Текст книги "Ледовая армия (СИ)"

Автор книги: Юрий Погуляй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Впрочем, это было уже не важно. Спустя несколько минут все было кончено, а потом на платформе появилось несколько наших солдат, они какое-то время возились у самого орудия, и когда вернулись на корабль – раздался взрыв, расколовший ствол надвое.

Напоследок фрет опять наехал на орудие своими убийственными гусеницами, раскрошив движительную платформу пушки, и после этого на полной скорости уехал в Пустыню.

Барри Рубенс сделал для погибающего города все, что смог.

Глава шестая «Смена парадигмы»

Я думал о прожекторах, думал о той силе, что приводит в действие запечатанную в них шаманскую мощь по повелению какого-нибудь рычага под броней «ИзоЛьды». От чего зависит яркость волшебных огней? Есть ли хоть какое-то мерило для них? И почему в крошечной каморке, пропахшей старой тканью, крошечный фонарик почти не давал света? Почему не использовать в нем те же чары, что и в огромных корабельных огнях?

Чем-то ведь это ограничивается. Неужели только силой заклинателя? Но тогда как можно включать и выключать эту силу? Что они делают с фонарями?

Прикованный к трубе мужчина закашлялся, харкнул на пол кровью. Дышал он громко и сипло, и в горле у пленника что-то страшно хлюпало.

Он был бледен. Почти бел. Когда с него содрали шлем, то рослый Жерар выдрал из тела фанатика несколько странных жгутов, вросших в кожу и связывающих его с металлом. Брат Цитадели орал как резанный, извивался, выл и постоянно взывал к Технобогу, но потом от ударов поутих. Квартирмейстер же приступил к острым предметам, и я, глохнущий от криков, отвернулся.

Нас тут было трое. Я, Фарри и Барри Рубенс. Капитан «ИзоЛьды» хотел, чтобы присутствовал еще и шериф, но мы не смогли его найти. Признаюсь честно, после того что случилось несколькими часами раньше, я был уверен: Снэйл нашел свою смерть во время штурма. Потому что жизнь сегодня преподнесла всем нам хороший урок. Ты можешь планировать все что угодно. Быть сколь угодно мудрым, опытным и сильным. А потом всего один случайный выстрел, и ты становишься куском мяса. Как Язва. Как Грай.

Об этом я тоже думал, стараясь не слушать вопли брата Цитадели.

Фарри наблюдал за допросом с видом сурового воина, хотя в душе мечтал о моменте, когда все это закончится. Барри Рубенс все время поглядывал в его сторону, то задумчиво поглаживая бородку, то просто следяза тем, как молодой парень ведет себя в не самом привычном для себя месте. Да, мой друг оказался талантливым актером. Если бы не мой дар, если бы не то, что я видел все его смятение, весь его ужас – я сам легко поверил бы в то, что судьба свела меня с человеком, не ведающим сомнений.

Вопросы Фарри задавал ровным голосом. Спокойно, взвешенно. Будто бы на каждое его слово не лились проклятья и фанатичный лепет безумца. Пленник призывал на голову моего приятеля немыслимые кары, оскорблял его. Лицо воина Цитадели превратилось в кровавую кашу, но он все еще боролся с талантами Жерара. Квартирмейстер же после каждого приема тщательно вытирал использованные крючья и лезвия. Отдыхал перед следующим заходом.

Наконец брат Цитадели ушел от выпадов и попытался нас обмануть. Придумать что-то, способное заменить правду. Муки толкнули его в омут слабости. Он не знал, что на допросе сидит эмпат. Он надеялся обхитрить Жерара, но ошибся. А когда первый раз переступаешь через себя – второй раз это сделать уже проще. Я отметал все его отчаянные попытки запутать Фарри и не понимал, к чему такое упорство. За что он сражается? И, честно говоря, этот жалкий измученный человек был, получается, сильнее меня. Правильнее меня. Лучше. Потому как я, наверное, давно бы уже ответил на все вопросы, лишь бы остановить экзекуцию.

Меня мутило от запаха натекшей на пол крови.

Поняв, что боль не уйдет, а его вранье раскалывает на лету сидящий в темном углу ублюдок – воин Братства сдался и заплетающимся языком, пропадая в сером тумане бессознательного состояния, заговорил.

