Текст книги "Павильон Зеленого Солнца"

Автор книги: Юлия Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Что может быть прекраснее сосен и кленов? – Патриция раскинула руки, словно пытаясь обнять весь мир.

– Пирамидальные тополя и кипарисы, – возразила Элен.

Они стояли на вершине горы и смотрели вниз, туда, где меж бронзовых стволов сосен синело море. Элен села на траву и принялась вытряхивать землю из спортивных туфель.

– Кто-то мне обещал широкие аллеи!

– Я не могла представить, что дорога к жилищу госпожи Ота так зарастет! – вскричала Патриция.

– Да, конечно, – ответила Элен. – Я тоже ожидала, что рыбаки из ближайшей деревушки станут бегать сюда по десяти раз на дню. Полениться пройти три мили! Какой стыд.

– До войны здесь собирались работать реставраторы, но, похоже, не успели.

– Мне бы хотелось вернуться домой до ночи, – напомнила Элен.

– Мы уже пришли.

Каменная стена хорошо сохранилась, и высокие каменные столбы с чашеобразными вершинами были невредимы, но створки ворот давно сгнили. Патриция провела рукой по одному из столбов.

– Сюда ставили фонари, чтобы свет был виден издалека.

Молодая кленовая поросль буйно разрослась в воротах. Подруги вошли внутрь, словно плывя в золотистых волнах.

– «Отворятся, не скрипнув, створки…» – процитировала Патриция. – Подумать только, и в шестнадцатом и восемнадцатом веках места эти становились центром паломничества. Усадьбу, неоднократно горевшую, отстраивали заново. Тысячи людей приходили сюда, чтобы прикоснуться к этим камням, взглянуть на Павильон Зеленого Солнца.

– Зеленое солнце?

– Видишь ли, это есть в поэме. Госпожа Ота встречала рассвет у окна. Дом ее стоял на самой вершине, но ветви деревьев загораживали солнце. Солнечные лучи, проникавшие сквозь листву, казались зеленоватыми. Отсюда и название.

Они постояли, оглядываясь. Справа от ворот располагалось одноэтажное строение. Уцелели только опорные столбы и высокая крыша с загнутыми ушами, сплошь усыпанная золотыми кленовыми листьями. Патриция подошла ближе, и чуть не упала, наткнувшись на остатки ступеней. По бокам ступеней, едва заметные в высокой траве, стояли каменные птицы с длинными клювами.

Сквозь разрушенное здание хорошо просматривалась маленькая пагода. Она казалась невредимой, только из колокольчиков, висевших по ушам крыши, остался всего один. Его редкое позвякивание навевало тоску.

Время пощадило и большой дом, помещавшийся в центре усадьбы. Сохранились не только столбы, поддерживавшие крышу, но и сама крыша, и стены, и решетчатые створки окон. Легкими галереями дом соединялся с двумя другими. От одного не осталось ни стен, ни столбов, лишь каменный фундамент и вросшие в землю ступени говорили о прежнем его существовании. У второго здания разрушены были только перила веранды, деревянные ступени вели на заросший травой помост.

Каменные фонари образовывали аллею, тянувшуюся к центральному дому. Вероятно, когда-то аллея была вымощена плитками, но теперь Патриции с Элен пришлось пробираться в высокой траве.

В глубине усадьбы виднелись еще три крохотных домика.

– И какая из этих развалюх – Павильон Зеленого Солнца? – полюбопытствовала Элен.

– Не знаю. Но у нас есть ориентир. В поэме сказано, что Павильон стоял у самой запруды – ручей перегородили, и получился маленький водоем. Вряд ли от него остался какой-нибудь след, но уж ручей мы должны найти.

– Ты сто раз говорила, но я успела забыть. Как твоя госпожа Ота здесь оказалась? Ее сослали сюда после восстания против князя?

– Нет, – возмутилась Патриция. – Ты все перепутала. После восстания и победы над северянами она вышла замуж за великого поэта Сю-Тея, воспевшего ее…

– …в семистах семидесяти семи стихах. Это я помню.

– И они почти четверть века правили Южным княжеством. А потом снова пришли северяне… Муж и дети госпожи Ота были казнены, а ее сослали сюда. И здесь она прожила два года…

– Сочиняя бессмертную поэму.

– Да. Где рассказала о своей любви и всех радостях жизни. И этим одержала триумфальную победу над северянами. Что осталось от северных князей? Города их сметены землетрясением, а что пощадила стихия, разрушили в войнах люди, а госпожа Ота…

– Да, да, да, – нетерпеливо перебила Элен. – Но все это после смерти, а я как-то предпочитаю прижизненное воздаяние.

