Текст книги "Тени и зеркала (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Что ты скажешь на это, маг? Тебе понятно, о чём речь?

– Нет, – сказал Альен, хотя в нём зашевелилось очень неприятное предчувствие. – Я вообще впервые слышу это имя.

– Ну ещё бы, – фыркнул кто-то. – Старина Нод никогда не водился с гнидами вроде тебя.

– Тихо, я ведь просил – без оскорблений! – возвысил голос Кэр. – Расскажите ему.

– А чего тут рассказывать, – хмуро произнёс худой мужчина с жидкой бородкой. – Нод умер, семь недель уже как похоронили… А сегодня ночью заявился ко мне домой. Не ладили мы с ним, чего уж греха таить, виноват я был… Вот он и пришёл ко мне, видимо. Не знаю уж, чего хотел.

Проклятье. Альен ведь не вернулся на кладбище после проведённого обряда. Он провёл рукой по лицу, стараясь скрыть волнение. Это было неправильно, очень неправильно: мертвец не может подняться без воли некроманта. Он должен был ждать его вызова, Альен отметил его – точнее сказать, его тело, ибо доступ к душе давно закрылся для всякого колдовства.

Неправильно. Невозможно – даже допусти Альен грубейшую ошибку, такого бы не произошло. Он прошерстил десятки трудов по некромантии, изучал отвратительную и могущественную магию, преодолевая естественные отвращение и страх, но нигде не встречал упоминания о чём-то подобном.

– Как он выглядел? – спросил Альен, сам изумляясь спокойствию в своём голосе. Какая-то женщина сдавленно ахнула и зашептала молитву; мужчина поскрёб в затылке.

– Да ясно, как, – неохотно процедил он. – Подгнил уже… В земле перепачкался. Глаза ввалились, а волосы… Да чего там, – он махнул рукой. – Дочурка теперь заикается – еле убедили с женой, что примерещилось…

– И что дальше? – поторопил Альен; тут важна была каждая подробность. – Что ты сделал?

– Кинул что-то, не помню… Что под руку подвернулось, дурман какой-то нашёл. А ему всё равно – идёт к нам, да и только… Медленно так, как бы вслепую. Жена всем богам помолилась – толку никакого. Ну, а потом петух пропел… Солнце взошло, стало быть. Он и ушёл.

Повисло молчание. Кэр смотрел на Альена взглядом палача – видимо, мысленно уже скармливая труп подлого чернокнижника собакам. Но Альен не собирался сдаваться.

– Просто ушёл? Сам?

– Да. Развернулся и ушёл.

– Никто не проследил, куда?

– Да кому ж помирать-то охота… На кладбище, надо думать. Я теперь туда в жизни ни ногой, – другие поселяне согласно загудели.

– Вы правы, это магия, – сказал Альен, пытаясь ровно дышать и говорить как можно увереннее. За окном было светло, весело зеленела капуста на грядках – и казалось полной нелепостью спокойно рассуждать о таких вещах. – Тёмная магия. Иногда такое случается, и вы должны знать, как обезопасить себя, пока не выяснится, кто виноват в этом. Я расскажу вам…

– Пока не выяснится? – прошамкал старик, злобно впечатывая клюку в доски пола. – Чего тут выяснять? На костёр его – и делу конец! От века не бывало в Овражке всякой нечисти!

– Точно! Всё не так пошло, как только этот здесь поселился!

– Тоже мне, лорд Кинбраланский… Знаем мы, чему учат Отражения таких лордов!

– А дурак-Соуш ещё еду ему носит – за то, чтоб эта тварь наших мёртвых тревожила?!

– Я всё объясню… – Альен попытался перекричать их, но его голос потонул в распалявшихся воплях. Толпа угрожающе надвинулась на него, почти вдавливая в угол; Альен лихорадочно размышлял, какое заклинание может спасти ему жизнь, никого при этом не покалечив: снадобья, некромантия, колдовство Нитлота смешались в нём, как разные сорта крепких вин, и он чувствовал, что малейшее усилие может обернуться чем-то неконтролируемым. Кэр поднял руку, и близко стоявшие мужчины жадно следили за ней, ожидая последнего безмолвного приказа – схватить, но тут…

– Не трогайте его, – раздался от входа ровный голос с очень странным, гортанным выговором. – Я беру его на поруки.

