Текст книги "Нам с тобой нельзя (СИ)"

Автор книги: Юлианна Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

13

СВЕТА

Я почти не разговариваю с ним. Более того, мне едва удается застать его дома, потому что Никита, словно предвидя мои желания, уходит рано утром, а приходит глубоко за полночь. Кажется, мое сердце готово разорваться на миллион частей. Стоит мне увидеть его, внутри все переворачивается, но я не даю себе ни единого шанса расклеиться. Хватит. Он будто сам избегает меня, наши непродолжительные встречи заканчиваются дежурными вопросами о здоровье и пожеланиями прекрасного дня. Это все.

Успеваю только жадно осматривать его зачастую напряженную фигуру, скользить взглядом по идеальным рубашкам, виднеющимся из-под разномастных пиджаков.

Я медленно, но довольно неприятно, прихожу в себя, капельницы по чуть-чуть сходят на "нет", мне даже разрешают посещать универ, но идти туда сейчас нет желания. Видео с нашим веселым вечером в спортзале общаги пару дней как разлетается вирусняком среди студентов, только у ленивого нет желания обсудить всех. Разумеется, ситуация дошла и до ректора, не знаю, как могло все завершится именно так, но проблемы у всех, у всех участников. Кроме меня. Разумеется, я понимаю, что это скорее из-за того, что Никита решил все сам, не подвергая меня лишнему стрессу. Я и так максимально взволнована, воспоминания не вернулись, но даже тех коротких отрывков, что я пережила, хватает, чтобы заставить кровь стыть в жилах.

Парня у меня больше нет. Я нашла то видео, где он чуть не сожрал мою однокурсницу, и посчитала, что этого достаточно. Короткого сообщения ему мало, наши дрязги разразились довольно масштабно. Но зато так не считает теперь уже бывший парень. Каждый день высылает мне букеты роз разных мастей и цветов, а через час я замечаю эти вазоны в альфатере у дома.

–Тебе нужна помощь для того, чтобы это перестало быть проблемой? —однажды Никита спрашивает меня в лоб, недовольно играя желваками и указывая на очередной букет.  Осматриваю его напряженную фигуру. Он зол. Понятно.

–Нет, я все пояснила ему. А это меня не трогает, – смотрю на него и мысленно ломаю себе руки, которые хотят подойти и обнять.

Он молча кивает, просматривая лицо в поисках чего-то и уходит. Как всегда.

 Зато я делаю максимально много, чтобы, по меркам многих, считаться прилежным ребенком. Созваниваюсь с родителями, всеми правдами и неправдами уверяю в том, что со мной все хорошо, а трубку не брала, потому что характер в отца. Не потому что что-то случилось. Нет.

Да, я просто умерла глубоко внутри, а так все в порядке. Никаких изменений. Пока…Однажды ночью Никита молча не приходит ко мне в комнату. Это становится полной неожиданностью, сводящей меня с ума. От него веет парами алкоголя, а от меня сплошной неопределенностью, потому что я не могу позволить себе открыть свое пробуждение. Не знаю и не понимаю, какая может быть реакция за моими действиями. Рука возле щеки мелко дрожит, а пульс грохочет как сумасшедший. Самопроизвольно хочется распахнуть глаза и посмотреть. Увидеть. Но я только сильнее зажмуриваюсь.

С этого момента я начинаю жить, объективно говоря, от ночи до ночи, потому что именно в это время происходит то, что дает мне глоток воздуха. Ситуация похожа на саднящую боль от стёртой кожи на коленке. Падаю снова и снова, получая чуть ли не мазохистское наслаждения от процесса. Но продолжаю катиться по горке вниз без защиты.

Обижаюсь ли я? Бесконечно. Но вместо открытого разговора… делаю вид, что сплю. Никита непременно уходит перед рассветом, когда только первые лучи восходящего солнца царапают серую подушку неба. Мужчина осторожно проводит ладонью по моей щеке и тяжело выдыхает. Взрывающие внутренности импульсы проходятся по коже, так что я вынуждена прикусить губу, чтобы не заплакать. Во всю мощь.

