Текст книги "Под пеплом вулкана. Остров драконов (СИ)"

Глава 13

После заката жара немного спала. Из зала с бассейном невест проводили в аллею, целиком состоящую из насаждений высоких пиний. За ней располагался амфитеатр.

Строение напоминало раскрытый веер. Лесенки рядов были полностью заняты людьми. По одежде Тесса определяла принадлежность к кастам. В голубых мантиях, окантованных янтарными лентами, – жрецы. В роскошных нарядах разного цвета, но обязательно с алой лентой по нижнему краю туники – нобили. Сенаторы носили белые тоги, затканные золотой нитью. А благородные женщины поверх откровенного платья набрасывали полупрозрачную накидку, чтобы прикрыть плечи и грудь.

Тесса увидела Валеха и Зейриха. Они подходили к амфитеатру со стороны императорского крыла. Зейрих, живой и здоровый, размахивал руками перед по обыкновению спокойным Валехом.

– Старик выжил из ума! – в пылу бросил красный принц.

– Осторожнее со словами, – предостерёг его брат, двигаясь в глубину навеса. Он первым заметил девушку и приветственно кивнул. Тесса ответила искренней улыбкой.

Зейрих прокрутился на пятке, песок под сапогом скрипнул.

– Как же красива моя избранница! Другие невесты перед ней – серая галька.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила девушка.

– Замечательно. Будто бы клинок братоубийцы и не раскроил мне горло.

– Может, я совсем ничего не смыслю, но все принцы рано или поздно становятся братоубийцами.

– Только успешные, – Валех скрыл усмешку в прижатом к губам кулаке.

– Разница есть. – Дрогнуло лицо Зейриха, справедливо принявшего издёвку на свой счёт. – Аларих не гнушается убивать детей в погоне за властью. По крайней мере, он очень хотел извести меня в те годы, когда его влияние на императора ничем не ограничивалось. После восстания Унриха он убеждал отца, что, погибнув в отрочестве, мы не составим угрозы, повзрослев. Так, Валех? Ты тогда уже был зрелым, должен хорошо помнить.

– Не знаю, – спустя мгновение раздумий ответил синий принц и безразлично пожал плечами. – Ни император, ни Аларих не присылали мне стенограммы их разговоров. В итоге все живы.

– Не знаешь, – хмыкнул Зейрих. – Это потому, что в то время ты прятался в провинции. А я был здесь, во дворце, под боком у погибели. Мама направила все силы, чтобы образумить императора. Ей удалось. Благодаря ей я живой.

«И мне».

Когда Сигила прибыла, она заняла место между Тессой и Зейрихом, что подтолкнуло девушку к неприятному открытию: не столько Фрига помеха крепкому союзу с красным принцем, сколько его вездесущая мать.

Архижрец Хросанд, отделившись от курии, расцеловал перстни императрицы с особым пристрастием. Потом потянул скользкие отростки к Тессе. Старательно скрывая отвращение, она приняла его знак внимания, и он, прежде чем отправится восвояси, прошептал:

– Оракулы ведают, ваш дар от Мориотера.

Заявление это значило, что жрецы благосклонно отнеслись к целительнице и не обвинят её в связи со злыми богами. За свой дар можно не бояться. Тесса разглядела в этом участие Сигилы, которой невыгодно портить репутацию своей невестке. Пожалуй, у императрицы и архижреца больше общих интересов, чем должно быть.

Представление началось. Под задорную мелодию кифары и авлоса на сцене появились актёры, ряженые в женщин. Их белокурые парики были завиты по моде, а лица раскрашены так, словно их готовила к выступлению лично Вилмара. Актёры искусно кружились в танце, удивительным образом не падая с высоких сандалий. Янтарные юбки разлетались лесенками, разнося звон колокольчиков, привязанных к их подолам. Странное и яркое зрелище.

