Текст книги "Десять месяцев (не)любви (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
– Здравствуйте, Полина, – он улыбнулся и полез в карман. – А я тоже не с пустыми руками… Обещанный сувенир, – и он протянул ей небольшой пакетик.
Полина прижала подарок к груди и едва удержалась от того, чтобы не зажмуриться от счастья.
– Что же вы без шапки в такую погоду, простудитесь… Бегите скорее домой.
– Спасибо, Марк Александрович! Мне ни чуточки не холодно!
– Не холодно? Ну, может быть… У вас такие чудесные волосы. Но всё-таки ноябрь! – он за плечи развернул её спиной к себе и… Полина ощутила лёгкое прикосновение к волосам.
Поцеловал? Или погладил девочку по головке? Нет, нет – дотронулся губами!..
– Бегите, бегите, – повторил он настойчиво. В голосе было тепло и… горечь? Сожаление?..
Оглянуться Полина не решилась. Помчалась, не чувствуя под собою ног от скорости… Да и от радости тоже, чего лукавить.
А если она ошибается – во всём?.. Но всё равно – состоялась встреча, замечательная своей ненужностью. Он мог не звонить, мог просто потерпеть до завтра, не так уж срочно ему понадобилась эта несчастная вторая глава… Она могла не нестись сломя голову, а отдать флешку на следующий день. Но он позвонил, она побежала к нему. И даже если эти действия бессмысленны – но всё равно прекрасны… И этого уже нельзя изменить.
Это – было.
Глава 9
В пакете оказался не магнитик, а записная книжка: в твёрдой обложке, с цветными фотографиями Санкт-Петербурга на страницах-вкладышах. Открыв её, Полина увидела что-то вроде дарственной надписи от Громова: «Можете записывать сюда свои частушки» – и пририсованная сбоку забавная рожица, подозрительно напоминающая лик Пушкина. Эта шалость была так несвойственна обычно сдержанному серьёзному доценту, что Полина невольно рассмеялась.
Она осторожно перелистывала странички, любуясь видами северной столицы и самозабвенно вдыхая запах свежей типографской краски, снова и снова перечитывала короткое послание Марка Александровича и счастливо улыбалась.
– Что там у тебя? – полюбопытствовала вернувшаяся неизвестно откуда Ксения.
– Подруга прислала. Из Питера, – торопливо соврала девушка, пряча глаза и захлопывая книжку. Ксения, скорее всего, не была в курсе того, куда именно Громов уезжал в командировку, но Полина ужасно боялась, что это станет ей известно – и тогда очевидных выводов, странных домыслов и ехидных подколок не избежать.
– Подруга? – Ксения скептически вздёрнула бровь. – Хм…
– Да! – с вызовом отозвалась Полина, вдруг пожелав утвердить что-то, не имеющее веса.
Ксения устремила на неё многозначительный взгляд из-под очков и с непередаваемым выражением протянула:
– А Вадим-то, кажется, запоздал? Спящая красавица продрала глазки и без него, скажите на милость, кто бы мог подумать… Делаешь успехи, Полинка. Да не отнекивайся ты, я же вижу, как у тебя глазки заблестели! Но кто же он, этот таинственный счастливчик? Не томи! Имя, сестра, имя!*
– Слушай, Ксень, – торопливо перебила её Полина, лишь бы отвлечь писательницу от опасной темы, – а у меня красивые волосы?
Собеседница добросовестно протёрла очки, мгновенно переключаясь.
– Очень красивые, хоть и не сияют, – признала она наконец. – Редкий ореховый оттенок. Ты же вообще у нас красавица, когда оживляешься, я тебе уже говорила… – и запела Вертинского на жуткий мотив:
– "Я люблю вас, моя сероглазочка, золотая ошибка моя!"
Полина невольно поморщилась, собираясь честно потерпеть несколько секунд, а затем миролюбиво попросить подругу заткнуться.
Но в этот момент в комнату влетела Катя.
– Что стряслось, птенчик? – нахмурилась Ксения: на подруге лица не было. Вместо ответа Катя прямиком направилась к Полине. Глаза её казались чужими, холодными и злыми.
