Текст книги "Я тебе (не) принадлежу (СИ)"

Автор книги: Юлия Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Вновь за таблетки хватаюсь. Они сейчас помогают немного расслабиться. Без них просто бы с ума сошла.

– Павел Андреевич, – пересохшими губами, ощущая в теле свинцовую тяжесть. Я так быстро сейчас устою.

– Инна, присядьте, – по-дружески сажает в кресло и накидывает на меня плед. – Вы в последнее время сама не своя. На вас многое легло. Мысли путаются, – очерчивает пальцем в воздухе круг. – Вчера вы пару минут вспоминали имя вашей домработницы.

Разве? Что-то такой эпизод не отразился в моем сознании. Кутаюсь в плед, ощущая жар и холод одновременно. Веки тяжелеют. Мне так сильно хочется спать, что с трудом держу глаза открытыми.

Хоть вставляй спички и проси меня как следует встряхнуть, чтобы в себя пришла.

– Павел Андреевич, – речь кажется неразборчивой, какая-то паника пронзает острым кинжалом, но я ее подавляю. – давайте поговорим с вами завтра. Что-то мне сейчас… не хорошо…

– Конечно-конечно, Инна Ивановна, – готова поклясться, что видела у него… звериный, хищный оскал. – Но мой вам совет – решитесь скорее на сделку. Себе же лучше сделаете.

Сквозь туман слышу звук захлопывающейся двери. Голова то опускается вниз, то от резкого движения дергается вверх. Хочу пройти к кровати, но словно приклеилась к креслу. Словно срослась с ним.

– Мерзкая убийца, – над самым ухом. Не пойму, чей это голос – мужчины или женщины. – Ты заплатишь. Сполна заплатишь. Это я тебе обещаю. Будешь мучиться в агонии годами. Да так сильно, что смерть тебе покажется спасением.

– Инна, милая…

– Аааааа! – громко кричу, резко поднимаясь с постели.

Дышу ртом, пытаясь остановить бешеное сердце. Провожу рукой по мокрому лбу. Вся потная. Сорочка прилипает к телу. Волосы растрепаны. В голове полная каша. Как завороженная смотрю на забинтованную ладонь.

Не понимаю, что со мной было. Не помню ничего. Даже обрывки в голове не всплывают. Сплошная пустота.

Что вчера было? О чем мы говорили с Павлом Андреевичем?

Понятия не имею. Обсуждали вроде как расследование. О каких-то камерах говорили. О… блин. Не могу. Напрягаю мозг, но ничего не получается. Как будто кто-то разом стер всю память. Что со мной происходит?

– Инна Ивановна! – в дверь стучатся. Нервно оглядываюсь по сторонам, как будто меня сейчас застанут на месте преступления. – К вам ваш адвокат. Говорит, дело срочное. Вы должны…

– Да уйди ты с дороги! – кричит мужской голос, после чего его обладатель бесцеремонно вваливается внутрь. – Инна…

– А вас не учили правилам приличия? – натягиваю одеяло практически до горла. – Вы не к себе домой приперлись. Здесь…

– Вашу сделку с полицией приняли. Теперь мы можем более тщательно построить вашу защиту. Отделаемся малым сроком.

Это конечно все хорошо, но вот я, хоть убей, не помню, как связалась с полицией и приняла их предложение…

Несколько дней спустя

– Завтра состоится суд над Голубевой Инной Ивановной, главной подозреваемой в убийстве своего мужа Голубева Клима Эдуардовича. Дерзкое преступление произошло в одном из дорогих отелей Канн, где, как сообщили французские СМИ, они постоянно ссорились и…

Экран у телевизора резко гаснет. Как и моя надежда, что все это просто страшный сон. Клим не мертв, он лишь на работе задерживается. И вот сейчас зайдет в дверь. С порога начнет брюзжать, что в офисе полный бардак, и что нам стоит опять дать интервью местному телеканалу.

Да только никто никогда не войдет через парадную дверь, как бы я ее ни гипнотизировала. Как бы я не молилась высшим силам. Все напрасно.

Уже завтра лишится моя судьба. Наверняка судья учтет мою сделку и не станет долго разбираться. Даст мне минимальный срок, как и говорил Павел Андреевич.

Боже! Подумать страшно о том, куда меня потом повезут. Тюрьма, камера, другие заключенные.

