Текст книги "Большая игра в маленьком городе. Том 1"

Автор книги: Юлия Тутова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Тутова Юлия
Большая игра в маленьком городе
Том 1

Часть 1. Ловушка

-Пролог-

Люди думают, что играют судьбой, а на деле оказывается, что это судьба играет ими. Мы бьёмся о стену, чтобы получить желаемое, а дверь вдруг сама отворяется перед нами. Что ждёт нас за ней – дар или испытание? И если это дар, то окажемся ли мы его достойными? А если испытание, то в состоянии ли мы выдержать его с честью? Но как же мало нас волнуют последствия, когда на кону стоит заветная мечта!

Верхний Зареченск, или в обиходе просто Зареченск, был похож на десятки других крупных провинциальных городов начала «нулевых» и в то же время от них отличался. Похож укладом жизни, общественным устройством, застройкой – элитный современный район, типовые «скворечники» – многоэтажки и островки частных домовладений, – стандартной социальной инфраструктурой и набором развлечений. А отличался прочным и устойчивым механизмом управления: когда в других городах постоянно происходили конфликты и распри между представителями нескольких политических сил, в Зареченске власть пребывала в одних руках. Точнее, в руках одной правящей коалиции, своеобразного делового союза двух самых влиятельных в городе семейств, Левандовских и Черняевых. Официально городом руководили Левандовские: вот уже более десяти лет кресло мэра принадлежало младшему из двух братьев, Игорю. Старший, Николай Александрович, замкнул на себе семейный бизнес, который за последнее десятилетие стал весьма обширен: крупнейшая строительная компания, недвижимость, средства массовой информации, включая телерадиокомпанию, а также «Городской коммерческий банк» – предмет особой гордости и личных надежд Николая Левандовского. Черняевы владели некогда мощным заводом по производству полимеров. Потом, правда, из–за всеобщего экономического кризиса завод потерял свою значимость и немалую часть работников, частично перепрофилировался, а сам клан Черняевых помимо прочего обзавёлся агрохозяйством и торговой сетью. Глава семейства Виктор Черняев, честолюбивый, жёсткий, неуступчивый и наглый, олицетворял собой, пожалуй, самого неудобного партнёра и в прежние времена вряд ли бы вообще пошёл на какое–либо партнёрство. Но финансовые трудности и вытекающие из них неизбежные имиджевые потери сделали его более гибким, что и поспособствовало формированию союза с быстро поднимающимися и набирающими силу Левандовскими, заинтересованными в нейтрализации своего главного конкурента. Пошатнувшееся же здоровье, вдобавок ко всему, вынудило Черняева практически отойти от дел, передав и экономические и политические рычаги дочери Регине – впрочем, под его строгим контролем и наблюдением.

Оба семейства поладили между собой, благоразумно придя к пониманию, что намного выгоднее договориться и мирно сосуществовать, пользуясь всеми выгодами собственного положения, чем тратить силы на изматывающее и затратное противоборство. В этом на первый взгляд абсолютно взаимовыгодном союзе был лишь один недостаток: постепенное ослабевание одного участника на фоне укрепления другого медленно, но неуклонно разрушало их паритет, то есть саму основу и смысл договоренностей. Однако выстроенная система функционировала и приносила плоды: Левандовские и Черняевы процветали, город развивался – в интересах своих «хозяев», а все недовольные и несогласные с положением вещей были настолько слабы и неорганизованы, что не несли никакой реальной угрозы. Так было. И казалось, так будет очень долго. Но всё внезапно изменилось одним дождливым сентябрьским вечером, когда Виктор Черняев пригласил к себе Николая Левандовского и заявил, что положение вещей его больше не устраивает и он требует корректировки. Дескать, сотрудничество – сотрудничеством, но Левандовские прибрали к рукам власть, полагая, видимо, что она принадлежит им навсегда и безраздельно, но теперь, после своего затянувшегося правления, должны отдать кресло мэра тем, с кем сформировали коалицию. В подтверждение союза Черняев потребовал от Николая Левандовского, чтобы ни Игорь, ни кто–либо другой из членов его семьи не баллотировались на предстоящих выборах, предоставив и участие, и победу самим Черняевым. В противном же случае всякие союзнические договорённости незамедлительно станут утратившими силу. По сути это было объявление войны. Даже нет – это было её фактическое начало, ведь не составляло труда понять, что Черняев сознательно идёт на разрыв, только обставляет всё так, чтобы инициатива разрыва легла на союзника.

