Текст книги "Большая игра в маленьком городе. Том 1"

Автор книги: Юлия Тутова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

-3-

Лиза не исказила истину, когда сказала, что знает Эдуарда Левандовского практически с детства, тем не менее, знакомы они были лишь поверхностно, и связующим звеном между ними всегда являлась Катя – даже разговаривали наедине они от силы пару раз. Эдуард был старше Лизы на два с половиной года – разница вроде бы небольшая, но весьма существенная в детском и подростковом возрасте, то есть как раз в тот период, когда они пересекались наиболее часто. К своей двоюродной сестре Эдуард с детства относился с истинно братской теплотой, нередко навещал её в школе, выказывая своё покровительство, но никогда особо не интересовался теми её «девчачьими» забавами, в которых участвовала Лиза. У них были разные компании, разные увлечения, и по мере взросления это расхождение проявлялось всё более явственно. Когда ему исполнилось семнадцать, Лизе ещё было четырнадцать и несмотря на первые порывы пробуждающейся юности во многих своих проявлениях она по–прежнему оставалась ребёнком – объединять их всерьёз в тот момент ничего не могло. После школы он поступил в университет, потом вообще перебрался в Европу… Пару лет назад Эдуард вернулся в Зареченск, где с головой ушёл в новую жизнь, недоступную Лизе, так что их связь, и без того едва уловимая, прервалась почти полностью. Правда, они виделись в редкие приезды Кати домой, но, как и раньше, просто обмениваясь приветствиями и какими–нибудь незначительными фразами. Да иногда, тоже не так уж часто, сталкивались в коридорах «Строй–Модерна» после того, как Лиза устроилась сюда работать.

Эдуард, единственный сын Николая Левандовского и его жены Лилии, рос избалованным вниманием и собственным привилегированным положением, ощущать которое начал довольно рано. Родители обеспечили его широкими возможностями, недоступными для многих, стараясь воспитать глубокой многогранной личностью, но и природа наградила его талантами с редкой щедростью. Он обладал живым и быстрым умом, позволяющим на лету схватывать всё новое, отличался яркими аналитическими способностями и прекрасным художественным вкусом. Ему легко давались иностранные языки. Он увлекался спортом, и у него неплохо получалось, но ещё больше он увлёкся фортепиано (хотя и с подачи матери), и это получалось у него на удивление хорошо.

Со своей одарённостью Эдуард мог бы добиться успехов во многих сферах деятельности, но остановился на финансах и, окончив учёбу, пришёл на отцовское предприятие. Какое–то время он занимался там всем – и ничем конкретно, выполняя поручения, требовавшие максимального доверия к исполнителю: организовывал встречи, которые не хотели афишировать, решал вопросы, не подлежавшие разглашению, готовил предварительные договоренности и занимался некоторыми вопросами безопасности семейного бизнеса. Когда же Левандовские выступили соучредителями «Городского коммерческого банка», Николай Александрович откомандировал сына представлять интересы семьи в наблюдательном совете. Вот уже два года именно банк был его основным занятием, хотя при этом Эдуард по–прежнему значился в «Строй–Модерне» помощником генерального директора по финансовым вопросам и так же, как прежде, в отдельных специфических случаях вёл дела отца. Приятный и располагающий в личном общении, вне этой атмосферы Эдуард оказывался совсем иным. Люди, которым приходилось иметь с ним дело, за исключением близких и друзей, боялись его и откровенно не любили. Железная уверенность в себе, самолюбие и властность стали его отличительными чертами. Он никогда не демонстрировал свою исключительность и превосходство напрямую, но отлично знал себе цену и держался так, что и другие были вынуждены признавать её тоже. Кроме того, он жил на широкую ногу, многое мог позволить и слишком сильно отличался от окружающих, чтобы вызывать у них тёплые чувства.

