Текст книги "Воскресный папа (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Резник Юлия Воскресный папа

Привет! Меня зовут Маша Орлова. А это – мои непутёвые родители-трудоголики. Глупость страшная, но они почему-то решили, что совсем не подходят друг другу. И даже мое рождение не заставило их пересмотреть свои взгляды на жизнь. Впрочем, так просто сдаваться я не собираюсь. Мы ещё посмотрим, чья возьмёт! Есть у меня один хитрый план, как соединить этих двух упрямцев. А ещё на моей стороне бабушки, дед и два обалденных дяди. Ну и, конечно же, здравый смысл.

Привет! Я – Машенька Орлова. Эта история началась незадолго до моего рождения, когда я, сидя на белом пушистом облачке, смотрела вниз, придирчиво выбирая своих родителей. А дело было так…

Глава 1

Михаил

«Наверное, так выглядит ад», – первое, что приходит на ум, когда я смотрю на огромный каток, залитый прямо посреди торгового центра. Для любого нормального врача-травматолога – так точно, а уж для заведующего отделением множественной сочетанной травмы, коим я и являюсь – подавно. Видать, мало мне было тридцати шести часов в отделении. Нашел, блин, где отдохнуть. Куда ни глянь – такой фронт работ вырисовывается! Закачаешься. Ушибы всего, чего можно, вывихи суставов, разрывы связок. Переломы открытые и закрытые, черепно-мозговые травмы. И, конечно, ампутации. Пальцев. Куда без них? В этом году еще не было, а вот в прошлом – на две целых руки набралось бы. И ведь ладно бы производственная травма. Но в основном же по дури все. А у меня в отделении половина штата, считай, на больничном. И на шестьдесят коек – дай бог один нормальный специалист. Интернов я не считал. Что это за специалисты – интерны? Я бы им самим руки, того…

– … вот такая она – Лолита!

Погрузившись в невеселые мысли, я пропустил большую часть довольно оживленного рассказа своей сегодняшней спутницы. То ли Танечки, то ли Сонечки (я так и не запомнил, будь проклята эта отупляющая усталость). Не то чтобы мне было не все равно, как эта девица воспримет мой отсутствующий вид, но ведь мать наверняка у неё спросит, как все прошло. И если плохо – выволочки мне будет не избежать. Как и бесконечных разговоров на давно осточертевшую тему:

– Ну, когда же ты женишься, сынок?

– Я уже женат! Давно и прочно. На своей работе, – повторил я по привычке и пододвинул к себе большую тарелку обалденно вкусного маминого супа.

– Нет, ну, хоть вы ему скажите! Ринат, Артем… – мать обвела взглядом собравшихся за столом братьев, – я внуков хочу!

– Вот пусть тебе Артем и рожает. Он с Иркой сколько уже?

– Пять лет, – криво улыбнулся Ринат.

– Вот! Пять лет. А детей до сих пор нет.

– Какие наши годы, – философски пожал плечами Тёма.

– Кстати, где Ирочка? Ты опять без нее!

Дальше, слава богу, разговор перешел на младшего и его супругу, так что меня оставили в покое. Как оказалось, на время. А вот к концу вечера мать ненароком вспомнила о прекрасной девушке, с которой так удачно познакомилась в парикмахерской аккурат вчера. В общем, я и сам не понял, как в итоге мне эту девушку впарили. Даже удивительно, под каким таким гипнозом я был, что согласился пойти с ней на свидание? Еще и сегодня, когда от усталости едва стоял на ногах. Никак мамин колдовской суп сделал свое дело. Сытость притупила все защитные инстинкты. И теперь вот смотрел я на… эм… девушку и понять не мог, о чем это она талдычит?

– Лолита? – откашлялся. – Это Набокова, что ли?

– Какая Набокова? Лукина! Говорю же, у меня здесь некоторых девочек из сборной по фигурному катанию можно встретить.

Вот глядя на этих самых девочек, простой обыватель и выходит на лед. Дети… И родители, которые не теряют надежды собственным примером приобщать свое чадо к прекрасному. О, эти акты семейного самопожертвования, где никто не умеет кататься, но все с воодушевлением пробуют!

Только знаете что? Шанс свернуть себе на катке шею многократно выше, чем стать Алиной Загитовой.