Альен выдохнул. Люди разочарованно стали расступаться, пропуская говорившего; на лице Кэра проступила откровенная досада. Альен слышал стук увесистых сапог и бряцанье железа, но довольно долго никого не видел…

А потом опустил глаза – и потерял дар речи во второй раз за последние два дня.

Перед ним стоял мужчина в кольчуге необычного плетения, держа в руках прекрасной работы шлем. Густая шевелюра была заплетена в несколько толстых косиц, а пояс покрывали синие камни, каждый из которых на вид стоил целое состояние. Он глядел на Альена снизу вверх – серьёзно и в упор, а ростом был не выше шестилетнего ребёнка. Короткие руки и ноги, однако, не выглядели немощными или недоразвитыми, а народ Овражка, кажется, не знал, кого теперь бояться сильнее.

Альен впервые в жизни встретил самого настоящего гнома. Или агха, как они сами звали себя, – и под каким именем знали их Отражения.

* * *

– Бадвагур, – представился гном, спокойно протягивая Альену руку, как только дом Кэра оказался вне поля зрения. – Из клана Эшинских Копей. Если трудно выговаривать, можешь звать меня Баго, волшебник.

Альен долго созерцал его широченную мозолистую ладонь, размышляя, что кажется ему более безумным – появление агха в Овражке (и вообще в Ти'арге), его необъяснимое заступничество или это укороченное имя, для представителей этого народа чересчур фамильярное и… забавное?

– Альен Тоури, – сказал он в ответ, отвечая на рукопожатие и замедляя шаг, чтобы гному не пришлось слишком часто перебирать ногами. – Я хочу поблагодарить…

– Не стоит, – гном усмехнулся в рыжеватую бороду, по-прежнему невозмутимо созерцая дорогу впереди. Солнце уже переползло зенит, и тени от частокола и деревьев в Овражке неспешно вытягивались. Ветер ерошил буроватую, притоптанную скотиной траву Пустоши. Вообще всё казалось таким будничным, человеческим, и Альен всё ещё с трудом верил, что с ним рядом шагает агх в доспехах.

И – что немаловажно – агх, которому явно что-то от него нужно.

– Думаю, стоит, – возразил он. – Вы… Ты спас мне жизнь, хотя не обязан был делать это. И стал свидетелем моего обета…

Ох уж этот обет… Альен поклялся Кэру и всему честному люду Овражка, что этой же ночью наведается на кладбище и, если сумеет, исправит ситуацию с Нодом. Он не представлял, как это сделать, но на тот момент не было других возможностей покинуть гостеприимный кров Кэра.

Судя по всему, его на самом деле спасло лишь появление гнома. А голова почему-то совсем не удивился этому появлению: он смотрел на Бадвагура со смесью злобы и страха, но всё же как на старого знакомого.

Слишком много тайн, и клятв тоже слишком много… Альен вдруг ощутил смертельную усталость, как если бы кто-то навалил на плечи груду камней. Ему представилось порождение его магии – то неупокоенное, что бродит теперь где-то в Пустоши, захватив прах безвестного Нода…

«Это всё во имя тебя», – сказал он мысленно, как говорил всегда в таких случаях, и вкрадчивый холод сжал сердце. Фиенни. Лучший из всех когда-либо живших.

А в живых остаются такие, как Кэр или Нитлот. И никакая некромантия, кажется, не в силах это исправить.

– О чём так задумался, волшебник? – спросил агх. – Рано кончились твои расспросы. Люди все так нелюбопытны?

– Я просто не знаю, с чего начать, – опомнился Альен, натянуто улыбнувшись. – Как ты оказался в Ти'арге? Твой народ давно не покидает горы… Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, – агх искоса бросил на него умный внимательный взгляд. – Поколение моего прадеда последним вело торговлю с людьми. Слишком часто ваши короли подставляли нас, чтобы сохранить доверие.