– Содружество обмануло... Обмануло... – забормотал он. – Но мы знали... Рупор Технобога сказал каждому, что... время... время ждать. Неверные сокрыли знание. Дикари предали... Братство, и мы... мы ответили. Вы сами избрали путь... невежества.

Фарри посмотрел на меня, и я кивнул – все правда.

– Это вы предали нас. Вы ударили Добрым Капитанам в спину, – сказал он.

– Одна власть. Одна в... воля. Вы идете по пути прошлого. Уроки... Вы не знаете... Не ищете. Как волокуны. Рупор сказал – хватит. Рупор... Он говорил, Добрые... Они могут... Но Содружество предало. Оно спрятало путь к знанию. Тайны... Украло тайны.

– Это? – Фарри вытащил из-за пазухи компас, щелкнул крышкой. Глаза друга спокойно смотрели за тем, как взволнованно задышал пленник.

– Глупцы... Цитадель могла открыть вам... Путь.

– Она открыла его пушкам. Откуда здесь орудия? Они не могли нагнать корабль. Они ведь были здесь всегда, верно? – Фарри захлопнул компас, убрал его обратно. Фанатик жадно потянулся за артефактом взглядом, но обмяк. – Они ждали, когда «можно открыть нам путь»? Знали маршрут города?

– Мы знали... Что он здесь. Знали. Мы ждали. Лед прячет... Если уметь прятаться. Кто-то нас находил... Весной. Зимой. Тоже дикари. Пустыня забрала их.

Он закашлялся, попытался выпрямиться, но застонал от боли. Окровавленный рот тронула злая улыбка.

– Этого бы... не было. Если бы вы отдали его. Мы бы подарили вам... Свет знания.

– Если бы вы спросили у нас! – не выдержал я. – Если бы вы просто спросили у нас! Почему вы не могли просто поговорить с нами?! Когда вы узнали о нем, когда?

Пленный перевел на меня безумный взгляд. Губы его дрожали.

– В Приюте? – ахнул я. – В Приюте? Вы ведь знали все уже в Приюте?!

– Вокатус девяносто седьмого сектора обнаружил сигнал в Приюте. И отправил запрос в магистрат. Рупор безмолвствовал. Мы ничего не знали о его находке, а он не решился действовать. Потом сигнал исчез, но мы запомнили вас. Запомнили тебя.

Он указал на меня дрожащим изуродованным пальцем.

– Рупор Технобога описал тебя, и мы ждали. Во всех портах. Во всех городах ждали. Но вы предали нас в Барроухельме, и магистрат определил парадигму.

Барри Рубенс шумно выдохнул, раздраженно давая понять, что ничего не понимает в нашем разговоре и крайне недоволен моим вмешательством. Жерар поигрывал ножом, очищенным от крови брата цитадели, и хотел пустить оружие в ход.

– Откуда ты все это знаешь? Ты был там? – подал голос Фарри.

– Рупор объединяет нас. Знания должны быть сохранны. Технобог следит за тем, чтобы они не пропадали. В каждом из нас частичка Его.

Он опять залопотал какую-то тарабарщину.

– Может, можно что-то исправить? – спросил я у товарищей. – Может, еще не поздно?

По спине пробежались мурашки, будто каждый из тысяч убитых где-то далеко, на Береге, обратил свой мертвый взор на меня.

– Нет, Эд. Теперь между нами кровь. Много крови. Теперь никак нельзя... – сказал Фарри. – Ты видел, как они поступили с городом. Никто не собирался с нами говорить. Они хотели забрать компас из руин.

– Настало новое время. Очищающий механизм запущен. Технобог не позволит роду людей и дальше угасать. Эпоха просвещения пришла, – фанатик смотрел ему в глаза. – Одна власть. Одна цель. Технобог исправит то, что сломало колдовство Светлого Дьявола и Темного Зверя. Технобог починит души заблудших.

– А если погибнет еще больше? – крикнул я.

– Ты не слышал его, Эд? Открой уши, если нет. Они явно что-то придумали... – одернул меня Фарри.

Пленник первым отвел взгляд от юного противника.

– Что же за время нас ждет? – спросил его мой друг.

Бескровные губы опять растянулись в улыбке:

– Время знаний.

– Почему вы решили, что компас еще в городе? Прошло полтора года, мы легко могли пересечь Пустыню вместе с ним. Однако вы тут. И компас тут.

– Повезло.

