Текст книги "Десять месяцев (не)любви (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
– Поедемте… – отозвалась обескураженная Полина, чувствуя, как предательский румянец заливает ей щёки.
Ох, только бы он перестал так на неё смотреть и так улыбаться! Хорошо, что она сидит, иначе ноги бы её не удержали.
Чтобы чем-то занять себя, Полина потянулась за своей папкой, лежащей на противоположном конце стола рядом с Громовым, и тут вдруг поймала на себе его странноватый взгляд. Она не сразу сообразила, почему доцент так необычно на неё смотрит, а сообразив, чуть не ахнула в ужасе. Дело в том, что сегодня она надела блузку "с секретом". Пока Полина стояла или сидела, строгий воротничок плотно облегал шею, но стоило ей слегка наклониться – и вся эта видимая строгость летела к чертям собачьим, потому что на воротнике не имелось ни единой пуговицы, и края его тут же заманчиво и весьма соблазнительно распахивались.
Господи ты боже мой, подумала Полина ошеломлённо, да Громов пялится мне в декольте! Она поспешно выпрямилась и замерла, боясь сделать неловкое движение, чтобы вновь не спровоцировать сеанс нечаянного, хоть и вполне невинного, стриптиза.
Он, конечно же, поспешил отвести взгляд и вообще по-джентльменски сделал вид, что ничего не заметил, не обратил внимания… Однако его глаза имели опасное, смущающее, возмутительное свойство – говорить лишнее. И столько в них сейчас было, в этих удивительных глазах цвета расплавленного серебра! Что отвечать на это – Полина не знала, а молчать было глупо…
Но в это время, на счастье, у Громова зазвонил телефон, и он, извинившись перед студенткой и сделав рукой отпускающий жест, погрузился в какой-то важный деловой разговор.
Полина на подкашивающихся ногах вышла из аудитории и поплелась вниз по лестнице. Ей срочно нужно было сделать глоток свежего воздуха, чтобы остыть и проветрить мозги. Она совершенно не понимала, что с ней происходит, отчего горят щёки и всё ещё подрагивают колени. Неужели доцент Громов нравится ей? Нравится как мужчина? Это же глупо и… бесперспективно. А может быть, она путает симпатию с чем-нибудь иным? С уважением к научному авторитету Громова, к его увлечённости профессией… ну невозможно же вот так по-идиотски, с ходу, “запасть” на своего научного руководителя! Но чем тогда объяснить свою странную реакцию на обычную, наверняка ничего не значащую, улыбку?.. На случайный, нечаянно пойманный взгляд?..
До конца первой пары оставалось ещё полчаса, и Полина решила прогуляться.
Она неторопливо побрела по тротуару, разбрасывая носками туфель приятно шуршащие жёлтые листья, и, дойдя до здания почтамта, спонтанно решила отправить весточку домой.
Ни отец, ни тётя Настя не пользовались интернетом, а мобильный телефон у них был один на двоих и служил лишь для экстренной связи, поэтому все годы учёбы Полина по старинке писала им письма.
Купив открытку, она торопливо нацарапала краденым карандашиком несколько ласковых строчек. Улыбаясь, представила, как отец получит от неё письмецо, обрадуется, наденет на нос очки и присядет к столу… ещё и кота выкинет за дверь, чтобы не мешал внимательно, с чувством, толком и расстановкой, читать и думать. И обязательно прочтёт затем вслух написанное тёте Насте. Оба вздохнут украдкой: совсем взрослая стала наша Полинка, учёная… ей-то, поди, с нами, стариками, и неинтересно. У неё в городе своя жизнь… Дело молодое, как не понять.
Эх, знали бы папа с тётей Настей, что никакой “своей жизни”, кроме учёбы, у неё и нет… Только наблюдает за чужими отношениями, а сама как прокажённая. Вроде не уродина и не дура, но… потенциальные кавалеры боятся к ней даже подступиться, словно заранее настраиваясь на то, что Полина откажет. А может, ребята и правда считают её закоренелым синим чулком и типичной старой девой, как высказалась однажды Ксения?..
