Текст книги "Красивый Александр (СИ)"
Автор книги: Юлия Старшова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
15
Дома всё было по-прежнему. Та же пустота. Наглая, жестокая, холодная пустота. Можно ли ее чем-нибудь заполнить? Кто знает?
Александр прошел на кухню, взяв листок бумаги и карандаш. Сидя напротив фотографии Анны Владимировны, разговаривая с ней, юноша принялся считать свой бюджет и тщательно выводил цифры красивым почерком. Он задумался. У него была определенная сумма денег. Небольшая, но была. В институт ходил пешком, т.е. на проезд денег не тратил, там ничего не ел, обратно снова пешком. Одежда есть. Старая, но ничего – сойдет! Александр оглядел кухонные ящики: остались небольшие запасы круп, сахара. Мяса он не ел. Денег могло хватить на какое-то время, чтобы не бегать в поисках работы, а достойно закончить семестр. А дальше будет виднее.
Подсчитав все свои средства, Александр прошелся по квартире. Все случившееся выбило его из привычной действительности. Он совершенно не ощущал стыда за то, что не пошел сегодня на пары, хотя раньше даже не представлял, как можно прогулять. Теперь все ранее окружавшее его повернулось другой стороной: там, где светило солнце наступила ночь. Там, где была ночь – выглянуло солнце.
Наступил вечер. Раздался телефонный звонок. Александр был уверен, что звонит Осипов, однако он ошибся. Это была Алёна.
– Можно я зайду? – спросила она.
– Д…д…да. Заходи, я дома, – растерялся Александр.
– Конечно. Ты же взял трубку,– заметила девушка нежным голосом.
– Точно.
Через минуту зашла Добронравова.
– Что-то случилось? – спросил Александр, не понимая причину ее визита.
– Ничего. Я просто решила навестить тебя. Тебе кажется это странным?
– Честно говоря, да.
Алена слабо улыбнулась, не позволяя себе широкой улыбки ввиду траура.
– Быть может это и, правда, странно. Так можно зайти?
– Да, да, да ….конечно, – пришел в себя Александр.
Алена снова легко улыбнулась и прошла на кухню. Саша пошел за ней.
– Хочешь чаю? – неловко спросил он, принимаясь жаться и еле открывал рот, скрывая кривые желтые зубы.
– Да, пожалуй, не откажусь.
Александр приготовил чай, поставил на стол все необходимое, пряча от девушки некрасивые руки, и промолвил:
– К сожалению, мне нечего предложить к чаю.
– Ничего. Сущий пустяк. Я сама виновата. Прихожу в гости с пустыми руками.
Александр растерялся и не нашел, что ответить. Он сел за стол. Алёна сидела рядом и пила с ним чай. Что это? Галлюцинация? Сон? Как поверить в это? Он почувствовал, что в квартире словно испарялась пустота. Как будто в совершенно пустой комнате, где нет ничего, совсем ничего, стояла хрупкая, красивая ваза с живым цветком нежно-кремового цвета, на котором еще сохранилась роса.
– Чем могу быть полезен? – спросил Александр.
– Саш. Я просто зашла. Поговорить. Мне не нужна никакая помощь. Может быть это дурно, если учесть последние обстоятельства, но, может, так даже лучше. – Алена опустила взгляд.
Александр оторопел.
– Ты пришла, чтобы мне легче было переносить горе?
– Я просто пришла. Мне захотелось, и я позвонила.
Александр не верил, что всё происходило реально. Он сильно нервничал, не знал, куда себя деть, какую принять позу, чтобы более скрыть свою неудачную внешность. Сегодня присутствие Алены Александра волновало больше, чем вчера. Свет на кухне был, как на беду, ярок. Но, казалось, Алене была безразлична внешность ее собеседника.
– Как прошел твой день? – спросила девушка.
– Совершенно неинтересно. Я был в институте, но на занятия не пошел.
– Почему?
– Просто не смог.
Алена помолчала, глубоко вздохнула.
– Может, мне лучше уйти? Возможно, ты хотел бы побыть один? Наверное, я неправильно поступила, что пришла.
