Текст книги "Между сердцем и мечтой (СИ)"
Автор книги: Юлия Цыпленкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Какое любопытное напутствие, – усмехнулся барон.
– Шанриз заслужила немного баловства, – ответил граф, а матушка проворчала:
– Оно и видно, ваше сиятельство, вы уже балуете ее милость, коль настаиваете на том, что мы всегда запрещали.
Дядюшка улыбнулся, после склонил голову, прощаясь, и покинул нас, а я вдруг ощутила пустоту, будто лишилась чего-то необходимого, что делало меня цельной. Понимала, что это всего лишь минута блажи, которая пройдет вскоре, и что я просто привыкла к тому, что его сиятельство всегда где-то рядом, но его уход искренне расстроил меня. Однако показать это родителям было бы верхом неблагодарности, и потому я обернулась к матушке с батюшкой и широко улыбнулась:
– Как же я скучала по вас, мои дорогие родители, – сказала я, и баронесса вновь завладела своей дочерью под тихое хмыканье барона.
Амберли появилась спустя час. Она вошла в гостиную, где мы сидели, и, охнув, поспешила было ко мне, но вдруг остановилась и с неожиданной светской вежливостью поздоровалась:
– Доброго дня, ваша милость. Отрадно видеть вас под отчим кровом. Мы все по вас сильно скучали.
– Я всегда гордилась манерами Амберли, – произнесла матушка. – И ее сдержанностью.
Я гордости не ощутила, только недоумение. Изломив бровь, произнесла:
– Вот как. Отрадно слышать, ваша милость. – И вдруг поймала себя на том, что невольно подражаю государю, избрав и его мимику, и слова, и их выражение.
Фыркнув, я поднялась со своего места и, извинившись перед родителями, попросила сестрицу уделить мне минуту внимания. После вывела ее из гостиной и утянула за собой в соседнюю комнату. И уже там возмутилась:
– Ты совсем без меня одичала от всех этих нравоучений. Это ли встреча сестер?
– Вы… – начала Амберли, но увидев, как я покривилась, исправилась: – Ты выглядишь совсем как великосветская дама, я растерялась. Все-таки ты жила при Дворе…
– И это повод не обнять меня? – строго вопросила я. – Тогда я напомню, каково это – сердить Шанни Тенерис, – и мои пальцы запорхали по ребрам воспитанной девицы.
Она привычно взвизгнула, и это звук показался мне сладчайшей музыкой на свете.
– Боги! Шанни! Ха-ха…
Я порывисто прижала к себе Амбер и призналась:
– Я ужасно соскучилась по тебе, сестрица.
– Я тоже, дорогая, – ответила она с улыбкой. – Без тебя в доме совсем тихо. Ужасная тоска. Твоя матушка даже поучала в два раза меньше обычного, а один раз рассказала мне про очередное злоключение девицы О, когда я плохо сделала реверанс. А мне она про О никогда не рассказывала до этого.
– И что же приключилась с нашей бедняжкой? – живо заинтересовалась я.
– Ее ноги сломались под тяжестью тела, когда О не смогла присесть правильно, – хмыкнула Амберли. Я рассмеялась, а сестрица продолжила: – Так что ты не можешь не отметить нашей общей тоски без тебя. И я безумно рада, что ты вернулась. А еще хочу услышать всё-всё-всё! – воскликнула она.
– Обязательно, – кивнула я. – Вечером мы с тобой наговоримся. Но сейчас нужно вернуться, матушка еще не до конца обрушила на меня свою заботу. Не хочу ее обидеть.
– Разумеется, – серьезно ответила сестрица, и я окончательно признала свою любимую родственницу.
Взявшись за руки, совсем как в детстве, мы вернулись в гостиную.
– Мы слышали непристойные визги, – заметила баронесса, устремив на нас суровый взгляд. – Этих возмутительных звуков мы не слышали вот уже полгода, и мне думалось, что вы и вправду повзрослели, дитя мое. Однако я вынуждена констатировать со всем прискорбием – вас не в силах изменить даже служба королевской тетушке.