Старшие Левандовские не исключали, что Эдуард способен проявить себя и в политике – определённые задатки у него действительно были, – и постепенно начали приобщать его и к этому виду деятельности. В результате с некоторых пор он стал обычным гостем не только в «Строй–Модерне», но и в муниципалитете. Для большинства сотрудников визиты Эдуарда стали сущим наказанием: обладая отменной реакцией и острым языком, своими замечаниями – иногда уместными, иногда нет – он без усилий загонял в угол почти любого собеседника. К тому же он на собственный лад и с полной убеждённостью судил о том, о чём далеко не всегда имел представление, считал в порядке вещей раздавать указания и требовать их выполнения, даже если они были невыполнимы в принципе. С этим приходилось мириться, поскольку Игорь Левандовский неизменно поддерживал племянника. Складывалось впечатление, что дядя намеренно даёт ему возможность упражняться в командном мастерстве, чем тот сполна пользовался.

В этот раз всё происходило так, как и обычно: Эдуард вошёл в приёмную мэра, поздоровался и спросил, сопровождая вопрос движением руки в сторону кабинета Игоря:

– У себя?..

Секретарь улыбнулась.

– У себя.

Она была одной из немногих здесь, кто общался с Эдуардом непринуждённо, и кому он отвечал тем же. Объяснялась это не столько взаимной симпатией, сколько здравым смыслом: он знал, что Игорь доверяет ей, в силу специфики работы посвящённой во многое, о чём не подозревают остальные. Секретарь, в свою очередь, просто понимала, что повышенная обходительность с ним будет весьма кстати.

Он подошёл к двери, но, прежде чем открыть, решил уточнить:

– А кто у него?

– Пархоменко, дорожная служба. Насчёт ремонта.

– А!.. Хорошо.

Информация удовлетворила Эдуарда, и он решительно шагнул внутрь. Кабинет Игоря был достаточно большой, но обставленный в духе минимализма: не считая пейзажа работы местного художника, статуэтки слона на тумбочке и большого фикуса в углу – ни особого убранства, ни безделушек. Мэр и два представителя городской дорожной службы что–то оживлённо обсуждали. Обменявшись с присутствующими приветствиями и рукопожатиями, Эдуард подсел к ним, но поближе к дяде, и вслушался в разговор. Говорили о состоянии дорог, которые после зимы требовали ремонта. Начальник службы бодро перечислял места, где ремонт уже был выполнен. Игорь Левандовский то и дело останавливал его, что–нибудь уточняя. Пархоменко объяснял, сверяясь со своими записями: там – ямочный ремонт, там – капитальный, а вот здесь достаточно только подлатать тротуар. Мэр спросил про одну из улиц, начальник службы ответил, что там работы были выполнены ещё осенью, но согласился, что за зиму образовалась одна выбоина.

– Да там не одна выбоина! – заметил Эдуард. – Там их полно.

– Да нет! – Пархоменко попробовал возразить, правда, не слишком настойчиво. – Я же говорю, мы недавно ремонтировали. Там не может такого быть.

Эдуард иронично усмехнулся.

– Не может? Я вчера только там проезжал. Вся дорога разбита.

– Нет, ну как?.. – Пархоменко с деланным недоумением пожал плечами.

– Ну так. – Усмешка не сходила с лица Эдуарда. – Поехали со мной: я покажу, где там ещё выбоины, если вы не знаете.

Его собеседник смешался, не находясь, как лучше ответить, любые возможные варианты ответов выглядели неудачно.

– Я знаю, что на том участке не идеально, – наконец, проговорил Пархоменко. – Просто там мы работали, а есть адреса, где мы ещё не приступали.

– И что теперь? Оставить как есть только потому, что в прошлом году вы там были? И почему после ваших работ уже через полгода разрушился асфальт?

К разговору снова подключился Игорь, обращаясь к Пархоменко:

– Так что там на самом деле? Какое состояние?

– Ну, более–менее нормальное.

– Плохое, – продолжал стоять на своём Эдуард. – Какое нормальное? Дождь пройдёт, кто–нибудь в лужу вскочит – без колёс останется.

Игорь вопросительно посмотрел на Пархоменко, и тот в сердцах выпалил.

– Да всё равно на этот участок в нынешнем году финансирование не заложено!

