Текст книги "Пастухи призраков (СИ) "

Автор книги: Юлия Ламичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Дракон затрепетал под Лениными мыслями, распадаясь. Нюся обвила её железной хваткой. Закручиваясь спиралью, дракон ввернулся в одну из мерцающих струй. Хаттифнатты проходили сквозь него, пугая Лену перспективой застревания в мозгах. Электричеством не жглись, уже спасибо, но вместе с ними по Лене проскакивали весьма странные мысли – к счастью, она не успевала разобрать подробностей. С плеском расправились крылья, дракон взмыл над морем, просверлил облака над покрытыми лесом горами и рухнул в воду. Взбесившимся сёрфером прокатился по волнам и снова взлетел, едва когти царапнули склизкие прибрежные камни. Навстречу скале, вбок, вверх, следуя струе с нанизанными на ней морем, землёй и Луной.

Нюся и Лена сидели на валуне, болтая ногами. Над ними варился облачный суп, море ворчало под босыми пятками. Где бы она ни обреталась во время полёта, Фанта лежала возле Лены, как ни в чём не бывало, лоснясь золотым маслом. Лена попробовала его на вкус, но в этом мире по части вкусовых ощущений отмечалась явная недоработка. И по части запахов. Зато с цветами было более чем шоколадное, что серьёзно подталкивало Лену к мысли о галлюцинаторной природе происходящего. Такую цветопередачу ей удалось выжать из своих глаз, лишь когда Серёге повезло разжиться настоящим ЛСД. В ту ночь волк задал ей такую свирепую, мозговышибающую гонку, что идея о хотя бы косяке прочно связалась в Ленином сознании панической атакой.

– Мама, тебе понравилось, да?!

– Угу. А что это за место?

– Сзади кустов домик. Мам, вот бы там жили мы? Мы бы купались каждый день. В море есть рыбы! Может быть, даже русалочки. И маленькие… беленькие такие…

– Ракушки?

– Не знаю. Я бы тебе их доставала.

Обернувшись, Лена действительно увидела конёк черепичной крыши. Её сразу потянуло к этому дому, и у порога она оказалась прежде, чем сообразила, как это получилось. Низенький, коренастый, в два этажа, точно замешанный ветром из скал вперемешку со мхом и песком, дом имел высокое каменное крыльцо и террасу, выходящую во двор. Лена подзабыла, что двери бывают деревянными, а с деревянными ставнями сталкиваться ей не приходилось – тем более толстыми, точно двери, на игрушечно-крохотных окошечках. Фасад дома зарос диким виноградом и неизвестным Лене вьющимся растением в фиолетовых цветочках.

Едва Лене захотелось войти, она оказалась посреди просторной комнаты с камином, разделённой на столовую и кухню. Современная простота мебели бросалась в глаза в этом старом доме, но гораздо сильней привлекли Ленино внимание несколько человек посреди комнаты. Две круглолицые женщины, молодые, с высоко зачёсанными волосами, в затейливых блузках с рюшами, широких юбках ниже щиколоток, высоких ботах и белых передниках – та, что посимпатичней, держала в руках гитару. Пожилая женщина в просторной чёрной кофте, тоже круглолицая. Мужчина с бородой по грудь, в тесном, застёгнутом на верхнюю пуговицу пиджаке, из-под которого выглядывал ещё более тесный жилет. Фигуры висели в воздухе, хотя даже складки одежды лежали вполне естественно – если не обращать внимания на такую мелочь, как отсутствие стульев. Мужчина опирался локтём на стол, гораздо выше того, что присутствовал в действительности. На полу сидел мальчик лет восьми в обнимку с собачкой (такие дворняжки всегда бывают песочной масти и быстро бегают). Другая дворняжка, рыжая, лежала рядом, подогнув под морду лапку. В своей неподвижности и люди, и животные напоминали старые фотографии с длинной выдержкой… или девочку в избе. Лена зажмурилась.

Глаза она открыла уже в саду, хотя садом это было сложно назвать, скорей промежуточным звеном между заросшим пустырём и молодым лесом.

– Мам, ты их увидела? – рассмеялась Нюся, выглядывая из по-прежнему закрытой двери. – Мам, они не настоящие.

Лена гадливо поёжилась.

– Пойдём отсюда, Нюсь. Можешь вернуть нас домой?

