Текст книги "Шагай, пехота !"

Автор книги: Юрий Науменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

30 января была произведена перегруппировка в боевом порядке полка, и мы начали наступление в направлении Рунцена. В тот же день населенные пункты Рунцен, Куннерт были очищены от противника.

За Одером все чаще стали встречаться местные жители. Они на своих домах вывешивали белые флаги, сделанные из простыней и наволочек. Просили пощады. Присматриваюсь к лицам немцев. Все бледные какие-то, изможденные. Вызывают вроде бы жалость, а не гнев.

Знаю, что бойцы на стоянках в деревнях и городках подкармливают изголодавшихся стариков, женщин, детей. Что ж, это закономерно. Гуманизм советских воинов общеизвестен.

В очередном номере нашего полкового рукописного журнала появилась заметка, написанная гвардии старшим сержантом Г. Скибой. Думаю, что о факте, изложенном в ней, интересно будет узнать и читателям. В одной деревне, километрах в двадцати пяти от Бреслау, когда колонна полка втягивалась в главную улицу, к бойцам поспешила пожилая женщина с девочкой лет двенадцати. Немка что-то кричала, подзывая гвардейщам. Ее окружили бойцы. Женщина держала в руках два портрета в рамках под стеклом. Скиба и его товарищи сразу узнали, кто на снимках: Карл Либкнехт и Роза Люксембург. Девочка держала в руке маленькую выцветшую фотографию Эрнста Тельмана. Из сбивчивого рассказа женщины бойцы с помощью нашего переводчика поняли, что ее муж – член подпольной Германской компартии, что она, как святыню, всю войну берегла портреты. Если бы нацисты пронюхали об этом, ее и дочь давно бы уничтожили. Женщина показала белую звездочку, вырезанную из кости, на которой были изображены серп и молот, сказала, что это единственная память о муже, замученном фашистами в концлагере еще до войны.

31 января по приказу командира дивизии полк приостановил дальнейшее продвижение, закрепился на рубеже Шиммелей, Куннерт, Рунцен и перешел к обороне. Мне особенно запомнился бой при подходе к селению Куннерт. Здесь немцы отчаянно сопротивлялись. Я отдал приказ командиру 1-й стрелковой роты гвардии капитану А. Прилипко взять селение во что бы то ни стало. Жаркий бой длился несколько часов. Пришлось ввести в действие артиллерийскую батарею капитана М. Рыкунова и минометный взвод лейтенанта И. Смирнова. При их огневой поддержке пехотинцы ворвались в Куннерт и укрепились в нем. Гитлеровцы попытались отбить селение: оно было расположено на господствующей над местностью высоте, а в 300 метрах от него находилась железнодорожная станция. Вот почему фашисты предприняли двенадцать атак на позиции нашей роты. И псе были отбиты. В этих боях отличились и связисты нашего полка: командир радиовзвода лейтенант И. И. Горобец, младший сержант Н. Г. Сычев, красноармейцы Т. И. Гальченко, А. Ф. Ковтун.

Все чаще и чаще нашим гвардейцам приходилось вести упорные бои в населенных пунктах. Незаменимыми в таких случаях были легкие сорокапятки противотанковые пушки, которыми успешно подавлялись огневые точки противника, расположенные в подвалах, окнах домов, на чердаках. В боях за Хейнесдорф орудие комсорга батареи гвардии старшего сержанта Пухлякова было придано стрелковой роте, которой командовал офицер Баранов. Когда бойцы группы гвардии старшины Придела обнаружили с чердака двухэтажного дома три вражеские огневые точки, они ракетами точно обозначили их местоположение. Используя такое целеуказание, расчет Пухлякова уничтожил метким огнем все три огневые точки.

2 февраля во всех подразделениях прошли беседы о двухлетней годовщине победного завершения Сталинградской битвы, в которой участвовал наш полк. А я с горечью подумал, что все меньше и меньше остается в полку ветеранов, прошедших суровую школу великого сражения на берегах Волги.