– Нет. Что ты! – Александр как будто испугался, что девушка сейчас уйдет. – Так, правда, лучше. Легче. Спасибо, что пришла.
Они оба посмотрели на фотографию Анны Владимировны.
– Я слышала в ночь перед трагедией как приезжала скорая помощь. Ты можешь рассказать что случилось? Ты можешь говорить об этом?
– Сейчас да. Прошло всего несколько дней, но я хотя бы опомнился от этого кошмара. Хотя мне до сих пор кажется, что все вокруг ненастоящее, но тогда …..когда все только начинало происходить…Я словно находился в невесомости, все кружилось и замирало одновременно, ничего не осознавалось, а решения принимались сами собой. Была только одна мысль. Проснуться.
По непонятным для себя причинам, Александр решил открыться девушке, хотя никому, кроме Анны Владимировны не открывался. Да и с бабушкой не до конца был откровенен ради ее блага. Но вы сами все помните. Вдобавок, рассказов маленького, щуплого, немного горбатого уродца никто никогда не желал. Все собралось воедино. Алена первый человек кто поинтересовался его жизнью и Александр доверился ей. Она его слушала. Но зачем? Что она хотела? Зачем пришла? Возможно ли, что привлекательная белокурая милая особа настолько устала от навязчивых ухаживаний молодых людей, у которых в глазах мелькает только достижение довольно примитивной цели, что теперь ищет приют душевный? Скорее всего, так и есть.
Александр рассказывал Алене, как приехала «скорая» и как вели себя врачи. Алена удивлялась. Но ей, видимо, хотелось слышать и события, предшествовавшие плохому самочувствию Анны Владимировны. Но об этом Александр умолчал.
– Это, конечно, ужасно. Врачи не должны были оставлять ее дома. Даже не верится.
Александр молча согласился.
– Я корю себя за это…– сказал он.
– За что именно?
– За все случившееся! Я слишком легкомысленно воспринял ситуацию. Нужно было вести себя иначе. Вдобавок, я много наговорил ей.
– Вы ругались? – удивилась Алена.
– Нет, нет. Мы не ругались. Никогда. Мне кажется, я убил ее собственной откровенностью!
– Что ты имеешь в виду?
– Были вещи, которые я никогда не рассказывал ей. Ко всему прочему, накануне произошел случай, который мы никак не могли ожидать. И причина возникновения этого случая – я!
Алена смотрела на Александра любопытным, но ласковым взором, видимо, желая узнать, что же это за случай. Но Александр не видел выражения ее глаз, так как не смел глядеть на девушку.
– ….Слишком много разных признаний, она перенервничала. И перенервничала из-за меня. Я – вина ее смерти!
– О, пожалуйста, не говори так.
– А как мне говорить, если так оно и есть? Теперь всю жизнь доживать мне с этим чувством вины. Главное, чтобы бабушка смогла простить меня, – Александр взглянул на фотографию, – если после Земной жизни все же что-то есть.
– Я думаю есть, – сказала Алена. – Нас с детства учат этому, рассказывают, что Земная жизнь это только начало.
– Вот видишь. Ты говоришь «учат». А все ли правильно чему учат людей с детства?
Голос и интонация Александра были спокойны. Он всегда говорил ровно, без резких перепадов и восклицаний. Можно сказать, что даже тембр голоса Александра был добрым.
Алена задумалась.
– Ну, нам прививают мораль. Разве это плохо? – спросила она.
– Нет, я думаю, это хорошо. Однако плохо то, что мораль прививают из корыстных побуждений.
– Как же так?
– То, что я говорю не истинно. Но я верю в то, что говорю. Например. Людей учат с детства быть честными, вежливыми, отзывчивыми. Отзывчивость восхваляется особенно.
Алена кивала в процессе беседы. Мягкие, белые волосы красиво обрамляли милое лицо, и каждая прядь лениво шевелилась при очередном кивке.
– А зачем она, эта отзывчивость? Задумано воспитать здоровое общество, которое будет в дальнейшем работать, не покладая рук на бездушное существо. – Александр намеренно сделал паузу.
– Государство? – предположила Алёна.