Патриция глубокомысленно помолчала, выбирая между соблазном мирских благ и величием посмертной славы.

– И что же стало потом с госпожой Ота?

– Надела монашеские одежды и отправилась странствовать, желая еще раз увидеть землю, где была так счастлива. А потом удалилась на одинокий остров, где и умерла.

– Да, история в твоем вкусе. Достаточно драматична.

– Итак, прежде всего мы должны отыскать ручей, – повторила Патриция.

Они вернулись к воротам и принялись неторопливо обследовать усадьбу, переходя от домика к домику.

– Все это мне напоминает приступ кладоискательства, каким одно время были одержимы мы с Эдмоном, – заявила Элен, пробираясь между кустами. – Тогда мы жили у родственников. Тетя была человеком строгим и улыбалась, только когда узнавала, что принадлежащие ей акции идут вверх. В дяде же мы души не чаяли. Он был охоч до всякого рода розыгрышей. Помню, один раз он за ночь пришил триста шестьдесят пять бантиков к форме гостившего на вилле офицера. Тому предстояло вставать затемно. Он поднялся, пощелкал выключателем, но свет не зажегся. Офицер высунулся на лестницу и спросил, что случилось. Снизу ответили, что во всем доме нет электричества. Тогда он спросил, сколько времени. Ему ответили, что шесть, а он должен был выйти в пять. Придя в ужас от возможности опоздать на службу, он впопыхах ощупью оделся, выбежал из дому и сел в машину. Больше всего дядя опасался, что офицер увидит себя в автомобильном зеркальце. Но он всю дорогу посматривал на часы (разумеется, заблаговременно переведенные). Говорят, когда он как ошпаренный выскочил из машины на плацу, то имел небывалый успех. Триста шестьдесят пять бантиков впечатляют сами по себе, но наиболее восхитительный, трехцветный бант (в тон родного флага) красовался на его фуражке.

– Элен, ты сочиняешь! – воскликнула Патриция, слабея от смеха и прислоняясь к сосновому стволу. – Признайся же, сочиняешь!

Элен блеснула глазами.

– Вот еще! Могу рассказать, как этот офицер отомстил дяде.

– Расскажи. – Патриция оттолкнулась от ствола и побрела вдоль галереи, намереваясь обойти центральное здание. Элен последовала за ней.

– Не прошло и месяца, как офицер принес дяде большой саквояж и страшным шепотом попросил спрятать в укромном месте. Дядя, привыкший друзьям ни в чем не отказывать, отнес саквояж в грот в парке и забыл о нем. Но ровно через неделю к нему постучались люди в форме и заявили, что дядин друг арестован – как глава тайной террористической организации, а сам дядя подозревается в пособничестве террористам и хранении оружия. Дядя рванулся было звонить адвокатам, но, увидев, что незваные гости принялись обшаривать парк, бросил телефонную трубку и кинулся к ним. Убежденный, что в саквояже по меньшей мере взрывчатка, он целый час водил гостей по парку, стараясь отвлечь их внимание от грота. Хватался за сердце, когда они приближались к фонтану – и гости добросовестнейшим образом осматривали фонтан. Без сил опускался на скамью, заметив, что люди в форме заинтересовались каменной вазой с цветами, – и они попусту кружили возле вазы. Как рассказывали потом сами добровольцы, игравшие роль ретивых ищеек, труднее всего им было удержаться от смеха, видя дядины хитрости. Тем не менее они не только удержались от смеха, но и продолжали дяде подыгрывать. Наконец настал роковой момент, саквояж вынесли из грота и дядю грозно спросили, ему ли принадлежит «это». Дядя мужественно ответил: «Да».

Тогда из саквояжа извлекли полдюжины бутылок превосходного вина, какие и были распиты при появлении столь вовремя подоспевших адвокатов (им позвонила тетя) и предводителя-террориста.

Патриция, смеясь, обернулась. Знаком показала, что надо возвращаться – они достигли уже каменной стены – и обследовать другую часть усадьбы. Элен пропустила ее вперед и продолжала повествование:

– Вернусь к происшествию с кладом. Дело в том, что у дяди на вилле был одноногий садовник. Несмотря на свое увечье, он слыл весельчаком и с утра до ночи распевал песни. Человек на протезе, горланящий песни… Кем он мог быть? Разумеется, пиратом. Мы с Эдмоном поделились своим открытием с тетушкой. Она кисло ответила, что детям нашего возраста пора было бы обзавестись некоторыми добродетелями, как-то: умом, скромностью… Ну, и дальше сорок два пункта. А дядя от нашего открытия пришел в восторг. Он сказал, что сам подозревал нечто такое. И добавил, что где-то поблизости непременно зарыт клад. Пираты всегда прячут награбленное.

