Стихи о войне
Текст книги "Стихи о войне"
Автор книги: Юлия Друнина
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Встреча
Со своим батальонным
Повстречалась сестра —
Только возле прилавка,
А не возле костра.
Уронил он покупки,
Смяла чеки она, —
Громыхая, за ними
Снова встала Война.
Снова тащит девчонка
Командира в кювет,
По слепящему снегу
Алый тянется след.
Оглянулась – фашисты
В полный двинулись рост…
– Что ж ты спишь, продавщица? —
Возмущается хвост.
Но не может услышать
Этот ропот она,
Потому что все громче
Громыхает Война,
Потому что столкнулись,
Как звезда со звездой,
Молодой батальонный
С медсестрой молодой.
1976
«Встречая мирную зарю…»
Встречая мирную зарю
В ночной пустыне Ленинграда,
Я отрешенно говорю:
– Горят Бадаевские склады…
И спутник мой не удивлен,
Все понимая с полуслова,
Пожары те же видит он
В дыму рассвета городского.
Вновь на него багровый свет
Бросает зарево блокады.
Пятнадцать, тридцать, сотню лет
Горят Бадаевские склады…
1976
«Мы вернулись. Зато другие…»
Мы вернулись. Зато другие…
Самых лучших взяла война.
Я окопною ностальгией
Безнадежно с тех пор больна.
Потому-то, с отрадой странной,
Я порою, когда одна,
Трону шрам стародавней раны,
Что под кофточкой не видна.
Я до сердца рукой дотронусь,
Я прикрою глаза, и тут
Абажура привычный конус
Вдруг качнется, как парашют.
Вновь засвищут осколки тонко,
Вновь на черном замру снегу…
Вновь прокручивается пленка —
Кадры боя бегут в мозгу.
1976
«Пора наступила признаться…»
Пора наступила признаться —
Всегда согревало меня
Сознанье того, что в семнадцать
Ушла в эпицентр огня.
Есть высшая гордость на свете —
Прожить без поблажек и льгот,
И в радости и в лихолетье
Делить твою долю, народ…
Не слишком гонюсь за удачей,
Достоинство выше ценя.
Пегас мой – рабочая кляча,
Всегда он прокормит меня.
Мне, честное слово, не надо
И нынче поблажек и льгот.
Есть высшая в мире награда —
В тебе раствориться, народ.
1977
«Еще без паники встречаю шквал…»
Еще без паники встречаю шквал,
Еще сильны и не устали ноги —
Пусть за спиной остался перевал
И самые прекрасные дороги,
Я до сих пор все открываю мир,
В нем новые отыскиваю грани.
Но вспыхивает в памяти пунктир,
Трассирует пунктир воспоминаний…
1977
«Пусть были тревожны сводки…»
Пусть были тревожны сводки —
Светили в ночи тогда
Мне звездочка на пилотке,
На башне Кремля звезда.
И стиснув до хруста зубы,
Я шла по Большой Войне,
Пока не пропели трубы
Победу моей стране.
Три с лишним десятилетья
Уже не грохочет бой,
Но с прежнею силой светят
Те звезды в ночи любой —
На башне и на пилотке.
Их светом озарены,
Мне в сердце приходят сводки
С далекой Большой Войны.
1977
Продолжается жизнь…
Порошили снега,
Затяжные дожди моросили,
Много раз соловьи
Возвещали о новой весне…
Ясноглазые парни —
Кристальная совесть России,
Не дают мне стоять
От житейских тревог в стороне.
А когда покачнусь
(И такое бывает порою),
Незаметно помогут,
Спокойно поддержат меня
Ясноглазые парни,
Которых военной сестрою
Мне пришлось бинтовать,
Довелось выносить из огня.
Продолжается жизнь.
И нельзя в стороне оставаться,
Потому что за мной
Боевым охраненьем стоят
Ясноглазые парни,
Которым навек восемнадцать —
Батальоны домой
Никогда не пришедших солдат.
1977
«Нужно думать о чем-то хорошем…»
Нужно думать о чем-то хорошем,
Чтоб не видеть плохого вокруг.
Верю – будет друзьями мне брошен,
Если надо, спасательный круг.
Нужно верить в хорошее, нужно!
Как молитву, твержу не впервой:
Есть одна лишь религия – Дружба,
Есть один только храм – Фронтовой.
Этот храм никому не разрушить,
Он всегда согревает солдат,
И в него в час смятения души,
Как замерзшие птицы, летят.