Дрожь от ужаса пробегает по телу. Закрываю окно, уже надышавшись свежего воздуха. До сих пор в теле озноб. Даже кости ломит, как при лихорадке. Но вроде как это не простуда. Врач не подтвердил. Как и не увидел ничего плохого в моей беременности.

Легкое недомогание, вызванное стрессом. Которого мне нужно избегать. Как бы глупо это не звучало.

– Инна Ивановна, – моя домработница стучит в приоткрытую дверь кабинета Клима. – К вам посетитель.

– Посетитель? – еле на ногах держусь, слабость во всем теле просто убивает. Да и есть теперь стала меньше, что тоже не насторожило доктора. – Но я никого не жду. Скажи, что мне…

– Ты не посмеешь меня прогнать, дорогуша.

Вздрагиваю, резко выпрямляясь, когда в кабинет вальяжной походкой заходит Феликс Романов. Мы не виделись с той вечеринки на яхте. И я даже не надеялась, что он так внезапно заявится ко мне в дом со светским визитом.

– Феликс, не ожидала тебя здесь увидеть, – нас оставляют одних.

Какой же он красивый! Мужественный, притягивающий к себе как магнит.

Так и хочется броситься к нему объятья, чтобы он решил все мои проблемы.

При виде него сердце так и екает в груди, отбивая чечетку и готовясь вырваться на свободу.

– Я пришел тебе помочь, – многозначительно машет рукой в воздухе. – в твоем деликатном деле.

Садится в кресло, закинув ногу на ногу. Глядит исподлобья, как кот при виде маленькой мышки. В любой момент может наброситься.

Под его пристальным взглядом краснею, опустив голову вниз. Перевожу дыхание, считаю до десяти и только тогда включаюсь в разговор. Стараясь не обращать внимание на мурашки и вспотевшие ладошки.

– О чем речь? – сажусь в кожаное кресло мужа, вдыхая запах его одеколона.

Тут каждая вещь Климом пропитана. От того и больно где-то в районе груди. До жжения. Сильного. Адского. Лишающего всяческих чувств.

– Ты же в курсе, что твое дело проигрышное? – с места в карьер.

Ради приличия не спрашивает о моем самочувствие, а сразу к расследованию приступает, которое уже в кишках у меня сидит.

– Моим адвокатам так не кажется, – стараюсь придать голосу твердости, но выходит с трудом. – Мы уже все обговорили. И завтра, – нервно подрагиваю. – все пройдет более-менее гладко.

– Вот именно, что более-менее гладко, Инна, – ядовито усмехается, задерживая взгляд на моем плоском животе. – Решила рожать в тюремной больнице?

– Что? Как? – от шока слов связать не могу. Мысли путаются. – Откуда ты знаешь?

– У меня свои источники, дорогуша, – равнодушно пожимает плечами, коварно прищуриваясь. – Приплода твоего отдадут в детский дом сразу после родов, и ты никогда о нем больше не услышишь. Будет жить сын или дочка вдали от мамочки-преступницы.

– Зачем… – с трудом слезы сдерживаю, чувствуя, как мерзкие, длинные пальцы прикасаются к моем животу намереваясь вырвать еще не рожденного малыша. – Зачем ты мне это говоришь?

– А я до твоей рыжей башки еще не дошло, дурочка? – намеренно оскорбляет, унижает, делает больно. – Я тут как ангел-мать-его-хранитель, – изображает нимб над головой. – Могу помочь тебе. Во всем. И в деле об убийстве, и с твоим, – его аж передергивает. – ребенком.

– А что взамен? – знаю, что у него может быть свое дерзкое условие.

– Лишь некая малость, – облизывает губы, цинично усмехаясь. – Будешь мне принадлежать. Навеки вечные, – все внутри сжимается от этой фразы. – Помнишь, ты так мне когда-то говорила, милая… невеста?

Перед глазами тут же мелькают кадры из прошлого.

Мы с Феликсом отдыхаем в его маленькой, захудалой квартирке. Где-то на окраине города. Лежим на диване после изнурительного секса, смотрим какую-то глупую комедию и наслаждаемся нашим единением. Нашим маленьким раем.

– Ты всегда будешь моей? – вопрос не застал меня тогда врасплох.

– Навеки вечные, – шептала в до боли любимые губы, которые в порыве страсти все искусала.