Батюшка отодвинул газету, которую читал, и, взглянув на нас с Амберли, усмехнулся:
– Вольный ветер не усмирить.
– Прелестно, – подвела итог баронесса и вдруг легко рассмеялась.
Глава 2
В окно стучал унылый осенний дождь. Открыв глаза, я повернулась на бок и некоторое время смотрела на тонкие дорожки, бежавшие по стеклу, после перевела взгляд на тяжелое серое небо и протяжно вздохнула. Похоже, весь день обещал быть унылым. Натянув теплое одеяло до подбородка, я снова попыталась уплыть в сладостную дремоту, однако сон не шел – я выспалась.
– Досадно, – буркнула я и села на кровати.
После спустила ноги на пол, замоталась в одеяло и прошла на цыпочках к окну. По лужам, успевшим затопить дорожки и газоны, плыли желтые пожухлые кораблики опавших листьев. Поджав губы, я некоторое время смотрела на эту безрадостную картину, потом дохнула на стекло. В мутном пятне я написала две буквы «И. С.», усмехнулась, стерла их и, решительно тряхнув головой, направилась к прикроватному столику, где стоял колокольчик. Минута меланхолии миновала.
Позвонив в него, я обозначила свое пробуждение, и дверь в спальню открылась. Первой вошла деловитая Тальма. Она бросила себе за спину сердитый взгляд, после расплылась в улыбке и поклонилась:
– Доброго утра, ваша милость, хорошо ли вам почивалось? – после обернулась и объявила: – Входите. Ее милость изволили проснуться. Ну, что топчитесь, растяпы?
В спальню впорхнули горничные. Они как-то боязливо покосились на мою верную служанку и кинулись врассыпную. Двое застилали постель, еще две понесли ведра с горячей и холодной водой в умывальню.
– Тальма, ты – тиран, – резюмировала я увиденное.
И это было правдой. Моя служанка, такая покладистая и заботливая, когда дело касалось меня, неожиданно проявила твердый характер и даже высокомерие, обрушив всё это на местную прислугу. Она командовала горничными и лакеями, если нужно было обслужить мою милость или убраться в моих комнатах. У меня невольно сложилось впечатление, будто она моя прим-фрейлина, а я сама королева. Это позабавило. Впрочем, в моей Тальме просыпался тиран только в моменты заботы обо мне. На хозяйскую половину она не посягала и никого там не трогала.
– Во всем нужен порядок, ваша милость, – ответила она, подав мне теплый халат. – Что же это вы босиком-то? Полы уже холодные, а вы даже не пожелали, чтобы камин затопили с вечера.
– Сегодня пусть затопят, – согласилась я.
– Ну что там? Проснулась?
Послышался голос моей матушки, пришедший разбудить меня и пожелать доброго утра. На сегодня она нам наметила немало дел.
– Ой, – Тальма юркнула мне за спину и шепнула: – А вот и тиран тиранов пожаловали.
Я прыснула в кулак, но когда старшая баронесса вошла в спальню, я успела справиться с приступом смеха, вызванного словами служанки. Главный деспот этого дома и гроза маленьких тиранов вошла в мою спальню и лицо ее смягчилось.
– Дитя мое, как же отрадно видеть вас.
– Матушка, я здесь уже третий день, – улыбнулась я и шагнула навстречу, чтобы подставить лоб для утреннего материнского поцелуя.
– И через столько же уедете снова, – вздохнула родительница и деловито потерла руки: – У нас слишком мало времени, Шанни. Приводите себя в порядок, спускайтесь в столовую, а после мы отправимся в столицу. У нас столько дел, столько дел! – воскликнула баронесса и, всплеснув руками, направилась на выход, не забыв сказать напоследок: – И не вздумайте медлить, иначе я напомню вам, что было с девицей О, когда она не желали слушать своей матери.
– Я вскоре буду, ваша милость, – ответила я и обернулась к Тальме: – Действуй, мой дорогой тиран.
– Слушаюсь, ваша милость, – поклонилась мне служанка и поспешила готовить мой сегодняшний наряд.
