Текст книги "Не дели любовь... (СИ)"
Автор книги: Юлия Михалина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)
Глава 27
– Кирюш, может, поговорим? – нервно дергая ручку двери, ведущей в её спальню, возмущался Михаил, – ты долго будешь прятаться?
Кажется, уже раз в пятый за последние полчаса. И что не уймется никак? Будто и заняться нечем. Ответ прост – беспокоился. Который день подряд. Изводил своими расспросами. Все пытался достучаться, чего-то выяснить. А Кира... даже ответить толком ничего не могла. Да и что тут ответишь? Когда сердце рвет на части, и единственное желание, которое разъедает душу – провалится куда-то сквозь землю. Исчезнуть там, где никто не сможет найти. Где не станет боли и страданий. Где жизнь будет совершенно другой. Такой, о которой когда-то мечтала... Где грани невозможного сотрутся, и она сможет обрести тот самый, незыблемый душевный покой... Только нет такого места. И вряд ли где-то будет. Без него... Даже рая нету. Он попросту не ощутим...
Умереть. Заснуть, закрыть глаза навек и больше не проснуться. Вот он, казалось, выход. Не самый правильный, но реальный, возможный, быстрый... Тогда всем будет легче. В одночасье она всех избавит от проблем, связанных с собственной персоной. В первую очередь себя. И Лёшку. Вряд ли кто-то даже горевать будет...
Бросила взгляд на дверь. С той стороны хоть и было тихо, Слепцова ощущала, что Мишка все еще стоит у её комнаты. Да, единственный, кто побеспокоится, и будет реально переживать, так это родной и любимый брат. Правда, не слишком долго, скорее всего. У него сейчас и своих проблем хватает. В конце концов, у него есть Алиса. Ради неё он справится. А она, Кира... Господи, о чем она только думает! Имеет ли право даже помышлять о подобном?
Отвечай девушка только за себя, то да, можно было творить что угодно. Хоть убиваться, хоть разбиваться. За свои грехи она была готова расплачиваться прямо сейчас. Только расплачиваться самостоятельно, не перекладывая на хрупкие плечики еще не родившегося малыша. И уж тем более не лишать права выбора еще и его. Лишать его права на жизнь...
Ведь отныне на Кире лежит ответственность и за другого человека. Её будущего малыша. Малыша от любимого мужчины. Её сыночка. Девушка не могла пока знать наверняка, кто у неё родится. Слишком маленький срок. Но она уже сейчас чувствовала, что это будет мальчик. Её сыночек. Её и... нет, только её! Потому что родному отцу он не нужен. И, по всей видимости, никогда ни был и не будет нужен. Господи, как же тяжело оказывается это осознавать. Практически невыносимо... До зуда. До ломоты.
– Не бойся, малыш, мама тебя никогда не оставит, – погладив плоский живот, едва слышно пробормотала Кира. С трудом сдерживая себя, чтобы не заскулить. От боли. Душевной, сердечной... Выворачивающей душу наизнанку...
В мыслях, словно в насмешку, опять прокручивались те самые роковые слова Лёшки... Она так надеялась, так верила, что отныне у них все будет хорошо. Когда они, договорившись, решили все начать сначала... Тогда Кире казалось, что счастливее её нет на белом свете. Но каким же хрупким и зыбким на деле оказалось её счастье. Даже еще более ранимым и уязвимым, чем тогда, три года назад... В прошлом девушка не тешила особых иллюзий. Сейчас же, она позволила себе поверить и уступить. Позволила понадеяться, что все образуется. Расслабилась... Какой же непростительно ранней и бессмысленной оказалась эта вера.
Оттого лишь больнее было услышать от Лёши обвинения в том, что ребенок не его. Боже, да как он мог вообще подобное предположить? Да, чтобы он знал, Кира, в отличие от него, все эти годы смотреть на других мужчин не могла. Не говоря уже о чем-то большем... Это ей, Кире, стоило бы его обвинять в разгульном образе жизни, который он предпочитал ранее. Это ей, Кире, нужно было у него спросить, нет ли у Мартынова случаем ребеночка где-то на стороне. Но она ведь не спрашивала! Даже предположить подобного не могла. Потому что доверяла. Да, быть может, во многом сомневалась, чего-то не понимала, но в этом целиком и полностью доверяла. Любила... И сейчас любит...