Альен, изучавший историю по источникам людей и Отражений, привык к несколько другой версии, но благоразумно решил не спорить. Как бы там ни обстояло всё в действительности, люди от утраты этого союза явно проиграли больше: даже дети знают, что в мире нет лучших оружейников, чем гномы, и что во всём Обетованном не найти столько руды и драгоценных камней, сколько прячут недра Старых гор.

– Я учился в Долине Отражений, но и там ни разу не встречал таких, как ты…

– С Отражениями тоже всё непросто, – агх вздохнул. – Хотя тут я вряд ли многое тебе объясню. Я только посол и никогда не играл в эти игры.

«Как и я», – подумал Альен, тут же в этом слегка усомнившись. Он начинал испытывать к новому знакомому непонятную симпатию – находиться в его обществе и слушать ровную, исполненную достоинства речь было настолько же приятно, насколько невыносимо – терпеть Кэра или Нитлота.

– Посол к людям Пустоши? – спросил он, пытаясь поточнее вспомнить испуганные вопли Нитлота о том, как всё плохо в мире. Кто там грозит на кого напасть, и как с этим связаны гномы?

…

Бадвагур качнул головой, а потом с явным недовольством втянул её в плечи, точно черепаха на берегу пруда. Альен глянул вперёд и догадался, что его расстроило: они приближались к лесу. Об этом он не подумал – гномам, наверное, очень неуютно в лесах…

– Нет, волшебник. Посол к тебе.

– Ко мне лично?… Прости, но, видимо, ты меня с кем-то спутал. У меня не было дел с твоими сородичами…

– Значит, теперь будут, – Бадвагур тяжко вздохнул, но Альен не услышал раздражения в этом вздохе. – Мне приказано привести тебя в горы. Вождь моего клана решил так и поручил мне тебя разыскать.

– Но зачем? – до Альена, впрочем, начинала доходить суть дела; у него неприятно засосало под ложечкой. Конечно, в горы он собирался и сам – к тому очагу, который они с Нитлотом обнаружили. Но приход немногословного гнома в Овражек – слишком опасное совпадение… Или просто-напросто подтверждение того, что они не ошиблись.

– Зачем именно мне? – споткнувшись о замшелый корень, агх проворчал что-то на своём языке – наверное, выругался. Он явно тянул время, не желая раскрывать перед Альеном все карты. – Ну, это долгая история…

– Нет, зачем это вообще? – привычно нащупав ногами тропу, Альен предупредительно пошёл чуть впереди, но боком, не желая поворачиваться спиной к новому знакомцу. Приятное впечатление – это замечательно, но здравый смысл терять не следовало, тем более на поясе у гнома он заметил кинжал… – Откуда твой достойный клан знает о моём существовании? И как ты меня нашёл?

Альен вспомнил, что вчера спрашивал то же самое у Нитлота, и это показалось даже забавным – до истерического смеха про себя. Если каждый день пойдёт в том же духе, его жизнь станет сплошным праздником.

– Мне говорили, что ты сразу догадаешься, волшебник, – сказал Бадвагур, недоверчиво озираясь: чаща вокруг постепенно густела, и тени от разлапистых елей поглощали солнечные лучи. – У нас тебя считают мудрецом по меркам людей.

Что ж, с точки зрения гномов – высшая похвала. Хоть кто-то считает его мудрецом. Альен в красках представил, как быстро Бадвагура разуверит Нитлот… Интересно, кстати, чем он там занят, если уже не спит?…

Встревожившись, Альен невольно ускорил шаг, и теперь Бадвагур еле поспевал за ним, путаясь в ветках то шлемом, то бородой и распугивая белок громким пыхтением.

– Очень лестно, но это неправда… Я действительно догадываюсь, но не уверен, что правильно.