«Нельзя быть таким циничным, Миша», – прозвучал в голове ласковый голос матери. Вот-вот… Уже галлюцинации начинаются. Мне бы поспать нормально, часиком восемь, или даже двенадцать, а я… Ну, ладно. Что уж. Пришел уже, а раз так, надо хоть сделать вид, что мне интересно:

– А-а-а. Так это твой каток?

– Мой! Вот как из спорта ушла, так и решила  – открою бизнес.

– Ну, хорош бизнес, ничего не скажешь! Здесь всегда так многолюдно?

– Угу! Классно, правда?

То ли Танечка, то ли Сонечка гордо выпятила вперед и без того не по-женски широкую грудную клетку. Довольная собой, просто до неприличия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Классно, – согласился вслух, а про себя подумал, что для бизнеса это, может, и хорошо, но ведь чем кучнее находятся не умеющие толком кататься люди, тем обширнее травмы. В смысле у одной коровы на льду больше шансов уцелеть, чем если их целое стадо. А там, прям стадо, понимаете? А у меня предчувствие... Что добром это все не кончится.

Самое любопытное в механизме любых травм – это полное неумение человека группироваться во время падения, которое, и это очень удивительно, полностью противоречит инстинкту самосохранения. Мы даже сумку или кошелек защищаем, прижимая к себе, но когда падаем… Шмякаемся от души. Во-о-он как тот грузный мужик с красной мордой, который, будто в подтверждение моих мыслей, рухнул посреди катка и, прокатившись на внушительном брюхе, сбил, как кегли, человек пять незадачливых «фигуристов», прежде чем становился, врезавшись в ограждение головой.

– Господи Иисусе, – пробормотал я, с тревогой наблюдая за кучей-малой, образовавшейся на льду.

– Эй, ты куда? Миша!

– Может, помощь нужна, – пробормотал, стягивая шарф с шеи. Прочему-то я даже не додумался снять верхнюю одежду. И только сейчас понял, что взмок.

– Там? Да ты что! У нас по сто раз на дню такое происходит. Вон, смотри, уже поднялись все. Целые, невредимые, – искренне изумилась то ли Танечка, то ли Сонечка. Черт, как бы доподлинно узнать? Ну, не спрашивать же у неё спустя столько времени. Может, маме позвонить? Так она расстроится. И еще чего доброго решит, что я недостаточно стараюсь устроить свою никчемную личную жизнь.

Я бросил еще один взгляд на каток, где и впрямь вроде бы все были целы. Тряхнул плечами, сбрасывая сковавшее обручем напряжение. Организм уже запустил цепную реакцию – в крови бурлили адреналин и готовность действовать. Прийти в норму оказалось не так-то просто.

– Извини, я на минутку. Тут по работе надо… – достав из кармана телефон, соврал я. Открыл Телеграм, занес палец над иконкой нашего с братьями чата. Но так и не решился у них спросить, не помнят ли они часом, как зовут мою потенциальную женушку. Ринат, конечно, помнил. Он все всегда помнил, но… Господи, они ж потом всю жизнь будут вспоминать о моей забывчивости. Им только дай повод поржать. Придурки.

– Ну, что? Может, мы все-таки прокатимся? – вздернула брови то ли Танечка, то ли Сонечка.

Я с сомнением посмотрел на лед. В отличие от большинства собравшихся, катался я вполне прилично. Недаром десять лет отходил в хоккейную секцию. Но потом умер отец, и мне, как старшему, пришлось взвалить на себя заботы о матери и братьях… В общем, стало как-то не до хоккея.

– Можно, – поморщился. – Только, если не возражаешь, я бы сначала кофе выпил. Покрепче. Что-то меня после смены просто рубит с ног. Не знаешь, где здесь нормальным можно разжиться, м-м-м?

– Ой, а у нас можно прямо на льду чайки-кофейки пить! Вон, кафе  в том пряничном домике, видишь? – то ли Танечка, то ли Сонечка вскинула указательный палец с хищным острым ногтем.

– Прелестно… – пробормотал я.

– Правда, я отлично придумала? Можно согреться, не уходя с катка!

Ага. Как бы ни так. Кого не убили коньком – обварим кипятком. Видимо, слоган этого злачного заведения. Впрочем, какое мне дело до ожогов? Пусть у Юдина по этому поводу голова болит. Юдин – это зав ожоговым, а вы что подумали? Хороший, кстати, мужик. Надо с ним как-нибудь посидеть за рюмочкой.

