Текст книги "Подружки"

Автор книги: Юлия Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Важные разговоры

Перед школой мы с Туськой не успели поговорить. Так, парой слов перекинулись только. Я ей рассказала, что мама меня шапку заставляет носить, а уже март, то есть весна на дворе, что я купила новый кулончик «хеллоу китти», но забыла его дома и в следующий раз захвачу, что я боюсь нормативы по физре сдавать, что Тимка меня зафрендил на «Фейсбуке» и что под моим последним постом «ВКонтакте» всего пять комментариев. Вместе с моими ответами – пять.

А Туська пожаловалась, что папа, вместо того чтобы на роллердром с ней сходить, записал её на детские лекции в Политехе, показала новые румяна, которые её маме подарили, а она пользуется втихаря, и пересказала мне две серии «Папиных дочек».

Разве же это общение? Одно издевательство!

Пришлось продолжить на литературе. Мила Яковлевна, конечно, ворчала, но дело было важным: Туська мне объясняла, как мыть кошку.

– Главное – натощак, – сказала Туська, почти не разжимая губ, – и тряпку кинь в ванную, чтобы кошка не поскользнулась.

Мила Яковлевна не выдержала и вызвала меня к доске читать наизусть «Песнь о вещем Олеге».

– Главное – её голову под кран не суй! – прошипела Туська мне вслед.

Я кивнула, быстро отчитала про буйный набег неразумных хазар и мечи с пожарами и, пока Мила Яковлевна ставила мне отметку в журнал и в дневник, громко прошептала Туське:

– А температура воды какой должна быть?

– Градусов тридцать, – ответила Туська.

Мила Яковлевна рассердилась, исправила пятёрку на четвёрку и приписала: «Болтает на уроке».

– Это хорошо, что она так написала, – сказала Туська, – потому что теперь мы можем болтать бесконечно. Запись-то уже есть! А на каком именно уроке – не сказано.

Ну мы и продолжили болтать. Потому что уроки уроками, а у нас столько важных тем накопилось!

Вот, например, надо было обсудить, что «портакал» по-турецки значит «апельсин». А «тешекюр эдерим» – «спасибо». Дело в том, что летом я собираюсь с родителями в Турцию, а Туська уже была там не один раз, и она решила меня подготовить к путешествию, чтобы я с турками объясняться могла.

– Портакал! Портакал! – несколько раз повторила я, чтобы лучше запомнить.

И всё бы ничего, если бы следующим не урок английского был. Потому что англичанка услышала, что мы не по-английски разговариваем, а какую-то тарабарщину бормочем, и тоже дневники отобрала.

И, представьте себе, тоже написала: «Болтает на уроке». Хоть бы написала, что мы по-турецки болтаем, а то две записи подряд выглядели как-то глупо. После второй я присмирела. И даже предложила Туське:

– Давай всё-таки на переменке всё важное обсудим, а?

Ну мы и обсудили. Поговорили о том, что Тёмка на «Фейсбуке» вывесил фотки, как он с родителями катается на лыжах по горам в Приэльбрусье, что Туська постирала джинсы, а там в карманах салфетки оказались, и теперь у неё джинсы в белых катышках, что… Тут звонок прозвенел.

– Мы что-то важное забыли обсудить, – наморщила я лоб.

– Да, – вздохнула Туська. – Переменка так быстро кончилась, даже поговорить толком не успели.

На следующем уроке беда пришла, откуда не ждали. Учительница музыки, Ирина Николаевна, вошла в класс в розовых наушниках! Она вообще молодая и стильная. Носит футболки со смешными надписями, джинсы с заклёпками, ярко-зелёные кеды. А тут – просто фурор!

– Я тоже такие себе хочу, – сказала Туська шёпотом, когда Ирина Николаевна сняла наушники и положила их на пианино.

– И я, – говорю, – только мне белые нужны.

– А мне голубые – под куртку.

– А я ещё слышала, в моде юбки пышные, – вспомнила я.

– Это что, как баба на чайник?

– Ну да, только короткие и…

И тут – представляете – наша Ирина Николаевна, любимая, можно сказать, учительница, такая добрая и понимающая, потребовала дневники! Вот тебе и любимая! Из-за неё весь разговор, между прочим.