Теперь уже рассердился и Игорь: он не выносил, когда подчинённые указывали ему на ограниченность возможностей местной власти. Возможности на самом деле были ограниченными, но судить об этом вслух позволялось только самому главе города.

– Что значит «не заложено»?! А с чего его закладывать, если вы действительно там работали? Значит, в асфальт деньги зарыли или разворовали?! Ну? Хотите, чтобы я сам разобрался? Так я разберусь!

– Просто там такое дело…

– Когда ремонт делали, уже была поздняя осень. – Перепуганные ремонтники побледнели и начали неуклюже оправдываться, поддерживая друг друга. – Раньше, чем мы думали, выпал снег…

– Ну и вот… Не всё получилось качественно…

– А когда готовили бюджет, почему вы не сказали, что получилось некачественно?! Думали так оставить? Или что не заметит никто?

– Нет, мы обсуждали! С финуправлением. Нам сказали, что в этом году пока так…

Начальник службы принялся путанно объяснять, как пытался выбить финансирование, как он управляется с вверенным хозяйством, несмотря на трудности, и как всё сложно решается – только мэр, он один, кто понимает ситуацию и всегда вникнет. К кому всегда можно обратиться. Вот как сейчас! И вообще всё делается только благодаря мэру – это все знают! А уж он сам сколько раз в том убеждался. Игорь Левандовский немного смягчился, выпустив пар. Обсуждение фронта работ продолжилось – до того момента, пока Эдуард не вклинился снова с собственным видением дел. На сей раз, правда, Пархоменко не упорствовал и сразу же с ним согласился: да, всё верно, проблемы есть. И только в одном случае возразил, будучи на сей раз стопроцентно уверен в своей правоте.

– Липовая Аллея? Ну, Эдуард Николаевич! Аллея в порядке! Это мы можем и с вами вместе проехать, если хотите.

– Нет, не надо никуда ехать. – На этот раз Эдуард был благосклонен. – Просто выглядит она как–то непредставительно. А ведёт в центр города! – Липовая Аллея вела ещё и к «Городскому коммерческому банку». – Хорошо бы её реконструировать. Или опять нет финансирования?

– Да нет, здесь не это. Она у нас пока даже в плане не стоит.

– А этот план возможно как–то откорректировать? – Эдуард перевёл вопросительный взгляд с Пархоменко на дядю. Тот ответил:

– Откорректировать, конечно, можно, если есть необходимость. Ты считаешь, она есть?

– Просто спросил. Раз уж работы идут в этом районе…

– По большому счету, у нас всеми районами надо заниматься. Другое дело, что охватить всё сразу не получается. Но в общем, ты прав, Эд: есть смысл запланировать реконструкцию Липовой Аллеи. – Он взглянул на Пархоменко. – Отметьте себе, вернёмся к этому вопросу чуть позже.

Наконец, спустя ещё полчаса дорожников отпустили. Пархоменко и его помощник вышли в приёмную, вид у них был весьма потрёпанный. Секретарь, в одиночестве коротавшая время, окинула их любопытствующим взглядом.

– Ну что, всё?

– Да всё, слава богу! – Начальник дорожной службы вытер лоб.

– Получили задания?

– Получили. И не только задания.

Она засмеялась.

– А чего ты хотел? Работа у тебя такая, чтобы получать. От Эдика тоже?

– А как же! Само собой. Вспомнил мне все улицы, по которым он ездит.

– Вот как? Хорошо бы, чтоб он по всем улицам ездил: тогда бы вы их вовремя ремонтировали. А то правда: ну что у нас за дороги?

– Ещё и ты, Таня! Только что ведь объяснял: мы делаем, сколько денег дают.

– Так, может, вам и денег будут давать больше, раз Эдику надо?

– Да ну тебя! – Пархоменко в сердцах махнул рукой и вышел под её негромкий смех.