Пожалуй, действительно не стоит выпендриваться: надо окончить университет и вернуться в родную деревню, на любимый остров. Устроиться в местную школу, учить ребят… Пусть отец со спокойным сердцем глядит на свою обожаемую дочку, на единственную кровиночку. А лишние книги нужно убрать подальше, сложить стопочкой и накрыть салфеткой, чтобы глаза не мозолили. Выйти замуж за какого-нибудь доброго славного парнишку, вроде Костика, и ждать его каждый вечер дома – с лодкой, полной свежевыловленной рыбы…
Нет, нет, нет, к чему себя обманывать? Вот она, Полинка – здесь, с черновиками дипломной работы, с черновиками совершенно иной жизни. А то, что с личным пока не складывается… ну, ведь и ей ещё не так много лет.
И всё-таки засело занозой в подсознании: никто из однокурсников никогда даже не пытался за ней ухаживать. Но, положа руку на сердце, нужны ли они ей самой, эти ухаживания сверстников?.. Пока ещё никто не понравился Полине настолько, чтобы она променяла уютный вечер с интересной книжкой на свидание, будто после истории с Костиком она заперла своё сердце на ключ, а сам ключ выбросила для верности в Волгу.
Даже этот Вадим… Полина почти не отвечает ему ВКонтакте, отделывается вежливыми отписками, а этот чудак регулярно шлёт ей длинные восторженные послания, иногда в стихах. И если сначала ей это было по-глупенькому приятно (ах, ну надо же! она кому-то понравилась!), то теперь начинает не на шутку утомлять. Ещё и Ксения постоянно выспрашивает детали их общения с братцем и жаждет подробностей. А Полине и рассказать-то нечего… ей скучен Вадим, он её банально не заводит.
А может, ей теперь вообще не нужна эта “любовная любовь”? Ну бывает же, что у женщины атрофирован материнский инстинкт, к примеру… А ещё случается, что человек совершенно не испытывает потребности в друзьях, или абсолютно лишён способности плакать… А вот Полине с некоторых пор до лампочки вся романтическая дребедень.
На ту же Катю и её любовь к напыщенному, изломанному, пустому мальчишке ей смотреть неловко и неприятно. Горе у неё неинтересное, потому что неинтересен он. Ведь и несчастье бывает прекрасным… Наверное, всё зависит от того, кого рассматривать в качестве потенциального партнёра. Должно быть, случается и так – когда от простой улыбки конкретного человека вдруг становится близкой и понятной его душа, и сам он неуловимо отзывается на едва слышное, едва ощутимое…
Интересно, подумала вдруг Полина, а что, если бы Громов пригласил её на свидание? Мысль вздорная и бредовая, но… сердце заколотилось быстрее, и Полина украдкой оглянулась по сторонам, будто желая убедиться, что никто не подслушал и не подсмотрел её тайное желание. Однако все посетители почтового отделения были заняты своими делами: кто-то получал и отправлял посылки, кто-то оплачивал квитанции… Полина расслабилась и, буквально на мгновение прикрыв глаза, позволила фантазии вновь завладеть её сознанием. Она моментально увидела ясную и чёткую картинку – они с Марком Александровичем гуляют вместе по набережной, разговаривают о вещах, не имеющих отношения к учёбе, заходят в кафе с видом на Волгу, ужинают, улыбаются друг другу, потом он помогает ей накинуть плащ и задерживает свои руки на её плечах… а затем наклоняется и осторожно целует. Дальше этого мечта не зашла, Полине сделалось стыдно, да и глупо было грезить о том, что априори никогда не сбудется.
Гораздо легче было вообразить и поверить, что Громов однажды и впрямь соберётся приехать на её родной остров. Вот это уже ближе к реальности, вот это желание даже может когда-нибудь сбыться… Он же сам говорил, что ему не хватает практики, необходимо припасть к истокам и с головой погрузиться в народный быт… А почему бы и нет?
“Кто это с тобой, дочка?”
“Папа, тётя Настя, знакомьтесь – это мой преподаватель, Марк Александрович Громов”.
“Милости просим, Марк Саныч! Присаживайтесь-ка к столу, как раз пироги с рыбой поспели, только из печи. Вы любите пироги?”
