Текст книги "«Бог, король и дамы!» (СИ)"
Автор книги: Юлия Белова
Соавторы: Екатерина Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)
Мальчик испуганно обернулся, не в силах понять, что именно в его поведении могло так сильно разгневать дядю, и тут же понял, что гнев дядюшки направлен вовсе не на него, а на офицера. Последний стоял навытяжку, нервно сжимая и разжимая кулаки, и лишь один раз попытался что-то возразить, но Гиз немедленно пресек эту попытку:
– Замолчите, Мейнвиль, говорить буду я.
Кардинал Лотарингский поднялся из кресла, взял Мишеля за плечо и вывел из кабинета.
– Иди, Мишель, развлекайся, – дверь захлопнулась прямо перед носом мальчика. Юный граф несколько раз глубоко вздохнул и на негнущихся ногах пошел разыскивать воспитателя.
* * *
Париж развеял меланхолию графа. В новом по моде сшитом костюме мальчик более не казался себе смешным и неуклюжим, так что мог наслаждаться красотами французской столицы и с интересом слушать рассказы господина де Броссара. И все-таки, охая перед громадой собора Нотр-Дам, удивляясь тому, что в тюрьме Консьержери, ныне предназначенной для бродяг и воришек, некогда располагалась королевская резиденция, а Большое Шатле было возведено еще римлянами, Мишель то и дело возвращался мыслями к дяде Гизу. Как бы ни был мальчик неискушен в столичном обращении, он вовсе не был глупцом и догадался, что в гостеприимстве дядюшки не хватало тепла. Может быть, причиной неприязни дяди было то, что у него на службе уже имелся один граф?
– А кто такой граф де Мейнвиль? – робко поинтересовался у воспитателя Мишель, как раз в тот момент, когда шевалье де Броссар рассказывал о строителе и первом коменданте Бастилии. Услышав вопрос воспитанника, шевалье не удивился, а пояснил, что граф де Мейнвиль капитан на службе герцога де Гиза.
– Но ведь он граф! – потрясено воскликнул Мишель.
– Во Франции много графов и в Париже их немало, – с тем же спокойствием отвечал достойный дворянин. – Его сиятельство не единственный граф на службе вашего дяди. Кстати, у графа де Мейнвиля есть сын примерно ваших лет. В Лотарингии виконт де Мейнвиль служил пажом у вашего кузена де Жуанвиля. Что поделать, шевалье. Одним дворянам служат, другие сами вынуждены служить. Такова жизнь.
Мальчик задумался. Он всегда полагал, что явился на свет для того, чтобы ему служили другие люди, и вот, поди ж ты, такой же граф, как и он, весьма почтенный человек был простым офицером его дяди. Значит ли это, что он тоже должен кому-то служить? Или граф де Мейнвиль был не таким графом, как он?
Делая вид, будто не замечает нахмуренного лба юного шевалье, господин де Броссар вернулся к тюрьме Консьержери и принялся показывать воспитаннику расположенные в замке лавки – да какие! Оружейные, сапожные, перчаточные, ювелирные и… книжные. В Бар-сюр-Орнен никаких книжных лавок не было, и матушка заказывала ему книги в Италии, Германии, Фландрии и в других местах, о которых Мишель не слишком задумывался. А здесь у мальчика просто разбегались глаза. Огромные тома и крохотные томики… Расписанные пергаментные листы и бумага с тиснением… Старинные книги в кожаных переплетах с застежками и совсем новенькие издания без всяких переплетов… Граф де Бар даже слегка опьянел от этого книжного изобилия.
