Текст книги "Последний шаг от ненависти, или сколько стоит любовь? (СИ)"
Автор книги: Юлия Михалина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
– Антон, ты и так не хуже, – обхватив ладошками лицо любимого, заставляя повернуться к ней, с воодушевлением выпалила Владислава, – посмотри на меня. Ты ничем не хуже Максима. Ты просто другой. Другой, понимаешь, Антон?
– Жаль, что они в свое время так этого и не поняли, – скрипнув зубами, пробормотал Громов.
Кто «они» догадаться особого труда не стоило. Вот только вопрос, что родители сделали еще, не давал покоя. Наверняка, не одними сравнениями едиными. Но озвучивать свои предположения Влада не торопилась. Антон сам должен все рассказать. И он не заставил себя долго ждать:
– На тот момент был только один человек, кто меня всегда, так или иначе, принимал и поддерживал, каким я есть… Всегда понимающая и любящая тетушка Валя.
Усмехнувшись, Громов с силой сжал руку Влады, и неожиданно… откинув голову назад, расхохотался. С какими-то истерическими нотками в голосе. Отчаянно и безнадежно. И смех с каждым мгновением все больше походил на отчаянный крик о помощи. И от этого становилось как-то не по себе. Было до безумия больно видеть душевные переживания и метания любимого человека, при этом, не имея ни малейшего понятия, чем в данной ситуации ему можно помочь.
– Антон, пожалуйста, не надо… успокойся… – пытаясь унять мужчину, обеспокоенно попросила Владислава. И он, словно по мановению палочки, вновь замолчал, и, вмиг посерьезнев, отвернулся к озеру.
– Ты думаешь, она просто так караулит меня в офисе? Следит за всеми девушками, что у меня были? Заявляется ко мне домой в любое время дня и ночи, и я не в силах дать ей резкий отпор, чтобы она отстала раз и навсегда? Даже не то, чтобы не в силах… я просто не могу это сделать, понимаешь… Не в праве… – громко сглотнув, Антон спрятал лицо в ладонях, – она с детства была мне ближе всех остальных. И в Киев я любил приезжать именно потому, что только тут ощущал, что нужен кому-то. Пускай родной тетке, но все же… Валентина тогда жила в этом доме, и именно она давала мне ту родительскую любовь, которой порой так не хватало. И как ни странно именно в Киеве, родители тоже, словно преображались, меняя к лучшему свое отношение ко мне. Только здесь мы действительно были семьей. Вместе проводили время, гуляли, делали такие вот вылазки на природу. Всегда, неизменно на этом же месте. Именно поэтому именно с этим местом у меня связаны самые счастливые воспоминания, которые, как я позже понял, были всего лишь фарсом.
Знаешь, Влада, я ведь часто задумывался, почему тетка любит меня больше родной матери. Точнее постоянно пытался убедить себя, что это мои предрассудки. Всегда списывал это на то, что мать занята на работе, а тетка одна и ей нужно на кого-то растрачивать свою заботу… – короткие секунды молчания, после чего сбивчатый, с надрывом, но почти что шепот – мне было лет семнадцать, когда я узнал, что мать ждет второго ребенка… девочку… Они так этого хотели… И как ни странно, я тоже. Всегда мечтал о младшей сестренке. Причем не о брате, а именно сестренке. Чтобы заботится, защищать ото всех… Я был на самом деле рад этому. А еще… как бы это эгоистично не звучало, но я надеялся, что с появлением младшей, родители переключатся на неё, и мне больше не нужно будет ничего и никому доказывать… Перестанут опекать, как несмышленого ребенка.
Тогда мы на время переехали в Киев… Лике было уже около полугода. В тот вечер я собирался пойти гулять с друзьями, но чего-то там не получилось, и я вернулся домой раньше. Гораздо раньше. Если бы я только знал, что меня там ждет, не знаю, торопился ли так…Я уже хотел пойти к себе, но шорохи и разговоры на повышенных тонах, что доносились из кабинета, невольно привлекли мое внимание. Элементарное желание поздороваться и сказать, что я вернулся. Порадовать своим очередным послушанием. Но странные слова матери заставили меня застыть неподвижно, не дав знать о собственном присутствии. Там были родители и тетка. Последняя просила не лишать удовольствия общения со мной, позволить что-то рассказать мне. Знаешь, такие мольбы, вперемешку со слезами. Это было так странно. Я не понимал к чему все это… Но в ответ от матери была такая фраза, которая осталась в моей памяти на всю жизнь… «…запомни раз и навсегда, ты потеряла сына, когда добровольно подписала документы. Теперь ты можешь довольствоваться только квартирой…». Квартирой, понимаешь, Влада?! – закричал мужчина, передернувшись, – меня променяли на квартиру! Как какую-то вещь!