“Я вашу дочь люблю…”
Подперев щёку ладонью и рассеянно улыбаясь, Полина настолько отдалась власти этих предательских, волнующих картинок, что едва не опоздала в университет. Хорошо, вовремя спохватилась, зато пришлось потом нестись почти бегом, чтобы успеть к началу второй пары. Но даже на бегу она чувствовала, как горят щёки – боже, и нафантазировала ведь абсолютно на пустом месте!.. Самой и стыдно, и смешно.
Илона
Никто из студентов никогда не раздражал Илону так же сильно, как второкурсник журфака Кирилл Рыбалко.
Все остальные ученики были для неё более-менее ясны и предсказуемы, всё в в пределах понимания. Илона даже условно делила их на определённые типажи: студент-умник, студент-заучка, студент-неслух, студент-пофигист, студент-недотрога и так далее. Но Рыбалко!..
Илона понятия не имела, как этот наглый мальчишка ведёт себя за пределами университета. В аудитории же это был шут. Паяц! Он готов был пойти на всё, лишь бы вызвать хохот однокурсников и довести преподавательницу до белого каления, даже если ради этого приходилось ставить в дурацкое неловкое положение не только русичку, но и себя самого.
В первый год Илона ещё пробовала с ним как-то воевать, пыталась добиться хотя бы минимального уважения, а потом просто махнула рукой и пустила всё на самотёк. Но всякий раз перед тем, как идти на занятие к журналистам, она понимала, что настроение её начинает стремительно портиться, и осадок потом не исчезал весь день.
Вот и сейчас, настраиваясь на этот “крестовый поход”, она заранее морщилась, точно от сильной боли, и отчаянно тянула время. В конце концов, очнулась она от оклика Марка.
– Илона Эдуардовна! – он остановился рядом со стулом, где она сидела, и, наклонившись, слегка обеспокоенно заглянул ей в лицо. – У вас всё нормально? Вам пора идти, насколько я знаю, а вы поникли главой и, ей-богу, буквально стонете вслух!
Она невольно рассмеялась.
– Да, Марк… Александрович, спасибо за заботу, я уже бегу. У меня всё хорошо, не волнуйтесь. Это мои специфические отношения с некоторыми из студентов. Сама разберусь.
– Если надо, зовите на подмогу, – он подмигнул ей. – Я скор на расправу со студентами!
Илона поднялась со стула с лёгким сердцем. Не так уж и страшно идти к студентам, даже к самому Кириллу Рыбалко, когда тебя провожает такое облачко искреннего тепла…
Торопливо шагая по опустевшему коридору, она всё вспоминала этот взгляд и эту улыбку. Было в них что-то, что дарило надежду, обещало, что теперь всё-всё в её жизни пойдёт по-новому. По-счастливому… А на Марка и студентку Полину Кострову она рассердилась сегодня утром совершенно зря. Повела себя, как глупая ревнивая жёнушка. Марк слишком порядочен для того, чтобы заводить шашни со своими ученицами – тем более, прямо на рабочем месте, тем более, после того, как провёл ночь с другой… Да с чего Илона вообще вообразила, что между ним и Костровой что-то есть? Обычные отношения между студенткой и научным руководителем. Не такая уж Полина и красавица, девчонка как девчонка, в их университете полным-полно девушек и покрасивее.
Войдя в аудиторию, она сразу же увидела Кирилла. Он явно подготовился к появлению преподавательницы: широко раскрыл рот, делая вид, что беззвучно зевает. Илона готова была поклясться, что зевать ему совершенно не хочется и рот он разинул заблаговременно. Лучше не замечать, не обращать внимания… ему же неудобнее.
И всё-таки было сегодня что-то странное, что-то непривычное со студентом Рыбалко… Ах, вон оно что! Он же пересел.
Раньше Кирилл всегда сидел вместе с Катей Таряник. Илона не вникала особо, да и вольностей себе эта парочка на занятиях не позволяла, но было совершенно очевидно, что у них роман. Теперь же эти двое сидели в противоположных концах аудитории, словно намеренно старались лишний раз не попадаться друг другу на глаза. Поссорились?..
Ничего, милые бранятся – только тешатся, усмехнулась Илона. Откровенно говоря, она не понимала, что такая милая и славная девушка, как Катя, могла найти в этом нахале Рыбалко. О чём они могут говорить друг с другом? Впрочем, смешно: может быть, они не больно-то разговаривают, а в основном занимаются другими делами, более приятными и уместными в их возрасте.