Одна книга привлекла особое внимание Мишеля: «Искусство охоты» с яркими цветными картинками, причудливыми рубриками и нарядными буквицами. Даже держать такую книгу в руках – и то было приятно, а уж владеть ею – ни с чем не сравнимое счастье. Однако осторожно переворачивая страницы и любуясь картинками, юный граф думал вовсе не о книге. Юноша вспоминал шевалье де Бретея, его гостеприимство и несостоявшуюся охоту. Сейчас, после бесед с дядюшками, после услышанного разноса графа де Мейнвиля Мишель де Бар догадался, что шевалье де Бретей встретил его со всей сердечностью, на которую способен благородный человек. Мысль же о том, что сам он вел себя букой, изрядно расстраивала молодого человека. Мишелю не хотелось, чтобы кто-либо полагал Лорренов людьми грубыми, неучтивыми, не знакомыми с изяществом и хорошими манерами. Лучшим способом поправить дело была бы отправка гостеприимному хозяину письма и какого-либо подарка. К несчастью, юный шевалье успел истратить по мелочам все подаренные ему деньги, а узнав, что книга об охоте стоит шестьсот экю, и вовсе раскрыл рот.
Господин де Броссар только приподнял бровь, узнав, что воспитаннику требуется тысяча восемьсот ливров.
– А позвольте узнать, шевалье, зачем вам подобная сумма? – с легкой иронией поинтересовался воспитатель.
Юный вельможа покраснел.
– Я хотел отправить подарок господину де Бретею… в благодарность за оказанное гостеприимство.
Взгляд воспитателя смягчился и в нем появилось даже нечто вроде одобрения. Когда же господин де Броссар увидел выбранный воспитанником подарок, он и вовсе не сдержал похвалу.
– Отличный выбор, шевалье. Впрочем, шестисот экю вам будет недостаточно – подобные подарки неприлично отправлять без футляра.
– Ваша милость, – вмешался хозяин лавки, – у меня как раз есть прекрасный футляр для такой книги – красной кожи, с золотым тиснением. Прикажете показать?
Когда все хлопоты с приобретением подарка были завершены, а довольный торговец выслушал распоряжение господина де Броссара отправить покупку в отель Клиссон графу де Бар, Мишель смог продолжить знакомство со столицей. Вечером после ужина, с удовольствием пролистав книгу и в последний раз полюбовавшись на картинки, юный граф принялся составлять благодарственное письмо шевалье де Бретею.
К удивлению графа, полагавшего, будто он умеет складно говорить, составить письмо оказалось непросто. Прежде мальчик никогда никому не писал, и уж тем более не пробовал кого-либо за что-либо благодарить. Его сиятельство испортил не менее десятка дорогих надушенных мускусом листов бумаги, пока ему в голову не пришла удачная мысль. Мальчик вспомнил старую книгу из библиотеки Бар-сюр-Орнен. Под одной обложкой там были переплетены три трактата: «О рангах и званиях», «Придворные почести» и «Письма, приличествующие благородным людям». Шевалье Мишель как-то заглянул в образчик этих писем и теперь постарался как можно точнее воспроизвести одно из них:
«Любезный шевалье де Бретей.
Примите мою нижайшую благодарность за оказанное мне гостеприимство и позвольте принести Вам уверения в моем глубочайшем почтении. В свою очередь заверяю Вас в полном содействии Вам и Вашему сыну при дворе или в иных местах.
Ваш покорный слуга
Жорж-Мишель-Ролан-Готье-Ален де Лоррен,
граф де Бар и де Лош
15 сентября 1560 года»
Молодой человек с удовольствие посмотрел на свою подпись, посыпал листок песком и решил на всякий случай показать письмо шевалье де Броссару. Наставник прочел записку с весьма задумчивым видом, а затем без тени иронии поинтересовался, хорошо ли его сиятельство подумал, прежде чем давать подобные обязательства. Мальчик взглянул на воспитателя в полном недоумении, и шевалье де Броссар догадался, что воспитанник не понимает ни слова.
– Подумайте, шевалье, – с той же серьезностью попытался объяснить воспитатель, – одно дело поблагодарить господина де Бретея за гостеприимство, сделать ему подарок и совсем другое дело давать ему какие-либо обещания. Спросите себя, сможете ли вы это обещание выполнить? И всегда ли вы захотите его выполнять?
– Господин де Броссар, – пробормотал мальчик, – а почему вы полагаете, будто я не смогу выполнить обещание? Я ведь Лоррен, а по матушке – Валуа.