– Антон, если честно, не совсем… что ты имеешь в виду… – страшные предположения лезли в голову девушки, но она отказывалась верить в это. Потому что ситуация казалась настолько удручающей, что страшно было предположить масштабы всей трагедии.
– А что тут понимать? – с отчаянием выдохнул Громов, – в тот вечер я узнал, кто моя настоящая мать, – повернувшись к Владиславе, и заметив на её лице немой вопрос, уверенно выкрикнул – Родная сестра женщины, которую я всегда считал матерью. Любящая и дорогая тетушка! Валентина Викторовна Демьяненко! Или как говорят просто в народе – ВДВ!
– Но как? – ошарашено выдохнула Влада не веря собственным ушам.
Странные картинки прошлого вмиг начинали складываться пазлом в одну. И пренебрежение Антона к близким и родственным связям, его цинизм и эгоизм, и слишком теплое отношение Валентины к Антону… В конце концов, квартира… Цена всем человеческим чувствам. Цена любви между мужчиной и женщиной. И цена любви матери к сыну. Цена, за которую продала мать Антона, который в свою очередь спустя годы попытался купить так же чувства самой Влады. Вот только верить во все это, в частности, что родная мать могла продаться за квартиру, Владислава отказывалась. Тем более невозможно так любить человека и тут же находить предел своим чувствам в виде самой обыкновенной недвижимости. Слишком все странно и запутано… Слишком серьезно и ирреально…
– Когда Валентине было лет четырнадцать, а Ларисе соответственно двадцать, их родители погибли. Валентину, как несовершеннолетнюю, могли забрать в детский дом, потому Лариса решила оформить опекунство на себя. Ей, как молодой и одинокой, не смотря на родственные связи с опекаемой, сложно было сделать это одной. Потому она в спешке вышла замуж за перспективного партийного сотрудника Павла Борисовича Громова. Вместе им не стоило особого труда решить эти проблемы. Со временем, казалось, жизнь наладилась. Престижная на то время работа, собственное жилье. Все, чтобы дать лучшую жизнь младшей сестре. Но… когда Валентине было шестнадцать, она каким-то образом связалась со студентом первокурсником, комсомольским активистом. Дружба, переросшая в «большую и чистую», как говорится. А на деле облапошил он, тогда еще наивную девчонку. А старшей сестре, как раз занятой карьерой, было не до того, чтобы следить за моральным обликом Валентины. В общем, узнали они о беременности, когда уже поздно было что-либо предпринимать. Да и зная Ларису, могу себе представить, что она вряд ли допустила бы аборт. Хотя, быть может и зря…
– Антон, зачем ты так? – обнимая любимого мужчину, с отчаянием взмолилась Владислава.
– А как, Влад? – фыркнул Громов, – ты хоть понимаешь, что так всем было бы легче? Не было бы ненужного и нежеланного ребенка, не было бы проблем! Разрушенных и скомканных жизней! Этой бесконечной пустоты и боли. Мое рождение только спутало все карты и помешало нормальной и беззаботной жизни! Чуть было не перечеркнуло все перспективы!
– Антон, пожалуйста, не говори так! – не в силах сдержать слез, растерянно закивала головой девушка, – ты ведь ни в чем не виноват!