– Ты ходила к Киру и просила, чтобы он обо мне позаботился?! – выпалила она, недобро прищурившись. Полина растерялась, а Ксения страдальчески протянула вполголоса:
– Рыбалко, блин… трепло…
– Он не трепло, – Катя покачала головой, – случайно обмолвился, а дальше я уже сама догадалась. Так это правда? – она снова устремила гневный взор на Полину.
– И да, и нет, – осторожно ответила та. – Я не просила его о заботе. И даже не уговаривала его вернуться к тебе. Речь шла всего лишь о простом разговоре… Думала, что, возможно, хотя бы его ты послушаешь, раз уж на мнение подруг тебе стало плевать.
– Как ты могла, – Катя побледнела чуть ли не до синевы, – как ты посмела… Я думала, тебе можно доверять. Только тебе одной всё и рассказала, а ты… ты, как Ксения! – она бросила негодующий взгляд на другую девушку. – Которой лишь бы сунуть всюду свой нос!
– Птенчик, не чирикай! – Ксения предостерегающе подняла ладонь. – Ты сейчас сгоряча можешь наговорить нам с Полиной таких слов, за которые тебе самой потом будет стыдно…
– Стыдно? Мне?! – Катя ядовито рассмеялась. – У тебя вообще, что ли, в мозгах всё перемешалось – и чёрное, и белое?! – затем она перевела ненавидящий взгляд на Полину. – А тебе спасибо, конечно. Удружила. Больше я никогда в жизни с тобой ничем не поделюсь, так и знай!
И, так же стремительно, как появилась, Катя выскочила за дверь и исчезла.
Губы у Полины слегка подрагивали, но нельзя было сказать, что она не могла предвидеть вероятность подобного разговора, что она была совершенно к нему не готова. С самого начала затея казалась рискованной и сомнительной… Да, возобновившееся было общение Кира и Кати, вроде бы, пошло последней на пользу, но… неужели сейчас она снова пустит свою жизнь под откос?
– Не переживай, Полинка, – проницательная Ксения словно и впрямь умела читать чужие мысли. – Не думаю, что нас ждёт вторая часть Марлезонского балета…** Самое страшное уже позади, а ты всё сделала правильно.
– Ты так считаешь? – с сомнением протянула Полина.
– Почти уверена. Катя наша – ранимый, нежный цветочек. Она всё чувствует слишком сильно, слишком на разрыв, понимаешь?.. Именно поэтому в ситуации с Киром она практически сразу сорвалась и полетела вниз. К счастью, Рыбалко успел её вовремя подхватить. Эта ситуация с песней… он здорово придумал, показав ей, какая она на самом деле, какой может быть, а не казаться. Ведь все её загулы… это было больше притворством, чем Катиной внутренней потребностью. Я понятно говорю или нет?
– Да, вполне, – Полина кивнула. – Я и сама об этом догадывалась.
– Ну вот. Мне кажется, теперь, после всего, что было, – уже безопасно. Сейчас она просто немного обижена, задета в лучших чувствах, но, поразмыслив, сама разберётся, что ничего унизительного для неё ты не сделала.
– Хотелось бы верить… – тихонько вздохнула девушка. Она, в отличие от Ксении, не была так уж убеждена в собственной правоте.
… А Катя в этот вечер так и не пришла ночевать.
___________________________
*”Имя, сестра, имя!” – цитата из советского фильма “Д`Артаньян и три мушкетёра” (1978)
**Вторая часть Марлезонского балета – крылатая фраза, закрепившаяся после того же фильма о мушкетёрах благодаря комической сцене, которая отсутствует в романе Дюма. Распорядитель бала объявляет: “Вторая часть Марлезонского балета!", после чего, торопясь доставить подвески королеве, его сбивает с ног врывающийся в зал д'Артаньян. В русском языке данное выражение указывает на неожиданное развитие событий.
Илона
Во вторник Марк так и не позвонил – вероятно, был сильно занят.
