сад, побриться и бегло просмотреть газеты, когда к дверям спальни подошел старик-эсэсовец. В этот утренний час обычно никто не беспокоил бригаденфюрера, он вел дневник событий за истекшую неделю. Но старик все же постучался и доложил, что на виллу пожаловал какой-то генерал-интендант.

Вихтенберг поморщился, накинул на себя длинный халат, подтянул потуже пояс и бросил взгляд в зеркало. В хорошем расположении духа он вышел на веранду.

Навстречу ему с кресла поднялся генерал-интендант.

– Прошу прощения, господин бригаденфюрер, за беспокойство, – сказал он.

– …Хайль Гитлер! Слушаю. Чем могу служить?

Генерал-интендант не торопился. Он чинно снял фуражку, потом темные очки. Вихтенберг обомлел:

– Фон Вильке?!

– Я, – спокойно ответил Отто. – И представьте себе, у вас в гостях!

Вихтенберг ринулся обратно в дом, но из-за двери, прикрывая ее, появился с пистолетом в руке оберлейтенант. У Вихтенберга застрял ком в горле и, непроизвольно поднимая руки, он скорее выдохнул, чем прошептал:

– Партэзан?

Бригаденфюрер и представить себе не мог, что не прошло и недели в том памятном 1942 году, когда ему удалось захватить разбитую рацию Майера, как Отто Вильке, Алексей Ильин и Вилли Фишер уже обосновались в Берлине. Установив связь с Рихардом и Хеслером, группа вскоре возобновила свою деятельность. Теперь разведчики действовали еще более осмотрительно. И сделано ими было немало.

Сейчас разговор был без лирических отступлений. Ильин и Вильке обещали сохранить Вихтенбергу жизнь при условии, если он поможет им вызволить одного заключенного мастера, работающего в подземном цехе подведомственного ему «сотого» завода…

– И сделать это нужно сегодня. Сейчас же! – резко, тоном приказа произнес Ильин.

– Я не смогу… Это невозможно, господа… – едва переводя дыхание, проговорил Вихтенберг. – Никто из заключенных без специального приказа самого рейхсфюрера СС Гиммлера не может покинуть завод. Это совершенно исключено!

– А что, завод разве такой большой важности? – спросил невинным голосом Вильке.

Вихтенберг пожал плечами, посмотрел по очереди на одного, на другого и неохотно сказал:

– Да.

– Впрочем, успокойтесь, – оборвал его Ильин. – Нас не интересует ни завод, ни его назначение. Нам нужен человек. И если вы сейчас же не отдадите распоряжение, я с наслаждением выпущу разрывную пулю в ваш череп, Вихтенберг. Мы не для того рисковали, приезжая сюда, чтобы разводить торговлю!

– Понимаю, господа, понимаю! Я готов выполнить ваше требование, но, поверьте, практически это неосуществимо. На заводе я распоряжаюсь только охраной.

– Арбайтслейтер там Бамлер? – как бы невзначай спросил Отто Вильке.

– Совершенно верно, фон Вильке, гауптштурмфюрер Гюнтер Бамлер. Вы его помните?

– Помню, помню… Когда-то полотер, затем убийца…

Ильин и Вильке коротко изложили свой план, вернее требование: Вихтенберг должен отдать приказ арбайтслейтеру Бамлеру пропустить на территорию завода грузовую автомашину с большим ящиком, который надлежало доставить во второй цех. В двенадцать часов, когда рабочие уйдут на обед, один из них задержится. Пользуясь отсутствием людей, он влезет в ящик. И около часа дня, когда все вновь приступят к работе, Вихтенберг отдаст второй приказ – вывезти ящик с завода.

– Скажете при этом, что ящик ошибочно заслан на завод и предназначен для другого объекта, – пояснил Вильке. – А исчезновение одного человека, надеюсь, вы вместе с Бамлером сумеете замаскировать? Ведь для вас, герр Вихтенберг, не секрет, что ежедневно там гибнут от изнурения, болезней и «гуманного» обращения десятки и сотни людей!

