Текст книги "Республика самбо"

Автор книги: Юрий Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

3
РЕСПУБЛИКА ПЕРЕД ЛИЦОМ ТЯЖЕЛОГО КРИЗИСА
ИСТОРИЧЕСКОЕ СОВЕЩАНИЕ
МИНИСТР ПО ДЕЛАМ ИСКУССТВ ЗАДУМЫВАЕТСЯ

Часов в семь вечера Женька хватился: – Братцы! А ведь плотик-то мой стоит на приколе там, в заводи, недалеко от валуна. Как же быть-то? Валька, – задушевно сказал он, – не в службу, а в дружбу: что-то я неважно себя чувствую, сходи пригони плот.

Валька, ничего не отвечая, сидел, помешивая в кастрюле уху, которую они разогревали на ужин.

– Валька?..

– Хм, я, собственно говоря, считаю так: кто угнал, тот и пригнать должен. И так мы за тебя всю рыбу перечистили, обед сварили и воду носили… А ведь все бегали столько же, сколько и ты.

Женька от неожиданности аж поперхнулся.

– Такой ты друг, да?! – Он даже побагровел от гнева. – Ну спасибо, земляк! Век не забуду! Теперь буду знать, с кем имею дело! Спасибо, друг милый! Я его по-человечески прошу, говорю: «Валька, я устал как собака, пригони плот», – а он мне: «Сам сходи». Ну ладно, умирать буду – не забуду! Ты, оказывается, друг в кино вместе ходить, девочек развлекать, а как до дела дойдет – тебя нету. Ладно, Валька, ладно, друг закадычный, припомню тебе, все припомню!

– А чего ты разошелся, черт побери! Я правду сказал: раз дежурный – значит, выполняй свои обязанности, – ответил Валька, несколько оторопев от неожиданного натиска, но не сдавая позиций.

– Ладно, землячок, ладно… – не успокаивался Женька.

– Давай я схожу, – предложил Кирилл.

Антон, лежа слушавший эти препирательства, решительно сел:

– Тише! Ярыгин, сними уху с огня. Ужин откладывается. Что-то забарахлила наша республика. Все садитесь сюда, объявляю комсомольское собрание открытым.

– Правильно, – сказал Кирилл, – давно пора.

– Так. Первое. Вопрос о Вальке.

– А что, буханку хлеба вспоминать будете? Каждый мог проворонить! – подал тот реплику.

– Брось ты невинность изображать: дело в другом. Прежде всего: так, как ты ответил Женьке, мог ответить только самый последний эгоист. Всем стало противно. И это у тебя не случайно. Уж очень ты свои интересы соблюдаешь. Честно скажу, мне надоело выслушивать твои вечные, так сказать, шуточки при раздаче пищи: что тебе положили меньше творогу, дали меньше ухи, меньше сахару, что тебе никогда не попадается горбушка и так далее. Понятно? Дальше. У всех мыло и зубной порошок лежат вместе, а ты прячешь отдельно. Что это такое? Если бы мы придерживались твоей психологии, то ты тут бы с нами не жил: деньги твои лежат на дне озера. Так? Вот Кирилл, например, с тобой делится всем, а ты от него зубной порошок прячешь.

Валентин покраснел и опустил голову: если бы товарищи еще узнали, что в рюкзаке у него припрятана пачка рафинада, из которой он в одиночку подкармливается!

– Смотри, сквалыгой станешь, не человеком! У кого какие есть предложения?

– А что тут мудрить? – сказал Сергей. – Послать его сейчас за плотом, чтобы развить в нем чувство коллективизма, вот и все!

– Ну, довольно об этом! Подумай хорошенько. Перехожу к другому вопросу. Опять же тут замешан Валька, но кроме него – Кирилл…

Кирилл удивленно поднял голову.

– Я?

– Да, ты и Валька. Мы сюда зачем приехали? Нас для чего со стройки ГЭС сняли? Чтобы мы стали хорошими самбистами, плюс к тому – тренерами. Так?

– Ну, так, – сказал Кирилл. – Это я знаю. А что, я не стараюсь?

– Вообще Антон правду говорит, – вмешался Женька. – Я вчера с Кириллом боролся: никуда он не годится, какой-то вялый, медлительный, ничего не соображает.