Подобного Левандовский не ожидал: не сейчас, не вот так – без предупреждения и разумного повода, не настолько грубо – когда прямо по ходу партии фигуры попросту сметают с шахматной доски. Напрасно он пытался объяснять преимущества существующего распределения ролей, напрасно упирал на управленческий опыт брата, его авторитет в вышестоящих кругах и среди горожан. Недавний союзник, а по существу уже враг, оставался непреклонен: либо Левандовские сдадут полномочия добровольно, либо сдадутся, потому что проиграют, и не только пост мэра – Черняев не скрывал агрессивных намерений. «Не уйдёте по–хорошему – уйдёте по–плохому» – этими словами он закончил свою воинственную тираду, и даже много повидавшему Николаю Александровичу стало не по себе: соперник из Черняева был опасный. Но и капитулировать под первым же натиском Левандовский отнюдь не собирался, и не только из эгоизма, просто договариваться заново с этим человеком виделось ему совершенно бессмысленным. Он и раньше не особо верил ему, теперь же только убедился, что был прав: тот всегда жаждал личного господства и только выжидал момент, когда нанести удар. Черняеву не нужны новые договорённости – ему надо убрать соперников, и он постарается сделать это любой ценой, при любом раскладе, даже если бы вдруг Левандовские согласились на его требования. Но согласиться – значит, заведомо обречь себя на крах. Нет, оставался только один выбор: борьба. Война, если так хочется Черняеву. Он примет вызов! И ещё неизвестно, кто в этом противостоянии выйдет победителем. Далеко не всегда объявивший войну её выигрывает.

Левандовский дал свой ответ, не раздумывая и даже не советуясь с братом, – он был уверен, что тот его поймёт и поддержит. Черняев, которого не столь уж неожиданная, в общем–то, развязка тем не менее привела в бешенство, повторил, сорвав с себя последнюю маску вежливости: война будет без пощады, без жалости, до победного конца! До того дня, когда Левандовские не окажутся повержены и отправлены в забытье. Ставки были сделаны, условия определены. Разговор завершился – как и тихая, размеренная жизнь городка. Отныне ему предстояло забыть о спокойствии и привыкать к новой обстановке: нервной, напряжённой, непредсказуемой. Но пока что публично борьба велась лишь на уровне газет, принадлежащих враждующим сторонам, да периодически выливалась в мелкие, но неприятные стычки. Противники накапливали силы и пробовали позиции друг друга.

-1-

– Ну что? Как настроение – в норме?

С такими словами улыбающийся Николай Левандовский бодрым шагом вошёл в свой кабинет, обставленный богато, но не безвкусно. Преобладающие и в декоре, и в предметах мебели золотистые оттенки охры делали комнату, может быть, чересчур «дорогой», но зато светлой и ещё более просторной, чем она была на самом деле. Стены украшали несколько картин–абстракций и гравюр. Наибольшее же впечатление производила хрустальная люстра – роскошное произведение искусства богемских мастеров. Николая Александровича уже дожидались несколько человек: его брат Игорь со своим заместителем Любовью Арефьевой, заместитель директора компании «Строй–Модерн» Андрей Бардин и редактор газеты «Салон» Неонила Виллард. Обычно в отсутствие хозяина в кабинет никто, кроме секретаря, не входил, но для Игоря делалось исключение. Он же привёл с собой и остальных, поскольку всех их связывала общая проблема. Гости, до этого момента пребывающие в подавленном расположении духа, поспешно натянули улыбки.