Мне даже не пришлось подавать голос. Жерар хмыкнул и полоснул ножом по залитому кровью плечу пленника. Тот всхлипнул, а квартирмейстер плеснул что-то из фляги на кожу фанатика. Кожа задымилась, а пленник истошно закричал от боли. Тот визг не мог издавать разумный человек. Вопль попавшего в западню зверя – вот что это было. От раны поднимался вонючий дымок, и когда он рассеялся, брат Цитадели вдруг зарыдал. Он скорчился на полу и заплакал.

– Это еще что за сопли? – искренне удивился Жерар.

Я прикрыл глаза, не желая видеть происходящее. Передо мною все-таки был живой человек, который страдал. Который был чудовищно несчастен. И как-то сразу забылось мне, что только что он скалился в лицо мне и моему другу, а за его улыбкой таилась смерть и зловещая «эпоха просвещения».

– Вы были уверены, что компас здесь. Почему? – спросил Фарри.

– Я не знаю! Это Рупор! Он сказал! Кто-то из совета города знал. Он передавал. Не из Братства. Боже, как больно! Ох... как же больно... Чтоб ты сдох, дикарь! Ссс...

Жерар присел рядом с ним, и брат Цитадели дернулся в ужасе.

– Не надо. Не надо! Я больше ничего не знаю. Рупор говорил. Рупор знал. Что ты залил мне, грязный неуч? Что это так жжется?!

– Это не самая большая твоя проблема. Джентльмены? – Жерар посмотрел в нашу сторону. – У вас есть еще вопросы?

– Вы знаете, что это такое, верно? – Фарри сунул компас под нос пленнику. – Знаете, как он работает, что делает. Всегда знали. Когда следили за нами – знали. Когда натравили на нас своих ликвидаторов – знали! Даже когда осадили Берег – знали, что на самом деле происходит. Почему вы молчали? Почему вы никому не сказали?!

– Решения принимает Магистрат. И Рупор озвучивает их, – он смотрел на Фарри с ненавистью. – Тебе сложно это понять. Ты житель бродячих тюрем. Раб пустыни. Я когда-то был таким. Прежде чем Братство приняло меня – ремонтировал древние ходовые механизмы Айронкастла. Но теперь я в свете Технобога. Теперь я вижу все правильно, истинно. Магистрат великодушен. Он гуманен и заботится даже о дикарях.

Фарри жестом остановил напрягшегося Жерара.

– Я больше не один. Мы двигаем этот мир, а не поддерживаем старый порядок. Мы не оттягиваем его крах, а создаем новое! Но вы никогда нас не поймете. Вы будете цепляться за старое, и вы сдохнете за него. Вас нельзя пускать за Круг. Вы принесете туда лишь свою закостенелость. Свою вечную вражду. Я рад, что Братство перестало нянчиться с низшими умами. Рад, что оно не пошло на поводу этих чертовых либератов, а избрало путь изменения, а не принятия. Вы заслужили это!

– Это не мы убили столько людей просто так, из-за компаса! – воскликнул я.

– Вы убили куда больше. Просто за то, что кто-то богаче, а кто-то беднее, что кто-то в законе, а кто-то выбрал не ту Гильдию, не тот город, родился на Берегу или же в какой-нибудь холодной дыре близ Провалов. Вы убиваете друг друга просто так, за мелочь. Без цели! Без идеи! Без...

– Значит, он ведет за Круг? – перебил его Фарри. – Все-таки за Круг?

– Да, но вы никогда не доберетесь туда. Никогда. Лучшие Жнецы, лучшие капитаны – они все будут искать вас! Рупор укажет нам путь, если кто-то заплутает в буранах.

– Тебе этого никогда не узнать, дурак. Ты тут сдохнешь, понимаешь? Сдохнешь один, без всякого толку! – сорвался Фарри. – Вы все испортили, оледеневшие куски обоссаного снега. Все испортили!

– Братство важнее моей жизни, – резко успокоился пленник.

– Добрый ан Лавани... – подал голос Барри Рубенс.

– Тихо, – отмахнулся парень. В нем, в подростке, вдруг объявилась сила способная остановить даже умудренного боями мужчину. – Тихо!

Он подошел к пленному.

– Я столько сделал. Столько вынес. И тут появляетесь вы! Появляетесь со своими пушками, со своим Магистратом и парадигмой. Ломаете мои планы, драные вы шаркуноеды! Я думал, вы герои. Я думал...