Тут Элен остановилась.

– Нет, эта животрепещущая история требует подробного изложения. Была темная душная ночь. Луна бледным диском сияла в небе. Ее призрачный свет…

– Прекрати, – сказала Патриция.

– Не узнаешь стиля твоих любимых детективных романов? Жаль, я не успела добавить: «И под старыми тополями на кладбище было все так же тихо и спокойно. Но вот послышались крадущиеся шаги, и тень, закутанная в рваный саван…»

– Уймись!

– Ладно, так уж и быть. Кладбища там не было и семейного склепа тоже. Но зато были два больших подвала, выложенных огромными каменными плитами. Как раз под такими плитами – по нашему разумению – и должны были покоиться сокровища. Вдобавок особенное подозрение нам внушал грот да еще парочка дубов-патриархов. В одном было соблазнительное дупло (мы засовывали руки по локоть, но дна не доставали), а у корней второго земля осыпалась, образовав небольшую пещеру. Разумеется, мы и предположить не могли, что земля осыпалась сама собой. Недаром садовник все время ходил с лопатой. Мы разгадали его тонкий замысел. Он и садовником прикинулся только ради того, чтобы получше запрятать свои богатства. Стоило ему вскопать клумбу или посадить куст, как мы немедленно перекапывали это место заново. В конце концов тетя заявила, что парк стал напоминать золотой прииск, и она от этого не в восторге. Тогда дядя поспешил направить наши мысли по иному пути. Он сказал, что садовник – очень хитрый пират и лопату носит, конечно, только для отвода глаз.

Патриция так заслушалась, что на время забыла о поисках ручья и присела на ступени пагоды, внимая рассказчице. Элен стояла рядом, машинально вертя в руках кленовый лист и стараясь припомнить все как можно точнее.

– Мы с Эдмоном ходили по пятам за садовником целый месяц. Он со вкусом петлял по всему парку, каждый раз наводя нас на новое место. Мы уже начали подозревать, что он просто забыл, где спрятал сокровища. Но вот три вечера подряд садовник заканчивал свои скитания возле беседки. На третий раз мы многозначительно переглянулись и кивнули, что означало: «Сегодня ночью».

Честно выждав, когда наступит полночь, мы поднялись, оделись и крадучись спустились по лестнице. Кстати, должна заметить: луна на небе все-таки присутствовала и свет ее только и делал, что заливал террасу. Мы старались идти как можно тише, потому что в доме было полно гостей. И в самых дверях столкнулись с дядюшкой. Ожидали, что он немедленно велит нам ложиться спать. Вместо этого дядя поочередно прижал нас к груди и облобызал.

«Я все понял, – прошептал он. – Желаю удачи. Помните, я тоже в доле».

Это заявление нас несколько обескуражило, но мы быстро решили, что не поделиться с дядей было бы просто свинством, и утешились.

Едва мы спустились в парк, как от статуи отделилась черная тень, и дядин приятель-офицер потребовал, чтобы мы пожертвовали часть клада «на благо отчизны».

Мы растерянно обещали, и он исчез так же беззвучно, как появился. Не успели мы сделать и пяти шагов, как из сиреневых кустов донесся замогильный голос, призывавший нас пожалеть бедных.

Чуть не бегом мы промчались по дорожке и у самого грота столкнулись с ученым, который доверительным тоном сообщил, что опыт его близится к завершению, нужна лишь небольшая сумма…

Вырвавшись от ученого, мы угодили в объятия хозяйки приюта для брошенных животных. Тут уж сами предложили отдать часть найденного.

Тогда я впервые поняла, какое опасное занятие кладоискательство – вас могут просто раздавить в толчее.

Короче, нам оставалось утешаться тем, что, быть может, клад окажется очень большим. Два часа мы ковыряли землю вокруг беседки, пока не наткнулись на коробку. Открыв ее, поняли, что в розыгрыше приняла участие и тетя. В коробке лежала книга «Правила этикета». Она была заложена на главе, начинавшейся словами: «Находясь в чужом доме, не следует по ночам…»

Убитые горем, мы поплелись обратно. Мало этого, каждый из дежуривших в парке счел своим долгом подойти, поздравить нас, а также заявить, что отказывается от своей доли клада в нашу пользу. От обиды мы три дня не разговаривали с дядей. Но для него эта история тоже закончилась неожиданно.