Но ей, конечно, мы этого объяснить не смогли. Как и маме моей – почему у меня в дневнике три замечания за один день.

– У Туськи тоже три, – проворчала я.

Туська покраснела, но кивнула.

– У Наташи свои родители есть, чтобы её ругать, – сказала мама. – Я одного не понимаю, как можно столько болтать? О чём таком важном вы разговариваете? Почему это не может подождать до конца уроков?

– Иди домой, – со вздохом сказала я Туське. – Тебя ещё дома пилить будут. Зачем тебе двойную порцию получать – за меня и за себя?

– А меня ругать не будут, – беспечно сказала Туся.

– Как не будут? – возмутилась моя мама.

– А так. У меня папа учёный. Психологией занимается. Он говорит, что у женщины так мозг устроен, что она не может не болтать. Так исторически сложилось, что, пока мужчины охотились, именно женщины передавали друг другу важную информацию. Про лекарства, пищу, воспитание детей. И эта информация переходила из поколения в поколение. Потому что имела жизненно важное значение.

– Ого! – опешила я.

– Вот это да! – удивилась мама. – А научно это доказано?

– Мой папа как раз работает над этой проблемой, – гордо сказала Туська, – так что трём замечаниям он будет только рад. Они подтверждают его теорию!

– Пойду об этом в «Фейсбуке» напишу, – решила мама, – и Алёне с тётей Светой позвоню – расскажу. А главное – нашему папе передам, чтобы не мешал мне вечером с подругами по телефону разговаривать.

Ушла мама к компьютеру, а мы с Тусей пошли чай пить на кухню. И наконец-то поболтать нормально смогли. А то целый день нам поговорить мешали! А как же будущие поколения? Они же без нас, разговорчивых женщин, не выживут!

Правда, с тех пор я всё-таки на уроках стала поменьше болтать. Потому что решила послушать, о чём учителя рассказывают. Вдруг они тоже какую-то важную информацию для будущих поколений передают?!

Как мы с Дианой были супернянями

В обед ко мне пришла Диана. Но не успели мы комп включить, как в комнату мама заглядывает.

– Я, – говорит, – в магазин должна сбегать, у нас памперсы закончились и яблочное пюре. Последите за Андрюшкой?

– Конечно, тёть Кать, – бодро откликнулась Диана. – Я сидела с пятью племянниками и с тремя двоюродными сёстрами. Я просто суперняня. Так что идите себе спокойно за памперсами и пюре, а на обратной дороге можете сделать маникюр с педикюром и химическую завивку. А за сына не беспокойтесь, я просто чемпион по уходу за детьми.

Мама засмеялась, сказала, что завивку она, конечно, делать не будет, но насчёт маникюра – мысль хорошая.

– Памперс я ему только что поменяла, – сказала мама, – и дела он свои сделал, так что от неприятных сюрпризов я вас избавила.

– Да я бы с этими сюрпризами справилась! – хмыкнула Диана. – Легко!

– Если проснётся, дайте яблоко. Оно на кухне на столе, – сказала мама, – а если будете выпускать его на пол, поползать, то следите, чтобы в рот ничего не тащил.

– Тётя Катя, ваш сын – в надёжных руках, – успокоила её Диана. – Голодного накормим, за любопытным проследим, и вообще, я знаю три тысячи колыбельных, так что, скорее всего, он будет спать до вашего прихода.

– Вот, учись! – сказала мне мама и ушла, успокоенная.

Как только дверь за ней закрылась, Андрюха ср’азу разорался. А ведь спал, маленький хулиган!

– Ну, – говорю, – Диана, иди к Андрюхе. Пой свои колыбельные. Раз уж ты суперняня.

– Суперняня всегда думает о ребёнке, – отрезала Диана, – а что подумает бедный ребёнок, если вместо родной сестры увидит незнакомое лицо? Перепугается со сна. Так что иди сама, а я подойду попозже, когда настоящие проблемы начнутся.

Сходила я к Андрюхе. Он как вопил, так и не перестал, когда меня увидел. Даже ещё громче расплакался. Вернулась я в гостиную и говорю:

– Знаешь, у нас всё-таки проблемы.