1977
Тогда…
Это было сто лет назад,
Точнее – в послевоенное лето.
Только-только из старых солдат
Превращались мы в молодые поэты.
Все были дружбе верны фронтовой
И потому богаты.
(Пусть нету крыши над головой,
Пусть нету еще зарплаты.)
– Где будешь спать?
– А зачем вокзал?
– Ну, значит, и я с тобою. —
Еще у друга полны глаза
Горячим туманом боя.
И все мы были войной пьяны,
Всем гадок был дух наживы,
Все были молоды,
Все равны,
И все потому счастливы…
1977
«Я порою себя ощущаю связной…»
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной.
И хотя пятилетки бегут
Торопясь,
Все тесней эта связь,
Все прочней эта связь.
Я – связная.
Пусть грохот сражения стих:
Донесением из боя
Остался мой стих —
Из котлов окружений,
Пропастей поражений
И с великих плацдармов
Победных сражений.
Я – связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу:
«Нет, ничто не забыто,
Нет, никто не забыт,
Даже тот,
Кто в безвестной могиле лежит».
1978
«Снег намокший сбрасывают с крыши…»
Снег намокший сбрасывают с крыши,
Лед летит по трубам, грохоча.
Вновь на Пушкинском бульваре слышу
Песенку картавую грача.
Что еще мне в этом мире надо?
Или, может быть, не лично мне
Вручена высокая награда —
Я живой осталась на войне?
Разве может быть награда выше? —
Много ли вернулось нас назад?..
Это счастье —
Вдруг сквозь сон услышать,
Как капели в дверь Весны стучат!
1978
Отвлекающий маневр
Уютным сосняком
Ведет тропинка нас.
Неплохо босиком
Прошлепать бы сейчас.
А если здесь навек
Останемся лежать,
Нагретая хвоя —
Не худшая кровать.
Задача так проста,
Задача так чиста:
Пожертвовать собой
(Всего-то нас полста),
Пожертвовать собой —
Полротой для полка.
Наш полк, покуда бой,
Уйдет наверняка…
Задача так проста,
Задача так чиста.
Припомните о нас —
Полегших здесь полста!
1978
Труба
Плакали девочки,
Плакали мальчики,
Дуя на красные
Вспухшие пальчики.
Плачу пурга
Подпевала уныло —
То не в рождественской
Сказочке было.
Не проявилась там
Божия милость
И «хэппи энда»,
Увы, не случилось.
Плакали дети,
Плакали дети
На равенсбрюкском
На дымном рассвете.
Ежась, зевая,
Эсэсовцев взвод
Парами строил
Послушный народ.
И, равнодушная,
Словно судьба,
Над Равенсбрюком
Дымила труба…
1978
Мороз
Снова тридцать и три с утра,
Лес, как после пожара, черный.
Лишь отстреливается кора
От морозища обреченно.
Хоть укрыл бы деревья снег,
Белой шалью кусты б закутал…
Как же вынес все человек
В сорок первом, зимою лютой?
1978
«Птица Феникс, сказочная птица…»
Птица Феникс, сказочная птица,
Только обновляется в огне,
Я не птица, все же возродиться
(И не в сказке) довелось и мне.
С чистым вальсом выпускного бала
Тут же слился первой бомбы взрыв…
Ах, меня война ли не сжигала,
В горстку пепла душу превратив?
Только восставала я из пепла,
Кровь стучала в сердце, как прибой,
И душа, пройдя сквозь пламя, крепла
И была опять готова в бой.
1978
Отплывающий теплоход
Писателю Илье Вергасову —
командиру партизанского соединения,
свидетелю гибели теплохода «Армения».
От ялтинского причала
В далекий круиз идет,
Спокойно и величаво,
Сияющий теплоход.
Пусть зимний норд-ост неистов,
Пусть волны как ядра бьют —
Восторженные туристы
Щебечут в тепле кают.
А в Ялте, на скользком пирсе,
Не чувствуя мокрый снег,
Глазами в корабль впился
Бледнеющий человек.
Не думает он о ветре,
Что в море столкнет вот-вот…
Когда-то в войну с Ай-Петри
Смотрел он на теплоход —
С «Арменией» отплывали
Последние госпиталя.
Их с трепетом и печалью
Большая ждала земля.
А солнце светило ярко —
Будь прокляты те лучи!
Измученные санитарки,
С ног падающие врачи.
Спеленатая бинтами,
Израненная братва…
И «мессеры» – взрывы, пламя…
Беспомощны здесь слова.
