Текст книги "Павильон Зеленого Солнца"

Автор книги: Юлия Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Элен широко раскрыла глаза. По коридору отеля двигался букет. Выступал не спеша, с чувством собственного достоинства, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Приветливо кивали хризантемы, пламенели георгины, колыхались головки осенних тайанских роз. У букета было четыре ноги. Правда, они никак не могли попасть в такт друг другу. Одной паре все время приходилось либо удваивать шаг, либо мелко семенить, подлаживаясь ко второй. Букет подплыл к двери номера Патриции и принялся стучать. Ногами. Патриция медлила открыть, и букет неожиданно начал разваливаться. Из глубины его послышались негодующие голоса. Обладатели букета не успели выяснить, кто виноват. Дверь отворилась, и на Патрицию обрушился цветочный дождь. Остатки букета втянулись в номер, дверь захлопнулась. Элен бегом преодолела расстояние, отделявшее ее от двери. Вошла.

По ковру на четвереньках, собирая упавшие цветы, ползали трое. Тайанцы, одетые как братья-близнецы – в свитера и потертые джинсы, и Патриция – в точно таком же наряде. Видно, она тщательно подготовилась ко встрече со старыми друзьями. Вырядилась так безобразно, что могла не бояться поставить своих приятелей в неловкое положение.

– Познакомься, – сказала Патриция. – Комито Сэй и Тои Хонте. Профессор Шень был так любезен, что дал мне их телефоны. А это Элен, я вам о ней рассказывала.

Элен с удовольствием отметила, что Патриция говорила не по-тайански, а по-французски.

Мужчины встали на ноги и поклонились. При том, что на них были одинаковые свитера и джинсы, Элен затруднилась бы представить двух тайанийцев, столь мало друг на друга похожих. Комито выделялся светлым цветом кожи. Тои загорел до черноты. У Комито волосы выбивались из-под темно-синей кепки (похожую Элен видела на Эндо). Тои был коротко подстрижен. Комито улыбался широко, от уха до уха. Тои – скорее затаенно, смущенный и тем, как произошло вручение цветов, и тем, что его застигли ползающим на четвереньках. Взгляд Комито был рассеянным, как у человека, погруженного в свои мысли. Тои, напротив, смотрел пристально, даже пронзительно – вряд ли от его внимания могло что-нибудь ускользнуть.

Комито с Патрицией восстановили букет и утвердили его в огромной напольной вазе. (Как уверяла Патриция, ваза делалась на вкус иностранцев, а потому Элен стеснялась вслух признать, что находит ее восхитительной. Края вазы расходились лепестками и были окрашены в нежно-розовый тон, подобно лепесткам лотоса. По горлышку вился узор в виде причудливо меняющихся облаков; ниже начинались рельефы: цапли меж высоких цветов ириса.)

Тои занялся поиском удобного места для Элен. Осведомился, желает она сидеть в кресле или на стуле? В кресле, наверное, ей будет удобнее. И не задернуть ли штору, чтобы солнце не било в глаза? И не отодвинуть ли вазу, чтобы не обеспокоил слишком крепкий аромат цветов?

Элен благосклонно заняла предложенное кресло, разрешила задернуть штору и позволила вазе остаться на прежнем месте.

– Вчера вы сказали, что хотите уехать. Уже решили куда? – обратился Комито к Патриции.

– Честно говоря, по цене нам подошел только один дом. – Патриция развернула крупномасштабную карту, ткнула пальцем. – Здесь. Больше всего меня прельстило то, что дом расположен неподалеку от Павильона Зеленого Солнца.

Тои даже привстал.

– От Павильона Зеленого Солнца?! И вы… вы согласились?!

– А что такое? – встревожилась Элен.

– Отправиться в эту… – Тои не находил слов. – В эту глушь!

Элен жалобно вздохнула – наконец-то нашла сочувствующего. Обернулась к Комито, надеясь обрести поддержку и в нем. Комито вознегодовал:

– Как можно называть глушью место, где томилась в изгнании госпожа Ота?

– Госпожа Ота томилась, так теперь еще должны томиться две очаровательные женщины? – перебил Тои.