– Какие? – с подозрением говорит Диана.

– Ну, – помялась я, – большие.

– Как? – возмутилась Диана. – Твоя мама же сказала, что он всё сделал!

– Это она нам сказала, – мрачно говорю я, – а ему, наверное, забыла.

– Ну так разберись, – говорит Диана. – Я, конечно, сама могу. Легко. Я когда с племянниками-близнецами сидела, я им одновременно памперсы меняла! Одному правой рукой, а другому – левой!

– А ногой суп мешала, – добавила я.

– А ногой суп мешала, – гордо повторила Диана. – Тьфу, да погоди! Какой суп?! Ничего я не мешала. А памперсы менять – это же плёвое дело! Неужели ты за полгода не научилась?

– Ну, – промямлила я, – обычно у нас этим мама занимается… Или папа…

– О боже, – простонала Диана, – какой ужас! Ты же девушка! А ничегошеньки не умеешь! На Руси у девушек в твоём возрасте уже по трое детей было!

Тут Андрюха заорал так, что у нас чуть люстра не треснула.

– Дианочка! – взмолилась я. – Ну поменяй ты ему памперс! А я заодно научусь!

– Ага, – хмыкнула Диана, – это как с горными лыжами, подруга! Если просто смотреть – никогда не научишься. Всё надо делать под чётким руководством. Ладно, если тебя родители не научили, пошли! Займусь твоим образованием.

Пришли мы к Андрюхе.

– Берём ребёнка! – скомандовала Диана, а сама подальше от кроватки отошла. – На стол кладём!

А сама – ещё шаг в сторону.

– Теперь берём памперс!

– Так Андрюха может со стола скатиться, – испугалась я. – Подойди, подержи его!

– Так каждый дурак сможет, – возмутилась Диана и села на стул в самом дальнем углу. – Если всё время на другого рассчитывать, сам никогда не научишься. Представь, что меня в комнате нет!

Вздохнула я, попыталась Андрюху обратно в кроватку засунуть. Но он так закричал, что я даже оглохла чуток.

– Бу-бу-бу! – услышала я далёкий Дианкин голос.

– Чего? – переспрашиваю и зеваю, как в самолёте, чтобы уши перестало закладывать.

– Бери ребёнка на руки и иди за памперсом!

Долго мы эти памперсы искали. Андрюха даже реветь перестал. Просто смотрел на меня потрясённо: мол, неужели сегодня с ним ни одного нормального человека не осталось? Только неумеха сестра да этот генерал Кутузов в углу на стуле?

Памперсы, кстати, на том стуле и лежали. «Генерал» на них сидел. Согнали мы Дианку, вернее, она сама убежала, как только мы приблизились.

А мы с братом вернулись к столу. Стащила я с него ползунки. Долго решалась расстегнуть памперс. Наконец глубоко вздохнула – и сняла.

Вдруг слышу за спиной – хлоп!

Оборачиваюсь – Диана с пола встаёт.

– Ты чего? – говорю. – В обморок свалилась?

– Ещё чего! – сказала Диана, отряхиваясь. – Просто у меня голова от голода закружилась. Я, пожалуй, на кухню пойду, догоняйте.

– Только яблоко не ешь! – крикнула я Дианке вслед. – Мама его Андрюхе оставила.

В общем, переодела я брата и пошли мы тоже на кухню. И вовремя! Диана стояла у раковины и крутила в руках Андрюхино яблоко.

– Ты что? – возмутилась я. – Это же для ребёнка!

– Ясное дело! Но как ты ему давать его будешь? Целиком, что ли?

Я растерялась. Мама не предупредила, что делать с яблоком! Почистить? Порезать? В самом деле, не целиком же давать! У него же всего два зуба, подавится ещё!

– Эх ты! – усмехнулась Диана. – Без меня совсем пропадёшь! Каждый нормальный человек знает: малыши пюре едят.

Тут Андрюха потянулся к яблоку. Диана не дала, и он снова разверещался! Жуть! Я начала его трясти, как будто у меня нервный тик, и он немножко успокоился. Стал палец сосать.

