Текст книги "Республика самбо"

Автор книги: Юрий Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

3
БОИ. ИЗГНАНИЕ
В ЦАРСТВЕ АМАЗОНОК
НЕПРИСТУПНЫЙ ЗАМОК НА ГОРЕ

Проснувшись рано поутру, самбисты с гиканьем спустились к озеру, выкупались, освежились и обнаружили, что находятся в необыкновенно красивых краях: дремучий лес стеной отражался в зеркально-неподвижной темной воде, по которой изредка расходились широкие круги; ласковое солнышко, проникая сквозь заросли, струилось на землю, пятная причудливым узором сочный зеленый мох.

– Есть идея, – сообщил Пильщиков, когда они энергично доскребывали из мисок остатки каши.

– Одна? – кротко спросил Смородинцев.

– Зато стоит твоих четырех, – парировал Женька. – А почему бы нам не остаться именно в этом доме, а? В конце концов воды тут кругом много, пускай пловцы едут на наше место, а нам и здесь хорошо.

– Точно! И не надо тащиться еще три километра со всем грузом, – поддержал его Валька, досуха вытирая миску хлебом, – и к тренеру близко.

– Поговорить, конечно, можно, – сказал Антон, блаженно развалясь на спине, – да только ничего не выйдет: ведь у них места заранее спланированы.

– Спланированы, говоришь? – Смородинцев вскочил на ноги. – А ты знаешь, что план не догма? А может быть, ты слыхал о всемерном развитии демократии, а? Которая как раз и должна разрушать всяческий догматизм? Слыхал?

– Демократия – это не анархия, – возразил Кирилл.

– Лошади едят овес, Волга впадает в Каспийское море, – с готовностью согласился Смородинцев. – Тем более тут дело ясное: начальник лагеря – тренер пловцов. Своя рубашка ближе к телу, им он и подобрал, что получше, а нам – неизвестно что да еще черт-те где. Знаем мы этих бюрократов! А что касается анархии, так мы не для себя стараемся, а для дела!

– А пловцы что, не для дела? – не сдавался Кирилл.

– Да, кстати, а где пловец? – спросил Валька.

– К Подвысоцкому пошел, – мрачно произнес Пильщиков. – Сейчас начальство прибежит. Надо выработать позицию.

На состоявшемся немедленно военном совете решили, что Кирилл Инылькан и Валентин Ярыгин остаются караулить дом. В случае тревоги один отражает нападение, не щадя самой жизни, а другой бежит за подкреплением на озеро, куда остальные идут удить рыбу.

Срезав лозу для удочек, рыболовы с Женькой во главе отправились в поход. Пильщиков с непоколебимой уверенностью повел их вдоль берега. Он вел их подобно полководцу, озаренному предчувствием близкой победы, который устремляет войска навстречу бессмертным подвигам. Ветер славы трепал его волосы, спадавшие на вдохновенно раскрытые глаза, шаг его был легок и стремителен.

– Куда ты ведешь нас? Не видно ни зги, – сказал Смородинцев. – Или ты еще вчера назначил свидание какой-нибудь симпатичной щуке в определенном месте?

– Эх ты, одно слово – щелкопер! Какую же это щуку на червя ловят? Нет, братцы, пропадете вы без меня. Того и гляди стали бы червя на крючок головой надевать!

– А какая разница?

– Какая разница? Охо-хо-хо-хо! – заржал Женька. – «Какая разница», уморил! – и махнул рукой, не снисходя до объяснений.

Наконец нашли подходящее, по его мнению, место. Лес, который везде вплотную подступал к озеру, здесь переходил в заросший мелкой травой лужок, выдававшийся полуостровом. Женька направился к воде, но под ногами у него сильно зачавкало. Все сняли ботинки и прошли через заболоченный участок на высокий камень над водой. Насадили червяков на крючки – обязательно с хвоста! – и стали ждать. Клевало довольно прилично: то один, то другой рыболов снимал с крючка трепещущую гибкую рыбешку. Через час в ведре плескалось с десяток окуньков.