– Фарри.

– Я сказал тихо, – полоснул по мне взглядом Фарриан и продолжил, обращаясь к окровавленному брату Цитадели. – Я отомщу, поверь мне. Отомщу за это.

Он расправил плечи, прикрыл на миг глаза:

– Это не должно повлиять на наши планы. Где Снэйл? Ты его видел?

Барри Рубенс дернулся, будто очнувшись.

– Что?

– Где ан Найт, капитан?

– Не видел...

– Тогда будем решать сейчас. Все, что произошло – это ужасно, – Фарри ни на кого не смотрел, играя желваками, он будто обращался ко тьме технического отсека. – Но мы должны продолжать.

– Джентльмены, если мне будет позволено заметить, то у нас на хвосте ожидается вся Цитадель, – подал голос Жерар.

– Твое мнение, капитан? – Фарри посмотрел в упор на Монокля.

– У меня полный борт людей, которые не нашли себя в этом мире, раз отправились на поиски загадки Южного Круга. Разумеется, мне тоже кажется, что вот это не должно отвернуть нас от экспедиции.

– Двое за. Третьего не ждем.

– Джентльмены... Что делать с нашим говорливым другом? – Жерар поднял фанатика за волосы, с сожалением взглянул ему в лицо. Брат Цитадели хрипло застонал. – И со всей Цитаделью, джентльмены.

– Прикончи его, – сказал Фарри.

Мне удалось выйти из каморки прежде, чем квартирмейстер убил пленника. Странно, наверное. Присутствовать при пытках, не моргать глазом, пока с живым человеком делают такие вещи, от которых сворачивается в узел сердце, и уйти, когда его мучения должны оборвать. Ах, я не могу на это смотреть, да? Можно резать и калечить, но убивать – табу? Нелепица, страшная глупость.

Следом за мною вышел Фарри. Он держался с уверенным видом, хотя мне стало холодно от комка в его груди.

– Как-то так... Я большой мальчик, да?

– Почему он тебя слушает? Почему просто не заберет компас, а?

– Кто? – не понял Фарри. – А! Капитан! Не знаю. Мне кажется он слишком... Правильный для этого?

Дверь отворилась, в коридор вышел Монокль. Он натягивал черные кожаные перчатки. Медленно, очень внимательно.

– Надо найти ан Найта, – сказал ему Фарри.

– Сделаем, – он чуть кивнул нам и ушел прочь по темному коридору, освещенному мерцающими шаманскими фонарями.

Глава седьмая «Свидетель и убийца»

Снэйла ан Найта нашел кто-то из моряков. Шериф встретил смерть в подсобке на второй палубе, кто-то заколол его, насадив на собственный клинок, и бросил там как кусок загнивающего мяса. Имя главы Тайного Двора в Барроухельме было связано с оплотом справедливости. Он был одинаково суров как с простыми кровопийцами, так и с людьми благородными, оказавшимися за гранью дозволенного. Тем страшнее оказалась его прозаическая гибель. Ночью за стенами ледохода шла настоящая битва, где сражались и отходили к Темному Богу смелые люди. А шериф перед смертью видел лишь трубы отопления в чехле из рванья.

Пол в коридоре не очень хорошо вытерли курткой мертвого ан Найта и бросили ее на труп.

Монокль стоял у входа в подсобку и раздраженно играл желваками. Входы в коридор с обеих сторон перекрыли вооруженные солдаты, не пускавшиелюбопытных. У дальнего входа фонарь не горел, и потому я видел лишь две белые куртки, крестом перетянутые ремнями. В проходе воняло кровью. Если бы не Фарри, я бы никогда сюда не пошел.

– Он теперь всегда будет с тобой таскаться? – кивнул на меня Монокль.

– Да, – ответил Фарри.

Капитан хотел сказать что-то еще, но промолчал. Я был благодарен и за это.

– Что-нибудь узнали? – продолжил Фарри и потер покрасневшие глаза. Всю ночь он крутился в койке и тяжело вздыхал, сражаясь с плохими мыслями. Мне тоже не спалось. Пару раз я провалился в полубред, где бежал по льду от закованных в черную броню солдат Цитадели. Они преследовали меня и там, во сне. Жужжали на шлемах антеннки в виде зубастых пил, скрежетали металлические суставы. Сквозь фильтры с паром вырывалось дыхание остервеневших хищников.