Я его трясти перестала – он опять орать. Я снова трясу. Аж руки разболелись.

– Диан, – попросила я, – потряси его хоть чуть-чуть! А я пока из яблока пюре сделаю.

– Тебе доверить яблочное пюре? – возмутилась Диана. – Ты что? Посмотри, даже твоя мама не решается его сама сделать, в магазин за ним пошла. Куда тебе! Нет, это дело профессионалов. Где у вас блендер?

Я молча кивнула на шкаф. Диана открыла дверцы шкафа и начала греметь посудой, но блендер всё-таки нашла.

– Может, его помыть? – спросила я.

– Ты делом занимайся, – велела мне суперняня, а сама быстро-быстро яблоко помыла, почистила, порезала большими кусками и кинула в блендер.

Нажала на кнопку. Блендер не работал.

– Что такое? – нахмурилась Диана. – У тебя инструкция есть?

– В шкафу, – вздохнула я.

Полезли мы опять в шкаф. Андрюха тем временем с моих рук на пол сполз. На четвереньки встал и погнал из комнаты. Видно, потерял надежду, что мы его накормим. Решил сам чего-нибудь на обед сообразить.

Мы тем временем инструкцию искали. Кучу банок перевернули, специи какие-то рассыпали, с сушками пакет порвали. Но нашли!

Стали изучать.

Читали-читали… А потом Диана голову поднимает – да как завопит!

Смотрю, в дверном проёме – Андрюха! В руках бусы держит! Красивые такие, сине-голубые, из войлока. То есть часть бус у него в руках, а часть – во рту!

Диана заголосила, к нему бросилась. Бусы отнимает, приговаривает:

– Отдай! Отдай немедленно! Это же моё! Хенд-мейд! На ярмарке купила! Кучу денег стоили! Моё! Моё!

А Андрюха не отдаёт. Вцепился и вопит. Типа, это мой обед, отдай, отдай!

Слышу я: ключ в двери поворачивается. Мама пришла!

– Говорю тебе, мои бусы! – крикнула Диана и вырвала у Андрюхи свой «хенд-мейд».

Тот заревел. Я бросилась к нему, подхватила на руки.

– Ну как вы тут, всё в порядке? – спросила мама.

– Конечно! – заявила Диана. – Памперс поменяли, пюре яблочное почти готово, опасные для жизни бусы вне досягаемости ребёнка. К тому же мы почти починили ваш блендер.

– Молодцы! – обрадовалась мама. – Давайте чай пить, я печенье творожное купила.

– Нет, спасибо, – отказалась Диана. – Я пойду. Уход за ребёнком – дело хлопотное.

И убежала. А Андрюха всё ревел. Так мне его жалко стало, что я принялась его целовать в щёки, в лоб, в нос, так крепко, что он замолчал и растерянно уставился на меня. А мама на это посмотрела и говорит:

– Хорошо на тебя Диана влияет. Ты с ней побольше общайся.

– Обязательно, – говорю. – А ты пюре принесла? А то у нас там с яблоком ничего не получилось, блендер не работал.

Мама засмеялась и сказала, что блендер нам был ни к чему. Нужно было просто отдать Андрюхе яблоко целиком, чтобы он его грыз и чесал дёсны, в которых режутся зубки.

Я ещё долго расспрашивала маму про то, как правильно ухаживать за малышами, и с тех пор с удовольствием оставалась с братом. Потому что, если знать наверняка; как и что делать, любой может стать чемпионом по уходу за детьми.

Моя экосистема и Тараторкин

На уроке Нина Сергеевна объявила тему: «Экосистема озера». Напомнила, что экосистема состоит из воздуха, воды, почвы, горных пород, кормильцев, едоков и мусорщиков. Как только она произнесла слово «мусорщиков», все засмеялись, а Катя, моя соседка по парте, наклонилась ко мне и прошептала:

– Я влюбилась.

– В кого? – спросила я.

– В Тараторкина.

Она глянула на меня счастливо и испуганно и отодвинулась, словно я собиралась озвучить её новость всему классу.

А я и не собиралась. Новость меня так оглушила, что я не расслышала вопроса Нины Сергеевны.