-4-

Как ни цинично это звучало, но Лиза, обладающая способностью прозорливо смотреть вперёд, была, возможно, единственным человеком в «Строй–Модерне», кого новость о развернувшейся «войне» заставила испытать не тоску по уходящим спокойным временам, а азарт и оживление: она увидела тот шанс, которого ждала. Как полководец обретает славу на полях сражений, так и пиарщик обретает её в пылу битв идей и приёмов их реализации. Сама она, исходя из собственного опыта, претендовала на агитационное направление в составе руководства избирательного штаба Левандовских. Лиза отнюдь не рассчитывала, что оно свалится на неё без всяких усилий. Нет, она была готова работать на свою цель и работала, впечатляя настойчивостью и самоотдачей. Однако, разобравшись во внутренних раскладах и хитросплетениях, Лиза также поняла, что одного профессионализма и стараний недостаточно: она слишком легковесна, чтобы хоть как–то противостоять конкуренткам. Таковых обнаружилось две – Арефьева и Неонила. Но если первая в силу занимаемой должности, авторитета и прочности положения возвышалась почти нерушимой скалой, то вторую Лиза надеялась отодвинуть. При внимательном изучении у Неонилы обнаружился ряд уязвимостей: во–первых, её переполняла самовлюблённость, мешающая верно оценивать ситуацию. Во–вторых, в вопросах пиара она была очевидно слаба, и, когда со всей остротой возникнет необходимость именно в такой работе, Неонила вряд ли сможет предложить что–нибудь дельное. В-третьих, ходили слухи, что она получила и удерживала редакторскую должность благодаря Андрею Бардину, и значит, стоит ей потерять его протекцию, как её позиции пошатнутся.

И в «Строй–Модерне», и за его пределами Бардин пользовался симпатией и уважением окружающих. Он толково мыслил, умел ладить с людьми, редко кому отказывал в помощи, не имел привычки перекладывать на других собственную ответственность и обладал чувством юмора. Импозантная же внешность успешного зрелого мужчины ещё больше добавляла ему привлекательности. Женщины его обожали – он знал это, но к своей чести, не пользовался их слабостью к своей персоне. Однако сам он, несмотря на то, что уже двадцать пять лет был женат, тоже имел свои слабости в лице отдельных представительниц женского пола. Его увлечением последнего времени как раз и значилась Неонила Виллард.

С какого–то момента Неонила, тогда ещё рядовой корреспондент «Салона», начала освещать деятельность «Строй–Модерна», работая непосредственно с Бардиным, что моментально придало ей напыщенной важности. А уже через год с небольшим в результате какой–то склоки в редакции и последовавшей за ней внутренней перетасовки, она вдруг получила должность редактора. Поскольку никакими блестящими способностями Неонила не обладала (яркой в ней была разве что внешность – не классическая, но интересная), то причину её карьерного взлета многие сразу же усмотрели исключительно во вмешательстве Бардина. После того же, как он стал открыто ей покровительствовать, помогая упрочить положение в коллективе, сомнения развеялись даже у самых отъявленных скептиков. По–настоящему успешного редактора из Неонилы не получилось, в творческом плане с её назначением газета больше проиграла, чем выиграла, что иногда отмечал и сам Николай Левандовский. Однако, вопреки всему, Неонила по–прежнему занимала редакторское кресло. В новых политических условиях её главным козырем стала самозабвенная преданность «семье» и готовность беспрекословно выполнять поставленные новые задачи. Неониле сильно доставалось от Черняевых: они уже дважды судились с ней из–за неосторожных публикаций (причём оба раза выиграли суд) и подвергали её насмешкам и оскорблениям, изыскивая способы, как сделать это максимально болезненно. Ей же приходилось всё сносить, следуя диктуемой свыше политике. Левандовские, понимая, что сами подставляют её под удар, чувствовали себя в какой–то мере ей обязанными и делали скидки на недоработки редактора. Вопросом оставалось, как долго продлится нынешняя ситуация, и не выйдет ли однажды на первый план потребность в компетентности, что автоматически понизит котировку чистой лояльности. Именно на ожидании этого строился, главным образом, расчёт Лизы, знающей свои преимущества перед Неонилой. Вместе с тем, наблюдая за соперницей, она пришла к выводу, что ей и самой не помешало бы содействие какого–нибудь авторитетного лица. Не располагая другими вариантами, она также обратила свой взор на Бардина: как её непосредственный начальник он вполне мог – а частично уже и делал это! – обеспечить ей поддержку. В частности, не единожды брал её в помощники там, где мог бы выбрать кого–то другого, и выступал на её стороне в дискуссиях с Арефьевой, которая со стороны городской администрации отвечала за официальную пропаганду.