Не успела Илона объявить тему сегодняшнего занятия, как в аудитории грянул похоронный марш Шопена: у кого-то из студентов-шутников он был установлен рингтоном. Илона даже смогла с первого раза безошибочно угадать, у кого именно.
Телефон всё звонил и звонил, студенты ржали, а Кирилл не торопился сбрасывать звонок, словно наслаждался траурной мелодией.
– Господин Рыбалко, – ровным голосом, подавляя уже поднимающуюся волну бешенства, произнесла она, – будьте добры, отключите звук у вашего мобильного телефона.
– Зачем это? – лениво, не сразу, откликнулся Кирилл, словно размышлял – стоит ли вообще удостаивать эту назойливую русичку ответом.
– Вы мешаете мне. У нас занятие. И у вас, между прочим, тоже.
– Благодарю вас, – паясничая, отозвался Рыбалко, – сегодня я как-то не расположен учиться.
Но телефон всё-таки отключил.
– Вам не кажется… – Илона с трудом подбирала нужные слова, хотя в глубине души сейчас просто хотела треснуть изо всей силы этого наглеца стулом по башке, – что ваши выходки и ужимки нестерпимо скучны и предсказуемы?
– Ваши занятия тоже нестерпимо скучны и предсказуемы, – не моргнув глазом, парировал он. Илона вспыхнула, но постаралась не показать, как уязвили её эти слова. Глупый, вздорный мальчишка… и ведь он не поймёт, не поверит, что ей действительно дорога эта дисциплина, что она любит свою профессию…
– Не смею вас больше задерживать, – холодно кивнула она Кириллу. – Можете пойти погулять, пока мы будем заниматься делом.
– Спасибо, – вальяжно кивнул он, – я лучше здесь останусь. Тут тепло, светло и мухи не кусают…
На этом молчаливая поддержка аудитории вдруг оборвалась. То ли Кирилл взял неверную ноту, то ли всем банально надоело терять время попусту… Ольга Земляникина, смуглая черноволосая красотка, с досадой обернулась на Рыбалко и раздражённо бросила:
– Слушай, Кир, ты правда достал уже. Сам не хочешь учиться – так дай другим. Или заткнись, или вали нафиг отсюда, клоун недоделанный!
И Рыбалко, дерзкий, непокорный, невыносимый нахал Рыбалко, который никогда не лез за словом в карман и мог поставить на место любого обидчика, вдруг побагровел, втянул голову в плечи и послушно замолк.
"Ого, – подумала Илона, – да уж не по этой ли самой причине, имя которой – Ольга, между Кириллом и Катей пробежала чёрная кошка?.."
Впрочем, это было абсолютно не её дело.
С Марком они столкнулись в дверях кафедры.
– Устала? – негромко и ласково спросил он, отмечая её слегка потрёпанный облик после общения с Рыбалко. – Или чем-то расстроена?
– Нет, просто устала, – Илона покачала головой, мгновенно расцветая от его внимания. У неё это было последнее занятие на сегодня, а Громов спешил на очередную лекцию. – Но приглашение на яблочный пирог по-прежнему в силе! Приходи сегодня вечером часикам к семи-восьми. Не поздно?
– Н-нет… нормально, – чуть замявшись, всё-таки отзвался он.
– Где я живу, помнишь? Или давай, я запишу тебе точный адрес на всякий случай, а то запутаешься в подъездах и квартирах… – намеренно игнорируя эту красноречивую секундную заминку, Илона вырвала листок из записной книжки. Она готова была завизжать от восторга, по-девчоночьи запрыгать, захлопать в ладоши и покружиться вокруг собственной оси. Марк придёт к ней в гости! И уж, по-любому, она его сегодня не отпустит. Останется ночевать, как миленький!
Глава 5
Домой Илона спешила, улыбаясь идиотской счастливой улыбкой; с этой же улыбкой бродила по супермаркету, толкая перед собой тележку и закупаясь необходимыми продуктами. Пирог-то она Марку пообещала, и не какую-то банальную шарлотку, а её фирменный, «цветаевский» – но в доме нет ни муки, ни сметаны, ни лимонного сока. Подумав, Илона взяла также хороший кусок говяжьей вырезки и бутылку вина. Марк – взрослый мужик, поэтому нужно прежде всего накормить его нормальным ужином… а чаёк с пирогом – это так, баловство после основной трапезы.