– Отличная. Но я лучше схожу на фуд-корт. Тебе чего-нибудь взять?

– Латте с корицей было бы здорово.

Я выдавил из себя подобие улыбки. Снял, наконец, куртку и, аккуратно ту свернув, оставил на скамейке. Рядом, примерно в полуметре от нас, шнуровала коньки шумная, явно подвыпившая компания. Я наклонился, вспомнив, что забыл достать кошелек, и пока рылся в карманах куртки, невольно обратил внимание на ноги ближайшей ко мне размалеванной женщины.

– Вы бы потуже зашнуровали ботинки, – пробормотал я.

– Да вроде и так нормально, – тетка оглядела свои тощие ноги в коньках и перевела на меня вызывающий взгляд, в котором явно читалось: «Че ты ко мне прицепился?». Ну, так-то и так. Хочет калечиться – кто я такой, чтобы мешать? Не в мою-то смену – и ладно.

Пожал плечами:

– Стопа зафиксирована плотно. Голенище болтается. Я понимаю, этим конькам сто лет, и шнурки уже рваные-перерванные, но… малейшее неправильное движение – и вам обеспечен открытый перелом.

– Да ты что такое говоришь, Миша! Женщина, не слушайте его. Коньки в прошлом сезоне куплены! А шнурки мы вообще каждый месяц меняем. Вы идите-идите… Приятно провести время! – вмешалась то ли Танечка, то ли Сонечка, а когда дамочка, задрав нос, ушла, возмущенно на меня уставилась: – Ну, ты что, Миш?! С ума сошел? Ты зачем мне народ распугиваешь?

– Не распугиваю, а предупреждаю. Вы разве не должны проводить какой-никакой инструктаж?

Кажется, Танечке-Сонечке мой вопрос не понравился. Она сжала губы и пошла некрасивыми красными пятнами. Эх… Плакало мое свидание, похоже. Ну, и черт с ним. Я вертикально едва держался, а уж в горизонтальной плоскости вряд ли бы смог раскрыть свой недюжий потенциал. Тот хоть и был непомерно большим, но боюсь, усталость была и того больше. Признав очевидное, я даже как будто воспрянул духом.

– Я за кофе, – повторил зачем-то и, не глядя на то ли Танечку, то ли Сонечку, поплелся между заполненными до отказа столиками фуд-корта.

Так и не выяснив, где готовят хороший эспрессо, побрел к KFS. Сделал заказ и прислонился к стеночке в ожидании, пока тот приготовят. На носу был Новый год. А потому залы торгового центра были разряжены в пух и прах, а на пятачке возвышалась огромная искусственная елка, обмотанная разноцветным блестящим серпантином и невротично подмигивающей гирляндой. Все это пестрое великолепие чайной ложкой выедало мои не знавшие сна глаза. Я зажмурился на минутку, да так и уснул, стоя у стеночки.

В себя пришел, как из воды вынырнул. Не сразу сориентировался, где я. И что вообще происходит.

– Заказ сорок ноль восемь! Мужчина, это не ваш? Забирать будем?!

– Да, конечно. Извините.

Открыть стаканчик, когда у тебя в руках два – было не так уж просто. А через дырочку в крышке я пить не любил. Пока возился – обжег себе руку. И это даже не на катке! Там бы я так легко не отделался. Выругался под нос…  Поднял взгляд и только тут заметил странную суету на льду. Дернулся посмотреть, что там случилось, но внутренний подленький голос шепнул:

– Эй, Михал Ильич, ну-ка, тормози. Тебе какое дело, что там происходит?! У тебя только-только смена закончилась. Восемь часов к ряду оперировал! А до этого – еще три и два. Совесть имей, а то, ишь, отыскался, спасатель ты недоделанный.

– Да я только одним глазком… Вон, и скорая уже подоспела.

– Ну да, ну да, работа тебя сама ищет, да, Михал Ильич?

– Да заткнись ты!

– Вот и поговорили. Дурак ты, Миша. Ду-рак!