Самой набрать его номер или хотя бы написать сообщение с вопросом, как дела, Илона не решилась, хотя в этом не было ничего предосудительного. Обычный интерес, вернулся ли он в город и удачно ли прошла его поездка. Но… раз Марк сам не звонит, не пишет – значит, не стоит и навязываться, самолюбиво решила она, на самом-то деле, конечно, немного уязвлённая и задетая подобным отношением. Илона не обижалась, нет… но только всё равно ей было очень грустно, тоскливо и одиноко в эти дни.
Однако все обиды и печали как рукой сняло, когда она увидела Громова на кафедре в среду утром. Илона была ужасно рада его видеть и сейчас втайне досадовала лишь на то, что их встреча происходит на людях. К чёрту бы сейчас все эти условности – быстро подойти, прижаться к нему, провести ладонью по гладко выбритой щеке, поймать взглядом отсвет его ласковой улыбки…
Марк приветливо кивнул ей, здороваясь, но глаза при этом всё равно остались отстранёнными, словно он думал о чём-то своём.
– Хватит уже таять в улыбках, спалишься, – сердито шепнула Илоне верная Муся, заметив её влюблённые взгляды.
– Я соскучилась, – таким же тихим шёпотом виновато отозвалась Илона. – Думала, с ума сойду за эти несколько дней. Мы ведь с ним даже не созванивались.
– Кстати, твой ненаглядный вчера перед самым закрытием забегал на кафедру, – сообщила Муся и многозначительно поджала губы. – Взял у меня номер телефона Костровой. Ну, это та пятикурсница, которая у него диплом пишет…
Илона почувствовала, как в груди неприятно кольнуло. Вот, значит, как… Интересное получается кино. Времени на короткий звонок Илоне он не нашёл, а номер Костровой так срочно ему понадобился, что он даже не поленился специально заехать на кафедру… Да пропади она пропадом, эта хвалёная костровская дипломная работа! Житья от неё нет!..
Машинально опустившись на стул, Илона некоторое время переваривала своё… горе – не горе, она и сама ещё не поняла. Что-то во всей этой ситуации однозначно было неправильным. То, что не давало ей покоя. И всё-таки… Марк – и тайные игры за её спиной? Роман со студенткой, в то время как у самого губы ещё не остыли после поцелуев с другой? Да нет, невозможно, всё глупости, тут и говорить не о чем. Марк ни разу не такой – это против самой его природы…
Задумавшись, Илона не сразу обратила внимание на то, что на кафедре сегодня царит какая-то тревожная, даже нервная, атмосфера. Преподаватели озабоченно переговаривались, а лицо Астарова было мрачнее тучи.
– Что-то случилось? – вновь повернувшись к Мусе, тихонько поинтересовалась Илона, отвлекаясь от своих терзаний. Подруга всплеснула руками.
– Ну, ты даёшь! Не в курсе, что ли? Весь универ с утра гудит… Студент журфака ломился ночью в пьяном виде в общежитие к девушкам, разбил стёкла в дверях, чуть не покалечил коменданта.
Илону ошпарило нехорошим предчувствием.
– А что за студент? Какой курс?
– Второй. Кирилл Рыбалко.
– Рыбалко! – испугалась Илона. – Я… не знала, что он пьёт! – добавила она беспомощно, хотя сказать хотелось совсем другое.
– А он, нате-ка, стёкла перебил. – Муся осуждающе покачала головой. – Деканат уже подготовил бумаги на отчисление, в течение трёх дней будет приказ.
Марк, подошедший в это время к столу за ручкой, заметил, как побледнела Илона, и обеспокоенно спросил:
– Что случилось, Илона Эдуардовна? – и, наклонившись, уже тише:
– Что с тобой?
– Максим Павлович! – игнорируя вопрос Марка, громко обратилась Илона к Астарову. – А что, Кирилла Рыбалко действительно собираются отчислить? Неужели ничего нельзя сделать?
– Он студент не нашего факультета, – завкафедрой пожал плечами. – Ммм… а почему вас, собственно, так волнует его судьба? Да, ситуация в целом для университета неприятная, даже некрасивая, но… лично мы с вами к этому не имеем никакого отношения.
– Нельзя его отчислять. Просто нельзя! – она в отчаянном бессилии переводила взгляд с одного лица на другое. – Я не знаю точно, что там произошло, но уверена, что не всё так просто и банально: напился… ломился… разбил… У него на это, должно быть, имелись свои веские причины.