– Ну ма-а-а-м! Это мой любимый домик. Я так хотела тебе показать! Они не страшные. Их всюду много, и других тоже. Есть страшные, но не эти! За домом девочка. У неё сверху платья сарафан, белый, с крылышками, но сзади вместо юбки – бантик. И на косичках вот такие бантики! Она красивая, только её нет. Пойдём покажу!

Лена спешно соображала, как проснуться – это очень сложно сделать, если не спишь. Но в прошлые разы ей удавалось выйти из этого, блин, состояния, когда её будили. То есть будили тело. Насчёт тела можно не волноваться: рано или поздно проснётся Ромка, а ещё скорей Нюся проголодается. Но болтаться всё это время среди привидений…. Домой захотелось ещё сильней. В последний раз, у папы, она выбралась самостоятельно. Или волк подсуетился напоследок?

Нюся прервала Ленины размышления.

– Мама, ты всё ломаешь!

Дом и деревья утратили плотность, искрящая сетка проступила сквозь камни под ногами, расчертила облака. Роща за оградой слилась в неподвижное, полное хаттифнаттов зелёное месиво. Лене стало жаль прекрасного места, в котором она вряд ли окажется ещё раз. Дом вновь налился цветом и тенями, по роще пробежал ветерок. Лена даже ощутила запах… много запахов, которые смогла классифицировать как «южные» (бывать где-либо южней Чертаново её не приходилось).

– Ладно, пошли уже, – проворчала Лена сквозь улыбку. В дом они проскользнули, взявшись за руки.

На первом этаже было ещё две комнаты, тоже недавно отремонтированные. Лене понравилось сочетание каменных стен со стенами, оштукатуренными и выкрашенными белой краской. Выложенный терракотовой плиткой пол. Низкие потолки с толстыми балками. Комнаты выглядели нежилыми – пустые шкафы, сложенные горкой подушки и лоскутные покрывала.

Из кухни-столовой на второй этаж закручивалась новенькая лестница. Наверно, старая находилась немного правей – там, где шествовал кот. Чёрный, но с обширной манишкой, немало не смущавшийся, что лапы его переступают по воздуху. Фанту кот не заинтересовал: призрачные кошки несъедобны, а её интерес к представителям данного семейства был сугубо гастрономическим.

Едва заглянув в комнату с королевских размеров кроватью под смотрящем в море окном, Лена поняла, как должна выглядеть её спальня. До сих пор возможность выбора применительно к жилью казалась ей чем-то столь же далёким от жизни, как, скажем, полёты в космос. Меняя квартиру, Лена согласилась на первый предложенный агентом вариант, куда перевезла бабушкину мебель в полном составе (перевезла бы и обои, если б смогла оторвать их от стен). Всё равно примерно с год она чувствовала себя фикусом, неудачно пересаженным в другой горшок, пусть и более просторный, тоска по прежнему ненавистному жилью особенно сильно донимала по вечерам. Вдруг осознав в достаточно зрелом возрасте, что ей нравятся чёрные дощатые полы, покатая крыша и море за окном, а комоды с буфетами не необходимость, но пожиратели пространства и рассадники пыли, Лена испытала очередной культурный шок. Настоящее море за окном – не школьный забор, чтоб его, и даже не панорамный вид на мотостроительный завод. Море с настоящим кораблём, разукрашенным, точно праздник, отправившийся ненадолго полетать. Здорово, что лампа не по центру потолка, а над кроватью, и абажур из цветных стёклышек и бусин, а не тряпичный ужас с бахромой. Ленины восторги не охладила даже пожилая тётя в углу, лежавшая в полуметре над полом. Теперь на ней была белая ночная кофта и чепец, а выглядела она гораздо старше и куда менее круглолицей, чем внизу у камина. Запавшие обведённые кругами глаза были открыты, да и челюсть на месте. То, что это живое привидение, успокаивало Лену, имевшую не самые приятные воспоминания о покойниках. Неужели Нюся постоянно живёт среди отпечатков прошлого… и не только? Лене очень не улыбалась идея знакомства с прочими посетителями Нюсиного мира, например, тем самым «кругленьким без ручек».