Смотрел партизан с Ай-Петри
На тонущий теплоход…
Стоит человек на ветре,
Что в море столкнет вот-вот.
Стоит он на скользком пирсе,
Не чувствуя мокрый снег.
Глазами в корабль впился
Бледнеющий человек…
1978
«Запорола сердце, как мотор…»
Запорола сердце, как мотор —
В нем все чаще, чаще перебои…
До каких же, в самом деле, пор
Брать мне каждый сантиметр с бою?..
Ничего! Кто выжил на войне,
Тот уже не сдастся на «гражданке»!
С нестерпимым грохотом по мне
Проползают годы, словно танки…
1978
«Не говорю, что жизнь проходит мимо…»
Не говорю, что жизнь проходит мимо —
Она и нынче до краев полна.
И все-таки меня неудержимо
Влечет к себе далекая Война.
Опять, упав усталой головою
На лист бумаги в полуночный час,
Припоминаю братство фронтовое,
Зову на помощь, полковчане, вас.
А молодым (и я их понимаю)
Не о войне бы – лучше о любви…
Всему свой срок:
Не в сентябре, а в мае
Поют в сердцах и рощах соловьи.
1978
«Девочки»
«Девочки» в зимнем курзале
Жмутся по стенкам одни.
Жаль, что путевки вам дали
В эти ненастные дни!
И далеко кавалеры! —
Им не домчаться до вас…
Тетушка Настя
Тетушку Веру
Просит галантно на вальс.
Возле палаток санбата,
Хмелем Победы пьяны,
Так же кружились
Два юных солдата,
Два ветерана войны.
С Настенькой Вера,
С Верочкой Настя —
Плача, кружились они.
Верилось в счастье, —
В близкое счастье —
Жмутся по стенкам одни…
Ах, далеко кавалеры! —
Им не домчаться до вас!
Тетушку Настю
С тетушкой Верой
Кружит безжалостный вальс.
Скроешь ли времени меты?
Молодость только одна…
Кружит подружек не музыка —
Это
Кружит их, кружит Война…
1978
Из крымской тетради
У моряВ бухте
Догола
здесь ветер горы вылизал,
Подступает к морю
невысокий кряж.
До сих пор
отстрелянными гильзами
Мрачно звякает
забытый пляж.
В орудийном грохоте прибоя
Человек
со шрамом у виска
Снова,
снова слышит голос боя,
К ржавым гильзам
тянется рука.
У памятника
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Ветер, листву листая,
Осень приносит с гор.
Я в бухте уединенной,
С прошлым наедине.
Проржавленные патроны
Волны выносят мне.
Ввысь, на крутые дали,
Смотрю я из-под руки —
Давно ли здесь отступали
Русские моряки?
От самого Карадага
Они отползали вниз.
Отчаяние с отвагой
В узел морской сплелись.
Они отступали с боем
И раненых волокли.
А море их голубое
Вздыхало внизу, вдали.
И верили свято парни:
За ними с Большой земли
Послала родная армия
На выручку корабли.
Хрипел командир: – Братишки!
Давайте-ка задний ход.
Я вижу в тумане вспышки —
То наша эскадра бьет.
А в море эскадры этой
Не было и следа —
За Севастополем где-то
Наши дрались суда…
Вздыхали пустынные волны…
Да, может быть, лишь в бою
Мы меряем мерой полной
Великую веру свою.
Великую веру в отчизну,
В поддержку родной земли.
У нас отнимали жизни,
Но веру отнять не могли!
В горах
Коктебель в декабре.
Нет туристов, нет гидов,
Нету дам, на жаре
Разомлевших от видов.
И закрыты ларьки,
И на складе буйки,
Только волны идут,
Как на приступ полки.
Коктебель в декабре.
Только снега мельканье,
Только трое десантников,
Вросшие в камень.
Только три моряка,
Обреченно и гордо
Смотрят в страшный декабрь
Сорок первого года.
Баллада о десанте
Мне на пляже сияющем стало тоскливо,
Бойких модниц претит болтовня.
Ветер треплет деревьев зеленые гривы,
Ветер в горы толкает меня.
Пусть в чащобах
Не все обезврежены мины —
Как на фронте, под ноги смотри…
В партизанском лесу, на утесе орлином
Я порою сижу до зари.
Неужели в войну так же цокали белки,
Эдельвейсы купались в росе?..
И отсюда, с вершины, так кажутся мелки
Мне житейские горести все.
Почему я не знаю минуты покоя,
У забот в безнадежном плену?..