– Да. Я имел в виду государство. Я сейчас осмелюсь на наглое изречение, но все-таки скажу, что так же дело обстоит и с уголовно-наказуемыми деяниями. К примеру, убийство. Государству не выгодно, чтобы люди убивали друг друга, поэтому они придумали запрет. Ему все равно на то, что где-то и при каких-то обстоятельствах убили чужого им человека, но не все равно, что умерла единица труда. Государство выигрывает еще с одной стороны, запрещая убивать. Оно симулирует защиту жизненных интересов, оберегая жизнь каждого человека, чтобы этот каждый человек думал, что государство любит его. А потом государство бросит эту жизнь в какую-нибудь войну. И теперь жизнь человека уже не жизнь, а способ. И я говорю не про правительство, а про государство. Люди сами создали эту структуру, которая съела их. И я не пойму, зачем одушевленным лицам сливаться в механизм, чтобы давать жизнь государству, которое не имеет ни сердца, ни совести. Хотя, другого выхода и не было, наверное. Иначе получился бы жуткий хаос, а, в конце концов, все равно образовалось государство. Совершенно неизбежный инструмент общества. Только инструмент стал больше, сильнее и хитрее мастера.
– Подожди. Мы начали с религии. Хочешь сказать, что ты придерживаешься одной из распространенных точек зрения, которая гласит, что Бог был выдуман правящими людьми? Для того, чтобы….как это? Регулировать сознание людей?
– Я не придерживаюсь этой точки зрения. Я сам уже не знаю, какого мнения придерживаюсь. Но вышесказанное может быть одним из вариантов, и я его рассматриваю.
– Значит жизни после смерти нет? Бога нет? Есть только государство?
– Отчего же? Если государство придумало нам Бога, внушило свою религию, то это не значит, что всего этого нет. Просто, возможно, люди, работающие на благо страны и мира, сильно модифицировали найденную истину, если она все же была найдена. Я ни в коем случае не хочу сказать, что та же мораль – это плохо и чтобы противостоять сложившейся системе, нужно быть плохим, аморальным – нет. Систему уже не искоренить. Система искоренит любого искореняющего. Тем более, она многих устраивает. Устраивает она и меня. А тебя?
Алена задумалась, устремив глаза вверх.
– Я признаюсь, что не копала так глубоко. Но если я просто живу и не думаю о системе, религии, а просто верю, просто учусь, просто хочу работать, то значит, меня все устраивает.
– По-моему, ты хорошо сказала. Может еще чашечку чая?
– Да, пожалуйста. Еще чашечку и я пойду делать задание на завтра.
– Ты, кстати, учишься в медицинском, да?
– Да, как и папа. Я всегда восхищалась им, его работой. И с детства мечтала помогать людям, лечить их, спасать. – Алена слабо приподняла края красиво очерченных губ.
– Это прекрасно, что тобой руководят такие мотивы. Хорошо, что ты не сказала: «Профессия врача сейчас престижна и хорошо оплачиваема».
Алена, смутившись, позволила себе выраженную улыбку.
Александр поставил на стол свежий, сладкий чай. Зазвонил домашний телефон. Теперь это точно был Осипов. Хозяин квартиры объяснил ему, как добраться и вернулся на кухню.
– Мы, кстати, отошли немного от темы. Я хотела б поставить точку в этом разговоре. По крайней мере, сегодня. По поводу смысла существования. Ты же пришел к какому-то выводу?
– Выводу, выводу. Все это просто мои рассуждения. Пока без выводов, даже для самого себя. И все эти рассуждения возникли в моей голове совсем недавно. Как меня покинула бабушка. Хоть я и находился словно в невесомости; как только я мало-помалу опомнился – меня сразу обуял вопрос о смысле существования. Смерть близкого человека кинула в меня этим вопросом. За короткий промежуток времени я передумал огромное количество мыслей, хотя раньше жил целью, мечтой. Работать в суде. Работать и честно служить народу. А теперь….сегодня я не пошел на занятия и мне все равно.