Вскоре я входила в столовую, где сидели матушка и Амберли. Отец уже успел позавтракать и уехать куда-то. Я не спрашивала – куда, и без того было понятно, что все мы сейчас подчинены одному действу – празднику Амбер. Его готовили с неменьшим тщанием, что и мое совершеннолетие. Платье, пошитое сестрице к этому дню, я уже видела. Амберли, румяная от удовольствия, показала мне его еще в день моего приезда. Наряд и вправду был восхитителен, матушка постаралась на славу. И драгоценный гарнитур уже ждал своего часа, чтобы украсить еще одну юную баронессу из рода Доло, милые туфельки на каблучках лежали в коробке, обтянутой атласом – продумано и подготовлено было всё до самой последней шпильки.
К вечеру мы ожидали прибытия магистра Элькоса, которого должен был привезти дядюшка. Моя радость и предвкушение встречи были понятны, я сгорала от нетерпения узнать, что произошло во дворце за эти три дня, и как поживает Его Величество. Прекрасно понимая, что три дня – не тот срок, который может изменить давно устоявшийся порядок придворной жизни, я отчего-то ожидала новостей.
Впрочем, я попросту успела соскучиться в тишине родного дома по другим стенам, а может и не по стенам, а по их хозяину, не покидавшего моей головы, как бы я этому не сопротивлялась. Наверное, виной тому было обстоятельство, что здесь я не искала его взглядом, не надеялась в глубине души на случайную встречу, потому что ничего подобного в особняке баронов Тенерис произойти не могло. И вот это отсутствие надежды и заставляло меня грустить там, где надеялась выдохнуть и привести мысли в порядок. Конечно же, грусть моя была затаенной, при родителях и сестрице я продолжала сверкать улыбкой.
– Нужно заехать к портному и выбрать вам платье на торжество, – сказала матушка, когда завтрак подошел к концу. – Жаль, что мы не можем пошить его, так как времени совсем не осталось, так хотя бы купим что-нибудь примечательное.
– Я привезла с собой платье на торжество, – возразила я.
– Неужто вы собираетесь прийти на столь важный день для вашей сестры в поношенном платье? – взметнула брови в деланном изумлении ее милость.
– Матушка, этого платья я еще не надевала…
– Глупости! – прервав меня, воскликнула родительница. – Не желаю слушать этой чепухи. Я подберу вам наряд, и закончим на этом споры.
Коротко вздохнув, я кивнула, не желая спорить. Мне было понятно, что матушка хочет позаботиться обо мне, и в этом я не стала ей мешать, лишь бы наряд мой не оказался богаче платья Амберли. Уж чего, а затмить сестрицы я вовсе не хотела, но в этом я точно не уступлю баронессе. То платье, которое привезла с собой, я посчитала наиболее подходящим. Оно было прелестно, но не вычурно, нарядно, но не настолько, чтобы вызывать восторженные вздохи. Как раз в той самой излюбленной манере дядюшки, когда он говорил: «Скромно – не значит бедно». Но старшую баронессу Тенерис подобное не устраивало, оставалось лишь покориться и зорко следить, чтобы она не переусердствовала.
– Как бы и мне хотелось поехать с вами, – вздохнула Амберли.
Матушка, уже поднявшаяся из-за стола, подошла к ней и ласково потрепала по щеке:
– Терпение, дорогая, осталось всего два дня, и вы получите право выбираться на люди.
– Ах, скорей бы, – вздохнула сестрица.
Родительница направилась к двери, а я нагнулась к уху Амбер и шепнула:
– Ты еще сама будешь просить закрыть тебя дома, когда к особняку выстроиться очередь из женихов.
– Шанни! – возмущенно воскликнула сестрица.
Показав ей язык, я поспешила за матушкой, но обернулась и рассмеялась, потому что Амбер состроила уморительную рожицу, дразня меня в ответ.
– Девочки, я всё вижу, – не оборачиваясь, произнесла ее милость. – Ваше поведение возмутительно и не подобает взрослым дамам.
– У девицы О, к примеру, от гримас лицо сморщилось, а после и вовсе отвалилось, – припомнила я, и родительница важно кивнула:
– Именно так, дитя мое. Я рада, что вы не забыли мою науку. Огорчает лишь то, что не следуете ей.
