Текст книги "Между сердцем и мечтой (СИ)"

Автор книги: Юлия Цыпленкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Граф Гендрик подчинился. Он поднял руку, чтобы придержать дверь, и я первой вошла внутрь. В молчании мы дошли до пруда. Я присела на скамейку и устремила взгляд на рыбок.

– Знаете, – произнесла я с улыбкой. – Нянька часто рассказывала мне сказки про морских обитателей, и когда мы приходили сюда, я всё ждала, что со дна поднимется Жабий царь, или появится раковина, слушая через которую, можно понять, о чем разговаривают рыбы. Я даже просила магистра Элькоса сотворить мне такую раковину.

– И что же? – спросил Элдер, присаживаясь рядом. – Сотворил?

– Да, – усмехнулась я. – Иллюзию. Правда, это я поняла позже, когда подросла. Но в тот день, когда он протянул мне морскую раковину и велел смотреть в воду и слушать, рыбки поднимались на поверхность и разговаривали со мной. Они называли меня по имени и рассказывали свои истории. Я сидела здесь так долго, что прослушала эти истории по нескольку раз. Это-то после и подсказало мне, что сделал магистр. Но в тот день я была самым счастливым ребенком на свете.

Я посмотрела на Элдера и увидела, что он улыбнулся, и поняла – граф, наконец, расслабился.

– Наверное, вы были прелестным ребенком, – сказал он и сам себе ответил: – Конечно, прелестным. Иначе и быть не может, раз уж выросли такой красавицей.

– Полноте, – отмахнулась я. – Не спорю, я миленькая, но бывают женщины и краше. К примеру, Амберли. Четкость ее черт поразительна. Как художник, вы не могли этого не отметить. У нее восхитительные глаза. Такие длинные ресницы, черные, как смоль. И брови тонки и изящны. Да и цвет глаз… Он не напомнил вам весеннего неба?

– Баронесса Мадести безусловно хороша, – не стал спорить со мной Элдер. – Однако ваша красота неоспорима. – Он ненадолго замолчал, однако вскоре посмотрел на меня и произнес: – Скажите, из чего вы сделали свой вывод, что мы с вами непременно будем несчастливы? Я согласился с вами в отношении брата, но почему не доверяете мне? Мое сердце…

– Остановитесь, – я подняла руку, предостерегая его сиятельство от громких заявлений. – Прошу вас самого задуматься о том, что вы собираетесь сказать.

– Я говорю о том, что знаю в точности. И данность такова, какова есть. Я к вам неравнодушен, даже больше…

Вновь вынудив его замолчать, я поднялась со скамейки и отошла к пруду. Присев, я опустила пальцы в воду. Несколько рыбок подплыли к моей руке, одна даже ткнулась в палец прохладным носом и уплыла, потеряв интерес, а следом за ней и остальные. За моей спиной послышались шаги. Элдер присел рядом. Его взгляд был устремлен на воду, он смотрел на мое отражение.

– Из чего сложилось ваше чувство? – спросила я и повернула к нему голову. – Не спешите с ответом. Я по-прежнему прошу вас задуматься. Учитывая, что вы совершенно не знали меня, как, впрочем, не знаете и теперь.

– Вы мне понравились, когда я впервые увидел вас, – ответил граф.

– Вы уже знали, что меня прочат вам в жены?

– Да, матушка говорила о том, что ваше семейство не прочь породниться с нашим. Она говорила это еще за год до вашего совершеннолетия, много рассказывала, описывала, какая вы. Отец одобрил, мне оставалось лишь дождаться вашего взросления, чтобы взглянуть на вас и дать окончательный ответ.

Я распрямилась, потерла руки и, дождавшись, когда его сиятельство встанет напротив, сказал:

– Стало быть, вы шли на смотрины. Вас приучили к мысли, что я ваша невеста. После вы обнаружили, что обещанная вам девушка не вызывает вашего отвращения, дали свое согласие на наш брак и уже почитали меня своей. Верно? И из этого родилась ваша привязанность. Я ведь правильно понимаю?