Кто бы мог подумать, что всего одна ночь, первая, спустя столько лет одиночества, подарит её это чудо? Нет, Кира ни за что не откажется от своего сыночка. Слишком дорог был ей этот человечек. Слишком сильно она мечтала о свое собственном малыше. Маленьком продолжении её любви к Алексею. Неблагодарной, кощунственной, но слишком сильной любви, чтобы в одночасье суметь растоптать её...
Даже заявления Мартынова, его обвинения, его равнодушие не могло до конца убить её чувств. Как бы ни было неприятно и больно. Любовь не ушла никуда, нет. Просто своим поведение Лёшка, наконец, открыл девушке на себя глаза. Позволил трезво взглянуть на себя. Расценить, как мужчину. И честно признать, это откровение не особо нравилось Кире...
Теперь её мучило ощущение, будто она сама ему навязалась. Что не особо Алексей и хотел с ней совместного будущего... А может и вправду не хотел? Может, добивался её благосклонности, чтобы в очередной раз посмеяться? Показать собственную власть над ней. Самоутвердится за её счет. Возможно, немного развлечься и бросить...
Только не могла Кира так запросто поверить, что это было правдой! Неужели она настолько не умеет разбираться в людях? Неужели Мартынову удавалось столь умело притворяться, входя в доверие? И в итоге... придумал же причину... я не могу иметь детей! Черт возьми, а что тогда, в прошлом, Ева едва не родила от него, это так... примерещилось? Придумалось? Вообразилось? Или получалось до поры до времени, а потом резко что-то изменилось? Разве такое бывает? Мог придумать оправдание более правдоподобное... В конечном итоге Кира ведь не совсем дура, чтобы поверить такой нелепости. Тем более, точно зная правду. У неё ведь даже по определению ни от кого, кроме Лёши, не может быть ребенка. Не от святого ведь духа?
Но, так или иначе, какой бы ни была причина подобного поведения Мартынова, теперь она одна. Никому ненужная, брошенная... Который день, как сумасшедшая упивается своей болью и страданиями. Может глупо и неправильно... Может кто-то посчитает её идиоткой. Только Кире было плевать. Не так-то просто было избавить от тревожных мыслей...
– Кирюш, ты вообще в порядке? – спустя пару минут, вновь позвал Миша. В этот раз более спокойно и тихо.
А он ведь даже не знает что произошло. Ни о неприятном разговоре с Лёшкой. Ни тем более о беременности. Но брат не заслужил такого отношения. Совсем не заслужил. Он вообще единственный, кому может быть она еще нужна. Кроме малыша, конечно...
Медленно сползя с кровати, отбрасывая в сторону маленького плюшевого медвежонка, одного из подарков Алексея, Кира босыми ногами прошлепала к выходу. Не говоря ни слова, осторожно отворила двери. Как и думала, перед ней стоял брат. Обеспокоенный. Какой-то растрепанный и нервный. В руках сминал незажженную сигарету. Несколько секунд он, не моргая, смотрел на девушку, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы о чем-то спросить. Но так и не успел этого сделать.
Безмолвно, позволяя одинокой слезинке скатиться вниз по щеке, Кира бросилась к Михаилу. Уткнувшись в крепкую грудь, она больше не сдерживаясь, зарыдала. Содрогаясь и всхлипывая. Ей нужно выговориться. Почувствовать себя хоть кому-то нужной. Просто выплакаться, в конце концов.
– Но-но, козюль, ты чего? – приобнимая сестру одной рукой за талию, а другой, поглаживая по волосам, удивленно пробормотал Михаил, – вы, что опять с Лёхой поссорились? Так не в первой. Помиритесь, все хорошо еще будет. Если из-за каждой ссоры так убиваться, то никаких нервов не хватит.
– Не помиримся, – заскулив еще сильнее, уверенно возразила девушка.
– Эй, ну что ты такое говоришь? – немного отстраняясь, чтобы заглянуть Кире в глаза, переспросил Мишка, пытаясь стереть большим пальцем слезы с её щеки, – со всеми бывает. Все пары ссориться, мирятся. Это нормально.