«Скажи мне сам». Он должен заставить гнома сказать это. Предполагать самому – всё равно что кричать: «Да, я занимаюсь чёрной магией! Я делаю это, осознавая все возможные последствия для Обетованного! Я – виновник всех ваших бед, в чём бы они ни заключались!..» Даже если сам Бадвагур не тронет его после такого, визит в Старые горы точно обернётся добровольным закланием.

– Я уже говорил, что мало знаю, уж точно не всё… Но твоё колдовство коснулось нас. В горах неспокойно в последнее время, и вожди видят беду в людской магии…

– И они считают, что я могу помочь? – уточнил Альен, пытаясь повернуть разговор в более выгодное для себя русло. – А что именно происходит?

Бадвагур собрался ответить, но вдруг с клацаньем захлопнул квадратную челюсть и замер. Альен тоже остановился, глядя на него с недоумением и лёгкой досадой – он хотел вернуться в Домик до темноты, чтобы познакомить гнома с Нитлотом и решить всё в родных стенах; оставалось совсем немного, а Бадвагур и так тормозил его своей неповоротливостью. Однако спустя пару секунд он понял, что остановило агха.

Где-то поблизости слышалось громкое дыхание – сдавленное, с хрипами и присвистами. Очень громкое на фоне лесной тишины. Альену, естественно, сразу пришла мысль о несчастном Ноде, но потом он сообразил, что мертвецы, как ни крути, не дышат – даже поднятые мертвецы… Фиенни не одобрил бы такие циничные размышления, ну да ладно.

С другой стороны – не факт, что не одобрил бы, ох не факт…

Переглянувшись с гномом, Альен кивнул и бесшумно двинулся в сторону пышно разросшихся кустов бузины, откуда доносился звук. Бадвагур достал кинжал и широко расставил кривые ноги, но того, как именно он сделал это, хватило, чтобы Альен почувствовал: он не воин. Может, и умеет обращаться с оружием, и неплохо дерётся – а иначе бы его, должно быть, не послали в такое чреватое бедами путешествие, – но это явно не дело его жизни. Что ж, может быть, для Альена это и к лучшему.

Дыхание не становилось громче, но и не утихало; Альен не понимал, человеческое ли оно, а магическое чутьё упорно молчало. Кисти бузины алели в листьях, словно открытые раны – и, раздвигая ветви, Альен готовился к чему угодно…

Но это был всего лишь Нитлот. Нитлот, распростёршийся на земле, мертвенно-бледный, в великоватой ему рубашке Альена, на которую сменил свой грязный балахон. Эта рубашка была залита кровью – красной, как бузина.

Этого ещё не хватало. Тихо застонав, Альен опустился на колени и быстро пробежался кончиками пальцев по телу Отражения, отыскивая повреждения. Нитлот не дал ему толком закончить это, с неожиданной силой схватив за запястье.

– Всё будет хорошо, – забормотал Альен, не сомневаясь, что звучит это напрочь бессмысленно. Бадвагур подошёл со спины и, судя по звуку, выронил кинжал. – Всё хорошо, Нитлот. Кровотечения уже нет, я сейчас…

– Это было оно, Альен, – будто не слыша, прошептало Отражение; в его белесых глазах застыл такой ужас, какого Альен давно не встречал. – Ни мёртвое, ни живое. Холодное и зловонное. Оно всё-таки пришло в Обетованное, как говорил Старший…

– Мертвец с деревенского кладбища, – стиснув зубы, процедил Альен, параллельно разрывая на Нитлоте рубашку и отвязывая от пояса фляжку с водой. – Он напал на тебя?

– Нет, не сам, – Нитлот качнул головой, облизав запёкшиеся губы. Альен заметил какие-то тёмные отметины у него на шее – словно от чьих-то пальцев. Или когтей. – С ним бы я справился… Но за ним шли другие. Намного, намного хуже.

– Порождения тьмы, как в наших пещерах? – не то спросил, не то подсказал гном, суетясь поблизости и явно не зная, как именно помочь. Альен жестом попросил его придержать Нитлота, чтобы он мог промыть его раны. Отражение зашипело от боли, но нашло в себе силы сказать:

– О, не тьмы… Порождения Хаоса.