Самбисты уже собирались возвращаться домой, как вдруг сильно заколыхались кусты, раздался треск сучьев, и на тропинку вырвался огромный бык. Это был черный бык-великан, бык-красавец, воплощенная в реальность идея быка. Необъятная грудь переходила в могучую шею, которая держала тяжелую голову с широко расставленными толстыми рогами. Бык, очевидно, от кого-то спасался, дыхание его было прерывистым. Неожиданно для себя увидав людей, он остановился и забил хвостом, в упор глядя на них. Дикие выпученные глаза быка налились кровью, на губах появилась желтая пена, он затряс головой и заревел, направляясь к самбистам. Куда деваться? Антон и Женька могли отплыть, но что было делать Сергею? Сразу у берега начинался обрыв… Они ничего еще не успели сообразить, как, к счастью, передние ноги быка сразу же глубоко увязли, и он торопливо стал выбираться обратно. Выбравшись, бык как будто успокоился и стал ходить, пощипывая траву, но не забывая поглядывать на пленников.

Так прошло с полчаса, рыбы самбисты наловили уже больше, чем им было нужно.

– Н-да, придется сидеть здесь, пока эта скотина не околеет с голоду, – сказал Сергей. – Хотя травы тут таки достаточно…

– Черт его знает что делать, – Женька почесал затылок.

– Ладно, вот что сделаем, – решительно сказал Антон. – Собирайте вещи, я его задержу, а вы быстрее в лес.

Не дожидаясь возражений, он подошел по чавкающей почве к кустарнику и сломал толстый прут. Бык опустил голову, издал скрипучий рев и направился к Антону. Тот неподвижно стоял, оценивая расстояние: должно быть, так же стоял бы в своем мерцающем скафандре космонавт, высадившись на Венере и глядя на устремившегося на него громадного ящера с крошечным мозгом; две далекие, разнесенные на миллионы лет эпохи столкнулись, и холодная пронзительная сила интеллекта неизбежно должна была одолеть тупую механическую мощь – в этом Антон не сомневался.

Когда до черного лба, широкого как табуретка, оставалось не более метра и Антон уже поднял прут, чтобы хлестнуть по влажным вывернутым ноздрям, на поляну выскочил запыхавшийся мальчуган лет одиннадцати – двенадцати. Невообразимо грязный ватник, из которого во все стороны торчали клочья серой ваты, болтался у него до колен. Бахрома от брюк спускалась на загорелые исцарапанные ступни. Соломенные волосы, к которым ножницы и расческа, очевидно, никогда не прикасались, лохматой шапкой покрывали его голову.

– Кирька! Кирька! – завопил он тоненьким голоском – Пират ты окаянный! Отвернуться нельзя от тебя. В других колхозах быки как быки, а тут леший какой-то, пошел вон отсюда! Вот погоди я бате скажу, он тебе поспустит шкуру за твою беготню.

Бычище пугливо кося глазами, развернулся и затрусил назад по тропе. Большой и маленький быстро проследовали мимо опешивших самбистов.

– Ну, слава те господи, – Сергей вздохнул с облегчением, – озоном мы надышались вволю благодаря этому чудищу облу, огромну, стозевну и лаяй, как говаривал, бывало, старикан Тредиаковский. Пора и домой, пожалуй.

Подхватив ведерко с добычей и удочки, самбисты направились в обратный путь.

– А между прочим, – сказал Сергей Антону, – я думал, что ты больше языком умеешь, чем на деле. Есть у нас такие начальники. «Товарищи, мобилизуемся! Товарищи, вперед! Товарищи, подтянемся!»– передразнил он кого-то. – А как до дела дойдет: «Вы, товарищи, работайте, а я посмотрю, как у вас получается». Нет, ты молодец – что вчера, что сегодня. Нетипичный начальник.

– Вообще-то, Сергей, трепло ты изрядное и пижон к тому же, – перебил его Женька, – судишь, рядишь, а сам не знаешь, о чем. Ты хоть одного живого начальника видел?

– Тебе бы столько повидать…

– Иди ты!.. У меня папаша директор совхоза. Вот кто работает так работает! Конь любой в один день от его нагрузки загнулся бы. Понял?