Вихтенберг хотел что-то возразить, но Ильин ткнул ему в подбородок ствол пистолета.

– Не вздумайте крутить, Вихтенберг!.. Ясно?

– Ясно, ясно… – покорно залепетал Вихтенберг. – Но поймите, господа, Бамлер никого не пропустит на территорию завода. Это исключено! Машину поведет дежурный эсэсовец, разгружать будет охрана и грузить ящик обратно будут те же охранники… Они, конечно, заметят, что он стал намного тяжелее.

– Пусть это вас не беспокоит, Вихтенберг, – прервал эсэсовца Вильке. – Ящик будет не такой уж легкий и вначале. К тому же человек этот очень худ.

Бригаденфюреру приходилось выбирать между пулей в лоб и беспрекословным подчинением. Вихтенберг предпочел последнее, надеясь, что ему вновь удастся улизнуть. Он хотел позвонить Бамлеру по обычному телефону. Это, несомненно, вызвало бы у него подозрение, так как для переговоров с заводом он пользовался только особым аппаратом. Но едва Вихтенберг потянулся к телефонной трубке, как Вильке вскрикнул:

– Руки вверх, проклятая свинья!

Бригаденфюрер подчинился. Вильке наклонился к эсэсовцу, отвернул полу халата и потянул за уходившую в карман цепочку. Достав кошелек с ключами, он подошел к стене, отодвинул портрет Гитлера и сунул нужный ключ в отверстие.

Вихтенберг был до того поражен осведомленностью своих «гостей», что на какое-то время профессиональный интерес погасил острое чувство страха, прервал судорожные попытки найти выход из положения…

Дверца сейфа открылась. Там был установлен массивный серо-зеленый телефонный аппарат. Ильин снова напомнил эсэсовцу, что именно он должен сказать и каким тоном.

– Предупреждаю, Вихтенберг, останетесь живы, если сделаете так. Малейшее отклонение – и я без предупреждения стреляю. Ясно?

– Очень ясно…

– Все! Звоните.

Вихтенберг вытер испарину, взял трубку и стал набирать номер. Откликнулся голос телефонистки-диспетчера. Она сообщила, что гауптштурмфюрер где-то на территории завода… Вихтенберг повесил трубку. Это было хуже. По расчетам Ильина и Вильке, Бамлер должен был находиться в это время у себя.

Вторично позвонил уже сам Вильке. Он приказал телефонистке немедленно найти арбайтслейтера Бамлера и передать ему, чтобы он сейчас же позвонил бригаденфюреру Вихтенбергу на виллу.

Не прошло и пяти минут, как в углу комнаты раздался пронзительный трезвон. Звонок высокочастотного аппарата был установлен вне сейфа.

Ильин кивнул Вихтенбергу. Под дулами направленных на него пистолетов, бригаденфюрер отдал распоряжение Бамлеру доставить во второй цех ящик, который поступит на завод, и без него не вскрывать. В трубке было отчетливо слышно, как подобострастно захлёбывался арбайтслейтер: «Слушаюсь, господин бригаденфюрер… Ясно, господин бригаденфюрер… Будет выполнено, господин бригаденфюрер! Хайль Гит…»

Вильке нажал рычажок аппарата, закрыл дверцу сейфа и ключ положил к себе в карман.

Ильин отвел Вихтенберга в сторону и, усадив на диван, приказал не двигаться. Тем временем Вильке уже набирал номер по обычному телефону, стоявшему на столе.

– Пивная? – спросил Отто.

– Да, – послышалось в ответ.

– Пиво у вас сегодня свежее?

– Конечно. Утром привезли…

– Превосходно! Я немедленно пришлю за пивом, – и Отто Вильке повесил трубку.

Вихтенберга трясло. Пожалуй, теперь эсэсовец волновался несравненно больше, чем в тот раз, когда его привезли на «Майбахе» в лес. К этому у него было достаточно оснований. В данное ему слово сохранить жизнь он, разумеется, не очень верил. Весь лоск с него сошел, и в своем длинном халате с бледным, трясущимся лицом он походил отнюдь не на «тигра», а скорее на разорившегося бюргера. Дрожащим голосом попросил он дать ему со стола сигарету.