– В том-то и дело, – продолжал Антон, – что Кирилл, что Валька – одно и то же в этом отношении. И причина совершенно ясна: оба недосыпают. Я тоже как-то решил спать пять-шесть часов в сутки. Ну и что? Почти перестал соображать, голова болела Непрерывно, и кончилось все это дело кровью из носа. Ну, это лирическое отступление. А сейчас я предлагаю в порядке комсомольской дисциплины запретить Инылькану и Ярыгину недосыпать. Голосую.

– Нет, постой минутку, – негромко сказал Кирилл. – А как мне с учебником быть? Не сдам его в срок – значит, наши детишки будут еще год без букваря.

Наступила пауза. Слышен был треск хвороста в костре.

– Ну, а что ж поделаешь? – спросил Антон. – Осваивать курс самбо мы обязаны как следует: это поручение комитета. Свободных часов нет ни одного.

– Тогда мне придется уехать отсюда, – тихо сказал Кирилл. – Пойду в комитет, скажу: нельзя им еще год без букваря.

Смятенное молчание означало, что совершенно неожиданно республика оказалась перед тяжелой катастрофой. Лишиться общего любимца Кирилла с его ровным, спокойным характером, – это был почти крах. Но что же делать? Что делать? «Букварь» бросить нельзя, и не бросить его нельзя..

– Эх, была не была, скажу! – после явственных колебаний сказал Сергей. – Пейте мою кровь, а наградные можете класть в этот карман.

– Ну, что? – нетерпеливо спросил Женька. – Выкладывай!

– Во-первых, освободить Кирилла «от всех дежурств. Это время? Время. Второе: от рыбной ловли его тоже освободить, потому что у Женьки все равно лучше получается. Это тоже время. И пусть он будет у нас министром просвещения, а рыбные богатства передать маршалу Пильщикову.

Кирилл покачал головой.

– Спасибо, но этого времени все же мало.

Антон, у которого было тошно на душе, ибо его прямолинейность чуть было не ввергла республику в тяжелый кризис, сказал бодрым голосом:

– И еще есть резервы: в шахматы вечером нам с тобой не играть – это ежедневно час. Я буду исполнять за тебя техническую работу, переписывать с черновиков или что там другое. Это еще час. Итого два. Дальше. Есть еще один резерв. – Голос его стал суровым. – Этот резерв даст еще полчаса в день.

Однако надо сначала разобрать Женькино поведение.

– Тю, кому это надо? – с неохотой сказал Женька. – И что у меня за поведение?

– Что за поведение? Дрянь, а не поведение. Горячишься без меры, как балованное дитя, – смотреть противно: человеку уже два десятка лет, а он еще не научился держать себя в руках. Вчера чуть на Глеба не полез, на меня кидался, сегодня на кроссе надурил, характер свой показывал, а сердце чуть не испортил. Вишь, герой какой выискался! Кто за то, чтобы Женьке поставить на вид и объяснить, что он должен развивать в себе выдержку?

Поднялись четыре руки, Женька воздержался.

– А какая связь между Женькиным поведением и резервом времени для Кирилла, о многомудрый премьер? – спросил Сергей. – Объясни это мне, недостойному министру елок и палок.

– А такая: как Женька Сергея и Кирилла учит плавать?

– Чего учу? Как надо учу, – буркнул Женька в сторону.

– Есть предложение, – Сергей кротко поднял руку. – Женьку из учителей гнать и накостылять ему в наказание по шее, а учителем к нам давайте Вальку. Прошу голосовать.

– Кто «за»? – спросил Антон. – Разъясняю, что если к этому делу подойти серьезно, я имею в виду тренировку, а не битье по шее, то вместо двух часов свободно все можно успеть сделать за полтора часа, а то и за час. Вот, Кирилл, еще ресурсы. Итак, голосую в редакции Смородинцева: кто за то, чтобы Женьку гнать из учителей и накостылять ему по шее за халтурное отношение к делу, а Валентина назначить учителем плавания?

За это предложение голосовали Кирилл, Антон и Сергей. Женька опять сказал: «Я воздерживаюсь», а Ярыгин покачал головой: «Я против».

– Итак, большинством голосов проходит предложение Сергея. Женька, подставляй шею.

– Чего не сделаешь в порядке комсомольской дисциплины! – вздохнул тот и склонил непокорную голову.

После окончания процедуры возмездия Антон сказал:

– У меня вопросов нет. Кто еще желает что-нибудь сказать?