А еще через полчаса мы сели в карету и отправились в столицу. Матушка, подтянутая и строгая, поглядывала в окошко и молчала, я тоже не спешила заводить бесед. Сейчас меня вообще не угнетали никакие мысли, и я просто получала удовольствие от прогулки, пусть и в закрытом экипаже. Дождливое утро неожиданно сменилось солнечным днем, и краски осени запестрели ярким золотом, перемежаясь с рубиновыми и изумрудными вкраплениями.
Когда мы уже въезжали в город, мимо нас неспешной рысью проехал всадник на рыжем коне, и я вспомнила о моем Аметисте, на котором мне довелось прокатиться всего пару раз с того времени, как лошадей ее светлости доставили в столичную конюшню, не всех, только тех, о ком она распорядилась. Хвала Богам, среди них оказался и мой любимец.
– Знаете ли, матушка, с каким занимательным скакуном мне довелось свести знакомство? – начала я, а вскоре углубилась в рассказ о чудачествах моего Аметиста, с теплотой и нежностью вспоминая самого забавного жеребца, которого мне когда-либо довелось видеть.
Родительница слушала меня с интересом, но менее десяти минут моего повествования уже весело смеялась над проделками коня-афериста. Порой она махала на меня рукой, заверяя, что я всё выдумала, потому что такого не бывает. Тогда я возмущенно взмахивала руками и призывала в свидетели графа Доло, грозясь стребовать с него подтверждение моей правоты. Так что до портняжной лавки, которую держал любимый портной ее милости, мы добрались, вовсе не заметив дороги.
К моему облегчению, битвы за платье не было. Моя родительница, хоть и с сожалением, но купила платье, на которое я указала.
– Амберли должна быть восхитительна, – уговорила саму себя баронесса, и наряд был выбран.
После мы побывали у ювелира, где мне было куплено новое ожерелье и браслет с сережками «к новому платью». Затем была обувная лавка, откуда мы вышли с туфельками, без которых наряд «не играл». Потом побывали у цветочника, затем у кондитера, но уже ради дня рождения Амберли. И, наконец, матушка выдохнула и сообщила, что желает навестить свою добрую подругу, мне осталось вздохнуть и следовать за родительницей.
Особняк графа Гендрика и его супруги был мне знаком лишь наглядно. Большой, в три этажа, красивый белоснежный с голубой выпуклой крышей, он всегда казался мне чем-то воздушным и… кондитерским, вроде крема на пирожном. До этой минуты я видела его только в окно кареты, когда мы проезжали мимо, и матушка показывала на него, но внутри не была ни разу. Причиной тому были правила, не позволявшие девицам появляться на людях до совершеннолетия. Если бы у их сиятельств были дочери и только дочери, то мы могли бы ездить к ним в гости, но у графской четы имелось два сына и ни одной дочери, а потому порог трехэтажного и вычурного особняка я перешагнула впервые.
Что я знала о здешних обитателях? В общем-то, ничего. Только то, что могла уловить из разговоров родителей, но так как графы Гендрик для меня не были любопытной темой, то и услышанное я не запоминала. Впрочем, графиня бывала у нас дома, и ее я знала. Приятная женщина отменного здоровья. Она мне всегда казалась похожей на булочки нашей кухарки, румяные, в сахарной обсыпке. Да и пахло от ее сиятельства также – ванилью. Графиня Гендрик была улыбчивой простодушной женщиной, но каков ее норов я всё равно затруднилась бы сказать, потому что обменивались мы с ней примерно одними и теми же фразами:
– Доброго дня, ваше сиятельство.
– Ах, какой прелестный цветочек, – отвечала она, потрепав меня за щеку, а после добавляла: – Слушайтесь родителей, дитя, и почитайте Богов наших.
Вот и весь диалог. Ее супруга и одного из сыновей я видела на своем дне рождении, но спросите меня, что я о них запомнила, ответа не будет. Гостей было так много, что я тогда едва запомнила третью часть. А после дядюшка забрал меня во дворец, и больше я с семейством Гендрик не встречалась.
– Элиен, душа моя!