В его взгляде вновь было упрямство. Элдер некоторое время сверлил меня взглядом, кажется, желая опровергнуть, однако выдохнул и пожал плечами:

– Может и так. Только к чему вы это говорите, ваша милость? Когда мы встретились во второй раз, и вы показали себя в картинной галерее, мне понравилось то, что я увидел…

– Вы увидели, что я способна оценить ваш талант, и вам это польстило, – кивнула я. – Приятно думать, что у вас под боком будет жить ваш ценитель и поклонник, в котором вы будете черпать вдохновение. Я понимаю.

– Как же вы умеете приземлить возвышенное, – недовольно произнес Элдер.

– И этим я занимаюсь гораздо чаще, чем восторгаюсь, – усмехнулась я. – Поверьте мне, ваше сиятельство, когда мы разговаривали с вами на представлении Амберли, я была совершенно беспристрастной и искренней. И я повторяю, в отношении меня легче черпать вдохновение в дружбе, чем в любви. Вам рядом нужна душа нежная и романтичная, которая сумеет подарить вам тепло своей души и поддержит в ваших помыслах. Это не я. По моему складу характера, по устремлениям, по желаниям. Мы можем приятно общаться, можем быть искренны друг с другом, но как супруги, мы станем быстро далеки и разочарованы… вы будете разочарованы, когда обнаружите, что я не та, кого рисовало ваше воображение. А я не хочу делать вам больно…

– Однако делаете, – отмахнулся граф и отошел от меня. Он вернулся на скамейку, сжал пальцами ее край и спросил, глядя мне в глаза: – Кто для вас граф Дренг? Не говорите, что он вам друг. Друг не станет предлагать любых денег за портрет девушки, которая ничего для него не значит. Не будет падать на колени и молить продать ему полотно. Проклятье! Да он даже шантажировал меня!

– Падал на колени? – округлила я глаза. – Шантажировал?!

И я не сдержалась. Представив, как проходимец Дренг берет измором бедного Элдера, я расхохоталась. Боги! И всё это ради того, чтобы вывести короля из себя!

– Вас это забавляет? – возмутился граф. – Вы находите смешным поведение безумца? Или вам попросту приятно знать, что вытворял ваш поклонник ради вас?!

– Не ради меня, – мотнула я головой и постаралась успокоиться. Однако не преуспела и рассмеялась снова.

– А ради кого?! – воскликнул молодой Гендрик. – Ради чего вообще нужно было вторгаться в мой дом, будто завоеватель в павшую крепость? – Я расхохоталась с новой силой, и Элдер оскорбился. Он поднялся со скамейки. – С меня довольно. Прощайте, ваша милость.

Он тряхнул головой, обозначив поклон, и, чеканя шаг, зашагал прочь. Прикрыв рот тыльной стороной ладони, чтобы скрыть широкую улыбку, я поспешила за ним. Забежала вперед, так преградив путь, и воскликнула:

– Простите, ваше сиятельство! Я вовсе не желала вас обидеть, поверьте… – Смешок все-таки прорвался наружу, и бедный Элдер вздернул подбородок.

– Долго еще вы будете издеваться надо мной? – сухо спросил он.

– Простите великодушно, – повторила я. – Клянусь, я не издеваюсь над вами и не насмехаюсь. Да, представляя Дренга, я не могу удержаться от смеха, но это вовсе не умаляет моего к вам доброго расположения.

– Ради кого он пришел за портретом? – глядя в сторону, немного капризно спросил граф.

– Скорей, ради чего, – ответила я с улыбкой. – Граф Дренг обладает своеобразным чувством юмора, и мой портрет понадобился ему, чтобы заставить нервничать кое-кого.

– Кого?

– Скажем так, человека, который обидел меня, – уклончиво ответила я. – Мы и вправду с ним приятели, если можно так сказать. Между нами не существует никакой связи или видов на совместное будущее. А о том, что он забрал у вас мой портрет, я узнала только от другого моего друга – барона Гарда. Меня даже обидело, что я сама еще не успела его увидеть.