В ходе последних боев нами было освобождено много советских девушек и юношей и даже подростков, насильно угнанных гитлеровцами в Германию. Беседуя с ними, бойцы узнавали горькую правду о фашистской неволе. Двенадцатилетний Алеша из Житомирской области рассказал:

– Отец партизаном был. Его убил германец. Маму тоже убили. Сестричку повесили. Бабуся в хате сгорела. Меня в зарешеченном вагоне сюда привезли...

– Я родом из Киевской области. – говорила окружившим со воинам, утирая слезы, Татьяна Машовец. – Над Днепром жила, где Тараса Шевченко места. Не знаю, жива ли моя мать. Сколько слез по ней выплакала...

Она доверчиво протянула потрепанный блокнот в руки гвардии старшому сержанту Г. Скибе. Он с большим трудом разобрал в нем стихи, написанные по-украински, видимо, украдкой и второпях. Они были взволнованно-искренними, идущими от самого сердца, горькие и печальные, с тоской по незабываемой "батькивщине". А в самом конце блокнота стояло: "Писано во время каторги в Германии в городе Огдяве, в лагере Месспере. Октябрь 1944 года. Т, Машовец".

* * *

3 февраля противник, сосредоточив до двух полков пехоты, придав им около 50 танков, двинулся в контратаку на позиции 97-й гвардейской стрелковой дивизии. Поредевшие боевые порядки нашего полка были атакованы батальоном пехоты при поддержке танков. Завязался ожесточенный бой, в результате которого гитлеровцам удалось потеснить 3-й стрелковый батальон и вернуть селение Шиммелей. В 19.30 я получил донесение об этом. Пришлось думать, как отбить немецкую деревню. Знал, что командир дивизии за отход батальона, хоть и вынужденный, по головке не погладит.

Гвардии майор Чайка доложил мне, что потери в батальоне сравнительно небольшие, но люди измотаны, да и с боеприпасами туго.

Посоветовался с Василием Васильевичем Такмовцевым и Иваном Ефимовичем Полтораком. Начальник штаба предложил сразу же контратаковать гитлеровцев в Шиммелей силами находящегося во втором эшелоне 2-го стрелкового батальона и полкового резерва – роты автоматчиков.

– Пока немцы не укрепились в селении, мы и ударим, Юрий Андреевич, доказывал он.

Замполит придерживался другого мнения. Он считал, что бой в темноте не принесет нам успеха, только людей потеряем, напоровшись на огонь немцев, которые наверняка уже успели создать в каменных зданиях пулеметные точки.

– По-моему, надо ночью провести разведку, – говорил Полторак, – а на рассвете атаковать противника, предварительно подавив его огневые точки.

Мне казалось, что откладывать бой до утра нет резона. Немцы действительно могут за ночь сильно укрепить оборону Шиммелей. И с ходу бросать в контратаку все наличные силы второго эшелона и резерва тоже вряд ли целесообразно. Всякое может в бою случиться. Если гитлеровцы сумели потеснить наш 3-й батальон, то где гарантия, что им это не удастся сделать и на участке батальона соседнего полка.

Эти доводы я изложил Такмовцеву и Полтораку и предложил им такой вариант. Контратаку начать в 24.00 после десятиминутного артиллерийского обстрела восточной окраины деревни, где, видимо, будут сосредоточены огневые средства противника. Пустить с фронта 5-ю стрелковую роту, которая будет обозначать атаку, но на рожон особенно не лезть. А 4-я рота должна атаковать немцев во фланг с юга. Рота же авто.матчиков, обойдя Шиммелей с севера, одновременно с 4-й ротой нападет на гитлеровцев с тыла.

– Капитан Корячко это хорошо научился делать, – добавил я.

Замполит согласился с моим планом боя, а начальник штаба отстаивал свое мнение. Конечно, я мог бы просто "прекратить прения", пользуясь властью командира-единоначальника, скомандовать Василию Васильевичу оформить мое решение боевым приказом и на том, как говорится, поставить точку. Но я понимал, что в таком случае в душе моего боевого соратника и ближайшего помощника осталась бы обида. Поэтому я еще раз обосновал свои доводы и, идя навстречу начальнику штаба, перенес начало контратаки на два часа раньше, на 22.00.