Графиня сама вышла нам навстречу. Она приветствовала мою матушку, после перешла ко мне и протянула руку, чтобы потрепать по щеке. Я отступила назад и вежливо, но прохладно улыбнулась:
– Это лишнее, ваше сиятельство, я уже не ребенок. Доброго дня, госпожа графиня.
Графиня с легким замешательством воззрилась на меня, но вскоре вновь улыбнулась и согласно кивнула:
– Разумеется, Шанриз…
– Ваша милость, – поправила я ее. – Мне приятно вновь увидеть вас, госпожа графиня, но я вынуждена напомнить – я уже не ребенок.
– Шанни, – матушка устремила на меня возмущенный взгляд.
– И, тем не менее, – ответила я.
– Прошу простить мою супругу, – послышался новый голос. Граф Гендрик спускался к нам по лестнице. – Разумеется, вы уже не дитя, ваша милость. Простите уж ее сиятельству вольность, баронесса. Доброго дня.
Он поклонился моей матушке, поцеловал ей руку, после остановился напротив меня, окинул взглядом и склонил голову:
– Доброго дня, – повторил граф, но руки, разумеется, целовать мне не стал.
– Доброго дня, ваше сиятельство, – ответила я. – Рада вновь видеть вас.
Хозяин особняка учтиво улыбнулся и повел рукой в приглашающем жесте:
– Добро пожаловать, милые дамы.
Он подал мне руку, я приглашение приняла. Матушка и графиня шли за нами, и я услышала, как ее сиятельство произнесла негромко:
– Ох, Элиен, я будто дитя малое. Хоть это и странно, но я чувствую себя именно так.
– Это всё жизнь во дворце, – вздохнула баронесса. – Девочка несколько переменилась, но, уверяю, это всё та же малышка Шанни.
Не знаю, слышал ли их граф, но я сделала вид, что не расслышала. Стыдиться мне было не за что, а вот терпеть, пока меня будут трепать за щеку, совершенно не хотелось.
– Как ваше здоровье, ваша милость? – спросил граф, должно быть, чтобы заполнить молчание, царившее между нами.
– Благодарю, всё хорошо, – ответила я с прежней вежливой улыбкой.
– Прошу великодушно простить меня, баронесса, но не могу не спросить, – его сиятельство бросил на меня взгляд: – Вас угнетает, когда в вас видят дитя? Вы ведь так юны еще, что неудивительно подобное обращение.
– Вот уже полгода, господин граф, никто не видит во мне дитя, – сказала я. – И я к этому привыкла.
– И вновь вы правы, – не стал спорить Гендрик. – Фрейлина ее светлости не может быть ребенком.
– Вы совершенно правы, господин граф.
– Уж извините меня за любопытство, но мы не вхожи во дворец, однако очень хочется узнать о первых людях Камерата. Наверное, вы успели за это время познакомиться с ними, наверное, даже общались?
– Дорогой супруг! – воскликнула графиня. – Ну, что же вы пытаете ее милость? Мы даже до гостиной не дошли, а вы уже с расспросами, разве же так можно?
Взгляд графа остался испытующим, и я, скрыв усмешку, ответила, пожав плечом:
– Моим партнерами по спиллу были разные люди. Сановники, чиновники, придворные, а Его Величество научил нескольким хитростям в этой игре.
– О-о, – послышалось за моим плечом. – Сам король!
Полуобернувшись, я с улыбкой склонила голову, подтверждая свои слова.
– Государь играет в спилл? – живо заинтересовался граф.
– Терпеть его не может, но иногда играет, – сказала я и понадеялась, что вскоре от меня отстанут, и беседа пойдет о чем-то, что не касается меня и моей жизни при Дворе.
Вопросы и вправду прекратились. Мы прошли в гостиную, где, впрочем, долго не задержались. Но пока находились там, меня уже не трогали. Разговаривали матушка с графиней, граф, проявив вежливый интерес, вскоре ушел, а вернулся он с обоими сыновьями, одного из которых я узнала, второго видела впервые.