К счастью, ничего «чёрненького с глазками» не попалось даже в погребе – единственной части дома, избежавшей ремонта, но не строительного мусора. Разве что нечто серое и мохнатое, принятое было Леной за очередного кота, но у котов отсутствуют человеческие руки. В отличие от привидений, недокот был заражён хаттифнаттами по самые помидоры, что как бы намекало на его реальность. Нюся помахала ему ладошкой как приятелю, Фанта рыкнула, а Лена отложила выяснение, что это было, до другого раза. Сохранились огромные бочки для хранения вина или масла. Пустые полки, крючья, на которые так и просились колбасы с окороками (примерно в таком погребе должен был пировать Атос). Бабушка считала, что он был та ещё редиска: «Не поговорив, так сразу бабу и повесил». Вместо любимого мушкетёра у бочки стоял бородач, в одной рубашке, но такой же надутый. На этот раз глюк вышел анимированным: мужчина важно отпил из бутыли, заткнул пробкой, поставил на полку и прошествовал наверх. Бутыли на полке не оказалось, что доказывало существование вещей-привидений. Если они нуждались в доказательствах.

В столовой Лена расхрабрилась настолько, что присела в кожаное кресло (хорошо, на подлокотник кресла). Группа привидений больше не удивляла – ко всему привыкаешь. Удивляло собственное нежелание отсюда уходить. Нюся лизнула её мысли – Лена прямо-таки ощутила острый язычок под своей черепной коробкой.

– Мам, давай тут жить всегда?

– Нетушки, дорогуша, мы не привидения.

– Ты не будешь их видеть, – умильно продолжила Нюся. – Ты не видишь,  когда у тебя глазки открыты.

– Тогда я и дом этот твой не увижу.

– Нет, мам, мы приедем сюда на поезде. Или на трамвае, – произнесла Нюся,  большая девочка, – И ты привидений не увидишь, и домового тоже, как дома.

– Та-а-а-к… – протянула Лена.

– Маленький и совсем не вредный.

– А ещё кто тут водится? Выкладывай.

– Никто, – потупилась Нюся, правдивая девочка.

Лена молчала, рассчитывая на продолжение.

– Ну… ну я не знаю, кто. Но только в саду и не кусаются.

Вот чего до ребёнка докопалась? Можно подумать, правда переезжать собралась. Ага, вещички упаковала и вперёд, с песней на поиски домика мечты с привидениями.

– А что тебе, собственно, мешает? – спросил Иннокентий.

– Папа? – озираясь, Лена вскочила.

– У вас в подъезде такой… своеобразный запах. Наверно, из-за крыс и лифта в мусоропроводе. Вид, правда, красивый, но здесь гораздо более умиротворяющий, на мой взгляд. К работе ты не привязана. Мне кажется, и тебе, и Нюсе море пошло бы на пользу.

– Папа?!

Стены рушились, зелёные линии расчертили потолок, поток открылся под осыпавшимся полом.

– Папа!

– Лен, да чего ты так орёшь?!

Рома тряс за плечи. Над широкими трусами синхронно трясся Ромин живот.

– Хватит, – Лена встряхнула головой. – Где Нюся?

– Где-где, спит. Лен, тебе кошмар приснился или опять началось?

Из детской слышались всхлипывания, а под боком – очень низкий и весьма конкретный рык.

– Фанта, фу! Ром, ты в другой раз осторожней подходи, охранный рефлекс у ротвейлеров никто не отменял.

– Ну да, слышала бы ты свои вопли!

Лена прошлёпала в детскую, одна нога в тапке, другая – босиком. Нюся плакала во сне. Не обращая внимания на маячившего в дверях Рому, Лена с ней противнейшим образом посюсюкала, почесала пузечко, точно Фанте, и ребёнок затих, примерно сложив ручки на одеяле, но физиономия всё равно осталась слегка обиженной. «Небось, Ване на меня жалуется, – вздохнула Лена. –  Такой прогулки я бы ей устроить не смогла, я только всё портить могу. Откуда бы там взяться папе, вот что скверно. Если это был папа. «Извини, пап, я звоню тебе в четыре утра, потому что у меня случился очередной глюк».

– Может, расскажешь, что случилось? – напомнил о себе Рома.

– Утром. Давай доспим.

Рома смотрел кисло и недоверчиво.

– А это точно не оно? Ну, ты меня понимаешь.

– Расслабься.

***

– Знаешь, что меня в тебе больше всего прикалывает? – не дожидаясь ответа, Ромин голос взвинтился вверх. – Каждый твой песец страдает ожирением, несовместимым с жизнью, но ты мало того, что находишь всё более откормленные экземпляры, так ещё и других за собой утягиваешь.

От такой наглости у Лены перехватило дыхание.