– Я думаю, это пройдет. Это пройдет, несомненно. Прости, может я говорю жестоко, но все проходит. Объем горя ужимается. Сейчас это занимает всего тебя. А потом станет частью. Тем более, жизнь не дает нам права слишком погружаться в свои мысли. Современный человек слишком много действует, что исключает мысль. Да и человек так устроен. Он со всем смиряется. Нужно только время.
– Да, наверное. В общем, к выводу никакому я не пришел. Думается, что это и невозможно сделать.
Хоть тысячи веков потрать на рассуждения,
Не найдешь ты жизни объяснения, – неожиданно продекламировал Александр.
Алена удивленно и выразительно поглядела на него.
– Ко всему прочему, сегодня я уверен в одном, завтра в другом. Послезавтра, например, я, возможно, буду недоумевать, как можно было наговорить тебе столько разнообразной чуши.
– И все же. Есть у тебя вариант, к которому ты наиболее склоняешься?
– Сегодня вот пришла в голову занятная мысль.
Алена сложила нежные руки и подперла ими подбородок, приготовившись слушать.
– Мысль эта пришла неожиданно, сама собой. Как озарение, но далеко не факт, что завтра я смогу считать эту мысль за мысль здравую.
– Итак? – Алене не терпелось узнать.
– А вдруг весь мир матрешка?
Алена сложила брови домиком.
– Я подумал: а вдруг мы живем внутри живого существа, а оно в свою очередь, не подозревая, что содержит в себе галактики, тоже живет внутри более разумного существа. Хотя, может, и не более. Быть может, мы внутри листочка живем?
Алена опешила.
– И ты назвал это матрешкой?
– Матрешкой. И конца, и края ей нет.
– Но конец-то должен быть! Как же без него?
– А что за ним? За ним ведь что-то должно быть?
– Пустота, – уверенно сказала Алена.
– А пустота тоже же из чего-то состоит. Какие-то частицы должны формировать ее?
– Ты совсем меня запутал, – Алена тряхнула блестящими волосами. – И все же я думаю, что это исключено. Не может быть и все.
– Почему?
Наверное, глупо было начинать такой разговор с женщиной. Единственное, о чем может думать большинство женщин – это замужество, потом воспитание детей, затем замужество и женитьба детей, потом воспитание внуков. В этом счастье и горе большинства женщин. И, вероятно, так и должно быть.
– Да невозможно все это! – ответила Алена. – Просто не укладывается в голове.
– А что может уложиться в маленькой человеческой голове? Оцени ее масштаб. Он ничтожен. Плюс мы даже на четверть не используем возможности мозга!
– То есть ты хочешь сказать, что если мы часть матрешки, то и внутри нас галактики? – не верила Алена.
– Не исключено, что даже в каждой клеточке.
– Тогда ничья людская жизнь не имеет смысла и никакого значения! Просто клетка, способствующая жизнедеятельности организма?
– Получается так.
Они замолчали.
– И, следуя этому мнению, это все, что осталось от бабушки. – Александр указал жестом на фото. – Просто фото и ничего больше.
– Это кошмарная гипотеза, – сказала Алена и помотала головой.
– А я думаю, что кошмарно то, что есть сознание, которое противостоит таким гипотезам и не хочет верить, желает вечной свободы, вечной жизни, вечного удовольствия – от этого все беды.
– Получается, вообще никакого смысла? – проговорила Алена, глядя в одну точку.
– Я никогда так не думал, но сегодня мне показалось, что этот вариант не исключен. Все бесполезно, если мерить земными мерками и рамками.
Алена подняла на Александра голубой взор и сказала тихим голосом:
– Ты умный человек. Я никогда не думала о таком. Какие интересные, но тяжелые мысли. Мне и плакать и смеяться хочется разом.
– Тоже вот интересно. Почему, если человек заявляет, что не видит особого смысла в жизни, то автоматически считается умным? Может считать так – несусветная и непозволительная глупость? Ко всему прочему, смысл, скорее всего, есть. Просто не такой, который ждут люди. У них одна цель – жизнь. А жизнь равно удовольствие. У тех, у кого нет удовольствия, мечтают умереть, и говорят: «Не вижу смысла в жизни!»
– А какой тогда может быть смысл? Например?