– Феликс, я…

– Завтра твой чертов суд. Тебя посадят, Инна. На двадцать пять лет. Или дадут пожизненное, – так чертовски больно, что все внутренности скручиваются в тугой узел. – Твой ребенок не увидит тебя. Будешь вечность его искать, а он…

– Нет! Нет! – ору так сильно, что у самой уши закладывает. – Не смей этого говорить! – на ноги поднимаюсь, от чего голова кружится и ноги ватными становятся. – Мы уже с адвокатом все обговорили, – пусть знает нашу стратегию, утру ему нос. – Я пошла на сделку. Мне дадут минимальный из возможного срок. Да и ребенок будет в надежных руках. Никогда не забудет о своей мамочке.

Говорю это таким твердым голосом, что сама уже верю во все эти слова. Сомнения нет места. Ничего плохого со мной не случится.

– Глупая дура, – качает разочарованно головой, поднимаясь на ноги и поправляя пиджак. – Помяни мое слово. Ты глубоко ошибаешься. И скоро сама в этом убедишься, – уже около двери.

– Уходи! – слез не сдерживаю.

– Мы еще обязательно увидимся, любовь моя, – нахально подмигивает, выходя из кабинета.

– Не дай Бог, – шепчу в пустоту, еще не зная, что следующая наша встреча произойдет уже буквально на днях… при очень ужасных событиях.

На грани жизни и смерти.

Глава 6

Инна

«Инна Голубева, вы арестованы за убийство своего мужа – Клима Голубева».

«Куча свидетелей, которые слышали вашу грандиозную ссору. В номере сплошной бардак. Вы проснулись с лужей крови на кровати».

«Инна, а вы вообще в здравом уме? Сами же пару дней назад перевели бОльшую часть своего наследства в разные благотворительные фонды. Даже вложились в какие-то преуспевающие компании».

«Инна Ивановна, сегодня был найден труп вашего мужа».

«Суд признает вас виновной по «Статье 105 УК РФ. Убийство» и приговаривает к двадцати пяти годам в женской колонии строго режима».

«Вы ошибаетесь. Я не виновна. Я его не убивала!»

«Покойтесь с миром, Инна Голубева!»

«Аааааа!»

Кричу. Беззвучно. Буквы застревают где-то в горле. Рта раскрыть не могу. Губы не шевелятся.

Тело как дерево. Ни одного движения. Перед глазами темно. Не понимаю, где я, что со мной. Паника нападает так внезапно, что ее острые ногти вонзаются в кожу.

Сердце бешено бьется. Мозг начинает подкидывать события прошлого.

Того, что случилось… не известно сколько времени.

«Нетттт!»

Снова ничего не слышу, словно уши заложило. Пытаюсь пошевелить хоть какой-то конечностью. Резкая, нестерпимая боль пронзает все тело. Такая сильная, что я вся горю в адском пламени. Медленно, но верно сгораю.

Огонь накрывает с головой. Охватывает одежду, кожу, даже до костей добирается. Словно целые куски плоти падают с оглушительным шлепком.

Плачу, но не ощущаю слез. Будто они куда-то впитываются. Вся плавлюсь. Душа на части рвется, распадается на мелкие осколки.

Мне кажется, будто надо мной сами демоны из преисподней столпились.

Они трогают, утаскивают на самое дно. Шепчутся мерзкими голосами. Шипят, смеются, издеваются.

«Нет, не трогайте меня. Не смейте».

Одно движение, резкое, неконтролируемое. Не могу сдержать громкого крика. Ора. Отчаянного, бешеного, дикого.

Мечусь как зверь в клетке. Хочу матом заорать, дать мне сдохнуть. Исчезнуть. Навсегда забыть о том, что я сейчас чувствую.

Как меня разрывает и снаружи, и внутри.

Сквозь пелену до меня доносятся какие-то посторонние звуки. Быстрые, непонятные.

– Инна… что с… Быстрее капельницу… Нет-нет, переверни… Она должна сама…

Странные фразы. Незнакомые голоса. Жутко страшно. Невыносимо больно.

Болит каждая моя клеточка. По-прежнему не могу пошевелиться.

Не могу говорить. В голове полная каша. Глаза ничего не видят.

Даже имени своего не могу вспомнить. Как будто кто-то повесил непроницаемую ткань на мои воспоминания.

Не знаю, сколько времени прошло. Сколько часов, дней или недель я провела между жизнью и смертью. То приходя в сознание, то снова его теряя от нестерпимой боли.

Ужасы, кошмары вспышками, как цвета в калейдоскопе сменяются один за другим. Яркие и мутные. Приносящие страх и полное опустошение. Невыносимое, темное, мрачное отчаяние. Режет по живому. Убивает мучительно, с неким извращенным удовольствием.