– Чего?! Это ж ты мази обожрался, с тебя всё пошло!

– Да, я её съел, и мне было вкусно, убей меня за это, – простыня сложилась на пол вместе с Ромиными волосами. Рома провёл рукой по голове. – Там ничего не осталось! – простонал он.

– Нормально осталось, – уверенно соврала Лена, отведя, тем не менее, глаза. – Это, знаешь ли, первый Нюсин опыт с ножницами, раньше ей не удавалось до них добраться, и сегодня бы не удалось, положи ты их вчера на место.

Нюся подглядывала из-за двери, тихая и скромная, как выкушавшая краденого сыра Фанта. Проснувшийся первым ребёнок усовершенствовал дяде Роме причёску. Результат получился настолько эксклюзивным, что пришлось вгонять его в общепринятые рамки при помощи машинки.

– Я похож на тифозного колобка! – доносилось из ванной.

Посмеиваясь, Лена сметала в совок бывшие Ромины кудри.

– Это не из-за стрижки, а жрать надо меньше.

Не зубы, отрастут, так даже лучше человеку, редко обременяющего себя мытьём головы. С другой стороны, переживания отвлекли Рому от настоящей проблемы. При мысли о том, как он мог бы распсиховаться, у Лены ныли зубы.

Лицо оторвавшегося от зеркала Ромы являло покорность судьбе.

– Сойдёт и так, – с нарочитым равнодушием произнёс он. – Персонал дурки толерантен к внешности пациентов, а в крематории тем более всем по барабану. Уважаемый Ван Юн не уточнил, сколько нам осталось и в какой последовательности?

Лена сглотнула: «Сейчас начнёт ныть».

– Пива хочешь? – быстро спросила она.

– Нет! – взвизгнул Рома. – В нашем состоянии нельзя употреблять вещества, влияющие на сознание! Иннокентий Германович предупреждал.

– В каком это «нашем состоянии»?

– Повторить, что ты мне полтора часа объясняла, превращая в лысого ёжика? Пожалуйста, мне вовсе не трудно. Мы с тобой и Иннокентий Германович одержимы хаттифнаттами. Закрыв глаза, в любой момент рискуем сделаться трахающими лампочки приколистами, вроде твоей Галки, и оставшуюся часть жизни играть в жмурки с телепузиками под кроватью, как Нюська. Это состояние или уже диагноз? – Рома замолчал: трудно говорить, когда видишь такое выражение на лице собеседника, однако раздражение пересилило страх перед добровольным убийством себя об стену. – Ах да, в качестве счастливого финала хаттифнатты съедят наши мозги, мы все умрём, бис и ура!

– Придурок, – беззлобно фыркнула Лена.

– As you say, ma'am. Я что-то перепутал?

– Почти всё. Повторяю: Ван Юн не знает, что с нами будет, но одержимость нам точно не грозит. Приятно, да? А лично тебе, по-моему, не грозит вообще ничего. Ты эти вторые веки не закрывал, c волком я разобралась, так что живи и не кашляй, меньше думай на эту тему.

– А ты?

– Мне пока всё нравится, – ответила Лена бодро. – По крайней мере, буду в курсе, чем занимается мой ребёнок. Дай-ка я ещё разок папе наберу…

Рома с возрастающим огорчением ощупал голову.

– Вот о ком можешь не беспокоиться, – буркнул он. – Если у Иннокентия Германовича получился трюк с веками, в реале он будет появляться только для того, чтобы диктовать научные труды. Спорю на сто баксов, телефон он просто отключил, не до тебя ему сейчас при такой плотной практике. Скоро станет светилом и скупит содержимое автосалона в Абу-Даби. Будет справедливо, если он поделится с нами Нобелевкой. Хорошие бабки! Пожалуй, немного пива мне не повредит.

Лена признала, что Рома, пожалуй, прав.

– Лидка меня убьёт, если не хватит человека для расстановки, – вдруг вспомнила она.

Рома погрустнел.

– Не представляешь, до чего мне неохота туда тащиться! Совершенно уверен, что выйдет лютая фигня. У вас прямо генетическая предрасположенность!

– Не без того, – уныло согласилась Лена и поставила на плиту кастрюлю с супом. – Давай обедать, Татьяну Викторовну дождёмся, и поедем. Димка обещал нас подбросить. Нюсь, кончай дуться, иди руки мыть!