– Да какие причины! – поморщился Астаров. – Просто не рассчитал свои силы, перебрал… вот и потянуло на подвиги в женскую общагу.
– Нет, это невозможно, – она решительно покачала головой. Скажи кто-нибудь ещё на прошлой неделе о том, что Илона будет с таким жаром защищать Рыбалко – она бы не поверила.
– Вам-то откуда знать, Илона Эдуардовна? – преподаватель зарубежной литературы снисходительно усмехнулся. – Вы слишком уж идеализируете современную молодёжь…
Осознав, что понимания на кафедре она всё равно не добьётся, Илона ещё раз с тоской обвела взглядом своих коллег и торопливыми шагами вышла за дверь.
Полина
Услышав звонок будильника, Полина поняла, что просто не в силах подняться с кровати. Голова была абсолютно, до звона в ушах, пуста и ужасно болела. Хотелось жмуриться от неяркого утреннего света, по ощущениям – прямо-таки бьющего по глазам, и потягиваться, чувствуя, как мучительно ноет каждая клеточка. Вероятно, вчера, рассиживаясь на скамейке, она всё-таки простудилась…
Взглянув на раскрасневшееся лицо подруги, Ксения с сомнением потрогала её лоб, раскалённый, как печка, и срочно засобиралась в аптеку. Вообще-то, у хозяйственной Кати имелась и своя домашняя аптечка, но только одна лишь Катя знала, какая таблетка для чего предназначена. Ксения же с её бытовой бестолковостью банально не имела понятия, как подступиться к больной.
– Купить что-нибудь жаропонижающее, да? – спросила она с сомнением. – А ещё что? Горло у тебя болит? Что ты вообще сейчас чувствуешь?
– Радость, – невнятно отозвалась Полина и, заметив, как вытянулось лицо Ксении, хрипло добавила:
– Думаешь, бред? Лекарства мне не нужны, не надо. Я знаю один секрет… Нужно просто прикоснуться к волосам – и всё пройдёт.
– Может быть, вызвать неотложку? – с искренним испугом поинтересовалась Ксения, уверовав в то, что подруга действительно слегка не в себе на почве повышения температуры.
– Не надо неотложку, мне нужен мой любимый доктор… – выговорила Полина, сжимая раскалывающуюся голову ладонями. – Да не смотри ты так, не пугайся… Катя сейчас придёт и всё тебе объяснит. Это всего лишь концепция. Кстати, рецепт надо выписать прямо в записной книжке с кучерявой головой солнца русской поэзии… “Омочу бебрян рукав в Каяле-реце, утру князю кровавые его раны на жестоцем его теле…”* Это самый лучший антибиотик!
Ксения хлопнула себя по лбу.
– Вот уж не думала, что филологи бредят цитатами из "Слова о полку Игореве"! Полинка, ты меня доконаешь…
Несмотря на весь этот бессвязный поток сознания, в одном Полина оказалась права: через пару мгновений действительно отворилась дверь, впуская вернувшуюся Катю.
– Что тут у вас произошло? – спросила девушка миролюбиво, точно это и не она вчера швыряла в лица подруг обидные обвинения. – Стёкла в дверях выбиты, комендат злющий – чуть не кусается, меня буквально матом послал…
– Неужели в мире, за пределами этой комнаты, ещё хоть что-то происходит, – страдальчески вздохнула Ксения, тоже мудро сделав вид, что не помнит вчерашнего. – Мы ничего не слышали, спали. Но у нас тут своя печаль – Полинка заболела…
И сразу же нашлись и таблетки, и сухая малина, и уксус для примочек, и второе одеяло – очень тёплое и мягкое. И вчерашняя ссора как будто забылась, истаяла, как мираж. Это снова была прежняя Катя: добрая, милая, внимательная… Она тут же захлопотала над Полиной, как любящая мать над дочкой, попутно деловито давая указания Ксении, и хлопоты эти даровали, наконец, долгожданное облегчение.