– Слава богу, ура! – вскричал Сергей, сделав стойку и дрыгая в воздухе ногами. – Кириллу попало, Вальке попало, Женьке попало, а меня миновало!

– Слушайте, министры, а что мне надо исправлять? – несколько смущенно спросил Антон.

– К тебе не придерешься, – ответил Женька. – Вечно ты прав, просто как машина.

– Ну, нет, я не согласен, – сказал Кирилл. – В общем-то ты правильно держишься, но иногда мог бы держаться и не таким начальником.

– Я? Начальником? – возмутился Антон. – Отвергаю!

– Вот-вот-вот, критику никто не любит, – сказал Сергей.

– Факты!

– Пожалуйста! Как ты только что к Кириллу подступил: у нас задача, дескать, самбо, бросай букварь – и все! Ты так убедительно говорил, что Кирилл чуть было не собрался уезжать. А другой выход ведь был? Был!

– А предложил его кто? Я! – передразнил Женька.

– А предложил его кто? Я! – громко повторил Сергей. – Рядовой товарищ. Это о чем говорит? Что и у нас, простых министров, мыслишки водятся. Мы тоже личности, и вы, руководство, не должны зазнаваться, должны с нами советоваться и понимать, что и вам можно нос утереть.

– Да где я зазнаюсь?

– Вот чудак! Просил лекарства – получил. А так, вроде бы особых претензий нет. Верно, Женька?

– Верно, верно, что об этом говорить… Давайте ужинать да ложиться. Хоть выспаться надо ради воскресенья.

– Ну, Кирилл, поухаживай за нами в последний разок, – сказал Сергей. – Пусть твой образ с черпаком в руках навеки врежется в нашу память, чтобы было чем утешаться в часы внеочередных дежурств.

Когда они поели, Женька попрощался со всеми и пошел спать. Ребятам показалось, что его храп раздался даже раньше, чем он дошел до нар. Кирилл помыл посуду и отправился со своими бумагами к озеру – там было светлее – ловить последние отблески уходящего дня. Трое остались у дымящегося костра; Антон сидел, обхватив колени, Валя и Сергей лежали, следя за игрой мерцающих углей. Тихий повлажневший воздух доносил со стороны художественной гимнастики музыку и смех – видимо, танцы там были в полном разгаре. Раздался какой-то неясный шум, и затем целая толпа отчетливо прокричала:

– Сам-бо! Сам-бо! Сам-бо!

Потом до них донесся взрыв хохота – кто-то, наверно, съязвил на их счет, и прерванное веселье возобновилось с новой силой.

Самбисты лежали у костра, не нарушая молчания. Валентин шевелил прутиком золу на краю огнища.

– Знаете что, ребята, – сказал Антон, – пошли пригоним плот, он ведь троих выдержит. А?

Ноги, задеревеневшие после кросса, сначала шли плохо, но самбисты двинулись обычным своим легким шагом, и скованность вскоре почти исчезла. Стеной стоял лес по обочинам, смутно белела убегающая вперед дорога.

– Откуда у тебя все это, Валька? – спросил Антон.

– Да вот, понимаешь, хм, сам не знаю…

– А ты задумайся, пора! Ты парень ведь музыкальный, откуда же в твоей жизни такая какофония? У тебя отец кто?

– Отец, да, хм, отец… Видишь, какое дело, он, сукин сын, нас бросил, а у меня еще две сестренки-школьницы.."Ну и живем на зарплату матери и мою стипендию.

– Трудно?

– Трудно? – разволновался Валька. У него даже изменился голос. – Ты думаешь, я из любви к искусству на аккордеоне упражняюсь? Трофейный аккордеон-то, отец еще с войны привез. Я ведь хожу подрабатываю – на разных там школьных вечерах. Одно время даже в ресторане по вечерам играл, когда в стройконторе работал. Вот так и живем. Правда, лучше бы жили, если б я там продолжал работать или на завод перешел, да мать говорит: из кожи вылезу, а ты у меня высшее образование получишь. Докажу, говорит, ему, подлому, что и без него вы людьми станете.

– Ну и что, неужто она так и говорит: «Жадничайте, детки дорогие, зажимайте от товарищей что получше?» – сурово спросил Антон, почувствовав, что Валька, жалея себя, готов все себе простить и все оправдать.

– Сам все понимаю, а что делать? Вот приеду, устроюсь куда-нибудь по вечерам играть, надо будет сестрам платья купить. И если честно говорить, я не хотел сюда ехать: на стройке я бы стипендию сберег, купил бы себе брюки. А потом, понимаешь, сообразил: ведь это новая специальность, смогу подрабатывать, – и поехал.