Не буду описывать эту ночную схватку. Скажу только, что к 23.00 враг был выбит из Шиммелей. На улицах селения немцы оставили немало убитых солдат и офицеров. Было захвачено двое пленных. 2-й батальон занял оборону по западной окраине.

Можно было предположить, что противник не смирится с неудачей и вновь будет пытаться атаковать наши боевые порядки. Предположения наши подтвердились. К вечеру враг двинул на позиции 2-го батальона до 300 человек пехоты, которую поддерживали огнем артиллерия, минометы и шесть самоходных орудий. Но контратака была отбита. А всего в этот вечер и в ночь на 5 февраля воины батальона и брошенной ему на помощь роты автоматчиков отразили восемь ударов врага.

В один момент боя автоматчики сошлись с гитлеровцами врукопашную. Молодой боец гвардии рядовой В. Микитин, уже не раз отличившийся в боях и награжденный орденом Славы III степени, схватился с несколькими наседавшими на него гитлеровцами. Вдруг он заметил, что командир взвода гвардии старший лейтенант А. Г. Евстратов ранен, а пятеро фашистов бегут к нему. Не раздумывая, боец бросился на выручку своему командиру. Микитин подоспел вовремя. Один немец был уже в нескольких шагах от Евстратова. Прикладом автомата наш боец свалил фашиста, но и сам упал вместе с ним.

Это его спасло в тот момент: над головой Никитина прошла автоматная очередь. Гвардеец продолжал драться с четырьмя другими гитлеровцами. Когда подоспели товарищи, они нашли Микитина мертвым рядом со спасенным им раненым офицером, а вблизи обнаружили пять вражеских трупов. О подвиге гвардии рядового В. Мики-тина рассказала выпущенная в полку листовка.

Но и днем противник не успокоился. Комбат-2 Стеблевский доложил мне но телефону, что гитлеровцы силою до батальона при поддержке 15 самоходных пушек прорвались на стыке его батальона и батальона соседнего 292-го гвардейского стрелкового полка, державшего оборону правее.

– В полукольце дерется батарея капитана Радченко, – сказал в заключение Стеблевский.

– Держись, комбат, помогу артогнем, и Чайка придет на выручку.

Не успел я это сказать, как связь прервалась: то ли линию перебило, то ли Стеблевский отошел от аппарата. Рядом со мной стоял Такмовцев и все слышал. Его широкие, густые темные брови сдвинулись к переносице.

– Не иначе как бедой пахнет, – озабоченно сказал он.

– Василий Васильевич, давайте карту.

Начальник штаба развернул карту и пометил карандашом место прорыва немцев.

– Разрешите мне, Юрий Андреевич, пробраться к Стеблевскому. Решим с ним на месте, что делать дальше.

– Хорошо. Возьмите с собой отделение автоматчиков, радиста и поторопитесь. А я поставлю задачу Чайке.

Такмовцев вышел с КП, и в это время связист доложил мне, что у аппарата комбат-3.

Я взял трубку, объяснил майору ситуацию и приказал ему атаковать прорвавшегося противника во фланг.

– Учти, – сказал я Чайке, – твой удар должен быть неожиданным для немцев. Тебя поддержат минометчики Шакина и Кутузова.

А в это время батарейцы капитана Радченко отразили две атаки гитлеровцев и не дали себя окружить.

Перегруппировавшись, фашисты в третий раз атаковали батарейцев. Позиции артиллеристов обстреливали самоходные орудия немцев. Они продолжали отбиваться, но людей становилось все меньше. На одном из орудий действовал за заряжающего командир огневого взвода гвардии лейтенант Михаил Власов. Он успел подбить самоходку, но и сам был сражен осколком снаряда. Командир батареи увидел, как три вражеские самоходки устремились к пушке, из которой вел огонь Власов. Но орудие молчало. Капитан, не раздумывая, бросился к нему. Лицо секли брызги мерзлой земли, а он бежал изо всех сил. Недалекий разрыв вражеского снаряда заставил его броситься на землю, но он тут же вскочил и сделал последний бросок. Схватив из ящика снаряд и зарядив пушку, он, еще не отдышавшись, повелительно крикнул наводчику:

– Фарафонов! Бей в переднюю гусеницу!