– Ай, ну тебя…

К тому моменту, как я подоспел и перемахнул через бортик, пострадавшего, кем бы он ни был, уже поместили на носилки. Но почему-то попытки унести того со льда так никто и не предпринял. Я подошел ближе, не совсем понимая, чем вызвана заминка. Растолкал зевак. Моему взгляду открылась странная картина. Два здоровых парня и совсем маленькая девчонка. Наверное, только после училища. На каталке – та самая разукрашенная тетка. И кровищи…

– Женщина, – взывала девушка-фельдшер, – уйдите с дороги.

– И не подумаю! – визгливо прокричала то ли Танечка, то ли Сонечка.

– Так, что здесь происходит?! – вмешался я, узнав парней-скориков. Протянул руку для пожатия.

– Да бред какой-то, Михал Ильич! – оживился Стас. – Здесь перелом открытый, а эта… Эта требует, чтобы мы коньки сняли.

– Какие, к черту, коньки? С кого сняли? – тихим зловещим шепотом, от которого у моих подчиненных стыла кровь в жилах, поинтересовался я и перевел взгляд то ли на Танечку то ли… вы поняли.

– Те, которые на пострадавшей, – изумленным голосом, будто сама не в силах поверить в то, что это действительно происходит, отозвалась новенькая фельдшерица. Я перевел на неё взгляд – красивая! Хоть и мелкая – кожа да кости.

– Но она же взяла их в прокат! Вы хоть знаете, сколько они стоят?! – визжала Танечка…

– Так… Ты! Ушла с дороги, – рявкнул я, – Станислав Владимирович, Анатольич, давай её скорей ко мне. А что б его все! Так и знал, что этим закончится!

От автора: продолжение каждый день!  Рада вас видеть снова)

ГЛАВА 2

Ариша

– Тридцать лет работаю водителем скорой и все не перестаю удивляться человеческой тупости! – покачал головой Иван Анатольевич, помогая нам со Стасом погрузить каталку в грузовой лифт.

– Конек… Она хотела снять гребаный конек! Вы видели когда-нибудь такую идиотку?

Голос Михаила Ильича (кажется, так мой напарник назвал увязавшегося за нами следом медведя) звучал настолько обескураженно, что я, не в силах скрыть расползающуюся улыбку, уставилась в пол.

– Никак ваша знакомая, Михал Ильич? – хитро сверкая глазами, поинтересовался Стас.

– Что? А, да так. Приятельница матери.

– Вы хоть знаете, сколько они стоят?! – убедившись, что этим никого не обидит, передразнил хозяйку катка водитель. Вышло довольно похоже. Отчего Стас, старший в нашей бригаде, фыркнул. Лифт остановился, двери открылись, и мы протарахтели к боковому входу, у которого была припаркована машина скорой. Первым в салон забрался Иван Анатольевич. Распахнул задние двери, чтобы погрузить носилки.

– Надо систему ставить. Кровопотеря большая, – пробормотала я, когда мы устроились в салоне. Стас уныло кивнул и по тому, что больше он ничего не сделал, я поняла –  эту возможность тот предоставил мне. Ну и ладно. Я осторожно протиснулась между каталкой и сидящим напротив мужчиной, открыла укладку1. Было так тесно, что мы с ним то и дело задевали друг друга.

– Извините, – пробормотал я, а тот лишь махнул рукой и медленно, будто уже не в силах тому противиться, закрыл глаза. Отяжелевшие веки, равно как и черные круги под глазами, выдавали крайнюю степень усталости. Бедный мужик. Интересно, сколько он на ногах?

– Это зав множественной травмой, – беззвучно пояснил Стас и поднял вверх большой палец. Так он, очевидно, выражал свое восхищение профессиональными навыками последнего. Ну и ладно. Я не из тех, кто теряется в присутствии светил. Если на то пошло, я и сама довольно неплохой врач. Только пока мне в операционную нет хода. Хотя очень хочется. Хочется так, что мне она сниться каждую ночь. Можете такое представить?

Кто ж знал, что годы моей работы в другой стране здесь ничего не значат? Теперь, вот, нужно пройти четырехмесячные курсы, на оплату которых у меня не было денег, а еще сдать экзамен (ну, не смешно ли?) и уж только потом – получить сертификат, который бы позволил мне вернуться в профессию… Словом, долго и дорого. Но какой у меня выход? Спасибо Надежде Семеновне, хоть на скорую меня умудрилась всунуть, воспользовавшись острой нехваткой кадров.