Она возилась с ключами, пытаясь одновременно удержать в руках пакеты из супермаркета, как вдруг дверь сама распахнулась ей навстречу. Радостно-приподнятое настроение Илоны тут же испарилось: в квартире её поджидала мама.
Она уже много раз пожалела о том, что сгоряча отдала ей когда-то запасной комплект ключей. Мама, совершенно не обладающая даже минимальной деликатностью, имела свойство сваливаться, как снег на голову, без звонка – и затем часами выедать мозг, читая мораль и раздавая непрошенные советы.
– Мамуля… – растерянно проговорила Илона, машинально подставляя щёку для традиционного поцелуя. Милая, славная, идиллическая картинка: заботливая любяшая мама и кроткая послушная дочурка.
– Что-то ты скисла, – проницательно заметила мать. – Не рада?
– Тебе я всегда рада, – отозвалась Илона, запнувшись, – но, откровенно говоря… сегодня ты немного некстати, уж извини. Я жду кое-кого, у меня куча дел, нужно прибраться в квартире и заняться готовкой.
– Кого ты ждёшь? – глаза матери хищно блеснули. – Неужели мужчину, слава тебе, господи?!!
Чувство такта было ей абсолютно неведомо. Она так откровенно, так неприкрыто радовалась тому, что у дочери – наконец-то! – хоть кто-то появился! Но Илона решила с ней пока не откровенничать. С Марком всё ещё так зыбко, так призрачно… она просто боялась сглазить. А мама… мама никогда не щадит и всегда бьёт по самому больному. Ни к чему ей об этом знать.
– Нет, не мужчину… подругу с кафедры. Мусю… то есть, Машу, – быстро соврала она.
– Подруги, подруги… а годы идут, – брови матери поднялись скорбным домиком. – Ты что, совершенно махнула на себя и на свою личную жизнь рукой? Все твои бывшие одноклассницы и однокурсницы уже обзавелись семьями и детьми, а ты после смерти Андреса словно запретила себе даже думать об отношениях с противоположным полом! Боже, как же вы с ним сглупили, когда решили не торопиться с детьми… Сейчас ты хотя бы была не одна!
– Мам… пожалуйста, не начинай! – взмолилась Илона; всего за пять минут общения родительница успела надавить поочерёдно на все её уязвимые точки. – Мне правда не до этого сейчас.
Мать поджала губы, давая понять, что уступает, но не меняет при этом своего отношения к ситуации.
Однако долго молчать она не умела – это было не в её характере. Проследовав за дочерью на кухню и одновременно пытаясь вырвать у неё из рук пакеты, чтобы распределить покупки по местам (ещё одна материнская привычка, которую Илона терпеть не могла – всюду сунуть свой нос и самой навести порядок в шкафах и холодильнике, "я же лучше знаю, как надо!"), она внимательно рассмотрела лицо Илоны при ярком дневном свете, проникающем через окно, и вынесла приговор:
– Ты похудела… даже морщинок прибавилось. И под глазами синева. Слушай-ка, тебе надо обязательно проверить почки.
Илона ровным голосом пообещала непременно проверить почки.
– А почему цвет лица такой нездоровый? Плохо спишь? Мало гуляешь? Много нервничаешь? – вопросы сыпались, как горох из дырявого мешка.
– Работа такая… – неопределённо пожала плечами Илона, на секунду потеряв бдительность. Мама тут же уселась на своего любимого конька: "а ведь я говорила! а ведь я тебя предупреждала! ну что это за профессия – преподаватель? ни денег нормальных, ни мужчин приличных в коллективе! зато нервов – хоть отбавляй!"
Через полчаса, напоив навязчивую гостью чаем, не вступая с ней в пререкания и просто молча кивая, как китайский болванчик, Илона сумела-таки выпроводить её вон из квартиры, заполучив бонусом ноющую боль в висках и затылке.