Гвардии рядовой Г. Н. Фарафонов выпустил подряд два снаряда и "размотал" гусеницу самоходки. Наводчик другого орудия гвардии сержант Аветисян подбил еще одну самоходную пушку. Но и два наших орудия вышли из строя. Разгоряченные жестокой схваткой, артиллеристы и не заметили, как погиб от осколка капитан Радченко.

Похоронили мы Иосифа Давыдовича Радченко со всеми воинскими почестями на юго-западной окраине Олау. На траурном митинге выступили ветераны полка Перепелкин, Щербак, Ковалев, Коденко, Митюра. Этот день мне вспоминается с особо щемящей болью: ведь с Радченко я познакомился еще в Ставрополе, при формировании полка. В каких только переделках не побывал он за три с половиной военных года. И вот на тебе: на пороге победы, уже на территории Германии, сложил свою голову.

Удалось выбить противника с наших позиций и на стыке с соседним полком. Майор Такмовцев доложил мне по рации, что 3-й батальон подоспел вовремя и вместе со 2-м решительно атаковал гитлеровцев.

В этих боях высокой похвалы заслуживали наши агитаторы-коммунисты. Командир отделения роты автоматчиков гвардии старший сержант И. К. Попов проявил образцы храбрости и отваги, большевистским пламенным словом и личным примером бесстрашно увлекал бойцов на героические подвиги. Он был представлен к ордену Красной Звезды и вскоре получил его. Такой же награды удостоился и старший сержант Г. Ф. Скиба, о котором уже не раз упоминалось.

А сколько раз гвардейцев выручали бдительность и находчивость. Вот один из примеров. Ночью на огневой позиции 76-мм батареи старшего лейтенанта М. Лазарева на посту стоял наводчик гвардии рядовой Ю. Ф. Куц. Была лунная ночь, выпал снег. Светло, почти как днем.

Где-то далеко громыхали артиллерийские залпы. А здесь тишина.

Вдруг Куц насторожился. Прямо по снегу на огневую позицию брело стадо коров. Вскоре солдат услышал и приглушенные окрики. Стало ясно, что животных кто-то подгоняет. Видимо, прикрывшись стадом, немцы хотели незаметно подобраться к нашим огневым позициям. Куц вызвал командира орудия гвардии старшего сержанта Левина, доложил ему о своей догадке. Левин и Куц дали несколько очередей из автоматов поверх коров, и они быстро разбежались. Теперь гитлеровцы, а их было немало, оказались на виду. Артиллеристы открыли по ним автоматный огонь. Тем временем расчеты заняли свои места и начали уничтожать немцев картечью.

* * *

3 февраля завершилась Висло-Одерская операция, а через пять дней 1-й Украинский фронт начал другую операцию – Нижне-Силезскую. Цель ее – разгромить нижне-силезскую группировку гитлеровцев и выйти на рубеж реки Нейсе. Наша 5-я гвардейская армия наносила удар южнее Бреслау, в направлении на Герлиц.

Чем дальше мы продвигались в глубь Германии, тем жарче и ожесточеннее становились бои за каждый населенный пункт, за каждое каменное здание. Погода в феврале часто менялась. Морозы сменялись оттепелями, иногда холодными, промозглыми дождями.

Крепко врезался мне в память бой за населенный пункт с почти русским названием Швойка. Полк в тот день преследовал отходящего противника, и мне казалось, что мы сумеем захватить селение с ходу, так сказать, на плечах отступающих гитлеровцев. 3-й стрелковый батальон, двигавшийся впереди, и был нацелен на это. За ночь он оказался на подступах к Швойке, и я рассчитывал, что на рассвете комбат доложит мне о взятии этого селения. Но не тут-то было. Все наши настойчивые попытки овладеть селом с ходу успеха не имели. Тогда я приказал выдвинуть из резерва 1-ю стрелковую роту и фланговым ударом сбить противника, но и этот маневр оказался безрезультатным. Противник встретил роту плотным огнем, как и бойцов 3-го батальона.

