Текст книги "Мгла"

Автор книги: Юлия Барановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Ужасно. – Только и сказала я, неловко хватаясь за гриву Вестника. – Они живут, не веря в богов?..

– Они видели богов. А другие – считались ими когда-то. Просто их боги куда древнее и… реальнее тех, которых придумывают люди. Они слишком стремятся подчеркнуть чуждость божественной природы, принизить человеческую сущность пред сущностью некой высшей материи, для пущей недосягаемости, заточенной в какую-нибудь извращенную, далекую от них форму.

– А это не так? – Вновь спросила я. – И на что похожи боги?

– На тех, кто их породил и форму, наделенную не только жизнью, но и разумом в этом участке мира. – Непонятно откликнулся рыжий граф, заботливо убирая с моих волос пару округлых зеленых листочка, сорванных игривым ветром.

Но мне было не до внешнего вида.

– Значит, боги похожи на людей?..

Вопрос был искренним, но Зак отчего-то расхохотался, откинув голову назад, подставляя лицо теплым косым лучам. За что немедленно был обруган Светочем, обозвавшим брата конспиратором и вступившим в наш разговор.

– Нет, милая, они не похожи на людей. Но они и не отличаются от них. – Лишь больше запутав меня, покачал головой он, и попытался объяснить, задумчиво теребя поводья своего совсем не страшного коня. – Бог – это некая сущность… наделенная необычными способностями. Она столь многогранна и многолика, что, пожалуй, и сами боги не ведают своего истинного лица. Бог может быть жизнью и смертью, любовью и войной. И ипостаси эти рознятся, оттого и предстает порой один и тот же бог в совершенно разных образах. На Западе принято считать, что наша богиня – юная девушка с букетом луговых цветов в руках, Восточные жители рассказывают, что она – королева Ламий – полузмея – полуженщина. Если бы мы спросили об её облике в Халифате, нам сказали бы, что богиня-сестра – Нагиня, многоголовая змея, чья кровь дарит вечную жизнь, а чешуя сияет ярко, как солнце. На юге её описывают, как гигантскую черную пантеру с золотой полосой вдоль всего хребта, а на Севере – с серой волчицей или с черной. Но описания её деяний и слов, не дают сомневаться, что это – одно существо. Скажи, неужто, стали бы верующие и надеющиеся на её защиту нарочно уродовать свою благодетельницу? Нет, просто боги милосердны, и приходят в том обличии, которое пощадит сознание взывающих к их милости. Да и само оно, защищаясь, заточит их в более знакомую форму, так что, в большинстве мнимых уродств богов, виноваты сами люди. А вот те, кого принято называть нечистью, не ограничивают свой кругозор договорами между истиной и тем, что вбивается в людские головы с рождения. А потому, видят все, скажем так, не человеческое, куда вернее, нежели простые смертные…. Нашу не человеческую сущность они, например, видят на раз, и куда охотнее вступают в контакт…. Но вернемся к твоему первому вопросу. Что ты там спрашивала? Сказочные существа?..

Я лишь кивнула, бросив новый заинтересованный взгляд туда, где за деревьями и селение раскинулась река, и зеленел лужок, где произошла удивительная встреча.

Мы ехали вдоль села, отделенные от него лишь рядами деревьев, и ветер доносил до нас шум проснувшегося поселения, запах дыма и рыбы. Опасающиеся погони братья решили объехать хижины, не показываясь на глаза их жителям.

К реке мы должны были выехать лишь через пяток часов – когда село останется далеко позади, а солнце начнет тянуться к земле. Признаться, мне очень хотелось взглянуть на рыбацкие домики, а может, и побывать внутри. Но я понимала всю опасность своего положения, а потому сдерживала разочарование, вместо этого поспешив выспросить у братьев о необычном существе, чей подарок все так же сжимала в руке, не решаясь ни оставить себе, ни выбросить.

А Светоч говорил, перехватив право голоса у всё еще смеявшегося брата:

– Ах, Вира, что за дивные дни тебя ждут! Я, уж прости, даже завидую тебе – для меня остались в прошлом. Сейчас ты напоминаешь слепого котенка, впервые увидевшего мир! – Неожиданно заявил он и улыбнулся – тепло и немного мечтательно.