– Инна… Инна, ты меня слышишь?

Мужской приятный голос. Ласкающий слух. Зовет по имени. Неужели меня? Но как… что… Я же не знаю, кто я такая. Не знаю, что со мной. Почему… где… как…

Из груди вырывается тяжелый стон. Пытаюсь поднять веки. Бесполезно. Передо мной непроглядная тьма. Кажется, будто по голове кто-то бьет отбойным молотком. Она раскалывается. Разламывается.

И боль. Опять эта чертова боль. Она везде. Во мне. Вокруг меня. Она тащит на самое дно.

– Это я. Феликс. Ты знаешь меня? Узнаешь по голосу?

Какой еще Феликс? Что за глупое имя? Как у чертового кота.

Стараюсь повернуть голову на звук его голоса. Не выходит. Трудно. Невыносимо.

– Мистер Романов, да вы с ума сошли! – его кто-то ругает. Причем так громко, что мне это неприятно. – Пациентка только-только в себя начала приходить, а тут вы со своими допросами.

Допросы? Он что полицейский?

Хочу вздохнуть полной грудью. Слабо выходит. Рядом что-то пищит.

– Я просто пришел ее проверить, доктор Симонс, – кажется, что он цедит сквозь стиснутые зубы, с трудом себя сдерживая. – Да и узнать о лечении Инны мне бы не помешало.

– Послушайте, мистер Ром… – издаю протяжный стон, похоже довольно громкий, раз ко мне кто-то прикасается. Слегка, но это вызывает истошный писк приборов сбоку. – Выйдите отсюда. Иначе я позову охрану, – стук дверью. – Инна… Мисс Голубева, я ваш лечащий врач. Мне нужно…

В горле слова застревают. Жутко плохо. Пить хочется. Мозг подкидывает странные сигналы. Как будто кадры киноленты. Жуткие, страшные моменты внезапно начинают всплывать в памяти.

Как эмоциональная буря. Подсознание все скрывало, но какой-то толчок произошел, и меня накрыло волной прошлого.

Память возвращается. Урывками, отдельными эпизодами. Но я понимаю, как меня зовут. Где жила, чем занималась, кто был рядом всю мою жизнь.

Крик. Громкий, на волоске от гибели. Запах. Едкий, противный, горючий. Бензин. Много жидкости. Вокруг. Она повсюду. Обволакивает, имеет надо мной власть.

А потом огонь. Поджог. Запах гари. Жуткий, женский смех. И… пустота.

Мозаика склеивается в полную картину. Ту, о которой даже думать не хочется.

Я Инна Голубева. Главная подозревая в убийстве мужа. Преступница, которую в камере жестоко избили и… и… подожгли. Заживо.

Пошевелиться бы. Встать. Пройтись. Но я словно в каком-то коконе нахожусь. Надеюсь, это не навсегда? Должна же я хоть что-то чувствовать кроме разрывающей боли.

– Доктор, быстрее сюда!

– Да. В чем дело?

– Приборы. Они… у нее… сердцебиение повысилось.

– Надо ее успокоить. Стресс может привести к тяжелым последствиям. Быстро, сестра Моника! Да скорее вы. Чего на месте мнетесь?

Снова проваливаюсь в какой-то омут. В забытие. Куда-то далеко-далеко. Где слышу вновь мужской, приятный голос. Обеспокоенный, встревоженный. Но вроде как родной.

Феликс. Это он. Здесь. Наклоняется надо мной и что-то шепчет. Не могу разобрать слов.

– Ты поправишься, Инна. Встанешь на ноги. Станешь совершенно другим человеком. Чтобы отомст… – слышу обрывки фразы, прежде чем вновь потерять сознание.

*

Не знаю, сколько прошло времени. Какой сейчас день или месяц. Я давно потеряла связь с реальностью. То приходила в себя, то вновь уплывала в небытие.

И все, что у меня было, это боль. Нестерпимая, жуткая, режущая на куски, отравляющая все внутри боль. Проникающая под кожу, несущаяся по венам, ломающая кости, душу выворачивающая наизнанку.

Мне было тяжело. Каждый день, час. Каждую гребаную минуту. Лежать как бревно в постели и слышать отдаленные голоса врача и Феликса. Рассуждающих о моем будущем. О том, как вернуть мне… человеческий образ.