– Ничего, кроме того, что его зарезали собственным клинком. Тут все ясно, как снег. У нас на борту убийца.

– Команда у тебя действительно пестрая.

Монокль поморщился, но согласился.

– Да, может и есть среди моряков кто-то, кому ищейки Барроухельма потоптались по мозолям. Я и сам не очень люблю Тайный Двор. У них ко мне было много вопросов в связи с этим.

Он взмахнул руками, указывая на корабль.

– У меня есть дознаватель, – сказал Фарри. – Может, ему стоит на это взглянуть?

– У тебя? – поджал губы Монокль.

– Ну, у нас, – уточнил мой друг. – А еще эмпат. Я думаю, если Эд послушает каждого члена команды, то мы найдем убийцу. Правда, Эд?

Я пожал плечами. В коридоре было прохладно, из склада доносились звуки возни и покашливание. Там лежал человек, который много видел, много знал. Который принимал решения всю свою жизнь и эти решения меняли ход вещей. И теперь он мертв. Вот так, буднично. Над ним крутится кто-то из команды, простывший на морозе, а в коридоре два человека говорят о том, кто у кого есть. Был герой – не стало героя.

– Снэйл был хорошим человеком, – сказал Монокль и потер лоб, глаза. – С характером, но хороший. Он много знал. Без него будет сложнее.

– Да...

Снэйл ан Найт когда-то спас мою никчемную жизнь. Это было целую вечность назад, когда я, восторженный молодой мальчишка, попал из деревни в огромный город. Сколько прошло? Всего полтора года?

Я прислонился к дрожащей стене. Корабль полз куда-то по ледяной пустыне, вгрызаясь железными клыками в ее плоть. Полз уже совсем не в том мире, который я знал. И старый мир, наполненный предательством, казался уже не самым тоскливым вариантом.

«Новая парадигма». Слова фанатика будто извозили меня в гнилье. Будто из-за меня она и изменилась. Будто бы и не будто бы…

Все менялось. Сильные люди уходили, стяги их падали, а те, кто подхватывал знамена – знали меньше. Умели меньше.

Хотели меньше.

Впрочем, Фарри-то прежде горел желанием менять этот мир.

– Тогда я схожу за Тройкой, он у нас дознаватель.

– Сходи... – сказал Рубенс, внимательно глядя на собеседника.

– Займетесь проверкой команды?

– Не надо этого делать сейчас. Мы ночью потеряли два десятка человек убитыми, двенадцать ранены. Трое не доживут до вечера. Еще один лучше бы не дожил, – Монокль уставился на меня с сомнением. – У меня часть команды выведены из строя, а остальные не понимают, что происходит. Не самый лучший момент, Фарриан. Твой эмпат с ума сойдет считывать людей, или его вскроют.

Он понизил голос:

– Не надо также кричать о том, что у нас на борту эмпат. Если, конечно, он тебе друг. Представляешь, как на него станут смотреть?

Монокль говорил тихо и очень жестко:

– Никто не любит людей, копающихся в чужих мыслях.

Я вскинул голову, встретил его взгляд и стушевался, замялся. Чуть было не извинился перед ним за то, что я есть тот, кто есть.

– Хорошо, капитан, полагаюсь на ваш опыт, – сказал Фарри. Улыбнулся. – Спасибо за совет.

Капитан моргнул устало и немного удивленно:

– Я оставлю тут Жерара, за меня. Если что – я в рубке, – он быстро пошел в обратную сторону. Мы миновали солдат, от одного пахло кровью, и только сейчас я увидел потемневшую повязку на левом плече. Раненый воин проводил нас цепким взглядом, что-то сказал напарнику, когда мы вышли на лестницу, и тот гулко хохотнул.

– Подожди, – остановился Фарри. Вернулся назад.

– Дурацкий день, – сказал он солдатам. – Отвратительный. Я бы хотел услышать какую-нибудь смешную шутку сейчас. Она бы очень мне помогла. Поделитесь.

– Чта-та я невсеку, малышок, можа тебе и нельзя такое слушать. Можа ранеханька, а? – сказал раненый.

– Забавный говор. Мне уже становится легче. Скажи еще чего-нибудь.

– Ты чта-та морозеешь, малышок… Папанька тебя тут поставил? Так кликани ево, тагдыщ. Я ему болтану за воспитаньице.

– Я и без папы разберусь.

– Чта?