Плотик они нашли в темноте по хлюпанью волн о доски, погрузились на него – шест был спрятан в кустах – и поплыли по неподвижному черному озеру. Антон отталкивался шестом, Валька подгребал обломкам доски, Сергей лежал посредине. Только плеск воды, раздвигаемой плотом, нарушал тишину Неестественно огромная желтая луна поднималась над дальним лесом, и они плыли прямо на нее; плот скользил по светлой дорожке, оставляя сзади волнистые золотые струи. Озеро сделало крутой поворот, луна скрылась за мрачным гребенчатым лесом, стало непроглядно темно.

Озеро еще раз повернуло, опять показалась луна – маленькая, светлая и гораздо выше, чем раньше. Серебряная дорожка убегала от плота с такой же скоростью, с какой он двигался вперед.

– Какая красота! – сказал Антон. Он положил шест поперек плота и сел рядом с Сергеем. – Какая красота! Ван, посмотрите, что за звезда громадная, сияет будто дырка в темном занавесе, громадная, аж лохматая…

– Ну и что потом, Валька? – спросил он спустя несколько минут.

– Что потом?

– Кем ты будешь?

– Хм, кем буду… Ну, работать начну, зарабатывать…

– В общем, не к звездам, а к теплому местечку, так?

– Так звездами же сыт не будешь, – проиронизировал Сергей непонятно над кем: над Антоном или над Валькой.

– Хм, я, конечно, понимаю, только вот как это сделать – к звездам?

– А я тебя спрошу: ведь многие жили небогато, аккордеона, между прочим, не имели, а великими людьми стали. Возьми Мичурина, к примеру, Циолковского. Да самого большого возьми – Маркса! Не скисли.

– Так ведь у них гений был…

– Я думаю, не только в гении дело. А в том, что у них большая цель была, они все время стремились вперед. Ну, а если видеть цель только в дипломе да приличной зарплате…

– Внимание! – воскликнул Сергей. – Лилии!

Плот круто повернул и прошел мимо цветов.

Вскоре подплыли к своему месту купания, вытащили плот до половины на берег и молча отправились наверх.

Когда утром все уселись завтракать, Валька вылез из-за стола, пошел в спальный сарайчик и, вернувшись, положил на стол пачку рафинада. Никто ничего не сказал, будто ничего не произошло. Антон выдал каждому по три куска и спрятал оставшийся сахар на полку, где хранились продукты.

4
ДЖЕНТЛЬМЕНСТВО И ПРОЗАИЧЕСКИЕ РАСЧЕТЫ
«ЧТОБ ВСЕ ЛЮДИ БЫЛИ ЛЮДЬМИ!» – ГОВОРИТ ПРЕМЬЕР-МИНИСТР
ПРАЗДНИК ЖИЗНИ – МОЛОДОСТИ ГОДЫ И ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ПРАЗДНИКА

В среду, когда самбисты возвращались с плавания, они увидели у своего дома несколько художественных гимнасток.

– Мальчики, как хорошо, что мы вас дождались: приглашаем вас на день рождения. Приходите, пожалуйста, послезавтра вечером: грандиозный бал, танцы, игры, фейерверк!

– А кто у вас родился-то?

– Лиза.

У Валентина вспыхнуло лицо. Ведь это ради нее он надевал на себя тесную бледно-голубую майку из шелка, которая оттеняла мускулатуру и эффектно подчеркивала бронзовый загар его кожи; в этой майке, взяв книгу, он задумчиво бродил, когда выдавалась свободная минута, по лесной дороге между Республикой Самбо и домом художественной гимнастики в надежде встретить Лизу. Он то закладывал руки за спину и ходил наморщив лоб – воплощеньем философских раздумий, – то потихоньку шел, держа книгу перед глазами, и от этого железными бугорками выделялись его бицепсы. По счастью, он стоял позади всех, и никто не увидел, как он покраснел.

– О чем речь? – ответил Женька за всех. – Будем как дважды два – четыре.

– Поглядите-ка, математические способности так и выпирают из Пильщикова, – не преминул съязвить Сергей, – он с ходу сделал великое открытие: дважды два – четыре. Молодец!

– Сам себя высек! – Женька расхохотался. – Для него это великое открытие.