– По–всякому, – за всех ответил Игорь.

Будучи на семь лет младше брата, он выглядел полноватым, и полнота соответствовала его добродушному лицу. Николай Александрович, чуть выше ростом и худее, отличался чёткими чертами, жёсткой линией рта и волевым подбородком. В свои пятьдесят пять он не утратил классической мужской привлекательности, а обаяние, периодически вспыхивающее яркими искрами, усиливало этот эффект.

– По–всякому – это как? Неважно?

– У нас не было поводов веселиться, – с готовностью включился в разговор Бардин. – Но мы старались не впадать в уныние!

– Хорошо, хоть старались, – с лёгкой насмешкой заметил старший Левандовский. – А дамы что такие хмурые?

Арефьева промолчала, улыбаясь загадочно, как Мона Лиза, а Неонила сообщила:

– Да потому и хмурые, что у дамы, – она жестом указала на себя, – неприятные новости.

– Что ещё случилось? – Левандовский сел во главе стола для переговоров и принял серьёзный вид.

– Вот. – Неонила протянула ему газету.

Левандовский пробежал глазами ту страницу, которая была открыта, после чего сразу же вернул газету редактору.

– Я говорил вам, что писать, просто чтобы не молчать, не имеет смысла. Вот и подтверждение моих слов. Если хотите отвечать на выпады в свой адрес, то по делу и фактами. А рассуждать и читать морали – глупо. Я имею в виду, глупо в данном случае: Черняевым мораль до одного места, знаете ли.

С начала конфликта между Левандовскими и Черняевыми прошло восемь месяцев, и всё это время последние целенаправленно разжигали ситуацию. Война пока велась преимущественно на информационном поле. Главным оружием Черняевых была газета «Прожектор» – популярная ещё лет двадцать назад, когда писала о перестройке и вскрывала связанные с нею же проблемы общества (отсюда происходило и характерное для того времени название), а затем окончательно выдохшаяся и почти задаром выкупленная Виктором Черняевым – на всякий случай. Газета, главным образом, славила своего владельца, его полуживой завод, фермы и магазины. Однако когда коалиция с Левандовскими рухнула, «Прожектор» был срочно преобразован в боевой листок Черняевых, наполнившись оскорбительными заявлениями в адрес Левандовских и его приближенных. Примечательно, что после этого газета приобрела былую популярность среди той части горожан, которые видели в ней едва ли не единственный рупор правды, хотя именно правды там как раз и не было: из–за подтасовки и передёргивания фактов, намеренных искажений и манипуляций общественным сознанием.

В ответ Левандовские были вынуждены активно задействовать «Салон», учредителем которого являлся «Строй–Модерн». Для этого «Салону» также пришлось преобразоваться: прежде газета освещала городские события, светскую жизнь и публиковала материалы культурно–развлекательной тематики, теперь же к его ванильно–карамельному вкусу пришлось добавить остроты. Результат получился так себе. Изданию не хватало хлёсткой резкости – чего было в переизбытке у «Прожектора», – актуальности и злободневности: «Салон» будто всё время боялся уронить лицо, потерять напыщенное достоинство, продемонстрировать недостаточный уровень воспитания и ответить противнику в его же духе. Вместо этого редактор газеты выбрала поучающий, назидательный тон, едва ли не призывая команду «Прожектора» устыдиться своего хамства. И всякий раз получала в ответ ещё более ядовитые, разгромные либо издевательские заметки. Больше всего доставалось Игорю – его склоняли в каждом номере, зачастую по надуманным поводам: на данном этапе целью ставилось сделать мэра карикатурной персоной и объектом всеобщих насмешек. Второй по объёму негатива шла Неонила – частично из–за того, что именно она обслуживала интересы Левандовских, но в большей степени Неонилу травили, считая её «перевёртышем», ведь во времена союза двух семейств она сочиняла оды в честь Черняева точно так же, как и его «придворные» журналисты. На этом её и поймал «Прожектор», представив в одном из материалов сравнительный анализ написанного в настоящее время и годом ранее. Контраст был впечатляющий: Неонила почти в каждом слове противоречила сама себе годичной давности. Неделю же назад редактор по личной инициативе и вопреки позиции Николая Левандовского выступила на страницах своей газеты с отповедью из гнева, обиды и высокопарных фраз. Ответ ей содержался как раз в том выпуске «Прожектора», который она принесла своему шефу: на сей раз Неонилу высмеяли, назвав «салонной» барышней, а заодно и ловко ввернув фразы про древнейшую профессию и журналистику.