– Может быть. Только незадачливый папашка, как только узнал о беременности, сбежал в другой город. А признаться кому-то еще Валентина не решалась. Лишь когда о её странном состоянии заподозрили в школе, а ей грозил не просто позор, а обвинение в низости и марании морального облика и прочей ерунде. Сама понимаешь, что это значило на то время. Вызвали Ларису. Валентина не сразу хотела признаваться, боялась опуститься еще и в глазах родных. Но рано или поздно пришлось это сделать. Получилось, что поздно. В итоге Лариса с Павлом, поле долгих советов, пришли к выводу, что нужно как-то оградить эту ситуацию от огласки. Да и рушить жизнь младшей сестре считали нелепым. Для начала образование и становление на ноги. А тут такое пятно на репутации. Вот так и решили, что они запишут ребенка на себя. Со связями Громова не так уж сложно было все оформить. А для того, чтобы никто ничего не заподозрил, Валентину, заставив сдать экзамены экстерном, по-быстрому отправили в другой город, к какой-то дальней, через третье колено, родственнице Павла, которой оказалась Любовь Марковна. А Лариса тем временем все устроила для того, чтобы думали, будто беременна она. Декретный отпуск, что-то вроде сохранения. Ни у кого даже не возникло мысли о том, что это всего лишь фарс. Когда родился я, в органах опеки тоже быстро все переоформили, опасаясь испортить показатели. Боже, как глупо! – невидящим взглядом уставившись перед собой, передернулся презрительно мужчина, – Затем мы еще какое-то время жили в Киеве. Лариса снова вышла на работу, а вся забота обо мне перелегла на плечи Любови Марковны, которую благоразумно перевезли сюда. Ну и Валентина тоже была все время при мне. Няня говорила, что она жалела обо всем, но сделать ничего не могла. На основе этого отношения между сестрами стали портится, а тут еще удалось дождаться очереди на переезд в Чехословакию. В итоге, я с приемными родителями переехал, а Валентина осталась здесь. Только когда мне было лет восемь, мы приехали обратно. Ну а потом, как я уже говорил, наведывались каждое лето. Валентина все это время жила в этом доме. Лишь незадолго до того, как я обо всем узнал, она переехала в городскую квартиру. Как оказалось, намеренно купленную заботливыми родственниками.
– Господи, Антон… но тогда ведь речь вовсе не в квартире, – мгновенно сориентировавшись и связав события в одно, попыталась донести до любимого такие явные вещи Владислава.
– Да знаю я теперь! Но тогда-то мне никто этого не рассказал, – отмахнулся Громов, – точнее я и сам не хотел знать. Только выхваченные отрывки из общего контекста разговора и сопоставление известных фактов, позволило мне додумать, что случилось в прошлом. В котором Валентина еще тогда, много лет назад, отказалась от меня в пользу квартиры. Подробности этой истории я узнал буквально неделю назад от Любови Марковны.
– Но почему только сейчас? Неужели раньше никто не мог сказать?
– Мог, наверное. Но кто? Приемные родители на мое заявление о том, что я все знаю, в ответ выдали то, что все делалось в мое благо, а я неблагодарный, снова начинаю строить из себя жертву. Опять пошли сравнения с Максимом, который никогда бы так себя не повел… Разговаривать с Валентиной я тогда и сам не горел особым желанием. Да и, как я сейчас понял, не особо пускали её ко мне. Потом она и сама поняла бессмысленность этой затеи. А затем мы просто в спешке снова вернулись в Прагу. Какое-то время я пытался жить, как ни в чем не бывало, делая вид, что я ничего не знаю и знать не хочу. И родители сами, очевидно ощущая свою вину, немного поутихли, давая мне немного больше свободы. Но в один прекрасный день, когда я пришел позже обычного, старая история повторилась. Я снова получил массу упреков и сравнений с Максом, который в отличие от меня, гуляющего, учится и готовится к поступлению. Это стало последней каплей. Так жить я больше не мог. Закончив университет, я вернулся в Киев. Знаешь, как ни странно, но тогда мне здорово помог Павел. Устроиться, заняться собственным делом и почти втайне от Ларисы переписал на меня этот дом. Вообще он хороший мужик, и я не смотря ни на что, именно его считаю своим отцом. Не знаю, быть может еще и потому, что того, биологического, после всего, отцом считать вообще нельзя.
– А мать? – осторожно, понимая какую боль приносит этим упоминанием, все же не могла удержаться девушка.
– Что мать? – криво усмехнулся Антон, уткнувшись подбородком в затылок любимой, – есть ли она у меня? Ларису я по обстоятельствам, не смотря на то, что до определенного времени считал таковой, не могу называть больше матерью.
– А Валентина Викторовна?