Мы с начальником штаба находились в это утро на НП на высотке, примерно в полукилометре от окраины Швойки, и нам была хорошо видна вся картина боя. Вместе с нами был начальник химической службы полка гвардии капитан Н. И. Канин. Рослый, статный, подтянутый, он выделялся сдержанностью, даже некоторой суховатостью, что в общем-то редко свойственно молодости. Возможно, поэтому некоторые офицеры полка в шутку называли его "академиком". Так вот этот "академик" обращается ко мне:

– Товарищ подполковник, у меня есть одна идея...

– Давай,-говорю, – выкладывай свою идею.

Канин подал мне бумагу. Я развернул лист, и мы с начальником штаба увидели несколько значков, изображающих дымовые шашки, расставленные на схеме длинной извилистой цепочкой.

– Поставим дымовую завесу, – продолжал начхим, – ослепим противника и прикроем наших стрелков во время атаки.

– А что, по-моему, неплохая задумка, – заметил Такмовцев.

– Молодец! – похвалил и я Канина. – И не будем терять время. Бери, начхим, людей и за дело!

Канин раздал каждому бойцу химвзвода увесистые пакеты с дымовыми шашками и двинулся в путь. А я связался с комбатом-3 и командиром 1-й роты, предупредил их о дымовой завесе, посоветовал, как действовать под ее прикрытием.

Прошло четверть часа. С наблюдательного пункта нам было отчетливо видно, как густой белесый дым медленно стелился в глубину вражеской обороны.

Бойцы 1-й стрелковой роты стремительным броском сблизились с противником и заняли первых три каменных дома. Штурмовые группы гвардейцев огнем из автоматов и гранатами выбивали немцев с чердаков и подвалов, смело продвигались вперед.

Но вскоре дым отнесло ветром в сторону, и рота оказалась под огнем двух вражеских пулеметов, расчеты которых залегли возле окон одного из домов. Командир роты гвардии капитан Прилипко приказал командиру отделения гвардии старшему сержанту Дарьеву подавить огневые точки противника. Тот быстро оценил обстановку, дал команду нескольким автоматчикам отвлечь внимание противника, а сам с двумя бойцами пошел в обход дома. Всем троим удалось скрытно подобраться к зданию и забросать окна гранатами. Пулеметы смолкли. Прилипко снова поднял людей в атаку. Завязался упорный уличный бой. Немцы оказывали отчаянное сопротивление, но гвардейцы оказались сильнее. Оставляя убитых и раненых, гитлеровцы поспешно стали отходить на запад.

Я связался по рации с гвардии капитаном Прилипко, приказал ему преследовать врага и с ходу занять железнодорожную станцию Гупштвиц. Прошло не более часа, как командир роты доложил, что станция взята. Нам достались большие трофеи: 15 исправных орудий, три паровоза, 15 вагонов с боеприпасами.

Все отличившиеся в этих боях гвардейцы были награждены орденами и медалями. Начхим Н. И. Канин получил орден Красной Звезды.

Уже сгущались сумерки, когда батальоны полка подошли к Тейхлиндену. Перед наступлением я еще раз уточнил все данные о противнике. Наблюдательный пункт находился на невысоком бугре среди большого поля. Было холодно, беспрерывно лил дождь. Вода просачивалась в штабную землянку.

Ночью 2-й батальон майора Стеблевского начал бой за Тейхлинден. Немцы упорно сопротивлялись, но к рассвету все было кончено: селение полностью было в наших руках. В этом ночном бою мужественно действовали автоматчики. Гвардии сержант И. К. Матрой вызвался ликвидировать огневую точку гитлеровцев, мешавшую продвижению пехоты. Незамеченным он достиг дома, ловко метнул несколько гранат в оконный проем, откуда вел огонь вражеский пулеметчик. Воспользовавшись ночной темнотой, группа автоматчиков во главе с гвардии сержантом И. Г. Горошко пробралась в тыл противника и разгромила вражескую колонну, которая направлялась для подкрепления гарнизона Тейхлиндена. Оба сержанта были награждены орденами Славы I степени. Еще двумя полными кавалерами этого ордена больше стало в полку.