– Да, шевалье, вы вовремя вспомнили, к какому дому принадлежите, – кивнул Броссар и в его голосе промелькнул холодок. – Именно поэтому я и хочу, чтобы вы подумали. Давать подобные обязательства совершенно незнакомому человеку – более, чем неосторожно. Что вы знаете о шевалье де Бретее? Полагаю, что ничего. Вы даже не знаете, к какому лагерю этот дворянин принадлежит.
– Но, господин де Броссар… – Мишель вновь растерялся, чувствуя какое-то несоответствие в словах воспитателя. – Вы же сами говорили, что шевалье де Бретей благородный человек.
– Можно быть благородным человеком и при этом вашим врагом, – пояснил Броссар. – Не надо полагать своих врагов исчадием ада. У вашей семьи очень много недоброжелателей и среди них немало самых благородных людей. Поэтому подумайте еще раз. Сейчас это обязательство еще не стало обязательством в полном смысле этого слова. Даже когда вы запечатаете письмо – вы всегда сможете передумать и бросить его в огонь. Но стоит вам отдать письмо в руки гонца, как ваше обещание превратится в торжественную клятву, и вам придется держать ее, чего бы вам это не стоило. И поверьте, подобное обязательство способно создать вам множество трудностей. Спросите себя: стоит ли напрашиваться на неприятности и не проще ли ограничиться простой благодарностью, ничем, конечно, не погрешив против вежливости и правил хорошего тона?
Юный граф с минуту смотрел на воспитателя, затем торопливо запечатал письмо и кликнул лакея. Шевалье Мишель не боялся трудностей и опасностей. Вернее, в силу своего возраста не очень-то верил в их существование. Зато как и каждый юный шевалье очень боялся прослыть трусом.
Как только лакей скрылся за дверью, а шевалье Мишель, весьма довольный собой, посмотрел на воспитателя, господин де Броссар задумчиво произнес:
– Когда бросаешь в воду камень, по воде идут круги.
– Но потом исчезают, – беззаботно промолвил Мишель.
– Но камень то остается, – прошептал воспитатель. Мысль показалась ему не лишенной красоты и шевалье решил, что ее стоит записать. Но сначала надо было покончить с делом.
– Ну, что ж, шевалье, будем считать, что вам повезло. Насколько мне известно, господин де Бретей не принадлежит ни к одной партии. – Граф де Бар выпучил глаза, в который уже раз за последние дни чувствуя, что ничего не понимает. – А вы что же, шевалье, думали, что я не навел справки об этом дворянине? – де Броссар насмешливо приподнял бровь. – Ваша матушка просила меня заботиться о вашем благополучии, и было бы странно полагать, что я мог пройти мимо подобного человека, не поинтересовавшись, кто он и что он. Вы можете быть абсолютно спокойны. Шевалье де Бретей не интересуется ничем, кроме нарядов, охоты, танцев, стихов Ронсара и изящных безделушек – тут у вас много общего…
– Я еще рисую, – насупился Мишель.
– Замечательно, – одобрил Броссар. – Значит, у вас есть все возможности стать друзьями. Вы рисуете, шевалье де Бретей сочиняет стихи – что еще нужно для начала дружбы?
– Но…
– Вы хотите сказать, что этот шевалье старше вас на восемь лет? – переспросил воспитатель. – Это не страшно, со временем подобная разница в возрасте станет незаметной. Видите ли, молодой человек, мы живем в такое время, когда не всегда можно довериться даже родственникам. Зато на друзей можно положиться всегда. Если вам удастся найти друга, вы с полным правом сможете сказать, что преуспели в жизни.
– Господин де Бретей весьма достойный шевалье, – осторожно согласился Мишель, – но он мне не очень нравится. Он ужасный хвастун.
Броссар рассмеялся.
– Я же говорил, шевалье, у вас много общего.
Выпустив эту парфянскую стрелу, воспитатель неспешно удалился, предоставив воспитаннику возможность в одиночестве размышлять над всем увиденным, услышанным и сделанным за день.