Старший сын, тот самый, который был на моем торжестве, высокий поджарый блондин, похожий на свою матушку чертами, приветливо улыбнулся и склонил голову, приветствуя меня:
– Ваша милость, приятно видеть вас в нашем доме, – сказал он.
– Доброго дня, ваша милость, – более сухо поздоровался младший граф Гендрик.
Он был ниже своего брата и шире в кости. Этот отпрыск графской четы больше походил на отца, если говорить о чертах и цвете волос – его сиятельство был шатеном. А вот круглой формой лица и широкой костью явно пошел в матушку, в то время, как старший взял от отца рост и фигуру. Глаза у обоих младших сиятельств были карими, как у родителя. Что до характера, то мне показалось, что старший и это взял от матери, а младший был несколько заносчив, и это напомнило старшего графа.
– Доброго дня, господа, – учтиво ответила я.
После произошел обмен несколькими ничего не значившими фразами, и нас пригласили в столовую. И вот тут я ощутила прилив подозрительности. Сложив одно с другим, я сделала вывод – нас ждали. Графиня быстро вышла навстречу, о желании отобедать с семейством нас даже не спросили, а сразу пригласили в столовую. Но зачем? Ответ был перед глазами – молодые люди. Я устремила на матушку задумчивый взгляд. Неужто решила показать мне потенциальных женихов? Сказал ли ей дядюшка о желании государя лично одобрять тех, кто будет просить моей руки? Хотя… может, я и поторопилась с выводами… Однако с этой минуты я решила наблюдать за происходящим.
Обед проходил в молчании, как и предписывал этикет. Поданные блюда были изысканы и вкусны, но мне не лез кусок в горло. На меня поглядывали все, кто находился за столом, пожалуй, кроме младшего Гендрика, бывшего старше меня всего на два года. Он смотрел в свою тарелку, и меня это устраивало. Но все остальные, включая мою матушку, словно считали своим долгом непременно обратить на меня взор. Старший граф Гендрик поглядывал с изучающим интересом, его супруга кидала короткие любопытные взгляды, моя матушка округляла глаза, возмущенная тем, что я ковыряю в тарелке и почти не отправляю ее содержимое в рот. А наследник графа… Он не изучал меня, но и ему я явно была интересна. Когда мы встретились взглядами, его сиятельство улыбнулся, я растянула губы в ответной вежливой улыбке.
– Отчего же вы совсем не едите, ваша милость? – наконец не выдержала графиня. – Разве же у нас готовят хуже, чем в королевском дворце?
– Отнюдь, ваше сиятельство, – ответила я, отложив вилку и нож. – Блюда, поданные к обеду, необычайно вкусны. У вас умелый повар.
– Так отчего же вы совсем не едите? – не пожелала отстать от меня хозяйка дома.
– Думаю, дорогая маменька, – подал голос младший отпрыск Гендриков, – ее милость попросту чувствует неловкость. Мне бы тоже кусок не лез в горло, если бы на меня смотрели столь пристально. Простите их, баронесса, – он обернулся ко мне, за время обеда впервые посмотрев.
– Неужто мы так назойливы? – изумилась графиня.
– Похоже, что так, – согласился с младшим сыном отец. – Приношу и мои извинения, ваша милость.
– Ох, – ее сиятельство прижала ладонь к груди, вдруг зарумянившись еще больше. – И вправду неловко вышло.
– Ничего ужасного не произошло, – заверила я графиню, а после посмотрела на неожиданного помощника: – Благодарю, ваше сиятельство.
– Не за что, ваша милость, – откликнулся молодой человек, промокнув рот. – Я сам недавно оказался в подобной ситуации, когда был приглашен в дом девицы, отец которой решил заполучить в моем лице жениха для дочери. Столь пристальное внимание неприятно и изрядно портит настроение.
– И что же? – живо заинтересовалась я. – Вас можно поздравить, ваше сиятельство? Помолвка уже была оглашена?
– Никакой помолвки не будет, – отчеканил его отец. – Девица ему не ровня. Ее папаша – коммерсант… Коммерсант! Подумайте, какая наглость! Решил сотворить из своей дочери графиню. Нет, приданое за нее дают весьма недурное, не могу этого не признать, но чтобы столь неравный брак… – он развел руками.