Тетя заявила, что и она наделена чувством юмора и желает принять участие в розыске сокровищ. Удалилась в город. А вернулась в таком колье, что у дяди пропал не только смех, но и аппетит.

– Вот как надо обходиться с мужчинами, – сделала вывод Патриция, поднимаясь со ступеней и направляясь к очередному домику.

– Вспомни об этом, когда встретишься с Эндо.

Патриция нагнулась, проскользнула под низко опущенной кленовой веткой.

– Когда еще мы встретимся. Счастье, что хоть повидались. Я ведь даже не знала, жив ли он. Сама понимаешь, война… – И Патриция вздохнула.

Элен отнеслась к этому крайне неодобрительно. Считала, что вздыхать должен мужчина. А если он не испустил ни единого вздоха и вдобавок не соизволил лишиться сна и аппетита от любви, то тратить на такого время – себя не ценить. Элен собралась в подробностях изложить свою точку зрения, но Патриция внезапно закричала, возбужденно указывая пальцем:

– Вот он, ручей! Значит, это – Павильон Зеленого Солнца.

И замерла в благоговейном молчании, Элен тоже окинула взглядом постройку. Любоваться было нечем. Павильон просматривался насквозь и был схож с прочими развалинами. Темные деревянные столбы, изящные перила… Отличие, пожалуй, заключалось лишь в том, что ступени, ведшие на веранду, располагались не с одной стороны дома, а со всех четырех. Росший поблизости клен укрыл опавшей листвой часть веранды. Это и в самом деле было красиво, но совершенно не объясняло экстаза Патриции.

Элен выждала минуту-другую. Потом кашлянула. Потом переступила с ноги на ногу. Патриция не выходила из столбняка. Элен обошла вокруг и хлопнула в ладоши перед ее лицом.

– Перестань! Что ты, в самом деле, – разгневалась Патриция.

– Ну, наконец-то. Думала, тут осталось только бренное тело. Душа перенеслась в двенадцатый век.

– Между прочим, мы с тобой стоим в центре Лисьего города, – заметила Патриция. – Здесь кругом владения лисиц. Весь холм изрыт норами.

– Откуда, по представлениям тайанцев, берутся оборотни?

– Считается, что души несправедливо обиженных воплощаются в лисиц, а по ночам принимают человеческое обличье, чтобы наказывать злых и хитрых людей. Ведь даже самым пронырливым негодяям не равняться в плутовстве с лисицами.

– Смотри, – сказала Элен.

Патриция вскинула голову. На поваленном стволе сидела лисица. Да какая! Лисиц таких размеров ей никогда не приходилось видеть. Лисица сидела неподвижно, как изваяние, обернув длинный пушистый хвост вокруг лап. Только черный влажный нос непрерывно двигался, вынюхивая воздух. Цвета она была не желтовато-рыжего, а, скорее, апельсинно-алого. Солнечные лучи, льющиеся сквозь золотистую крону, озаряли ее до кончика хвоста. Блестел каждый волосок пышной шерсти.

Лисица беззастенчиво разглядывала незваных гостей черными блестящими глазами. Патриция пошевелилась, и лисица прыснула в траву. Мелькнул красноватый хвост – только ее и видели.

– Так и поверишь в переселение душ, – заметила Элен. – Сколько здесь отпечатков лисьих лап, – она посмотрела на влажную землю у ручья. – Действительно, лисье царство.

– Подумать только, к жилищу госпожи Ота приходят одни лисицы! – вновь расчувствовалась Патриция.

– Ты не права, – перебила Элен. – Здесь кто-то был, и совсем недавно.

Она указала на два сломанных папоротника и узкий след, оставшийся на влажной земле.

– А это не мы натоптали?

– Нет, не мы. И моя, и твоя нога значительно шире. Такой отпечаток могут оставить только тайанцы.

– Значит, кто-то из рыбаков…

– Помнится, ты уверяла, что они до самой зимы ходят босыми.

– Тоже верно.

Патриция хмыкнула и присела на корточки, стараясь получше рассмотреть след. Оживилась.