– В общем, этого и надо было ожидать, – подвёл итог старший Левандовский. – Зачем с ними объясняться?! Вести какие–то дискуссии!.. Подумать только – с кем?!

– Но Нилу оскорбили. Может, ей подать в суд, как думаете? – спросил Игорь. При посторонних, даже приближённых сотрудниках, они с братом всегда обращались друг к другу на «вы» и по имени отчеству. – За оскорбление достоинства.

– А какой смысл подавать в суд на бульварную жёлтую газетёнку? Привлекать к ней внимание, поднимать ей рейтинг? Много им чести. Мы уже ответили в газете, и что? К чему это привело?

– Так если не получается через газету, значит, надо ставить их на место через суд! – Неонила широко распахнула глаза и в возмущении едва не воздела к небу руки. Достаточно молодая – ей едва исполнилось тридцать, – она от природы была эмоциональна, а характерная для неё тяга к театральности только усиливала эту особенность. – Николай Александрович! Нам надо действовать! И судиться в том числе. Они ведь выиграли у нас суд за ту статью об их магазине! А ведь там и близко не было ничего такого, как в этой сегодняшней статье.

– Ах вон оно что! – Левандовский с деланным простодушием чуть приподнял брови. – Ну да, действовать надо. Только вот получается у нас это как–то беззубо. Вкривь и вкось. Про магазин написали – получили моральный ущерб. На критику ответили – получили порцию грязи. Давайте теперь в суд подадим – ещё получим. Это ведь мы судебное разбирательство не можем обернуть себе на пользу, осветить его так, чтобы выглядеть в нужном свете. – Левандовский сказал «мы», но все поняли, что себя он сюда не включает. – А они смогут, не сомневайтесь. Там, – он кивнул на лежавшую перед ним газету, – у Черняева такие работают, что всё могут, что он им прикажет. Так что нет уж! Хватит, обойдёмся без суда. Потому что если не умеешь – не стоит и браться.

Вспыхнувшая Неонила опустила голову.

– Но ведь в «Прожекторе» действительно написали гадости, – встал на её защиту Бардин. – «Салонная барышня»… «Девица на полном обеспечении»… Это оскорбительно! Низко! И я уверен, что вы со мной сейчас согласитесь.

– Так это их уровень! – Левандовский в раздражении пожал плечами. – Дурак написал по команде другого дурака. Ну давайте повесимся теперь с горя все вместе. Скажи мне лучше, Нила: ты эту переписку с ними затеяла, чтобы спровоцировать их, а потом подать в суд?

Однако вместо редактора заговорила молчавшая до того Арефьева, дородная женщина с пышной укладкой.

– Николай Александрович! Да, получилось, конечно, неудачно. Но Неонилу тоже можно понять. Сколько её уже унижали? И не только в этих статьях. Черняев даже собаку её именем назвал. – На губах Арефьевой играла тонкая, не лишённая лукавства улыбка. – Помните?

Левандовский немного растерялся: он совершенно позабыл о собаке, – но затем снова пришёл в раздражение.