– Ну что же, Кристина, – сказала Нина Сергеевна терпеливо, – продолжи пищевую цепочку! Камыш – плотва… дальше кто?

– Кот, – брякнула я, и все снова захохотали.

– Кот – часть совсем другой экосистемы, – огорчённо сказала Нина Сергеевна. – Дома подумай, ладно? В среду спрошу.

А мне в этот момент, честно сказать, было не до кота и плотвы, и даже не до мусорщиков. Я по-прежнему ничего не слышала и не видела, словно сидела не за партой, а на дне озера. Катя влюбилась в Тараторкина! Трагедия! Катастрофа!

Ну почему в Тараторкина, а?! Неужели мало других мальчиков?

Мне давно нравился Тараторкин, просто я не решалась признаться в этом Кате. А что делать теперь? Если признаюсь, она подумает, что я его собираюсь у неё увести. Или что я повторяю за ней из зависти. И спросит: «Неужели других мальчиков мало?»

Мало. Вообще нет. Тараторкин – он такой один. Во-первых, он симпатичный. У него такие глаза! Во-вторых, он спортсмен. Хоккеист. Постоянно на сборах. А как это важно звучит: «На следующей контрольной присутствовать не смогу, у меня сборы!» И учителя всегда с улыбкой отпускают его. И просят принести школьной команде победу.

А главное – мы с Тараторкиным в один Дворец детского творчества ходили ещё до школы. Я – на ИЗО, он – на свой хоккей. А домой вместе ездили. Ну то есть нас бабушки забирали, но мы в автобусе рядом садились. И он всегда делился со мной половинкой «Сникерса», который покупала ему его бабушка. В общем, мне Тараторкин ещё с самого детства нравится! А тут – здрасьте вам… Эх, Катя-Катерина!

Что и говорить, моя собственная экосистема была разрушена. И выхода не было.

Да ещё Нина Сергеевна задала дома прописать пищевые цепочки, а у меня в голове – один Тараторкин.

– Ты спишь? – спросила мама, войдя в комнату, где я делала уроки.

То есть не делала, а, склонившись над столом, выводила в блокноте большую букву «Т» под прикрытием тетрадки с недописанными цепочками.

– Плачу, – вздохнула я.

Мама подошла к столу и взяла тетрадку.

– Почему плачешь? – удивилась она. – Что тут сложного? Плотва ест камыш. А плотву – окунь. А окуня кто ест?

Я молчала.

– Ну ты чего? – расстроилась мама. – Это даже в детском саду знают.

А я и в самом деле всхлипнула и маме в юбку уткнулась.

– Да что с тобой? – испугалась она. – Ну забыла ты щуку, бывает. Не плачь!

– Я не из-за щуки, – проговорила я. – Я из-за Кати! Она сама как щука! Съела моего Тараторкина.

– Как это съела?!

– Влюбилась она в него, мам! Понимаешь! Она в него влюбилась. Это нечестно. Тараторкин мой. Мы с ним вместе во Дворец творчества ездили. Он меня «Сникерсом» угощал. А теперь он, получается, Катькин.

– Погоди, – сказала мама. – Почему ты решила, что он Катин? Он в неё тоже влюбился?

Я замерла.

– Не знаю, – ответила я. – Вроде нет.

– А тогда какая разница, нравится он ей или нет? Наоборот, хорошо, что он и тебе, и Кате нравится. Значит, неплохой парень.

Я задумалась. Вообще, мама права. Странно, что мне самой не пришло это в голову. Но…

– Но если ему всё-таки нравится Катя, – сказала я, – ну вдруг? Значит, он ей принадлежит?

– Это окунь принадлежит щуке! – улыбнулась мама. – Да и то не всякий. А если твоему Тараторкину действительно нравится Катя, то это не значит, что тебе нельзя с ним дружить. Тем более, вам есть о чём поговорить. Например, вспомнить, каким вкусным был тот «Сникерс» в автобусе.

Тут наконец и я улыбнулась. Тараторкин в моей голове уступил место водорослям и дафнии из следующей цепочки. К маминой радости, я сама дописала: «водоросли – дафнии – уклейка – окунь – бактерии». И ещё нарисовала их всех. Даже уклейку и бактерии.