– Это не наш случай, – закусив губку, содрогнувшись от осознания, что вряд ли уже у них с Лёшкой что-то получится. Не после его обвинений.
– Он тебя что обидел? – взметнув бровь вверх, раздраженно прикрикнул Михаил. И не дожидаясь ответа, резко отступил от сестры и бросился к выходу, на ходу процедив сквозь зубы, – я прибью его! Собственноручно размажу по стенке! – хватая со шкафа ключи от машины.
– Миш, не надо! Он здесь не виноват ни в чем! – опомнившись, Кира хватая брата за руку и разворачивая к себе, больше не в силах сдерживаться, призналась, – я беременна.
– Что? – смерив сестру недоуменным взглядом, на выдохе переспросил мужчина.
– Беременна, – неуверенно пожав плечами, повторила тихо Кира, отводя взгляд куда-то в сторону, – а он считает, что ребенок не его.
– Ты уверенна? – казалось, брат был озадачен.
– В чем конкретно? – вздернувшись, непонимающе прикрикнула девушка, – в том, что я беременна? Или в том, что ребенок его? – взглянув на Михаила, прочла в его взгляде утвердительный ответ. На оба вопроса. И поспешно отворачиваясь, обиженно пробормотала, – и ты туда же. Думаешь, я совсем идиотка. Не понимаю, от кого беременна, или как? Да чтобы вы знали, я в жизни к себе не подпускала и близко других мужчин!
Было обидно и неприятно слышать сомнения еще и от родного брата. Хотя, он ведь тоже мужчина. Один из них. А что от них взять. А Мишка ко всему прочему, на удивление легко спелся с Мартыновым, так что стоит ли удивляться.
– Кирюш, я не это имел в виду. Прости, – оправдываясь, затараторил Михаил, – просто это все так неожиданно. Особенно учитывая, что... – мужчина замолчал на полуслове, подбирая правильные слова.
– Учитывая что? – колко взглянув на брата, пытливо уточнила Слепцова. Отчего-то эти слова Михаила показались какими-то... важными, что ли. Так, будто опять что-то проходит мимо неё. Будто она что-то упускает. Серьезное и нужное.
– Кира, я думаю, что вам самим надо откровенно поговорить, – предположил Миша, – а вы, я так понял, толком и не смогли этого сделать.
– Миш, если ты что-то знаешь, чего не знаю я, то лучше скажи мне, – резкими жестами вытирая слезы, настаивала на своем девушка.
– Козюль, это не моя тайна... поэтому я не уверен, что имею право...
Девушка видела, как Миша колебался, словно взвешивая все "за" и "против". Словно на что-то решаясь. Но в этот раз все решили за него. В этот раз услышать ответы на свои вопросы Кира так и не смогла.
– Папочка! – визг Алисы откуда-то из гостиной, разорвал тяготящую тишину, – иди сколей сюда! Шустрик сейчас упадет и поланится! А я его не достану. Шустрик! Кися иди сюда, маленький.
Недоуменно переглянувшись с Кирой, Михаил бросился на крики дочери. Слепцова хотела было последовать за ним, но дверной звонок не позволил ей уйти из прихожей.
– Кира, открой, пожалуйста! – послышался из комнаты голос брата, вслед за которым раздались смутно различимое бормотания, очевидно с дочерью и котом.
Тяжело вздохнув, девушка вернулась обратно. Даже не пытаясь взглянуть в глазок, чтобы понять, кто пришел, быстро отворила дверь. И с недоумением застыла, глядя перед собой.
И снова он. Мартынов. Алексей. Лёшка. Лёша. Лёшенька... Родной и любимый. Не смотря ни на что, и вопреки всему. Пришел. Лишь спустя несколько дней. Без предупреждения. Без звонка. Хотя откуда ей знать, что без звонка? Еще в тот день, когда она узнала от беременности, девушка включила беззвучный режим на мобильном, и запрятала его поглубже в сумочку. Чтобы не слышать и не видеть. Чтобы не было соблазна в случае чего ответить. А домашний... Звонки на него, Кира просто игнорировала.