Отчаяние медленно захватывает мое тело. Слезы пытаются пробиться наружу, но им что-то мешает. Крик рвется из груди постоянно, но где-то пропадает. Не доносится до людей.

Я была живым мертвецом. Способным только стонать еле слышно и мучиться от нечеловеческой боли.

И так днями и ночами. Неделями и месяцами. Моя жизнь превратилась в сплошной ад на земле. В жуткий кошмар. Как в тех фильмах ужасов, что я видела когда-то в Интернете. И сейчас я героиня одного из них.

– Инна, понимаю, это очень сложно, – слышу голос врача, приходящего ко мне день ото дня. – но вы должны через боль попытаться пошевелить хотя бы пальцем. Давайте.

«Не могу. Я не могу этого сделать. Меня на части разорвет от такого».

Да только как он меня услышит, если я разговаривать толком не умею? Мычу про себя, упиваясь болью и отчаянием. Находясь на самом краю пропасти, куда могу упасть в любой момент.

– Попробуем еще раз, – снова он меня достает. Снова что-то требует.

«Не хочу. Нет-нет. Убирайся! Оставьте все меня в покое».

И так постоянно. Каждый раз, как он приходит ко мне. Говорит, ждет реакции, а я просто кричу, ору в тишину. Мысленно прошу его остановиться.

– Феликс, послушайте, – доктор тяжело вздыхает. – Я бьюсь об каменную стену. Инна… она не хочет бороться. Тяги к жизни у нее нет.

– А что вы, блядь, хотите от нее?! – мужчина взрывается как пороховая бочка. – Она вся обмотана бинтами! На ней живого места нет! Инна горела. Заживо, вашу мать. А вы требуете от нее какую-то хрень – пальцем, сука, пошевелить. В ее состоянии разве это возможно?

– Это один из методов нашего лечения, – мямлит, но я отчетливо его слышу.

– Лечения? Какое нахуй лечение!? – могла бы двигаться, уже бы в страхе отпрянула, спряталась в дальнем углу. – Когда вы приступите к пластической операции, – уже более спокойным голосом.

– Через несколько дней. Я смогу приступить к операции не раньше, чем мы исключим риск заражения через кожу и легкие. Так как повреждения очень серьезные, Инну придется… мягко говоря, слепить заново. Кожа, волосы, глаза, зубы, голосовые связки. Восстановление всего этого потребует времени и… боль тут неизбежна. Не знаю, выдержит ли она ее…

Не слышу. Не реагирую на его слова. Я просто… снова куда-то уплываю. Отрываюсь от реальности, даже не догадываясь, что за жуткие вещи меня впереди ожидают.

Настоящий ад начался спустя несколько дней или недель. Точно не могла сообразить. Меня постепенно стали отучать дышать через ИВЛ. Легкие были уже более-менее чистыми, чтобы я самостоятельно могла делать вдох и выдох. Пошевелить конечностями мне так и не удавалось, хотя и пыталась это сделать, боясь совсем лишиться такой возможности.

– Пора ехать в операционную, – слышу мелодичный, женский голос. – Ничего не бойтесь. Доктор обязательно сотворит чудо.

Легко ей говорить. Не она же похожа на оживший труп замотанный в бинты. Эта медсестричка жива и здорова. Наверняка очень красива, мила и совершенна, а я… я чудовище. Монстр из самой преисподней.

– Вот и все. Укольчик сделан.

Даже не почувствовала. Никакой реакции. Ничего.

Боже! А вдруг я всегда буду лежать неподвижно?

Вдруг мышцы так атрофируются, что я никогда не встану на ноги?

Вдруг…

Мысль убегает от меня, так как разум резко отключается. Темнота берет надо мной власть, утаскивая в свой плен.

Операции. Долгие, мучительно болезные. Жуткие. Вырывающие из моего горла настоящие крики. Хриплые, еще слышные, но все-таки крики.

Сколько я лежала на столе хирурга, представить страшно. Чего я только ни пережила за это время. Каких только пересадок мне ни делали.

Часами. Днями. Ночами.

Пытаясь вернуть меня прежнюю. Сделать невозможное. Сотворить чудо.

Я была как новорождённый ребенок.

Заново училась шевелиться, сидеть, ходить. Есть. Пить. Разговаривать.

Физиотерапия. Консультация с психологом, которому я через жуткие всхлипы отвечала на небольшие вопросы. Немного воды и еды через трубочку.