Я удивленно взглянула на погрузившегося в свои мысли графа, а его брат шепнул мне в самое ухо, радуясь, кажется, возможности, вновь вести разговор:

– Когда… мы обретаем силу духи природы появляются почти каждый день. Кто-то просто смотрит, боясь показаться на глаза, кто-то пытается напасть и выпить силу. А духи стихий – существа, по правде сказать, любопытные, словно дети. Они наоборот, стремятся познакомиться и дарят…довольно приятные подарки. – Вновь рассмеялся он, бросая короткий взгляд на разрумянившегося брата. А я спросила, переводя взгляд с одного на другого:

– А что с ними делать?

Братья вновь рассмеялись: тепло и как-то покровительственно, но я лишь улыбнулась – иногда графы начинали вести себя так, будто нас разделяли сотни лет: объясняли элементарные вещи, напевали детские песенки, но вместо раздражения это вызывало чувство странной, щемящей нежности в груди, будто так уже было когда-то…

– Эти подарки другого рода…. Но если так случилось, что они осязаемы – их нужно беречь, ибо это совершенно необычные предметы, которые были приняты за достойные нас… – Несколько самоуверенно заявил Зак, сверкая желтыми, будто весенний мед глазами.

Я же кивнула, осторожно поправляя сплетенные в тонкую косичку, и обмотанные вокруг левого запястья волоски, сокрытые от всего мира под пленом легких летних перчаток.

* * *

До реки мы добрались на закате. Всё так же, не слезая с лошадей, спустились по крутому, густо поросшему разнообразной травой склону, песком осыпающемуся под нашими ногами.

– Может, лучше спешиться?.. – Жалобно спросила я, отчаянно цепляясь то за руку Зака, то за гриву его коня, осторожно спускающегося вниз.

– Ноги переломаем. А наши Светозар и Вестник потому и наши, что в огне не горят и в воде не тонут. Пройдут, и мы на спинах будем мешать им куда меньше, чем мы – под ногами. – Откликнулся уставший, измотанный Светоч, тем не менее, продолжавший подгонять еще более уставшего Светозара.

Я же, поняв, что мои увещевания не возымеют действия, обречено зажмурилась, истово взмолившись богине, умоляя её не дать нам низвергнуться вниз в тихие воды реки.

Под поцелуями клонящегося к линии горизонта солнца, вода окрасилась в нежно – розовый мягкий цвет, разбавленный золотой дорожкой, пересекающей его до середины, где дрожа и переливаясь, сверкал алый шар отраженного солнца.

Зрелище было прекрасно, но вся его красота отступала и меркла пред моим страхом, а потому я открыла глаза лишь, когда безумный спуск закончился. К тому моменту на мир опустились мгла – лишь на западе сияла тонкая, пурпурно-алая полоска – последний вестник уходящего дня.

Заметив мой взгляд, братья остановились, придержав недовольных коней, а я все смотрела вперед, задумчиво покачивая на пальцах все же одетый а шею подарок и не понимала того странного трепета, что родился в моей груди при этом зрелище…

Предвечерние часы коротки и вскоре догорела и приковавшая мое внимание полоса, и я смогла отвести взгляд, поймав нетерпеливый и ждущий взгляд Светоча.

– Что? – Одними губами спросила я. Но граф покачал головой и сказал, хмурясь, будто чудо, которого он ждал, не случилось:

– Поехали.

Переправа далась нам неожиданно легко.

Недовольно нахохлившийся, будто озябшая пичуга Светоч предрекал всевозможные неприятности, говорил о подводных камнях и течениях, но наши кони легко, будто под ногами у них была брусчатка, преодолели брод, вздымая тысячи брызг, оседающих на моем платье и ногах графов.

Как ни странно, капли эти не только не впитывались, оставляя ткань совершенно сухой, но и соскальзывали вниз, возвращаясь в, будто остановившуюся реку, перебравшись через которую братья лишь подстегнули коней. А я шепнула, оборачиваясь на берег, где, как мне показалось, мелькнула, но тут же растворилась среди деревьев, белая, словно вытесанная изо льда и вылепленная из снега тень:

– До встречи…

Глава 3

Той же ночью мы добрались до Стальграда. К моему удивлению, ворота этого славного города не только были открыты, но и пропускали через себя вереницы телег и одиноких путников, полноводной рекой стекающихся в город. Встревоженная я оглянулась на Зака, перевела взгляд на клюющего носом Светоча – но братья были спокойны, хотя, кажется, удивленны не меньше моего.