– Знаешь, Влад, слишком долго времени я считал её предательницей, чтобы в один миг вот так вот простить и признать. Хотя… не скрою, что пускай в свое время она так и не решилась рассказать мне свою историю, именно она всегда помогала и поддерживала. Даже потом. И в создании компании тоже. И я её не отталкивал. А зачем? На тот момент я считал, что если она хочет искупить свою вину, то пускай искупает. Нет, поначалу были и крики и обвинения с моей стороны. А она… знаешь, она все это терпела, стиснув зубы. Лишь в глазах всегда была немая мольба и боль. Но разве мог я тогда обращать на это внимания. Нет, конечно. Я всегда считал её виноватой во всех своих бедах, и не упускал случая лишний раз напомнить и поддеть. Потом со временем все как-то поутихло. Я уже перестал воспринимать её, как предателя. Лишь сухое и намеренно вычурное «тетя» с моей стороны, чтобы лишний раз подчеркнуть, что она упустила свой шанс и больше никогда не станет для меня настоящей матерью. И извечная забота с желанием опекать с ласковым «Антоша» с её… И нескончаемое терпение, судя по всему следую девизу – «Вода камень точит». Привычные и давно устоявшиеся отношения, менять что-то в которых вряд ли когда-то представится возможным. Даже после рассказа няни.
– Антон, а может все-таки стоит хотя бы попробовать что-то поменять? Я же вижу, как Валентина переживает. И теперь я понимаю, почему конкретно. Да и ты…
– Влад, не нужно вот этого! – привычно резко оборвал Громов, – поздно уже что-либо менять. Слишком поздно.
– А приемные родители? К тому же выходит, у тебя есть сестра, – понимая, что сейчас давить бесполезно, и Антон останется при своем мнении и никак его не переубедить, пока сам не поймет, что когда-то придется выбираться из этого безумного тупика, в который они загнали сам себя по ошибке, в поисках лучшей жизни.
– Не знаю. С ними я лет шесть не виделся уже. Точнее с Павлом иногда бывает, встречаемся от случая к случаю, когда он порой наведывается в Киев. Что касается Ларисы, то тут нет. После нашей с ней последней крупной ссоры, готов поспорить, она вздохнула с облегчением, что больше не нужно притворяться и строить из себя заботливую мать. А сестра… Да, есть. Только, как оказалось, двоюродная. Она уже должно быть взрослая. Последний раз мы виделись, когда ей было лет восемь. Мелкая, занудная и избалованная. А сейчас, скорее всего, вся в мать, и с жутким характером.
– Кто бы говорил, – не удержавшись, поддела в шутку девушка.
– Влад, я мужчина, – нервно перебил Громов, – а девчонке нельзя быть такой бескомпромиссной и эгоистичной.
– Антон, ты опять?
– Влад, ну согласись, что это реально слишком.
– Не знаю, быть может ты и прав, – забравшись к любимому на колени, и обвив руками его за шею, Владислава, перебирая между пальцами непослушные волосы, осторожно спросила – Антон, а ты не хотел бы с ними встретиться и нормально обо всем поговорить? Попытаться понять?
– Я ужу однажды поговорил. С меня хватит! – начиная злиться, прикрикнул Громов, – надоело мне все это! И вообще что мы обо мне и обо мне! Я уже рассказал тебе обо всем. Теперь твоя очередь. Ты, кажется, в машине что-то говорила…
– Антон, я не знаю, как сказать… – прикрыв глаза, девушка мысленно сосчитала до десяти, пытаясь собраться с духом.
Она ведь уже и забыла, что её ждет важное признание, полностью окунувшись в прошлое Антона. Хотя теперь, услышав его историю, страх сам собой стал медленно растворяться. Отчасти от понимания, откуда взялась эта стена холодности и циничности любимого. После такого вообще удивительно, что он не сломался. Но видно, каждый выбирает свой путь. Пасть под обстоятельствами, либо ожесточится и доказать всем, что ты и сам чего-то стоишь. Антон выбрал второе. В противном случае, кто знает, свела бы их судьба. В любом случае вряд ли эта встреча обернулась тем, во что вылилась сейчас. Она ведь любит его такого. С его злостью и эгоизмом, эгоизмом и жестокостью. А теперь еще, как оказалось, со своими личными трагедиями и слабостями. И теперь Влада больше не боялась, как он может воспринять её слова. Ведь вслух он может сказать что угодно. Но внутренне… она знает наверняка, он не может не обрадоваться. Или же снова оттолкнуть. Не настолько этот мужчина жесток…
– Говори, как есть, – нежно пригладив Владиславе волосы, попросил Громов, – я же рассказал все как есть, и как видишь, ничего смертельного.