Как только что прозревшая слепая глядела с опаской на окружающий мир. Впитывала в себя все краски вокруг. Потихоньку воспринимая новые глаза, пересаженные мне от неизвестного донора.

– Как вы сегодня себя чувствуете, Инна?

Я как раз заканчиваю скудный завтрак, когда ко мне заходит доктор Симонс. Высокий, немолодой мужчина с изящной седой бородкой. Первый человек, кого я увидела после тяжелой операции по восстановлению зрения.

Поправляю на переносице черные очки, так как глаза еще очень чувствительны к свету и кое-как усаживаюсь в своей «родной» кровати. Боль еще пронзает каждую клеточку моего тела, но уже более-менее терпимо.

Все-таки в частной клинике где-то у черта на куличиках я нахожусь около года.

– Чуть получше, – хриплю, напрягая голос. Как будто у меня ОРВИ, жуткое ощущение в горле. Режущие связки, давящее на гланды.

– Вполне возможно с завтрашнего дня мы начнем снимать с вас бинты. Постепенно, – тут же поправляет сам себя.

– А как… мое… – еле шевелю рукой, показывая на свое лицо.

– Приступим со дня на день, – что-то пишет в своем блокноте. – У нас куча ваших снимков, мисс Голубева. Совсем скоро вы будете выглядеть как преж…

– Это… это… – хватаюсь за горло, подавляя приступ кашля. – очень здорово…

Роняю на пол стакан. Хватаю ртом воздух. Задыхаюсь. Падаю на спину, не сдерживая поток слез. Легкие жутко горят. Вновь хриплю. Громче обычного.

Доктор тут же подскакивает ко мне. Придерживает за голову, подносит к губам трубочку. Делаю медленные, неуверенные глотки, потихоньку приходя в норму.

– Такие приступы неизбежны, – по-отечески гладит меня по голове, пока я всхлипываю и шмыгаю носом. – Вы заново начинаете жить. Ваш организм потихоньку восстанавливается.

– Мне страшно…

– Это нормальное состояние. Вы многое пережили. Вам нужно…

– Подняться на ноги, прекратив наматывать сопли на кулак.

Грозный, жесткий голос вызывает мелкие мурашки по всему телу. Это и страх, и некая радость. Ведь Феликс не появлялся в моей палате долгие месяцы. А сейчас стоит весь такой… напряженный, застывший как статуя. От него такая мощная мужская энергетика идет, что мне не по себе.

Этот красивый мужчина вызывает легкое чувство опасности. Заставляя все внутренности тут же скрутиться в тугой комок.

Прищуриваясь, замечая в его руке некую папку. Острая боль отдается в затылок, от чего морщусь и отодвигаюсь от врача. Тошнота к горлу подкатывает. Передергивает всем телом.

– Феликс, сейчас не самое подходящее время для визита.

Хватаю небольшое блюдо и склоняюсь над ним. Хочется проблеваться, но нечем. В желудке только небольшое количество еды. Тем более жидкое.

– Не ваше дело, док, – раздраженно, с нотками гнева. – Пора уже ей снять свои дурацкие розовые очки. Да, моя милая?

Не совсем понимаю, о чем он говорит. Да мне и плевать на все. Пусть разглагольствует в свое удовольствие.

Тяжелые шаги по палате. В нос ударяет древесный запах одеколона. Краем глаза замечаю руку с золотыми часами на запястье. В ней же и тоненькая папка. Которую Феликс тут же открывает… приводя меня в полнейший шок.

Глава 7

Инна

– Что это? – с трудом сглатываю ком в пересохшем в миг горле.

Глаза не хотят верить в увиденное. Мозг отказывается все это воспринимать.

– Тебе вроде зрение вернули, – язвительно, с неким раздражением. – Так что открой пошире свои очи и как следует рассмотри все. До мельчайших деталей.

Прохаживается по моей палате так вальяжно, словно он царь и Бог. Тот, кто вершит судьбы других людей. И ему не стоит перечить. Нужно во всем соглашаться.

– Феликс, – губу прикусываю нижнюю, чтобы не разрыдаться. Нет, только не перед ним. Не дам ему такой возможности.

– Ты взгляни. Взгляни хорошенько, Инна, – садится в кресло напротив моей кровати и закидывает ногу на ногу. – Не думай, что это фотошоп, – указывает длинным пальцем на гору снимков. – И снято все недавно. В Лас-Вегасе.