Следом поэты в гриме читали восхваляющие оды, обласкивая эпитетами семью императора, а после уступили место сатирикам. Те играли словами, горько шутили, обвиняя мёртвых в пороках живых, и, не стесняясь хлестких выражений, поднимали на трибунах смех.

Сумрак сгустился, вокруг сцены разожгли факелы, чтобы зрители могли в подробностях рассмотреть завершающее представление.

Под воинственный бой барабана навстречу друг другу вылетели два танцора: черная и красная мантии. Летящие рукава их костюмов были расшиты острыми камнями и напоминали чешуйчатые крылья дракона. Лица танцоров скрывались за уродливыми масками с выпирающими клыками и длинным подбородком.

Задрав руки кверху, танцоры медленно заходили кругами, будто готовящиеся вступить в схватку драконы. Барабаны обрушились быстрым боем, загремел ещё один раскатистый инструмент, и мантии слились в танце-противостоянии, извиваясь в тесной близости и сплетая конечности. Вместе с танцорами ветер заставлял плясать огонь, склоняя дымящиеся языки факелов то вправо, то влево.

Тесса прикрыла нос рукавом. От волн дыма защипало глаза. Проморгавшись и снова взглянув на землю, девушка увидела, как красная мантия склонилась в поклоне, прижимая к груди извилистый ритуальный кинжал, а чёрная ничком лежала на земле. Она поняла, что произошло, лишь тогда, когда под лежащим танцором расцвела густая багровая лужа.

Тошнота подкатила к горлу, а сухой язык прилип к нёбу. Стало как-то невыносимо гадко. Поворачивая голову к Сигиле, Тесса чувствовала, как скрипит окаменевшая шея. Женщина, прищурившись, с наслаждением наблюдала за развязкой, острые губы тронула улыбка. Лицо Зейриха ныне в точности повторяло материнское. Только Валех невидящим взглядом упёрся в сцену, а потом скривился, будто учуял дурной запах.

Публика, недолго недоумевая, сорвалась на аплодисменты. Представление должно было закончиться смертью, но что в ней было не так?

Символ. Красное побеждает чёрное. Задумка Сигилы. Лишь глупец не понял бы, что она хочет показать. Ради устрашения Алариха стоило отнимать жизнь у невинного танцора?

Кровожадная женщина перевела на невестку оценивающий взгляд, будто требуя: «Ну же, хлопай».

Тесса за сегодня устала притворяться.

– Я хочу уйти, мне больно на это смотреть…

Сигила сказала:

– Смерть лишь мгновение. На сцене лежит сосуд без души, ничто. Не более чем камень. Тебе же не больно, когда ты видишь камни?

Тесса зажмурила глаза, пока со сцены не стащили остывающий труп.

– Побережём чуткую натуру, мама, – со снисходительной усмешкой сказал Зейрих, положив горячую ладонь на дрожащие колени девушки. – Представление окончено, и мы уже уходим во дворец.

Принц нетерпеливо обхватил ладонью локоть Тессы и, распрощавшись с Сигилой, вывел её из амфитеатра.

– Я пройдусь с вами, – предложил Валех.

– Позволь мне провести время наедине со своей избранницей, – дёрнув невесту в сторону от брата и заслонив её спиной, обронил Зейрих. На что Валех задумчиво качнул головой и уступил, провожая взглядом спины молодой пары.

Красный принц был в приподнятом духе. С наслаждением вдыхая вечерний воздух, в котором Тесса чуяла лишь поветрие смерти, он тянул её за руку, ни живую ни мёртвую. К зрачкам девушки словно прилипла плёнка с неподвижным силуэтом убитого, распластанного в кровавой луже.

– Танцора в красной мантии накажут? – спросила, немного придя в себя.

– Ожила, – ухмыльнулся Зейрих. – Не накажут. То был танец Мориотера, редкое представление. Тот, кто держал кинжал в правой руке, олицетворял жизнь. А тот, кто в левой, – смерть. Вечное течение… На сей раз победила жизнь.