– Напротив. Они будут наслаждаться, взирая…

– На руины, – подхватил Тои. – Не уверен, что это доставит им удовольствие.

Элен всерьез обеспокоилась.

– Там что, ничего нет, кроме руин?

– А что тебе еще нужно? – удивилась Патриция. – Руины создают настроение.

– Мрачное, – констатировала Элен.

– Нет. Поэтическое и…

– Унылое.

– Нет. Возвышенное и…

– Безнадежное.

– Нет. Превосходное! – упорствовала Патриция.

– Мы с вами остались в меньшинстве, – заключила Элен, обращаясь к Тои.

– По-моему, голоса разделились поровну, – возразил тот.

– Не забывайте, на их стороне агент, всучивший нам эту хижину.

Элен достала из сумочки цветную фотографию, показала Тои.

– Наше будущее жилище. Чувствуется разница, да? – Она выразительно обвела взглядом комнату, уделив особое внимание стенам, обитым знаменитым тайанским шелком – на золотом фоне распустили великолепные хвосты павлины.

– Выглядит очень ветхим, – заметил Тои, возвращая фотографию. – На вашем месте я бы ни за что не поехал.

Патриция, возмущенная не меньше Комито, громко заявила:

– А я бы на ее месте радовалась, что нашла хотя бы такой дом. Обратного хода нет, мы уже подписали договор и получили ключи. Теперь вопрос, как перебраться в новое жилище.

Элен уже знала, что такое – тайанский транспорт. Дважды ездила в метро, один раз – на автобусе и полагала, что воспоминаний хватит надолго. Тем не менее сейчас она ничуть не взволновалась. «В номере, кажется, присутствуют мужчины? Пусть они и волнуются».

Комито с Тои проявили нужную чуткость и принялись совещаться, как лучше доставить женщин до места. Комито проверил содержимое карманов и предложил поймать такси. Тои покачал головой и постучал пальцем по карте.

– От шоссе три мили топать пешком? С багажом, заметь.

– Что предлагаешь?

– У твоего брата есть моторная лодка. Одолжи. Доберемся морем.

Комито потянулся к телефону. Все выжидающе замерли. Комито успел сказать одну фразу, затем только хмыкал и улыбался. Наконец повесил трубку и повернулся к остальным.

– Представляете, его близнецы сжевали тюбик зубной пасты. Взялись зубами с двух сторон. Один – выдавливал, второй – заглатывал. Жена в истерике. Он ее уверяет: «Здоровее будут». Без толку, уже приготовилась к похоронам. – Комито махнул рукой.

– Ты про лодку спросил? – хмуро напомнил Тои.

Комито хлопнул себя по лбу.

– Забыл. Придется перезванивать. – Он неуверенно посмотрел на телефон. – Вообще-то, им не до меня.

– Если бы ты попросил, брат бы не отказал, верно? – осведомился Тои.

– Верно. Но вдруг ему самому понадобится лодка?

Тои усмехнулся:

– Ему, кажется, нынче не до катаний. Считай, разрешение получено. Можем плыть.

Элен вновь улыбнулась Тои. После знакомства с Эндо и Комито он был первым, кто доказал, что и среди тайанцев попадаются нормальные люди.

Тои продолжал доказывать это всю дорогу. С большим удобством устроил Элен на переднем сиденье такси, затолкав на заднее себя, Патрицию, Комито и багаж.

Прибыли на пристань. Воды не было видно из-за десятков, сотен маленьких суденышек, покачивавшихся на волнах вплотную друг к другу. Элен не верилось, что владельцы лодки, привязанной у самого берега, смогут проложить себе дорогу к выходу из залива. Кроме того, она не представляла, каким образом растяпа Комито сумеет отыскать нужную лодку. Вероятно, Комито этого тоже не представлял, потому что пристроился в хвосте процессии, возглавляемой Тои.

Тот лучше Комито знал путь к лодке его брата. Он же позаботился о запасной канистре с бензином, разместил багаж так, чтобы вещи никому не мешали и в то же время не было опасности их потерять. Выяснив, что Патрицию может укачать, умудрился раздобыть необходимые таблетки, не задержав отправление ни на минуту.