Последнее я сказала для того, чтобы показать Элдеру, что интерес к его работе у меня имеется. Я надеялась, что это его успокоит.

– То есть вам бы хотелось, чтобы я написал ваш потрет, но уже для вас? – он наконец посмотрел на меня.

– Разумеется, – улыбнулась я. – Как и нас с Амберли. Мы ведь говорили об этом.

Элдер опять отвернулся, постучал носком ботинка по полу, а после ответил:

– Когда я могу приступить к работе?

– К примеру, завтра, – ответила я. – Если, конечно, вы свободны.

– Значит, завтра, – кивнул граф, а после усмехнулся: – Для друзей у меня всегда найдется время.

– Вы замечательный, – с улыбкой сказала я и пожала ему руку. После отступила на шаг и произнесла: – Давайте вернемся, не хочу оставлять Амберли надолго.

Элдер ответил вопросительным взглядом, но вдруг нахмурился, и теперь я с немым вопросом смотрела на него я, пытаясь понять, о чем подумалось его сиятельству.

– Что вас угнетает? – спросила я.

Он отрицательно покачал головой и прошел вперед. Пожав плечами, я последовала за графом. Он открыл передо мной дверь, однако сам же и заступил дорогу, кажется, решившись высказаться. Я отступила, сохраняя между нами расстояния. Мне было неведомо, что хочет сказать его сиятельство, но решила за благо избегать всякой близости. Все-таки его чувства еще не покинули души впечатлительного художника. Элдер заметил и едва заметно поморщился:

– Я вам неприятен?

– Отчего вы так решили? – спросила я. – Я всего лишь сохраняю расстояние, предписанное этикетом.

– Да, конечно, простите, – смутившись, пробормотал Элдер. – Что-то я во всем вижу дурное для себя… Но… Ваша милость, раз уж мы говорим с вами прямо и без обиняков, то позвольте задать вам вопрос. – Я кивнула, подбадривая его, и граф продолжил: – Возможно, я показался вам скучным, возможно, вы не увидели во мне привлекательности, но разве же тот, кто сидел подле вас в гостиной, лучше, чем я? Я наслышан об этом молодом человеке и хочу предупредить…

Я в третий раз подняла руку, останавливая его, и укоризненно покачала головой.

– Ваше сиятельство, я тоже наслышана о нем. Можете мне поверить, что, отказав такому приличному человеку, как вы, я ни за что не выберу легкомысленного повесу.

– Но он встал следом за нами, будто имеет какое-то право сопровождать вас, а сейчас вы желаете вернуться, – неожиданно разгорячился его сиятельство. – И как же это понимать?

Мне вдруг подумалось, что Гендрик может быть весьма утомительным. К тому же его ревность… Вот уж чем меня не удивишь, так это ревностью. Меня уже ревновали да так, что даже на магистра, этого мужчину почтенного возраста, смотрели с подозрением и недовольством, когда он позволял себе вольное обращение. Но если королю я не могла высказать своего недовольства, то Элдеру указать на его место была способна. И лишь прежнее желание не обижать впечатлительного молодого человека остановило меня еще до того, как я открыла рот. А потому я только снова покачала головой.

– Ваше сиятельство, вы совсем меня не слушаете. Я говорила вам, что хочу вернуться поскорей из-за своей сестрицы. Амберли чиста и наивней меня, а потому я не хочу, чтобы игры графа Гамариса она приняла за чистую монету. И пусть этот молодой человек не сумеет более приблизиться к баронессе Мадести, но я хочу уберечь ее от увлеченности мужчиной, который завтра уже будет флиртовать с другой девушкой. А что до того, что барон Трикстер собирался последовать за нами, то мне до его порыва нет никакого дела. И уж точно вам скажу, если бы он вдруг вздумал волочиться за мной, то так мягко, как с вами я бы уже не разговаривала.

– Так это было мягко?! – искренне изумился Элдер.

– Более чем, – заверила я. – А теперь поспешим. Я хочу быть уверенной, что моя сестрица в безопасности.