Так проходят наши молчаливые диалоги. На ощупь. Это довольно странно считать кого-то близким человеком и при этом молчать. Для меня это все.

Незаметно наступает день Рождения Никиты, я решаюсь на откровенно странный подарок, но все-таки, это мое видение того, что можно было бы ему подарить. Детская глупость, забава, но все же. Запечатываю набор из купонов-абонементов на что-то, от простого завтрака до массажа пяточек. По большей части, в желаниях нет ничего страшного, такое можно подарить и маме с папой.

Накануне мы с Ником столкнулись в коридоре, я спросила его в лоб о планах на день Рождения. Сама при этом неуверенно переминалась с ноги на ногу и бесконечно кусала губу. Мужчина, конечно, странно долго рассматривал меня с нечитаемым лицом, но заверил, что поздно возвращаться не будет.

–Да, племяш, поужинаем и отметим. Позвони в доставку.

Конечно, ведь для него я точно не умею готовить.

Да и «племяш» звучит как скрип бумаги по стеклу, ну или мела по доске, я понимаю, что это осознанное проведение черты. Вот ты моя племянница, а я твой дядя. Но кому станет легче?

Я готовлю «Медовик», пожалуй, единственное, чему мама научила меня еще с детства, потому что это лакомство всегда было на нашем столе во время того, как приезжал Никита. Мы уедались этим самым тортом до болей в животе, не оставляя и крошки.

Вот и сейчас, я все приготовила, даже худо-бедно нарезала салат и заправила майонезом, в духовке доходит курица, пусть она и кажется мне с виду коричневым резиновым ботинком, но я приготовила все сама. Цепляю с полки белую скатерть и накрываю стол, все время посматривая на часы. Он обещал приехать к девяти, и стрелка часов неумолимо приближается к этой отметке.

Надо все успеть. На нервах сгрызаю маникюр в ноль и на деревянных от волнения ногах пытаюсь максимально аккуратно все приготовить к его приходу. После меня на кухне как будто Мамай пролетел, так что добротная часть уходит еще и на уборку. Никогда не получится у меня так красиво, как у мамы, и так же чисто…как у нее.

Как сумасшедшая несусь в свою комнату, наспех сдирая с себя флисовую пижаму и натягивая свободное платье. Мы будем праздновать, и я хочу быть красивой. Для него.

Но случается в жизни так, что все идет не по плану. Совсем не так, как ты надумал и желал. Проходит час, затем два, ночь полноценно вступает в свои владения, приготовленные блюда остывают, свечи, которые я воткнула в торт, смотрятся уныло и неправдоподобно на фоне моего упаднического настроения. А я сижу и понимаю, что он не приехал.

И не позвонил.

В телефоне ноль пропущенных, до самого Никиты не дозвониться. Раз за разом в трубке звучит противный механический голос. «Абонент недоступен».

Я сижу, терпеливо всматриваясь в окно, когда выхватываю свет фар и слышу приглушенный звук двигателя внедорожника бизнес класса.

Не двигаясь, сижу в тишине и темноте, когда Никита вваливается в дом, на ходу цепляя статуэтки матери с полочек у входа.

–Блядь, – по отборной брани ясно одно, он пьян.

Когда Никита включает свет в огромном зале и замечает меня, одну и среди кучи еды, он произносит булькающий звук и обреченно прикрывает глаза. Лицо при этом остается в радостном выражении, как будто он все еще там, где весело. Не здесь.

 Мне достаточно одного взгляда на его фигуру, чтобы все понять. Из кармана брюк торчат кричаще-красные женские стринги-веревочки. А лицо и рубашка покрыты мазками розовой помады.