Уже уплывая в спасительный сон, Полина нащупала ладонь Кати и крепко сжала её. Сил говорить почти не осталось, и она просто улыбнулась подруге, выражая всю степень своей признательности за заботу и за то, что Катя больше не сердится. Катя ответила такой же улыбкой: “Я всё поняла, простила и забыла”.
И совсем-совсем перед тем, как заснуть, Полина вспомнила вчерашнюю встречу, едва мерцающую в чуть замутнённом сознании, но вполне реальную и состоявшуюся… Пусть и говорить там особо не о чём, а только никто не отнимет у неё этого осторожного прикосновения к волосам… и чуть дрогнувшего голоса, когда он произнёс: “Бегите, бегите”.
Её маленькое и – вместе с тем – такое необъятное, такое пронзительное счастье.
___________________________
*Полина в бреду цитирует строки из Плача Ярославны в оригинале, на древнерусском языке: "Полечю, – рече, – зегзицею по Дунаеви; омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцемъ его теле".
В переводе Н.А. Заболоцкого эти строки звучат так:
“Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опушкой,
Наклонясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь”.
Глава 10
Илона
Не помня себя, Илона бросилась прямиком на кафедру журналистики. К счастью, заведующая оказалась на месте, но вот только ни облегчения, ни большего понимания этой дикой ситуации данная встреча не принесла.
Заведовала кафедрой Валентина Симагина – неопрятная, тучная и довольно склочная женщина лет пятидесяти. За всю свою жизнь она не проработала в средствах массовой информации ни дня, особыми талантами в теории журналистики тоже не блистала, так что совершенно непонятно было, за какие такие заслуги она получила эту руководящую должность. Впрочем, Симагина обладала уникальной способностью одинаково хорошо (или одинаково дурно) преподавать абсолютно любую дисциплину. До того, как она стала заведующей кафедрой, ею неизменно затыкали все дыры в расписании: она читала студентам и историю, и философию, и психологию, и язык, и литературу.
С Илоной Симагина сразу повела себя не особо-то приветливо.
– Вам что за печаль до Рыбалко? – спросила она. – Это наш студент, мы сами разбёремся.
– Но его же хотят отчислить! – воскликнула Илона. – Как вы не понимаете?!
– Прекрасно понимаю, и поделом, – отрезала завкафедрой. – Впредь будет умнее. Знаете, у меня этот Рыбалко ну просто костью в горле стоял. Сплошные жалобы на него поступали: дерзит, хамит, кривляется, прогуливает… Вам повезло, если на ваших занятиях он вёл себя иначе.
"На моих он вёл себя именно так – дерзил, хамил и кривлялся…” – грустно подумала Илона, но вслух, понятное дело, сказала совсем другое:
– Это всё защитная маска. На самом деле, Кирилл очень способный. Ведь вашей задачей является воспитание достойных, талантливых журналистов. У Рыбалко есть все шансы стать лучшим из лучших в профессии! У него прекрасный, живой слог, очень образный язык… Вы не читаете его блог в интернете? Я могу дать вам ссылку…
Симагина поморщилась почти с брезгливостью, точно Илона предложила ей нечто непристойное.
– Помилуйте, ради бога… Какие блоги?! У меня каждый день куча студенческих рефератов, курсовых, дипломных, голова от них трещит. И я ещё должна почитывать в интернете записульки непризнанных гениев?
Вздохнув, Илона выложила свой последний козырь.
– Просто у него любовь несчастливая. Поэтому он такой… отчаявшийся, – она взглянула в глаза завкафедрой, словно мысленно измеряя степень её бесчувственности.
– Милочка моя, – усмехнулась Симагина, и Илону перекосило от этой высокомерной фамильярности, – а от меня два года назад муж ушёл, и что? Я продолжала ходить на работу, вести занятия у студентов, активно участвовать в жизни факультета… Кому какое было дело до того, что у меня личная драма?
– Но чисто по-человечески поймите его чувства… хотя бы постарайтесь, – уже без особой надежды произнесла Илона. – Он просто ещё слишком молод, поэтому не всегда может контролировать свои эмоции.