– Але, хоп! – и Сергей неожиданно подставил ногу, выхватил у падающего Женьки ведро с рыбой и побежал вперед. Понял! Тот со смехом бросился за ним. Прибежав к дому и побросав снасти, они стали носиться по поляне друг за другом.

– Тихо! – воскликнул Кирилл. – Стойте!

Все насторожились. Сквозь неумолчный шум леса едва слышно донеслось завывание мотора.

– Так, грузовик едет. Хозяев везет, – определил Сергей. – Приготовимся к осаде.

Отдаленный звук мотора становился все слышней.

Вскоре за поворотом раздался гудок машины. Самбисты плотно заперли дверь и стали у окон. К дому подкатил грузовик, полный ребят и девушек. Он затормозил, и первым из кузова выпрыгнул пловец, который ночевал с самбистами. Из кабины вышел Подвысоцкий. Он направился к дому и дернул дверь.

– Эй, самбисты! – крикнул он. – Выходите сейчас же!

Глухое молчание было ответом.

– Выгружайте вещи! – скомандовал Подвысоцкий пловцам и вновь застучал в дверь: – Что это такое? Не успели приехать, уже разбоем занялись? Выходите немедленно!

– Сами там живите! – был мрачный ответ.

– Я вам покажу – «сами живите»! Отворите дверь!

Тишина.

– Мы войдем, хуже будет!

– Попробуйте! – коротко ответили изнутри.

Подвысоцкий увидел, что так ничего не добьешься, и решил изменить тактику.

– Ребята, откройте, я вам должен сказать что-то важное.

– Говорите.

– Нет, при всех нельзя.

За дверью почувствовалось колебание. Заскрипело железо, дверь приоткрылась.

– Вы один войдете?

Подвысоцкий поставил ногу и не дал затворить дверь.

– Измена! – вскричали внутри. Но было уже поздно. Десятки рук уцепились за дверную щеколду, и поток пловцов хлынул в дом.

– Ну вот что, хлопцы, собирайте вещи и давайте быстренько на свое место. Я вам и пловцов дам до развилки штангу донести, а не то сами все потащите, – не скрывая улыбки, обратился Подвысоцкий к загнанным в угол завоевателям. – Я бы и машину дал, да у нас бензина в обрез, а надо еще в город за продуктами.

Сраженные великодушием победителей, неудачливые агрессоры, не поднимая глаз, прошествовали сквозь строй злорадно ухмылявшихся пловцов. У развилки помощники сбросили поклажу и с хохотом умчались назад.

Делать нечего, деваться некуда: подхватив осточертевшие уже чемоданы и рюкзаки, взвалив на себя скатанную колбасой толстенную покрышку и перекинув от переднего к заднему пятипудовую штангу (будь она трижды проклята!), самбисты двинулись вперед, мрачные, как земля при солнечном затмении. Сначала путь не вызывал у них сомнений, но, пройдя километр, они стали спорить у каждой поперечной тропинки. Лишь Кирилл Инылькан шел молча, остро поглядывая по сторонам черными раскосыми глазами, – так чутко и неутомимо, вероятно, шли охотничьей тропой десятки поколений его предков. Минут через двадцать, Кирилл уверенно повернул влево.

– Эй, а не заблудимся?

– Идем, идем!

– Откуда ты знаешь?

– Смотрите, – он показал на едва заметные следы на обочине.

– Ну и что?

– Два следа, оба маленькие, женские. Тапочки резиновые, спортивные. Ясно?

– Ай да Кирилл! – восхитились самбисты. – С тобой не пропадешь!

Пошли дальше. Когда тропа вывела к лощине с темной влажной почвой, развеялись последние сомнения в правильности выбранного Кириллом пути: повсюду во множестве отпечатались следы тапочек с резиновой насечкой. Так на будущее само собой и определилось: куда бы ни шли они, впереди легким экономным шагом выступал Кирилл.