– Да какой с меня брать пример? Что может выдать мой крошечный мозг? Человек может кое-как представить бесконечность, а безначальность уже не в силах. Мы слишком глупы, чтобы выстраивать гипотезы по поводу смысла. Мы можем только думать, думать, сойти с ума от этих дум или просто жить, забыв обо всем, что, наверное, намного лучше.
В дверь постучали.
– Ты кого-то ждешь? – спросила девушка.
– Да, это мой товарищ. Пришел решать задачу.
– О. Я тогда пойду. – Алена встала. – Было приятно поговорить. Было бы приятнее, если бы мы могли продолжить этот разговор. Извини, если я пришла не вовремя.
Осипов постучался еще раз.
– Не беспокойся, Ален. Все нормально. Мне будет тоже приятно видеть тебя в гостях. Приходи, когда пожелаешь. Мне так даже намного легче. Иначе мысли совсем поглотили бы меня.
Александр открыл дверь. Там действительно был Иван.
– Заходи, – пригласил его Александр.
– Здравствуйте…– удивленно поздоровался Иван с Аленой.
Она в ответ поприветствовала его. Осипов не сводил с нее глаз, пока она еще раз попрощавшись, не вышла из квартиры Александра.
– Боже! Кто это? – чуть ли не с открытым ртом спросил Иван.
– Моя соседка.
– И зачем она к тебе наведалась? – игриво спросил сокурсник.
– Просто так. Поговорить, – сдержанно отвечал Саша.
– Подожди. Ты вообще хорошо разглядел ее? Она же сногсшибательна! – поражался Осипов.
– Давай не будем говорить об этом.
– Ладно, ладно.
– Проходи на кухню. Сейчас я возьму все, что нужно и приду.
Александр подошел к книжным полкам, взял необходимые книги и, как только отошел от них, вспомнил: «А! Тот учебник! Остался у Наташи!» И снова все события промелькнули в его памяти. Удивительно! Только вчера похоронили бабушку, а сегодня уже новая жизнь, непонимание в институте, непонимание со стороны товарища, который пришел решать задачу. Хотя, спасибо ему за это непонимание. Ведь так легче! И Алена порадовала его, разгрузив его мысли, дав им вырваться. Но она, наверное, не должна была приходить? Или наоборот?
Александр и Иван сидели за кухонным столом, решая задачу. Точнее, Александр решал ее, а Осипов только и делал, что оглядывался и поддакивал в редких случаях. Ему явно было некомфортно. И фотография, стоящая на столе, его тоже смущала. Бедно убранная квартира угнетала. Через полчаса Александр закончил писать решение задачи и предложил Ивану попить чай или кофе, однако товарищ отказался. И они, даже ни о чем не поговорив, попрощались.
Александр снова остался один. Снова стало холоднее. Квартиру окутали мрачные тона, хотя в действительности все было по-прежнему. Юноша начал ходить по квартире, чтобы хоть чем-то быть занятым. Поразительно, но он даже не спросил у Ивана, что на завтра нужно готовить к занятиям. Ему было все равно. Вся его мечта испарилась и превратилась в один вопрос: «Зачем?» Для чего это все, если заканчивается у всех, и у президента и у раба, одним и тем же? Правила земной игры запрещают владеть информацией, отвечающей на вопрос «Что дальше?» Если, конечно, вообще есть игра, правила и информация. Подумав, что он чрезмерно загнал себя во все возможные углы по поводу смысла, Александр открыл комод, где хранились бабушкины вещи. Из дальнего угла нижнего ящика, он достал коробку, в которой хранились фотографии. Открыв картонный сундучок застывших моментов, Саша увидел, что с края лежат два конверта. Один тонкий-тонкий, другой потолще. Решив, что теперь у бабушки не может быть никаких секретов, юноша заглянул в тот, что потолще. Александр совершенно не ожидал найти в нем то, что в нем реально находилось. Пересчитав дрожащими кривыми руками все, он не поверил. На эти деньги можно было жить, как минимум до конца учебного года. Может быть, бабушка копила на собственные похороны? Это модно в последнее время, да и вполне рационально. Умерший всегда доставляет немало хлопот, душевных расстройств, срывает планы, а оставляя деньги, он заботится хотя бы о материальной стороне вопроса. Быть достойно погребенным дорогого стоит, так зачем обременять других лиц, тем более любимых и близких? И все же. Никакой записки и инструкции к этим средствам не было. Может она в другом конверте? Отойдя от изумления от находки, Александр открыл второй конверт. В нем лежало рукописное письмо. Развернув его, первое, на что Александр обратил внимание, это почерк. Он был удивительно похож на его собственный. Ровными и красивыми буквами было выведено:
«Мама! Больше не могу. Правда! Я не силах терпеть то, что называется моей жизнью. Пожалуйста, пойми меня и прости, если сможешь! Не думай – сейчас я нахожусь совершенно в трезвом состоянии, каждое слово моё обдуманно.