Глава 4
В которой граф де Бар понимает, что «их сиятельств» в Париже очень много
Что бы ни говорил Франсуа де Гиз, как бы не ворчал при каждой встрече с племянником, через три дня юный граф был представлен ко двору. Строгая и грозная крепость с севера и востока, новомодный дворец с юга и запада, наружные крепостные стены, толстые башни, роскошное внутреннее убранство – Лувр ослепил Мишеля де Бар, и юноша примолк, как и при первой встрече с Парижем. Шевалье де Броссар с обычной обстоятельностью рассказывал, как еще недавно Лувр хранил древний облик времен Карла V и лишь Франциск I пожелал перестроить королевскую резиденцию в соответствии с новейшими веяниями времени.
Слушая пространный рассказ воспитателя, Мишель постепенно успокаивался и потому предстал перед их величествами, не страдая от излишней робости. И все-таки хилый семнадцатилетний король показался мальчику почти богом, а восемнадцатилетняя кузина, королева Мария Стюарт, почти богиней. Чтобы быть признанными небожителями без всякого изъяна, королю Франциску II мешал вялый и сонный взгляд, а королеве Марии – изрядный рост. Мишель де Бар решительно не мог понять, как можно влюбиться в подобную дылду.
Только королева-мать Екатерина Медичи во вдовьем платье без единого украшения и в черном чепчике аттифе, таким же, как у его матушки, с огромными грустными глазами и изящными руками показалась юному шевалье совершенством. Она так ласково ободрила графа де Бар, так проникновенно поведала ему о предстоящей учебе, что Мишель готов был бежать на уроки немедленно. В то же время король Франциск что-то вяло бормотал о необходимости пообедать, а королева Мария беспрестанно трещала о доброте и государственной мудрости дядюшки Гиза, об охоте, танцах и о том, что в своей провинциальной глуши кузен даже не догадывался о столичных развлечениях. Нет, Мишель де Бар совсем не так представлял себе величие французских королей!
Знакомство с кузенами-принцами также несколько разочаровало шевалье. Александр де Валуа был на год младше Анри де Гиза, а принц Беарнский оказался малышом неполных семи лет. Граф де Бар не понимал, как можно обучаться вместе с такими малявками. Мальчик, правда, предположил, что для него подобное обучение вряд ли будет трудным, и от души посочувствовал родственникам, которым придется состязаться с таким разумным и образованным шевалье, как он.
Должно быть, сочувствие слишком явно отразилось на лице графа, потому что маленький принц Беарнский, до этого с некоторой робостью разглядывавший большого двоюродного брата, приободрился и с интересом спросил:
– Барруа – это где?
– А, это у нас в Лотарингии, – ответил принц де Жуанвиль раньше, чем Мишель успел открыть рот. Юный граф нахмурился. В вопросе наследника Наваррского престола не было желания оскорбить, но в ответе кузена мальчику послышалось пренебрежение.
– А Лотарингия – это где? – с той же непосредственностью продолжил расспросы малыш.
На этот раз побагровел Анри де Лоррен. Мишель улыбнулся.
– Это далеко, – вступил в разговор брат короля Александр де Валуа. – Матушка нас туда не отпустит.
– Зато у меня там охота, – сообщил Мишель де Лоррен. – А в охоте я разбираюсь лучше, чем королева Мария, – добавил мальчик, даже не заметив, что в точности повторяет слова и даже интонацию шевалье де Бретея. Все-таки Мишель был обижен на кузину, назвавшую его любимое Бар-сюр-Орнен «провинциальной глушью». – А еще я граф де Лош.
В глазах принца из дома Валуа зажегся интерес.
– Лош? Я слышал о Лоше. Когда мы жили в Амбуазе, матушка говорила, что Лош это… сейчас вспомню… страре… страту… стра-те-ги-чес-кий пункт. Значит, ты граф де Лош… Вот здорово! «Де Лош» звучит гораздо лучше, чем «де Бар».