Вскоре глазам открылась обширная солнечная поляна, в конце которой стоял большой деревянный дом. Самбисты направились к нему, но едва прошли несколько шагов, как пронзительный звенящий самозабвенный женский визг заставил их вздрогнуть и остановиться. Дружно визжало множество голосов сразу. Самбисты увидели, что на цветущей поляне лежали, загорая., обнаженные девушки, разумеется не предполагавшие никакого вторжения в свое царство.

– Ребята, назад!

Они помчались в лес, теряя вещи. Через некоторое время услыхали крик: «Мальчики! Идите, уже можно!» Степенно пошли, опустив головы и пофыркивая в ладони. Около дома стояла группа девушек, человек десять, из окон выглядывало еще несколько. Девушки были уже одеты, некоторые спешно причесывались.

– Здравствуйте, мальчики! – Одна из девушек, загорелая, кареглазая, выступила вперед. – Вы самбисты, наверное? Будем знакомы.

Она держалась ровно и спокойно, и самбисты по каким-то неуловимым признакам, вероятней всего по тому, как уважительно относились к ней подруги, безошибочно определили, что это староста художественных гимнасток.

– Будем знакомы? Да мы сразу познакомились, можно сказать, очень коротко, – сказал Сергей, улыбаясь.

Все засмеялись.

– Проходите к нам, мальчики! Ну, как поживаете?

– Прекрасно! Вот только нет ни жилья, ни еды. Денег два пая утопили, а так все замечательно, – сказал Антон.

– Приобретаем, как говорится, жизненный опыт, – разъяснил Валька.

– Эх вы, бедненькие! – полушутя, полусерьезно сочувствовали девушки. – Приходите к нам, мы вас и напоим, и накормим.

«И спать уложим», – хотел было добавить Женька, но глянул на кареглазую старосту и проглотил присказку.

– Да нет, этак мы вас объедим в два счета, – ответил Антон. – А взаймы пару буханочек и пачку соли мы бы взяли.

– Господи! Вот вы зачем пришли! С этого бы и начали, – съязвила одна из гимнасток, – а то: тары-бары, растабары, катер, приключения…

Снова все рассмеялись.

– Вы нам хлеб и соль, а мы вам рыбу и Вальку Ярыгина, – галантно предложил Сергей.

– То есть рыбу и мясо? – кротко уточнила та же неугомонная девушка.

Сергей только руками развел: не язык, а бритва!

– А кто это Валька Ярыгин? Вы? Вы? Ах, вы! А с чем вас едят?

Валька нестерпимо покраснел, хмыкнул, сказал: «М-да, вообще-то» – и больше ничего не смог добавить.

– Да что вы?! – удивилась мучительница. И окончательно сразила его заключением: – Очень красноречивый товарищ!

– Вальку – в виде культурного обслуживания. Замечательный аккордеонист, – выручил друга Женька.

– А как будете играть? За деньги или хлебом предпочитаете?

– Перестань, Лиза, совсем заклевала парня, – вмешалась староста – Мария, как они узнали из разговора. – Зря вы всю эту бучу затеяли. Ведь ваше помещение на горе, по-моему, удобнее, чем домик пловцов.

– Ага! – вскричал Сергей. – Чуете? Опять «помещение»!..

– Да постой ты! – перебил его Антон. – Может быть, вы нас туда проводите?

– Пожалуйста! Девчата, отведем самбистов?

Шумной гурьбой отправились дальше. Вскоре увидели довольно большой, крутой и лесистый холм, окруженный понизу широкой протокой, – своего рода естественным крепостным рвом. Через воду вали мостки, настеленные на сваях. Вся компания перешла по прогибающимся доскам на ту сторону. Поднявшись, самбисты увидели, что холм полого спускается к озеру. Он оказался островом. На верхушке холма, среди высоких сосен, скрывалась поляна, густо поросшая травой. На опушке леса стояли два сарайчика. Самбисты взбежали по ступенькам в один сарайчик, побольше, и в другой, поменьше.

«Великолепно! Лучше не придумать», – было единодушное мнение.

– А кто подбил нас на бунт? Смородинцев? Накостылять ему по шее! – вскричал Женька.