Если до момента того случая, о котором я просила тебя не напоминать, я была жизнерадостна и весела, то после того, как виновник этого кошмара сделал то, что сделал – невыносимо жить! Я любила его, мама! Любила каждую его клеточку! Каждую ресничку! Сейчас , мне думается, я ненавижу его, но ненависть так тесно граничит с любовью, что сама не знаю, что чувствую. А если бы он вернулся? Господи! Что я наделала? Что я наделала? Что я сотворила с Сашенькой? Какое же я мерзкое чудовище! Мы старались не говорить об этом, но сейчас…..бумага терпит всё! Прочти, умоляю, и прости последний раз!
Мама! Я не знаю, что могло произойти! Коля так любил меня, был так нежен, задаривал меня подарками. Пусть даже мелкими, но такими приятными и неожиданными. Он был так вежлив, обходителен. Он был моим рыцарем, моим принцем. Он во всем мне помогал. Он нравился и тебе, мама! Ну что могло случиться? Что могло произойти?!!! Я была прежней. И он сначала тоже был прежним. Я забеременела. И даже беременной сохраняла прежний характер, была уступчива и ласкова. Не капризничала. Какая тварь могла его окрутить? Как это вообще могло случиться? Он просто пришел и бросил мне в лицо: «Все ошибка. Я нашел настоящую любовь». А я тогда кто? Он так трепетно ко мне относился, мама, поцелуи его были нежнее нежных! Что это, если не любовь? Как он мог оставить меня? Беременную! Ему было все равно не то, что на меня, ему было все равно, что я ношу его ребенка. Он кричал, что это вообще не его ребенок. Боже! Мама, что за слова! Они резали меня. Даже не резали – рвали! Я снова плачу. Это невыносимо. Как это могло случиться???? И тогда я снова приехала к тебе, моя дорогая добрая мама! Внутри меня жил Сашенька и, спустя период долгих слез, нервных срывов, я начала испытывать такое отвращение к существу, жившему внутри меня, так как отцом его был предатель, мерзавец! Я задумала месть! Аборт было делать слишком поздно. Да, я и не сделала бы! Я пропиталась ненавистью, яростью, презрением к его ребенку, словно он был только его! Он хотел сына, я знала, что будет сын. Но он ему оказался не нужен. Другая женщина околдовала его! Мама, слезы текут сейчас ручьем, хотя я пытаюсь совладать с собой.
Что я творила? Я начала принимать все эти ужасные вещества разными способами, чтобы навредить малышу, который беззащитно рос внутри меня. Только я могла его защитить, но я губила его. Я желала только одного – чтобы сын поплатился за грехи своего отца! И я добилась своего. Когда родился Сашенька, хоть и здоровый, но с первых секунд было ясно, что он некрасив. Я испугалась, когда его дали мне. Эта грубая кожа, которая должна быть как шелк, искривленные конечности, желтые ногти, горбик – показали мне результат моих стараний. И тогда я испытала страх. Страх и ужас. Я боялась себя самой, я сама себе ужасалась. После того, как это прошло, раскаяние поглотило меня. Я не знала, как все вернуть. Как исправить это? Я обрекла невинного человека на страдания!