И теперь он стоял перед ней. Так близко. Только протяни руку и почувствуешь его теплоту. И в то же время так далеко... Такой потерянный и измученный. Растерянный. Будто не меньше самой Киры за все эти дни думал и переживал. Словно за последние дни даже не сомкнул глаз, ни на мгновение. Будто о чем-то сожалел...
Пришел именно тогда, как девушка перестала уже его ждать. Когда почти смирилась, что это снова конец. Только теперь по-настоящему. Без надежды на совместное будущее. Тогда, когда Кира практически свыклась с мыслью, что есть он, Алексей. Где-то там, далеко. Есть она, Кира, и её будущий малыш. Здесь. Что они снова по-отдельности. Близкие и далекие друг другу одновременно...
– Можно? – кивая в сторону квартиры, тихо уточнил Лёшка.
Можно ли? Кира и сама не знала. И нужно ли это все? Но, наверное, Мишка прав. Им надо поговорить. И, Господи, если бы только она сейчас услышала хоть какое-то разумное объяснение происходящему... Простила бы? Ради их будущего ребенка. Ради себя. Ради любви, которая вросла в неё, пустив корни настолько глубоко, что уже никогда не избавится... Да, простила бы... Непременно простила.
– Козюль, кто там? – снова послышался оклик брата. Вот любопытный. Нет бы "спасать" кота от Лиски.
Пожав равнодушно плечами, девушка обхватила себе за плечи. Окинув Мартынова безразличным взглядом, отступила в сторону, пропуская внутрь, и крикнула Михаилу:
– Это ко мне.
– Ты ходила к врачу? – заходя, сходу поинтересовался Алексей.
Что это? Забота о любимой женщине? Беспокойство о той, что носит под сердцем его ребенка? Или простая вежливость? У Киры так и подмывало спросить это. Так и хотелось сказать что-то язвительное, ранящее... В частности если это и, правда, простая вежливость, то раз и навсегда дать понять, что она не нуждается в подачках, притворстве, насмешках. Но сдержалась. В который раз за последнее время. Только и смогла, что честно признаться:
– Нет, не ходила, – оставляя Алексея, прошла на кухню.
– Почему? – следуя по пятам, не унимался мужчина.
Нет, все же не очень похоже на простое любопытство. В голосе скользило беспокойство. Этого нельзя было не заметить.
– Просто, – машинально ставя чайник на огонь, вздохнула Кира, стараясь избегать столкновения взглядом с Алексеем. Действительно, почему? Как последняя эгоистка упивалась своим горем, совершенно не думая о ребенке. Так нельзя...
– Так нельзя, – подходя к Кире сзади, вторил ей мужчина. Словно читал её мысли. И осторожно положив ладони на плечи, развернул к себе, – собирайся, я сейчас тебя отвезу.
Несколько секунд Кира недоуменно смотрела на Лёшу, пытаясь вникнуть в смысл услышанных слов... Уж не ослышалась ли она? Действительно ли это говорит он? На самом деле хочет, или просто пытается замолить, таким образом, собственную вину...? После чего девушка поспешила отвернуться к окну, и, вырываясь из захвата, четко проговорила:
– Никуда я не поеду, – послав осуждающий взгляд Мартынову, – с тобой не поеду.
– Кирюш, не глупи. Ты должна в первую очередь думать о ребенке.
– Чтобы ты знал, я только о нём и думаю! – с вызовом выдала Слепцова. Кто бы говорил... чего только надумал себе. Нахмурившись, Кира даже вздрогнула, когда чайник засвистел, оповещая, что вскипел. Выключив огонь, она вытащила из шкафчика чашку, и на секунды заколебавшись, равнодушно уточнила, – кофе будешь?
– Нет, – отмахнулся мужчина, продолжая гнуть свое, – Кира, ребенок ведь ни в чем не виноват.
– А я буду, – игнорируя убеждения Лёшки, Слепцова вытащила из шкафа баночку растворимого кофе, и сыпнула себе в чашку две полных чайных ложки.
– Что ты творишь? – выхватывая у Киры из рук горячий чайник, не позволяя ей приготовить горький напиток, – тебе нельзя кофе!
– Кто сказал? – удивленно вскинув бровь, фыркнула девушка, – я сама в состоянии решать, что мне можно, а что нет!