ГЛАВА VIII

Альсунг. Ледяной Чертог

Конгвар отлично помнил день, когда впервые увидел Хелт. Случилось это, собственно, за день до её свадьбы с Форгвином. Её привезли в Чертог совсем юной, почти девочкой, худенькой и сплошь укутанной в меха, прямо из замка отца – храброго, знатного двура с южных границ. Конгвар никогда особенно не интересовался государственными делами, но знал, что отец Хелт – могущественный человек, преданность которого очень важна Хордаго, хотя бы потому, что у него было слишком много возможностей зарабатывать со своей дружиной на стороне Дорелии или Ти'арга, а то и вовсе претендовать на королевский трон. Как водится, по рукам ударили ещё прежде, чем невеста научилась ходить, а жених – считать дальше десятка. Так что Хелт знала о своём предстоящем месте; её с детства готовили в жёны наследника, точно какое-нибудь изысканное кезоррианское блюдо, засыпая специями хороших манер и покорности, поливая соусами чужих языков и морского дела.

Хелт (или Хелтингра, если уж на то пошло, – но Конгвар никогда не звал её этим жутким полным именем) была умна, даже слишком (по мнению многих при дворе) умна для женщины, но с годами научилась это скрывать. Она была крайне молчалива, но не робка, хоть и немного дичилась на первых порах. Она стала славной, как говорили старики, женой для Форгвина, верной его соратницей – в конечном итоге даже в распре с собственным отцом. Она умела достойно принять послов и подсказать мужу или тестю верный шаг для озвучивания на Совете, умела оценить оснастку боевых ладей и новые укрепления, одинаково легко управляла подготовкой к пиршествам и к обрядам в честь бога моря. Хелт была, кроме того, женщиной замечательной красоты – ледяной и величественной, как подобает дочери Альсунга.

Но всё это отступало перед одной простой вещью – очевидной, но непостижимой и губительной для Конгвара. Хелт была собой. И это меняло всё.

Хелт, супруга его брата, все эти годы была его страшной тайной, его отчаяньем и надеждой, когтями птицы на соколиной охоте, впивающимися в плечо, и веслом, ласково вонзавшимся в упругие волны. Она была ветром вокруг Чертога, и небом над его крышей, и паром у горячих источников, и гладью моря, алеющей в битвах. Она была тем, что выбивало из-под Конгвара привычную, прочную опору «рубахи-парня» с королевской кровью в жилах – его отчаяньем и надеждой, страстью и грехом. Хелт, она одна.

Раньше он не думал, что женщина может иметь такое значение. Но он, с другой стороны, и не смотрел никогда на Хелт, как на других женщин. С первого мига, увидев её на покачивающихся носилках, которые тащили двое пленных рабов, он вообще отделил её от всех прочих людей – и это казалось чем-то самим собою разумеющимся.

Это началось не сразу, конечно. Довольно долго они общались, как и положено деверю и невестке издалека, – то есть почти никак. Всё ограничивалось парой учтивых фраз на общих застольях, причём Конгвар каждый раз ощущал себя увальнем и тупицей: он не мог ни ввернуть редкое, но важное замечание, как Форгвин, ни разрядить обстановку удачной шуткой, как отец. Да что там – он и подумать тогда не смел, что такая женщина, как Хелт, может благосклонно посмотреть на такое недоразумение в роду, как он. И она действительно смотрела на него, словно на пустое место. Конгвар маялся: то скакал, как остервенелый, по пустынным полям, едва ненадолго сходил снег, то разъезжал по верфям, помогая с постройкой кораблей, то наведывался в рыбацкие посёлки и даже сам возился с сетями. Он старался загонять себя так, чтобы вечером падать в постель обессиленным, но ничего не спасало: ночи оставались отдельной, мучительной и унизительной историей. Он грыз простыни, ненавидя себя за кощунственные мысли, и был убеждён, что заслуживает самой страшной кары от богов, духов и людей.