– Ах, какой нежный цветочек, – Симагина фыркнула. – Хочу вам напомнить, дорогуша, что у нас здесь всё-таки университет. Место, где студенты получают знания, а не ждут, что мы станем утирать им сопельки. Ну, а что касается любви… для неё есть совсем другие заведения. Вот пусть туда и обращается. Может, полегчает, – и она засмеялась собственной неуклюжей шутке.
– Это ведь всего лишь мелкая неприятность. Ну подумаешь, стекло разбилось, – предприняла Илона ещё одну жалкую попытку оправдать Кирилла. – Никто ведь не пострадал и не умер.
– А в следующий раз обязательно пострадает! – убеждённо произнесла заведующая. – Нет уж, вероятность повторения подобных поступков нужно пресекать на корню! К слову, и деканат, и сам ректор солидарны со мной в этом вопросе. Налицо факт дебоширства и нарушения внутреннего распорядка вуза. Подобное поведение напрямую угрожает безопасной учёбе других студентов.
– Но это же было не в университете, а в общежитии!
– Неважно. Правила поведения в вузах распространяются и на общежития тоже, – наставительно произнесла Симагина. – Был пьяным? Был. Пытался проникнуть в закрытое женское общежитие? Пытался. Разбил стёкла? Разбил. Ну и всё, говорить здесь больше не о чем.
Кафедру Илона покидала с тяжёлым сердцем. Тем временем началась первая пара, и она спохватилась, что её ждёт первый курс филологов. Нужно было торопиться в аудиторию…
Занятие прошло, как в тумане. Илона думала о своём и ждала окончания пары едва ли не больше, чем студенты. Голова готова была лопнуть от напряжения, но самое-то ужасное – она абсолютно не знала, что ей дальше делать, к кому обращаться за помощью.
Отпустив первокурсников и повинуясь интуитивному порыву, Илона сбежала вниз по лестнице и направилась к расписанию. Моментально нашла, в какой аудитории сейчас должен заниматься второй курс журналистов, и так же – почти бегом – бросилась туда.
Кирилла Рыбалко в аудитории предсказуемо не оказалось, но все его однокурсники возбуждённо шумели, тоже обсуждая ночное происшествие. Илона взглядом сразу же выцепила из гомонящей толпы Катю Таряник. Лицо у девушки было потерянное и несчастное. Илона двинулась к ней, не обращая ни на кого внимания.
– Катя, что с Кириллом? – выпалила она вместо приветствия. – Почему и как это произошло?
– Да оставьте вы меня все в покое, – Катя почти плакала, даже не пытаясь быть вежливой. – Я сама узнала час назад. Меня вчера ночью вообще не было в общежитии, я у однокурсницы ночевала… – она, казалось, даже не удивилась тому, что судьбой Кирилла преподавательница интересуется именно у неё.
– А вы ему звонили?
– Ну конечно, звонила. Я же не дура. Он телефон отключил… И дома его тоже нет, мы уже бегали к нему с Олей Земляникиной…
Илона стиснула зубы и, зажмурившись, некоторое время просто молча стояла рядом, пытаясь справиться с охватившим её отчаянием.
– Ладно, Катя. Если вдруг что-то узнаете – пожалуйста, сразу же сообщите мне, хорошо?
– Ладно, – девушка подавленно кивнула и только потом, наконец, додумалась спросить:
– А вам-то это зачем, Илона Эдуардовна?
– Хотите – верьте, хотите – нет, но дальнейшая судьба Кирилла мне не безразлична, – невесело усмехнулась Илона. Катя недоверчиво взглянула на неё, памятуя о “прекрасных” отношениях преподавательницы и студента, но промолчала.
Обратно на кафедру Илона возвращалась медленно-медленно, еле переставляя ноги. Внезапно кто-то мягко прихватил её за локоть из-за спины.
– Илона Эдуардовна, подождите…
Она резко обернулась и увидела Сергея Петренко, однокурсника Кати и Кирилла. Они, вроде бы, были дружны с Рыбалко, смутно припомнила Илона.
– Да, господин Петренко, что вы хотели?
Студент заговорщически подмигивал ей, ничуть не смущаясь разницы в возрасте, точно Илона была его закадычной подружкой.
– Мы можем поговорить где-нибудь… без свидетелей? – негромко спросил он. – Это касается Кира. Ну, то есть, Кирилла, – поправился парень.
