Текст книги "Шаг вперед, шаг назад (СИ)"

Автор книги: Юлия Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– И я нашла в бумагах квитанции об оплате, – подхватила я, – это навело меня на разные мысли, которые я и хочу проверить. Если этот человек мой родственник, я имею право знать. К тому же ему может понадобиться моя помощь.

Женщина некоторое время думала, потом нехотя сказала:

– Еще раз скажите фамилию.

– Корнилов. Оплаты проходили от этой же фамилии.

Марина Евгеньевна вернулась к компьютеру, какое-то время что-то в нем смотрела, потом заявила:

– Действительно, у нас есть пациент, лечение которого оплачивали по этой фамилии. Но его данные другие.

– Мы можем узнать их?

Женщина бросила на меня нерешительный взгляд.

– Это конфиденциальная информация, мы можем доверить ее только близким родственникам или опекунам.

– Кем был Корнилов?

– Я не имею права разглашать данную информацию.

– Послушайте, – вмешался Кирилл, – я понимаю, что вы руководствуетесь моральной этикой, но постарайтесь понять девушку. Она узнает, что у нее, возможно, есть больной родственник, у которого больше никого не осталось. Человек лежит в клинике для душевно больных, что уже говорит о том, что у него не все в порядке. Ему нужна помощь, как моральная, так и материальная. Мы не хотим ничего большего, кроме того, чтобы узнать, кто он.

– Я могу показать паспорт, – продолжила я, – и квитанции об оплате.

Марина Евгеньевна некоторое время смотрела на нас в задумчивости, потом вздохнула.

– Хорошо, я постараюсь помочь вам. Но поймите, я сама знаю немного. Я работаю в этой клинике только четыре года, а интересующий вас пациент лежит тут почти с самого ее открытия.

– Кто он? – вкрадчиво спросил Кирилл.

– Миланский. Степан Михайлович, тридцать девять лет. Наблюдается в клинике с трех с половиной лет. Поступил в нее через полгода после открытия. Диагноз: аутизм.

– Кто его сюда устроил? – спросила я.

– Отец. Корнилов Михаил Константинович.

Я до того растерялась, что просто не знала, что сказать.

– Вы уверены, что он его отец? – взял на себя слово Кирилл.

– Да, так указано в компьютере, прилагаются отсканированные документы, это подтверждающие. Потом, как я понимаю, Корнилов умер, и опекунство получила некая Корнилова Екатерина Ильинична.

– Если я не ошибаюсь, она сделала большой взнос?

– Если смотреть по оплатам, мы видим, что сначала она регулярно оплачивала стоимость лечения, то есть раз в год вносила сумму за следующий. Потом сделала очень крупный взнос в качестве предоплаты за следующие годы. Его хватило в общей сложности на пять лет. После этого оплата пошла за счет другого лица.

Мы с Кириллом быстро переглянулись.

– Кого?

– Тоже Корнилов. На этот раз Игорь Михайлович. Он же оформил опекунство над Миланским около семи лет назад и внес крупную сумму на счет.

– На сколько ее еще хватит?

– Это год оплачен, плюс следующий.

Мы снова переглянулись с Кириллом, я пыталась понять, что за чертовщина происходит. У папы был еще один ребенок? Если судить по возрасту, появился он до знакомства с мамой, значит, ребенок не ее. Но тогда откуда он взялся?

– Мы можем встретиться со Степаном? – задал вопрос Кирилл.

– Обычно с пациентами можно видеться только родным. Но я сделаю вам исключение, раз уж сложилась такая ситуация.

Мы поднялись и направились к выходу, когда Марина Евгеньевна спросила:

– А Корнилов Игорь Михайлович?..

– Он тоже погиб, – быстро ответила я, – автомобильная авария.

– Ясно, – кивнула она, – что ж, пройдемте.

Женщина прошла с нами на первый этаж, после чего ненадолго покинула нас, вернувшись с молодым коренастым парнем в белом костюме.

– Это медбрат Александр, он проводит вас.

– Спасибо вам еще раз, – сказала я, и мы покинули здание.

– Родственники? – спросил Александр, расслабленно шествуя по дорожке в глубь сада.

– Вроде того, – ответила я.

– До этого общались?