– У танцора в черной мантии не было кинжала. Я бы заметила.

– Разве? – В наигранной задумчивости принц нахмурился и следом самодовольно улыбнулся. – Тогда мама заплатила им двойную цену.

Тот, кто носит красное, обязательно должен сражаться с безоружным и обессиленным, чтобы победить? Задай Тесса этот вопрос Зейриху, он скорее бы разозлился, чем испытал хоть каплю стыда.

– О чем с тобой разговаривал Аларих? На балконе.

– Принцу не понравилось, что Ансару посадили со мной. Попросите императрицу, чтобы её впредь располагали с кем-нибудь другим.

– Что Алариху нравится, а что не нравится, больше не имеет значения, – бросил он, открывая дверь в покои Тессы.

Окна были зашторены, поэтому комната растворялась в розовом полумраке. Сладкий аромат, незнакомый девушке, выплёскивался дымом из кадильницы, забираясь в лёгкие, мутил голову. Бив и Мар кружили вокруг стола, украшая блюда красными цветами. С появлением госпожи и принца они трижды поклонились и мигом исчезли за дубовыми ставнями.

Нехорошее предчувствие собралось комом на дне живота. Ложе устилали новые простыни из алого хлопка, лоснящиеся, гладкие и в своем назначении жуткие.

«Высшие силы…»

На полувдохе Тесса с опаской обернулась и, увидев Зейриха, дрожащим голосом спросила:

– Что вы делаете?

– Раздеваюсь, – расшнуровывая завязки на тунике, он игриво приподнял бровь, как ни в чём не бывало. – Поможешь?

– З-зачем?

Она знала ответ, но надежда, что разговор изменит настрой принца, ещё теплилась в груди. Дурман, вино, еда и хлопковые простыни: всё подготовлено заранее для утех и отдыха. Сигила позаботилась об удобстве.

– Не обманывай, знаю же – ты догадливая. Я собираюсь… – Раскрыв руки для объятий, Зейрих подступил ближе.

– Мне знакомы ваши традиции, – неубедительным, тающим голосом говорила девушка. – Мы не должны сближаться до свадьбы.

– В жерло традиции. Я уже решил, что точно женюсь на тебе. Так зачем откладывать лучшее в браке?

С насмешкой исказив последнее слово, Зейрих бросился к невесте. Тесса, словно перепуганная кошка, отскочила к колонне и сорвалась на крик:

– Традиции – это важно!

– О, родственные боги, хватит строить из себя святую матрону. И не вопи. Ты же не хочешь, чтобы весь дворец узнал, чем мы занимаемся.

Он уже больше с раздражением, чем с желанием, прижал Тессу к колонне горячим, наполовину оголенным торсом. Сбросив с её макушки диадему, провел тяжёлой ладонью по кудрям так, что кожа головы болезненно стянулась. Шумно вдохнул запах волос.

Протиснув между телами сжатые в кулак руки, и с несвойственной ей силой Тесса оттолкнула разгоряченного мужчину.

– Если не можете сдержать своих низменных желаний, идите к Фриге или, на крайний случай, к наложницам!

Зейрих мученически простонал, будто девушка пытает его своей строптивостью. Завалился на кушетку, сшибая со стола пирамиду из цветов. Прошипел ругательство:

– Стерва.

Успокоив дыхание, Тесса почувствовала облегчение и относительную безопасность от посягательств Зейриха. Казалось, он оставил попытку надругаться над ней и теперь с обиженной миной ковырял золотым ножом тушку цесарки.

«Бедная птица. Впрочем, всё худшее с ней уже случилось».