– Везет нам! – пробормотал Иван Анатольевич, не скрывая сарказма, когда мы в очередной раз остановились, чтобы дождаться, когда незадачливые водители уступят нам дорогу. – Последний вызов, и такое. Еще и из графика выбились. А меня Танька ждет, к теще надо ехать. В деревню. Всю плешь мне проест. Вон, наяривает… – кивнул на торпеду, где и впрямь мигал входящим вызовом телефон.

– Да и у меня были другие планы на воскресенье.

– Ты теперь когда дежуришь?

– А черт его знает. Ариш, ты не знаешь, как мы работаем на следующей неделе?

– Неохотно! – пробормотала я, с беспокойством поглядывая на потихоньку приходящую в себя «фигуристку». Стас тихо засмеялся.

– А не рано ли вы, девушка, охоту к работе утратили? – раздался тихий баритон.

Ну, вот! Давай, еще начни меня отчитывать! – мелькнула мысль. Я скосила взгляд на сидящего по правую руку заведующего.

– Да я не то чтобы утратила, но… Сами понимаете, что в праздники будет.

– Вот уж не говори! – поддержал меня Иван Анатольевич, – понятия не имею, почему все так стремятся умереть именно в Новый год.

– А я опять тридцать первого работаю! Представляешь? Два года подряд. Меня уже предупредили.

– Холостых всегда ставят в смену на праздники, – покачал головой водитель.

– Вот-вот! Разве это справедливо?! Если у меня нет жены, то что, я не человек?

– Ты бы эти вопросы лучше главному задал. И про справедливость, и про все остальное.

– И что? Как будто не знаешь, чем дело закончится. Плевать им на мои претензии. Партия сказала – надо. А ты, Ариш, как?

– Я вроде тоже работаю.

– Вот! Говорю ж! Это… это, как его?

– Дискриминация, – улыбнулась я.

– Вот именно. О, приехали. Как говорится, получите, распишитесь!

Стас вскочил первым. Уставился на прикорнувшего Михал Ильича и осторожно потряс его за плечо.

– А? Что? – осоловело моргнул заведующий.

– Приехали, Михал Ильич.

Тот тряхнул лохматой головой. Растер шею крупной ладонью. Я всегда обращала внимание на мужские руки, они о многом могли рассказать. Вот и на этот раз не удержалась. Залипла. Огромные кисти. Длинные крупные пальцы. Задубевшая от септиков кожа, которая всегда выдает…

– Глаза бы мои это не видели, – буркнул Михал Ильич и как-то так резко обернулся, что я не успела отвести глаз.

– Что ж вы так о своей работе? – не удержалась от шпильки я. А что? Ему можно меня вычитывать, а мне его – нет? Не знаю, чем бы закончилась наша короткая перепалка, если бы «фигуристка», о которой мы на секунду забыли, не застонала вслух. А так я вздрогнула, подтолкнула светило к выходу и побежала помогать Стасу и Ивану Анатольевичу с каталкой.

Пока оформили все бумажки, пока вернулись на станцию, пока сдались… Пролетел еще один день. Переоделась, натянула шапку пониже и пошлепала на остановку. Погода не радовала. Выпавший накануне снег таял, образовавшаяся под ногами каша противно чвакала, а за шиворот сыпал то ли дождь, то ли снег –  вчера я так торопилась, что забыла надеть шарф.

В месте, которое я временно звала своим домом, и который на самом деле им не был (мне приходилось постоянно себе об этом напоминать), пахло одуряюще вкусно. Слюна моментально собралась во рту.

– Ариша, это ты?

– Да, Надежда Семеновна.

– Мой руки и скорее за стол. Мы только тебя одну и ждали.

– Ну что вы? – расстроилась я. – А если бы меня задержали? – прокричала уже из ванной.

– Вот еще! Я с диспетчером говорила, – отмахнулась Надежда Семеновна, когда я вошла. – Как отработала?

– Ничего.

– Ну-ка, посмотри на меня… Да на тебе лица нет. Костя, хоть ты на нее повлияй! Скажи, что молодой женщине нельзя так вкалывать. Ты ж не лошадь, милочка.

– Надежда Семеновна…

– Сколько раз я говорила тебе называть меня тётя Надя? Я же тётя тебе? Ну, так вот!