А потом будто надломилось что-то невидимое, и одно мелкое обстоятельство, цепляясь за другое, привело к тому, что взгляд льдистых глаз Хелт стал внимательнее. В ней не прибавилось теплоты, но под белым высоким лбом явно велись какие-то сложные, слишком сложные для Конгвара, расчёты и умозаключения. В Чертоге в тот день отмечали какой-то из удачных набегов, где отличился и Конгвар, – он тогда потерял им счёт. Хелт уже была тяжела ребёнком Форгвина; она казалась здоровой и крепкой, и никто не предполагал, что она не доносит благополучно ни одно дитя. (Да и теперь один Конгвар, наверное, знал, что Хелт сама вызывала все свои выкидыши снадобьями из Долины Отражений).

Конгвар переборщил с каким-то южным вином, но больше был пьян от присутствия Хелт. Незадолго до полуночи, когда снег под луной стал похож на расплавленное серебро (ночь была ясная и морозная), он впервые узнал вкус её губ. И окончательно потерялся в колдовстве, которому не знал имени.

…На следующее утро после погребения Хордаго Хелт стояла в одном из открытых переходов Чертога – того, что отделял женскую половину от мужской. Конгвар увидел её из окна своей спальни – застывшую, как изваяние, вцепившуюся затянутыми в шерстяные перчатки пальцами в занозистые перила – и спустился, точно его кто-то окликнул по имени. Она смотрела вниз, во двор, где царила обычная хозяйственная беготня, и не оборачивалась, пока он не подошёл вплотную.

– Дым в воздухе, – произнесла она, и облачко пара собралось вокруг узкого подбородка. Конгвар взглянул сверху вниз на резкую линию этого подбородка, на ровный пробор в золотых волосах, видневшихся из-под капюшона, и вместо прежней страсти почувствовал жгучую, какую-то звериную тоску.

– Дым? – переспросил он, прочистив горло, и встал с ней рядом. Во дворе кололи дрова для очага в трапезной; топор мерно вздымался и опадал в мощных руках черноволосого раба-миншийца, и удары далеко разносились в прозрачном воздухе. Топорище отразило белизну снега, сверкнув Конгвару прямо в глаза, и почему-то он вспомнил лицо отца, обезображенное смертью… А ещё – рассказ Дорвига о волшебной твари, пошедшей против своего хозяина.

Кажется, и впрямь что-то в мире не так, раз магия выходит из-под контроля, а великих людей травят прямо на пирах.

В том, что отца отравили, Конгвар не сомневался, хоть королевский лекарь и уверял, что Хордаго давно подводило сердце. Более того – он даже не сомневался в том, кто именно это сделал.

– Дым от костра, – Хелт наконец взглянула на него – с обычным оскорбительным равнодушием. – Он ужасно чадил, и всё теперь им пропахло. Ты разве не чуешь?

Конгвар покорно потянул носом, но не почувствовал ничего, кроме холода и тонкого, еле уловимого травяного аромата. Хелт никогда не пользовалась южными духами или маслами, так что для него так и осталось загадкой, откуда на ней берётся этот исключительный, ей одной присущий запах.

– Нет. Тебе кажется, – он осторожно дотронулся до её расшитого рукава на предплечье – их явно никто не видел, и это вполне можно было принять за жест братского утешения. – Костёр был далеко отсюда, и всё давно выветрилось.

– Кажется… – Хелт странно улыбнулась, как бы через силу растянув тонкие губы. – Я ощущала его даже ночью, в своих покоях. Повсюду этот дым. И копоть, – проводив глазами топор миншийца, она снова подняла их на Конгвара – и он увидел, как чуть расширились её зрачки, поглощая безукоризненную голубизну. – Твою коронацию уже назначили?

Конгвар вздрогнул – ему неприятно было слышать от неё такой прямой вопрос. Взглядом он спросил, означает ли это, что они могут говорить совсем откровенно. Хелт наклонила голову.

– Пока нет, но сегодня собирается Совет. По меньшей мере пол-луны должно пройти в трауре… – он помолчал; язык точно истыкали иглами, и слова ни в какую не шли. – Ты обещала мне.

Хелт не ответила – только строптиво повела плечом, сбрасывая его ладонь.