* * *

В феврале мы узнали о Крымской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании. Газеты с сообщением об этом событии принес в штаб полка наш полковой агитатор старший лейтенант Арсентий Коробко. Доложился по форме и протянул мне "Правду" и "Красную звезду". В официальном коммюнике, подписанном И. Сталиным, Ф. Рузвельтом и У. Черчиллем, говорилось, что они "рассмотрели и определили военные планы трех союзных держав в целях окончательного разгрома общего врага"{12}. Было заявлено также, что "нашей непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантии в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир всего мира"{13}.

Прочитал я эти фразы и говорю Полтораку:

– Слышал, Иван Ефимович, как союзнички заговорили... А где они были три года, когда мы одни и отступали от немцев, и били их?..

– Но они же открыли все-таки второй фронт, Юрий Андреевич, – возразил замполит. – И сейчас наступают...

– Да что это за наступление! – вмешался в разговор Василий Васильевич Такмовцев. – За девять месяцев еще до Рейна не дошли. А ведь от Ла-Манша до него по прямой километров триста, не больше.

– Они за это время и драпануть успели от фрицев в Арденнах, – вставил свое слово и Коробко.

– Поживем, увидим, как дальше будут воевать американцы и англичане, попытался я подвести итог этому разговору. – Одно знаю твердо: в Берлин мы войдем первыми. Иначе нельзя!

Мы, конечно, не могли знать тогда, что по просьбе Рузвельта и Черчилля Сталин дал на конференции в Ялте согласие на вступление Советского Союза в войну против Японии через 2-3 месяца после окончания войны в Европе.

Не так давно довелось мне отдыхать в Крыму и побывать в том самом Ливадийском дворце, где проходила встреча "большой тройки". И вспомнилось мне, как более сорока лет тому назад обсуждали мы в добротном бюргерском доме немецкого городка итоги этого знаменательного события.

* * *

Батальоны, неотступно преследуя неприятеля, занимали одно селение за другим. Со дня форсирования Одера поли уже три недели участвовал в непрерывных боях. 17 февраля 3-й стрелковый батальон занял город Книгнитц, а 2-й стрелковый батальон с боем захватил селение Линц.

Еще раньше, 14 февраля, было завершено окружение города-крепости Бреслау (Вроцлав). Известно, что там было создано два кольца окружения – внутреннее и внешнее. Наша дивизия вела бои на участке внешнего кольца. 289-й гвардейский стрелковый полк перекрыл автостраду Бреслау – Берлин. Случилось это 18 февраля. Двадцатиметровой ширины бетонка, обсаженная жиденькими деревцами, тянулась с юго-востока на северо-запад.

Немцы бросали в бой все свои резервы, в том числе тяжелые танки "Королевский тигр", чтобы прорваться к Бреслау. Но все их попытки оказались тщетными. На участке нашего полка умело расправлялись с "тиграми" воины приданного нам 104-го отдельного истребительного противотанкового артдивизиона гвардии майора И. Д. Руденко. Только за один день она уничтожила до 20 танков врага.

Четверо суток стояли мы на этом рубеже, отбивая атаки гитлеровцев. А в канун 27-й годовщины Красной Армии полк получил приказ переместиться в Козендау. Здесь мы и встретили праздник. На митинге был оглашен праздничный приказ Верховного Главнокомандующего с поздравлениями и пожеланием победы над ненавистным врагом. Выступили на митинге гвардии майор И. Е. Полторак, только что получивший очередную боевую награду – орден Красного Знамени, гвардии ефрейтор А. И. Бережной, начальник артиллерии полка гвардии капитан П. Ф. Сушко и другие. В своих выступлениях гвардейцы вспоминали пройденный полком путь, отмечали, что день рождения Красной Армии празднуют уже в самой берлоге фашистского зверя, и давали обещание драться так же, как и прежде: мужественно, решительно и умело.