– Нет.

– Тогда несколько замечаний. Как понимаете, это не обычные люди. Воспринимают и реагируют на окружающую действительность они несколько иначе. Но это не значит, что они ничего не понимают и не чувствуют. Вести себя надо спокойно, доброжелательно, голос не повышайте, не пугайте, иначе реакция может быть непредсказуемой. Как фамилия?

– Миланский.

– Этот тихий. Все чему-то улыбается, разглядывает природу, вещи вокруг, ведет дневник. Очень хорошо рисует. Довольно мирный персонаж.

– Персонаж чего? – не выдержала я.

– Дурдома, – безмятежно ответил Александр и отворил дверь в довольно большое здание. Мы оказались в просторном фойе, он уверенно повел нас к лифту. Вскоре мы прошли по светлому коридору к одной из дверей.

– Они как раз вернулись с завтрака. Если вы не возражаете, я зайду с вами. Для контроля.

Я не стала уточнять, кого Александр собирается контролировать – нас или Степана, потому что очень хотела попасть за дверь. Через мгновенье мне это удалось, и перед глазами оказалась просторная комната, совершенно не похожая на больничную палату. Казалось, что мы просто зашли в чью-то комнату в доме. Самая обычная кровать, заправленная покрывалом, шкаф, письменный стол, в углу мольберт, скрученные в рулон листы на столике, краски. Над письменным столом полки с каким-то тетрадями и книгами. На подоконнике магнитофон, а возле него спиной к нам стоял мужчина.

– Степан, – позвал его Александр, он медленно повернулся, я чуть не вскрикнула: мужчина очень походил на отца, именно такого, каким я его запомнила, такого, каким он был запечатлен на последних фотографиях. Через пару мгновений стало понятно, что я дала маху: у мужчины был совсем другой взгляд, глаза смотрели мягко и немного удивленно. На губах блуждала едва заметная улыбка, словно кто-то слегка подтянул вверх уголки губ и так зафиксировал.

– Степан, к тебе приехали гости.

– Здравствуйте, – тут же сказал мужчина довольно приветливо, хотя и отстраненно. На нас он тоже не смотрел, если только вскользь, переводя взгляд с одного предмета на другой.

Александр сделал едва заметный жест, обозначавший, видимо, что пора и нам вступить в диалог. Я бросила взгляд на Кирилла, после чего сделала неуверенный шаг вперед.

– Привет, Степан, меня зовут Ангелина.

– Ангелина, – повторил он, – моя сестра.

Я снова бросила взгляд на Кирилла, после чего кивнула.

– Да, Степа, я твоя сестра. Откуда ты знаешь, что я твоя сестра?

– Папа говорит, что у меня есть сестра Ангелина и брат Игорь.

Я нервно сглотнула.

– Что он еще тебе говорит?

– Папа говорит, вы ездили отдыхать в Грецию. Папа любит Грецию. Папа живет в Греции.

Я мгновенье молчала, не зная, что сказать.

– Папа сам говорил тебе, что живет в Греции?

– Папа прислал открытку.

– Из Греции?

– Да.

– Можно на нее посмотреть?

Степан впервые взглянул на меня, взгляд его стал еще более удивленным. Он рассматривал меня, склонив голову на бок.

– Ангелина красивая. Папа говорит, что Ангелина красивая и похожа на маму.

Я натужно улыбнулась.

– А Игорь похож на папу.

– Игорь похож на папу, – согласился он, – и Степан похож на папу. Так говорит папа.

– А где папа сейчас, ты знаешь? – Степа промолчал. – Можешь показать открытку, которую он тебе прислал из Греции?

Степан снова посмотрел на меня, потом уставился в стену и улыбнулся.

– Это может долго продолжаться, – шепнул мне Александр, но Степан вдруг резко направился к книжной полке, отчего я даже слегка вздрогнула, тут же почувствовав на своем запястье руку Кирилла. Реакция у него отменная, ничего не скажешь. Степан достал одну из книг, вытащил из нее открытку и протянул вперед руку с ней. Я аккуратно приблизилась и взяла открытку. Степан тут же ретировался к окну, но смотрел с улыбкой. Опустив глаза, я увидела красивый вид Греческого побережья. На другой стороне был написан только адрес клиники и имя адресата. Обратного адреса не было. Открытку отправили с острова Родос.