– Вы слишком опекаете ее милость, – заметил граф Гендрик, и я пожала плечами:

– Она моя родственница, и я люблю Амбер всей душой. А потому желаю ей только счастья, но уж никак не разбитого сердца. И на страже ее покоя я буду стоять так же твердо, как Роннская крепость, а ее не смогло разрушить даже время. Идемте, – уже жестче произнесла я, и его сиятельство покорился.

Мы покинули зимний сад и направились к лестнице. Элдер молчал, но поглядывал на меня, будто хотел сказать что-то еще, но не решался. В этот раз я не стала задавать вопросов, затаенные мысли графа мне были неинтересны. На мой взгляд, мы выяснили всё, что только оставалось между нами, а остальное было уже лишним. Тем более, такая блажь, как ревность его сиятельства.

– Скажите, ваша милость, – всё-таки решился Элдер, – а что за человек… ну, тот, кого хотел задеть граф Дренг? Что вас связывает?

Я невольно усмехнулась и пожала плечами. Что могло нас связывать? Теперь уж и не знаю. Убедиться в словах Гарда, что король всё еще борется с собой, у меня не было случая. Тогда в театре, когда я видела его с новой фавориткой, после антракта ничего не последовало. Хоть я и поменялась с батюшкой местами, но государь на второй акт не явился. Он отбыл еще в антракте, оставив сообщение для артистов и публики о важном и спешном деле. Мне осталось, скрипя зубами от досады, лицезреть пустую ложу. А более у нас не было случая свидеться. Да и Фьер пока не навещал меня, занятый службой, чтобы рассказать хоть что-то занимательное. Впрочем… я не была уверенна, что хочу знать, какое еще блюдо затащил в свою постель Его Величество.

– Так что он? – вернул меня в родной особняк граф Гендрик.

– Эта история вовсе неинтересна, – ответила я. – Всего лишь дворцовые интриги. Лучше скажите, Дренг хотя бы щедро оплатил свое измывательство над вами?

– Я отказался от всяких денег, – усмехнулся его сиятельство. – Он до того вывел меня из себя, что я просто вручил ему ваш портрет и велел убираться. Впрочем, на следующий день мне доставили вознаграждение за мою работу и страдания. Более чем щедрую.

– Все-таки в его сиятельстве совесть осталась, – улыбнулась я.

К этому моменту мы подошли к гостиной, и всякий разговор на интересовавшую Элдера тему прекратился сам собой. При виде нас с графом, матушка поднялась навстречу. На губах ее играла приветливая улыбка. Она раскинула руки и двинулась навстречу:

– Дети мои, вот и вы вернулись к нам.

Мне бы хотелось донести до родительницы, что это лишнее, и ее радость преждевременна, но мы были окружены зрителями, а потому вступать в спор с ее милостью было верхом неприличия и грубости. А потому я просто сдержанно улыбнулась. А тем временем матушка подошла к нам с его сиятельством. Она поцеловала в лоб сначала меня, после графа, успевшего скосить на меня глаза. Я осталась невозмутима. Однако едва баронесса Тенерис отступила, я поспешила к сестрице, оставив Элдера отвечать на вопросы моей родительницы, как ему показался наш дом.

Амберли теперь стояла у окна. Рядом с ней, явно рисуясь, устроился на подоконнике Рэйг Гамарис. Возле окна привалился плечом к стене барон Трикстер, а еще… подле них стояла наша постная девица с вечно унылым лицом – Граби Набо. Она и сейчас была уныла, даже тень улыбки не кривила ее губы, но взгляд не отрывался от Гамариса, и пока тот продолжал заливаться соловьем перед Амбер, Граби прожигала дыру в столичном хлыще.

– Сестрица, – позвала я, не обращая внимания на то, что Рэйг продолжал красоваться перед дамами, о чем-то разглагольствуя.

– Ваша милость! – воскликнул Трикстер. Он заметно оживился и поспешил мне навстречу: – Наконец-то вы снова с нами. Признаться…

– Прошу простить, – с холодной вежливостью произнесла я и, обойдя барона, приблизилась к Амберли, скользнувшей по мне рассеянным взглядом. Я сжала ее локоть: – Дорогая, удели мне минуту внимания.