То есть, пока я…он…в голове мысли крутятся вихрем, сносящим адекватное восприятие. Вот как. Он просто проводил время там, где было на порядок веселее, чем со мной. Ну, конечно. Слезы градом прыскают из глаз, я даже не замечаю, как встаю и иду в сторону лестницы.

Внутри все замирает, а затем меня отпускает достаточно для того, чтобы рывком подскочить к нему и залепить звонкую пощечину. Кожа на лице алеет от удара, моя рука начинает ныть. Но все это... Все это уже неважно.

–Катись к черту, Макарский!

Срывающимся от слез голосом шепчу и ухожу.

На этом все.

Он не пытается перехватить меня, что-то пояснить или рассказать. Нет, зачем? Кто я такая? Никто. Просто маленькая девочка, которую он растил с детства, просто та, которая влюбилась в него несмотря на то, что для всех он родственник, но мне-то он никто по крови. Никто.

А судя по таким поступкам, я ему в принципе никто и звать меня никак, если он позволяет меня настолько унижать, проходясь самым острым ножом вдоль и поперек по и без того израненой душе. Просто вонзи уже в сердце да поглубже, чтобы основательно так подействовало. Шлюх своих приведи в дом, а почему нет? Наглядное пособие для меня, чтобы видела, что они все лучше меня. Ведь лучше, да?

Я могла бы понять и принять многое, но не открытое втаптывание в грязь. Зная, что я дома…жду его, что я в конце концов дышу им, такое сотворить?!

"Тебя там хоть любят? Лелеют, целуют? Тебя обнимают? Ты счастлив, ты весел?".

 Я вихрем влетаю в комнату и запираю дверь на засов, цепляясь влажными пальцами за ручку двери. Все. Мне хватит этих подачек, хватит делать шаг вперед и два назад, достаточно уже показал. Достаточно боли и агонии, я так больше не могу. Пусть в душе понимаю, что двери его не остановят, если он захочет войти, но я так делаю себе рубеж, возвожу стенку. Хватит.

Стягивая с пальца кольцо, бросаю его через плечо, не глядя толком куда. Не обращая внимания, словно избавляюсь от болезненных оков, сдавливающих мою шею острыми иглами. Иногда полезно просто умереть, чтобы потом восстать из пепла, упасть на дно, а после оттолкнуться ногами и всплыть на поверхность. Я вытираю тыльной стороной ладони влагу с щек и отхожу от двери, погружаясь ногами в мягкий ковер, дарящий сейчас больше тепла, чем самый важный для меня человек в мире.

Слезы продолжают душить, но я стараюсь дышать глубоко, осознанно, делая короткие передышки. Просто отпусти ситуацию, Света. И я отпускаю.

Дни сливаются в одну неясную точку, маячившую перед глазами безобразным пятном. Никита несколько раз пытается заговорить со мной, даже перехватить, но я как кукла в его руках, не сопротивляюсь, но и не говорю с ним, не смотрю, не реагирую на сказанные фразы.

Впрочем, я и не плачу, особо не показываю свою боль, только одеваюсь настолько развратно, насколько только возможно. Цепляю его взгляд, струящийся по телу вдоль груди, вниз по ногам. Я понимаю, что он смотрит всегда, когда я ухожу из дома, громко цокая каблучками, когда возвращаюсь поздно, опять же, специально делая все максимально громко для привлечения внимания. Даже в универе стараюсь общаться со всеми парнями сразу на виду у охраны. У одного из моих надсмотрщиков скоро начнется нервный тик, если уже не начался.

Сегодня я решаю надеть кожаную юбку и казаки под черные полупрозрачные колготки. Белая рубашка может смотреться строго, но не в такой бомбической комбинации. Волосы стянула в высокий хвост, а концы завила. Аккуратные стрелки на глазах, не требущих выделения по правде говоря, и прозрачный блеск на губах, ничего сверх вызывающего, но все вместе максимально привлекает внимание.