– Светень. – Четко произнес беловолосый, плотнее кутаясь в возвращенный ему плащ.

Я лишь нахмурилась, а Зак расхохотался, пояснив ничего не понимающей мне:

– Это, милая моя Эльва, праздник такой. На него устраиваются народные гуляния, ярмарка, петушиные и собачьи бои.

Никогда не бывавшая в крупных городах и уж тем более на ярмарках я встрепенулась, но тут же поникла, бросив печальный взгляд на распахнутые настежь ворота:

– Нам ведь туда нельзя, да? – Грустно спросила я, уже привычно заиграв прядями рыжей гривы всхрапнувшего Вестника.

– Отчего же?.. – К моему удивлению не разделял моих мыслей Светоч. – Можно и нужно. Ты устала, да и нам нужен отдых опять же, в дороге нам может понадобиться масса самых разнообразных вещей, а ярмарка – блестящий повод обзавестись большинством из них. Не будем упускать то, что само идет нам в руки?.. Наверное, мы сможем даже погулять и посмотреть на скоморохов. Как ты на это смотришь?..

Смотрела я восторженно, но не на открывающиеся возможности, а на подарившего мне их графа, улыбающегося мне в ответ.

– Это будет прекрасно! – Восхищенно ответила я, а Зак неожиданно приказал, натягивая мне на голову капюшон собственного, накинутого мне на плечи плаща:

– Пока не проедем ворота и храмовую площадь, чтоб беды не случилось – держи лицо закрытым, а все остальное сделаем мы. – Шепнул он, вновь касаясь моей щеки обветренными губами.

Я лишь кивнула, радуясь, что ночь и капюшон скрывают мое лицо, залитое густым, почти физически ощутимым румянцем. А братья пустили коней рысью, легко минуя, проезжающие мимо телеги и одиноких всадников, не обращая внимания на досадливые и гневные крики оставленных позади путников.

Миг – и мы у ворот. По всей дороге были разложены костры, бросающие игривые тени на темные стены. От их яркого, ласкового света становилось светло, как днем, а потому судорожно цепляющаяся за луку седла я торопливо вцепилась в края капюшона, норовя натянуть его на самый нос – лишь бы застывшие у ворот стражи не признали беглой баронской дочки.

Их было четверо – два невысоких, полнотелых и усатых стражника, и два юнца, восторженно оглядывающих проезжающий сквозь распахнутые настежь ворота.

К моему удивлению Светоч и Зак не спешили скрывать лиц – наоборот, чуть откинули головы так, чтобы свет костров осветил каждую черту. Копыта Светозара и Вестника застучали по брусчатки, я – сжалась еще больше, надеясь, что хмуро рассматривающие графов не заметят испуганную, будто подстреленный заяц меня. Стражники были совсем близко – я могла различить каждую морщинку на лицах старших.

Не выдержав напряжения, я обреченно зажмурилась, представляя, что вот-вот поднятые наконечниками кверху копья будут направлены на нас и меня отправят к разгневанным родителям и чудовищному жениху, встреча с которым страшила меня больше иного монастыря. Однако мои страхи не оправдались: почтительно приветствовавшие моих спутников стражи, казалось, даже не заметили мою дрожащую фигурку, безропотно пропуская нас в город.

– Повезло… – Облегченно выдохнула я, когда пост остался позади. А братья расхохотались, будто я сказала что-то невероятно забавное.

– Ты что же, думала, они с криками бросятся на нас и, бросив в казематы нас, оттащат тебя домой? – Веселился Зак, пока все еще переживающая недавнюю встречу я, тяжело дышала, стараясь успокоить бьющееся испуганной пичугой сердце.

– Думала, – вызвав новые смешки, честно призналась я, с любопытством выглядывая из-под капюшона.