– Кира ты беременна! – отодвигая Слепцову в сторону, прикрикнул Лёшка, высыпая кофе в мусорное ведро, и ополаскивая холодной водой чашку.
– Вот именно, я беременна, а не больна, Мартынов! – сложив руки на груди, прикрикнула Кира, – чувствуешь разницу?
– Кира ты должна беречь себя, – Алексей осмотрелся по сторонам, и тут же бросившись к окну, поспешно закрыл его, недовольно пробормотав, – и не стой у окна. Хочешь, чтобы просквозило?
– Мартынов, я не поняла, что ты вообще себе позволяешь? Лето на дворе, если ты позабыл! – расширив от удивления глаза, Слепцова с недоумением наблюдала за действиями мужчины, пытаясь найти какое-то разумное объяснение его поведению.
Стоит ли скрывать, что ей было приятно? Очень приятно подобное беспокойство и своеобразная забота. Она бы, скорей всего, даже порадовалась в другой ситуации. Но пока что девушка слишком отчетливо помнила обвинения Лёшки. И не могла понять, откуда в нем столь резкие изменения. Может, она что-то упустила? Но что? Когда? Этот момент Кира вес никак не могла уловить.
– То, что сейчас лето, еще не значит, что нельзя простыть, – присаживаясь на табурет, пояснил Алексей. И постучав пальцами по деревянной столешнице, уточнил, – так ты идешь собираться? Или, – кивок на девушку, – в спортивном костюме поедешь в больницу?
– Я, вообще не собираясь никуда ехать, – усаживаясь напротив, огрызнулась Кира. Гордо вздернула подбородок, и уверенно выдала, – это мой ребенок и я сама буду решать, когда мне необходимо ехать в больницу!
Добавив мысленно про себя, что сделает это завтра. Обязательно. Только одна. Она еще в день первого визита позвонила в больницу и перенесла запись завтрашнее число. Но Алексею об этом совершенно не обязательно знать. Тем более теперь...
– Кира, зачем ты так? – нахмурившись, прикрикнул Мартынов.
– А как? – передразнила девушка, – тебе не нравится, что я решаю все сама? Так, прости, но я не понимаю, почему должно быть как-то иначе? Это МОЙ ребенок, – выставляя акценты и приоритеты, в первую очередь именно для мужчины, спокойно повторила Кира, – мой, Лёша!
Господи, знал бы кто, какой ураган бушевал в это время в её душе! Особенно глядя на то, как исказилось лицо Алексея. Больно? Тяжело? Неприятно слышать? А он хоть раз подумал, каково Кире? К сожалению, девушка не могла ответить даже на этот вопрос. Ответ попросту был неизвестен.
– Кира не говори так! – резко подскочив, Лёшка отвернулся, и, сунув руки в карманы, уставился в окно.
– Как мне говорить, если родной отец отказался от него? – инстинктивно положив руку на живот, пытаясь таким образом оградить малыша от внешних, неуловимых потрясений, не удержавшись, выдала Слепцова. И тут же пожалела о своих словах.
Вздрогнув от услышанного, Лёша повернулся обратно. И пересекая разделяющее их расстояние, в пару шагов оказался рядом с Кирой. Упираясь ладонями в стол, он, нависая над столешницей, наклонился к девушке. Около минуты буквально сверлил её взглядом, который предвещал мало чего хорошего. Молчаливо. Угрюмо. Раздраженно. Упрямо поджав губы. Словно о чем-то раздумывал и на что-то решался.
Несколько раз за это время Кира приоткрывала рот, чтобы что-то еще добавить. Сказать. Быть может возразить и извинится за сказанное ранее. Чего бы там не говорил Лёшка, она не имела права давать такие категоричные заявления. Алексей ведь, не смотря на сомнения, пока ни от кого не отказывался... Во всяком случае если и отказывался, то негласно. Не вслух. К тому же зачем-то он сюда пришел. А она... что она опять несет?
– Кира ты... – приподнимая руку, Лёша взмахнул указательным пальцем перед лицом девушки, пытаясь найти какие-то верные слова для возражения. После чего со свистом втянув воздух, и опуская руку, с нажимом отметил, – ты неправа, Кира.