Элен шепнула Патриции:

– Начинаю верить, что и мужчины бывают не совсем бестолковы.

Патриция пропустила ее слова мимо ушей, зная, что Элен решительно не способна увлечься человеком, одетым в потертые джинсы и свитер. Кроме того, Патриция торопилась обсудить с Комито вопрос: госпожа Ота отправилась в изгнание пешком или в повозке? Половина ученого мира Тайана стояла за повозку, тогда как другая половина утверждала прямо противоположное, Патриция с Комито оказались в разных лагерях.

Элен с Тои обсуждали вещи несравнимо большей важности, как то: удобно ли Элен сидеть, не мешает ли угол чемодана, не хочет ли она пить, понравился ли ей Тайан?

– Надеюсь, вы не скоро уедете, и мы еще…

Дальнейшего Элен не услышала из-за громкого спора Патриции с Комито.

– Стал бы северный князь заботиться…

– Проделать этот путь пешком…

Элен с Тои переглянулись и улыбнулись с полным пониманием. Правда, улыбка мгновенно сбежала с губ Элен, когда выяснилось, что лодкой намерен управлять Комито. Она мужественно закрыла глаза и не открывала до тех пор, пока ровный гул мотора и ветерок, бьющий в лицо, не дали понять, что лодка вырвалась на простор чистой воды.

…Берег терялся в туманной дымке. На горизонте, едва различимые, виднелись корабли. Волн не было, только легкая рябь морщила гладь залива. Элен любовалась пенным следом за кормой, прислушивалась к нескончаемому спору Комито и Патриции, перешучивалась с Тои и была даже несколько разочарована, когда путешествие подошло к концу. Берег начал стремительно приближаться, стала отчетливо видна прибрежная полоса и маленький домик на сваях, покоившийся в совершенном одиночестве. Типичное тайанское жилище – высокая крыша с загнутыми углами, легкие стены, решетчатые ставни на окнах. Открытая веранда была обращена в сторону моря, широкие ступени спускались к самой воде. С берегом дом соединялся длинными мостками.

Комито лихо подвел лодку к веранде и, выпрыгнув на ступени, закрепил канат, подал руку девушкам. Потом вместе с Тои выгрузил багаж и хотел помочь Элен с Патрицией обустроиться в новом жилище, когда приятель толкнул его локтем.

– На твоем месте я бы не стал задерживаться.

– Почему?

– Видишь ли, таблетки против морской болезни я одолжил у твоего брата. Он как раз спешил к лодке, собирался плыть за врачом…

– Для ребенка? – посерел Комито.

– Для жены. Мне удалось отправить его в лавку за водой. Думаю, прошло уже несколько часов, как он вернулся.

Только особая изворотливость спасла Тои. И только перила веранды уберегли Комито от падения в воду, когда приятель уклонился от удара. Тои спрыгнул в лодку и отвязал канат, полоска воды между лодкой и ступенями веранды стала увеличиваться. Пока расстояние не сделалось непреодолимым, Комито поспешил присоединиться к приятелю. Прощание вышло несколько скомканным. Патриция с Элен едва успели крикнуть:

– До свида…

Взревел мотор, и лодка понеслась прочь. Подруги остались вдвоем. Элен живо вообразила, какой скандал бушует сейчас в лодке и какой еще разразится на берегу, когда Комито встретится с братом. Приходилось признать: своими улыбками она вдохновила Тои на сомнительный подвиг. Элен сказала:

– Поначалу Тои показался мне менее сумасшедшим, чем остальные тайанцы. Увы, вижу, первое впечатление было обманчивым.

– Во всяком случае, он менее сумасшедший, чем Комито. Утверждать, будто госпожу Ота отправили в ссылку в повозке…

Взглядом Элен дала понять, что общение с тайанцами плохо сказывается на Патриции. Затем обозрела окрестности и глубоко вздохнула. Патриция тоже осмотрелась. За спиной у нее синело море. Впереди лежала узкая лощина, зажатая меж двух гор. С одной горы доносился гулкий звук колокола, сзывавший монахов на вечернюю молитву; закатные лучи солнца освещали изогнутую крышу храма. Вершина второй горы была погружена в тень и безмолвие.