А ведь было такое, ведь было такое —
Суету позабыла в войну…
Что ж опять довоенного меркою мерю
Я и радость, и горе теперь?
…Знойный город.
Могила на площади, в сквере —
В партизанское прошлое дверь.
Даты жизни читаю на каменных плитах:
От шестнадцати до двадцати…
Пусть никто не забыт и ничто не забыто —
Мне от чувства вины не уйти.
От невольной вины, что осталась живою,
Что люблю, ненавижу, дышу,
Под дождем с непокрытой брожу головою,
Чайкам хлеб, улыбаясь, крошу.
Потому мне, должно быть,
На пляже тоскливо,
Бойких модниц претит болтовня.
Ветер треплет деревьев зеленые гривы,
Ветер в горы толкает меня…
«Такая тишь, такая в сквере тишь…»
Хочу, чтоб как можно спокойней и суше
Рассказ мой о сверстницах был…
Четырнадцать школьниц —
Певуний, болтушек
В глубокий забросили тыл.
Когда они прыгали вниз с самолета
В январском продрогшем Крыму,
«Ой, мамочка!» —
Тоненько выдохнул кто-то
В пустую свистящую тьму.
Не смог побелевший пилот почему-то
Сознанье вины превозмочь…
А три парашюта, а три парашюта
Совсем не раскрылись в ту ночь…
Оставшихся ливня укрыла завеса,
И несколько суток подряд
В тревожной пустыне враждебного леса
Они свой искали отряд.
Случалось потом с партизанками всяко:
Порою в крови и пыли
Ползли на опухших коленях в атаку —
От голода встать не могли.
И я понимаю, что в эти минуты
Могла партизанкам помочь
Лишь память о девушках, чьи парашюты
Совсем не раскрылись в ту ночь…
Бессмысленной гибели нету на свете —
Сквозь годы, сквозь тучи беды
Поныне подругам, что выжили, светят
Три тихо сгоревших звезды…
Такая тишь, такая в сквере тишь,
Что слышно, как старик вздыхает тяжко.
И обнял деда за ногу малыш,
Верней, не за ногу – за деревяшку.
Он так стоять, наверное, привык,
Глазеет он, как, наклонившись низко,
Рододендроны влажные старик
Кладет неловко возле обелиска —
Рододендроны с партизанских гор…
Там не был он еще с военных пор,
Ему цветы приносят пионеры,
Чьи горны заливаются у сквера.
Стоянка партизанская, прости —
На деревяшке к ней не добрести,
На деревяшке не дойти туда —
В свои, быть может, лучшие года…
1959–1979
Геологиня
Ветер рвет темно-русую прядку,
Гимнастерка от пыли бела.
Никогда не была ты солдаткой,
Потому что солдатом была.
Не ждала, чтоб тебя защитили,
А хотела сама защищать.
Не желала и слышать о тыле —
Пусть царапнула пуля опять.
…Побелела от времени прядка,
И штормовка от пыли бела.
Снова тяжесть сапог, и палатка,
И ночевка вдали от села.
Снова с первым лучом подниматься,
От усталости падать не раз.
Не жалела себя ты в семнадцать,
Не жалеешь себя и сейчас.
Не сочувствуйте – будет обидой,
Зазвенит в ломком голосе лед,
Скажет: «Лучше ты мне позавидуй!» —
И упругой походкой уйдет.
И от робости странной немея
(Хоть суров и бесстрастен на вид),
Не за юной красоткой – за нею
Бородатый геолог следит…
1979
Штабистка
Выплывают опять из тумана
Эти дерзкие брови вразлет,
И улыбка с грустинкою странной,
И форсистых сапожек полет.
И защитное строгое платье,
И углы локотков и колен —
Озорная, с мальчишеской статью,
Все сердца захватившая в плен,
Всех лишившая в штабе покоя…
У моста, там, где бомбы рвались,
Над угрюмой нерусской рекою
Превратилась она в обелиск…
Те штабисты давно уже деды,
Но порой, вспоминая войну,
То один, то другой
В День Победы
Отойдет потихоньку к окну.
И возникнут опять из тумана
Эти дерзкие брови вразлет,
И улыбка с грустинкою странной,
И сапожек беспечный полет…
1979
«В неразберихе маршей и атак…»
В неразберихе маршей и атак
Была своя закономерность все же:
Вот это – друг,
А это – смертный враг,
И враг в бою
Быть должен уничтожен.