Никите хватает беглого осмотра, чтобы взорваться. Но мне этого уже мало. Мне мало просто вот таких всплесков, я хочу поступков, Никита. И пока в тебе нет того, что мне нужно, не жди шагов навстречу, не жди, что я пойму тебя. Не пойму и не приму. Уже нет.

–Ты в таком виде никуда не пойдешь, – цедит мне в лицо, хватая за руку. Не больно, но удерживает на месте. Боковым зрением цепляю сведенную челюсть, скулы напряжены, даже сквозь легкую небритость видны играющие желваки.

–Да что ты? – ехидненько выдаю в ответ. —А то что?

–Пошла и переоделась. Быстро.

Рука на запястье смещается чуть выше, горячая ладонь греет, но мне эти касания причиняют физическую боль. Он касался их. Они его. Сейчас он трогает меня, и хочется убежать в ванную, чтобы долго и муторно стирать с кожи мельчайшие молекулы чужеродного присутствия.

От Никиты веет злостью и обреченностью, а еще слабым ароматом спиртного, смешанными с его парфюмом и запахом сигар. Опять. Опять курит. Плевать, что обещал бросить. Опять же, кто я такая? Обещания мне можно забрать и растоптать. Прямо в моем присутствии, чтобы побольнее ударить.

Кадык дергается, мне кажется, он сейчас на грани того, чтобы сотворить глупость. А я продолжаю ковырять рану, иначе это была бы не я. Сдерживаться в такие минуты просто невозможно, не в моем характере.

–Шлюхам своим указывать будешь, понял меня? А мне приказы отдавать не смей, – вырываю руку из цепкого захвата и впервые за долгое время открыто смотрю в лицо. Это больно, всегда больно. Смотрю и не могу отвести глаз от синяков под глазами и глубоких морщин на лбу. Хочется провести пальцем по бороздам и смыть печаль с его лица.

Эта жалость задерживается во мне на мгновение, а затем смывается болью. Бушующий гнев внутри разрывает меня на части.

Значит, кому-то можно все, а другим ничего. Очень удобная политика, меня щемить налево и направо, а самому гульбенить. То есть ты сиди и жди, а я пока буду потрахивать баб. Миленько. Но ни черта подобного не будет, я не собираюсь слушать и подчиняться его приказам. Для этого ему придется меня связать, но тогда жди беды.

–Света, не буди во мне зверя, – хрипит, скользя внимательными взглядом по лицу. В них полыхает огонь. В моих арктический холод.

–А что тогда? Ты меня ударишь? Или что там дальше по списку? Живи как живешь, а я буду жить так, как хочу, вот псы твои цепные бдят, можешь не волноваться, папочке доложи, что все чики-пуки. Ты уже у нас тут на побегушках, да? – говорю много, стараясь задеть побольнее, хоть так, иначе не получится. Пусть я поступаю мерзко, неправильно и мелочно, но как уж во мне кричат эмоции, простите.

Никита замахивается, и кулак прилетает в стенку, прямо рядом с моим лицом. Я задерживаю дыхание, ощущая странный ползучий страх, плавно пробегающий по спине. Ноздри мужчины напротив раздуваются, как у буйвола, готового напасть на свою жертву. Проходит несколько секунд, прежде чем он отталкивается от стенки, цепляет подставку с вазой и уходит под звук разбитого фарфора девятнадцатого века.

Я облизываю пересохшие губы и поворачиваю голову влево, сталкиваясь со вмятиной и красными вкраплениями крови в ней.

14

СВЕТА

С Никитой в тот день, как и в последующие, больше не сталкиваюсь. Я и правда делаю то, что хочу, но сбавляю обороты в плане одежды, потому что в универе слишком пристальное внимание на меня обращает и деканат. А так как лишний раз устраивать себе проблему мне не хочется, я соглашаюсь со всеми претензиями.