Между ними очень быстро установились отношения, близкие к дружественным, в чём сама Лиза, легко заводившая дружбу с мужчинами, не видела ничего для себя необычного. Спустя некоторое время она стала подозревать, что нравится Бардину, и вероятно, нравится больше чем просто толковый работник, однако не придала этой догадке особого значения: ну какой серьёзный интерес может быть у него к ней? Он вот тоже нравится ей – как руководитель и как человек, и что с того? Нет, внимание взрослого солидного мужчины было лестно, но она рассматривала это как приятную, ни к чему не обязывающую игру и со своей, и с его стороны. Для неё он был кем–то вроде личного наставника – умного, грамотного, заинтересованного и доброжелательного. Больше всего ей хотелось оправдать его ожидания и доказать, что он в ней не ошибся, что она способна добиваться результата. В свою очередь, Бардин, словно в подтверждение её мыслей, всегда держал себя по–джентельменски вежливо и корректно, в рамках негласно предложенных ею правил. В обход субординации он позволял ей достаточно много свободы, и её приятельская манера обхождения с ним, не оставшаяся незамеченной окружающими, породила кривотолки. Впрочем, ни она, ни тем более он не обращали на разговоры особого внимания.

«Будь я не такая щепетильная в подобных вопросах, – рассуждала Лиза, – я бы могла попросту увести его у Нилки – не потому, что он мне нужен, а чисто ради собственной выгоды. И оставить её ни с чем! Только зачем мне это? Так что пусть радуется, пока ситуация в её пользу, а я предложу ей партию, в которой она полный профан, и обставлю её. Она освободит мне дорогу, и тогда все увидят, чего я в действительности стою».

Но то всё было в отдалённом будущем. Пока же бороться за свои позиции приходилось не с Неонилой, а с Арефьевой: именно её одобрение требовалось получить для предвыборной концепции, предложенной Лизой и согласованной Бардиным. Дискуссия с участием всех троих как раз и проходила в кабинете заместителя директора «Строй–Модерна». Отношения Лизы с Арефьевой были полной противоположностью её отношениям с шефом, охарактеризовать их можно было кратко: острая взаимная неприязнь. Непосвящённому, тем не менее, заметить это было бы очень непросто, если вообще возможно: обе они не вступали в открытый конфликт и казались просто олицетворением любезности. Объяснялось такое лицемерие тем, что никаких видимых причин для вражды не существовало – только инстинктивная настороженность, предчувствие затаившейся опасности. За время своего знакомства с Арефьевой Лиза уже успела убедиться, что та не слишком жалует молодёжь, в перспективных видя выскочек, заслуживающих превентивных мер наказания, в неперспективных – заведомых неудачников, недостойных внимания. На «превентивные меры» она сама уже нарывалась неоднократно, однако ни робеть, ни заискивать не собиралась. Наоборот, закулисные происки соперницы только подстегивали её, усиливая желание действовать ещё более решительно и гибко.

– То, что вы предлагаете, очень интересно. – Арефьева посмотрела сначала на Бардина, потом на Лизу, и в её глазах действительно отразился интерес. – Необычно и по–новому. Но, с другой стороны, в этом есть риск! Будет такая структура успешно работать? – Она подождала его реакции, но поскольку он не спешил отвечать, продолжила. – Вы ведь не хуже меня знаете, Андрей Иванович, какая в городе обстановка. Так можем ли мы сейчас позволить себе эксперименты?

Лиза собралась возразить, но Бардин остановил её выразительным взглядом и ответил сам.

– Мы, безусловно, понимаем всю сложность сложившейся политической ситуации. – Иногда он любил выражаться книжным языком, чтобы деморализовать собеседника. – Объяснять нам это не нужно. Но мы также допускаем, что неординарная ситуация как раз и требует неординарных мер. Поэтому и предлагаем отойти от привычных стандартов.