– Нет, я не понимаю, чем ты недовольна.

– Об этом я и мечтала, – заметила Элен. – Во цвете лет сделаться отшельником.

– Зачем же отшельником? – запротестовала Патриция. – Здесь есть люди.

– Ну что ты, дорогая. Не стоит преуменьшать. Скажи уж – просто столпотворение. Боюсь, как бы нас не смяли в давке.

Патриция вновь обвела взглядом пустынный берег. Нашлась:

– В трех милях рыбачье селение.

– В трех милях? Ну, это не расстояние. С детства обожаю совершать ежедневные шестимильные прогулки. И не надо думать, чем себя занять весь день. Пока туда дотащимся, пока обратно, пока отдышимся – можно и спать ложиться.

– Не преувеличивай. Потом, если не захочется идти к рыбакам, можно подняться в гору. До монастыря не больше полутора миль.

– Как, всего полторы мили? Это же меняет дело! Правда, надо карабкаться в гору, и, заметим, крутую.

– Только в одну сторону, – робко поправила Патриция.

– Что?

– Только в одну сторону карабкаться.

– Как я не учла, – оживилась Элен. – Правильно, обратно покатимся без особого труда.

– Но, Элен, ведь это тот самый «Печальный приют», воспетый прекрасной госпожой Ота. Подумать только! Госпожа Ота бродит по этому берегу. И возможно, именно тогда в ее сердце родились строки знаменитой поэмы. Ты разве не испытываешь трепета, Элен?

– Испытываю. Когда думаю, что скоро стемнеет, а мы с тобой одни-одинешеньки.

– Разве это уединение? Вот госпожа Ота закончила дни свои на крохотном островке, где не было ничего, кроме нескольких валунов да корявой сосны, цеплявшейся за сухую почву. «Так и я корнями за жизнь цепляюсь…» Ах, Элен, ни один перевод не дает понятия о ее дивных певучих стихах. Я не могу до тебя донести их звучание.

Патриция на секунду умолкла, затем продолжала с воодушевлением:

– Ученые никак не сойдутся во мнениях, где именно она умерла. Пять островов оспаривают честь считаться ее последним пристанищем. Представь, как чудесно было бы пожить на таком островке. Проникнуться чувствами человека, отрезанного от всего мира. Ты не находишь?

– Так, – сказала Элен. – Я нахожу, что здесь премилый уголок. Просто чудесный. И рыбачья деревенька в трех милях. Что такое три мили, а, Пат?

– Да, конечно… И дом нам достался так дешево. Где бы еще мы нашли жилище за столь низкую плату?

Элен молча оглядела легкое деревянное строение, стоявшее «между водой и берегом» на сваях.

– По совести говоря, это нам должны были бы заплатить за то, что мы согласились здесь жить. Агент провернул недурную сделку. Загнал нас прямехонько в двенадцатый век.

– Если бы, – вздохнула Патриция. – О таком я бы просто мечтала. В двенадцатом веке здесь как раз свирепствовала эпидемия чумы…

Элен бросила на нее уничтожающий взгляд.

– Желаешь, чтобы с десяток забытых Богом уголков спорили о твоем месте последнего упокоения?

Патриция смутилась.

– Дело не в чуме. В то время ходили по земле прекрасная госпожа Ота и поэт Сю-Тей, воспевший ее в семистах семидесяти семи стихах…

Они все еще стояли на веранде. Четыре точеных столба поддерживали крышу; дерево потемнело от времени и хранило своеобразный запах морской воды и водорослей. Патриция опустилась в одно из легких плетеных кресел и осмотрелась в поисках (как решила Элен) нового источника беспредельного ликования. И немедленно заголосила:

– Ты посмотри, какой вид! До самого горизонта – только вода и небо!

– Угу, – ответила Элен. – В прилив вода поднимется до ступеней веранды, а во время шторма зальет и веранду. Уверена, здесь все полы прогнили.

– Ты мрачный ипохондрик!

– Нет, я просто мечтаю о ревматических болях в спине и подагре.

– Кстати, – заинтересовалась Патриция, – что такое подагра?