Уклейка вышла чуть-чуть похожей на Катю. Мне стало даже немного жаль подружку. Не потому, что она похожа на уклейку. А потому, что она пока просто влюбилась в Тараторкина, а я с ним, можно сказать, уже давно дружу. Ведь я и правда могу подойти к нему завтра и сказать: «Привет! А помнишь, как мы пережидали ливень под навесом крыльца во Дворце творчества?» В тот вечер в моей экосистеме царил полный порядок.

Плаксивая история

В 5 первом классе мы с Оксанкой были подружками. А потом она такой выскочкой стала!

Стоим мы с девчонками недавно на ритмике. Мы – это я, Надя, Иринка, ну и Оксана. Мария Семёновна спрашивает:

– Кто хочет разминку провести? Мы все подняли руки. Прямо подскакиваем от нетерпения – всем хочется провести разминку!

Вдруг видим: Оксанка тоже руку подняла. А сама, между прочим, с первого сентября уже успела три раза разминку провести! И сегодня опять захотела. Это же нечестно!

– Оксанка! – прошипела я. – Руку опусти!

А она – ни в какую! Ещё такую улыбочку милую изобразила. Лишь бы Мария Семёновна именно её выбрала.

– Опусти! – Иринка с Надей просят. – Мы тоже хотим разминку провести!

А Оксанка только головой дёрнула. Нет, мол! Обойдётесь!

Мы надеялись на справедливость. А зря. Учительница выбрала Оксан – ку. В четвёртый раз!

Разозлилась я. И говорю язвительным тоном:

– Знаете, девочки, надо Оксану проучить. Давайте объявим ей бойкот.

– Как это? – растерялась Иринка. – То есть разговаривать с ней не будем? Совсем?

Иринка добрая у нас, но я считаю, что нечего всяким выскочкам давать спуску.

– Совсем, – говорю уверенно, – ни одного словечка не скажем!

– А если по учёбе? – спросила Надя-отличница. – Вдруг она что-то спросит про домашнее задание? Вдруг она его записать не успеет? Или ей непонятно будет что-то в учебнике и она мне вопрос задаст?

– А ты не отвечай! – велела я. – Просто молчи, и всё!

– Как я молчать-то буду? Я с ней рядом сижу!

– Так и молчи. Будто в рот воды набрала. Девочки, ну в самом деле? Неужели вы не хотите хоть раз в жизни разминку на ритмике сами провести? Если мы ей сейчас это простим, она нам потом ни одного шанса не даст!

Повздыхали они, но согласились. Объявили мы Оксанке бойкот. Ходим мимо её парты, с ней не разговариваем. Она сначала не могла взять в толк: в чём дело? Спросит что-то у меня – я молчу. К Наде обратится – та отворачивается. Даже Иринка – и то! Глаза несчастные сделает, но всё равно молчит (особенно, когда я ей издали кулак показываю).

Оксанка в бойкот сначала не поверила.

– Ха-ха-ха! – говорит. – Глупые! Вот я сейчас ваш бойкот мигом прекращу!

И давай нас смешить. То щёки надует. То глаза скосит. То язык высунет. Я-то что? Смотрю на потолок и помалкиваю. Иринка губы сжимает, но не сдаётся. Надюхе тяжелее всех пришлось. Они рядом сидят, за одной партой. Оксанка принялась ей анекдоты рассказывать.

– На уроке биологии учитель говорит детям: «Так! Сегодня я расскажу вам про обезьян! Да сколько можно смотреть в окно, Смирнов, там нет ни одной обезьяны! Все внимательно смотрим на меня!»

Иришка прыснула, но тут же рот рукой прикрыла. А я на Надю оборачиваюсь. Смотрю, та еле держится. Оксанка это тоже заметила и ткнула её пальцем в бок. Надя не выдержала и засмеялась.

– Ага! – сказала Оксанка. – Конец бойкоту!

Хотела я и Надьке бойкот объявить, а потом подумала и сказала ей:

– Всё в порядке. Ты же молча смеялась. Слов не говорила! Так что продолжаем бойкот.