А в четкости спокойных мирных дней,
Ей-богу же, все во сто раз сложней:
У подлости бесшумные шаги,
Друзьями маскируются враги…
1979
Ты должна!
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
От родного окопа
Одна
Ты должна оторваться,
И бруствер
Проскочить под обстрелом
Должна.
Ты должна.
Хоть вернешься едва ли,
Хоть «Не смей!»
Повторяет комбат.
Даже танки (Они же из стали!)
В трех шагах от окопа
Горят.
Ты должна.
Ведь нельзя притвориться
Пред собой,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
«Сестрица!»
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
1980
Запас прочности
До сих пор
Не совсем понимаю,
Как же я,
И худа и мала,
Сквозь пожары,
К победному Маю
В кирзачах стопудовых
Дошла.
И откуда
Взялось столько силы
Даже в самых слабейших
Из нас?..
Что гадать!
Был и есть у России
Вечной прочности
Вечный запас.
1980
«Все просят девочки…»
Все просят девочки:
– Прочтите о любви! —
Все просят мальчики:
– Прочтите о войне! —
Но эти ипостаси,
Как ручьи,
В одну реку
Давно слились
Во мне.
Они давно слились
В реку одну.
Пускай удостоверится любой:
Читаю о любви —
Там про войну,
Читаю о войне —
Там про любовь…
1981
«Редко подолгу сержусь на кого-то…»
Редко подолгу
Сержусь на кого-то —
Сердце не помнит вины.
Слишком высокие
Точки отсчета
Жизнью мне были даны.
Голову в тесном застолье
Не вскружат
Тосты красивые мне:
Точка отсчета —
Солдатская дружба,
Что не горела в огне.
Неуязвима я,
Взгляды косые
Не задевают меня.
Высшая точка отсчета —
Россия
В грозных объятьях огня.
Страх перед смертью
С тех пор мне неведом,
Справлюсь с бедою любой.
Только бы ты
Не обидел, не предал —
Так беззащитна любовь…
1981
Есть в России святые места…
Есть в России
Святые места.
Если друг
Тебя в горе кинет,
Если вдруг
На душе пустота,
Ты пойди,
Приложись к святыне.
Поброди
Вдоль
Тригорских прудов,
По Михайловским
Ласковым рощам —
Как бы ни был
Наш век суров,
Там все сложное
Станет проще.
И над Соротью голубой
Вдруг обратно
Помчится время,
Ты свою
Позабудешь боль,
Обретешь ты
Второе зренье…
1981
«Какие только не случались были!..»
Какие только
Не случались были!
Сравнится ль сказка
С правдою иной?..
Тригорское, Михайловское
Были
Всего лишь селами,
Разбитыми войной.
И в тех аллеях,
Что для сердца святы,
Там, где поэт
Бродить часами мог,
Фельдфебель из Баварии
Впечатал
Следы своих
Подкованных сапог…
1981
«И откуда вдруг берутся силы…»
И откуда
Вдруг берутся силы
В час, когда
В душе черным-черно?..
Если б я
Была не дочь России,
Опустила руки бы давно,
Опустила руки
В сорок первом.
Помнишь?
Заградительные рвы,
Словно обнажившиеся нервы,
Зазмеились около Москвы.
Похоронки,
Раны,
Пепелища…
Память,
Душу мне
Войной не рви!
Только времени
Не знаю чище
И острее
К Родине любви.
Лишь любовь
Давала людям силы
Посреди ревущего огня.
Если б я
Не верила в Россию,
То она
Не верила б в меня.
1981
На бастионах
Севастополь
В черном дыме тонет,
В каждую траншею
Дым проник.
Капитан Толстой
На бастионе,
Граф Толстой
Задумался на миг.
Знает —
Тишина взорвется скоро,
Знает —
Ровно через шесть минут
В контратаку
Бросит волонтеров
Он
На неприятельский редут.
Загорланят,
Надрывая душу,
Глотки иноземных батарей…
Подошел, слегка сутулясь,
Тушин,
И глядит, прищурясь,
Князь Андрей.
Честь и доблесть предков —
В наших генах,
О России
Пули пели мне
На Отечественной,
На Священной,
На Освободительной войне.
Севастопольским
Горящим летом
В контратаку
Поднимал солдат
Лишь вооруженный
Пистолетом,
Наспех перевязанный
Комбат.
1981
«На печаль я наложила вето…»
На печаль
Я наложила вето,
Предаваться ей
Мне ни к чему.
Захлебнусь в степи
Полынным ветром,
Сердце к выжженной земле
Прижму.
Ах, земля!