Мишель не нашелся с ответом, но вскоре обнаружил, что подавляющее большинство придворных думали так же. Имя «Лош» вызывало в них живейшее любопытство, а имя «де Бар» – только недоуменные пожатия плеч. Мальчик и представить не мог, каким образом дать понять благородным господам, что подобные телодвижения кажутся ему неуместными. Как назло каждый второй собеседник юноши имел право на обращение «ваше сиятельство» или даже «ваша светлость», и чуть ли не каждый кому-либо служил – его величеству королю, королеве-матери, Лорренам, Монморанси, Шатильонам, Бурбонам, Лонгвилям, Ларошфуко и еще Бог знает кому – шевалье Мишель пока не мог разобраться в сложных взаимоотношениях придворных.
И еще кое-что смущало юного графа. Мишель со всех сторон слышал вопросы о вещах, о которых не имел ни малейшего представления. «Сохранилась ли в Лоше клетка кардинала Балю?», «Так ли прекрасна Агнеса Сорель, как об этом говорят?», «По прежнему ли украшают Лош рисунки Лодовико Моро?» и «Правда ли, что во владениях графа имеется проклятое озеро?».
Стесняясь признаться в невежестве, а также в том, что он не удосужился побывать в собственном владении, юный шевалье только пожимал плечами и уверял, будто не обращал внимания на мелочи, а уж в проклятия и вовсе не верит, однако открытие, что он чего-то не знает, оказалось весьма неприятным. Кто такой кардинал Балю и какое отношение к князю церкви может иметь клетка? – недоумевал мальчик. В отличие от почтенного кардинала имя возлюбленной короля Карла VII было Мишелю знакомо, но он понятия не имел, была ли королевская любовница хороша или нет, так как никогда не видел портрета дамы и даже не знал, существует ли он. Однако больше всего шевалье расстроился из-за рисунков Лодовико Моро. Прежде мальчик искренне полагал, будто знает о рисунках все – и вот, пожалуйста, в его владениях могут находиться неизвестные ему творения.
Лишь одно обстоятельство утешало шевалье – коль скоро правитель Милана не находил ничего предосудительного в рисовании, значит и он, граф де Бар и де Лош, имеет право рисовать. Конечно, шевалье де Броссар не раз уверял юного графа, что в рисовании нет ничего постыдного, но, замечая, как при виде карандаша и бумаги хмурится дядюшка Гиз, пожимает плечами воспитатель братьев короля господин де Лансак и хихикают придворные, Мишель начинал сомневаться в самом себе, грустить, хлюпать носом и прятаться по углам.
Если бы дело происходило в Барруа, Мишель знал бы, что ответить весельчакам, но в Лувре граф де Бар чувствовал себя чужим и несчастным. Даже его родственники, как выяснил шевалье, были вынуждены служить. Герцогиня де Буйонн была его тетушкой и, однако – к потрясению шевалье – служила воспитательницей при короле Франциске II. А один из дальних кузенов Мишеля, двадцатилетний барон де Нанси, был простым корнетом королевской гвардии, ходил в караулы, словно статуя стоял на часах, а однажды в присутствии Мишеля получил жесточайший выговор от лейтенанта, который вовсе не имел никакого титула, но при этом отчитывал родственника Лорренов.
Юному графу очень хотелось с кем-нибудь посоветоваться, но и здесь он был одинок. Спрашивать совета господина де Броссара мальчик не решался, хотя вполне доверял его учености и благородству. Мишелю уже пришлось заметить, с каким уважением и почтительностью встречали его воспитателя все эти «сиятельства», «светлости» и даже «величества», и мальчика не оставляло странное чувство, будто для господина де Броссара титулы не имели никакого значения. Да и мысль попросить совета у кузенов, можно было счесть нелепостью. Во-первых, будущие соученики Мишеля были слишком малы, во-вторых, никогда не напоминали кузену, что он простой граф среди них – принцев, обращались к нему по имени и не возражали, когда он, в свою очередь, называл их «Александром» и «Анри». Так что Мишель де Бар мог просить совета и помощи только у дядюшки. Конечно, не у дядюшки Франсуа, по непонятной причине испытывавшего к племяннику неприязнь, а у дядюшки Шарля. Вот к нему после двух дней раздумий и сомнений и направил свои стопы юный граф де Бар.