– Ты давала слово, что не сделаешь этого.

– Я не давала слова. Ты знал, что я хочу этого, и знал, что могу, – Хелт помолчала. Конгвар понял, что кусает губы, как подросток, и просто не может смотреть на неё. Через двор прошли, бранясь, две кухарки – одна толстая, другая костлявая; обе казались измученными вознёй с поминальным обедом. – И ты никак не остановил это. Значит, согласился.

О да, как всегда, Хелт была права. Так всё и получилось. Только он понятия не имел, как теперь с этим жить.

Пересилив боль, стыд и отвращение, Конгвар спросил прямо:

– Кто подмешал яд?

– Какая разница? – Хелт – красивая, царственная, слабая женщина – сказала это совершенно спокойно, даже со скукой в голосе. – Это мог быть почти кто угодно, разве нет?… Не я сама, уж конечно.

– Разница есть, – подавить гнев оказалось сложнее, чем всё остальное. – Со мной под одной крышей живёт убийца моего отца, а ты хочешь, чтобы я не знал его имени?

– Ты знаешь имя. Хелтингра Альсунгская, – она опять улыбнулась – на этот раз с вызовом. – Можешь приказать схватить меня прямо сейчас, король Конгвар. Меня могут казнить под твоими окнами как изменницу. Что же ты медлишь?

– Прекрати, – тихо попросил Конгвар. Он ненавидел её за это глумление – и себя за то, что терпит его. – Я не имел в виду тебя. Мне нужен виновный. И не только мне. Слишком многие видели, как это случилось.

– И слишком мало кому действительно надо разбираться в причинах, – Хелт с насмешливым удивлением покачала головой. – Как в мужчине, воине выжила наивность мальчика?… Виновна я, Конгвар – и, может быть, ещё ты. Не ищи других, этим ты не спасёшься.

Конгвар провёл ладонью по лбу, и на ней осталась липкая испарина. Кажется, начинается лихорадка – немудрено.

– Это должно было случиться, – невозмутимо продолжала Хелт, и прекрасные глаза сверкали жестокостью снежного барса перед прыжком. – Мы оба знали это. Хватит дрожать, словно запуганные дети. Мы хотим одного и того же.

– Нет. Я до сих пор не понимаю, чего ты хочешь.

– Всё ты понимаешь, – Хелт наклонилась к перилам, подула на них, и участок дерева покрылся тонким слоем позолоты – как если бы на нём осела невидимая раньше пыльца. Конгвар в ужасе схватил Хелт за плечи и слегка встряхнул:

– Прекрати! Сумасшедшая, если бы кто-нибудь…

– Узнал, что я владею магией? – Хелт выгнула бровь, коротко усмехнувшись ему в лицо. – И что же? Нет теперь ни моего мужа, ни твоего отца, чтобы преследовать волшебников в Альсунге. Новые времена настали – привыкай… – Конгвар отпустил её и шагнул назад. Одного усилия, одного удара или сжатия пальцев на горле хватило бы ему, чтобы сломать её – такую хрупкую, такую озлобленную… Он много раз представлял себе такое усилие, но постоянно уходил побеждённым. – Я всего лишь показала, что хочу короны для тебя. Твоего величия, твоей славы. Ты должен быть правителем Обетованного – ты, а не ти'аргский король-калека или дорелийская безвольная рыбина.

– Правителем Обетованного… – повторил Конгвар, примеряя к себе звучание этих слов. Ничего не проснулось в нём, кроме ужаса и презрения к себе. – Правитель, блудящий с женой брата. Правитель, причастный к гибели отца… Что ты сделала со мной?

– Всего лишь указала тебе верный путь, – раздался утробный звук рога – первый из трёх сигналов к началу Совета. Первого Совета, открывать который Конгвару придётся самому. – Иди же, любовь моя, – в приятном голосе Хелт проскользнули змеиные, шипящие нотки. Конгвар не верил ей – никогда, ни мгновения во все эти годы она не любила его. – Совсем скоро все наши мечты станут явью.