– Ты охраняешь свою вульву, будто храм, – издал смешок принц. – Когда надену императорский янтарь, мне стоит её обожествить. Вот потеха. Между Эрхисом, богом любви, и Бэйлой, богиней красоты, в пантеоне будет красоваться тессина…

– Прекратите! – багровея, вскрикнула девушка. Расстояние не позволяло влепить Зейриху пылкую пощёчину. Шатаясь, она перебралась к кровати, но не села на неё, затравленно наблюдая за принцем, который приложился к кувшину с вином.

– Я тебе противен? – с мрачным озарением выпытывал Зейрих. – С Валехом ты была бы посговорчивей. А может, с Бэлрихом? Совокуплялись бы, девственники, под его слезливые песенки. Или тебе по душе Аларих? Сколько вы пробыли вдвоем на балконе? Успели бы по-быстрому.

– Вы!.. – Тесса хотела бы обозвать его сволочью, но могла лишь защищать себя. Сосредоточилась взглядом на столе с остывающими яствами, только бы не смотреть ему в лицо. – Вы оскорбляете меня подобными предположениями.

– Больше не буду. Видят боги, я хотел по любви.

Он залпом осушил кубок и очутился рядом с Тессой. Схватил за горло. Повалил на кровать.

– Я потомок богов, а ты моя будущая жена. Я буду брать тебя как захочу и когда захочу.

– Нет…

Тесса дралась до последнего: царапалась, кусалась, кричала. Тщетно. Из-за стыда, ужаса и паники, разом обуявших девушку, магия не отвечала на отчаянные призывы. Хваленая концентрация, выдрессированная годами обучения, позорно испарилась, оставив её беззащитной перед неожиданностью. Слабая кукла в руках Зейриха не могла дать отпор. Злые слезы блеснули в глазах.

– Пожалуйста, не надо, – взмолилась Тесса, отчего хватка принца и его поцелуи-пиявки усилились вдвое. Жалобные стоны распаляли мучителя.

– Такой ты мне нравишься больше, – прорычал он на ухо, рывком задирая юбку.

Она вскрикнула от пронизывающей боли внизу живота, а лицо Зейриха исказилось истомой, точь-в-точь у статуи в священном экстазе. С грубыми и резкими толчками разбитой девушкой овладевала мука сильнее телесной. Смешались его стоны и её всхлипы, его эйфория всевластия и её чувство полной ничтожности. Время превратилось в обрывки мыслей, в клочки бумаги, скачущие над пламенем костра. Тесса то не существовала вовсе, то возвращалась в короткий миг реальности, вспыхивающий и тут же сгорающий до полного ничто.

Девушка уже не сопротивлялась, даже не пыталась прикрыться. Чужие, злые и неблагодарные руки скользили по ягодицам, талии, груди, сминая её, отбрасывали одежду, разрывая прочные швы. Голая и беспомощная, она отсчитывала время, уставившись в потолок…

Закончилось. Нечто тёплое и скользкое поползло вниз по бедру.

– Можешь не притворяться, я почувствовал, что тебе понравилось, – прохрипел Зейрих. – Завтра ночью тоже приду.

Он оделся. Она молчала, не шелохнулась. Он замер в дверях и посмотрел на неё.

– Когда родишь мне сына, я подарю тебе весь мир.

А потом он сбежал. Именно так Тесса назвала бы то поспешное, словно виноватое, исчезновение, последовавшее за бессмысленным и бесполезным обещанием. Она никогда не хотела весь мир, даже части мира было бы слишком много.

Тесса не знала, сколько так пролежала и что делала после. Таш застала её сидящей у подножия кровати и прижимающей усыпанные синяками колени к груди. Стянутая простынь была скручена в верёвку и валялась в стороне. Потом она старалась не вспоминать, зачем это сделала.

– Что произошло? – получив ответ из беспорядка, женщина почему-то всё же задала вопрос. Она выглядела растерянной.

– Снимите эту дрянь с меня, – истерически пропищала девушка, метнув безумный взгляд на прислужницу, и с силой дёрнула серьги, чуть не разорвав мочки ушей.