– Я, конечно, знал, что Нюся – выдающаяся детка, но не догадывался, до какой степени, – заметил Рома. – Я не имею в виду ничего плохого, наоборот – когда читаешь и смотришь…

– Фигню всякую, – вставила Лена.

– А хоть бы и так. Начинаешь испытывать некоторое разочарование, что интересное происходит не с тобой и там, куда тебе попасть не светит.

– Угу, в нечистых головах производителей аниме.

– Неважно! А Нюська – она ведь живой гибрид человека с иным разумом! Это внушает надежду, что возможно что-то ещё кроме….  Кроме вот этого всего! – бросив пренебрежительный взгляд на стол, Рома молниеносно намазал маслом полбатона, швырнул сверху солидный кусок колбасы и брезгливо съел.

– Непознанного захотелось? – вздёрнула бровь Лена. –  Нас с Лидкой и волка тебе мало?

– Извини, но вы больше подходите под категорию «геморрой».

– Так бы сразу и сказал. Нюсь, расскажи дяде Роме, как открывать вторые глазки.

Ребёнок расцвёл.

– Дядя Рома, ты больше не сердишься? Я тебя сейчас научу…

«Всё-таки удивительно, как он иногда шустро двигается», – усмехнулась Лена. Полчаса спустя она позвала:

– Ром, вылезай из-под шкафа, обед стынет. Не будем мы тебя учить.

– Я не под шкафом, а на балконе, – приглушённо ответили из недр квартиры, – просто курю.

– Мам, почему дядя Рома убежал? – недоумевала Нюся.

***

– Ты обещала, что он приедет, – Лида рубила слова точно кубики льда.

Лена с невинным и озабоченным видом дёрнула плечом.

– Весь день ему звонила. C папой бывает.

– Надолго он обычно опаздывает?

– Папа не опаздывает, у него пунктик насчёт точности. Но спокойно может пропасть на несколько лет.

В дверь просунулась рыжеватая головка помощницы.

– Лидия Валентиновна, предложить гостям ещё чаю?

– Дальше ждать не имеет смысла, скажи, что мы начинаем. Лена, подожди минуточку. Очень важно, чтобы ты сосредоточилась на нашей ситуации. Не имеет значения, как ты её для себя сформулируешь, лишь бы в постановке присутствовала Анна.

На обложенных яркими восточными подушками диванчиках томились участники мероприятия. Рома рвал сигаретную пачку. Разругавшиеся по дороге в пух Димка с Настей пялились один в занавешенное окно, другая – в толстую унылого вида книгу. Лидины помощницы унесли чашки и сразу вернулись. За ними явился восточной человек с ненавязчивой, но убедительной мускулатурой.

– Я закрыл офис, Лидия Валентиновна, – сообщил он.

– Спасибо, Адиль.

Лена топталась в дверях, от взглядов окружающих у неё зудела кожа. Вместо сосредоточения на какой бы то ни было ситуации по голове гулял стишок:

«Жила была бабка на берегу речки,

Захотелось бабке искупаться в речке.

Купила бабка себе мочало,

Эта песня хороша, начинай сначала».

– Что же ты стоишь, Лена? – Лида указала кресло напротив себя. – Присаживайся!

По-крабьи боком Лена воспользовалась приглашением. Сестра ободряюще ей улыбнулась.

– Пожалуйста, выбери на столе любую картинку и опиши. Единственная просьба: нас меньше, чем обычно требуется для расстановки, поэтому постарайся уложиться в несколько слов.

Лена схватила первую подвернувшуюся бумажку.

– Откуда творчество? – фыркнул Рома, заглянув ей через плечо. – Лида, ты ведёшь кружок некромантии для самых маленьких, или в дурдомах мастер-классы проводишь?

– Пожалуйста, вернись, на место, – мягко попросила Лида.

Кинув на картинку трусливый взгляд, Лена узнала один из арканов Таро в любительском исполнении. Во избежание разночтений художник завершил рисунок волнистым полотенцем с подписью «Луна». Означенное светило смахивало на взрыв галактики. Зайцы с некупированными хвостами изображали волка и собаку. В лужице на переднем плане варился успевший покраснеть рак, а на заднем маячили два кариозных зуба – башни так сказать.

«Жила была бабка на берегу речки…».

В своё время Лену чуть не перевели в коррекционную школу из-за систематических отказов отвечать на уроках. Негуманно запрещать детям материться – у них больше поводов, чем у взрослых. Лена это всегда понимала, заранее преподав Нюсе несколько уроков. А они смотрели. Лена прочистила горло:

– $%*^*!