Город напоминал яркую игрушку. Мощенные булыжником улочки, высокие, едва ли не соприкасающееся крышами дома, ажурные перильца, бордюрчики, грубо сколоченные, белеющие свежими досками. Несмотря на поздний час, город не спал. Кругом, насколько хватало глаз, сновали люди, безбоязненно заступающие дорогу нашим лошадям и чужим повозкам, разбирали свои и устанавливали яркие шатры и крохотные, ярко раскрашенные лоточки. Все это столь разительно отличалось от всего виденного мной ранее, что я не могла сдерживаться, как подобает приличной девице, с восторгом оглядываясь по сторонам.

А людям не было дела до запыленной восторженно оглядывающей площадь девицы в чужом плаще. Привычная к тому, что в замке люди знают друг друга от мало до велика я, с изумлением отмечала, что окружающий нас люд, будто и не замечает друг друга, спеша по своим, несомненно, важным делам. Несколько раз мои широко распахнувшиеся глаза, замечали чумазых малышей, проворно снующих среди разнообразной толпы, ничуть не пугаясь ни темноты, ни взрослых.

'Покалечат же…' – Заволновалась я, наблюдая как один из них, невысокий худощавый крепыш с белыми, что лён волосами, легко ныряет под одну из груженных товаром телег.

– Хорошо работают, – заметил это и Зак, уверенно направляя вперед нервно прядающего ушами Вестника. Но не успела я ничего спросить, как братья, не сговариваясь, нырнули в узкую щель между двумя домами, заставив меня невольно поежиться, глядя на неровные края крыши, чернеющие над нашими головами.

– А мы здесь…проедем? – Поделилась сомнениями я, с сожалением оглядываясь на оставшуюся позади площадь.

– Проедем! – Оптимистично заверил оглянувшийся на меня Светоч, довольно вдыхая спертый, пахнущий гнилью воздух.

За спиной раздались крики, заставившие тревожно обернуться меня, но ничуть не испугавшие моих спутников.

– Я же говорю, хорошо работают, – только и сказал Зак, выезжая следом за братом в небольшой, не покрытый и клочком растительности дворик.

– Здесь всегда так шумно? – Оглядываясь назад, спросила я.

А братья уже нырнули в новую, еще более узкую и дурно пахнущую щель, огласившуюся их хохотом. Братья развеселились, я же поежилась, с отвращением глядя на влажные, поросшие мхом камни, что не осталось не замеченным моим рыцарем.

– Обычно чуть потише. Но сейчас к празднику готовятся, – отсмеявшись, пояснил Зак, прижимая меня к себе, а я печально оглядела колышущиеся над нами веревки, на которых развевалась на слабом ветерке, каплющая пахнущей чем-то неприятным одежда.

Постепенно мы отдалялись от ворот. Теперь под копытами коней поскрипывали влажные бурые доски, да и вид домов был далеко не таким праздничным. Отметившая эту особенность я, поделилась своими наблюдениями с братьями, удивившись каким большим городом, оказался неведомый Стальград. А те снова расхохотались, будто услышав смешную шутку; веселящийся Светоч, чудом не зацепившись за вбитую между двумя домами балку, сказал, что город маленький – не городок, а городишко, даже. Но я лишь повела плечами – для меня, и в селе-то толком не бывавшей все здесь было в новинку.

– Мы остановимся на постоялом дворе? – Оглядывая мрачные и неприветливые дома, неуверенно спросила я, а Светоч пожурил:

– Ты читаешь слишком много книг, моя дорогая. – Сказал он, вновь уверено сворачивая в один из узких проулков. – На самом деле все эти романтичные постоялые дворы и прочие места общественного питания далеко не так милы, как думается, видимо, тебе. Прости, но я не нахожу ничего романтичного в ночевке на холодном полу под боком у какого-нибудь пропойцы. Тем более что у нас здесь есть дивный домик, прикупленный во времена нашего обучения в Великой Академии Искусств и Ремесел. Прекрасное было время. Науки процветали, а Академия была едва ли ни мировым центром их скопления. В ней читали лекции великие теологи и физиологи, душевидения и экзобиологии, картографии и штурманского дела. Математика, риторика, обществоведение – ах, сколько поистине прекрасных наук постигали мы в то время. – Мечтательно произнес Светоч, качая беловолосой растрепанной головой. – Для того чтобы обучаться там приходилось быть крайне неординарным и благовоспитанным человеком. Но, обучение открывало двери в лучшие дома и салоны столицы…. Тогда все пророчили академии великое будущее. А сейчас от неё остались лишь рассыпающиеся стены, да горстка выживших из ума стариков! – Куда резче и холоднее закончил он, заставив удивленно вздрогнуть переполненную эмоциями и впечатлениями меня.