Сейчас Сашенька сидит передо мной в кроватке и что-то лопочет. Я вижу его внешнее уродство, но знаю: душа его светла. Он говорит что-то непонятное: «Ла-ма-ла-па-па-ма-ла». Это так мило. Я не могу себя простить. Я совершила худшее преступление, которое можно было совершить! Я – животное! Даже хуже животного. Прости меня, мама! Я знаю, ты вернешься минут через десять, передо мной смертельная доза освобождения и наказания. Прости! Пожалуйста, прости! Если будет возможность – кремируй меня, пожалуйста. Я оставила тебе денег. Не думай , откуда они. Это совершенно запутанная история, но ими можно пользоваться. Пожалуйста, прости! Только прости меня. Хотя я даже не представляю, как можно простить такую мразь, как я. Я не заслуживаю жизни. Место мне – самый худший уголок ада. Прости. Я люблю тебя. Прощай. Мы больше никогда не встретимся».
Александр опустил прочитанное письмо, продолжая держать его в руке, и смотрел в угол комнаты. Никаких мыслей. Когда Саша понял, что ни о чем не думает несколько минут, он помотал головой, поднялся и пошел в ванную умыться. Он умывался холодной водой и каждый раз, когда закрывал глаза, его мозг выдавал картинку, как мать писала это письмо. Находиться в квартире было несносно. Словно, пока он был в ванной, кто-то выкачал половину воздуха. Он прошел на кухню, еще раз глянул на фотографию Анны Владимировны, как будто дал ей понять, что теперь все знает.
Александр накинул свою старенькую куртку и вышел из дома. Он остро чувствовал необходимость в морозном воздухе. Выйдя из подъезда и ощутив, как холодный ветер обдул его неприятное лицо, Александр решил не надевать ни капюшона, ни шапки, которая всегда находилась в большом кармане его куртки. Он пошел. Без идеи маршрута, как говорят: «Куда глядят глаза». Шел ради того, чтобы идти, чтобы забыть, хотя знал, что это невозможно. Когда нужно запомнить – запомнить сложно, когда забыть необходимо – сложно забыть.
Наконец Александр немного пришел в себя. Он начал рассуждать, и внутренний диалог был таков:
«Я совсем не знаю жизни. Жизни настоящей. Какая она на самом деле? Оказывается, есть любовь, которая способна породить ненависть к собственному ребенку!!! Хотя откуда мне знать? Как я могу рассуждать о любви, если мне знакома еле уловимая симпатия? О любви к детям я тоже ничего не знаю. Я даже не знаю толком, откуда они берутся. А все дети, которых я видел, убегали от меня, крича и тыкая пальцем. Но мне они не становились от этого ненавистны. Мне и ненависть незнакома. Что это? Что чувствует человек, когда ненавидит? Пользуясь знаниями, которые у меня есть, мне думается, что я должен ненавидеть Никиту и Катю за некоторые черты их характера, за то, что они сделали и за то, что, возможно, явились основными звеньями цепи причин смерти бабушки. Но я не чувствую злости! Они такие, какие есть и случилось так, как случилось. Если кто виноват, так это я. И это моё горе. Только моё.
Каково это, ненавидеть другого человека? Что нужно чувствовать? Желать ему смерти? Желать смерти странно, ведь она обязательна для каждого. А любовь? Что это? В книгах часто описывают сильные чувства, которые часто выражаются в учащенном биении сердца и прерывистом дыхании. А разговоры влюбленных только и сводятся к чувствам. Неужели можно прожить всю жизнь с одним человеком и разговаривать только о том, как часто бьется сердце? А потом выяснять от чего оно не бьется так часто, и устраивать из-за этого скандалы! Хотя про биение сердца я знаю немного. Когда я вижу Алену, дыхание действительно сбивается. Точнее, это было до вчерашнего дня. Я всегда был вмиг ослеплен ее лучезарностью, как только встречал ее. Но в ней есть что-то помимо внешности куклы. Словно это что-то сидит внутри и посылает сигналы сверхъестественной притягательности. А когда она пришла сегодня, и особенно вчера, я не испытал сильного трепета. Да. Сердце екнуло, но один раз – мощным ударом оно дало знать о своем неравнодушии. И я спокойно беседовал с ней, не теряя головы, только иногда смущаясь. Голос мой был ровный и дыхание тоже. Я уверен, что эмоции мои были подавлены моими думами о смерти бабушки и смысле существования. Чего только так засел этот вопрос в мою бедную голову??? Смысл! Смысл! Только бы сейчас снова не начать думать об этом. Не начать сомневаться. Потеря родного человека вызвало во мне определенные эмоции, которые заполонили всего меня, вызвав, к моему несчастью, вопрос о смысле жизни и вытеснили симпатию к Алене. Но не совсем. Не вытеснили, просто пока прикрыли, спрятали. Я же рад был ее слышать, слушать, разговаривать. Хотя, наверное, только она слушала меня. Все мои ненормальные мысли. И ведь даже сейчас я думаю о ней. Её визит, конечно, странен. Может она смеялась надо мной? Нет. Нет.