– Так ты что же, из–за этого с ними связалась? – обратился он к Неониле. – Из–за собаки?

– Нет, – ответила та, но по глазам можно было усомниться в правдивости её слов. – Просто не хотела больше молчать. Мы всё время отмалчиваемся. Почему бы нам не огрызнуться?

– Огрызаться мы не будем, – бескомпромиссно пресёк её попытку Левандовский. – И не станем опускаться до уровня черняевских писак! Я говорил это и повторяю ещё раз. Если вас облаял на улице пёс, вы же не станете лаять на него в ответ?

На этот раз никто не возразил, и Левандовский, будучи человеком вспыльчивым, но не злым, заметил уже примирительным, хотя и решительным тоном:

– Наша реакция на «Прожектор» должна быть другой. Если отвечать, то не тем же манером, что они. В общем, с судом мы пока что повременим. А ты, Нила, успокойся и не бери дурного в голову. Не на всё, что происходит, нужно обращать внимание. Цирк мы устраивать не будем, и не будем клоунами, как хочется Виктору Романовичу. Я знаю Черняева, ему только и надо, чтобы нас выставлять дураками и провоцировать на глупости. Но это надо ему – не нам! А нам нужно не вязнуть в болоте, а идти вперёд, своей дорогой, и всем вместе работать на результат.

Игорь энергично поддержал брата:

– Всё правильно! Пора просыпаться, друзья! Вы сами видите, мы теряем время! Черняев, скорей всего, уже начал готовить свою дочку к выборам. – В узких кругах настойчиво ходило мнение, что кандидатом в мэры будет объявлена именно Регина. – А мы всё никак не раскачаемся! Включайтесь в работу. Давайте наработки по предвыборной программе, агитации, контрагитации. В общем, полный расклад.

– Андрей Иванович! – Левандовский взглянул на своего заместителя. – Наших сотрудников тоже подключайте. Я имею в виду рекламную службу. Нам нужно как можно больше предложений. Любой проект должен быть рассмотрен. Это всех касается.

Бардин кивнул, сосредоточенно делая пометки в блокноте. Остальные тоже с озабоченным видом уткнулись в свои ежедневники.

– В общем, очень вас прошу: займитесь тем, что я сказал. Сейчас главное – это идеи. Игорь Александрович, координация за вами, как за самым заинтересованным лицом. Хотя, – директор «Строй–Модерна» обвёл глазами сидящих за столом, – все должны быть заинтересованы не меньше.

Не будь войны за власть, за год до выборов Левандовские могли бы не испытывать особого беспокойства: на самом деле управляли Зареченском они не так уж плохо, и даже простое сравнение с соседними населенными пунктами подтверждало это. Город – крупный, просторный, раскинувшийся на холмах и пролегавших между ними низинах, – не выглядел убого, особенно с учётом своего провинциального статуса. Центральную часть городские службы отделали будто картинку – с поистине роскошным парком, прилегающим к современному гостиничному комплексу, с фонтанами, с декоративными аллеями и Старой площадью, сохранившей отреставрированные следы прежних времён: дорогой, мощёной брусчаткой, улицей, отстроенной в строгом духе классицизма, ротондой и часами с боем на башне здания, занятого ныне городским банком. Отдалённые районы не могли похвастаться ни изысками, ни роскошью, но и сказать, что им вовсе не уделялось внимания, было бы нечестно: по мере сил и возможностей мэр обновлял городское хозяйство, заботился об озеленении и поддерживал в рабочем состоянии дороги.