– Элен, а ведь это отпечаток нори – национальной тайанской обуви. Видишь эти выпуклости посередине? Такие следы ни с чем не спутаешь. Нори носили в Тайане все женщины, начиная с древнейших времен до конца прошлого века. До сих пор нори входят в национальный костюм и считаются непременной частью облачения на всех праздниках. Интересно, кому это приспичило шастать в такой обуви по горам?

– Да еще ночью, – подхватила Элен.

– Почему ночью?

– Потому что вчера вечером шел дождь, и следы бы смыло.

– А утром…

– При свете солнца никто не полезет в грязь. Нет, женщина наступила сюда случайно, и наступила в темноте. Судя по направлению следа, поднималась туда, – Элен махнула рукой, – к Павильону.

– Ну, тогда это одна из лисиц, обернувшихся ночью человеком, – засмеялась Патриция.

Они покружили вблизи родника еще некоторое время, но следов больше не обнаружили.

– Любопытно, кто эта особа и куда подевалась, – пробормотала Элен, когда они с Патрицией отправились в обратный путь.

– Не знаю, – рассеянно отозвалась Патриция. – Возможно, в монастыре нашла приют какая-то паломница. Такую обувь носят монахини.

– А-а… – протянула Элен, мгновенно утрачивая интерес к разговору.

– Наверное, с ней можно поговорить о госпоже Ота, – вдохновилась Патриция.

– Монахини обычно знают массу легенд – недаром ходят из края в край. Нет, подумать только, мы сегодня стояли на ступенях Павильона Зеленого Солнца!

Элен только рукой махнула.

– Что это было? – в испуге спросила Патриция, садясь на кровати.

Стук повторился, и все ветхое деревянное сооружение пронизала дрожь.

– Элен, проснись! Что это?

Из-за ширмы донесся негодующий стон, заглушённый подушкой. Патриция встала. За окнами еще царила ночная мгла. Удар повторился, и домик сотрясся.

– Элен!

– Не кричи, – зашипела Элен, приподнимаясь на локте. – Иди встречай. Кормилица твоя приплыла, привезла рыбу.

Патриция шарила в темноте, пытаясь нащупать свитер.

– Элен, хоть бы свет зажгла, выключатель с твоей стороны.

– Обойдешься. И скажи этой ранней пташке, что, если она еще раз явится затемно, я ее утоплю.

Они переругивались вполголоса, пока Патриция разыскивала свитер, а Синь-эй планомерно таранила лодкой веранду.

– Живей, живей! – покрикивала Элен, старательно подтыкая со всех сторон одеяло. – Иначе она разнесет домик вдребезги.

В это время по деревянным полам простучали босые пятки, и в комнату ворвалась Синь-эй, звонко выпалив с порога какое-то слово.

– А где рыба? – полюбопытствовала Элен.

Патриция ее не слушала, о чем-то торопливо расспрашивая девочку. Маленькая рыбачка отвечала, размахивая руками и переступая ногами так, словно рвалась скорее убежать.

– Может быть, и мне дозволят принять участие в разговоре? – осведомилась Элен.

Патриция обернулась к ней.

– Элен, подожди. Дело очень серьезное. Убийство.

Элен поднялась, зажгла свет и торопливо юркнула обратно под одеяло. Патриция в юбке, натянутой поверх пижамных брюк, стояла посреди комнаты. У ног ее валялся свитер. Патриция нагнулась и машинально подняла его, бросила на кровать. Синь-эй выпалила еще несколько фраз. Она была очень возбуждена, небрежно причесана и одета в платье наизнанку.

– Где убийство? В деревне? – спросила Элен.

– Нет. В селении Цуань. Миль пятнадцать к западу.

– Близкое соседство! Откуда же она знает?

– Дедушка навещал кого-то из родственников, вернулся с новостью.

– Кто убит?

– Женщина.

– Спроси подробности.

Патриция снова вступила в переговоры. Девочка то утвердительно кивала, то мотала головой.

– Элен, она ничего толком не знает. Подслушала разговор взрослых. Оповестила нас, а теперь рвется бежать рассказать тем, кто вернется с ночного лова.

– А она, часом, не перепутала?

Патриция принялась настойчиво выспрашивать. Девочка даже ногой притопнула, отвечая. Развернулась и убежала. Патриция вышла, чтобы помочь ей отвязать лодку. Домик сотрясся в последний раз, и Синь-эй отчалила.

Патриция перегнулась через перила. Лодка мгновенно растворилась во тьме, слышался только слабый плеск весел. Мрак все еще казался непроглядным, но Патриция знала, как скоро и стремительно обрушится день.