– Ну, мальчики, дома разберетесь, кто из вас хуже, – перебили девушки. – Точно придете?

– Точно!

Перебравшись через протоку к себе, самбисты призадумались.

– Итак, товарищи, – сказал Антон, – во весь свой грозный рост встает проблема подарка. Ввиду важности события заседание совета министров объявляю открытым. У кого какие предложения?

– Сколько у нас денег? – спросил Кирилл.

Министры пересчитали деньги – это было нетрудно сделать, – оставалось семь пятирублевых бумажек.

– Так, – начал Антон, – на обратную дорогу – девять рублей бесспорных. Остается двадцать шесть. На молоко и творог за две недели – двадцать один рубль. Хлеба нам хватит еще на три дня, после этого останется жить двенадцать дней – по пятьдесят копеек ежедневно. Итого еще шесть рублей. Всего получается тридцать шесть рублей. Итого в наличии имеем дефицит в один рубль.

– Н-да, – протянул Женька, – не густо. Может быть, принесем им в дар связку рыбы?

– Вот еще! – возмутился Валентин. – Джентльмены! Красиво мы будем выглядеть? Такие подарки приносили друг другу ровно семьдесят пять тысяч лет тому назад человекоподобные обезьяны! Рыба в крайнем случае продукт обмена, но на подарок на именины!

– Братцы, а так ли уж необходимо нам ежедневно выпивать по литру молока? – спросил Антон после долгой паузы, во время которой все напрягали мысль в поисках решения. – Может быть, девятьсот граммов хватит? Это высвободит нам полтора рубля в конечном счете.

– Мало! Ведь рубль пойдет на покрытие дефицита, а что купишь на полтинник? – спросил Кирилл. – Может быть, нам незачем есть так много хлеба?

Покряхтывая, согласились урезать хлебный рацион. Это дало еще полтора рубля.

– Итак, товарищи министры, имеем два рубля, каковую гигантскую сумму ассигнуем на подарок. Голосуем!

Вверх поднялось пять рук.

– Единогласно. Следующий вопрос: где и как изыскивать подарок?

– Товарищи! – начал Сергей Смородинцев. – Кто из нас сможет лучше разобраться в таком тонком и сложном вопросе, я сказал бы даже – в таком ответственном дипломатическом вопросе, чем наш испытанный премьер и министр иностранных дел? Что может тут сделать, к примеру, какой-нибудь министр лесной промышленности или заведующий рыбными промыслами? Товарищи! Я призываю вас, ввиду особой ответственности, командировать за подарком в Ряйселе нашего дорогого премьер-министра! Музыка – туш! Ура!

Назавтра, перед началом вечернего занятия, Антон, объяснив причину, попросил у Глеба разрешения взять велосипед и съездить в Ряйселе.

– Хм, елы-палы, как же я тебя отпущу в рабочее время? – спросил Глеб, покручивая тонкий ус. – Вас сюда прислали заниматься, а не девочкам подарочки, видишь ли, покупать.

– Глеб, ведь время для меня не пропадет. Семнадцать километров туда, семнадцать обратно, тридцать четыре километра на вело – это нагрузка.

– Так, так, – Глеб задумался. – Что же, ладно, запишем урок в журнале: «Велосипедный марш тридцать четыре километра». Что, правильно?

«Вот подлец!» – подумал Антон, но делать было нечего.

– Ладно! – сказал он нехотя. – Можно идти?

Он заскочил в сарайчик, взял пятирублевую бумажку, спрятал ее в кепку и побежал к мосткам.

Преодолев семнадцать километров гористой песчаной дороги, где сплошь и рядом приходилось слезать с велосипеда и бежать с ним в гору, Антон за несколько минут до закрытия ввалился в магазин. Посетители с любопытством уставились на могучего белокурого парня, загоревшего дочерна, одетого в белую ветхую майку и плохонькие штаны. Очень молодой, он оброс светлой бородкой, громадные запыленные ступни были босы. Примерно такое же впечатление произвел бы первобытный человек, появившись в музыкальном салоне.

Антон подошел к прилавку и стал внимательно разглядывать полки с товарами.

– Что для вас, молодой человек? – нарочито небрежно, скрывая интерес, спросила его молоденькая продавщица.

– Девочка, – начал Антон.

– Да, мальчик?..

– Девочка, пособите нашему горю. Нас пять парней, и надо подобрать подарок такой же симпатичной девушке, как вы.