– Будем считать это вступлением, – предложила Лида.

– Собака и волк воют на Луну, вот! Ну, теперь выбрать этих… заместителей?

Улыбка Лиды съёжилась в тревожную гримасу.

– Будь добра.

Лена подошла к Насте.

– Ты – Луна.

«Кругломордая и плаксивая, как на картинке», – прокомментировала она про себя свой выбор.

Как бы подтвердив правильность выбора, Настя хлюпнула носом и покосилась на Димку горько.

– Надо сказать: «Настя, ты – Луна», – поправила Лида.

– Угу. Насть, ты – Луна.

Собака – это Димка, без вопросов. С Ромки волков хватит, жаль, что Лидка вне игры. Охранник почему-то не годился, хотя Лена была уверена, что волк мужского пола. Тёмненькая помощница? Совсем мелкая девчушка, худенькая, глаза янтарные, как у кота... Нет. Вторая девушка, рыжая, больше походила на лису, ну да ладно.

– Ты – волк.

– «Света, ты – волк», – снова поправила Лида.

– Хорошо-хорошо, Свет, ну, ты меня поняла. Ах да, Дим, а ты – собака.

Дима показал ей из-под стула безымянный палец правой руки.

Последовавшие за тем полчаса Лена постаралась прочно и безуспешно забыть: расставленные хороводом персонажи зажили настолько личной жизнью, что ей сразу сделалось неловко. Настя легла на пол, Света присела рядом, гладя её руки и утирая слёзы (впрочем, ревели обе). Едва Лида побеспокоила их расспросами насчёт ощущений, чувства хлынули из девиц, как понос из ноздрей нищего, производившего дефекацию на кладбище и застуканного жильцом могилы. Речь шла, главным образом, о любви. Димка также улёгся на пол – багровый, веки подозрительно дёргались. Девушки внимания на него не обращали, развернулись спинами. На осторожные Лидкины расспросы Дима реагировал невнятно: борьба со слёзными железами сказывалась на дикции. Лена не знала, куда деваться. Её жизнь изобиловала позорными моментами, но по части любовей она за себя ручалась: кроме бабушки и собак ни-ни. Папа разве что, но он вполне жив, если это важно для расстановки. И вообще, папа бы себя до такого не допустил. Любовь не пользовалась популярностью в Ленином семействе. Как пить дать, в бедолаг просочились посторонние мелодраматические духи.

– Анны нет, – шепнула Лида Лене, и, вслух: – Расстановка неполная, пожалуйста, опиши карту подробней.

– Ну, там ещё две башни и в речке рак. Упс! Одного заместителя не хватает. Либо забиваем, либо ловим прохожих в подворотне. Какое слово выкинуть?

Лида встала.

– Я тоже участвую.

– Тебе видней, – кивнула Лена. – А ты уверена, что нас тут песцом не накроет?

Рома заёрзал. Чернявая пигалица попыталась что-то сказать, но заткнулась под взглядом начальницы. Лампа бросала блики на череп Адиля.

– Выбирай! – искры вспыхнули в серьгах Лиды и пропали.

Лена обратилась к чернявой:

– Тебя как зовут?

– Вика.

– Вот и славненько, Вика, ты – первая башня («маломерная»). Адиль – ты вторая башня («в этом хоть какой-то смысл есть»). Рома, ты – вода. Лиды, ты –  рак («прицепишься – не отцепишься»).

Расставить новых участников Лена не успела.

– У, дурища! – пропела Вика голосом, в котором кончились зубы.

Лида выскочила вон, хлопнув дверью. На этом представление кончилось. Заместители растерянно переглядывались, троим первым возвращение к реальности давалось с немалым трудом. Лена отправилась на поиски сестры. Офис закрыт, значит – кабинет. Заперто.

– Идиотка! – сдавленно прошипела Лида из-за двери. – Скажи, что я не рак!

– А я всё гадал, кто у нас волком будет, – раздался сзади глумливый Ромин голос. – Лен, как думаешь, что случится, если мы выломаем эту дверь и войдём? Лида прыгнет от нас в окошко? Всё равно этаж первый…

– Отвали! – шикнула на него Лена. – Лид, ты не рак. Выйди уже наконец.

Прибежали помощницы. Света всхлипывала, Вика опасливо посматривала в зеркало.