– Шанни, милая, послушай, что рассказывает… – начала Амбер, и я сильней сжала ее локоть. Охнув, она посмотрела на меня обиженным взглядом.

– Прошу нас простить, – сладко пропела я. – Мы покинем вас совсем ненадолго. Идем, дорогая, мне нужна твоя помощь. – После нашла взглядом Элдера, и моя улыбка стала приветливой: – Ваше сиятельство.

– Мне было больно, – тихо пожаловалась всё еще обиженная на меня сестрица.

– Боль отрезвляет, – ответила я. – Когда боль во благо, на нее не обижаются.

Амбер фыркнула, но уже через мгновение на ее лице появилась полагающаяся случаю доброжелательная улыбка, когда граф Гендрик подошел к нам. Баронесса Мадести была прекрасной ученицей и премудрости своей наставницы – баронессы Элиен Тенерис впитала в себя, как губка. Даже желая вернуться туда, откуда я ее добыла, Амберли излучала приветливость и дружелюбие, будто бы весь вечер только и ожидала момента, когда сможет поздороваться с гостем.

– Помнишь ли, дорогая, его сиятельство? Граф Элдер Гендрик был представлен тебе на твоем празднике, – произнесла я, глядя на сестрицу.

– Разумеется, – со всей искренностью ответила сестрица: – Ваше сиятельство, я так рада вновь видеть вас под нашим гостеприимным кровом.

– Признаться, и я рад быть здесь, – склонил голову Элдер. – Приятно ли проходит ваш вечер?

– Вечер выдался замечательным, – улыбнулась Амбер, и я вклинилась в беседу:

– Дорогая, ты ведь еще, наверное, не знаешь, но его сиятельство восхитительно рисует. Его картины столь великолепны, что изображенное на них кажется живым и настоящим.

– Правда? – глаза сестрицы широко распахнулись: – Ах, как бы мне хотелось увидеть ваши картины, – прижав ладонь к груди, возвестила баронесса Мадести.

– Я был бы польщен, ваша милость, – с улыбкой ответил Элдер, и я вновь заговорила:

– Ваше сиятельство, а ведь моя сестрица тоже рисует. Более того, она давно мечтает, чтобы ее работы посмотрел настоящий мастер и дал совет. Верно, дорогая?

– Ох, Шанни, – зарумянилась она, но кивнула и смущенно потупилась.

Теперь я опять смотрела на Гендрика, и граф, не менее воспитанный, чем баронесса Мадести, ответил:

– С удовольствием посмотрю на ваши работы, баронесса, когда вам будет удобно.

– Почему не сейчас? – спросила я с показным недоумением: – Вы здесь, вечер только начался, и отчего же пренебрегать интересной беседой? Как вы считаете, ваше сиятельство?

– Совершенно с вами согласен, – сказал Элдер.

Чего бы он ни желал на самом деле, но отказаться и обидеть двух девушек не мог. А потому я обратилась к Амберли:

– Ну что же ты, милая сестрица? Граф Элдер любезно согласился исполнить твою мечту, а потому не теряй времени. Принеси свой альбом, а заодно возьми карандаш. Быть может, его сиятельство решит что-то изобразить, чтобы указать тебе на некие приемы, о которых ты говорила.

– Прошу меня простить, я ненадолго оставлю вас, – сказала Амбер, присев в неглубоком реверансе.

А еще через минуту она устремилась к себе в комнаты за альбомом и карандашом. Я нашла, чем занять ее и молодого Гендрика. Ему я могла доверить мою сестрицу. Да и рисовала Амберли недурно, на мой взгляд, а его сиятельство был способен оценить ее работы, так что остаток вечера они провели за беседой, а после граф взялся рисовать портрет баронессы Мадести в карандаше. Мне оставалось лишь с умилением взирать на них. В любом случае от опасного влияния несерьезного человека я свою родственницу избавила, чем была весьма довольна.