– Что смотрите? – Таш обернулась к застывшим у двери, как тихие мышки, Бив и Мар. – Принесите чашу для умывания.

Придав строгим голосом небывалой расторопности молодым прислужницам, она набросила вуаль на голые плечи невесты и матерински заботливым движением расстегнула серьги. Всхлипнув, Тесса сомкнула её в слабых объятиях. Женщина тяжело вздохнула.

– Я больше никогда не приму их подарки, они ужасны. Эта комната ужасна, этот остров… – Вместо последнего слова девушка заплакала, чувствуя, как связки горла немеют от нового приступа. – Лучше бы я оставила его подыхать.

– Чш-ш-ш, – прошептала Таш, поглаживая Тессу по макушке, как маленькую девочку. Если бы она знала, насколько помогала разбитому существу её простая человеческая нежность.

– Сигила всё подстроила, – не найдя лучшего утешения, заговорила женщина. – Подлые мерзавки пришли ко мне слишком поздно.

– И кто бы его остановил? – горько усмехнулась Тесса.

– Другой принц.

– Уже не важно. – Девушка затряслась, невольно вспомнив моменты её позора. В коротком приступе ярости она схватила прислужницу за рукава и на грани безумия попросила: – Найди мне любое средство, которое бы избавило меня от бремени.

– Я понимаю вашу боль, – с сомнением начала прислужница. – Ночь убила вас, но она не будет длиться вечно. С рассветом вы снова окажетесь перед необходимостью жить. Пытаться избавиться от ребёнка принца – тяжелое преступление.

– Найди… Просто найди.

– Хорошо, – выдохнула Таш, и, прижавшись губами к уху невесты, тихо и рвано прошептала: – Ешьте и пейте только с общих столов. Никогда не прикасайтесь к тому, что преподносят лично вам, даже если подносить буду я.

Бив и Мар втащили чашу с теплой водой. Виновато потупив взгляды в пол, они помогли стянуть остатки платья. Тесса умылась, соскабливая с лица присохший макияж. Со стыдом и отвращением она прикасалась к своему телу ниже шеи, будто оно принадлежит не ей, а блуднице, чье безразборчивое распутство выпятилось наружу заразными язвами. Закончив, потянулась к вину, оставшемуся после Зейриха. Заливая его в глотку, перебивая спазмы рвоты, она отпустила кувшин только тогда, когда голову вскружило и ненавистная комната расплылась вместе с кроватью-алтарем, где её честь принесли в кровавую жертву.

– Поешьте, – Таш произнесла слово с интонацией «не вздумайте делать это», – отдохните и думайте о хорошем. Я расскажу вам планы на завтра.

– Разве наставлять невест не забота Кии? – Не совладав с эмоциями на лице, девушка завалилась на кушетку и объявила: – Посплю здесь.

– Теперь я помогаю невестам, – с ноткой гордости заявила старшая прислужница.

– А Кия чем занимается?

– Возможно, скитается по подземному царству.

– Как так? – спросила Тесса, ощутив, как живот наполняется воздухом.

Женщина без лишних эмоций объяснила:

– В этом нет ничего удивительного, госпожа. Кия болела.

Девушка закрыла глаза и откинула затылок на подушку. В виски стучалась глухая боль. Был человек, и вот его не стало, как танцора в черной мантии. Ах, впрочем, голова раскалывалась от могильных мыслей. Или это от вина?

– Бив, налей ещё.

«Пусть оно добьет меня, как этот проклятый день».

– Довольно вина. Завтра вам надо выглядеть подобающе. – Таш остановила Бив взглядом. Та вмиг оторвала руки от кувшина и отошла в сторону.

– Это ещё почему?

Прекрасно. Её приказ проиграл приказу прислужницы. Неужели она настолько жалкая? Да, жалкая… грязная… безвольная тряпка, зейрихова игрушка.