– Думаю, мы скоро это узнаем, – зловеще отозвалась Элен.

Они переглянулись и дружно фыркнули. Затем принялись обследовать дом. В нем оказались три небольшие комнаты, которые по желанию можно было превратить в зал – вместо стен стояли легкие раздвижные перегородки, складывавшиеся, как ширмы.

Патриция взялась распаковывать чемоданы. Элен продолжала бродить по дому.

– Что ты ищешь? – удивилась Патриция, видя, как Элен в сотый раз сдвигает и раздвигает перегородки.

– Мебель, – деловито отозвалась подруга.

– Вот, – Патриция указала на две кровати, разделенные ширмой. – Есть еще стенные шкафы.

– Да, многовато. Можно сказать, дом заставлен, повернуться негде. Обедать будем на полу?

– На веранде есть стол.

– Замечательно. Вообрази: хлещет дождь, мы сидим в плащах с капюшонами. «Что-то суп нынче жидковат». – «Когда подавала – густой был. А теперь, конечно, разбавило».

– Внесем стол в комнату. Или поедим на кухне.

– Ты обнаружила здесь кухню?

– Да, – Патриция махнула рукой, – там.

– Я думала, это кладовка.

– Здесь есть и ванная.

Лицо Элен перекосилось от ужаса.

– Пат, – застонала она, – только не говори, что эта купель для крещения младенцев и есть ванная.

Патриция послушно промолчала. Захлопнула чемодан и села на него.

– Послушай, не на век же мы здесь поселились. Я Эндо даже адреса не оставила – за полгода еще сто раз успеем переехать.

– Приятно сознавать, что ты решила обосноваться в Тайане надолго. На какие деньги думаешь жить?

– Рано или поздно удастся пристроить мой труд по архитектуре Тайана. Журнал купит твои статьи… И потом, у тебя же есть брат. Пускай позаботится о сестре. Скажи, ты ему позвонила?

– Да.

– И что же?

– Не успела поздороваться, как он закричал: «Сестренка, до чего же я рад тебя слышать! Ты удивительно кстати. Одолжи мне немного денег».

– Ясно. – Патриция вздохнула. – Во всяком случае, в ближайшие дни голодная смерть нам не грозит. В деревенской лавке купим продукты, свежей рыбы будет вдоволь.

– Патриция… – Элен с проснувшимся интересом воззрилась на подругу. – Ты, случайно, не помнишь, фарфоровый чайник мы положили в мой чемодан или твой?

Патриция взвилась, словно подброшенная пружиной.

Маленький домик содрогнулся от удара. Элен открыла глаза. «Тайфун или землетрясение?» По потолку комнаты бежала мелкая солнечная рябь. Слышался плеск воды. Элен поднялась и заглянула за ширму. Патриция спала беспробудным сном.

– Проснись, мы тонем!

Сказать, что Патриция не пошевелилась, было бы ложью. Она повернулась, зевнула и натянула на голову одеяло.

– Так и знала, что ты встревожишься, – заметила Элен. – Не паникуй, возможно, мы еще выживем.

Патриция буркнула что-то неразборчивое и положила на голову еще и подушку. Элен вздохнула и вышла на веранду. Солнце стояло высоко, лучи его заливали веранду, золотили простенькую плетеную мебель – кресла и стол. На столе в небольшой вазе пламенел ворох кленовых листьев,

…Маленький домик содрогнулся вторично. Элен перегнулась через перила.

На волнах покачивалась лодка, а в лодке, орудуя двумя огромными веслами, сидела маленькая девочка. Лодка описывала круги, время от времени ударяясь о ступени веранды. Тогда ветхий домик ходил ходуном.

– Тоже мне, Нептун – гроза морей! Кидай конец.

Девчушка прекрасно поняла, что от нее требовалось, и бросила Элен веревку, которую та привязала к перилам. Затем девочка с видимой натугой приподняла большую корзину из ивовых прутьев, прикрытую листьями. Поставила на ступени, выпрыгнула сама и снова взялась за корзину. Элен нагнулась, чтобы ей помочь. Опустив ношу на пол веранды, они выпрямились и принялись друг друга разглядывать. Девочке на вид было лет двенадцать. Босая, в простеньком платьице неопределенного цвета и соломенной шляпе, из-под которой на грудь падали две тонкие черные косы, она ни минуты не могла постоять спокойно.