Как покорная девочка слушаюсь Романова и дрожащей рукой перебираю фотографии… моего покойного мужа. Меня тут же накрывает волна захлестнувших чувств. Усиливаясь с каждой минутой.

Клим за столиком в ресторане.

Клим около входа в многоэтажное здание.

Клим, целующийся с блондинкой на… Своей свадьбе?

Клим на какой-то вечеринке с бокалом шампанского.

Везде он. Только он.

Короткие и возможно подкрашенные волосы. Чуть подкорректировано лицо. Он слегка похудел. Сбрил бороду. Носит очки.

И он счастлив. Безразмерно. Как будто все в его жизни хорошо. Как будто он…

Нет-нет! Не хочу в это верить. Я оказываюсь.

Быть может это просто его двойник. Или найденный брат-близнец. Ведь Клим же мертв. Нашли его тело. Лиза его опознала.

И как бы в подтверждение моих мыслей на следующем снимке запечатлена сама Елизавета Голубева. Обнимающая своего отца у ворот огромного особняка.

– Ну что? – вздрагиваю, совсем забыв про Феликса. – Понравилось? Очки розовые не нужны уже, да? – как ржавым ножом по сердцу. Вспарывает зажившие раны, занося в них смертельное заражение. – У меня еще видео есть. Целая куча, – чуть вперед наклоняется, делая упор на ноги. – Могу поставить. Послушаешь голос… – хитро усмехается. – якобы убиенного тобой мужа.

– Феликс, не надо, – в груди так сильно печет, словно я снова сгораю заживо.

Боль адская пронзает от самой макушки до кончиков пальцев на ногах. Морщусь, отодвигая от себя снимки. Они вызывают еще больше плохих эмоций. Они отравляют. Убивают.

– Инна, харе наматывать сопли на кулак, – злится, беснуется.

Сквозь темные очки вижу, как он напряжен, как плотно сжаты его зубы, как желваки на скулах ходуном ходят.

– Может… может это его двойник? – шепчу себе под нос, кое-как двигаясь по кровати.

Встаю, ощущая напряжение в мышцах. Все тело как будто мелкие иголочки пронзают. До сих пор кажусь себе деревянной куклой, которую скоро за нитки будут дергать, чтобы я в себя пришла.

– Вот вроде бы умная баба, – подпрыгиваю на месте, так как Феликс слишком бесшумно ко мне подобрался. – Хочешь свожу тебя в Вегас? – руки кладет мне на плечи и слегка встряхивает, видимо, чтобы отрезвить. – Воочию увидишь Клима Голубева, – ржет, запрокидывая голову. – Ах-нет. Его же сейчас зовут по-другому.

– Феликс, я тебя прошу, – плачу, промокая соленой жидкостью бинты на лице. – Ты делаешь мне больно, – его руки как будто железные. Давят своей тяжестью, чуть ли не заставляя на пол упасть.

– Мммм, – гадко усмехается, пробегаясь по мне взглядом. – Интересно, ты также умоляла тех девок тебя пощадить, а? Также говорила, что тебе больно?! Орала им, что у тебя в животе ребенок, да?

– Нет-нет, хватит.

Не могу его слушать. Не могу. Все на части разрывается. Особенно упоминание частички моей души. Чуда, что я так ждала. С трепетом и безграничным счастьем. И которое потеряла после тех избиений в камере.

Даже, возможно, шанса в будущем стать матерью.

– Неужели вам плохо, миссис Голубева? – от его ехидного голоса внутри все холодеет. – Ах, простите Христа ради, – ядовитая, мерзкая усмешка. – Ты же для всех умерла. Тебя нельзя так называть, – глаза в глаза. – Может я все-таки куплю два билета до Лас-Вегаса? Косточки погреешь.

Снова он про этот город греха. Снова упоминает праздную жизнь Клима. Или не Клима.

– Пожалуйста, прекрати, – чуть ли не умоляю. – Я не верю тебе!

– Боже, – зло смеется. – Да ты и правда наивная и глупая, – во взгляде столько презрения ко мне. – Тебя же просто облапошили! Смешали с грязью, отправили на нары, так еще и заказали твое убийство. И кто же это мог сделать, а? – наигранно округляет глаза. – Ах-да, точно! Твой горячо любимый муж. Тот самый подонок, на которого ты меня променяла пять лет назад. Хотела хорошей жизни? Так вот же она. Ну что, – снова встряхивает. Аж зубы бьются друг об друга. – нравится быть никем? Нищая, обездоленная, никому не нужная девка! Да кому ты сдалась? Кто узнает в этой, – обрисовывает рукой мое тело в бинтах. – мумии светскую львицу?