Я прикрыл глаза. Раны солдата были как на ладони: боль, страх, зависть, потеря. Боль… Боль – это хорошо. Я подумал про то, каким же слабаком оказался, как говорил со мною Буран, как смотрел ан Найт. Добавил к этому слова Фарри о моей вони. Вспомнил бой. Собрал чувства в кулак и ударил.

Солдат охнул. Упал на колени. Его друг шагнул к нему на помощь.

– Назад, – приказал Фарри. Мужчина замер и за оружие не схватился. Отступил. Фарри присел напротив раненного. У того из разинутого от боли рта вместе с сипением вырвалась струйка слюны, смешалась с дорожками слез. Взгляд остекленел. Солдат болтался посреди океана собственной боли. Как физической, так и душевной.

– Мне стоило бы посмеяться над этим, да? – сказал Фарри.

Проклятье, я, получается, издевался над раненым? Может, сегодня он спас кому-то жизнь. Может, был героем там, на льду, и сейчас такими шутками просто выплескивал духовный ужас.

– Ты бы посмеялся?

– Что с ним… Это… Чего с ним? Эй? – приятель воина беспомощно топтался на месте.

– Да, думаю посмеялся, – Фарри равнодушно смотрел в глаза ошеломленному моей атакой солдату. – Но на этот раз я тебя прощаю. Ты просто не знал, да?

Он выпрямился, кивнул мне:

– Идем, Эд.

Я на прощание буркнул лишь:

– Извините.

За моей спиной захрипел приходящий в себя солдат. Он повалился на бок и тихонько заскулил.

– Спасибо, – сказал мне Фарри, когда мы ушли достаточно далеко. – Я был неправ. И ты тоже. Но ты все сделал правильно.

Бывший дознаватель по прозвищу Три Гвоздя (имени которого никто не знал) был человеком большого жизненного опыта, несмотря на то что вряд ли справил свою сороковую зиму. Он смотрел на мир, чуть приподняв брови; близко посаженные глаза хранили загадочную улыбку. Он будто знал ответы на каждый из вопросов, но предпочитал, чтобы обращающийся находил их сам. Под его пристальным взглядом.

Когда Фарри сказал ему об убийстве, Тройка, сидевший у печки среди других авантюристов, встал.

– Эхма, да ты из этих? – сказал кто-то из них. – Из нюхачей драного двора?

– Все мы откуда-то пришли сюда, друг мой. У кого-то на пальце отметка вора и следы сведенной гильдейской татуировки на щеке, а кто-то прежде чистил грязные улицы заросшего льдом города от сброда, насосавшегося алого камня.

Говоривший коснулся щеки, промолчал.

– Друзья мои, вы усложняете жизнь всем, до кого дотягиваетесь? – поинтересовался Три Гвоздя, когда мы отошли. Он шагал очень плавно, словно крался.

– Только избранным, – попытался пошутить Фарри.

– Мне сложно высказать всю мою благодарность за такую честь. Спасибо. В следующий раз просто отзовите меня в сторону. Это твое «там лежит труп, ты же дознаватель, может, разберешься» было не лучшим выбором из возможных.

– Прости. У меня сегодня все из рук падает, – посетовал Фарри.

– Основная незадача может случиться, если пойдут слухи, и вы просто вспугнете преступника. Не все, друзья мои, догадывались о том, что на корабле представитель такой профессии. Теперь могут быть осторожнее.

– У вас на борту был целый шериф, – сказал я.

– У нас... – поправил Фарри.

– Был? Что-то случилось с ан Найтом? – подобрался дознаватель.

– Мы к нему и идем... Зарезали.

– Может, потому что знали, кто он? – предположил Тройка и опять загадочно, с намеком, улыбнулся. – Звоночек. Спасибо вам, друзья, что вывели из тени.

В комнатушке с покойником он пробыл недолго. Выбрался оттуда и деловито потер руки.

– Натоптали.

– Что-нибудь можешь сказать?

– Смотря чего ты ждешь, мой друг. Я не шаман, не кудесник. Я всего лишь скромный слуга закона, пусть и отвергнутый. Убили его точно не там. Труп затащили после. Скорее всего, проткнули мечом где-то тут, где ты стоишь.

Фарри посмотрел себе под ноги, потом на дверь. Несколько шагов. Тройка прошел по коридору, посмотрел на кровавые разводы. Поколупался в старой краске на стене. Затем опять вернулся в комнатушку и присел на пороге. Посмотрел куда-то вглубь помещения, потом в коридор. Улыбнулся.