Что до обоих повес, то их внимание я отвлекла на себя, не позволив мешать общению сестрицы и графа Гендрика. Да мне и не пришлось особо усердствовать, оба молодых человека с готовностью переключились. И если поначалу Гамарис еще поглядывал в сторону Амберли, то вскоре утерял интерес, едва понял, что его дичь поглощена беседой с другим мужчиной, в которую втянулась достаточно быстро, как и Элдер, и я только могла себя поздравить с тем, что удачно выбрала рисование, как предлог для их разговора.

Зато мне досталось сомнительно удовольствие любоваться на двух самовлюбленных павлинов, хвосты которых были до того широки, что за ними уже не было видно света люстры в гостиной. Однако особо устать от чужой бравады я не успела, помощь пришла, откуда не ждали. Моя дорогая и неповторимая Граби Набо! Она не произнесла ни слова за всё время, что сидела рядом со мной и молодыми людьми. Ее милость даже не пошевелилась, если не считать поворот головы то в одну, то в другую сторону, когда Рэйг Гамарис пытался сбежать из-под ее пристального взора.

Он даже вставал за нашими спинами, но юная баронесса Набо всё равно выбирала такое положение, из которого могла наблюдать за своим кумиром. И когда он присел рядом с Трикстером, сидевшим рядом со мной, ее милость поднялась на ноги и теперь стояла напротив, продолжая доводить графа до белого каления.

Признаться, я не видела в его сиятельстве ничего примечательного и притягательного. Он был заурядной внешности, и только его самоуверенность и умение преподать себя в выгодном свете давали Гамарису хоть какую-то иллюзию привлекательности. В нем не ощущалось особой твердости характера, мужественности или благородства. Даже умным я бы его не назвала, но Граби продолжала пожирать его взглядом, впрочем, ни на минуту не сменив пресного выражения на лице. Однако это была «странная Граби», а потому имела право на такое же странное увлечение, пусть и обреченное на крах, – Рэйг был к ней совершенно равнодушен. Он распылялся передо мной и Амберли, но баронесса Набо не вызывала в нем желания даже заговорить с ней о погоде.

– Проклятье, – тихо зарычал бедолага Гамарис. – Боги знают, что. Простите, ваша милость, – он поднялся на ноги, устав бороться с пристальным вниманием своей поклонницы. – Я вынужден откланяться. Однако надеюсь, что мне будет позволено посетить ваш дом еще не раз.

– Всего доброго, ваше сиятельство, – сдержано улыбнулась я.

Рэйг склонил голову, а после устремил на приятеля, явно не желавшего уходить, не менее пристальный взгляд, чем тот, которым смотрела на него Граби. Трикстер поджал губы и остался сидеть на месте.

– Вел, ты заставляешь себя ждать, – не дождавшись понимания, произнес его сиятельство. – Если память мне не изменяет, то в окончании вечера у нас было важное дело.

Барон ожег приятеля недовольным взглядом, но все-таки встал со вздохом полным сожаления и склонил голову:

– Мне очень жаль, но у нас и вправду осталось дело, не терпящее отлагательств, – сказал он. – Прошу великодушно простить, что покидаем ваше чудесное общество, ваша милость, и, как и граф, надеюсь на новую встречу.

– Всего доброго, – без лишних заверений ответила я. – Приятного окончания вечера.

– Опасаюсь, что без вашего общества вечер перестанет быть приятным, – сказал Трикстер, и Гамарис, доведенный взглядом Граби до бешенства, дернул за собой барона, и они направились к выходу.

– Неужто он вам и вправду нравится? – спросила я баронессу Набо.

– Вам не понять, – ответила она высокомерно, а после отошла.

– И не поспоришь, – усмехнулась я себе под нос и направилась к родителям, не желая мешать Элдеру и Амберли, даже не заметивших, как исчезли граф с бароном.

А вскоре ушли и супруги Набо с дочерью. И остаток вечера я провела за скучнейшим и совершенно невразумительным монологом молодого графа Аррогана, даже жалея, что Граби изгнала более интересных собеседников. И пусть болтовня их была пустой, но хотя бы складной.