А это письмо. Кошмар. Я не могу даже как следует подумать о нем, так как совершенно не понимаю чувства своей матери. Она стала несчастна. Одно дело, когда человек всю жизнь несчастен и несчастным умирает, другое дело, когда человек познал счастье и вдруг падает с этой вершины в пучину разбитых чувств. Это я так думаю. Может это не так? Но как так мог поступить мой отец? Что могло случиться? Женщина – это же сосуд жизни, его нужно оберегать. А он разбил. Какие у него могли быть причины на это? И должен ли я ненавидеть родителей? Я прочитал это письмо, и оно вызвало у меня жалость. Это чувство мне более или менее знакомо. Когда хочется, чтобы у человека не было того несчастья, которое он имеет, и как будто сердце сжимается.
Бедная мама! Эмоции ослепили ее! А бабушка!!! Она видела весь этот кошмар! Пережить смерть собственного ребенка. Каково это? Да еще какую смерть! Она знает. Теперь уже нужно говорить «знала». Так как все рассеялось. Всё, чем она была. Под землей лежит ее тело, там, в конце города, но это ничего не значит больше. Все функции, которые она могла выполнять – выполнила живой. Теперь их будут поддерживать другие. Поддерживать жизнь на Земле. Только для чего? И что есть сама Земля? Ни одна наука не ответит. Ее представители думают, что знают все, на самом деле – это смешно. Наука говорит: «Земля образовалась в результате большого взрыва». Я спрошу: «Почему?» Они ответят мне что-то, используя громкие и непонятные слова, превращая их в громоздкие объяснения. Я снова спрошу: «А почему?», желая знать причину последнего ответа. Так может продолжаться долго – я буду постоянно спрашивать: «Почему?» Пока ученые не скажут «Этого пока мы не знаем», а если и скажут, то при этом подумав: «Какой же дурак! Ничего не понимает!» А, значит, наука не знает ничего. Она поясняет нам только механизм действий, а почему он происходит – не поясняет. Почему человек умирает? А? Так устроен организм? А почему он так устроен? Отчего есть смерть? Почему? Почему клетка зарождается так, а не иначе? Почему беременность человека длится девять месяцев и два месяца у собаки, даже если она размером с человека? И почему вообще происходит беременность? Кто запустил именно такой механизм? Кто отвечает за все эти «Почему?»»
Александр свернул на пляж. Был конец ноября – холодно, темно, так, что можно догадаться, что там не было никого, кроме волн. Юноша в куртке в обуви прошелся по пляжу. Он никогда не был на нем летом. Он не хотел стеснять людей и стесняться самому. Александр сел на песок и посмотрел на небо. Звезд было практически не видно из-за облачности. Еле слышно Саша произнес: «Бабуль! Если ты слышишь меня! Если ты существуешь в какой-либо другой форме – дай мне знак». Но никакого знака не последовало. Ветер не подул сильнее, ни одна волна не нарушила ритма. Александр, закрыв глаза, слушал звуки Земли и ее составляющих. Когда он открыл глаза, то дернулся от изумления. Было лето! Песок стал приятнее, деревья мгновенно покрылись свежими листьями. Небо прояснилось. Александр вскочил и оглянулся. Людей на пляже, несмотря на летнюю теплую ночь, все равно не было.