– Замолчи! Заткнись! – кричу нечеловеческим голосом, закрыв уши ладошками. Каждое его слово подобно незаживающей ране. – Ты не имеешь права так со мной разговаривать.

– Еще как имею. Теперь ты принадлежишь мне, – Феликс – безжалостный монстр. В нем нет никакого сочувствия. – И ты сделаешь все, что я тебе прикажу. Сыграешь в самую опасную игру, даже ценой собственной жизни.

– А если я не соглашусь? – дышу через раз, пытаясь на ногах устоять.

– Ох, милая Инна, – на его лице дьявольский оскал. – тебе лучше не знать что будет в таком случае, – поправляет одежду, уже не глядя на меня. Словно я пустое место. – Скоро я озвучу тебе весь наш план, – взмахивает рукой, зная, что возражу. – Ты будешь беспрекословно ему следовать. Иначе, – наклоняется надо мной, обдавая горячим дыханием. – превращу твою жизнь в еще больший ад.

Оттягивает вниз мои очки, от чего дергаюсь в сторону, пытаясь избежать яркого света. Глаза режет. Из груди вылетает протяжный стон, а по ушам бьет резкий хлопок дверью.

Сгибаюсь пополам, падая на пол. Жуткая боль пронзает все тело, но я продолжаю стоять на коленях, громко крича на всю палату.

Нечеловеческий ор, как дикое животное, которого живьем пронзают пикой до самого сердца.

Я и правда ощущаю себя сейчас никчемной, уничтоженной. Просто мумия. Просто пустое место. Нет никто. И звать никак. Ведь Инна Голубева умерла. Ее отправили на тот свет прямо в камере год назад.

*

Мне снились кошмары. Жуткие. Мерзкие. Вызывающие чувство тревоги и огромного страха. Доводящие до пронзительного, истошного крика. До метания по кровати, не смотря на боль во всем теле.

И так каждую ночь.

Я вновь и вновь возвращалась в тот злополучный день в тюрьме. Чувствовала запах бензина, гари. Слышала ржущие голоса тех женщин, что пришли свершить страшное преступление.

Я пыталась выбраться. Пыталась закричать. Все тщетно. Шансов на спасение не было. Языки адского пламени подбирались ко мне все ближе и ближе. Вот сейчас все свершится. Сейчас умру в страшных муках.

Бац. И все прекращается. Тьма исчезает. Озираюсь. Я на цветущей поляне. На мне легкое голубое платье. В волосах белая лента. Неподалеку вижу расстеленный плед с корзиной для пикника.

Бегу к нему, зная, кто там меня ждет. Сердце чувствует присутствие любимого человека рядом.

Спотыкаюсь. Громко кричу, падая кубарем с небольшой горки. Прямо к кому-то в ноги. Поднимаю голову вверх. Солнце нещадно режет глаза, но я отчетливо вижу лицо… Клима.

Он так искренне и мило улыбается, излучая тепло, заботу, нежность. Что меня накрывает волна безграничного счастья.

Но уже через секунду все оборачивается настоящим кошмаром.

Я вновь во тьме. Вжимаюсь в стену. Руки в цепях. Ноги оказываются связаны. Надо мной он… мой любимый муж. В его руках канистра. Сзади, из тени выступают омерзительные монстры, которые тут же кидаются в мою сторону, раздирая все в клочья.

– Аааааа! – подскакиваю на кровати, от чего кожа натягивается, причиняя мне острою, невыносимую боль. – Боже!

Даже дотрагиваться до себя не могу. Сразу становится физически плохо. Хочется сдохнуть, лишь бы эти мучения наконец-то прекратились.

Ведь что это за жизнь, когда я вся обмотана бинтами? Когда лицо в ужасных ожогах… Когда мне некуда идти… Я же умерла для всего мира.

Быть может по-настоящему жизни себя лишить? Как в прошлый раз, когда мне помешал Феликс.

Он тогда ворвался в палату как ураган. Выбил у меня из рук острый предмет, швырнув меня на кровать и стал орать. Дико, ужасающе.

Говорил, что я просто идиотка, раз решилась на такое. Встряхивал. Обзывал. Смеялся над моей беспомощностью. Что я никому не нужна. Что как только выйду отсюда, могу оказаться в захолустной подворотне, став обычной шлюхой в руках мерзкого сутенера.