А вот теперь и впрямь следовало поторопиться. До прихода Марка оставалось несколько часов…
Марк пришёл ровно в восемь, минута в минуту – с мешком сладостей, точно Дед Мороз.
– Извини, – сказал он, протягивая Илоне конфеты, упаковку клубничного мармелада в шоколаде и яблочную пастилу, – цветы принести не рискнул. Не знаю, какие ты любишь… а вот на то, что уважаешь сладкое, я ещё у Астарова обратил внимание. Как ты там конфетки уминала! – глаза его по-доброму смеялись.
Смущённая и растроганная таким вниманием, Илона улыбнулась и заправила за ухо выбившуюся прядку волос.
– Спасибо, Марк… Если честно, с некоторых пор я вообще никакие цветы не люблю. Они напоминают мне о смерти. Понимаешь… – она запнулась на мгновение, словно сомневаясь, стоит ли ему рассказывать, – когда умер мой муж, не все его родственники и друзья смогли вырваться сюда на похороны. Андрес из Эстонии, – пояснила она, – в России у него был свой бизнес… В общем, многие тогда в знак соболезнования прислали цветы курьерской доставкой. У них так принято. Вся квартира была завалена этими чёртовыми букетами с чётным количеством цветов и траурными ленточками. Белые лилии, каллы, розы, хризантемы… Как вспомню – аж трясёт, – Илона едва заметно поморщилась. – По-моему, в мире нет ничего более ужасного, бессмысленного и беспощадного, чем похороны.
– Не вспоминай, не надо, – Марк коснулся её руки, словно ободряя. – Я тебя понял, цветов не будет.
– Спасибо за понимание, – усмехнулась она.
– Тебе его очень не хватает? – спросил он осторожно, имея в виду мужа. Илона пожала плечами.
– Привыкла уже, конечно. В последние пару лет стало значительно легче, чем раньше. У нас с Андресом были очень хорошие, тёплые отношения… и после его смерти я долго чувствовала, что не могу согреться. Просто не получалось…
Она не стала упоминать о том, что с мужем они были скорее друзьями, чем любовниками. Нет, разумеется, близость между супругами тоже занимала не последнее место в жизни, но всё-таки… маловато в их браке было страсти и огня. Спокойная сдержанность, надёжность, привязанность и доверие… и только. Она и замуж-то за него согласилась выйти только потому, что мама насела: "Такой мужчина! Не будь дурой, смотри – упустишь!"
То же, что она испытывала рядом с Марком, было совсем иным чувством. Ярким, острым, болезненным… и в то же время невероятно, невыносимо прекрасным.
– Ну ладно, – она встряхнула головой, прогоняя прочь смущающие её мысли. – Надеюсь, ты сильно голоден?
– Из твоей кухни доносятся такие обалденные запахи, что не проголодаться просто невозможно! – отозвался он.
– Пирог, кажется, удался. Но есть ещё и ростбиф, и салат, – предупредила она. – Сядем прямо на кухне, по-простому? К чему все эти церемонии…
– Нет уж! – засмеялся Марк. – Требую, чтобы яства мне подавали на блюдах мейсенского фарфора восемнадцатого века, столовые приборы я предпочитаю исключительно из серебра, а салфетки непременно должны быть накрахмалены.
– Что ж ты фрак не надел по такому случаю, – шутливо пожурила она его.
– Отдал в химчистку, – ещё больше развеселился Марк. – Мне завтра на приём к английской королеве, знаешь ли.
– Ах-ах-ах, экскьюз ми, если мои блюда окажутся не слишком изысканными и утончёнными для твоего благородного деликатного желудка…
Пока она расставляла на столе тарелки и раскладывала приборы, подавала мясо, затем ставила на плиту чайник и нарезала румяный ароматный пирог, всё было нормально. Но вот уже выпита первая чашка, и светский разговор ни о чём больше не клеится. Нужно отчаянно придумывать тему для непринуждённой беседы… либо переходить на откровения.
– У тебя очень хорошо. Уютно, тепло, – сказал вдруг Марк. Илона взглянула ему в глаза и ответила:
– И мне с тобой очень хорошо.
Это было не совсем то, что имел в виду Марк, но у неё не было сил притворяться и играть. Жаль только, что голос предательски дрогнул, и фраза прозвучала как-то уже совсем печально, вразрез с её смыслом.