– Ну как не говорила? – заспорила Оксанка. – А «ха-ха-ха»? Это же слово. Междометие!

Но с ней никто уже не разговаривал. Бойкот есть бойкот.

Тогда Оксанка решила другой метод попробовать. В столовке села не с нами, а за другой стол. И давай плакать. Да ещё так натурально плачет!

Как будто её наш бойкот прямо до слёз обидел. На этот раз не выдержала Иринка. Подсела к Оксане, утешает. А к ней и Надя присоединилась.

Я осталась одна. Сижу, суп ложкой мешаю. Да так, что брызги вокруг летят.

Вдруг, как назло, Ирина Викторовна, классная наша, заметила нас и подошла.

– Что у вас тут такое? – спрашивает.

Объяснили ей Надя и Иринка про ритмику и бойкот. Ирина Викторовна мне говорит:

– Иди с Оксаной помирись!

– Не буду, – буркнула я, а сама всё суп мешаю.

– Иди! У нас в школе все дружат.

– А я вот с ней не дружу! – громко сказала я и опять по супу ложкой – плюх!

Брызги полетели Ирине Викторовне прямо на юбку.

– Ой, простите! – вскрикнула я.

Она тоже ойкнула, только сердито, а не испуганно. А потом и говорит:

– Немедленно иди и извинись перед Оксаной! Потому что объявлять человеку бойкот оскорбительно.

– Что? – опешила я и чуть сама себе на колени суп не пролила. – Извиняться перед ней? Да ни за что!

– Тогда. Родителей. В школу, – отчеканила Ирина Викторовна. – Завтра. С утра.

Вот невезение! Поднялась я из-за стола. Что делать? Если маме сказать, что её в школу вызывают… сколько я без Инета, «ВКонтакте» и «Однокласников» тогда буду? Недели три?

– А ещё, – тихо Добавила Ирина Викторовна, – представь, что это тебе объявили бойкот. При том, что ты ничего предосудительного не сделала.

Подошла я к Оксанке. Она сидит, кулаками глаза трёт, как будто у неё на меня аллергия.

– Слушай, – говорю, – ну извини. За бойкот.

А она, представьте себе, отвечает:

– Вот ещё! Не буду я тебя извинять!

Я глаза вытаращила. Подошла к Ирине Викторовне. Она как раз возле раковины оттирала салфеткой пятно от супа.

– Я извинилась, – сказала я сердито, – а она мои извинения не приняла!

– Ладно, – вздохнула Ирина Викторовна, – маму можешь не звать. Сами разберётесь. Пятно видно?

– Нет, – честно сказала я (пятно от супа не было видно, только пятно от воды), и она успокоилась.

А я вышла из столовой, иду по коридору и думаю: почему Оксана моих извинений не приняла? Я по-честному хотела извиниться. Не только из-за Интернета, который мне мама отключит, если её в школу вызовут. Просто я представила, что, если бы мне бойкот объявили только за то, что я на уроке руку тянула, я бы обиделась.

В вестибюле школы, на первом этаже, у нас есть ларёк, где всякую всячину продают: ручки, тетрадки, сладости разные. Подошла я к этому ларьку. Нащупала деньги в кармане. И выбрала клубничную и яблочную «Бабу Ягу» и два «Холодка».

Купила всё это – и обратно в столовку. Иринка с Надей как раз за компотом отошли. Подсела я к Оксанке и говорю:

– Вот! Выбирай!

Она растерялась. Но выбрала. Клубничную «Бабу Ягу», конечно. Я знала, что ей понравится. Мы ведь дружим с первого класса.

– Простишь? – спрашиваю и чувствую – сейчас зареву.

– Ага, – она тоже всхлипнула, – и вы меня простите…

Обнялись мы с ней, поплакали. И решили, что больше из-за чепухи ругаться не будем.

В следующий раз на ритмике разминку проводила Ира. Мне, конечно, тоже хотелось. Но я не стала особенно подпрыгивать и тянуть руку, чтобы выскочкой не сочли.

Историю эту мы решили больше не вспоминать. А кто нам о ней напомнит, тому – бойкот!