– Да, конечно, – она растерянно кивнула и осмотрелась по сторонам. Взгляд её остановился на небольшой комнатушке рядом с кафедрой. Раньше там проходили занятия по машинописи, но с тех пор, как печатные машинки постепенно канули в лету, неуютная тесная аудитория большей частью пустовала. В данный момент она тоже была пуста и, на счастье, не заперта.
– Пойдёмте, – Илона кивком указала направление. Петренко послушно двинулся за ней.
С Марком за весь этот нервный, суматошный день они в университете больше не увиделись, да она, честно говоря, и не вспоминала о нём – просто не до этого было. Однако, к удивлению Илоны, Громов дождался её после занятий и пошёл провожать до дома, чтобы выяснить подробности произошедшего.
– Ну что? – беря её под руку, спросил он с беспокойством, – узнала что-нибудь про того парня?
– Ты про Рыбалко? – уточнила она устало.
– Кажется, да. Я сам не был с ним знаком, но…
– Я сразу предположила, что там не так уж всё и просто, как это пытаются преподнести общественности, – Илона тяжело вздохнула. – Мне удалось поговорить с его друзьями. Кирилл не бил ни окон, ни дверей. На самом деле, он побил одного… не очень хорошего парня, которому отказала одна очень хорошая девушка, и тот принялся распускать о ней грязные слухи. Этого урода необходимо было побить! – горячо добавила она.
– Необходимо? – Марк невольно улыбнулся. В его голосе отчётливо были слышны нотки удивления и даже уважения. – Не знал, что ты такая кровожадная…
– Да, необходимо! Нужно было проучить подонка как следует. Ну, а во время драки он просто влетел головой в дверь… понимаешь? Не было никакого пьяного дебоша. Кирилл позаботился о репутации той девушки… девушка, к слову, до сих пор не в курсе, что произошло. Она не знает, что, если бы не вмешательство Кирилла, вскоре о ней судачил бы весь универ.
– Выходит, парень у нас – настоящий рыцарь? – протянул Громов задумчиво.
– Да, но вот только он сам никогда в этом не признается – ни в деканате, ни, тем более, в ректорате. Слишком уж деликатная тема… порочащая невинных людей. Кирилл не хочет, чтобы они даже начинали копать в этом направлении.
– Ничего не скажешь, благородно, – хмыкнул Марк. – Бедный пацан… Так отчисление – уже дело решённое?
– Скорее всего… господи, как же всё глупо. Глупо и бестолково…
– Где он сейчас? В полиции?
– Его ещё утром отпустили. Друзьям удалось договориться и с избитым парнем, и с комендантом общежития – тот, на самом деле, просто здорово перетрусил, когда эти двое разбили стекло в дверях посреди ночи… Не разобрался со страху, заистерил, свалил всю вину на Рыбалко… Но ущерб уже возместили, и заявление потерпевший писать не стал. Тут проблема в другом! – горячо воскликнула она. – Несмотря на то, что дело по-любому удастся замять, в универ информация просочиться-таки успела, и Кирилла теперь всё равно отчислят!
– Хочешь, вместе сходим к ректору? – подумав, предложил ей Марк. – Попробуем поговорить, как-то убедить…
– Ректор у нас принципиальный в этих вопросах, ещё советской закалки, – невесело улыбнулась Илона. – Он до сих пор мыслит комсомольскими лозунгами и имеет своё представление о том, каков должен быть моральный облик современного студента – бесплотным и безгрешным… На уступки он точно не пойдёт.
Она почувствовала, как глаза против воли начинают наполняться отчаянными слезами. Впрочем, несмотря на тяжесть ситуации, Илона была безумно благодарна Марку за этот искренний порыв помочь, за поддержку.
– Ну-ну, успокойся, – он приобнял её, погладил по спине, – я понимаю, что это очень грустно, но слезами ведь горю не поможешь.