– Лёш, зря мы затеяли этот разговор, – не в состоянии выдержать и дальше на себе пытливый взгляд Мартынова, Кира быстро подхватилась, пытаясь отступить от мужчины на более безопасное состояние.
Не то чтобы она боялась, что он способен причинить ей зло, просто... не могла находиться рядом с ним на столь непростительно близком расстоянии. Эта его близость вызывала трепет в сердце. Трепет влюбленной в него дурочки. Но Алексей не должен был этого заметить. Равносильно, как и то, что волнует Киру. Все так же, как и раньше. А в чем-то может даже сильнее...
– Кира, я долго думал и должен сказать тебе... – зажмурившись, мужчина сжал пальцами переносицу.
Окончательно решаясь на признание. Решаясь на заявление, решение, которое не так-то просто ему далось... То, о чем он думал последние дни. Оказывается, это сложно. Вот так просто взять и сказать. Но он должен. Пересилить себя. Он так долго шел к этому...
– Лёш, я не хочу и не буду перед тобой оправдываться, – вернувшись к кухонным шкафам, Кира, делая видимость занятости, стала протирать полотенцем, недавно вытащенную для не дозволенного Лёшей выпить кофе, чашку. Пытаясь скрыть нервное дрожание рук и не выдать никак в голосе своих эмоций, – если ты для себя все решил, то пускай будет так. Значит, не судьба. В любом случае, я тебе благодарна за все. За то, что ты был в моей жизни и...
– Да, Кира, я решил, – бесшумно подкрадываясь к девушке сзади, уверенно вздохнул мужчина. Совсем близко. Опаляя шею Слепцовой горячим дыханием. И едва касаясь, проводя руками по предплечьям, как на духу, хрипло пробормотал, – я решил, что хочу воспитывать этого ребенка, – склонив голову к голове Киры, – Я хочу быть первым, кто возьмет на руки еще розовый и сморщенный комочек. Быть первым и единственным, кого он, хватая своими маленькими ручонками, назовет папой. Видеть его улыбку, первые шаги, слышать его смех...
– Лёша, – сильнее сжав в руке чашку, и отбрасывая полотенце в сторону, тихонько протянула девушка. От услышанного на глаза наворачивались слезы. И она... готова была наплевать на гордость. В который раз. Простить его... Ради того, чтобы услышать это признание, стоило страдать...
– Я постараюсь быть ему самым лучшим отцом в мире, – прижимая Киру к себе, серьезно бормотал Алексей, – я буду водить его в садик, школу... Буду гулять с ним. Играть. Я сделаю все, чтобы он никогда и ни в чем не нуждался. В первую очередь в отцовской любви. Он... – немного отстранившиеся, попытался заглянуть в лицо девушки, – или она...?
– Он, – всхлипнув, поправила Кира.
– Эй, ты что плачешь? – нахмурившись, Лёша медленно развернул любимую к себе. И когда она, застанная врасплох, опустила глаза, старясь украдкой смахнуть слезы, мужчина приподнял её лицо двумя пальцами за подбородок, и, вытирая мокрые дорожки на девичьих щеках, осторожно попросил, – не надо плакать, солнышко. Все будет хорошо. Просто позволь мне стать отцом твоему малышу? Нашему малышу, – поспешно поправил, – Позволишь, а?
– Лёш, ты не должен этого спрашивать, – поднимая глаза на Мартынова, закивала головой Кира.
– Нет, Кирюш, должен, – расценивая услышанные слова по своему, настаивал мужчина, – Не отталкивай меня, пожалуйста. Я хочу, понимаешь? И мне абсолютно все равно, кто его настоящий отец. Главное, что он твой и...
– Что? – нервно вздрогнув, Слепцова, затуманенным взглядом уставилась на Алексея.
Хотелось сбежать. Подальше. Спрятаться и не слышать больше никогда этих ранящих слов. Даже в самом страшном сне. Она готова была ему довериться... Какие-то секунды назад. Простить. Поверить. Списать его прошлое поведение на шок. Растерянность. Удивление... На что угодно. Только бы знать, что Лёшка не смотря ни на что с ней. Что он ей верит, понимает... Но он... все так же не доверяет. Да, из-за благородства, любви, или чего-то там еще, готов признать их малыша своим, продолжая считать, что он от другого мужчины...