Замок щёлкнул. На Лену с новой силой навалился Дракула Брема Стокера: кровавые струйки под носом, аппетитные пятна в вырезе платья, макияж Лиды эффектно дополняли слипшиеся от крови ресницы.

– Э… –  выразилась Лена. – Тебе легче?

***

Кое-как умытая встрёпанная Лида сидела в кресле. Вокруг суетился Рома, пытаясь соорудить вокруг неё нечто вроде кокона при помощи белой шёлковой верёвочки.

– Напрасно возимся, – бурчал он, – одержимые обладают силой нескольких десятков человек, тут цепь надо или две.

Верёвочка из сушилки для белья (прикупленная Викой себе в ванную) доверия и правда не внушала. Ещё меньше внушал его бантик, которым Рома увенчал труды.

– Нашёл время издеваться! – зло бросила ему Лена.

– Слушайте, я нормальный лузер, а не склонный к бандажу и дисциплине террорист. Не умею я вязать заложников!

– Уйди.

– Этому клоуну ничего нельзя доверить, – поморщилась Лида.

– Конечно-конечно, – радостно отозвался Рома. – Лид, просто признайся, где прячешь наручники, и мы сделаем всё, как полагается. У девочек вроде тебя может и дыба заваляться – для особых случаев. Хотя я бы предпочёл клетку. В смысле в данной ситуации. Лид, у тебя нет складной клетки? Честное слово, папе не скажу.

На Лидином лице застыло доброжелательное выражение цирковой кошки, бегущей по канату кверху задом.

– Если в твоём черепе когда-нибудь имелось образование в форме мозга, то за ненадобностью оно давно превратилось в творог.

Рома улыбнулся ещё шире.

– Не надо стесняться внутренних потребностей, ты же психолог. А ещё есть специальные скамьи для фиксации. Ведь ты не собираешься сорваться с привязи и всех нас перекусать? Ни фига себе! Тётя Лена, ты где научилась таким узлам? В магазине тренинги проводят? Повышаете качество обслуживания?

– Ром, за… – Лена осеклась. – В общем, хватит фигню пороть.

Испуганно на неё покосившись, Рома притих, но его настроение оказалось заразным.

– Что теперь? – спросила Лена, разминая пальцы. – Начертать мелом круг и зажечь три чёрные свечки из жира чёрного кота?

– Включи телевизор, – Лида мотнула головой в сторону стеллажа.

Под восточной тканью скрывался немаленький и очень плоский экран. Рома мерзко присвистнул.

– Мы собираемся баловаться торсионными лучами? – пугливый взгляд в сторону Лены. – Что же ты такое смотришь, Лида? Чего-нибудь ужасно гадкое. И ты нам это сейчас покажешь? Правда-правда?

– Ещё слово, и я заткну тебе пасть носками, – обещала Лена. – Твоими собственными. Ты их когда менял?

Лида слабо улыбнулась.

– Намного гуманней сунуть ему голову в пакет и проскотчевать. Пожалуйста, не выключай ящик, пока не выудишь из Анны всё, что она знает о твари.

Похоже, в телевизоре не хватало антенны. По экрану бежала рябь, ни одного работающего канала. Лена обернулась к сестре.

– По-моему, он сломан или к антенне не подключён… Лид?!

Лида провисла на верёвках, волосы закрывали лицо, что, вероятно, было к лучшему. Кровь капала на колени нерешительно, точно из крана, не успевшего вполне освоить искусство протекания.

– Мысль с кругом была неплоха, – пробормотал Рома, отодвигаясь от кресла.

– Анна? – позвала Лена.

– В подполе он, в сенцах, – сообщил знакомый беззубый голос.

Лена присела на корточки, вслушиваясь в слова, долетавшие, судя по качеству звука, из того самого подполья.

– Кто? – шепнула она.

– Да кто? Серый. Я схоронила. Изба погорела, клети тож, а банька цела. Там серый. Забери, не то будет жрать, кто нашего семейства, пока всех не переведёт.

– Ан… бабушка Анна, какая банька! Восемьдесят лет прошло, на месте деревни поле. Предлагаешь перекопать в поисках костных останков?

– Чегой-то копать? Не понимаю я тебя.

– Ну, дохлого волка. В поле откопать.

– Бригаду с экскаватором папа обеспечит, – встрял Рома. – Если скелет сохранился, откопают.