Ильин не тронулся с места. Молчал и Отто. Немного спустя Вильке извлек из кармана портсигар. Алексей удивился: никогда прежде не видел, чтобы Отто курил. Вильке открыл портсигар и достал пожелтевшую сигарету с чуть прижженным концом. Подавая ее Вихтенбергу, с трудом сдерживаясь, сказал:

– Это ваша сигарета. Вы тогда не докурили ее в лесу… Берите! Она успела подсохнуть и отлично загорится…

Вихтенберг низко опустил голову. Он не взял сигарету и не повторил свою просьбу. О, сколько бы он отдал, чтобы уйти от возмездия! Как жестоко корил он себя за то, что легкомысленно отнесся к охране своей персоны и даже своим ближайшим эсэсовцам, охранявшим виллу, запретил входить к нему без вызова…

Время тянулось медленно. Невероятно медленно. Большие настольные часы пробили только половину двенадцатого… Прошла целая вечность, пока они отмерили еще четверть часа… По расчетам Ильина и Вильке, ящик уже должен был находиться на заводе. Но кто знает, как там все происходит?

На веранде было очень тихо. Лишь со стороны сада, уходившего в глубь двора виллы, едва слышно доносилась веселая песенка. Это часовой-эсэсовец наигрывал на губной гармонике, поглядывая на украинок. Они вскапывали клумбу: хозяин виллы, оказывается, любил цветы, что, однако, не мешало ему быть убийцей…

Часы пробили двенадцать, потом четверть первого, половину первого… Большая стрелка уже вновь стала взбираться вверх… Подошло время обеда. Вихтенберг знал, что старик-эсэсовец должен был осведомиться, как обычно, подавать ли ему обед. Но его почему-то не было. Бригаденфюрер тяжело вздохнул. И тут словно молнией ударило по окнам, задребезжали стекла, будто что-то хлынуло из-под земли и встряхнуло виллу. Почти одновременно донесся оглушительный грохот взрыва.

Вихтенберг вскочил, испуганно глядя на окна. Из-за леса поднимался столб густого дыма. Поглядывая то на Ильина, то на Вильке, то вновь бросая взгляд на бушевавший над лесом вулкан, Вихтенберг вдруг понял, и у него вырвалось:

– Это ваш ящик?!

Вильке кивнул, сунул руку в карман и достал пистолет. Вихтенберг смотрел на него, как загипнотизированный. Но Отто спокойно подал ему «вальтер».

– Вы поклялись фюреру вернуть подаренное вам оружие… Не так ли? Пожалуйста, возьмите его…

Вихтенберг остолбенел.

– Берите, – повторил Ильин, перерезая провода телефонов. – Он заряжен! Там один патрон… Пожалуй, теперь это для вас лучше, чем предстать с объяснениями перед Гиммлером…

Бригаденфюрер дрожал.

– Накиньте на себя что-нибудь, Вихтенберг… Простудитесь! – сказал Алексей Ильин на прощание.

* * *

Генерал-интендант в сопровождении оберлейтенанта покинул «гостеприимную виллу» на поджидавшей их санитарной машине. Надо было торопиться. Со всех сторон к заводу мчались пожарные машины, грузовики с эсэсовцами, легковые с гестаповцами, немало попадалось и санитарных машин. В этот час им давалось предпочтение, их пропускали без проверки. В санитарной машине рядом с Хеслером сидел Ильин, а на носилках лежал прихваченный около пивной Рихард Краммер. Ему и шоферу грузовика Вилли Фишеру пришлось немало поработать…

Санитарная машина с визжащей сиреной была уже далеко от места событий, а облако дыма, окутавшее всю окрестность, по-прежнему было огромно. Хеслер гнал машину вовсю: друзьям, борющимся против фашизма под единым знаменем, предстояло осуществить еще много сложных операций…