– Конечно, то, что вы говорите, не лишено смысла. Проблема только в том, не обойдутся ли нам подобные меры слишком дорого? – Теперь и Арефьева заговорила по–книжному.

Лиза слушала разворачивающийся диалог с удвоенным вниманием. Это был типичный образец того, как Бардин дискутировал с оппонентом, направляя разговор в нужное для себя русло и незаметно контролируя собеседника.

– Дорого нам могут обойтись любые меры, – сказал он, – если на каком–то участке работы будет сбой. Но если вся система работает слаженно, то она должна дать результат. Так что проблема, я думаю, лишь в том, как мы наладим функционирование штаба. Сама по себе структура – это только форма, более или менее удобная, которую нужно наполнить содержанием.

Арефьева кивнула, соглашаясь, но тут же заметила:

– Да, но и от формы зависит функциональность!

– Вы абсолютно правы. – Бардин одарил её улыбкой с едва различимым оттенком снисходительности. – Телега на четырёхугольных колёсах не поедет. Но давайте вернёмся к обсуждению, а то мы что–то слишком увлеклись абстрактными формулировками. Лиза, – обратился он к своей подопечной, – объясни, пожалуйста, из чего ты исходила в разработке.

– Конечно. – Она открыла записи.

Бардину нравилось, как грамотно, ясно и убедительно она умеет говорить, – это не было для неё секретом: при каждом подходящем случае он давал ей возможность блеснуть способностями. Поэтому у неё и создалось впечатление, что он видит в ней не только свою ученицу, но и возможную преемницу. Такое доверие подстёгивало её к действиям.

– Я исходила, в первую очередь, из того, что на всём протяжении избирательной кампании нам нужна оперативность, мобильность и маневренность, – ответила Лиза. Её голос звучал ровно и уверенно – возможно, даже несколько более уверенно, чем следовало, чтобы не вызывать скрытого противодействия. – Этого как раз и требует ситуация. Поэтому я предлагаю создать два равноправных самостоятельных подразделения. Одно – отвечающее за организационные вопросы, другое – за агитацию и контрагитацию.

– Кто же замкнёт на себе эти направления? – Арефьева вскинула брови.

– Руководитель избирательной кампании: к нему сходятся обе линии. Вот, посмотрите, – Лиза пододвинула к ней листок со схемой, – всё выглядит таким образом.

Арефьева внимательно рассмотрела компьютерную графику и наконец признала:

– Да, логика здесь есть. Но две непересекающиеся структуры там, где они должны быть слиты в одно целое… Не знаю, правильно ли это.

– Они работают не изолированно, а параллельно, – подал голос Бардин. – По–моему, это разумно – что обязанности и ответственность обозначены очень конкретно. Общую же координацию и взаимодействие осуществляет руководитель.

– Ну, в принципе, может быть и так – я не исключаю. Но у меня есть и другой вопрос: почему главенствующую роль в ведении агитации вы отдаёте редакции газеты?

– Тут всё очень просто. – Лиза улыбнулась. – Потому что в каком–то смысле будущие выборы – это война газет. Да, в общем, она и сейчас идёт. А кто может эффективно бороться с одной газетой, если не другая? Именно газета располагает массовой аудиторией и имеет влияние на её мнение.

Несмотря на разнообразие источников информации, главенствовали в Зареченске и впрямь газеты. Кто–то из горожан выбирал «Салон», кто–то – «Прожектор», кому–то было достаточно официального «Городского вестника»… Но почти все интересующиеся местной жизнью граждане ориентировались на печатные издания. Радиоэфир, заполненный музыкой, привлекал молодёжь, местное телевидение, пропахшее нафталином и отдающее откровенной скукой, интересовало преимущественно пенсионеров в возрасте. Лиза обозначила существующее положение дел, и Арефьева подтвердила её слова:

– С этим я спорить не буду. Пусть газета занимается агитацией, если согласится. И если справится. Кем в этой схеме видите себя вы? – чуть вздёрнув брови, быстро спросила она у Бардина.