– Да? Что же вы хотите подарить?

– А что бы вы, например, хотели себе в подарок?

Девушка рассмеялась.

– И где это такие хитрые живут? Мало ли что я хотела бы! Ну, швейную машину, радиолу, можно шерстяную кофточку на худой конец. А много у вас денег?

– Два рубля.

Все рассмеялись.

– Ну, мальчик, ко мне с такими подарками и не подступайтесь. Тоже мне – пять парней, говорите, и всего-то вас на два рубля хватило?

Антон только вздохнул.

– Да, плохи ваши дела, вытолкают вас всех пятерых прямо с порога. Вот будь вы побогаче, я бы показала кое-что…

Она прошла вдоль прилавка и сняла с полки нарядную красную с белым коробку. Внутри на белой атласной подушечке лежал красивый флакон. «Белая сирень», – прочитал Антон.

– Вы понюхайте только, – сказала девушка. – Вот это подарок так подарок! Любая барышня сразу на шею бросится.

– Бросится, говорите? – задумчиво переспросил Антон.

– Непременно! А впрочем, нюхайте не нюхайте, вам от этого легче не станет – четыре шестьдесят стоит!

– Девушки, – обратился Антон к стоявшим у прилавка подружкам продавщицы, которые с видимым удовольствием и интересом следили за развитием событий, – а вы что скажете: хороший это подарок?

– Самый лучший! – ответили ему.

Жгутов стоял, опустив лохматую голову.

– Молодой человек, быстрей выбирайте, мне магазин закрывать надо, – сказала продавщица.

– Эх, была не била! Девушка! Давайте «Белую сирень»!

– А деньги?

Антон вздохнул, снял кепку и вынул сложенную в узкую полоску пятирублевую бумажку, распрямил ее, разгладил ребром ладони на прилавке и отдал.

– Вот так так! Ну и расчетливый ныне молодой человек пошел! Имеет пять рублей, а норовит за два отделаться. Ай-яй-яй, нехорошо, нехорошо, – покачала головой продавщица, заворачивая коробку.

– Эх, милые, рассказал бы я вам…

Он с отчаяния купил на сдачу книжку-малютку и шелковую ленточку – для смеха, чтобы подарить новорожденной, попрощался и вышел на крыльцо, вконец расстроенный. Девушки за его спиной сразу застрекотали наперебой, обсуждая происшествие.

Хотя назад дорога чаще шла под гору, Антон ехал медленно. Сомнения и раскаяние жгли его душу.

Самбисты, ожидая Антона, сидели у костра. Радостными возгласами встретили они премьер-министра, вернувшегося из ответственной зарубежной поездки. Жгутов с убитым видом подошел к ним и уселся на землю, вяло сделав приветственный жест.

– Что с тобой? Деньги украли?

Он помотал головой.

– Не тяни! В чем дело? Бабку какую-нибудь переехал по дороге? Велосипед сломал?

Молча развернул он пакет.

– Ух ты! – восхищенно протянул Женька. – Красотища!

– Я знал, кого рекомендовать для этой миссии, – сказал Сергей. – Постой, постой, – осекся он, – а сколько это стоит?

Антон горестно покачал головой.

– Сколько?

– Четыре шестьдесят, – выдохнул он. Воцарилась гробовая тишина.

Женька злобно крякнул и плюнул в костер.

– А как же ты нам так хорошо все рассчитал, объяснил да сам же навыворот и пустил? Вот полюбуйтесь!

– Боже мой, чего ты кипятишься? – вкрадчиво сказал Сергей. – Проблема отнюдь не новая: взаимоотношения вождя и массы.

– Да бросьте вы, – вмешался Кирилл, – так еще лучше. Подарили бы пустяк, самим бы стыдно было. А теперь придется подналечь на рыбу и ягоды, не пропадем!

– Все ясно, околпачила его продавщица, ей надо план выполнять, она и сбыла этот флакон, – вставил Женька.

– Э, в общем редкостный подарок, – защитил Антона Валька. – Что мы, хуже всех? Я думаю, хм, так: извернемся. Надо будет обмен с пловцами наладить.

– Точно. Не расстраивайся, Антон, – сказал Кирилл. – Давай ешь и ложись.

Все пошли спать, только дежурный, Валентин, остался разогревать чай для Антона. Медленно, с неохотой поглощая кашу, Антон спросил его:

– Ну, Валька, что еще скажешь?