А 26 февраля снова начались наступательные бои. Полк получил приказ захватить село Вильмансдорф. 3-й стрелковый батальон должен был атаковать его с севера, а 2-й стрелковый батальон – с запада. К 15.00 7-я и 8-я роты вплотную подошли к окраине населенного пункта. Через час начали атаку роты 2-го батальона. Противник упорно сопротивлялся: вел сильный ружейно-пулеметный огонь, бил прямой наводкой из самоходных пушек и танков. Только поздно вечером удалось захватить около 20 домов и очистить от врага часть кварталов до развилки дорог. Дальше мы продвинуться не смогли.

В ночь на 27 февраля немцы предприняли попытку окружить и уничтожить наши подразделения в Вильмансдорфе. Около двухсот гитлеровцев при поддержке шести танков пошли в атаку. Их удар был отражен, три танка уничтожили артиллеристы нашей полковой батареи.

Но противник не успокоился. Проиграв ночной бой, он решил возобновить атаки в светлое время.

С КП полка было хорошо видно, как с юга к Вильмансдорфу движутся четыре автомашины с пехотой и 10 танков. Что делать? Ждать, пока гитлеровцы втянутся в селение, и там остановить их или попытаться встретить их на марше, введя в действие свой резерв? После недолгих размышлений я решил отдать предпочтение первому варианту. И вот почему. Вряд ли резерв успел бы выдвинуться на рубеж, удобный для встречи врага. И сделать это днем скрытно просто невозможно. А в селе, где маневрировать танкам трудно, их легче уничтожить огнем артиллерии. Да и пехотинцы наши находились в укрытиях. Мой план поддержал и начальник штаба. О своем решении я доложил командиру дивизии. От него тоже получил "добро".

О ходе боя скажу только, что и эта вылазка закончилась для противника плачевно: он потерял несколько десятков человек убитыми и ранеными и половину танков, причем два из пяти были подбиты трофейными фаустпатронами.

И тут я вынужден сделать небольшое отступление.

Еще во время боев на Сандомирском плацдарме к нам в руки попало это трофейное оружие. Тогда начальник артвооружения Николай Михайлович Коденко и арттехник Ростислав Алексеевич Баженов пришли ко мне и предложили использовать это новое оружие – гранату реактивного действия – для борьбы с немецкими же танками и самоходными орудиями.

– Ну что ж, – сказал я этим офицерам. – Дело стоящее. Научитесь сами и учите людей обращаться с фаустами. Только чтоб никаких ЧП...

Несколько дней Коденко и Баженов вместе с оружейными и артмастерами А. М. Зезнжевичем, П. М. Кравцовым, С. И. Стребковым, М. С. Шкарупой, И. П. Тетерваком и Н. Г. Кривошеевым, укрываясь за броней подбитых "фердинандов", знакомились с устройством фаустпатронов, учились ими пользоваться.

И вот прошло некоторое время, и в каждой роте появились бойцы, хорошо освоившие трофейное оружие, прожигавшее броню. Под руководством Коденко и Баженова гвардейцы из боевых подразделений научились применять его во время учебных стрельб, используя в качестве мишени подбитые фашистские танки. Я принял решение снабжать комплектами этих гранат в первую очередь все штурмовые группы, создаваемые для ведения уличных боев. И не только для стрельбы по танкам. Фаустпатроны годились и для того, чтобы пробивать стены зданий. Это решение было одобрено командованием дивизии.

4 марта полк сосредоточился в районе Эллине. Мне было приказано занять участок обороны шириной до 10 километров. В полку к тому времени был большой некомплект людей и огневых средств, и поэтому на таком протяжении держать оборону было очень трудно. Я доложил полковнику А. П. Гарану, что полк сможет обеспечить плотность огня на один погонный метр всего около одной пули в минуту. Комдив ответил, что он учтет это и в нужный момент поможет огнем. Мне ничего не оставалось делать, как налечь на инженерное усовершенствование участка обороны. Рылись траншеи, ходы сообщения, строились блиндажи, оборудовались для отдыха землянки. К работам был привлечен и весь личный состав спецподразделений, тылов полка.

К счастью, несколько дней прошли сравнительно спокойно, если не считать, что противник вел редкий ружейно-пулеметный огонь.