Сначала, белозубо улыбаясь и что-то приговаривая, поднялась на цыпочки и потрогала волосы Элен. Затем оглядела ее пижаму, расшитую алыми маками; исполнила даже некий танец восторга. Потом опустилась на колени, сняла с корзины листья и, зажав в каждой руке по серебристой рыбине, принялась нараспев расхваливать свой товар. При этом улыбалась и кланялась, так уморительно подражая ужимкам взрослых, что Элен рассмеялась.

– Эй, рыжеволосая, проснись! У нас гости.

Ответа не последовало.

– Патриция, завтрак прибыл!

Это возымело свое действие. По полу зашлепали босые ноги, и Патриция, зевая во весь рот, явилась на пороге.

Вскоре они устроились вокруг стола. Элен с Патрицией воздали должное жареной рыбе, а девочка от столь привычного угощения отказалась, с восторгом накинувшись на сыр и персики. При этом она непрерывно болтала, так что Патриция едва успевала переводить.

– Откуда вы приехали? А плавать вы умеете? Жаль, сейчас холодно и купаться нельзя. А летом у нас жарко, солнце жжет. Я в прошлом году обожглась кипящим маслом, это было очень больно. Вы теперь всегда будете здесь жить? Я живу с дедушкой, он рыбак, а бабушка стала монахиней и ходит с чашей для подаяний. Завтра я снова привезу вам рыбу, и послезавтра тоже. Вы уже поднимались на гору? Мы зовем ее Синь-эй, так зовут маленькую птичку, которая просыпается раньше других. Когда солнце возвращается из-за моря, оно прежде всего освещает вершину Синь-эй. И меня тоже называют Синь-эй, потому что я встаю с первыми лучами солнца. А вторая гора – Лисья, вы туда не ходите, там Лисий город.

Патриция споткнулась на переводе. Глаза ее нехорошо заблестели.

– Что?

– Лисий город. Мой дедушка рассказывал…

Тут Синь-эй перестала болтать ногами, сделала серьезное лицо, откинула косы за спину и заговорила, явно подражая кому-то из взрослых, заученными словами и с заученной интонацией.

– Давно это было. Один бедняк возвращался домой ночью. Шел пешком, устал, проголодался и боялся в темноте сбиться с дороги. Решил заночевать под деревом. Только подумал, смотрит – впереди горит огонек. Обрадовался бедняк: «Если добрые люди огонь разожгли, попрошу погреться, если злые – у меня и взять нечего». Ускорил шаги, подошел ближе, смотрит. Стоит у ворот прекрасная девушка, и в руках у нее фонарь. А по платью словно волны пламени пробегают. Он поклонился, говорит:

«Здравствуй, госпожа. Кого поджидаешь?»

«Того, кто придет», – отвечает девушка.

Взяла его за руку и повела в усадьбу. Бедняк смотрит и удивляется. Много раз ходил он этой дорогой, а такой огромной усадьбы не видел.

Перешли они по мосту ручей, по правую руку один павильон оставили, по левую – другой. Бедняк еще больше изумляется. Не слышал, чтобы в этих краях такие богачи жили. Наконец вошли в дом. Смотрит бедняк – и не дом это, а целый дворец. Потолок золотом расписан, ширмы шелком затянуты, столбы из драгоценного дерева. И царит в зале веселье. Двадцать нарядных дам и кавалеров пируют, стихи слагают, музыкой утешаются. Сел бедняк рядом с прекрасной девушкой, ел в меру, к вину только прикоснулся, в стихах доброту хозяев прославил. До утра тянулся пир. Когда же начало светать, девушка спросила:

«Скажи, чего ты больше всего хочешь?»

Спрашивает, а сама смеется, словно колокольчики звенят. Дрогнуло у бедняка сердце, но вспомнил он о своей больной матери, об умершем отце и сказал:

«Хочу стать ученым человеком и придумать лекарство от всех болезней».