К удивлению Мишеля покои кардинала Лотарингского были пусты, однако, приняв какое-либо решение, юный Лоррен не имел привычки от него отказываться. Не только покои кардинала, но и весь отель Клиссон показался мальчику вымершим, ибо дядюшка де Гиз со свитой отправился в Лувр обсуждать условия обучения сына, а слуги, пользуясь отсутствием господина, завалились спать. Мишель уже сбился с ног, когда неожиданно услышал голоса. Сквозь неплотно прикрытые портьеры граф де Бар разглядел своего воспитателя и дядюшку Шарля.
– …ваше появление в Париже было для некоторых весьма неприятным сюрпризом, – расслышал Мишель окончание фразы дяди.
– Полагаете, это должно меня волновать? – ледяным тоном переспросил шевалье де Броссар. – В любом случае, Шарль, я не намерен носить маску, чтобы успокоить вашего брата.
– Кто же говорит о маске? – примирительно заметил кардинал. – Бога ради, Броссар, забудьте вы это досадное недоразумение. Поверьте, я всегда считал, что отец и Франсуа заблуждаются, полагая, будто вы можете представлять для нас опасность…
– Ну почему же? – воспитатель пожал плечами. – Они были совершенно правы. Впрочем, к чему говорить о них? Ведь это вамя был обязан изгнанием.
Кардинал порозовел, а Мишель вжался в стену. Мальчик знал, как нехорошо подслушивать, и, смущенный странным разговором, от всей души желал поскорее уйти, однако не знал, как осуществить это желание, не привлекая внимания беседующих. В конце концов юный шевалье решил остаться на месте, придя к несколько странному выводу, что совершить проступок гораздо лучше, чем прослыть его свершившим.
Пока Мишель размышлял, кардинал Лотарингский пришел в себя и улыбнулся.
– Полноте, Броссар, у вас нет основания на меня обижаться. Что такое пара лет вдали от двора?..
– Семнадцать, Шарль, семнадцать. Неужели вы разучились считать? – с насмешкой заметил Броссар.
– Ну, пусть семнадцать, – поморщился прелат. – Хотя даже семнадцать лет вдали от двора – это не трагедия. Поверьте, в Бастилии вам было бы гораздо хуже. Я просто не мог допустить, чтобы человек вроде вас провел столько лет в крепости…
– Семнадцать лет в Бастилии не способен прожить ни один человек.
– Вот видите! – прелат всплеснул руками. – Неужели вы в самом деле полагали, будто сможете свести на нет влияние мадам Дианы?
– Видимо, мог, коль скоро вы так испугались, – с иронией произнес Броссар.
– А, бросьте, – кардинал отмахнулся. – Положим даже, вам бы это удалось. Вы что же думаете, Генрих простил бы вам разрыв с любовницей? Нет-нет, вы должны быть мне благодарны. Я спас вас от гораздо более печальной участи.
– Ну что ж, примите мою нижайшую благодарность, – с еще большей иронией поклонился де Броссар. – Кстати, удовлетворите мое любопытство. Объясните, каким образом вам удалось ограничить дело ссылкой, а не костром?
Мишель в ужасе зажмурился. Если бы он открыл глаза, то заметил бы, как дядя вновь покраснел.
– Смерть Христова, вы же понимаете, король никогда бы не довел дело до суда. Бастилия, ссылка – возможно, но костер!.. Нет, право, за кого вы меня принимаете?!
– За того, кто вы есть, Шарль – за Лоррена. А впрочем… вы меня разочаровали. Не спорю, ваш отец, ваш дядя-кардинал, ваши братья всегда готовы были использовать в своей игре церковь. Но вы…
Шарль де Лоррен развел руками.
– А в чем еще я мог вас обвинить? В измене, казнокрадстве, беспутном поведении? Да меня бы подняли на смех! Ну, скажите, разве я виноват, что вы безупречны, как древний римлянин?