Девушка просто не понимала, как вести себя дальше. С одной стороны Лёша вроде и не хочет её оставлять, а с другой... Какое может быть совместное будущее, если он даже не пытается ей поверить? Уже сейчас сделал для себя выводы, и вряд ли намерен пересматривать их. Как ему доказать обратное? Или даже нет смысла пытаться? Но ведь и жить вместе с мужчиной, который так или иначе будет негласно припоминать, что воспитывает чужого ребенка... А на самом-то деле своего родного. Боже, почему все так сложно?
– Кира, можешь сразу не отвечать, – давая девушке возможность выскользнуть из его объятий, отметил Лёша, – я готов ждать твоего решения сколько потребуется. Любого твоего решения. Даже если ты в итоге решишь, что я не достоин, или... что ребенку нужен настоящий отец... Просто знай, что я уже сейчас люблю его. Теперь вы с ним два единственно дорогих для меня человечка на этом свете. И я не хочу вас терять снова.
– Лёш, я не собираюсь даже ни о чем думать, – категорично выдала Кира, хмыкнув, – а знаешь почему? – получив в ответ растерянный кивок, пояснила, – потому что настоящий отец и ты, один и тот же человек. Только я не уверена, что все равно из этого выйдет что-то толковое... Если ты уже сейчас сомневаешься в нас.
– Кира, я... – ошарашено выдохнул Мартынов.
– Алексей, тебе сейчас лучше уйти! – разворачиваясь, чтобы покинуть кухню, оборвала девушка. Но сразу у двери столкнулась с братом, который именно в этот момент решил прийти и узнать, кто пожаловал к ним в гости.
– Кира, представляешь, эта засранка загнала Шекспира на шкаф, а потом возмущается, что он от неё сбежал... – Миша замолчал на полуслове, уставившись куда-то за спину сестры, на задумчивого Алексея. После чего, пропуская Киру, несвязно пробормотал, – козюль, мы там с Лисой хотели пойти погулять... не хочешь сходить вместо меня? Мне кажется, нам надо поговорить с Лёхой. А тебе будет очень полезен свежий воздух.
– Миш, не стоит, наверное... – обернувшись на Мартынова, тихонько, попыталась возразить Кира. Но поймав на себе вопросительный взгляд Лёши, махнув рукой, вышла прочь, на ходу окликнув племянницу, что, судя по веселому щебетанию, снова гоняла по квартире кота, – Алиска, пойдем гулять, зайка!
А этим двоим, хочется говорить, пускай разбираются. Она слишком устала ото всех этих откровенных разговоров, разборок, которые, в конечном счете, ни к чему не приводят. Отчасти хотелось надеяться, что Мишка образумит Лёшу. Более того, она отчаянно этого желала. Как никогда и ничего другого в этой жизни.
Кира, видимо, не в себе, если готова была принять Мартынова тут же, не сомневайся ни капли он в ней. Но ведь она так сильно любила этого мужчину... Что даже гордость готова была запихать куда подальше. Только бы он был рядом. Только бы верил... Особенно теперь, когда носила под сердцем его ребенка. Его плоть и кровь. Плод их любви... Удручающей и убивающей. Но любви... Настоящей, безрассудной. Порой не понятной и не понимающей... Любви, которая не имеет объяснения...
За что она вообще любила Лёшу? Ответ на данный вопрос Кира неоднократно пыталась отыскать в сознании. Но за все время так и не нашла ничего даже приблизительно подходящего, что можно списать за причину. Не зря ведь говорят, если можешь ответить за что, значит и не любовь это вовсе...
Если любишь по-настоящему, то любишь не за что-то. Любишь просто так... Потому что он есть. Важный и родной человек. Ходит где-то по этой же земле, что и ты. Видит то же звездное небо. Греется под тем же солнцем... Что ветер, который сейчас развевает твои волосы, совсем недавно касался и его... Вдыхает тот же воздух... Просто где-то живет...
И во имя такой любви Кира готова была дать Лёшке еще один шанс. Попытайся он хотя бы услышать её... Понять и принять... Ведь... не отрекаются любя...