Ага… Тетя. По папе. И это просто чудо, что она меня приютила, когда я вернулась в страну, решив начать жизнь с нуля. Другие бы на ее месте палец о палец не ударили. Кому нужны бедные родственники? А эта… Я ведь ни на что даже и не рассчитывала. Просто хотела хоть одним глазком взглянуть на квартиру, в которой выросла, и которую покойный отец завещал… не мне.

– Мне на курсы деньги нужны. Вы же знаете. А тут осталось-то всего ничего до марта.

– Разве мы тебе не предлагали помочь, правда, Костя? Ведь предлагали…

Константин Витольдович, который предпочитал помалкивать, когда жена говорит, послушно кивнул седой головой:

– Конечно, Ариша. Мы с радостью тебе дадим столько, сколько нужно.

– Вы и так мне уже помогли, – я ласково улыбнулась и, не в силах больше терпеть, набросилась на еду.

– Господи, опять, что ли, без обеда?! – всплеснула руками тётя Надя.

– Нет-нет, – пробормотала я с набитым ртом, – был обед! Но мы его проспали.

Иногда спать хочется даже больше, чем есть. И когда времени нет совершенно, приходится чем-то жертвовать.

– Не дело это! Ой, не дело… Ты хоть бы на ставку с четвертью перешла, а? Все ж полегче было бы.

– И не так денежно. Я нормально, тёть Надь, правда.

– Какой там нормально? Никакой личной жизни ведь с такой работой! А тебе нужно ее устраивать… Нужно! И не спорь. Деточку родить. Ну, ведь тридцать уже, Ариша. А дальше время полетит, знаешь, как? Не заметишь. Нам вот господь детей не дал, а теперь не к кому и голову прислонить на старости лет. Хорошо хоть ты у нас появилась. Правда, Костик?

Дядя Костя кивнул и похлопал меня по руке, которой я крошила хлеб, скрывая то, как сильно меня тронули её слова.

– Ну, личную жизнь можно встретить и на работе.

– И то так! – улыбнулась тётя Надя, – Ариша, я тебе рассказывала, как мы познакомились с Костиком? Нет?

– Нет! Неужели на работе?

– А вот и нет. Но я как раз возвращалась домой. А он ка-а-ак свистнет! Представляешь?

Я покачала головой и улыбнулась. Такое поведение было совершенно чуждо моему представлению об этом тихом мужчине. Я доела суп, не успела и глазом моргнуть, как тётя Надя выхватила из-под моего носа тарелку.

– Добавочки подолью, – пробормотала она и отвернулась к плите.

– На самом деле я ловил такси, – подмигнул мне дядя Костя. Для наглядности сунул два пальца в рот и свистнул. Вышло довольно громко. Огромная толстая кошка Муся, спящая тут же на подоконнике, подняла голову и обвела нас презрительным взглядом голубых глаз.

– Ага… Такси он ловил. Как же. А подмигивал ты мне потому, что с тобой нервный тик случился? Не слушай его, деточка. Лучше ешь. А я пока приготовлю тебе ванну.

– Не надо, – покачала головой я, – я душ на работе приняла.

– Тогда сразу спать?

– Сразу спать.

– Бедная моя девочка…

Засыпала я, думая о том, почему почти чужие люди нам становятся роднее самых, казалось бы, близких. Отец за все время, что я себя помню, не проявил ко мне и сотой доли такого вот ненавязчивого участия. Одно время я думала, что он оттает, узнав, что я, как и он, решила пойти в медицину, но профессор Кучер лишь взглянул на меня поверх очков в тонкой оправе и сухо бросил:

– Дело твое. Но не думай, что если завалишь сессию, я пошевелю хоть пальцем.

Мне такое и в голову не приходило. Боль от его слов потом еще очень долго тревожила сердце.

Остаток дня я проспала. Вечером помогла тёте Наде с готовкой, а на следующее утро снова заступила на смену.

– О, опять ты?

– Ну, хоть ты не начинай, – отмахнулась я от Стаса. Стала за ним, чтобы получить укладку и сильнодействующие под роспись.

– Весело сегодня будет.

– Чего?

– Погода какая, видела? Температура скачет. Сейчас полезут сердечники.

– А, ну… да. Ничего, сердечники хотя бы тихие.

Стас рассмеялся, покивал головой и отвернулся, чтобы расписаться в журнале. Несмотря на его предсказания, работы было немного. Может, народ готовился к празднику, и некогда ему было болеть. Мы ехали с вызова, когда в рации раздался голос диспетчера.