Опять, опять я с нею —
Прижимаюсь,
Словно на войне.
Не забыть
Легенду про Антея —
От земли
Не оторваться мне.
Снова,
Словно прячась от снаряда,
Зубы сжав,
Ей падаю на грудь…
Родина! Любимая!
Ты рядом,
Рядом с сердцем
В трудный час побудь!
1981
«Я так грущу…»
Я так грущу
По тем комбатам юным,
Знаменам,
Отпылавшим на войне.
А ты задел
Лишь ненароком струны,
Прикосновенья
Ждавшие во мне.
Одна судьба,
Одни воспоминанья,
Один, уже ушедший,
Лучший друг…
Наш поздний путь
Был вычислен заране —
Могла ли миновать
Заветный круг?
Нет, ничего
Не в силах
Изменить я,
И сердце рвется
Попусту мое.
Там, на войне,
Не думая о быте,
Там, на войне,
Царило Бытие.
Была я глупой девочкой
Когда-то,
Опять люблю,
Как в восемнадцать лет,
Но не тебя —
Люблю того комбата,
Которого давно
На свете нет…
1981
«Убивали молодость мою…»
Убивали молодость мою
Из винтовки снайперской,
В бою,
При бомбежке
И при артобстреле…
Возвратилась с фронта я домой
Раненой, но сильной и прямой —
Пусть душа
Едва держалась в теле.
И опять летели пули вслед:
Страшен быт
Послевоенных лет —
Мне передохнуть
Хотя бы малость!..
Не убили
Молодость мою,
Удержалась где-то на краю,
Снова не согнулась,
Не сломалась.
А потом —
Беды безмерной гнет:
Смерть твоя…
А смерть любого гнет.
Только я себя не потеряла.
Сердце не состарилось
Ничуть,
Так же сильно
Ударяет в грудь,
Ну, а душу я
В тиски зажала.
И теперь веду
Последний бой
С годами,
С обидами,
С судьбой —
Не желаю
Ничему сдаваться!
Почему?
Наверно, потому,
Что и ныне
Сердцу моему
Восемнадцать,
Только восемнадцать!..
1982
Ветераны
Нас война
Своей накрыла тенью,
Словно «мессершмитты»
Батальон,
И приговорила
К бюллетеням…
Душно —
Снова воздух раскален,
Вновь проклятой кисточкой
По горлу
Начинает щекотать болесть,
И опять приходится покорно,
Как в сугробы,
В простыни залезть.
Ночи напролет
Колотит кашель,
Ночи напролет
Огнем горю.
«Да, нас мало,
Но ведь мы в тельняшках», —
Сверстникам
С усмешкой говорю.
«Мы еще поборемся,
Солдаты,
Мы еще продвинемся вперед.
В нашей жизни
Был и сорок пятый,
А не только
Сорок первый год!»
1982
«Старуха, ровесница века…»
Старуха, ровесница века,
В одну из торжественных дат
Сидит в помещении жэка —
Впервые пришла на доклад.
Раздумье в слезящемся взоре,
Глубоко вздыхает она
О том, что в стране Сальвадоре
Сейчас полыхает война.
Сном вечным солдатским почили
Три сына старухи подряд…
Потом о стране Кампучии
Соседи вокруг говорят.
Подкована бабка не очень,
Про страны те слышит впервой.
Но помнит горячие ночи
Далекой второй мировой.
Она вот осталась на свете,
А мальчиков – мальчиков нет…
Глаза обжигает ей ветер
Дымящихся огненных лет.
1982
Фашисты
Не модерняг убогие потуги —
Их восхищали
Баховские фуги.
Они любили
Деток и супруг,
Их умиляли
Киски и голубки —
Тех нелюдей,
Что под раскаты фуг
Европу загоняли
В душегубки.
Германия Бетховена и Гете,
Германия Освенцима и гетто…
Понять немыслимо, ей-богу,
Как могла
Со светом так перемешаться
Мгла!..
1982
«Играет весенний гром…»
Играет весенний гром,
А в памяти вновь встает
Горящий аэродром,
Израненный самолет.
Не веря глазам, глядит
Пехота —
Взмывает ввысь
На смерть,
на таран,
в зенит
Малыш «И-15 БИС».
Как мог он взлететь,
Как мог
Ввязаться в безумный бой?..
Пылающий «ястребок»
Вновь вижу я
Над собой.
Когда все черно кругом
(Душевная круговерть), —
Земля моя —
«аэродром»,
Дай силу душе взлететь!
1983