– Марка греческая, – заметил шепотом Кирилл, наблюдавший из-за моей спины, – и штемпель тоже. Либо кто-то запарился, чтобы подделать их, либо открытку выслали из Греции.

– Ты страшный, – заметил вдруг Степан, отчего я бросила на Кирилла быстрый взгляд.

– Почему же? – поинтересовался Кирилл, слегка прищурившись.

– Ты никого не боишься.

– Разве это плохо?

Я ткнула Кирилла в бок, но Степан и так пропустил эти слова мимо ушей.

– Открытка была прислана десять лет назад, – указала я на дату и обратилась к Степану, – почему ты решил, что открытку прислал папа?

– Папа приезжает ко мне и говорит, что уедет надолго. И что пришлет мне открытку из Греции.

– Потому что поедет в Грецию?

– Да. Он так говорит. Лена говорит, что открытка из Греции. Значит, ее прислал папа.

– Когда он приезжал к тебе?

Степан задумался, а Александр шепнул:

– Вопросы времени лучше не затрагивать. Лена – это наша медсестра. Степан, – позвал он мужчину, – ты любишь папу?

– Люблю, – охотно кивнул тот.

– А папа любит тебя?

– Любит.

– Расскажи сестре, что рассказывал тебе папа.

– Папа говорит, что у меня есть брат Игорь и сестра Ангелина. Папа много работает. У папы опасная работа. Папа никого не боится. Папу боятся все. Все хотят убить папу.

– Ты знаешь, что такое убить? – влез Кирилл, за что получил еще один толчок.

– Убивать плохо.

– Извините, – обратилась я к Александру, – мы можем поговорить наедине? Если вы подождете за дверью, я буду вам благодарна.

Он отнесся к просьбе скептически, но вышел.

– Степан, я рядом, – сказал напоследок. Кирилл закрыл за ним дверь, взглядом дав понять, что подслушивать не стоит.

– Что еще говорил папа? – спросила я.

– Папа говорит, что у меня есть брат Игорь и сестра Ангелина.

Мы с Кириллом снова перекинулись взглядами.

– А что говорил тебе Игорь? – спросил вдруг Кирилл.

– Игорь говорит, что папа любит меня. И Игорь любит меня. И Ангелина любит меня. Он говорит, что Игорь скоро приедет за мной. И Ангелина скоро приедет за мной.

Я потерла рукой лоб. Конечно, Игорь предполагал, что я найду записку в сейфе куда быстрее и позабочусь о Степане. Благо, он догадался внести большую сумму денег на счет, иначе даже думать не хочется, что могло случиться со Степаном за эти годы.

– Игорь говорит, что папа уехал в Грецию, и папа уехал в Питер. Игорь не любит Питер, а папа с мамой любят Питер.

Я вздохнула, не зная, как подступиться, но Кирилл вдруг нахмурился.

– Игорь часто приезжал к тебе?

– Он видел открытку из Греции. Он говорил показать открытку Ангелине.

– На улице шел дождь?

– В Питере всегда дождь. А у нас дождь, когда осень.

– Безусловно, – повел глазами Кирилл, – значит, твой папа сейчас в Питере?

– Папа уехал в Грецию, папа уехал в Питер. Игорь говорит, Ангелина заберет Степана и отвезет к папе в Питер. Игорь говорит, Игорь отвезет Степана к папе в Питер.

Мы снова переглянулись с Кириллом. Я не знала, что еще спросить, но Степан вдруг снова пошел. На этот раз к столику возле мольберта. Мы наблюдали за каждым его шагом. Степан порылся в кипе листов, после чего вытащил один из них и снова вытянул в руке. Я приблизилась, взяла его в руки и отошла назад. На листке был набросок, сделанный простым карандашом: человек, стоящий спиной, перед ним уходящая в даль дорога. Я узнала его сразу, не этот набросок, а сам рисунок. Игорь всегда хорошо рисовал. Серьезно он к этому не относился, но родители все-таки отправили его в художественную школу. Игорь ее окончил, но дальше дело не пошло. Рисовать он любил, но только для себя. Как-то мы сидели с ним вместе в комнате, я рисовала каляки-маляки, потому что меня подобным талантом Господь не наградил, а Игорь нарисовал картину: человека перед дорогой, уходящей в даль. Мне очень понравился этот рисунок, и я его сохранила. Когда умерли родители, все наши вещи автоматически перекочевали на квартиру к бабушке, в том числе и этот рисунок. Я бережно хранила его все годы. Он увидел его после того, как я переехала к нему. Я разбирала вещи, Игорь зашел ко мне, рисунок лежал на столе среди других бумаг и тетрадок.