– Просто понимаешь, этот обморок… – серьезно всматриваясь в любимое лицо, замялась девушка, – он вовсе не от впечатлительности…
– Так, – нахмурившись, Антон вмиг поджался, и резко подхватившись, увлекая за собой Владиславу, прикрикнул, – и почему ты молчала? Что-то серьезное? Я так и знал… Вот вечно из-за своего эгоизма не замечаю ничего! – обеспокоенный голос, хмурый взгляд и поспешные и рваные поглаживания волос, переходящие к вискам, щекам, и поднимающиеся обратно, – нужно было сразу вести тебя в больницу. А я, идиот, делить тебя не хотел ни с кем! Ну, точно, придурок!
– Антон, тише, все нормально… – попыталась унять беспокойство мужчины Владислава, – все совсем не так страшно, как ты думаешь и не нужно…
– Не нужно, – перебил Громов, – я сам знаю, что нужно, а что не нужно! Ты главное не переживай, все будет хорошо! Я что-нибудь придумаю… Боже… Громов, что делать, что делать… – обезумивший и невидящий взгляд, словно сквозь Владу, и невнятное бормотание. Казалось, что сейчас он не видит и не слышит ничего вокруг, полностью зациклившись на своих переживаниях.
– Антон, успокойся, уже поздно что-либо делать…
– Поздно? – застыв, с недоумением выдохнул мужчина, – что значит поздно? Ничего не поздно! Хватит строить поспешные выводы! У меня есть знакомый кардиолог в Германии. Я, конечно, ничего в этом не понимаю, но думаю, через него можно будет выйти на любого другого специалиста.
– Антон… – не скрывая улыбки от такой неожиданной, но очень приятной и искренней заботы, повторила девушка.
– Хотя… Черт! Есть ведь еще приятель в Канаде, – продолжал тараторить мужчина, – Он, правда больше по пластическим операциям, но при этом отличный хирург. Да и связей за годы проживания в Оттаве, думаю, огромное количество. Вот я только не знаю, через кого лучше… Говорят, что германские врачи очень хорошие, но и в Канаде с медициной все довольно-таки серьезно. Или быть может вообще Австрия? Это, нужно будет пробить где-то, куда лучше отправляться лечится. И это, наверное, зависит от вида проблемы… Влад, нам куда нужно? Ты только скажи, я найду самых лучших врачей!
– Антон, тише, милый, – заглядывая в любимые глаза, выдохнула девушка, проводя большим пальцем по слегка щетинистому подбородку, – мне не нужен ни кардиолог, ни тем более хирург. Разве что гинеколог и акушер.
– Как это не нужен? – не унимался Громов, – ты не сомневайся, я все сделаю, как нужно! Ты не думай, что я сейчас шучу!
– Я и не сомневаюсь. Хотя ты уже и так сделал все, что мог, – усмехнулась робко Влада.
– Погоди, причем здесь гинеколог? – запоздало осознавая смысл услышанного, с интересом уточнил Антон, – это еще зачем? Что ты имеешь в виду? И акушер?
– Угу, – виновато опуская глаза, Владислава нервно затеребила полы рубашки мужчины.
– Ты это… сейчас так шутишь, да?
– Нет, Антон, я серьезна, как никогда.
– Нет, ну погоди, гинеколог я еще понимаю. Там всякие женские дела непонятные, это да, – растерянно бормотал Громов, очевидно отказываясь понимать правильно слова Влады. Еще бы, не каждый день такое услышишь, – но причем тут акушер? Они же вроде только при родах нужны. Или…? Уж не хочешь ли ты сказать…? Влад, ты что беременна? – уставившись вопросительно на девушку, раздраженно прикрикнул Антон.
– Похоже на то, – уклончиво, боясь, что прямой ответ может отпугнуть, замялась Владислава.