Он ласково провёл ладонью по её щеке. Илона закрыла глаза, наслаждаясь этим невинным, но нежным прикосновением.
– Мы не слишком торопимся? – спросил он негромко. – Как-то у нас всё… быстро получилось, да? – Марк усмехнулся, пряча за смешком растерянность или смущение, она толком не поняла. Илона задержала его руку на своём лице, продляя горячую, чуть шершавую ласку, и прямо спросила:
– Ты жалеешь?
– Нет, не жалею, – он погладил её по волосам. – Просто… Илона, ты точно уверена в том, что тебе это надо? Что тебе нужен именно я? Мы же с тобой с детства знакомы и, честно говоря, я ещё не совсем принял и осмыслил тот факт, что моя маленькая соседка с косичками вдруг превратилась в красивую молодую женщину.
– На сто процентов уверена. Я знаю, Марк, – добавила она торопливо, – что у тебя ко мне нет чувств, по крайней мере, пока… но я ничего от тебя не требую, слышишь? Ничего. Не думай, что я вбила себе в голову какие-нибудь глупые романтические иллюзии относительно твоей персоны и навоображала того, чего нет. Расслабься, всё не так страшно. Я просто хочу быть с тобой, без взаимных претензий и обещаний. Мне, как видишь, не нужно дарить цветы, меня не нужно звать замуж… Я просто хочу немножко тепла. Немножко твоей души… и твоего тела, разумеется, – то, что она произносила, было немыслимым, но сейчас она хотела быть с ним честной.
Хотя… о какой честности шла речь? Марк ведь и не подозревал, что Илона влюблена в него без памяти ещё с детства, и значит, она заведомо поступала подло, обманывая его в самом важном. В самом главном… Он уверен, что всё это – незначительная интрижка. Просто секс ради взаимного удовольствия. А она… она уже не представляет своего существования без присутствия Марка. Без его возмутительно красивых серых глаз. Без сильных горячих рук, без настойчивых губ, без его запаха и улыбки, без возможности зарыться пальцами в его волосы, притянуть его лицо к себе, целовать, куда вздумается…
Она потрясла головой, чтобы выкинуть из головы эти видения. Марк всё это время внимательно наблюдал за ней.
– Ты очень нравишься мне, Илона, – произнёс он наконец. – Действительно нравишься. Но я хочу, чтобы ты понимала: я сейчас совершенно не готов… не готов к новым, серьёзным отношениям. Я сбежал из Питера от такого кошмара, который ещё не скоро забудется. Не спрашивай, – предупредительно произнёс он, заметив, как округлились её глаза. – Может быть, как-нибудь потом… То, что ты мне говоришь – немножко тепла, немножко тела… звучит, конечно, весьма привлекательно. Но… разве так бывает? Мне казалось, вы, женщины, как раз наоборот ищете в каждом своём партнёре надёжного спутника на всю жизнь. А я… извини, я просто не могу тебе этого дать. По крайней мере, пока. Поэтому, если тебя это задевает или не устраивает, то давай уж и вовсе не будем ничего с тобой начинать.
"Мы уже начали", – подумала она, имея в виду ночь на даче. А вслух сказала:
– Ну я же пообещала тебе, Марк. Никаких претензий и завышенных ожиданий. Как сейчас модно говорить: просто дружеский секс.
– Звучит кошмарно, – улыбнулся он. – Но… заманчиво.
Шалея от собственной наглости, она резко притянула его к себе за ворот рубашки и промурлыкала:
– Тогда, может, хватит попусту терять время? Нас ждут великие дела…
Руки Марка, скользнув по её спине, плавно опустились ниже и остановились на бёдрах.
– Мне чертовски нравится эта идея, – тихо сказал он.
И через мгновение они уже самозабвенно целовались: жадно, взахлёб, натыкаясь то на холодильник, то на кухонный стол, с грохотом роняя с последнего какие-то ложки или вилки, но не обращая на это внимания.
ОКТЯБРЬ
Полина
– Как ты думаешь, – задумчиво спросила Полина у Ксении за вечерним чаем, – у нашей Илоны Эдуардовны есть кто-нибудь? Ну, в смысле, мужчина?