Было очевидно, что её беспокоит его возможная ключевая функция. Но он опроверг эти опасения.

– Я не претендую на штабные должности. Тем более, у нас есть, кому их занимать: вот молодёжь тоже интересуется. – Он с улыбкой посмотрел на Лизу.

Арефьева поймала его взгляд и мгновенно отреагировала вопросом:

– Лиза, ты вроде раньше не занималась выборами?

– Нет. Но я занималась организацией пиар–кампаний.

– У выборов есть своя специфика.

– Лично я не вижу препятствий, – пришёл на выручку своей воспитаннице Бардин. – Всему можно научиться. К тому же иногда свежий взгляд бывает хорошим дополнением многолетнему опыту. Вы согласны со мной, Любовь Александровна?

– Почему нет? Вполне. Мне нравится, когда можно поделиться с кем–нибудь своим опытом. – Арефьева очень натурально изобразила доброжелательность. – Я всегда за то, чтобы поддержать молодые кадры. Так что, Лиза, будем работать в одной команде.

– Конечно. – Против команды Лиза не возражала – главное, как распределятся номера между её участниками.

– Вот и хорошо. Первая задача нами выполнена, не так ли? – Бардин с улыбкой посмотрел на своих собеседниц. – Начало положено.

– Первая задача – это такая малость! – Арефьева улыбнулась, покачав головой. – Но вы правы: самое сложное – начать, а дальше всё покатится.

Ещё некоторое время они обсуждали текущие события. Потом Арефьева ушла, забрав с собой проект Лизы («для более тщательного изучения») и пообещав вскорости дать свою окончательную оценку. Если оценка будет положительной, то разработка попадёт на рассмотрение Игоря Левандовского. Лиза хотела высказаться на этот счёт, но Бардин опередил её, заговорив первым:

– Ну что? Твой дебют состоялся.

– Разве это он и был? – Она изобразила удивление.

– На сцену–то ты уже вышла!

– Теперь осталось дождаться реакции критиков: забросают цветами или помидорами?

Бардин рассмеялся.

– Надо полагать, вперемешку. Не жди одних только оваций. А вообще, критика должна быть! Для того и существуют обсуждения, чтобы увидеть проблему с разных позиций. Так что воспринимай её спокойно.

– Что за предубеждение имеет Арефьева к газете? – поинтересовалась Лиза.

– Не предубеждение, а осторожность. Ты же понимаешь, – сказал он с подчёркнутой выразительностью, – твоя идея выглядит достаточно непривычно. К тому же надо учитывать наших противников: они очень хорошо подготовлены к противостоянию.

– Правда, что за редакцией «Прожектора» стоит Регина? Я не один раз такое слышала.

– Скорее всего, да: похоже, что это больше её игрушка, чем самого Черняева. Хотя во всём своём хозяйстве, включая газету, последнее слово всё равно имеет он.

– Значит, вот с кем предстоит воевать! Почему вы не хотите участвовать в избирательной кампании? – спросила она, резко меняя тему. – Я имею в виду штаб.

Лиза с ожиданием смотрела в лицо Бардину. Он выдержал её взгляд и улыбнулся.

– Я буду участвовать, но у меня немного другие задачи. Так сказать, не штабные.

– Жаль: я бы предпочла работать с вами!

– Приятно слышать. – Он продолжал улыбаться. – Но не нужно комплиментов.

– Это правда, – возразила Лиза и добавила с шутливым упрёком. – Я надеялась на вас, а вы меня бросаете!

– Я не бросаю тебя. – Бардин покачал головой. – Я же всё равно буду в курсе всех дел. И ты в любой момент можешь рассчитывать на мой совет.

– Хорошо, хоть так. Но я рассчитывала на другое.

– Ты справишься и без меня. Чтобы чему–то научиться, самостоятельность – лучший способ.

– Да уж. Тем более, вы не оставляете мне выбора! – Она усмехнулась и поднялась, взяв в руки блокнот: главный вопрос выяснен, задерживаться больше не за чем.

– Просто я в тебе уверен, – ответил Бардин, и Лиза так и не поняла – шутит он так же, как она, или говорит серьёзно.