Мне становится безумно одиноко, с каждым днем все сильнее и сильнее. Единственная отрада в данном случае случается после звонка Аиши, мы миримся, пусть это дается мне с трудом, ведь свои ошибки признавать вообще сложно, порой даже невозможно, и что с этим дрянным характером поделать, я без понятия. Некое подобие успокоения плавно стягивает с плеч тяжкий вал хотя бы одной проблемы.

В остальном я решаю ничего более не предпринимать, пуская на самотек если не все, то практически все в своей жизни.

Возможно, во мне говорит усталость, та самая усталость, что становится причиной обреченности или фатализма. С другой стороны, интуиция шепчет, что надо что-то предпринимать, да и мое нутро Рашидовское тоже не может спать спокойно, если есть проблема, волнующая уже столько времени. Решение приходит откуда не ждали, что называется.

Однажды возле универа, рядом с припаркованной машиной моей охраны, появляется знакомый внедорожник черного цвета бизнес-класса. Слишком знакомый внедорожник. Охрана не реагирует, потому что это тот, которому можно. А у меня плавно холодок пробегается вдоль позвоночника, потому что владелец этой машины и сам не шибко располагающий к себе человек. По крайней мере, меня пугает то, с какой особой педантичностью он относится ко всему, что так или иначе касается меня. Пугающая заинтересованность, которая любого ввергла бы в шок. Хотя, возможно, я просто так сильно ему нравлюсь.

–Здравствуй, Света, – папин партнер по бизнесу опирается о свою машину, приветственно кивая мне. Это мужчина около тридцати с глубоким проникновенным взглядом, заглядывающим в самую душу, вот только не хочется, чтобы он туда заглядывал, да и глазищи эти на выкате порой пугают, словно он не в себе. Строгий черный костюм и идеально выглаженная белоснежная рубашка, все как я люблю, только на другом. Мысленно даю себе оплеуху, ну вот опять я плавно утекаю не туда.

А что до Евтушенко…

Несмотря на аристократическую внешность и такие же повадки, есть в нем что-то отвращающее, хотя отец от него без ума. Моя вкусовщина может? Плюс его бизнес абсолютно легальный, то есть такая перспектива маячит классная, что слов нет. Папа даже пару раз намекал мне, что вот присмотрись, но я лишь противно скалилась. Не хочу я присматриваться. Глаза б мои его не видели.

–Добрый день, Кирилл, – пытаюсь выглядеть непринужденно, но у самой аж зубы сводит от негодования. Опять приперся, опять будет звать на кофе, я и так завуалированно отшивала его несколько раз, а с появлением парня осада немного ослабла. Видимо, теперь он в курсе о том, что мы расстались, и вновь решает расставить невод.

Не нравится он мне, вот не нравится от слова «совсем», но сейчас, когда Валик меня бесит однозначно больше, я вдруг решаю для себя кое-что. Мысль приходит в голову внезапно, как будто молнией шандарахает.

–Давненько не виделись, да и не поздравил я тебя с днем Рождения, – Кирилл внимательно и скрупулезно рассматривает меня, после чего достает с заднего сидения охапку моих любимых цветов и запакованный подарок, маленькую коробку с надписью именитого бренда. Как пошло.

Света, он тоже подарил тебе кольцо, и ты не сказала, что это пошло.

Потому что это он подарил, я бы радовалась всему, главное, что от него. Там ведь от чистого сердца, а тут жирный такой намек, ни черта мне ненужный. Машинально опускаю взгляд на руку, снова сталкиваясь с пустотой, я так и не нашла подарок Никиты, вернее, даже не пыталась найти. Валяется все там же, где-то в углу.

–Спасибо, очень приятно.

–Кофе? Сладости?

Да уж, папочка у меня ему в свое время всю инфу слил? Может кто ещё постарался, конечно, с другой стороны, то что я люблю поесть, судя по размерам моих бедер, непонятно и незаметно разве что слепому, пусть даже в последнее время мне удалось немного сбросить.

Киваю ему и соглашаюсь на все, отправляясь в свою любимую кофейню.