Ксения прищурилась.
– А с чего это вдруг ты так заинтересовалась её личной жизнью?
– Просто интересно стало, – Полина отвела взгляд. – Ну, красивая же женщина. Не старая ещё… Странно, если она одна.
– А вот мне ничуточки не странно, – припечатала Ксения и смачно облизала ложку, которой только что бухнула в свой чай изрядную порцию земляничного варенья. Варенье было домашнее, привезённое Полиной с острова.
– Она зануда. Любому нормальному мужику быстро стало бы с ней скучно, – заключила Ксения.
– А по-моему, она симпатичная и приятная, – несмело возразила Полина.
– Зануда, зануда, не спорь!.. Потому и одинокая. Всех потенциальных кавалеров распугала своей постной физиономией. У неё всегда такое выражение лица, будто она объелась молочным супом. А как она губы поджимает, когда на занятия приходит!.. Не знаю, кому такая в принципе может понравиться.
– Она, вроде бы, была замужем, – напомнила Полина.
– Была, ну и что? Похоже, все навыки и умения основательно подрастеряла, особенно в постели. "Поросло траво-о-ой место на-а-аших встреч…" – отвратительно фальшивя, заголосила Ксения. Полина поморщилась – и от звуков пения, и от сомнительного юмора подруги.
– Вообще не пойму, почему ты вдруг о ней забеспокоилась. Или это желание покрасоваться на её фоне? – Ксения подозрительно уставилась на Полину.
– Думай, что говоришь! – возмутилась та. – Когда это я испытывала тягу к тому, чтобы красоваться на фоне других?
– Ну, может быть, неосознанно, – не моргнув глазом, отбилась Ксения. – Этак пожалеть бедняжку свысока… Кстати, Полинка, не обольщайся: тебе тоже грозит такой стать, если не одумаешься, имей в виду.
Полина вспыхнула.
– В каком смысле?
– В прямом. Запряталась в свой фольклор, как… червяк в редьку. А жизнь идёт! Между прочим, Вадим скоро приезжает, ты забыла? Неужели ты и его встретишь с такой же кислой рожей, с какой обычно смотришь на всех представителей мужского пола?
Полина уже пожалела, что затеяла этот разговор. Умела же Ксения всё извратить, вывернуть разговор совершенно в другую сторону, выставляя собеседника в самом неприглядном свете…
– Ты так печёшься о наших отношениях с Вадимом… а не страшно будет со мной породниться? – нервно пошутила она. – Мало ли, вдруг нас такая любовь накроет при личной встрече, что мы с ним тут же в загс побежим.
– Я буду только рада! – горячо отозвалась Ксения. – Поженитесь, нарожаете маленьких Вадимчиков…
– Ох, вот только сейчас не придуривайся. Совсем не вижу тебя в роли заботливой ласковой тётушки.
– Да нет, Полинка, мне правда интересно, какие у вас будут дети, – точно свадьба была уже делом решённым, мечтательно произнесла Ксения.
– О детях всегда трудно сказать заранее, какие они будут, – раздался из угла комнаты спокойный голос Кати. Это была первая фраза, произнесённая ею за вечер. – Разве твоя мама, Ксень, могла предположить, что из её дочки получится бесцеремонная бестактная нахалка?..
Катя сидела на застеленной кровати и, уставившись в противоположную стену, расчёсывала волосы. Движения её были механически-бездумными, как у робота. Раз – взмах щёткой. Два – другой взмах…
Полина молча переглянулась с Ксенией, стараясь не выдать своего волнения за подругу. С Катей явно творилось неладное. Что-то, внушающее опаску. После разрыва с Киром она словно застыла изнутри, отгородилась от всего мира, закаменела в своём несчастье. Иногда за весь день она могла не произнести ни слова: молча просыпалась, собиралась и уходила в университет, так же молча возвращалась и ложилась спать. Если бы в такие периоды Полина не заставляла её хоть чем-то питаться – скорее всего, Катя забывала бы и поесть. А иногда наоборот – она неестественно оживлялась, становилась чрезмерно болтливой, даже развязной, принималась громко хохотать и каждый вечер убегала из общежития, ища забвения в сомнительных компаниях.