– Не будем об этом, – заметив мое смущение, поспешил вмешаться Зак и спросил, кивая на затянутые диким виноградом кованые ворота: – Это же, кажется, и есть наш домик?.. *** Домик, и в самом деле, был их. Вернее – верхний этаж узкого и приземистого здания, печально чернеющего мутными стеклами. – Да, давненько мы здесь не были. – Только и сказал Зак. И я молчаливо подержала его, нервно качнув головой. Закрывшие на запор ведущую на их этаж дверь братья осматривали комнаты, зажигали чудом уцелевшие свечи, я же неловко переступала с ноги на ногу на пороге, не решаясь последовать за ними. Привыкшая, что порядок в замке поддерживают служанки, только теперь глядя на толстые нити серой от пыли паутины и раскрошившуюся от времени штукатурку, покрывающую стены я поняла, что, возможно, путешествие будет далеко не таким… безоблачным, как любят рассказывать в приключенческих книгах. – Запустили мы домик… – Мрачно сказал скрывшийся за ужасно скрипящей, темной от времени дверью. А спустя мгновение появился и сам, сжимая в правой руке витой бронзовый светильник. – Вира, дорогая, – протянув мне источник света, вымолвил он, просительно заглядывая мне в глаза. – Будь добра, побудь пока около Светозара и Вестника. Но далеко не уходи и с чужими не разговаривай. А, то обидит кто. С этими словами они отодвинул засов и, проводив меня до лестницы, вернулся в дом. Я же нерешительно выглянула на улицу. Вдалеке раздавались отголоски того крика и гама, что царил у ворот и на названной братьями главной площади. На небе загадочно мерцали холодные звезды. Заметив меня, тихо заржал Светозар, с видимым сожалением оторвавшись от чудом уцелевших яслей, полных ароматной, белеющей в темноте соломы. Я не запомнила мига, когда братья успели загрузить её – слишком удивлена была видом дома, кажущегося еще более мрачным, после того, как я побывала внутри. Вздохнув, я осторожно спустилась по пяти рассыпающимся под ногами ступенькам. Сколько же здесь никто не жил? Да и про загадочную Академию я никогда не слышала. Впрочем, это-то как раз и не удивительно. Благородные семьи предпочитали обучать дочерей на дому, защищая, как им казалось, тех от соблазнов больших городов и сомнительных компаний. Поднеся подсвечник к увитой диким виноградом стене, я заметила глубокие трещины, покрывающие старый камень, а в следующий миг окна наверху распахнулись, будто по волшебству и из каждого из них ударили серые, сверкающие в лунном свете столбы. 'Пыль!' – Поняла я, но в следующую секунду перевела взгляд на стену и обомлела. Трещины, покрывающие фасад старого здания, пропадали прямо на глазах; пропадали старые мертвые побеги винограда, оставляя нетронутыми живые, покрытые широкими прохладными листьями. Дом оживал на глазах, а мое сердце то пропускало удары, то билось часто и глубоко. – Магия! – Прошептала я, осторожно касаясь гладких камней. Но уже в следующий миг едва не упала, в последний момент, отчаянно ухватившись за шею смиренно вздохнувшего Светозара. – Ты что так всю жизнь делать будешь? – Строго спросила я у его рыжего сородича. А тот никак не прореагировал на моё замечание – лишь нехотя выпустил край хозяйского плаща, дернув за который и притянул меня поближе к коновязи. – Бесстыжий ты… – Возжелала пресечь подобное обращение в дальнейшем я, да так и осеклась на полуслове, неожиданно заметив, что оба животных оставили поздний, но без сомнения, желанный ужин, настороженно вглядываясь во мрак узкой, больше похожей на коридор улицы. И неожиданно, к моему полному ужасу, мне стало казаться, что там, среди залитого тьмой прохода, мечутся неясные тени, тянущие жадные руки к спрятавшейся за напряженном Вестником мне. В какой-то момент мне стало казаться, что я различаю длинные когтистые лапы, и глаза, осколками янтаря сверкающие на черных лицах. И ночная тьма наполнилась