– Ужасно, – вздохнула его супруга.
– Как же такое могло произойти? – изумилась моя матушка, еще, похоже, не знавшая о данном происшествии.
– О, не спрашивайте, ваша милость, – сердито отмахнулся старший граф. – Бран всегда найдет себе приключений. Хвала Богам, наш старший сын – Элдер благоразумен и не водит дружбу с личностями, чья репутация, увы, не радует.
– Оставьте, отец, – отмахнулся Бран. – Для вас все, кто хоть на толику не похож на вас, становятся людьми с дурной репутацией.
– Остановитесь, молю вас! – воскликнула графиня. – Что же вы при гостях спорите?
Я улыбнулась и сделала закономерный вывод – в женихи предназначен лишь старший сын, иначе младшего не отчитывали бы при нас с матушкой. А раз так, то я решила уделить больше внимания тому, кто окажется неугоден моим родителям своими сомнительными связями. Впрочем, кокетничать я не собиралась.
– И что эта девушка, ваше сиятельство, – снова обратилась я к Брану. – Она мила вам?
– Признаться, девица прелестна, – ответил тот. – Если бы не ее низкое происхождение, я бы задумался о нашем браке.
– Вам, конечно же, неизвестно, – улыбнулась я, – но мажордом ее светлости герцогини Аританской – барон Гард женат на дочери коммерсанта, и Его Величество возражений против этого брака не имел. Его милость души не чает в своей жене и их сыне.
– Вот как, – приподнял брови младший граф. – Стало быть, король не был против неравного брака?
– Он не нашел в нем ничего дурного, – ответила я.
– Но подождите, – вмешался глава семейства. – Что же подвигло барона на эту женитьбу? Хорошее приданное? Дела его милости были плохи, раз он решился связать свою судьбу с девицей низкого сословия?
– Скорей уж среднего класса, – заметил его старший сын.
– Элдер, помолчите, – отмахнулся родитель, – ваше потворство брату нам прекрасно известно. Так что же стало причиной, ваша милость?
– Любовь, – ответила я и вновь взялась за приборы. – Барон Гард полюбил эту девушку. Что до ее приданного, то его вовсе не было. Отец ее милости был на грани банкротства, и это муж его дочери помог тестю избавиться от долгов и вновь встать на ноги. Как видите, никакого плачевного состояния дел барона.
– Уму непостижимо, – старший граф откинулся на спинку стула. Он побарабанил по столу пальцами и покачал головой: – Куда катится этот мир… Но неужто государь совсем не был возмущен? А герцогиня?
– Ее светлость – мудрая женщина, – сказала я. – Она ценит людей не за то, на ком они женаты, а за их личные качества. Что до государя, то он даже не рассердился, что от него поначалу скрыли этот брак.
– Все-таки скрыли! – торжествующе воскликнул граф.
– Разумеется, ваше сиятельство, – склонила я голову, соглашаясь. – Наше общество полно предубеждений, и порой невинные вещи вызывают бурю протеста. Однако наш государь – человек умный, просвещенный и справедливый. Он не был возмущен или раздосадован и одобрил брак, пусть и не сразу.
Конечно, я несколько лукавила. Никому неизвестно, как король отреагировал бы, если бы барон просил одобрения на свой брак, и я точно знаю, что ему не понравилось, если бы Фьер привез жену во дворец. Ведь именно так звучала фраза Его Величества: «В своем поместье барон может делать всё, что угодно». Но этого графам Гендрик знать было не нужно. Как и всего прочего, что было связано с высочайшим одобрением.
У меня мелькнула иная мысль – почему бы и нет? В наш последний откровенный разговор с государем о моих устремлениях он сказал – должны быть предпосылки к переменам. Так почему бы и не смешение сословий? Нет, не так. Почему бы не начать с изменения взглядов аристократии на средний класс? Воспитание дочери коммерсанта подчас ничуть не хуже воспитания дочери аристократа. К тому же свежая кровь еще никому не вредила. Да, пора бы уменьшить дворянскую спесь. Она ведь не мешает бежать к банкиру и занимать у него деньги, так отчего же мешает брать в жены девицу менее благородную, чем жених, причем, только по рождению? А когда взгляды станут шире, можно будет ратовать и за права женщин…
– Уму непостижимо, – повторил граф и вернулся к обеду.