– Тут, видимо, и правда ничего нельзя поделать, – выдохнула она несчастным тоном. – Если просто пойти в ректорат и рассказать там всю правду, на слово мне никто не поверит, а Рыбалко мои слова не подтвердит. Меньше всего на свете сейчас он хочет разборок, чтобы снова начали трясти этим грязным бельём… Кирилл… он очень оберегает ту девушку, Катю, понимаешь? Он не хочет, чтобы вся эта мерзость коснулась её хоть краешком…
– Понимаю, – вздохнул и Марк. – Любовь?..
– Там всё сложнее. Это трудно объяснить словами. Они оба такие… такие… Да ты же знаешь этих двоих, наверное, – спохватилась Илона. – На "СтудОсени" они пели песню дуэтом…. тебе, по-моему, тогда очень понравилось.
– А, так это они? – Марк выглядел несколько ошарашенным. – Девушку я хорошо помню, мы встречались в доме у Астарова, когда он приглашал взглянуть на купленные старинные книги. Вот, значит, каков этот ваш знаменитый Рыбалко…
– Да уж… печально знаменитый, – она невесело улыбнулась. – На меня и так уже все косятся с недоумением, справедливо полагая, что, во-первых, я лезу не в своё дело, а во-вторых, что конкретно этот студент не стоит моих нервов и защиты. Астаров сегодня даже отчитал меня на кафедре при всех.
– Максим Павлович умеет отчитывать? – скептически хмыкнул Марк. – Вот уж не подумал бы.
– Ну, как… – смутилась Илона. – Сначала он долго мялся и мычал, в свойственной ему манере. Но вердикт прозвучал весьма недвусмысленно: меня это не должно касаться, мне стоит выкинуть все мысли о Рыбалко из головы, ибо это нехорошо и вообще вызывает у окружающих ненужные вопросы. Такое ощущение, ей-богу, что они все решили, будто у нас с Кириллом тайный роман… Идиотизм, – она фыркнула.
Некоторое время они шли молча, думая каждый о своём, пока Илона печально не резюмировала:
– Но самое паршивое – то, что Кирилл, похоже, и сам уже примирился с предстоящим отчислением. Сужу по тому, что мне рассказал его лучший друг… – она в бессилии махнула рукой и только сейчас заметила, что они практически дошли до её дома.
– Марк, спасибо тебе за то, что проводил, – остановившись у подъезда, произнесла Илона нерешительно, – но теперь мне нужно немного побыть одной. Я и в самом деле очень расстроена. Прости. Не обидишься, что не приглашаю тебя зайти?
– Ну что ты, – он понимающе улыбнулся. – Я же вижу, как тебя задела эта история.
– Да, – Илона отвела глаза. – Мне просто действительно надо это всё… переварить.
– Не извиняйся. Всё в порядке.
Он легонько коснулся губами её щеки на прощание. Это даже не было похоже на поцелуй любовников – скорее уж, брат чмокнул младшую сестрёнку. Но Илоне сейчас было не до самокопаний и всех этих тонкостей.
– Спасибо, – благодарно прошептала она и скрылась в подъезде.
Полина
Первые пару дней болезни она помнила плохо, потому что в основном спала. Так что все катаклизмы, сотрясающие их маленькую вселенную, воспринимались Полиной будто в полудрёме – как нечто туманно-отдалённое, нереальное, не имеющее к ней никакого отношения.
Впрочем, возможно, это было и к лучшему: уж слишком много всего произошло за эту неделю. Подруги, трогательно оберегая спокойствие больной, подавали ей информацию дозированно, в весьма сжатой и щадящей форме. Так Полина узнала, что Кирилла собираются выгнать из университета за хулиганство, но с Катей у них, кажется, открылось второе дыхание, и оба они не слишком-то огорчаются из-за случившегося, воспринимая это философски. Самое парадоксальное, что с Земляникиной Катя теперь подружилась.
– Они чуть ли не в дёсны целуются, представляешь? Такими задушевными подружками стали! – саркастически прокомментировала эту новость Ксения (чуточку ревнуя подругу, как показалось Полине).
– И как же Ольге это удалось?
– Промыла мозги Кате на предмет того, что Кир на самом деле её любит, любит по-настоящему, просто сам до конца ещё этого не понимает. Нежность, желание заботиться и защищать стоят куда дороже, чем банальная похоть, тем более похоть неудовлетворённая.