– Тебя не спросили, толстомясый. Шкилет ему дай! Сума там запрятана. Дед папе делал, чтоб пасти. Папаша в тех делах не смыслили, а наши-то мужики все были пастухи, ну, и делали себе. Звали серого послужить. Зубы, когти, куски шкуры и ещё что, не знаю, ложили в суму, наговаривали, да в подпол. Серый пастуху помощник наилучший: пастух на печи полёживает, серый за скотиной глядит; в лесу-в поле рыщет, хозяину доказывает, сильный сторож, не даровой, но и гроши не тянет. А дядька Макар трусоват, свёл у барина аглицкого кобеля и себе сделал. Хорошо пас, но люди смеялись.

Анна хихикнула, точно бумагой прошелестела.

– Неужели никого не напрягало, что волки вас типа едят? – воскликнула Лена. – Пастухам настолько хорошо платили?

– Мы в достатке жили, нас звали: не бывало, чтоб у Лукашеных пропажа, –  степенно ответила Анна. – «Едят», эко выдумала! Жив был пастух, серого собой кормил, вот как духов, ну да ты поболе мого знаешь, что ж с того? А помирал, серого отпускали. Дядя Анисим в бане угорел, дед егойную суму на костре спалил, пепел в реку покидал. Я деду хворост носила, токо не расслыхала, какие он слова говорил. То мужское колдовство, девки его не перенимали. Как папаша с дедом разругамшись, ушли папаша из деревни. Меня мать била сильно. Думаю: «Чего мне тут?». И ушла с папашей. Папашину суму у деда стянула, без неё папаше пасти было б не способно. После папаши надо бы мне серого отпустить, да я забоялась. Без наговору забоялась отпускать. Замуж пошла, в клети в новой избе суму схоронила. Невестка такая попалась любопытница, я в баньку перепрятала. Крепкая сума, ещё стока пролежит.

От возмущения Лена не сразу нашла, что сказать.

– У тебя муж молодой умер, из двенадцати детей выжил только сын, и то на войне погиб, а из пяти внуков осталась одна Татьяна. У которой мужа убили через месяц после свадьбы! И ты всё это время боялась сжечь грёбаную сумку?!

Лида встряхнулась сломанной марионеткой.

– Нельзя без наговору, грех!

– Ясно, – кивнула Лена. – А кормить тварь своей семьёй нормально. Что же ты его собой не кормила?

– Нашла чем попрекнуть! Ты-то – меня! Не шёл ко мне серый. Что ж, настоящего вреда с него не было. Серый, он навроде фелшера: навещал, кому равно конец, малую долю себе урывал. Что ж, коли война али мор, али кто с крыши упавший, как мой Сергуня. Детки же мёрли, так то дело обнакновенное, у кого других ни один до свадьбы не дожил. А Тане я наперёд сказывала: «Не жилец твой Мишка, судьба ему положена коротенька». Да припёрло ей, вишь, замуж: в город разохотилась, сапожки там носить. Только скоренько воротилась, Наталку в подоле принесла.

Лена придвинулась ближе, ощутив прерывистое Лидино дыхание на своём лице.

– А ты? Он тебя… ну… я видела, в общем.

– Я девятый десяток разменяла, я пожила. Спину погнуло, ночью кости так-то ломило, хоть криком кричи. Председателишка, дурной, стал своей тыкалкой махать: «Лечи Ванятку! Заявлю! По этапу пойдёте за вашу контра про попа…». Тьфу, не выговоришь поганого слова. С него б сталося, с окаянного. Танька хворая была, Наталка – малая. А знахарей у нас в семействе не водилось, не по той мы части. Вот было колдовство, трудное, я дважды делала: губернаторше да Тане. За губернаторшу хорошо меня подарили. Крюков Никишка тогда пришёл, всё одно от водки б околел, беспутный. За Таню Верка Немоляевская явилась. У Немоляевых без неё десять девок, невелика печаль. Невестка с внучонками от Испанки сгорели, но Таню я отстояла. Ей от меня перешло в нужное время. Я так знала, третий раз мне последний будет. И вышло: стою я это со свечкой, глядь, Наталка ко мне через поле идёт, ручонки тянет: «Бабаня, бабаня!». Я свечу бросила, Наталку на чём свет изругала. Она реветь, и нет её, а свечка горит на снегу, не гаснет. Я, чего ж, перекрестилась да приняла свечку-то. Знала, на какое дело иду.