– Ты хранишь его? – удивленно спросил он, посмотрев на меня.

– Конечно.

Некоторое время Игорь подумал, потом взял со стола ручку и написал с другой стороны листа: "Дорогу осилит идущий".

Подойдя к нему, я прочитала написанное.

– Знаешь, почему я нарисовал эту картину тогда?

– Почему?

– Папа как-то сказал мне: я бы хотел посвятить жизнь странствию. Уехал бы в Грецию и стал каким-нибудь Хадзисом.

– Почему Хадзисом? – удивилась я.

– Это греческая фамилия, обозначает "хождение", то есть человека, который много ходит. Я тоже его спросил, и он мне это сказал. А потом добавил: может, когда-нибудь… Как говорится, дорогу осилит идущий. Через полгода они с мамой погибли. Вот тебе и Хадзис.

Он положил листок на стол и вышел из комнаты.

– Что-то вспомнила? – спросил Кирилл, приглядываясь ко мне. Его вопрос вернул меня в реальность.

– Может быть, – кивнула я и обратилась к Степану, – кто это нарисовал?

– Игорь дал это мне, Игорь говорит, я отдам это Ангелине. Ангелина хорошая.

Я слегка кивала, думая о своем. Мысли копошились в голове, выхватывая то детали нашего с Степаном разговора, то обрывки из прошлого. Наша поездка в Грецию всей семьей, рисунок, рассказ Игоря, сказанная им фамилия, папины мечты путешествовать и опасность, подстерегавшая его в России… Я беспомощно посмотрела на Кирилла, не в силах поверить в приходящие в голову мысли. Он только на мгновенье сделал страшные глаза, и это почему-то вернуло меня в действительность.

– Вот что, Степан, – сказала я, – я заберу тебя отсюда.

– Ангелина заберет меня.

– Но сначала мне надо разобраться с документами и найти папу.

– Папа ждет меня в Питере.

Я замерла на мгновенье, потом кивнула.

– Да, Степан. Папа ждет тебя в Питере.

Я сделала Кириллу знак, он позвал Александра.

– Я скоро приеду, – сказала я Степану, – и все будет хорошо.

– Ангелина хорошая. Она любит меня.

– Да, Степан. Да. До встречи.

Мы выскользнули из комнаты, я все еще держала в руках рисунок Игоря. Почти сразу же вышел Александр.

– Выяснили, что хотели? – поинтересовался у нас.

– Мы можем поговорить с каким-то руководящим персоналом? – спросила я.

– Смотря кого вам надо. Есть наблюдающий его врач, есть заведующая отделением, есть та же Марина Евгеньевна. Что вы хотите узнать?

– Насколько можно доверять его словам? – влез Кирилл. Александр пожал плечами.

– С этим вопросом лучше к врачу.

Врач, высоченного роста бородатый мужчина с круглым животом, оказался на месте. Я, было, подумала, что он в летах, но присмотревшись, поняла, что ему не больше сорока.

– Меня зовут Юрий Алексеевич. Садитесь, – радостным басом сказал он, указывая нам на стулья, – Саша ввел меня в курс дела. Очень интересно.

– Что интересно? – не поняла я.

– Миланский лежит в этой клинике с детства. Я наблюдаю его двенадцать лет. Вы тоже родственница?

– Сестра.

– И тоже не знали о его существовании?

– Что значит тоже?

– Лет семь назад приезжал молодой человек. Оказалось, сводный брат. Очень хотел взять на себя опекунство, в чем и преуспел за короткий срок. Думаю, пришлось немало заплатить, обычно такие вопросы решают долго. В итоге после этого ни разу не появился. Теперь вы утверждаете, что сестра. С братом-то сходство было на лицо, не поспоришь. С вами сложнее. Ну да ладно. Вы как, тоже на часок и пропадете?

– Игорь, это тот человек, что приезжал сюда семь лет назад, погиб через несколько месяцев после этого.

Юрий Алексеевич откинулся в кресле и вздохнул, сменив ухмылку на серьезное выражение лица.

– Извините. Это многое объясняет.

– Ничего страшного. Брат не рассказывал мне о Степане, и остальные тоже. Я нашла в старых бумагах квитанции об оплате и сразу отправилась сюда.

Доктор немного подумал, свернув губы трубочкой.

– И чего вы хотите?

– Я не знаю, – пожала я плечами, – все открывшееся для меня неожиданно.

– Понимаю. Ваш брат тоже поначалу был растерян. Много выспрашивал о психологическом здоровье Степана, пытался понять, как к нему подступиться. Провел тут около недели, пока оформлял бумаги на опекунство. Приезжал каждый день. Степан ему сразу стал доверять. Ваш отец, как я понимаю, рассказывал Степану о вас.

– Да, и я так поняла. Папа умер около двадцати лет назад. Мы ничего не знали о Степане, оплату вносила бабушка.

– Ее я застал. Мы даже как-то поговорили, хорошо так, по-человечески. Она рассказала о Степане.

– Вы можете передать ваш разговор?

– Вы ведь ничего о нем не знаете… Я тоже не назову вам имен. Она говорила, что сын по молодости закрутил роман с девчонкой, та забеременела, но перед родителями побоялись открыться. Девушка уехала к каким-то родственникам в деревню, и там же умерла при родах, а ребенок выжил. Ее отец, само собой, все узнал, но дело постарался замять, потому что был какой-то партийной шишкой, не хотел предавать случившееся огласке. Ребенка оставили в деревне с бабкой. Потом отец ребенка забрал его, тут и оказалось, что у мальчика проблемы в развитии. Было ему тогда уже три года. Полгода возили по больницам, осматривали, врачи поставили диагноз: аутизм. Тут как раз наша клиника открылась, как женщина рассказывала, очень удачно, потому что неподалеку от того города, где она живет. Вот и решили… вроде как тут ему лучше будет, уход надлежащий, лечение, надеялись, поправится. Но увы… – Юрий Алексеевич развел руками. – Вы не думайте, что Степан умалишенный. Вовсе нет. Он очень одаренный, прекрасно рисует, много читает. Просто его восприятие отличается от вашего. Конечно, обычному человеку с ним трудно, мы тщательно следим за его состоянием, и я прямо вам скажу: для него это единственный выход. За ним нужен тщательный присмотр, уход, он может удариться в панику, у него бывают истерики, его эмоциональный фон отличается от наших с вами. Степан должен постоянно находиться под наблюдением специалистов.

Я молча кивала, Кирилл же спросил:

– То, что он рассказывал нам… Насколько можно верить его словам?

– Врать он не будет. Просто не умеет этого. Но у него нарушены пространственно-временные связи. Он может запомнить то, что ему говорят, может повторить, но никогда не скажет, когда произошел разговор. Соответственно, все, что он запомнил за эти годы, он воспроизводит без привязки ко времени, это всплывает у него в связи с ассоциативным потоком или созвучием слов. С названным именем, например. Или каким-то предметом, который упоминался в разных разговорах и запомнился ему.

– Я понял, – Кирилл откинулся на стуле и стал думать дальше.

– Скажите, Юрий Алексеевич, я могу оформить опекунство?

– Почему нет? Ваш брат умер, вы как самый близкий ему человек, а соответственно, и Степану тоже, имеете хорошие шансы.

– Что для этого надо?

– Как минимум, обратиться к тому, кто у нас занимается этим вопросом. Мое дело – пациенты, а не бумажки.

– Не подскажете, к кому обратиться?

– Я вас провожу.

Еще через пять минут мы оказались у следующего человека. На этот раз Кирилл со мной не пошел, оставшись дожидаться в коридоре на диване. Дама лет пятидесяти рассказала мне обо всех тонкостях, вручила список необходимых документов и объяснила, как происходит сам процесс.

– Скажите, – спросила я в конце, – у вас есть документы, с которыми Степан поступил сюда? Его свидетельство о рождении, что-нибудь?

– Все документы хранятся у нас в архиве.

– На них можно взглянуть?

Некоторое время дама размышляла.

– Так и быть, в связи с щекотливостью вашей ситуации… Я могу сделать вам копии.

Еще через сорок минут у нас на руках были копии документов, связанных со Степаном. Пока мы их ждали на диване в коридоре, Кирилл поинтересовался:

– Ты всерьез решила усыновить этого парня?

– Взять опекунство. Я единственный близкий человек, оставшийся у него.

– Или нет, – заявил Кирилл, мы переглянулись.

– Ты думаешь, мои родители… – начала я, но он меня перебил.

– Почти уверен в этом. И твой брат об этом знал.

Я подняла голову к потолку и тяжело выдохнула.

– Не могу осознать это. Тем более поверить.

– Пока и не надо. Для начала надо найти доказательства. Рисунок, который дал тебе этот Степан… Ты его узнала?

– Да, – кивнула я.

– Очередной мозговой штурм от брата?

– Возможно. Поговорим об этом позже.

– Хорошо. Но ты его хотя бы разгадала?

– Позже, Кирилл, позже.

Из больницы мы выходили уже далеко за полдень.

– Поехали поедим где-нибудь, – предложил Кирилл, – заодно посмотрим бумаги и все обсудим.

Я была не против. Минут через пятнадцать мы сидели в небольшом кафе близлежащего поселка. Я таращилась в стену, держа вилку в руке, зато Кирилл активно ел заказанный обед.

– Выглядишь, как сомнамбула, – усмехнулся он, – поешь, а то скоро в обморок грохнешься.

– Есть от чего.

– Не спорю. Знаешь, с тобой сложно соскучиться. Постоянно узнаешь что-то новое.

– Кирилл, – я подняла на него взгляд, – я не могу в это поверить. Мой разум отказывается принять тот факт, что…

– Что твои родители живы и что их смерть спланирована и воплощена ими самими.

Я отложила вилку в сторону и откинулась на спинку дивана, качая головой.

– Но как так? Как они могли так поступить?

– Не все так плохо. Подумай о том, что они живы. Реально живы. А могли быть мертвы. Не думаю, что твой отец решился на такой поступок ради развлечения. Наверняка, ему было тяжело, ведь пришлось оставить своих детей. Но иначе мог умереть он.

– Мама согласилась на это, – я попробовала ухмыльнуться, но губы только жалко скривились, – согласилась бросить нас ради него.

– Не вини ее. Она тоже человек. Возможно, она так сильно любила его, что готова была идти за ним до конца. Уверен, твой отец обо все позаботился. Вы остались с бабушкой, у вас были какие-то сбережения.

– У нас ничего не было! Бабушка продала родительскую квартиру, но этих денег мы так и не увидели… – тут я осеклась и полезла в квитанции. Самый крупный свой взнос бабушка сделала незадолго до смерти, возможно, чувствовала, что болезнь подбирается к ней, или просто боялась, что может что-то случиться… Так или иначе, но вместе с оплатой за следующий год она внесла еще очень крупную сумму.

– Деньги за квартиру, – догадался Кирилл, – она боялась, что внебрачный сын останется без помощи, вот и перевела ему деньги.

– Да. Теперь я уверена в этом. Также понятно, почему из тех денег, что давал ей Игорь, до меня доходило так мало. Лечение и наблюдение в клинике довольно дорогое. Скорее всего, до того, как Игорь стал зарабатывать, она оплачивала его с полученных за квартиру денег.

– Неужто отец ничего не оставил? – задумчиво сказал Кирилл, – возможно, история о спрятанных денежках вовсе не миф. Он, как и твой братец, боялся, что деньги растащат конкуренты, вот и спрятал их…

– Оставив брату подсказку, – усмехнулась я, – какой-то замкнутый круг получается.

– И тем не менее. Когда твой брат уехал от вас, ему надо было на чем-то подняться. Он ведь работал с компаньоном?

– Да, его в тот город и перетащил бывший сослуживец, Уколов.

– Выходит, парни еще в армии о чем-то договорились.

– Серега рассказывал, что у Уколова были деньги, и он взял Игоря в долю.

– За красивые глазки?

– Серега не знает. Они тогда не были знакомы. Но если вспоминать события, то да. После смерти родителей мы с трудом перебивались. Бабушка получала пенсию, Игорь работал после техникума на двух работах. Никаких денег у нас не было, как можно догадаться.

Кирилл немного подумал, скрестив руки на груди, потом вернулся к еде.

– Давай ешь, на тебя смотреть страшно.

– А ты не смотри, – я все-таки снова взяла вилку.

– Иногда приходится. Вот что. Учитывая то, что я знаю о твоем брате, я могу сделать вывод, что он дураком не был. Чем занимался отец, думаю, догадывался, и если тот оставил ему указания, где искать клад, парень вполне мог сообразить: лучше переждать. Пока не утихнут разговоры и разбирательства в смерти отца. Потом он уходит в армию, встречает там этого Уколова, они находят общий язык и решают открыть свое дело. У дружка деньги, как я понимаю, были, и твой брат вполне мог решить: пришло время потрошить наследство отца, и вложил долю в дело.

Это было похоже на правду. По крайней мере, очень логично вписывалось в происходящее вокруг. Тут меня снова накрыла недавно пришедшая мысль, я опять глубоко выдохнула.

– Значит, теперь мы будем искать… – я не могла найти в себе сил произнести это вслух, – будем искать моих родителей?

– Непременно. Я, честно говоря, ожидал разного, но такого… Что ж, зато ясно, зачем твой брат разводил такую таинственность. Он знал, что ваши родители живы, но, понятное дело, ни он, ни они сами не хотели бы, чтобы об этом узнал кто-то еще.

– Но откуда он узнал?

– Вот уж не знаю. Может, вместе с кладом нашел записку, в которой была правда? Сейчас это неважно. Кстати, если верить Степану, то твой отец жил в Греции какое-то время, а брат как раз сливал антиквариат за границу. Они вполне могли наладить семейный бизнес.

Я отбросила вилку с легким возгласом и уперлась лицом в ладони. Все, что говорил Кирилл, было так логично и разумно, все так походило на правду… И при этом было так далеко и нереально.

– Он тоже ничего мне не сказал, – я снова взяла вилку, вернулась к еде и продолжила разговор спокойным голосом, – знал, что мама с папой живы, и ничего не сказал. Столько лет я жила в неведении, а он общался с ними.

– Я думаю, на то была причина. К тому же, это могло быть опасным. Прошло двадцать лет, но стоило тебе только объявиться на малой родине с вопросами, как тебя схватили недобрые ребятишки. Что уж говорить о том, что наружу могла всплыть вся правда? Тогда мало бы не показалось уже и твоему брату. Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь. Ты же была сопливой девчонкой, а все происходящее – вовсе не игрушки.

И опять я кивала. После армии наши отношения с Игорем стали непонятными, потом общение свелось к каким-то нелепым разговорам раз в год, а когда он забрал меня к себе… Даже вспоминать не хочется, насколько все было по-дурацки. Я усмехнулась. Отличное слово нашла, чтобы описать свое предательство и смерть брата.

– Эй, – позвал Кирилл, – по глазам вижу, ты опять занялась самоедством. Слушай, успокойся уже. Как видишь, твой брат тоже не сахар. У него секретов было гораздо больше, и они куда серьезней, чем нежелательный любовник. – Я вспыхнула и зло на него посмотрела. – Только не будем сейчас об этом, – выставил он вперед руки, – историю твоей любви и последующей трагедии мы уже слышали. Нужно разбираться с остальным.

– Игорь, решив, что ему грозит опасность, решил все-таки раскрыть правду… Значит, родители должны об этом знать. Должны ждать меня.

– Должны. Только думаю, ждали они тебя значительно раньше. А именно, после смерти брата.

– Что же он, так им и сказал, подозреваю, что меня могут убить? Вы не против, если я тогда Ангелине расскажу правду, и она к вам приедет? Конечно, тогда ладно. И раз уж она поедет, может, Степана с собой прихватит? Да-да, я ее предупрежу. Это же бред.

– Если сверить данные, все поездки он совершил примерно за месяц до гибели. Как раз в это время они с Симагиным начали упорно делить деньги?