Красавица хлопнула в ладоши, и наступила вокруг темнота. Проснулся бедняк, смотрит – лежит на траве, на опушке леса, до родного дома рукой подать. Понял тогда бедняк, что ни в какой усадьбе не был, а морочили его всю ночь лисицы.

– Лисицы? – переспросила Элен.

– Да, – ответила Патриция. – В европейской традиции оборотни – волки, а на востоке – лисицы.

Синь-эй, очень недовольная тем, что ее перебили, примолкла. Патриция упросила ее закончить рассказ. Синь-эй заговорила неохотно, но быстро увлеклась и продолжала с прежним пылом:

– Поднимается бедняк и видит – на траве маленькая бутылочка лежит. Подобрал он ее и пошел в город. А ровно через год ехал той же дорогой богач. Едет он на коне, под кафтаном тугой кошелек запрятан. Тоже устал и проголодался, тоже боится с пути сбиться. Видит – впереди огонек. Не знает богач, на что решиться. И в лесу ночевать боязно, и на огонь пойти страшно. Вдруг зажгли его недобрые люди – коня отберут, кафтан дорогой снимут, кошелек украдут? Наконец отважился, подъезжает, видит красавицу у ворот. Берет красавица его за руку, ведет в зал, где веселятся дамы и кавалеры. Пьет богач от души, ест – за четверых. А как насытился и захмелел, сказал:

«Отблагодарил бы я вас, да против этого дворца мой дом – лачуга, а против вас я – бедняк».

«Не нужно нам твоей благодарности, – отвечает красавица. – Скажи лучше, чего ты больше всего хочешь?»

А сама смеется, словно колокольчики звенят. Дрогнуло у богача сердце, но вспомнил он о тюках с товарами, в лавках лежащих, и говорит:

«Хочу стать самым богатым, и чтобы остальные ко мне на поклон шли».

Хлопнула красавица в ладоши, все потемнело. Проснулся богач и видит – лежит на зеленой траве. Хватился – нет ни расшитого золотом кафтана, ни коня, ни кошелька. Вскочил он на ноги и, проклиная судьбу свою и коварных лисиц, поспешил в город. Пока лесной чащей пробирался, лицо и руки в кровь изодрал. Прибежал в город весь расцарапанный. Подходит к нему прохожий и говорит:

«Отчего, почтенный, ты не пойдешь к лекарю?»

Отвечает богач:

«У меня и денег нет – заплатить за лечение».

«Не нужны тебе деньги. Наш лекарь лечит бесплатно – от всех болезней».

И пошел богач к бедняку на поклон – отпить лекарства из волшебной бутылочки.

Выслушав сказку, Патриция воодушевилась необыкновенно.

– Мы должны побывать в Лисьем городе.

Девочка энергично затрясла головой:

– Нельзя туда ходить! Вся гора изрыта лисьими норами. Лисицы любят морочить людей. Они обманули даже моего дедушку.

– Неужели? – заинтересовалась Патриция. – Расскажи.

– Меня тогда еще не было. Однажды дедушка поймал много рыбы и повез в город продавать. К ночи не вернулся. Бабушка сильно тревожилась. Дедушка пришел утром – без рыбы и без денег. Объяснил, что возвращался горной тропинкой. И загадочная красавица зазвала его на пир во дворец. А утром он проснулся на голой траве – совсем как в той сказке. И от него действительно пахло вином, а в кармане нашлась красная лента, какими женщины повязывают волосы.

– И бабушке он рассказал историю про лисиц, – подхватила Патриция.

– И бабушка после этого стала монахиней? – уточнила Элен.

Обе хихикнули. Девочка обиделась на этот смех и горячо принялась доказывать, что дедушка всегда говорит правду и что он самый умный, и если уж даже его перехитрили лисицы, то остальным и подавно плохо придется. А если они не верят, то пусть поднимутся на гору и встретятся с оборотнями.

Патриция заверила девочку, что они будут предельно осторожны. Затем Синь-эй получила в подарок изящное зеркальце и заторопилась домой: похвастаться подарком, а заодно потешить всех рассказом о чужеземках.

Едва лодка отчалила, Патриция вскочила на ноги.

– Элен, мы немедленно должны подняться на гору.