– Я так понимаю, это мой ребенок, да? – задал самый идиотский из всех возможных вопросов мужчина. Но, видно, от него вряд ли стоило ожидать чего-то другого. И уж тем более мгновенной радости и довольных визгов. Не тот случай.
– Антон! – возмущенно закатив глаза, взвыла девушка.
– Ну да, что это я, в самом деле. До меня у тебя никого не было. Потом мы не так долго были не в месте, чтобы у тебя успел кто-то появиться. Да и знал бы я об этом, – вслух рассуждал Громов, все так же не спеша радоваться жизнеутверждающей новости, – Так ведь, Влада? К тому же, сколько должно пройти времени, чтобы можно было узнать о беременности? Недели две-три, не меньше?
– Антон! – снова одернула девушка.
– Да, прости. Что-то я совсем заговорился. Значит, ребенок точно мой. И давно это у тебя? – сощурившись, словно пытаясь разглядеть какой-то подвох в поведении Владиславы, продолжал допрос Антон, – почему я узнаю об этом только сейчас?
– Как ты сам сказал, недели три. И я сама об этом узнала только сегодня сутра. Когда, я, по-твоему, должна была тебе об этом рассказать?
– Ну, хотя бы как раз сегодня сутра и должна была.
– И как ты себе это представляешь? Пришла в офис и с ходу заявила – «Привет, Антон, я беременна»? – передразнила Влада, – и что бы ты сказал в ответ? Обвинил во всех смертных грехах и послал бы?
– Влад, зачем ты так, в самом деле?
– А как? Хочешь сказать, что все было бы по-другому? На крайний случай сегодняшний поход в ЗАГС состоялся бы, но под предлогом того, что именно я тебе заставила и принудила. Разве не так?
– Владусь, не говори ерунды, – отстранившись, Антон отвернулся, устало растирая лицо ладонями, – во всяком случае, это лучше, чем, если бы я узнал об этом через несколько месяцев, когда явные признаки беременности уже скрывать стало бы невозможно. Я так понимаю, ты ведь именно так и собиралась сделать? – снова повернувшись, мужчина изучающее уставился на Владиславу.
– Антон, не говори ерунды, – заламывая ладони, нервно выдохнула девушка.
– Значит, так оно и было бы. Отлично! Если бы я не решился потащить тебя в ЗАГС, о том, что стану отцом узнал бы в лучшем случае из сплетен! Или как? – начал злится Громов, хватая с земли камешки и забрасывая их в воду.
– Антон, я не знаю, правда… – закрывая лицо руками, пробормотала Влада, – ты ведь так убедительно утверждал, что не хочешь детей! Что это все неприятности и лишние ненужные заботы, что я…
– Что ты?
– Я не знаю… Не знала, что делать… – тяжело вздохнув, Владислава зажмурилась, опасаясь только одного – услышать от Антона, что он по-прежнему придерживается своего мнения. Что заставит делать выбор. А что? Это вполне в его духе. Он или ребенок… И ведь как бы Влада не любила мужчину, благодаря которому она сможет познать радость материнства, если предстоит делать выбор, то она не будет даже раздумывать. Ответ очевиден. Она никогда себе не простит, если избавится от новой жизни, зарождающейся в ней. От маленького человечка, являющегося уже частичкой неё…
– Не знала она! Да мало ли что я тогда говорил! – раздраженно вспылил Антон, – в конце концов, это мой ребенок и я не допущу, чтобы он вырос без отца, либо хуже того… Хватит, что мое детство пошло под откос! – с уверенными, стальными нотками в голосе, выдал мужчина.
– Ты, правда, так думаешь? – не сдерживая слез радости, Влада недоверчиво взглянула на Антона.
– Правда, – в пару шагов преодолевая разделяющее их расстояние, Громов властным жестом притянул к себе девушку, и большим пальцем стирая с её щек соленые капли, в своей немного грубоватой манере, выдал – не реви только! Терпеть не могу женских слез. Справимся как-то.
– Антон, как же я тебя люблю, – уткнувшись носом в плечо любимого мужчины, пробормотала Владислава.
– Все будет хорошо, – игнорируя признание, выдохнул Антон, поглаживая слегка подрагивающие плечи, – вырастим уж как-нибудь…