С этого момента начинается новый виток отношений. Почти каждый день Кирилл старается меня забрать, чтобы куда-то сводить, это кино, рестораны и даже выставки, к слову сказать, он не глупый, а довольно разносторонний человек, который в состоянии поддержать практически любой разговор. Если бы не одно «НО», он мне не нравится.

Порой мужчина, разумеется, кажется сверх навязчивым, но в любом случае всегда дает мне право выбора, оповещая заранее о приезде, а я что делаю? Соглашаюсь, потому что в следующий момент сообщаю о предстоящей встрече охране, а те, соответственно, Никите. Последний, к слову, совсем не заявляется домой. Наверное, веселое времяпровождения со шлюхами куда интереснее моих похождений, а может наша последняя стычка окончательно выбила его из колеи, все варианты заставляют сердце противно сжиматься и пропускать удары.

Своим настоящим поведением рассчитываю на немного другую реакцию, чем простой игнор.

Однажды от Кирилла поступает неожиданное предложение сходить в клуб с его друзьями, на что я незамедлительно отвечаю положительно, во-первых, потому что это клуб самого Кирилла, и у Никиты там, скорее всего, просто нет глаз и ушей, а во-вторых, я просто хочу потанцевать. Нормально расслабиться.

Одеваясь по-клубному, я совершенно не ожидаю, что ситуация может закончиться непредсказуемо. Но она именно так и заканчивается.

Внизу у выхода меня встречает Никита, который приходит домой спонтанно, как гром среди ясного неба, бегло осматривая меня, морщится, словно увидел нечто по истине отвратительное. Только за вот такую реакцию хочется вмазать ему по лицу со всей силы.

НИКИТА

Это тяжелее, чем кажется, тяжелее, чем я себя представлял. Когда хочется одновременно придушить и поцеловать, наорать и прижать к себе. Во мне теплятся две крайности, срывающие крышу окончательно и бесповоротно.

Черт возьми, я держусь из последних сил, и мне таких трудов стоит не размозжить голову этому Евтушенко, что даже не описать словами. Я пропадаю в боксерском зале каждый день до поздней ночи, а затем ночую у себя на квартире, предназначенной исключительно для справления нужды, не более.

Но даже с этим у меня проблемы, потому что стоит только повести сюда кого, так все желание напрочь пропадает, или же слабые отголоски похоти остаются, но мне звонят парни и докладывают, что вот Светлана с ним там и там. Что делаю я? Прошу фото, видео, точный отчет по минутам. Гребанный сталкер. А затем я упиваюсь своей болью, глядя на это все. На следующее утро с трудом заставляю себя ехать в офис, игнорировать струящуюся по всему телу боль, ведь с головы до ног ноет каждый нерв. Каждый, сука, нерв.

Снова и снова сбиваю руки в кровь, лишь бы не думать, что она там с ним, весело проводит время. Охране приходится по секундам описывать мне ее передвижения, ведь я теперь не могу даже отследить ее, она не носит кольцо, не разговаривает со мной, язвит и грубит при первой возможности, и я просто сорвусь, сорвусь к чертовой бабушке, если еще раз столкнусь в противостоянии с ней.

Сам стараюсь избегать, до долбанного безумия стараюсь не думать о ее поведении, не накручивать себя еще больше. Даю ей эту чертову свободу, умножая охрану, чтобы не натворила бед, а сам терпеливо ухожу в тень. Мне только отчеты присылают, в которых фото Светы непременно с ним. Конечно, я нарыл на Евтушенко Кирилла тридцати лет от роду, успешного бизнесмена, все, что мог, долбанный идеальный вариант для идеальной девочки, моей девочки. Сжимая переносицу, закрываю глаза, сметая фотографии со стола, они плавно оседают на пол, одна прямо к моим ногам. Света тут одна, довольная, но глаза при этом грустные.

Даже такие поддельные ее эмоции, подаренные левому парню, вызывают во мне шквал негодования и чистой злобы, требующей освобождения.