– Ага.

– Ага? Мне нравится твое «ага».

– Есть кое-что прелюбопытное, мой друг. Очень прелюбопытное. Здесь был третий. Стоял за стеллажами. Кровь натекла, видишь? Следы, куда кровь не попала? Это чьи-то сапоги, которых сейчас нет. Либо кто-то отсюда выкрал кем-то забытую обувь, во что я не верю, либо, – он многозначительно поднял бровь. – Заметь, отсюда человека не видно, все барахлом на полках заставлено. Так что кто-то убил бедолагу шерифа, втащил его в подсобку, бросил здесь, и все это время некто стоял за стеллажами. Стоял долго. Так что... Кто нашел труп? Очень хотелось бы с ним поговорить.

– Привести? – бородатый Жерар был уже здесь. Он старался держаться у стенки, так как стоило ему повернуться – широкие плечи полностью перегораживали проход. Фарри кивнул ему, и помощник Монокля зашагал прочь, старательно обходя кровавые пятна. Когда он миновал меня, пахнуло острыми специями.

– Я рад тебя видеть, Эд, – сказал Три Гвоздя. – Честно.

Я улыбнулся, но не нашелся что ответить. Возможно, стоило произнести хоть что-нибудь. Пусть даже вязкую банальность, мол, как же взаимна его радость. Или же, что-нибудь вроде «как приятно, что ты смотришь на меня без осуждения».

Но я ничего не сказал. Мне подумалось, что любое мое слово могло разрушить это доброе обращение. Уничтожить его.

Зато в разговор ворвался Фарри, и минут пятнадцать, пока не вернулся Жерар, они общались на какие-то только им понятные темы. Темы, в которых я уже был чужаком.

Первый помощник привел с собой юношу с зеленоватым от слабости лицом. Я прислушался к чувствам бедолаги: страх, отчаянье, растерянность, желание сбежать.

– Вот. Гушлак ан Нагадир. Как заказывали, джентльмены, – Жерар ловко пропустил юношу вперед и снежным медведем навис над бедолагой.

– Хорошие сапоги, – сказал Три Гвоздя. Если бы словами можно было бить по лицу, то, наверное, так бы и выглядел результат. Парень дернул головой, отпрянул, но уперся в Жерара.

Свежевычищенные кожаные сапоги ан Нагадира чуть ли не сверкали.

– Как ты его нашел? Расскажи, – спросил Фарри. Он был ниже Гушлака, но смотрел все равно как-то свысока.

– Мужика этого?

– Да...

– Ну. Заглянул утром...

– Врет, – сказал я.

– Да шаркунь твою, Эд. Понятное дело, что врет, – не улыбнулся Три Гвоздя. – Очевидно же. Он и зарезал шерифа.

– Я не убивал его! – вскрикнул Гушлак. – Нет!

– Друг мой, надеюсь, ты не станешь мне говорить, что прогуливался тут утром и вдруг решил заглянуть в одну из десятка позабытых обоими богами подсобок корабля? – Три Гвоздя почесал шею. – Я десять лет прослужил в дознавателях, такие, как ты, считают, что все подозрения с себя снимут, если вдруг найдут труп сами. Устал я от вас!

Гушлака затрясло. Он затравленно сжался и быстро-быстро замотал головой.

– Правда! Я не знаю. Я не убивал его!

От его ужаса у меня вспотели виски.

– Тройка... – сказал было я, но почувствовал ярость дознавателя. С виду ж он по-прежнему слегка улыбался, глаза блуждали. Мысль прекратить пугать парнишку ушла сама собой. У Тройки шла своя игра и он боялся, что я и ее сломаю.

– Он врет... – соврал я.

– Нет! Нет! Я не убивал! Не убивал! Это ложь! Он лжет! – закричал парень. О, как он меня ненавидел в этот миг. Я впитывал его ненависть, запоминал ее.

Жерар положил руку ему на плечо. Добрый дядюшка-смерть.

– Капитан будет недоволен, Гушлак. Очень недоволен.

– Я был тут, но не убивал. Я спрятался. Там бой был, а я испугался. Я спрятался. Там за полками! А потом этот... Я слышал. Он такой: «Ого, кого я вижу у нас на борту», – а потом захрипел страшно. Так страшно. Этот... Он затащил его сюда.