– И почему вы не хотите меня понять? – после краткой паузы продолжил кардинал. – В конце концов я хотел поговорить с вами вовсе не для того, чтобы принести извинения или же выслушивать слова благодарности.
– Узнаю самомнение Лорренов, – пожал плечами шевалье.
– Можете думать обо мне, что угодно, – с некоторым нетерпением возразил прелат, – но я рад, что вы стали воспитателем Мишеля. Право слово, лучшего наставника для мальчика вряд ли можно было найти.
– Благодарите за это его мать, – отверг похвалы Броссар. – Я не мог отказать женщине, чья семья приютила и защитила меня, когда вамбыло угодно лишить меня всего.
– Ну хорошо-хорошо, – его преосвященство махнул рукой, признавая поражение в словесной баталии. – К чему ворошить прошлое?
– Нет, Шарль, я говорю не о прошлом, а о настоящем, – жестко парировал воспитатель. – Один раз вам уже удалось лишить меня друзей, отняв у меня возможность видеться с ними и даже переписываться. Но повторить подобное вам не удастся.
– Не понимаю, о чем вы, – с преувеличенной искренностью возразил кардинал.
– Вы прекрасно все поняли, – тон Броссара был неумолим. – Если вы еще раз попробуете распускать слухи, будто все эти годы я служил вам, я сумею вам ответить. Вы меня знаете.
Его преосвященство задумался, но в конце концов в знак согласия кивнул. Господин де Броссар, удовлетворенный подобным ответом, слегка смягчил тон:
– А теперь о деле. О чем вы хотели со мной говорить?
– Я хотел посоветоваться, но теперь даже не знаю… Вы, возможно, заметили, что мой племянник Анри несколько избалован?
– Это мягко сказано, – усмехнулся Броссар.
– Знаете, друг мой, вы вправе на меня сердиться – из-за друзей, я имею в виду. В наше время только дружба способна поддержать человека в жизни, а без друзей человек становится еще более одинок и несчастен, чем без родственников.
– Согласен, – кивнул Броссар.
– Я не буду более пытаться внести разлад между вами и вашими… э-э… союзниками, но и вы помогите мне. Я хочу, чтобы Анри и Мишель были не только кузенами, но и друзьями. Боюсь только, ваш воспитанник, как отпрыск младшей ветви нашего дома, считает себя ниже Анри, а надменность Жуанвиля только поддерживает в нем это чувство. Если бы вы смогли объяснить Мишелю, что он ничуть не хуже Анри…
Броссар рассмеялся:
– Если вас беспокоит только это – можете не волноваться. Мишель вовсе не считает себя ниже кого-либо.
– Но он так грустен, так часто плачет… – вздохнул кардинал.
– Я знал еще одного юного шевалье, который весьма грустил, впервые расставшись с ласковой и снисходительной матушкой. Вы не помните, как его зовут, Шарль? – с улыбкой поинтересовался Броссар. – А что касается Мишеля… Подождите, пока мальчишка освоится, сообразит, что Лувр по большому счету ничем не отличается от Бар-сюр-Орнен, и тогда, обещаю, вы не узнаете Мишеля. Он перевернет жизнь в отеле Клиссон вверх дном. И в Лувре тоже. Уверяю вас, он ничуть не менее избалован, чем Жуанвиль, так же самонадеян, вздорен и злопамятен.
– Вы пытаетесь настроить меня против племянника? – в прохладой в голосе спросил Шарль де Лоррен.
– Вовсе нет. Я только хочу втолковать вам, что Мишелю необходимо твердое руководство, иначе из него вырастет чудовище.
– Да полноте… – отмахнулся кардинал.
– Мальчишка уже сейчас хвастает, что станет герцогом и женится на принцессе…
– А вы полагаете это невозможным? – вскинулся прелат.
– Напротив. По матери Мишель – Валуа, и такой брак нельзя будет счесть мезальянсом. Однако необходимо сдерживать страсти мальчика. Сейчас у него два пути: либо жесточайшая дисциплина и розга, либо сознательное самоограничение. Лично я надеюсь на последнее. Все-таки мальчик достаточно умен, гибок и любознателен. И достаточно взросл. И вот еще что, Шарль, – голос Броссара вновь сделался жестким. – Не пытайтесь баловать мальчишку. Я не позволю вам его испортить.