– Минуточку! Минуточку! – взмолился Сергей, которого вмиг скрутили и пригнули головой к ногам. – Дозвольте перед казнью слово молвить!

– Говори, – разрешили ему.

– Пусть ударит меня тот, кто не принимал участия в бунте…

С хохотом бросили его на траву.

– Девочки, а у вас топор и пила есть? – спросил Женька.

– У нас нет, но посоветовать кое-что можем, – ответили девушки. – Пойдемте с нами, минуете дом, увидите тропинку к избушке на курьих ножках. Там живет пастух Макар с сыном Володькой…

– Коричневое лицо, голубые глаза, разноцветные заплаты, философия Шопенгауэра? – быстро спросил Сергей.

– Точно! А вы откуда знаете?

– Спрашиваете! На то мы и самбисты.

– На то вы и хвастуны! – вмешалась Лиза. – А вы знаете, почему он такой неряшливый и унылый?

– А вы знаете?

– Нам доярки рассказывали, он раньше председателем колхоза был. А потом у него жена умерла, он запил беспробудно, проштрафился, его из председателей и выгнали. Теперь работает пастухом на Дальних пастбищах.

Антон и Сергей, проводив девушек, пошли в указанном направлении. Действительно, дом выглядел крайне неприглядно. Зашли в комнату. За грязным столом у опорожненной миски сидел Макар, курил.

Рядом с ним сидел и плел кнут давешний знакомый пастушок.

– Привет! – бодро воскликнул Сергей. Пастух кивнул им.

– Мы вашими соседями будем, – сказал Антон. Тот кивнул еще раз.

Озадаченные, ребята молчали.

– Не найдется ли у вас топора и пилы? Нам надо сделать нары, стол, скамейки.

– Володька, достань.

– Если можно, дайте и косу, травы в матрацы накосить.

Володька нырнул под незастеленную кровать, порылся там и вылез, держа ржавый топор и такую же пилу-одноручку. Затем снял со стены старую косу.

– Мы вернем дня через два, три.

– Хоть через год, – ответил пастух. – Володька, проводи.

Когда ребята вернулись, работа закипела: выпрямляли на камне старые гвозди, настилали нары, выкашивали поляну, ставили стол. Спустившись к мосткам, починили и их.

– Ребцы! – воскликнул Женька. – А ведь средние-то две доски всегда можно снять, тогда мы будем как в замке, ни одна душа к нам не заберется. Если захотим никого не пустим, хоть Подвысоцкого, хоть Поднизоцкого! Тут уж нас не обманешь! – И он, не долго думая, снял две доски.

– Спортлагерь самбо считаем открытым! – провозгласил Антон.

Валька в темноте сыграл на аккордеоне туш.

– Рано ты эту музыку вспомнил, – заметил Кирилл. – За двое суток всего-то жилье нашли.

– Э, ладно тебе ныть! – возразил Женька. – Ты лучше представь, как на нашем вчерашнем месте комары пловцов жрут! Айда спать!

Антон лежал на спине, заложив руки за голову: чередой неслись перед внутренним взором события и люди. Звучали обрывки фраз. Последней была мысль, беспокоящая, как зубная боль: к занятиям еще не приступили…

4
АКТИВНАЯ ОБОРОНА
СОБСТВЕННЫМ ПОТОМ И КРОВЬЮ, ТЯЖЕЛЫМ ТРУДОМ
МОЛОДОСТЬ, МОЛОДОСТЬ, СКОЛЬКО СИЛ У ТЕБЯ…

Утром принялись за главное – устройство борцовского ковра.

Аккуратными полосками нарезали дерн и свернули его в огромные рулоны. Один долбил ломом землю, двое копали, двое бегом относили носилки с землей в лес. Через каждые полчаса менялись. Ритм задавали носильщики, стремительно убегавшие в лес и так же быстро возвращавшиеся назад. Сразу стало жарко.

– Шесть на шесть, да еще полметра в глубину, итого – восемнадцать кубометров, – сказал Антон, методически долбя ломом грунт. – Значит, в два Раза больше, чем была бы на пятерых дневная норма на стройке. Сделаем?