– Кто «он»? – вставил в его лепет Тройка. Проклятье, он был здесь как ледовый демон в замерзших пещерах. Ловок, знающ, убийственно точен.

– Я не знаю. Он молчал. Он молча его убил, молча затащил. Я не слышал его и не видел. Мне было так страшно. Я не убивал его. Я прятался. Он затащил его сюда. Потом что-то делал в коридоре, недолго, а затем ушел. – Выпалил Гушлак. – Я полночи простоял здесь, все боялся, что он стоит снаружи и ждет. Проверяет… Но я не убивал!

– Почему сразу не пришел, не признался? – спросил Фарри. – Что за дурацкая хитрость такая?

Тот стушевался.

– А?

– Потому что трус, – вдруг успокоился парень. Как-то даже приосанился, признавшись самому себе в собственной слабости и приняв ее. – Просто потому, что трус. Думал, что герой. Думал, что буду биться, как и все, а не смог. Спрятался. И когда там кто-то захрипел, когда его сюда затаскивали – не вышел. Подумал, что он и меня...

– Этого недостаточно. Повтори медленно, что случилось, – прервал его Три Гвоздя. – С самого начала.

Я отошел немного, чтобы заглянуть в комнату, где умер ан Найт. Неприятный запах проник в ноздри. Тяжелый и острый. От него выступала испарина, как от лихорадки. Объятый вонью ан Найт лежал на полу, укрытый тряпьем, как куча мусора. Под ним чернела лужа крови.

Горло сдавило от накатившего всхлипа, и я закашлялся, делая вид, что меня тошнит. Мы не были друзьями. Но когда-то шериф спас нас всех. Когда-то он изменил мою жизнь, пусть после и пожалел, наверное, об этом.

Я запоминал горечь и боль, которые уселись мне на плечи. Машинально, словно потом пригодятся.

* * *

Только после этого мне удалось помыться. Я с наслаждением смыл с себя вонь и грязь прошлого. Сидел в железной ванне, в облаках пара, и менялся. Очищался. Вода лилась из крана, и я с детским восторгом то закрывал трубу, отчего поток наливался силой, то отпускал руки, и радовался его свободном падению.

Когда я вышел в коридор, в чистой одежде, благоухающий – то даже поймал себя на беззаботной улыбке. Прошло меньше суток с того момента, как я напивался в кабаках Барроухельма. Сотни, а то и тысячи людей отправились кормить шаркунов за это время. А я радовался чистоте.

В каюту я вошел в своем обычном настроении. Фарри потянул носом, одобрительно кивнул и приказал собираться к капитану. Он не спросил, хочу ли я. Просто сказал, что мы туда идем. И это мне понравилось.

Мы сидели в рубке с видом на сверкающую льдом Пустыню, на огромном столе была раскинута карта, и ее ярко освещало солнце. За стеклом обзорного купола затаился мороз. Здесь все казалось таким домашним, таким теплым. Вдоль стен тянулись застекленные стеллажи с закрывающимися на ключ книжными полками. Мне безумно хотелось коснуться кованых замков в виде голов невообразимых рогатых монстров. Монокль любил все странное.

Я сдержался. Убрал руки за спину и просто смотрел, как блестят на солнце кожаные корешки увесистых талмудов. Здесь, должно быть, хорошо завтракать. Просыпаться, заваривать себе чаю с травами и, сидя на кресле, смотреть на то, как твой корабль побеждает Пустыню. Как в добрых сказках.

Да, месяцы жизни в городе-содружестве почти отвратили меня от зимы. От настоящей зимы. Бродячий город всегда сопровождает облако ледяной пыли. В нем нет такого покоя, как здесь. И в нем Пустыня кажется чем-то романтичным. Хотя вся поэтика стынет, стоит выйти на лед.

Я засмотрелся на горизонт, где встречался снег и невероятно синее небо. Чуть левее от нас шла линия черных столбов-путевиков, указывающих путь штурманам и капитанам. Там, снаружи, дул ветер и сдувал с заструг сверкающую порошу.

– Почему мы идем по тракту? – спросил я.

Монокль кашлянул, а Фарри посмотрел на меня очень странно. Я понял, что прервал их, и смутился.

– Просто... Если нас ловит Цитадель...

– Я знаю, что делаю, – очень тихо сказал капитан.