– Авария на перекрестке К* и М*, месиво. Мчите туда.

– Мы-то с какой радости? Где реанимация? Травма где?

– Реанимационная бригада едет, травма далеко. Мы всех туда направляем, вам бы продержаться.

– Сильно мы там поможем… – буркнул Стас.

На месте оказалось, что все хуже некуда. Но полиция уже прибыла, и, по крайней мере, никто из сердобольных зрителей не успел нам «помочь». А то бывало и такое. Медвежья услуга, но ведь от души!

– Ну, где ваша реанимация? Тут нежилец! – кричал Стас в рацию, пока я пыталась остановить кровотечение у совсем молоденькой девушки. И ставила ей фентанил с омнопоном, потому как от промедола, который мне впопыхах сунул в руки Изотов, конкретно в этом случае толку было мало.

– Минут через десять будут.

– Они, что, пешком идут?! Не протянет.

– Станислав Владимирович, времени нет. Надо самим, – дернула за рукав старшего.

– Не довезем ведь!

– Давай хотя бы попробуем…

– Черт с тобой. Так и знал, что сегодня не будет покоя!

Погрузили. Подключили. Инфузия. Эффекта нет. Гемодинамика падает…

– И жгут не наложить.

– Нужна перевязка на протяжении2.

– Совсем спятила?!

– Иначе потеряем.

– Ты свои должностные инструкции видела?! Куда ты лезешь, а?! У нас даже материала нет!

– У меня есть! В сумочке по привычке таскаю! Я такое сто раз делала. Ну, пожалуйста, Станислав Владимирович! Потом все вали на меня, а сейчас, я тебя умоляю, просто не мешай, а?

– Тебя ж под суд отправят, если она помрет, Ариша, что ж ты творишь, дура?

А я не знала… Понимала только, что если ничего не сделаю – мы потеряем эту девочку. А дальше просто действовала по накатанной.

Укладка1 – оранжевый чемоданчик, с которым приезжают на вызов врачи скорой помощи или младший медперсонал.

Нужна перевязка на протяжении2 – речь о перевязке кровеносного сосуда, которая показана при повреждении магистральных сосудов. Техника выполнения довольно сложная, не буду вдаваться в детали. Читателю достаточно знать, что обычный фельдшер не имеет права выполнять такие вмешательства.

От автора: всем огромное спасибо за поддержку, лайки и комментарии. Вы – мои лучшие.

ГЛАВА 3

Ариша

Продержались. В приемнике нас уже ждала целая врачебная бригада. В здоровенном мужике в зеленой стандартной робе не сразу узнала Михаила Ильича. Подошла почему-то прямо к нему, сунула сопроводительный лист. Но тот даже не взглянул на изрядно измявшуюся бумажку, которую я заполнила. Потому что главное он уже знал. Мы сами еще в дороге передали данные, так что….

– Какого хрена? Ты куда влезла, а? Умная сильно выискалась? Спасительница рода человеческого?! Да ты чем вообще думала, дура? А если она у меня сейчас на столе помрет, кто отвечать будет?! А ты, Стас, куда смотрел?!

Его губы, казалось, даже не шевелились. Он не говорил – цедил. Слово за словом. Одно обидней другого. Но почему-то обидно не было. И только ярость, которую Михаил Ильич даже и не пытался скрыть, заполоняла каждый сантиметр небольшой комнатки и просачивалась в оконные щели. Как-то неожиданно для себя, но в то же время, наверное, неизбежно, я оказалась в центре внимания всех присутствующих в комнате.

– Я… Вы потом на меня валите, Михаил Ильич.

Тот сплюнул в сторону. Провел плечом по щеке, будто что-то стряхивая, и все тем же морозным голосом коротко бросил:

– Так, я в операционную. С этим… этой… потом будем разбираться.

Не прошло и пары секунд, как санитары вывезли громыхающую каталку в коридор.

Дежурившая медсестра смерила меня осуждающим взглядом. Но, слава богу, никак не стала комментировать происходящее.

– Слушай, Стас… А ты не видел – при ней была сумка? Или что… Опись нужно сделать, – опомнилась я, с силой растерев лицо.

– Сиди уж! Я сам. Господи, ну и денек… Опять выбились, к чертям, из графика. Не видать мне в этом месяце премии, как своих ушей. А, может, еще и штраф выпишут. Из-за тебя, Арина Германовна.