– Вы меня не слушали, – упрекнула женщина, старания которой разбились о самобичевание Тессы.

– Прости, повтори.

– Завтра Амандии, праздник задабривания родственных богов. Император с принцами прошествуют от дворца до пантеона с подношениями, символизируя почтение династии и их подданных. Невесты тоже участвуют, поэтому будьте готовы оттоптать себе ноги.

– Почему принцы не пролетят на драконах? Я видела, плебс в восторге, когда наблюдает всадников в небе.

– Амандии тем особенный праздник, что показывает связь династии с людьми. Аманд – первый император, властвующий над драконами, по преданию был сыном бога войны Энтаха и красавицы Камиллы, дочери царя Толия. От Энтаха в царской семье течёт божественная кровь, а от Камиллы – человеческая, хоть и царская. Поэтому раз в год принцы напоминают себе и людям, что их предки тоже ходили по земле.

– Боги Пантеона, стало быть, родня Энтаха, а значит, и Амандиев.

– Да, большая дружная семья, – иронично протянула Таш. – Энтах – сын Мориотера и богини огня и магии Ислы. А раз почти все боги – дети Мориотера, то Энтах тоже всем родственник, как и его потомки из династии Аманда.

– А есть боги, кроме семьи Мориотера?

– Есть, но почитание их строго запрещено.

Между ног запульсировала боль. Толчки-толчки-толчки. Шлепки, стыд. Тесса захотела взвыть, но лишь скрестила колени и поторопила прислужницу.

– Налейте мне выпить. Сейчас же.

Бив, нервная в присутствии старшей прислужницы, трясущимися пальцами взялась за кувшин и поднесла к чаше, которую невеста держала в вытянутой руке. Вино выплеснулось через край, промочив рукав нижнего платья. Зрачки несчастной расширились от страха.

– Бив, – произнесла Таш, заметив оплошность, – как госпожа тебя освободит, зайди в зал прислуги.

– Вы собираетесь её наказать? – Скривилась Тесса, вспоминая рваные полосы на спине прислужницы. – Мелочь. Я её прощаю.

Бив бросилась судорожно вытирать пятна полотенцем, но багровые разводы уйдут только со стиркой. Мар замерла в стороне мрачной тенью.

– Госпожа, нижнее платье вам придётся сменить. А Бив всё же должна прийти в зал прислуги, таковы правила дворца.

«Ненавижу правила дворца».

– Этих прислужниц, – укрощая заплетающийся язык, девушка обвела пальцем Бив и Мар, – подарила мне императрица. А значит, мне в первую очередь решать, как и за что их наказывать. И я не желаю, чтобы без моего разрешения на их теле оставались хотя бы малейшие следы от бича.

– Как скажете, госпожа, – с кислой миной произнесла Таш. – Вернёмся к Амандиям. После Пантеона будут игры, но невесты на них не присутствуют. Затем, уже во дворце, состоится пир, куда также пригласят жрецов и нобилей.

– Я поняла. Дайте мне поспать.

Таш поджала губы, поклонилась и ушла. Тревожно переглянувшись, прислужницы потушили свечи и оставили госпожу. Мрак заполонил комнату и стёр очертания мелких предметов.

Тесса вытянулась на кушетке, примерила позу покойника на погребальном костре, скрестила ладони на груди. И она хотела уснуть навсегда, но не смогла заснуть вовсе.

Ночь была тихой.

***

У постели отца Аларих будто стоял на берегу зеркального озера. В немощном старике, слипшемся с простынями, он видел отражение своего будущего, и оно пугало. Подруга смерть заглядывала в гости столь часто, что принц встречал её если не с распростертыми объятиями, то со сдержанным почтением. Когда бы она ни явилась, когда бы ни призвала, он готов. Увядание же, разрушающее тело и разъедающее разум, представлялось ему гниющим насекомым, медленно перебирающим гнусными ножками в зловещем встречном шествии.