– Хм, черт побери, дело, знаешь ли, такое, что… В общем, я стал о тебе иначе думать.

– Интересно…

– Да я, видишь ли, считал, что ты страшно рассудочный парень, уж очень у тебя все правильно получается, а оказывается, и у тебя порывы бывают. Я, знаешь ли, просто обрадовался.

Антон не отвечал, он сидел обняв колени и смотрел на рдевшие угли.

– Ты что молчишь?

– Я это уже слышал, и не раз… машина, робот, рассудочный. Так вот, я хочу спросить: я что, выгадываю что-нибудь для себя? Карьеру делаю?

Валька задумался. Нет, тут, пожалуй, тепленьким местечком не пахнет. Что же – к звездам?..

– А наверно, так чертовски трудно жить, а? – ответил он вопросом.

– Как так?

– Ну… правильно, все как надо.

– А Кирилл, по-твоему, правильно живет?

– Кирилл? Да, я думаю.

– А может он иначе? Молчание.

– Наверно, нет, – подумав, ответил Валька.

– Значит, ему было бы трудно жить неправильно. Без большой цели.

Валька помолчал.

– Хм, здорово! Понимаю. А у тебя тоже есть большая цель?

– Есть.

– Какая?

Антон долго не отвечал.

– Чтобы все люди были людьми! – наконец с силой произнес он.

Такие, как Антон, раскрываются крайне редко, и Валька почувствовал необычность минуты, хотя и не совсем понял слова Антона. Он уважительно сказал:

– А я-то думал, почему ты с Балтийского завода на философский пошел, а не в кораблестроительный…

– Эй, вы! Ложитесь! – крикнули им.

Они пошли в сарайчик. Тихая ночь опустилась на лес, холм, неподвижное озеро. Все кругом уснуло…

Назавтра после вечерних занятий стали готовиться к празднику. Прежде всего нужно было побриться. Вообще-то склонность к бритью не входила в число добродетелей самбистов. Возможно, дело было в том, что из пятерых ни один не захватил с собой зеркала, и они (конечно, из врожденной деликатности) не решались беспокоить друг друга обременительной просьбой: побрей, дескать. Поэтому сейчас лезвия с треском продирали просеки в густых, первозданных зарослях. Обильно лилась кровь, раздавались горестные стоны, но чего не вытерпишь во имя красоты и культуры!

Через полчаса самбисты преобразились: каждый надел рубаху, заранее выстиранную для торжественного случая. По кругу пустили одеколон, и все по очереди щедро трясли флакон над головой до тех пор, пока лес на километр вокруг не наполнился удушливым запахом красной гвоздики. Полностью приведя себя в цивилизованный вид, чистые и благообразные, самбисты уселись ужинать.

– Слушайте, министры, – сказал Антон. – У нас осталось крупы только на завтра. Днем больше, днем меньше – все равно. А сейчас надо идти надолго, тратить энергию. От нашего скудного творога толку не много. Я предлагаю – дополнительно сварить кашу и поесть хоть раз досыта.

Самбистов не нужно было уговаривать. Вмиг был разведен огонь, и через двадцать минут они уже уписывали без меры и ограничения горячую кашу.

– Ну, братцы, – сказал Сергей, отдуваясь и делая попытку вылезти из-за стола, – мой дух играет, и я готов на любые героические подвиги. Я готов даже оптимистически думать о будущем Пильщикова…

Но Женька на этот раз не ответил, он сидел блаженно развалясь и ковырял палочкой в зубах.

Подходя к дому художественных гимнасток, самбисты услышали шум, хохот, пение. Их появление было встречено громким тушем. От огромного костра навстречу им бросились девушки, окружили, завертели, затормошили, забросали упреками за опоздание. Ухватив под руки, их доставили к костру, прямо к нарядно одетой Лизе, которая сидела в окружении подруг. Антон потихоньку сунул пакет Валентину и вытолкнул его вперед.

– Девочки! Диво какое! – не смогла не съехидничать даже в этот высокоторжественный момент Лиза. – А самбисты ведь побрились! Эту жертву надо оценить по достоинству.

Валька похлопал глазами, но затем прочистил горло, подошел к имениннице:

– Э-э-э, представителю самого женственного вида спорта от… хм… представителей самого мужественного вида спорта, – и протянул ей пакет.