Но неожиданно вспыхнувшее соперничество с Черняевыми спутало все карты и создало целый ряд сложностей, к которым толком никто не был готов. Во–первых, теперь любые политические действия требовали грамотной стратегии; во–вторых, к новым условиям ведения предвыборной борьбы с большим трудом приспосабливалась команда; в-третьих, сама эта борьба обещала стать не только энергоёмкой, но и ресурсозатратной. Однако главная проблема состояла в том, что Черняевы нашли–таки уязвимое место противника: ею, как ни парадоксально, как раз и оказалась его деловая успешность. Черняевы подчёркивали, что «местные олигархи» уровня Левандовских не в состоянии понять беды рядовых горожан, и эта мысль находила определённый отклик в массах. Лишь собственный аналогичный статус «местных олигархов» не позволял Черняевым во всю мощь использовать своё оружие: в городе уже и так окрестили это противостояние «войной кланов», что вполне соответствовало его сути. Избирательная кампания в любом случае обещала быть крайне злой, скандальной и безжалостной, и это оставалось только принять как неизбежность.

-2-

Лизе Сориной исполнилось двадцать четыре, и она не сомневалась, что на жизнь надо смотреть решительно: если тебе предоставляется удачная возможность – пользуйся ею, откажешься – и всё потеряешь. Это как в игре: выпала одна цифра на кубике – и ты продвинулся на несколько ходов вперёд, а то и сорвал «банк», выпала другая – и ты прогорел, возвращайся на исходную позицию. С тем, что неудачи случаются, Лизе уже довелось столкнуться, однако это не охладило её пыл – скорее, лишь подстегнуло её целеустремленность и честолюбие. Профессиональный успех, признание и статус в обществе – вот что входило в число жизненных приоритетов Лизы. Ни замужество, ни рождение детей её не привлекали, во всяком случае, не в ближайшей перспективе. Умная, гибкая, решительная, лишённая кокетства она без проблем общалась с мужчинами, рассматривая их сугубо как друзей и партнёров – как поклонники они её мало занимали. Впрочем, и они отвечали ей в основном тем же: держались на некотором расстоянии. Одни привыкли к изначально сложившимся чисто приятельским отношениям и принимали это как должное, других отпугивала её внешняя сдержанность и интуитивно угадываемая внутренняя отстранённость Лизы: каждый, кому не хватало уверенности в себе, ни за что бы не решился сделать к ней лишний шаг – из опасения, и небезосновательного, натолкнуться на неприступную стену, острую, как лезвие бритвы, реплику и такой же взгляд. Не меняла ситуацию и её холодная красота. Волосы цвета тёмного шоколада и прозрачные светло–зелёные глаза изумительно сочетались между собой. Идеально правильный овал лица, тонкие черты, хрупкое изящество фигуры – всё это могло бы приводить в трепет сердца, если бы было разбавлено хотя бы каплей тёплой женственности, которой Лизе всё же не хватало. Тем не менее, она не была обделена расположением мужского пола, тогда как с полом женским всё складывалось куда сложнее.

По большому счёту и настоящая подруга у Лизы была только одна – Катя Левандовская, дочка мэра их родного Зареченска. Знакомые с детства, они вместе учились в школе и сохраняли тёплые отношения на протяжении многих лет. Правда, с некоторых пор девушек разделило значительное расстояние: едва окончив второй курс университета, Катя неожиданно бросила учёбу и вопреки протестам родителей уехала за границу покорять далёкий и манящий мир высокой моды. В этом мире она и обосновалась в итоге, начав в качестве модели, а продолжив стилистом, и возвращаться в родные края не собиралась, меняя одну за другой страны: Греция, Италия, Австрия… В настоящий момент Катя обосновалась в Праге, но где бы она ни жила, пару раз в год неизменно наведывалась домой, навестить родственников и многочисленных друзей.