«То ли еще будет, ваше сиятельство… надеюсь», – подумала я и вернулась к обеду. Мои сотрапезники, озадаченные новостью, более на меня внимания не обращали… кроме младшего Гендрика. Он как раз теперь время от времени бросал в мою сторону задумчивые взгляды, но меня это уже не смущало. Впрочем, его старший брат тоже не утратил интереса, и когда после обеда подали горячительные напитки, Элдер Гендрик произнес:
– Позвольте мне провозгласить нашу гостью очаровательнейшей девушкой.
Усмехнувшись про себя, я подумала, что его сиятельство занизил мою восхитительность. Дренг уже признал меня во всеуслышание первой красавицей Камерата. Естественно, этого я не сказала, но кивнула графу и вежливо улыбнулась. Никто возражений не имел, и моя очаровательность была подтверждена еще двумя мужчинами и двумя дамами. Я, как благовоспитанная девица, проигнорировала бокал вина, пусть и разбавленного, и довольствовалась водой.
Закончить визит после того, как вас накормили – это дурной тон. В гости вы заехали не поесть, а поговорить с приятными вам людьми, навестить их и напомнить о своем добром расположении. После того, как вы встали из-за стола, необходимо было провести в гостях, как минимум, еще один час, но не более трех, иначе можно было утомить хозяев своим присутствием. Задержаться этикет позволял только в случае, если настаивали сами хозяева, и вы видели, что делают они это не ради того же этикета, который имел для принимавшей стороны собственные правила.
Мы с матушкой провели в особняке графов Гендрик, после того, как встали из-за стола, уже полтора часа. Я считала, что этого времени более, чем достаточно, и можно было бы отправиться домой, где я непременно обсужу с Амберли матушкину затею. А мне не терпелось сделать это, потому что, чем больше проходило времени, тем сильней становилось мое раздражение.
О, нет! Элдер Гендрик был чрезвычайно мил. Он не давил на меня своими намерениями, хотя явно имел их, потому что не отходил от меня ни на минуту с тех пор, как мы переместились обратно в гостиную. А спустя четверть часа после этого нас отправили любоваться зимним садом и коллекцией картин старшего графа. Отказаться было бы дурным тоном, и я покорилась.
Сопровождал меня только старший сын, младший остался сидеть в гостиной, хотя я отметила, как он бросил взгляд на нас с его братом, а после на дверь. Сидеть с родителями и старшей баронессой Тенерис ему не хотелось. Думаю, он бы с радостью и вовсе покинул наше общество, или хотя бы прогулялся со мной и с братом, но вопрос матери остановил его, и Брану пришлось ввязаться в беседу.
Признаться, я бы предпочла общество младшего Гендрика уже потому, что ему до меня не было никакого дела, и мы и вправду могли бы недурно поболтать. Однако мне достался старший брат, и он был вежлив, учтив и предупредителен, но взгляд, часто задерживавшийся на моем лице, а порой и несколько ниже, вскоре начал меня злить. Я уже была достаточно опытна, чтобы разглядеть в мужском взоре интерес. И у Элдера он имелся.
В зимний сад мы спустились, почти не разговаривая. Он оказался огромен. Здесь даже имелся небольшой фонтан, куда меня и подвел его сиятельство. Я присела на ажурную скамейку, но вдруг перед моим внутренним взором встала иная сцена. Поздний вечер, зеленые стены лабиринта, в которых прятались сигнальные бабочки-светлячки, фонтан и мужчина рядом со мной в костюме лесного разбойника…
– Ох, – тихо вздохнула я, прижав к груди ладонь, а после поднялась со скамеечки и рассеянно улыбнулась: – Давайте пройдемся, ваше сиятельство. Мы уже немало посидели, недурно бы и ноги размять.
– Всё, что вы пожелаете, ваша милость, – ответил Элдер с галантным поклоном. – Тогда позвольте показать вам весь сад, у нас есть и редкие растения.