Постояла несколько секунд на веранде, понимая, что дрожит не только от холода, и стараясь взять себя в руки. Новость ее оглушила. Тайанцы – вечно приветливые, смеющиеся, слагающие стихи! Удивительно гостеприимные, невероятно щедрые. За все время жизни в Тайане она ни разу не сталкивалась даже с грубостью, не то что с преступлением. Конечно, разумом понимала: если полиция существует, то работа для нее находится. Но весь опыт общения с тайанцами заставлял Патрицию восставать против нынешнего известия.

«Убийство совершено не в переполненной столице, а в крохотной деревеньке, где все друг друга знают. Как, почему, из-за чего? Разве мало жизней унесла война, чтобы теперь, в мирное время, тайанцы начали убивать друг друга?»

Патриция вернулась в комнату и обомлела, обнаружив, что Элен стоит, закутавшись в одеяло, и роется в сумочке.

– Что ты там ищешь?

– Карту. Ах, чтоб тебя! – Элен перевернула сумочку и вытряхнула на кровать содержимое.

Разумеется, карта оказалась внизу. Элен развернула ее.

– Вот. – Патриция указала на самую оконечность мыса.

Элен торопливо полистала справочник.

– Ara! Пат, взгляни на часы.

– Четыре утра. Нет, уже четыре с четвертью.

– Четыре с четвертью. – Элен на мгновение задумалась. – Успею.

Принялась лихорадочно одеваться. Патриция, сидя на кровати, молча хлопала глазами. Наконец выдавила:

– Ты куда?

– В пять тридцать из рыбачьей деревеньки отправляется автобус – прямехонько до места происшествия.

– Ну и что?

– Съезжу, разберусь, в чем дело. Вечером вернусь.

Патриция всплеснула руками:

– Зачем ты туда помчишься?

– Выяснить, кто убит и почему. Одно дело, если ревнивый муж зарезал жену, и совсем другое, если объявился маньяк. Мы живем уединенно…

– Много выяснишь – со своим знанием языка? Ты и до места не доберешься.

– Вот еще! Спросить, как пройти, я сумею.

– А кроме этого? Ты же не в столицу отправляешься – в рыбачью деревню.

– Сама уверяла, будто в Тайане чуть не каждый второй говорит по-французски. Мол, когда-то здесь потрудились французские миссионеры, традиция осталась…

– Я преувеличила, – живо покаялась Патриция.

– Поедем со мной? – предложила Элен, впрочем, безо всякой надежды.

– Издеваешься? Тащиться за пятнадцать миль, чтобы полюбоваться трупом? Спасибо. И тебе не советую. Ничего не узнаешь, устанешь и расстроишься.

Но Элен могла сомневаться в чем угодно, только не в собственных силах.

– Не переживай, справлюсь. В крайнем случае, запишу показания очевидцев на диктофон, ты потом переведешь.

– В тебе проснулся журналистский азарт, – обвиняюще произнесла Патриция.

– Убийство в тайанской провинции такая редкость! Как я могу упустить подобный случай? Это было бы профессиональным преступлением.

Она кинула в сумочку фотоаппарат.

– И что я буду делать весь день? – ныла Патриция. – Мы же собирались заняться «Историей среднего княжества».

Элен мельком бросила взгляд на пухлый том, венчавший высоченную стопку книг, но раскаяния не ощутила.

– История подождет. Среднего княжества уже триста лет как не существует…

– Четыреста, – поправила Патриция.

– Тем более. Что для него еще день-другой небытия? – Элен взмахнула пуховкой – вверх взвилось облако пудры, – затем напутствовала подругу: – Не вздумай никуда уходить. Пятнадцать миль не расстояние для маньяка.

– Спасибо, утешила!

Элен уже обувалась. Патриция покачала головой:

– Ты ли это, Элен? Ты готова встать в четыре утра и проделать пешком три мили, а потом трястись в автобусе, чтобы увидеть чей-то безвестный труп? А я впустую трачу время, вожу тебя по дворцам и храмам. Почему же ты не сказала, что предпочитаешь иные развлечения?

Элен, уже в дверях, прощально взмахнула рукой. Патриция вышла следом, постояла на мостках, глядя, как удаляется во тьму светло-серая куртка. Оглянулась на море. Горизонт окрасился алым, звезды выцвели, небо начало розоветь. Наступил рассвет. Порадовавшись, что Элен не придется пробираться лощиной в темноте, Патриция вернулась в дом. Начала собирать разбросанные в спешке вещи. Неожиданно издала горестный вопль:

– Она забыла диктофон!