Она мне улыбалась искренне. Мне! Мне дарила эти эмоции, и я их смаковал как эстет, а не как гребанный шакал.

Для меня все было по-настоящему. И подарок на день Рождения...особенно он. Лучший в моей жизни после ее молочных зубов, подаренных целую вечность назад.

Стою перед окном и наблюдаю, как плавно вечер входит в свои владения, одаривая такой нужной прохладой. В одной руке несменно стакан с виски, в другой сигара, едва тлеющая. Легкие скоро взорвутся от количества никотина, которым я накачиваю их, находя лишь в этом слабое успокоение и утешение.

Ой ли? Не работает уже даже это, сколько в себя не влей и не закачай. Сжимаю губами сигару, втягивая поглубже едкий дым, когда слышу звук цокающих о мраморный пол каблуков. Света летящей походкой спускается по лестнице в платье, больше открывающем, чем скрывающем. Ситуация вновь повторяется, только теперь я замираю, не в силах и вдохнуть, это вынос. Полный вынос мозга.

Смесь восторга, похоти и ярости. Вот что я представляю собой сейчас. Боже, дай мне сил это вынести и не убить никого.  Я даже не спрашиваю, куда она собралась, припечатываю с ходу.

–Ты не выйдешь за порог, – кладу сигару в пепельницу, пойло вливаю в себя. Одним махом.

Света стремительно разворачивается, копна блондинистых волос взметается в воздух за ее движением. В глазах разворачивается настоящее цунами.

–Ты решил в папочку поиграть? – загадочно изгибает бровь. —Я не сама иду в клуб, а с парнем, ясно тебе? И папа его очень даже одобряет, это к твоему сведению, если ты решишь наябедничать, – шагает в мою сторону, а грации в ней как у кошки, плавно двигающейся по узкому парапету. Модельная внешность, украшенная настолько яркими формами, на секунду отвлекает, яростный взгляд с поволокой игривости выбивает воздух из легких.

По краю ходит же. Хочется схватить за шею и …

Прищуриваю глаза, насильно заставляя себя говорить четко, несмотря на бесконечный поток матов в голове.

–Ты никуда не пойдешь, девочка. В комнату бегом, – цежу наблюдая, как она испепеляет меня злобным взглядом. Он проходится по мне бритвой. Остро, но я заслужил. Я еще как заслужил абсолютно все, чем она сдабривает наши ссоры. Только вот не хотел я, чтобы все так обернулось, девочка, не хотел.

–Пойду, пойду и буду делать там с ним все, что захочу, – стискивает тонкую ткань платья в руке и старается не смотреть в глаза. Разукрашенная, красивая, зараза.—Ты меня не остановишь и не запретишь!

С ним. Ах, с ним она будет делать. Меня передергивает от гнева, блядь, как у Рашидова еще глаз не дергается?! Света продолжает жевать губы и смотреть сквозь меня. А я вот все упорно заставляю себя выразить мысль четко. Нихренашечки! Смотрю на нее и мысли разбегаются!

Не платье, а издевательство. Я скорее прикую тебя к батарее, чем позволю мужикам пялиться на тебя полуголую. Особенно одному, слишком умному говнюку, который спит и видит заграбастать и тебя, и все то, что Рашидов даст в качестве приданного за тебя. Не понимаю, почему Арслан не видит очевидных вещей, хотя может это я себя накручиваю, но как тут иначе вести себя?! КАК?

Сука, выедает мозги просто эта ситуация. Выдыхаю и пытаюсь усмирить гнев, который ни черта не усмиряется!

–Хочешь, чтобы тебя отымели в туалете? Так видишь себе приятное времяпровождение? Как заправская проститутка? – Света дергается как от пощечины. Слезы наворачиваются на глаза цвета чистого неба. Опять довел, но зачем еще он тащит ее в свой закрытый клуб, фильмы посмотреть?!