Спокойно было и 8 Марта. Это дало возможность нашим бойцам-женщинам отметить свой праздник. В штаб полка пришла командир санитарного взвода Мария Кухарская, о которой я уже подробно рассказывал, и пригласила меня, замполита, начальника штаба и еще нескольких офицеров в землянку медпункта. Там собрались все девушки – и медички и связистки, – не занятые на дежурстве. Было там и несколько женщин-врачей из медсанбата дивизии.

Мы тепло поздравили своих боевых подруг с праздником, пожелали им скорейшего возвращения в отчий дом после нашей победы над ненавистным врагом.

Потом, после праздничного чая, для которого начпрод выделил изрядную толику трофейного шоколада, состоялся импровизированный концерт. Вот тут-то и подстерегла меня "опасность", которой я сторонился все годы войны...

После того как девушки хором спели "Землянку", "Катюшу", "Синий платочек", а мы им подпевали как могли, встала врач санитарной роты полка и стала читать знаменитое тогда на всех фронтах и в тылу стихотворение Константина Симонова "Жди меня". Да так это делала, с таким неподдельным чувством, что я невольно залюбовался этой красивой девушкой. А она почему-то во время чтения стиха смотрела на меня, а может, мне так показалось...

Я знал эту милую докторшу, прибывшую из Ленинграда, больше года, звали ее Клавой Захаровой, здоровался с ней при встречах, улыбался, шутил, нравилась она мне. И она, видимо, чувствовала это. А тут вот прямо обожгла мне сердце капитан медицинской службы. Понял я, что люблю ее и никакой другой женщины мне не нужно.

Закончилось это тем, что не прошло и месяца, как Клавдия Николаевна Захарова стала моей женой. Забегая вперед, скажу, что прожили мы с ней счастливо свыше 10 лет, до самой ее кончины... Оставила она мне трех дочерей. А теперь уже и внуки подросли.

И уж если я заговорил о любви на фронте, то продолжу эту тему. В нашем полку нашли друг друга несколько счастливых пар. Первыми, если помнит читатель, командир санитарного взвода гвардии старшина Мария Кухарская и замполит пулеметной роты гвардии старший лейтенант Николай Смирнов.

В апреле 1944 года, после форсирования реки Днестр в районе Ташлыка, в полк прибыла совсем молоденькая Нина Малыхина, которую зачислили старшим военфельдшером санитарной роты. Отважная девушка не раз отличалась во время самых жестоких боев, вынося раненых под огнем противника, организуя их отправку в медсанбат. За смелость и мужество она была награждена орденом Красной Звезды. Помощник начальника штаба полка гвардии капитан Николай Левунец полюбил эту храбрую, отзывчивую, очень симпатичную девушку, она ответила тем же. Незадолго до победы они поженились. Жили счастливо до самой смерти Николая Ивановича. У них двое детей, трое внуков, один из которых заканчивает военное училище и пойдет по стопам деда-фронтовика.

Можно порадоваться и за счастливую пару боевого командира стрелкового батальона гвардии майора Василия Ивановича Чайки и медсестры Кати, принявшей его фамилию.

Эти счастливые пары прошли войну и вышли в мирную жизнь испытанными огнем семьями. Их любовь крепла и закалялась в боях, когда каждый новый день мог стать их последним днем. Наверное, поэтому так крепки были их чувства, что сохранились на всю оставшуюся жизнь. Любовь и война, как ни странно, оказались вполне совместимыми.

Хотелось бы поведать читателю и еще об одной удивительно романтической истории инженера нашего полка гвардии капитана Михаила Хачатурова и очаровательной чешской девушки по имени Ярослава. Правда, встретились они уже после победы, когда полк стоял в небольшом чешском городке. Молодые люди горячо полюбили друг друга и с согласия родителей Ярославы и командования дивизии поженились. А когда Михаил увольнялся в запас, то он попросил разрешения местных властей на выезд чешской девушки в Советский Союз. И молодожены уехали в Ашхабад, где жил Михаил Хачатуров до войны. Здесь и нашла свою вторую родину Ярослава, ставшая тоже Хачатуровой. Они и сейчас живут в столице Туркмении.