– Сделаем!

Когда солнце подошло уже к зениту, Валька вдруг воткнул лопату и с кряхтением разогнулся:

– Послушайте-ка!

Все услыхали, как снизу, со стороны мостков, кричал Глеб:

– Эге-ге-ге! Умерли там, что ли? Самбисты! Эге-ге-ге!

Сергей побежал вниз и перекинул доски на недостающую часть мостков.

– Как маленькие дети, все равно! Захватывать чужие дома им понадобилось! – Глеб появился на поляне и, не поздоровавшись, продолжал: – Кто вам разрешил самовольничать? Безобразие! В игрушки приехали играть, чингисханы нашлись, понимаете!

«Сыграем?» – Антон обменялся быстрым взглядом с Сергеем и Женькой и спокойным дружелюбным голосом спросил:

– Как поживаешь? Каково тебе на новом месте?

– Привет! – бросил Глеб. – Тебе-то как не стыдно? Комсорг! Должен воспитывать людей! Безобразие!

– Глеб, да ведь мы о тебе в первую очередь беспокоились, – вступил в игру Смородинцев. – Пришли туда и думаем: тренеру ведь совсем близко добираться, а куда-то ходить – это ему массу времени понапрасну тратить, мыслимое ли дело? И решили остаться там – ради тебя!

У Корженевича, на миг оторопевшего от такой беспардонной выдумки, раздраженно блеснули глаза, но не успел он открыть рот, чтобы надлежаще высказаться, как Антон задал вопрос:

– Да, кстати: ты ведь не уплатил капитану наши деньги? А они нам как раз нужны.

Глеб почувствовал себя чем-то вроде баскетбольного мяча, который стремительными неожиданными пасами переходит от одного хладнокровного игрока к другому, неотвратимо приближаясь к корзине на другой стороне поля.

– Да вы что? – возразил он по привычке громко, но неуверенно, что сразу отметили все, в том числе и он сам. – Я же ему на прощание и передал плату.

– Это когда же? – Женька сделал заключительный бросок. – Вроде бы он все время был сам по себе, а ты сам по себе.

– Ну, ладно! – обозлился Глеб, но продолжать разнос уже не решился. – Хватит терять время на разговорчики, и так вы проболтались больше, чем надо. Быстро несите тетради, начнем лекцию.

Самбисты перемигнулись и расселись на рулонах дерна.

– Ну-с, записывайте. Лекция первая. Тема… Вопросы по теме…

Занятие пошло полным ходом. Никто не услыхал, как подошел Подвысоцкий. На него обратили внимание лишь тогда, когда раздался его голос:

– Ну, что же, работа началась? Прекрасно. Ладно, мальчики, не буду вам мешать. У меня только одно сообщение: машина сломалась, придется кому-либо из вас съездить в магазин в Ряйселе, это семнадцать километров отсюда. Велосипед я свой рискну вам доверить, хоть вы и разбойники, – он рассмеялся.

– Напрасно вы их балуете, Василий Ефремович, – вмешался Глеб. – Ясно, что тут дисциплиной и не пахнет, сплошная разболтанность. Закручивать гайки надо, а не велосипеды предлагать! Помяните мое слово: вы еще пожалеете об этом.

– Серьезный у вас преподаватель, – Подвысоцкий сочувственно похлопал его по плечу. – Уж он-то вас не разнежит, не разбалует. Только гляди, Глеб, ребята тебе умные попались, индивидуумы, так сказать. Не сорви резьбу с гаек без толку… А молоко и творог будете получать у доярок, я договорился.

Он посмотрел, как самбисты устроились, заглянул в сарайчики, попрощался и ушел. Глеб ушел вместе с ним, пообещав прийти назавтра с утра. «Вы давайте поднажмите, тут дела-то – раз плюнуть. Завтра чтобы уже могли бороться! График-то надо выполнять».