Ну решил же оставить ее в покое, да что это такое! Просто дядя и племянница, все, баста, закрыли тему. И вот нутро берет и шепчет, что не смогу просто взять и отпустить. Плевать, что воспитывал с трех лет, плевать, что воспринимал как племянницу, на все плевать, сейчас она ни черта не маленькая, сейчас Света совсем другой человек.

Она мне не племянница. Не племянница. Она мне никто. Если повторять часто, смогу наконец-то осознать.

Никто.

–Как ты…мог? – голос срывается, девочка упорно пытается сдерживаться. Слушай и злись, но поднимись в свою комнату, не беси больного на голову придурка. Да, я подонок, да. Взгляд утекает в обтянутую тонкой тканью сочную грудь.

Сука. Сука. Сука. Не смотри туда, не смотри. Нельзя. Рашидов сотрет тебя в порошок. Да и сам ты не посмеешь ее коснуться. Больше нет. Ты не можешь, просто не можешь взять и влезть в ее жизнь со всем своим дерьмом, которого хватит на полмира.

Фигурка начинает мелко дрожать, от обиды или от боли, не ясно. Она обхватывает себя руками и смотрит на меня своими невозможно чистыми глазами в то время, как я впитываю ее эмоции и возбуждаюсь.  Содрать одежду и разложить на столе. Хватая за пышную блондинистую копну волос. Срывая с губ крик наслаждения. Ублюдок.

Все тело словно в огне.

 —А хотя да, я именно такой и буду. Ты ведь теперь ожидаешь от меня только этого.

Контрольный выстрел в голову, сейчас. Я переломаю ноги любому, кто подойдет к тебе. А потом закатаю в асфальт.

 Света хватает сумочку на бегу, ноги на высоченных каблучищах заплетаются. Пытаюсь поймать, но она злобно вырывается, скребется как кошка. Со спины вдалбливаю в тело, распластываю по груди, наш контакт взрывает реальность, в глазах темнеет от лавины желания, накрывающей меня с головой.

 Маленькая нежная и не моя. Никогда не будет моей.

Нам нельзя. Я убийца и беспринципная тварь, а она чистая девочка, которая абсолютно не заслужила такого подонка, как я.

– Отвали от меня, придурок, иди к своим проституткам и им указывай, что делать.

Да какие проститутки. Ухмыляюсь.

–Я все папе расскажу! ВСЕ!

  В этом все звучит конец для нас обоих. Да я сам готов сказать уже, сам! Что толку-то, если все равно нормально не живу без тебя?!

–Зачем ты доводишь меня, Света? Зачем? – голос хрипит, скольжу кубами по волосам на загривке. Это взрыв сверхновой. Это мое безумие.

–Отпусти меня, – слезы текут по щекам девушки и оседают на моих ладонях.

Плач кислотой выедает внутренности. Зачем ты связалсь с ним? Зачем ты ходишь к нему на встречи, если он тебе не нравится? Думаешь, я не вижу, что это маска, думаешь, не понимаю, что все на зло?

–Не могу.

–Отпусти меня, отпусти, – вырывается, но делает хуже только себе. —Я хочу свободы! Ты мне вообще никто!

Я, черт возьми, счастлив, что мы чужие люди.

–Перетопчишься, – блокирую ноги своими. Нежный запах ванили сводит с ума. Ну что за наказание? Я никогда не дам тебе свободы. Не такой, которая может навлечь беду. Нет.

–Я все равно сбегу!

Отрывисто разворачиваю ее к себе и, цепляясь за подбородок, шиплю в полу распахнутые губы:

–Только попробуй, мать твою!

–Ненавижу тебя, ненавижу, – кричит и бьет маленькими кулачками по груди. Слезы градом льются по щекам.

–Тем более, мне терять нечего, – сдавливаю фигурку, втискивая в пространство между двумя колоннами. Глаза Светы расширяются от ужаса.

Бойся меня, правильно.

–ТЫ ВСