Текст книги "Дремучие двери. Том II"

Автор книги: Юлия Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)

Служение собственной падшей природе убивает прежде всего саму личность, её душу. Гоголевский «Портрет», «Портрет Дориана Грея», «Шагреневая кожа»… Ставка здесь – талант и судьба в вечности. Смерть вторая. То есть с духовно-религиозной точки зрения – обвинение на Божьем Суде, духовное банкротство /притча о талантах/, когда нечем отчитаться перед Господином. Лишь «сеять разумное, доброе, вечное» – сеять в Жизнь.

Советское общество стало рушиться, когда ввело принцип материальной заинтересованности. Нельзя было играть в их игру. Эта постоянная фальшь – старайся получить побольше, но помни, что это рвачество… Выход: заинтересованность в заработке как возможности самореализации, финансирования собственного Дела, работающего на Замысел. Творческих планов, идей, талантов, индивидуальных или совместных проектов. Материальная заинтересованность изанина – желание заработать на осуществлении планов, работающих на ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, на Волю Неба. Запрет на использование богатства для ДУРИ.

Мы меняем свою судьбу и судьбу других, когда молимся.

Ребята, коммунисты-первопроходцы… те, настоящие. Вы творили свой подвиг, не ожидая в награду бессмертия в Царствии. Вы добровольно клали жизни «за други своя», за «святую свободу» и счастье человечества. За «светлое будущее», а не за возможность нахапать, пристроиться к кормушке и затащить к себе в постель прежде недоступную дорогую шлюху… Вы не знали, что сеятели вечного бессмертны. Что проходят эпохи, поколения, земные слава, богатство. Песок пустых хлопот, страстей, суеты засасывает чёрная дыра дурной бесконечности. Лишь «дела хорошие», как звёзды ночью, будут плыть за вашей душой по долгим столетиям небытия, чтобы перед престолом Господина заполнить нищую вашу суму драгоценными алмазами «пароходов, строчек и других долгих дел».

Никакой корысти не было в вашем подвиге – вас ли осудит Творец? «Рукописи не горят»… Да, слово бессмертно, поэтому будут гореть вечным пламенем сочинители, певцы и творцы бессмертного зла.

«Дурно пахнут мёртвые слова»… Наша интеллигенция по хотению царя-Ирода исполняет танец Саломеи, жаждущей получить на блюде голову Руси.

Изане – предтечи, прокладывающие путь Царствию Того, Кто должен снова прийти в конце времён.

ПРЕДДВЕРИЕ

Из беседы иностранного корреспондента с Николаем Островским:

«Я, если бы не чувствовал правоту дела, которое я выполняю, мне кажется, я не мог бы никогда улыбаться…» «Я знаю, что такое гнёт капиталистической эксплуатации. Я работал с одиннадцати лет, и работал по тринадцать-пятнадцать часов в сутки. Но меня били. Били не за плохую работу, я работал честно, а за то, что не дал столько, сколько хозяину хотелось взять от меня. Таково отношение эксплуататоров к трудящимся во всём мире. И эти люди говорят о гуманности! А дома они слушают Вагнера и Бетховена, и призраки замученных ими людей не смущают их покоя. Их благополучие построено на нечеловеческом отношении к рабочим, которых они презирают за некультурность. Но как рабочий может стать культурным в условии капиталистической эксплуатации? Не они ли тянут его назад, к средневековью? У нас тоже есть недостатки, но это остатки старого наследства… Разжигание национальной розни – один из методов политики капиталистов. Вполне понятна их боязнь объединения угнетённых народов…

Всё изменилось со времени Октября. Царской «Расеи» больше нет. Что нёс с собой русский солдат? Царский флаг и дикую эксплуатацию своей отечественной буржуазии. Наша же армия не будет армией-победительницей, жестокой к побеждённому народу. Наш красноармеец знает, что его враг не немецкий народ. Он знает, что после нашей победы будет братство народов. И раз враг бросил оружие, отступил, то войдут на его территорию не разбойники, не враги, а товарищи… Борьба будет ожесточённой. Гитлер сумел сыграть на национальном унижении и сумел разжечь страшный шовинизм. Это страшная вещь. У нас в Союзе 168 национальностей и в то же время у нас теперь настоящее братство народов. А двадцать лет назад я сам был свидетелем безобразных издевательств над евреями. Сейчас это дико, нелепо. В Красной Армии особенное внимание уделяется политическому воспитанию бойцов. Я сам до 1923 года был комиссаром батальона. Никогда мы не говорили, что немцы или поляки наши враги, это было бы преступно… Это наши друзья, закованные в цепи капиталистического рабства… Угнетение и произвол везде одинаковы: есть фашизм, и есть демократизм, хотя тут и там капиталисты. Мы не уравниваем их, мы ловим каждого честного человека…

Среди журналистов есть хорошие, честные сердца. И если один из десяти уходит из лагеря эксплуатации с незапятнанным сердцем, это уже огромная радость…

Общее дело, общая борьба дают силы перенести всё. Я не двигаюсь и не вижу уже восемь лет. Вы не представляете себе, не можете представить ощущения неподвижности. Это страшное дело даже при здоровье, при отсутствии боли, страданий. Ведь даже во сне человек меняет положение.

К. – Скажите, если бы не коммунизм, вы могли бы также переносить свое положение?

О. – Никогда! Личное несчастье сейчас для меня второстепенно. Это понятно…

Когда кругом безотрадно, человек спасается в личном, для него вся радость в семье, в узколичном кругу интересов. Тогда несчастья в личной жизни /болезнь, потеря работы и так далее/ могут привести к катастрофе – человеку нечем жить. Он гаснет, как свеча. Нет цели. Она кончается там, где кончается личное. За стенами дома – жестокий мир, где все друг другу враги. Капитализм сознательно воспитывает в людях антагонизм, ему страшно объединение трудящихся. А наша партия воспитывает глубокое чувство товарищества, дружбы. В этом огромная духовная сила человека – чувствовать себя в дружеском коллективе.

Я лишился самого чудесного в жизни – возможности видеть жизнь. Прибавьте к этому огромные страдания, которые не дают ни секунды забвения. Это было огромное испытание воли, поверьте, можно сойти с ума, если позволить себе думать о боли. И передо мной встал вопрос: сделал ли я всё, что мог? Но совесть моя спокойна. Я жил честно, лишился всего в борьбе. Что же мне остаётся? Предо мной тёмная ночь, непрерывные страдания. Я лишён всего, всех физических радостей, процесс еды для меня – мучение. Что можно сделать в моём положении?..

Но партия воспитывает в нас священное чувство – бороться до тех пор, пока есть в тебе искра жизни. Вот в наступлении боец падает, и единственная боль оттого, что он не может помочь товарищам в борьбе. У нас бывало так: легкораненые никогда не уходили в тыл. Идёт батальон, и в нём человек двадцать с перевязанными головами…

– Если бы вы спросили моего врача, то он сказал бы: «Я тридцать лет считал, что болен тот, кто ноет, кто жалуется на болезнь. А этого не узнаешь, когда он болен. А между тем сердце разрушено, нервы пылают, огромный упадок сил. Он должен три года ничего не делать, только есть и спать, а читать Анатоля Франса да Марка Твена, и то в маленьких дозах». А я работаю по пятнадцать часов в сутки. Как? Врачам непонятно. Но ничего сверхъестественного нет. Юридически я болен. Я переношу мучительные страдания, не оставляющее меня ни ночью, ни днём.

К. – Сколько вы спите?

О. – Семь-восемь часов.

К. – Где вы работали, когда началось Ваша болезнь?

О. – Я политработник, секретарь комитета комсомола. А это значит – работа с 6 утра до 2 часов ночи. Для себя времени не оставалось совершенно.

К. – Я без колебаний скажу, что беседа с вами многому научила меня, и я её никогда не забуду. Вы мужественный человек. Мужество даёт вам преданность идеям коммунизма. Это идейное коммунистическое мужество. Да?

О. – Да. Я могу каждую минуту погибнуть, может быть, вслед за вами полетит телеграмма о моей гибели. Это меня не пугает, вот почему я работаю, не жалея жизни. Будь я здоров, я экономил бы силы для пользы дела. Но я хожу на краю пропасти и каждую минуту могу сорваться. Я это твердо знаю. Два месяца назад у меня было разлитие желчи и отравление желчью, я не погиб только случайно. Но как только упала температура, я немедленно принялся за работу и работал по двадцать часов в день. Я боялся, что погибну, не кончив книги.

Я чувствую, что таю, и спешу уловить каждую минуту, пока чувствую огромное пламя в сердце и пока светел мой мозг. Меня подстерегает гибель, и это усиливает жажду жизни. Я не герой на час. Я победил все трагедии своей жизни: слепоту, неподвижность, безумную боль. Я очень счастливый человек несмотря на всё. И это не потому, что я достиг всего, что меня наградило правительство. Я этого ничего не имел и был так же радостен. Поймите, это не было никогда целью моей работы. Пусть завтра я снова буду жить в маленькой, убогой комнатушке, мне было бы всё равно…

Сталь закаляется при большом огне и сильном охлаждении. Тогда она становится крепкой и ничего не боится. Так закалялось и наше поколение в борьбе и страшных испытаниях и училось не падать перед жизнью. Я был малограмотен до 1924 года я не знал хорошо русского языка.

Огромная работа над собой сделала из меня интеллигента. Я знал хорошо только политику, и этого для меня в тот период хватало. Больше всего учился, когда заболел: у меня появилось свободное время. Я читал по двадцать часов в сутки. За шесть лет неподвижности я прочёл огромную массу книг…

Если уцелела ваша честность и вы сохранили человеческое достоинство, это уже много. Вам ведь многое непонятно. Вы не видели России до революции, не представляете себе этой дьявольской жуткой обстановки. Только зная наше ужасное прошлое, можно оценить и понять гигантскую работу, которую мы сделали.

И страшно, что есть люди, которые хотят всё разгромить, и взорвать, и вернуть нас в прежнее рабство». /Ник. Островский – газете «Ньюс кроникл». 1936 г./

* * *

«Я лично думаю, что Сталин искренний коммунист. Должен сказать, что его речи и заявления на десять голов выше по логике и аргументации, чем всё, что исходит от других его коллег…

Делать то, чего желает делать правый уклон, – это, значит признать, что коммунистическая партия бита, это значит вступить на путь ликвидации революции как таковой… Только отдельным, более чутко мыслящим и видящим вождям дано видеть лучше и глубже. И я не могу отказать Сталину в той способности предвидения и анализа, которой я не замечаю ни у Рыкова, ни у других подобных более мягких коммунистов… Для меня падение Сталина будет термидором.

У правого уклона нет вождей, чего и не требуется, нужно лишь, чтобы история покончила со Сталиным как с последним оплотом твердокаменности. Тогда власть останется… в руках мягких максималистов – Рыкова и K°, которые, подобно термидорианцам, будут пытаться нести дальше большевистское знамя, но фактически будут игрушкой жизненной, стихии, уступая и колеблясь под давлением жизни». (Г. Бахметьев, последний Посол царской России в США).

ТАК ГОВОРИЛ ЗЛАТОВ

ФОРМУЛА ЖИЗНИ /ВОСХОЖДЕНИЯ/:

Разделение проблем «хлеба насущного» /обеспечения полноценной жизнедеятельности личности для максимального развития её духовно-нравственного потенциала во имя исполнения ею Замысла/ и отдачи «ДОЛГОВ НАШИХ» Творцу, Господину Жатвы.

Проблема разумного обеспечения необходимо-достаточным каждого члена общества должна быть решена вне зависимости от социального положения личности. Графу «социальное положение» вообще нужно заменить критерием «профессия, род занятий». Профессиональные льготы и издержки неизбежны, но они ни в коем случае не дают кому-то право на особое питание, одежду, жильё /лаборатория, кабинет для писателя или мастерская для скульптора здесь не имеются в виду/, на какие-то привилегии в воспитании и образовании детей, в отдыхе, развлечениях, бытовом обслуживании и т. д. Необходимо-достаточное распределяется на духовно-нравственной и научной основе – так нам диктует Замысел. Палец должен быть так же обеспечен всем необходимым, как и голова, хотя её функции неизмеримо сложнее. Но если в результате подагры палец разболится, и голова, и всё тело уже не смогут нормально функционировать. Нужное голове должно быть просто ДРУГИМ, чем нужное пальцу или глазу, но не больше или качественнее. Ты можешь снять со своего счёта в Изан-банке необходимую сумму на медицинское оборудование для зубоврачебного кабинета или на археологическую экспедицию в Среднюю Азию, но не на норковую шубу для жены или любовницы. И высококвалифицированный плотник не может, и комбайнёр-изанин и ассенизатор, получающий порой больше профессора. Таково неотъемлемое правило Изании. Каждому – хлеб насущный, от каждого – ДОЛГИ НАШИ. ВЗАИМОСБЛИЖЕНИЕ НИСХОДЯЩЕГО НЕБА И ВОСХОДЯЩЕГО ЧЕЛОВЕКА.

Прежнее тесное увязывание человеческой трудовой деятельности с «хлебом насущным», необходимостью зарабатывать «на жизнь» порождало эффект «переедания» в широком смысле слова. Переедания во всём, вплоть до возможности купить неограниченную власть при низком духовно-нравственном уровне, попыток всех и каждого перетянуть одеяло на себя, культа, замкнутой на себя тщеславной гордости /в отличие от самоутверждения в нашем понимании – как можно лучше послужить Замыслу, осуществив ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ свыше/… Бесконечно развивающиеся аппетиты одних приводят не только ко хроническому голоду других, но и заражают общество ответной жаждой крови – всем тем, что мы называем вампиризмом.

Земные ресурсы ограничены. Они не рассчитаны Творцом на неразумное потребление, вредящее душе и телу. НЕПОТРЕБСТВА губят не только «вампиров», но и доноров, вампиров потенциальных, – как завидующих, сжимающих кулаки в ожидании своего часа, так и равнодушно терпящих зло, ибо таковые своим молчанием перманентно питают, взращивают зло, подбрасывая чёрные шары для отрицательного решения многих судеб в вечности. «Не противься ЗЛОМУ», но не ЗЛУ! – сказал Господь. Прощай личных врагов, но какое право имеешь ты, воин Неба, равнодушно взирать на издевательства над стариками, женщинами, детьми?

«Молчанием предается Бог», – это убедительно продемонстрировали события последних лет, когда народное «непротивление злу» привело к катастрофе. Разве не жаль их, ставших добычей тьмы? Девочек на панели и мальчиков «на игле», доблестных защитников Отечества, ставших киллерами? И даже тех, кто погубил их и себя, сам став жертвой ВСЕДОЗВОЛЕННОСТИ?

«Бойся своих желаний, они иногда осуществляются» – предостерегали древние мудрецы… Дурь и пустое «хотение» необходимо отличать от МЕЧТЫ, предполагающей высоту Замысла, прорыв в Небо. «Преодолеть пространство и простор»… Прорыв к «Неведомому Богу». Мечта – жажда полета, дитя духа, в то время как «мечтательность» – душевность, петушиное хлопание крыльями.

Искушение: некто нашёл кошелёк и колеблется: вернуть – не вернуть?

Лукавый: «Кража – не грех, особенно кража миллионов. Банкиры – сливки общества, объекты восхищения и подражания».

Искушение: изменить или не изменить жене – допустим, на курорте?

Лукавый: «Сексуальная свобода – революция, прогресс, освобождение от тёмных предрассудков и оков». Пособия по изощрённому сексу. Права сексуальных меньшинств.

Искушение: сотвори грех. Бог простит. Уступи греху…

Лукавый: «Это и не грех вовсе, а дарованная свыше свобода, защищённая «правами человека». Добродетель – смешна, старомодна и глупа. Живи «на всю катушку».

Иными словами. Искушение: – «Творец предупредил: «не пей, козлёночком станешь, но ты всё же попробуй, какое вино вкусное»…

Лукавый: «Не станешь козлёночком – солгал Бог. Пей, сам будешь как Бог».

Теперь о «вредных привычках» и различных отклонениях.

Если мы такого человека отвергнем, он понесёт свой грех в мир, соблазняя и заражая других уже в геометрической прогрессии. Брезгливо не принятые Изанией будут убивать свои и чужие души в кабаках и борделях, в любых уголках земли, поддерживая и оплачивая из своего кармана мировое зло. Поэтому единственный критерий – добровольность прихода к нам с намерением излечиться. Вампирия не должна процветать за их счёт! Разорить кабаки, казино, притоны, бордели; сражаться делом и словом, которое «тоже оружие», постепенно конструируя новую действительность по Замыслу Творца. Для добровольного излечения в «карантине» – тесное сотрудничество с духовенством, психологами и другими специалистами-медиками, использование новейших компьютерных достижений.

Повторяю – жизнь изанина в падшем мире – это непрерывный выбор меньшего из двух зол. И поскольку самое страшное – служить соблазном, растлителем для других, пусть уж виртуальный секс и прочие тёмные виртуальные фантазии касаются лишь тебя, твоих отношений с тьмой.

Сомневающимся приведём несколько выдержек из журнала «Досуг»:

Реклама клуба «Шанс» для гомосексуалистов /студентам вход бесплатный/.

«Два зала – большой с хаус-музыкой, где проходит эротическое шоу на сцене /стриптиз, воздушная эротика на ремнях/ и наиболее известное «рыбное» с большими аквариумами. «Изюминка» клуба: обнажённые мальчики, плавающие среди рыб по соседству с аквариумом с пираньями… Клуб изобилует полутёмными переходами. Но самая-самая песня «Шанса» – туалет. «М» и «Ж» представляют собой некое единое целое с распахивающимися дверками безо всяких ненужных задвижек. Посетительницы «Ж» нисколько не удивляются, если к ним в кабинку заглядывает незнакомый симпатичный мальчик с требованием одолжить ему губную помаду».

Клуб «Казарма»:

«…правильнее было бы назвать клуб «Катакомбы», потому что даже в трезвом состоянии найти выход нелегко, а в пьяном и вовсе безнадёжная затея, учитывая минимальное освещение и большое количество посетителей. При входе находится основной зал с треугольным баром, сцена для шестового стриптиза, деревянные нары и душевая кабинка, в которой моются стриптизёры после выступления. Если вы рискнёте зайти дальше, то очутитесь в лабиринте, где на фоне чёрных стен сияют красные фонари. В отдельных закоулках установлены диваны и лежаки различной конфигурации и телевизоры, по которым чего только не увидишь. Все комнаты предусмотрительно оснащены щелями для тех, кто хочет понаблюдать со стороны за людьми в комнатах.

Самое посещаемое место – другое ответвление лабиринта: коридорчик с кабинками, в каждой из которых есть писсуар и раковина. В стенках на разных уровнях просверлены дырочки разных размеров.

По словам завсегдатаев, кабинки пользуются повышенной популярностью».

«Хамелеон» /вход студентам – 15 руб. Плюс им дают талон на водку, колу и сандвич за двадцать рублей/.

«Шумно и многолюдно, по выходным набивается до 1000 человек. Клуб очень напоминает большие дискотеки «загнивающего» Запада, где через две минуты совместного танца начинаются поцелуи взасос с крепкими объятиями.

В клубе царит полная сексуальная раскрепощённость, можно делать всё что угодно, вплоть до занятий любовью прямо на сцене /не говоря уже о «лабиринте»/. Раздевания и первобытные телодвижения приветствуются. Проводится много эротических конкурсов и лотерей с различными призами – телевизорами, музыкальными центрами и т. п.

…Уж если вас сюда занесло, не напрягайтесь, когда сзади подходит незнакомец /или незнакомка/ и /вне зависимости от вашего пола/ начинает прижиматься к вам всеми частями тела: здесь так принято».

* * *

Пьяницы и наркоманы дают у нас подписку о желании испытать на себе наши мягкие способы лечения – компьютерно-виртуальный сон, где пациент, сам решая принимать или не принимать алкоголь или наркотик, как бы программирует положительный или отрицательный результат своего выбора, прокручивает его в собственном сознании с помощью виртуальной реальности.

Всё это пока на грани разработки, требует свежих идей программистов, медиков, духовенства – религиозно-нравственного и общественного осмысления. Приглашаем всех к сотрудничеству и будем вместе выбирать меньшее из легиона зол. Но нам ясно главное: грех, конечно, когда кто-то в виртуальной действительности собственного сознания удовлетворяет свою похоть с несовершеннолетней девчонкой, но куда хуже, когда маньяк выходит для этого на настоящую улицу настоящего города, где, между прочим, гуляют и ваши дети, господа-товарищи.

Чему служит наше слово – восхождению или падению? Духовное Наследие – это капитал вечности. Небесный банк, из которого человечество черпает силы для восхождения, воду живую, источник которой – Спаситель, Господин Жатвы… Не пробуждаешь ли ты своим словом силы тьмы, сталкивающие в бездну?

Нестяжание, смирение, «нищие духом» положительны лишь в аспекте духовного состояния личности, её отказа от своей падшей природы, покорности Воле Творца. В остальном – да здравствует дерзание, борьба со злом, активное служение Замыслу! Ибо лишь в восхождении – путь к Небу.

Земная жизнь – жестокая вселенская война, куда мы «мобилизованы и призваны» своим Небесным Отечеством. Смерть первая – демобилизация, освобождение, долгожданное возвращение домой.

«Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко»… «Не мир Я пришёл принести на землю, но меч»… На войне этой неизбежно предстоит отдать, положить жизнь временную, получив взамен Вечную. Или, сбежав с поля боя, навсегда остаться на чужбине. Заметьте, красный мученик Николай Островский говорит не «умереть», а «погибнуть». Не только православных святых, не только Блеза Паскаля, но и этого, казалось бы, далёкого от церкви большевика вспоминаю я «в минуту жизни трудную», когда надо укрепиться духом.

Итак, цель Изании – помочь личности СОСТОЯТЬСЯ по Замыслу Неба. Исполняя Закон, решить положительно свою судьбу в вечности. Благотворительность Изании помогает не просто выжить, но СОСТОЯТЬСЯ.

* * *

Денис сразу же крепко сдружился с Айрис, они часами болтали, легко переходя с английского на русский и обратно, на свои недоступные Иоанне компьютерные темы – она понимала лишь отдельные слова. Денис и прежде увлекался виртуальной натурой для своих проектов – невероятные возможности и гораздо дешевле! – а теперь Айрис заразила его новой идеей – лечебно-воспитательное конструирование пациентом собственной жизни – для наркоманов, к примеру, алкоголиков, для желающих излечиться ещё от какой-либо пагубной страсти. Ведь это сопровождало многих как проклятие – почти каждый день одни и те же порой трагические или просто неприятные происшествия. Конфликты, скандалы, увольнения с работы, роковые оплошности и последствия вроде аварий и пожаров… Таким образом, сидя в кресле перед монитором с датчиками на голове, пациент (добровольно, разумеется) помещался в виртуальную реальность. Вот его дом, жена, родственники, привычная обстановка, друзья. Любимое дело, знакомая улица, бар, где он завсегдатаем – всё в норме. Но вот он выпивает или колется, или заводит случайное знакомство с «голубым» или путаной, или ещё что-либо запретное… Привычный кайф и вдруг всё меняется – неприятности по службе, разрыв с женой, она уходит, забирая детей. Несчастный в отчаянии мечется, чтобы её найти, нажимает на кнопки, выскакивает на улицу. И начинаются «ужастики» – аварии, бандиты… В конце концов, больничная койка – боль, тошнота, голова раскалывается… Или кошмары, демоны, страшные видения – Денис был мастером по части всякого рода триллеров и шоковой терапии, – пациента иногда приходилось отключать и давать успокаивающее. Грешник в ужасе, но есть лишь один способ от всего этого избавиться – пройдя сквозь муки и испытания, найти машину времени и вернуться назад, в недавнее прошлое. Когда всё ещё было хорошо – жена дома, дети целы, на работе порядок, а он сам не заражён спидом и не болен раком лёгких после неумеренного курения… Пациент нажимает кнопки, и наконец, о счастье! – вот то самое мгновенье, когда его угораздило глотнуть из проклятой бутылки или свернуть в роковой переулок. Бутылка снова на полке бара, деньги на месте, он в кругу семьи на берегу моря. Резвятся дети, они с помолодевшей красавицей-женой входят в ласковые тёплые волны. Того самого, что плещется на стене денисовой комнаты. На море штиль… Звучит прекрасная музыка, кричат чайки, белый парус на горизонте… И туг появляется шумная компания, предлагает выпить… И всё сначала.

– А как насчёт моделирования ада? – как-то предложила Иоанна, поёжившись от собственной дерзости, – Нескольких минут пребывания во тьме внешней? И вспомнила «дремучие двери».

Но по части моделирования всяких натуральных и мистических ужасов Денис был сам мастер. Король подполья.

Иоанна не видела его последнего проекта, но Айрис уверяла, что по сравнению с ним все вместе взятые американские и неамериканские триллеры кажутся «Весёлыми ребятами».

– У него всё так медленно, – рассказывала Айрис, – Вот фото на стене, вроде бы, ничего такого. Камера к стене приближается, всё так медленно, и уже страшно. А на фото… – голос Айрис стихал до шёпота, глаза округлялись. – У-у! – вскрикивал неожиданно Денис, как в детских страшилках. Айрис взвизгивала, Иоанна тоже, Денис хохотал, довольный.

– Страх – великое чувство! – убеждала Айрис, – Человек в этом состоянии может перепрыгнуть через забор, не то что через собственный грех.

– «Начало премудрости – страх Божий» – цитировала Иоанна, – «Наведи, Господи, страх на них; да знают народы, что человеки они». /Пс. 9:21/.

– Да, да, думаю, и церковь нам окажет поддержку. У нас будут специальные религиозно-воспитательные программы для детсадов и школ – ведь ребёнок часто не представляет себе последствий того или иного поступка, а у нас он будет как бы проигрывать несколько вариантов запретов и последствий. Да это актуально для любого возраста. Например, перешёл улицу на красный свет…

– Поставил в казино на красное, – подхватила Иоанна.

– Зарезал красную старуху-процентщицу, – добавил Денис, – Коммунистку, вросшую в рынок.

Идея ему нравилась, он уже начал практически кое-что реализовывать, работая вопреки запретам докторов.

– Какое счастье, когда между нами не стоят деньги, – сказал он как-то по поводу врачей, добавив, – Когда между людьми не стоят деньги. «Какое низкое коварство – полуживого забавлять…» «Низкое коварство»… «Вздыхать и думать про себя: «Когда же чёрт возьмёт тебя?» Это всё деньги. Или «Дядюшкин сон», помнишь?

Они теперь часто бывали у Айрис в гостях. Их с Егоркой номер ничем не отличался от стандартного – разве что по коридору прогуливалась охрана. Заказывали на ужин любимые всеми пельмени (не покупные в пачках, как у свекровьиных соратниц, а настоящие домашние). Их лепили вечерами две беженки-учительницы, в основном, для дополнительного заработка – по договору с одним из подмосковных кафе, но кое-что перепадало и златогорцам. Учительницы, вместе с другими изанами, собирали средства на строительство разгромленной в результате каких-то этнических конфликтов школы в их родном посёлке, куда намеревались вернуться.

Итак пельмени, пиво с воблой. Для Дениса – безалкогольное и несолёные сухарики, натёртые чесноком. Айрис с Денисом уходили в другую комнату работать и орали там то по-английски, то по-русски, а Иоанна обсуждала с прочими гостями судьбу России. Приходила ещё знакомая киношная пара, которая тут поселилась на месяц, как в доме творчества – за плату. Муж писал сценарий, жена – балерина на пенсии, ежедневно ездила на работу в какое-то турагентство и вела здесь танцевальный кружок. Оставить мужа одного в Златогорье супруга не решалась, опасаясь «скромного обаяния» фиалочек. Айрис уговаривала их сдать квартиру надёжной фирме /устроить это Изания брала на себя/ и поселиться в Златогорье, тем более что бывшая балерина ещё и в кино проработала несколько лет в монтажной, а им монтажница была нужна позарез.

Здесь постоянно что-то горячо обсуждали – Айрис привила Златогорской злите вкус к методу «мозговых атак», и в отличие от ни к чему не обязывающих русских разговоров «за жизнь» по «проклятым вечным вопросам», в квартирке Айрис все дискуссии скорее напоминали «Совет в Филях», за которыми следовали немедленные приказы и военные действия.

Иоанна не уставала восхищаться умением американки дерзко вторгаться в самые рискованные темы, обсуждая во всех деталях какой-нибудь «виртуальный секс», и одновременно держать строжайшую дистанцию с сильным полом, не допуская никаких вольностей и оставаясь, тем не менее, «своим парнем», «товарищем», напоминая комсомолку-энтузиастку «пламенных лет». Она даже носила поверх джинсы модную в те годы блузу в широкую полоску – нежно-фиалковые полосы чередовались с чернильными.

Виртуальная стайка сизарей во главе с Айрис летала по Изан-нету и Интернету, хлопоча неустанно по земным и заоблачным делам Изании. То выискивая по миру «наших», то оказывая помощь, то требуя помощи, разнося в клювах по всему свету егоркины идеи и проповеди, разоблачающие очередные козни Вампирии… Торопясь, пока Интернет не стал рупором грядущего царства Антихриста, успеть напакостить Зверю где только можно. И радуясь этому великому изобретению человечества, позволяющему не выходя из дома беседовать «от сердца к сердцу» с любым «гражданином вселенной» – просветить, защитить, утешить, помочь, воодушевить…

Айрис ликовала, что можно наконец-то доставать, обстреливать Вампирию хотя бы из виртуального пространства, потому что в реальном поле до неё нынче не добраться – ни в Эсэнговии, ни, тем более, у них в Штатах. Мол, это только на словах там «свобода слова», а попробуй-ка сунься в солидную редакцию или издательство с какими-либо кардинальными ниспровергающими идеями – глухо, как в танке, как говорят в России. Отдельные факты – бичуй на здоровье, но никаких выводов и обобщений, никаких подкопов под ОСНОВЫ. Вся критика должна быть направлена на улучшение капитализма. Ну, например, некоторые мечтают о возврате к «добрым старым временам», они за свободное предпринимательство и против монополии. Их девиз «Любовь к Богу, стране и семье». «Опора на себя, облагороженная чувством к общине», как говорит Боб Доул. Многие считают, что нынешний рынок является смертельным врагом общества, которому он вроде бы должен служить. /Майкл Пьюсэй/. Другие прямо заявляют, что человека превратили в «калькулятор»…

Но попробуй потрясти «основы основ» какой-либо «революцией сознания», если и раскопаешь какое-нибудь непуганое издательство или издашь за свой счёт – без соответствующей рекламы, особенно телевизионной, обеспечен полный провал. В Штатах без рекламы делать нечего…

А между тем, как рассказывала Айрис, там очень развиты общины-комьюнити, в них – каждый восьмой американец. Общины организовывают нечто вроде наших дружин для защиты от преступников, ругают правительство, которому наплевать на простых американцев, и сетуют на отсутствие в обществе традиционных духовных ценностей. Общины часто смыкаются с религиозными течениями, откуда Айрис удавалось особенно успешно пополнять ряды изан и «сочувствующих».