Лиза встала, чинно сделала книксен, держась пальцами за юбку, и взяла сверток из его рук. Подружки вмиг разорвали упаковку.

– «Белая сирень»! – вырвался общий вздох. Лиза открыла коробочку, и волшебным кристаллом ослепительно блеснул в свете играющего пламени флакон.

– Валечка! – взвизгнула Лиза. Подскочив к нему, обняла его и чмокнула в щеку.

Ярыгин так и остался стоять столбом, а Лиза опрометью бросилась в толпу смеющихся подруг. Он произнес извечное «хм», после чего по-прежнему пребывал в состоянии отрешенности. К самбистам подошла Мария.

– Ого! Ого-го! – сказал Сергей. – Вот это царица бала!

Стройная, нарядная, красивая, как тот редкий цветок, который однажды раскрывается в свой урочный час, она положила руки на мощные лохматые затылки Женьки и Кирилла и сказала, глядя в глаза Антону:

– Мальчики! Вы почему опоздали? Придется вам праздничный ужин есть одним, мы вас не дождались и поели раньше.

Самбисты оторопело переглянулись.

– Видишь ли, Машенька, – осторожно сказал Антон, – нам в некотором роде некуда будет класть ваш праздничный ужин. Мы, видишь ли, наелись.

– Бросьте вы тут разводить всякие церемонии, – отмахнулась Маша, – ужин ваш, вовсе не обременительный, нам известен. Да чтоб такие герои не смогли поужинать – никогда не поверю!

– Машенька…

– Марш без разговоров! Что мы тут, зря старались, готовили? Кисель земляничный на закуску.

– Ну, братцы, уж если земляничный кисель, тогда надо идти. – Возвращайтесь быстрее, мальчики! – крикнули им вслед девушки. – Нам без вас будет скучно.

Маша рассадила самбистов за столом и отвалила каждому по такой порции, что они жалобными голосами стали просить одну порцию на всех, чтобы не переводить продуктов понапрасну. Мария была неумолима. Тогда, перемигнувшись, самбисты пошли на хитрость.

– Ой, Маша! – закричал Сергей. – Что это у тебя на плите подгорает?

Девушка бросилась к плите, а самбисты, мигом перескочив через скамейки, метнулись в дверь – и были таковы. Один только Валентин, который все еще находился словно в столбняке, остался на месте, и на него обрушился весь гнев Маши.

– Раз так, то ты тут будешь сидеть до тех пор, пока не съешь все, – решила она, всерьез разозлившись.

С приходом самбистов начались танцы. Женя подскочил к Лизе, прищелкнул пятками и подхватил ее на вальс.

– Ах, мальчики, какие вы молодцы! – сказала Лиза. – Мы все так растроганы вашим подарком. Это ведь такая прелесть! Где вы сумели достать?

– Э, пустяки для нас, – ответил польщенный Женька. – Если надо для такой великолепной девушки, мы из-под земли достанем.

Женька был весел и доволен. Энергия так и клокотала в нем, он шутил, хохотал, не пропустил ни одного танца, и его глаза сверкали воодушевлением, отвагой и радостью.

Валентин, который наконец вырвался от Маши, был физически не в состоянии танцевать. Он грустно сидел в темноте, положив руку на футляр аккордеона, и смотрел на танцующих. Он столько мечтал о том, как пройдет этот вечер, а все получается не так, гораздо хуже. Ребята шутят, танцуют, играют в шарады, милая Лиза, красивая, остроумная, все время хохочет, она счастлива своей молодостью, общим вниманием к себе, а он, Валька, сидит тут один, в стороне от всех, пригвожденный к месту чуть ли не ведром земляничного киселя, насильственно влитым в него, и ему хочется плакать…

Тут и нашли его, молчаливого, нахохлившегося, Кирилл с Антоном.

– Валька, ты что? Обкормила тебя Маша, что ли?

Он не отвечал.

– Ну, в чем дело?

– Не троньте меня, ребята. Не весело, ну и не весело. Ничего не поделаешь.

– М-да… Слушай, Валя, сыграй что-нибудь потихоньку.

Валентин отказывался недолго. Он сел на футляр, подумал и заиграл «Полонез» Огинского. Играл он так мрачно, что все сразу затихли и повернулись к нему. Постепенно его обступили в полном молчании. Женька и Лиза подошли последними и стали позади всех. Исполнение «Полонеза» поразило девушку. Она примолкла, вытащила свою руку из Женькиной.