– Я его дядя! – возмутился кардинал.
– А я опекун, – отрезал Броссар.
– Это невозможно!
– Вам показать бумаги? – ледяным тоном осведомился воспитатель.
Кардинал замолчал, обдумывая новость. Покачал головой.
– Нет, не стоит. Я вам верю. И теперь вполне понимаю досаду Франсуа. Смерть Христова, Броссар, неужели вы хотите отомстить?!
Броссар тяжко вздохнул и взглянул на молодого прелата с грустью и сожалением.
– И почему вы, Лоррены, всему находите столь примитивное объяснение? «Отомстить…» Мишель внук моих благодетелей и ко всему прочему мальчик мне нравится. Так что не пытайтесь портить ребенка.
– Завели бы собственных детей и воспитывали их сколько душе угодно! – раздражено буркнул кардинал.
– Могу посоветовать вам то же самое, – спокойно парировал опекун.
Несколько мгновений собеседники испепеляли друг друга взглядами, потом рассмеялись. Мишель с облегчением перевел дух, даже не догадываясь, что в судьбе воспитателя и дяди было немало общего – ибо один из них некогда был до безумия влюблен в его бабку, второй – в мать. Мальчик только вздохнул и на всякий случай решил удалиться. Все-таки подслушивать подобный разговор может оказаться накладным, – догадался шевалье. А вдруг опекун и дядя вздумают его высечь? Стараясь ступать как можно тише, тринадцатилетний граф выбрался на лестницу и поспешил наверх, перепрыгивая через ступеньки, и потому не видел, как кардинал де Лоррен озабочено покачал головой.
– Но все-таки, как быть с Мишелем? Мальчик грустит, сторонится людей, вздыхает. А придворные… Знаете, друг мой, вы поддерживаете в нем это странное увлечение рисованием, но при дворе над ним смеются.
– Дело не в рисовании, Шарль. Уж вы то должны это понимать, – укоризненно заметил шевалье. – Я считаю, мальчику надо съездить в Лош. Вместе с кузенами. Собрать в поездку достойную свиту. Подготовить все к торжественной встрече принцев. Кстати, я уже говорил об этом с королевой-матерью.
– Ага, значит, вы думаете о будущем Мишеля! – обрадовался прелат.
– Конечно, думаю. И в силу этого буду противиться желанию вашего брата, чтобы Мишель и Жуанвиль жили здесь, в отеле Клиссон. Знаете, я согласен с мадам Екатериной, что все кузены должны поселиться в Лувре, иметь общих слуг, пажей и учителей.
– Но это даст слишком большое преимущество королевской власти, – недовольно проворчал кардинал.
– А чем вам не по душе нынешняякоролевская власть? Когда королева Франции ваша родная племянница?
– Мари так наивна, а здоровье Франциска так ненадежно, – пожаловался прелат.
– Гораздо больше вас должна пугать мысль, как бы мальчишки не восприняли нынешние распри слишком серьезно. Если же они будут проводить вместе все свое время, возможно, нам удастся избежать будущих бед.
Кардинал с сомнением покачал головой, но Броссар решительно повторил:
– Я буду поддерживать позицию мадам Екатерины. Их величества король и королева Наваррские также с ней согласились.
– Еще бы, такая честь для мелких корольков! – фыркнул Шарль де Лоррен.
– Вы можете думать о них, что угодно, но от этого Антуан де Бурбон не перестанет быть одним из первых принцев крови. Так что ваш брат, Шарль, остается в одиночестве.
– Ну, не совсем в одиночестве.
– А разве вы не собираетесь поддержать меня? – улыбнулся Броссар. – Мне казалось, с вами можно договориться.
Прелат рассмеялся:
– А вы и впрямь опасный человек, Броссар. Кто бы мог подумать. А, впрочем… так тому и быть. По рукам.