– Да.

– Возможно, братец решил перестраховаться на всякий случай. В конце концов, никто не застрахован от случайной смерти. Тебя он любил, хотел о тебе позаботиться. Вот и составил все эти подсказки. Если бы ничего не случилось, он просто мог выкинуть записку из тайника, и все. Никто бы ни о чем не догадался. Думаю, на это он и рассчитывал. Надеялся, что сможет разобраться с ситуацией и выйти из нее живым. Считал, что все контролирует, а в итоге проглядел то, что было у него под носом – его дружок сделал подкоп через сестрицу…

– То есть родители и не догадываются о том, что я знаю, что они живы?

– Есть такая вероятность. Перед отъездом твой отец сказал Степану, что уезжает в Грецию и даже прислал оттуда открытку. Рискованно, конечно, но… Если это правда, то, значит, твой отец надеялся на то, что Игорь найдет его деньги, соответственно, им будет на что жить, и его мать, твоя бабка, сможет оплачивать лечебницу, не раскрывая правды.

– Но почему ей было не рассказать нам? Я даже могу понять, почему папа скрывал его: сначала не хотел портить репутацию, потом было не до того, строил свою бандитскую карьеру… Но бабушка после его смерти… – Тут я осеклась, посмотрев на Кирилла.

– Она знала то же, что и мы, – кивнул Кирилл, – могла догадаться, что ее сын жив. Понимала, что Степан может вызвать интерес у определенных лиц, а он со своей наивностью непременно расскажет, что папа в Греции.

– Бедная бабушка, – покачала я головой, – знать, что твой ребенок жив, но не иметь возможности увидеть, даже не предположить, где он и что с ним…

– Откинем сантименты. Я понимаю твое состояние, но сейчас нужно придерживаться фактов, а мы пока строим все на одних домыслах, только слез не хватает.

– Ладно, рассуждай дальше, – кивнула я.

– Бабуля понимает, что ее сын жив, возможно, даже таким образом оставил ей весточку о себе, кто знает. Естественно, она решает держать все в тайне, по крайней мере, пока у нее есть такая возможность. Игорь тем временем сам вынюхивает правду о них, после чего каким-то образом их находит. Возможно, только возможно, они, действительно, вместе работают. Ясно одно: через какое-то время твои родители возвращаются на родину и поселяются в Питере. Об этом твой брат тоже знает. Думаю, он собирался перевезти к ним Степана, но не успел. Дальше все застопорилось аж на семь лет, пока ты не нашла записку в сейфе брата и не начала поиски снова. Теперь ты знаешь, что твои родители живы и можешь найти их в Питере.

Тут мы снова встретились с ним взглядами.

– Ведь ты из Питера, – сказала я, он усмехнулся, качая головой.

– Ты весьма увлекающаяся особа. То я деньги ищу, то от твоего любовника приехал… Теперь ты решила, что меня послали твои родители?

– Почему нет?

– Объясни мне, с какой стати кому-то вообще меня посылать на такие дела? Я совладелец строительной компании…

– Ну это не основная твоя профессия, – брякнула я, не подумав, и тут же смешалась и уставилась в тарелку. Какое-то время стояла пауза, показавшаяся мне бесконечной. Кирилл рассматривал меня с интересом и усмешкой в глазах. Губы при этом не улыбались, и от этого было страшно. С такой усмешкой в глазах убьют, не поморщившись.

– Какая же у меня основная профессия? – наконец, спросил он. Я кинула на него взгляд, не поднимая головы, но тут же опустила глаза.

– Я не знаю, – сказала негромко, стараясь выглядеть естественно. Удавалось плохо, спина была напряжена до предела. – Просто то, как ты себя ведешь, наводит на мысли, что ты не простой работник строительной фирмы.

– Тебе кто-то что-то напел про меня? Кто? Твой Смирнов?

– Никто мне ничего не пел. Ты обычный преуспевающий бизнесмен, приехавший в маленький город в командировку.

– А ты шлюха из местного кабака.

– Так и есть.

– Ага. Только потом оказывается, что ты сестрица почившего местного авторитета, которую подозревают в том, что она со своим любовником, он же лучший друг брата, сжила последнего со свету ради денег.