– Прости…

Так глупо просить прощения за то, что подарил кому-то шанс выжить.

– Да что уж? Сгорел сарай – гори и хата. – Изотов сверился с часами, – начальства уже на работе, поди, и нет. Так что порка откладывается до завтра. Как говорят, дышите…

– Перед смертью не надышишься, – шепнула я.

– Ага. Это точно. Ну, я вроде все. Распишись… Пойдем?

В машину забрались молча. Я отвернулась к окну. Обхватила себя руками чуть повыше локтей. Вся грязная. В кровище… Вздохнула. Стас мог говорить все, что угодно, но я-то знала, как по его кошельку ударит штраф. Вряд ли бы он пахал на две ставки, если бы ему не нужны были эти деньги. И от того, что невольно его подставила, мне было еще паскуднее.

– Я тебе все возмещу.

– Что? – моргнул, засыпая.

– Говорю, я тебе возмещу, ну… штраф.

– Сиди уж! Тебе деньги, может, больше моего понадобятся. Если уволят.

Да уж… Та еще перспективка. Я тоскливо вздохнула и перевела взгляд на заснеженный, сплошь в огнях, город. А перед глазами все равно стоял Михаил Ильич. Его лицо с тяжелым, выдающим крутой нрав подбородком. И глаза, из которых разве что только искры не сыпались. И это его «дура»… Оно ведь и не обидно даже. В чужих глазах дурой я и была. Кто ж спорит?

– Ты помолись, что ли, чтобы девчонка выжила. Если шанс есть, Орлов его не упустит. Тут даже не сомневайся.

– Орлов? – моргнула.

– Ну, да. Михаил Ильич. Вот уж у кого руки откуда надо растут. Впрочем, и ты не лыком шита, да, Ариша? Где только научилась так лихо – трах-бах! – Стас не смог скрыть своего интереса и развернулся ко мне всем корпусом.

– В Африке, – честно призналась я.

– В Африке? Ты шутишь, что ли?

– Почему шучу? Я там семь лет провела. Чего только ни видела… и ни делала.

Вот уж истинная правда. Делала такое, что о многом бы предпочла забыть…

– Ничего себе! – восхитился Стас. – И как ты там очутилась?

– Замуж вышла.

– За африканца?!

В зеркале заднего вида наши взгляды с водителем встретились. Казалось, его тоже не на шутку заинтриговал мой рассказ.

– Почему сразу за африканца? За нашего. Просто он много лет работал в Африке в составе миссии Красного креста.

– Так ты за ним поехала?

– Поехала.

– Ничего себе! – повторил Стас. – А потом что? Развелась?

Нет, ну, какая же все-таки непосредственность! Другой бы постеснялся вот так в лоб спрашивать. Но на скорой… Как бы это сказать? Люди столько времени проводили вместе, что привыкли делиться друг с другом всем на свете.

– Нет. Я – вдова.

– Извини, – Стас по-настоящему смутился, – Ты поэтому вернулась?

– Что? А… Нет. Саша умер еще два года назад. Я продолжала работать. Но потом в стране случился военный переворот, и пришлось улепетывать – только пятки сверкали.

– У них там эти военные перевороты в порядке вещей, – подал голос водитель. – И чего им не живется спокойно?

Хороший вопрос. На который у меня не было ответа.

– От чего он умер?

– Кто? – тупила я.

– Твой муж.

– Инфаркт. Все произошло мгновенно.

– Сколько ж ему было лет?

К счастью, мне не пришлось отвечать – мы приехали. Не хотела бы я видеть, как Стас начинает подсчитывать в уме нашу с мужем разницу в возрасте. В свое время мне это здорово надоело. Да, Саша был значительно старше. Но... господи, все, кто его знал, понимали прекрасно, что я в нем нашла. Думаю даже, гораздо больше их волновало другое. Что он нашел во мне? Саша был непостижимым единичным человеком. Который знал об этой жизни, кажется, все. Я столькому у него научилась! Но вряд ли успела постичь хоть сотую долю его вселенной.

До конца смены было еще пахать и пахать. Но вызовов пока не оказалось, и, пользуясь таким редким случаем, мы решили перекусить. Затеяла я это зря. Кусок совершенно в горло не лез. А вот дурные мысли в голову – это пожалуйста.