В отличие от взбалмошной Кати прагматичная Лиза отнеслась к собственному образованию куда более взвешенно. Своей специальностью она выбрала престижную отрасль, способную быстро принести отдачу, – рекламу и пиар, училась с большим рвением и проявила отличные способности. После университета Лизе, хоть и не без труда, удалось устроиться в рекламное агентство «Профессионал», с которым она сотрудничала ещё студенткой, и это на тот момент была работа её мечты: агентством предоставлялся обширный комплекс услуг, а среди клиентов нередко попадались звучные и денежные, заказывающие долгосрочные проекты по раскрутке и поддержанию брендов. Обладая стратегическим мышлением и способностью к нестандартным решениям, Лиза справлялась с новыми задачами без проблем, превосходя многих более опытных коллег, и ждала соответствующей отдачи в виде роста авторитета и карьерных перспектив. Однако вопреки её ожиданиям ничего похожего не последовало. Никто не собирался делиться с ней зонами влияния, никто не спешил принимать её в негласный круг равноправных партнёров. В сложных многогранных проектах на первых ролях всегда значились вовсе не те люди, кто корпел над исполнением, продумывая и предлагая детали. Однажды, особо уязвлённая тем, что после весьма успешного и прибыльного заказа её в очередной раз бесцеремонно оставили без лавров и даже без упоминаний перед заказчиком, Лиза высказала своё несогласие хозяйке компании и директору в одном лице. Однако сей рискованный разговор привёл не к признанию заслуг и способностей, а к обострению отношений едва ли не со всеми старожилами коллектива, посчитавшими её наглой зарвавшейся выскочкой, не уважающей коллег и посягающей на устои фирмы. Теперь Лизу затирали ещё бесцеремоннее и откровеннее, чем прежде. Ситуация накалялась, и без того туманные перспективы таяли на глазах. Стоило ли держаться за такую компанию? Лиза, высоко оценивающая себя, однозначно сочла, что нет. Правда, теперь нужно было найти новую работу и, само собой, как минимум не хуже предыдущей. Но как ни удивительно, именно с работой не возникло проблем! Как раз в этот момент свой очередной визит домой нанесла Катя, и Лиза поведала ей о своих несчастьях. Конечно же, та не могла не откликнуться и пообещала выяснить у отца, занимающего пост мэра, нет ли в подчинённых ему структурах подходящей вакансии. Игорь Левандовский, обожающий дочь и знакомый с её подругой, согласился поспособствовать решению вопроса. Уже к отъезду Кати дело было улажено наиболее простым способом: Лизу приняли менеджером по информации и рекламе в компанию «Строй–Модерн», с момента основания возглавляемую братом мэра. Расставание с агентством «Профессионал» прошло холодно и без взаимных сожалений.

В новом коллективе, несмотря на его сложность – здесь каждый считал, что принадлежат к городскому «высшему сословию», – Лиза прижилась на редкость легко. Частично потому что, в общем–то, сходилась в мировоззрении с остальными, частично – потому что слух о том, по чьей протекции она попала в эту организацию, разошёлся ещё до её появления. Коллега Лизы по отделу, Наталья Васильевна, оказалась намного старше неё, но они отлично сработались. Как выяснилось, та была знакома с Николаем Левандовским ещё со времён их общей молодости, когда они оба занимались общественной и партийной деятельностью. Рядом с умудрённой опытом, спокойной и интеллигентной Натальей Васильевной Лиза буквально олицетворяла собой свою эпоху и саму молодость – стремительную, дерзкую, иногда вызывающе самоуверенную, но прагматичную, рациональную и мыслящую вне рамок. Этими качествами она как раз и дополняла свою коллегу, создавая с ней своеобразный уравновешенный тандем.

Долгое время рекламой в «Строй–Модерне» занимались постольку поскольку: особой нужды в этом не было, предприятие в городе и без того хорошо знали. Однако по мере того как Левандовские отвоёвывали всё новые сферы влияния и в политике, и в экономике, потребность в целенаправленном формировании имиджа стала проявляться отчётливее – по этой причине братья обзавелись и собственной газетой, и местной телекомпанией. Когда же разгорелся конфликт с Черняевыми, и пиар, и средства массовой информации вообще вышли на первый план по значимости. Работу информационно–рекламной службы курировал Андрей Бардин, и Лиза, в полной мере понимая, что именно выборы мэра могут стать для неё карьерным трамплином, упорно старалась заручиться его поддержкой в данном вопросе. Впрочем, Бардин, уже оценивший несомненные способности своей подопечной, и сам считал нужным задействовать её в предвыборном процессе – как раз накануне Лиза получила задание разработать собственную концепцию избирательной кампании Левандовских. Именно этим она и планировала заняться в ближайшее время. Но сейчас был перерыв, и Лиза, пройдя через коридор, заглянула в один из кабинетов.