Подкрепившись молоком, за которым на ферму сходил Кирилл, самбисты снова принялись за работу. Котлован заметно углублялся. Все так же вздымался и падал лом, все так же быстро выбрасывали землю лопаты, все так же бегали носильщики, унося землю в отвал. Смеркалось. Сделали перерыв, сходили помылись в озере. Поужинав, снова приступили к работе. Болели все мышцы, трудно было разогнуться, но цель была ясна и достижима, и землекопы стремились к глубине, достигнутой уже в одном из углов. Чем глубже, тем чаще попадались камни, лопаты звенели от удара и не шли вглубь. Главную роль играл лом. Стали чаще меняться, но работа все же заметно замедлилась. В центре котлована торчал как будто небольшой остроконечный камень, но когда выбрали всю землю, он по-прежнему острым, но уже длинным клыком возвышался почти до самой поверхности. Попробовали ломом разбить его – куда там! Только поотбивали руки, лом с гудением отскакивал от камня, как от брони. Стали окапывать проклятый клык и убедились, что он становится все шире, яма уходила все глубже, а камню не было конца.

– Хм, этот камень, вероятно, идет до центра земли? – невесело пошутил Валька.

Стали подрываться под основание камня и, забравшись в яму, попытались приподнять огромный скользкий осколок скалы. Не тут-то было: камень слипся с глиной и стоял непоколебимо. Попытки раскачать его ни к чему не приводили, пока не использовали в качестве рычага лом, а затем и гриф от штанги. С напряжением всех сил, таким, что чуть не лопались жилы и трещали кости, самбисты начали вытаскивать камень, поочередно подпирая его то ломом, то грифом.

Наконец камень подняли. Перекатить его к лесу теперь было сущим пустяком. Это была остроконечная пирамида высотой метра в полтора, вероятно отломанная ледником верхушка какой-то скалы. На дне котлована зияла огромная яма, ее нужно было закидать, но сил на это уже не было. Все упали на траву, кто где стоял, бешено колотились сердца, в ушах стоял звон.

Наступила ночь. Было совершенно тихо, ни один лист не шевелился на деревьях. Вдруг издалека донеслась музыка.

– Ребята! У гимнасток танцы!

Всех как ветром подняло с земли. Забыт четырнадцатичасовой трудовой день, забыты кубометры грунта и носилки, лом и лопата, забыта ноющая боль в мышцах…

Самбисты вмиг простучали ботинками по мосткам над водой. А через несколько минут уже подходили быстрым шагом к дому художественной гимнастики и были встречены кликами восторга… И они танцевали, пели и опять танцевали – без конца, а потом девушки провожали их, а они – девушек, и звонкий смех торжествующей юности еще долго тревожил темные неподвижные леса, тихие озера и спящие луга.

…Молодость, молодость, сколько сил у тебя!.. Ты смеешься даже над всемирным законом сохранения энергии: чем больше сил тратишь, тем больше их прибывает. Пора, когда каждая клеточка мозга свежа и жадно стремится вобрать, втянуть в себя знания, когда каждая мышца способна стать мощной и эластичной. В эти годы нет невозможного, нет таких головокружительных вершин мысли, которые были бы недоступны молодым, нет такого труда, который был бы им непосилен: юные могут все!

ИЗ ПИСЬМА АНТОНА ЖГУТОВА

«…Эта Мария удивительно красива, грациозна и в то же время очень умна – почти как ты. Я подумал: а чем же такие люди отличаются от тех, которые будут жить в будущем? Да ничем!

И еще: здесь мы встретились с одним пастухом. Говорят, он сильно пьет. Странно, ведь у него умное лицо. Но как же сделать, чтобы всем было жить интересно и радостно?»

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ВАЛЕНТИНА ЯРЫГИНА

«На завтрак и ужин всего по четыре ложки творогу. Сегодня видел ее (далее несколько строк густо зачеркнуто).

Продолжал размышлять о путях ускоренного экономического развития.

Когда Кирилл уснул, Антон встал и укрыл его своим пальто. Почему именно Кирилла?

Мне: работать над развитием чуткости».

ИЗ ПИСЬМА ЕВГЕНИЯ ПИЛЬЩИКОВА

«Здорово, батя! Значит, дело такое: пришли мне 30 рублей…»