звуками, незаметно сложившимися в песню:… А под землей, где льется кровь, живет полуночный народ, Он день ни ест и ночь не спит, он в стылом сумраке царит, Где он идет – там льется кровь, там гибнет всякий колоброд, Там света нет, там правда спит, и солнце в полдень не горит. – Пел многоголосый хор, звонких, будто детских голосов, и я зачарованно слушала, видя, как удлиняются тени, слепо шаря по границе света и тьмы. Рядом били копытами кони моих графов, словно живыми щитами, закрывая меня собственными телами. А ночные тени все пели, вызывая дрожь в слабеющих ногах: – Живем мы там, во мраке том, где боль и смерть кипят ключом, Где призрак фавна в темноте, играет мертвым на дуде, Здесь каждый смертный обречен и ловит кровь разбитым ртом, Ты спросишь: 'Кто живет вот тьме?', а надо было лучше: 'где?' Не жди спасенья, смертный трус, не говори нам: 'Не боюсь!' Молись скорей своим богам, ты смертный и ненужный хлам. Святой нам скажет: 'Не хвалюсь, и днем, и ночью я молюсь!' Но поздно здесь и рано – там, ведь он попал на ужин к нам! [8] Черные тени – руки пересекли границу, заскользив по спинам зло захрапевших жеребцов, коснулись забрызганного грязью и запыленного подола, и я всхлипнула, зажмурившись и до боли в ладонях сжимая кулаки: – Мама! Но откликнулась мне совсем не мама, а выскочивший на крыльцо Зак, удивленно воззрившийся на сжавшихся у коновязи нас. – С вами что, коллективный приступ паники случился?.. – Насмешливо уточнил он, заставив меня широко распахнуть глаза, жалобно всматриваясь в его удивленное лицо. Держа на вытянутой руке витой подсвечник, рыжий граф стоял на верхней ступеньке и тени от озаренных им обрывков тряпок, качающихся над нами, бродили у его ног, вызвав истеричный смешок у меня. – Я темноты испугалась! – Только и сказала я, смущенно потупившись. И Зак расхохотался, громко и заразительно, вызвав ответный – испуганный и ломкий смешок у меня. А сверху ночной птицей наблюдал озадаченный Светоч, едва ли не по пояс, высунувшийся из окошка, расплескав длинные светлые волосы по широким плечам. Досадливо фыркнул отвернувшийся Вестник, мягко отодвинулся в сторону Светозар, а мы все смеялись, оглашая тишину летней ночи задорным, совершенно неприличным, но таким искренним смехом. – Идите уж в дом, – наконец приказал Светоч. – Я тут как раз воду в купальне согрел, да и ужин скоро. Время позднее, а нам завтра нужно многое успеть. Так что нечего трусов праздновать: в дом! Ну, а если кто-то темноты боится, то может спать с зажженными свечами… – С намеком глянув на смутившуюся меня, распорядился беловолосый и скрылся в доме, куда устремился и Зак, а все ещё посмеивающаяся над своими глупыми страхами я на миг замешкалась. Остановившись в дверях, бросила быстрый взгляд на поднимающегося вверх Зака. И, не выдержав, оглянулась на мрачный проулок, по которому бродил едва различимый здесь ветер, будто в дурном сне, вновь ожививший страшные тени и донесший до меня отголоски новой, исполняемой все теми же, звонкими, нежными голосками песни. Её слова подействовали на меня куда лучше мягкого приказа беловолосого, заставив меня содрогнуться и броситься в дом, торопливо задвигая тугой засов в проржавевшие от времени петли. Я мчалась по жалобно скрипящей лестнице, а в спину мне несся многоголосый совсем недетский хохот и слова, принесенные ветром: – Ты думаешь спрятаться можно от нас, закрыв ночью окна и двери? Но это напрасно, неслышимый глас сулит тебе боль и потери. Ты думаешь, ветер то воет в трубу, скрипит между ставен? Утопли все звезды в темном пруду, и месяц так тих и печален… А мы прибежим, прилетим, нападем – так больно и метко, И братья не ранят нас солнца копьем: пугали не духи, а ветки. А мы уже рядом, следим за тобой, вдыхаем твой запах, принцесса, Не лучше ль вернуться немедля домой: не выйдешь живой ты из леса! [8]