– Уже обед! Ты не забыла, мы договаривались?

– Да–да! Иду! – Из кабинета торопливо вышла Алёна, приятельница Лизы по работе.

– Прости! Не забыла, но срочный звонок: надо было уточнить детали с клиентом.

– Понятно. Пообедаем в кафе?

– Да, как обычно. Возьмем по пицце. И подышим свежим воздухом.

Болтая, девушки вышли из здания. Возле крыльца стояла машина – безупречно стильный чёрный BMW, припаркованный почти под самые ступени. Эту машину знали все в офисе, ведь принадлежала она Эдуарду Левандовскому, сыну генерального директора. Алёна покосилась на автомобиль, сияющий полировкой, а Лиза по–свойски заметила:

– О, Эдик приехал к отцу.

– Надо же, как мило! – шутливо поддела Лизу Алёна. – Значит, для всех сын директора – Эдуард Николаевич, а для тебя – всего лишь Эдик?

– Да ладно! Как будто ты не знаешь, что мы с ним давние знакомые!

– Я знаю, что вы давние знакомые с его двоюродной сестрой.

– Ну да, но её брата тоже я знаю: раньше мы частенько сталкивались. Да и сейчас, когда она приезжает к родителям, я почти всегда застаю его у неё.

– Только застаёшь? Или, может, ты что–то не договариваешь, дорогая? – продолжила подначки Алёна.

Однако Лиза передёрнула плечами:

– Недоговаривать мне нечего. К тому же у него есть девушка.

– Ну, одна девушка другой не помеха.

– Для меня – помеха. И я даже не знаю, бывал ли он обделён вниманием? Помню ещё по школе! Я‑то была маленькой, не интересовались любовью. Но старшие девочки по нему с ума сходили! Если он с кем–то гулял, все остальные умирали от зависти, а та самая избранница задирала нос выше некуда. – Она засмеялась. – На школьные дискотеки они, по–моему, вообще приходили только ради него. Могу догадываться, что творится сейчас.

– Сейчас тоже самое, только котировки выросли.

– Да. Но выбрал он себе Ирку Березину.

– Березину? Это ту, что ли, которая раньше вечно зависала в «Северном Сиянии»?

«Северным Сиянием» – именно так, каждое слово с большой буквы, – назывался самый известный и самый шикарный в городе ночной клуб.

– Да, ту самую. Видимо, у неё тоже высокие котировки, – иронично хмыкнула Лиза.

– У неё–то? Ну да, куда выше? С кем она там уже переспала?

– Только с самыми денежными. Так что она престижная девушка.

– Да уж! Нет, это несправедливо! – Алёну так задела новость, что она от души возмутилась: – Почему всегда везёт таким, как Березина?! Что в ней может нравиться, чтобы на неё велись? Как так получается?..

– Что, думаешь, если б не она, у тебя бы тоже был шанс? – теперь уже поддела подругу Лиза.

– Нет, но всё равно. Просто обидно! – с жаром воскликнула та, но добавила со смехом. – За всех приличных девушек!

– Значит, у приличных девушек такая судьба: довольствоваться тем, что им оставят неприличные. Хотя, может, это не так уж и плохо. – Они вышли за ворота, и Лиза спросила: – Как – посидим немного на бульваре или пойдём сразу обедать?

– Пойдём обедать, а если останется время – посидим.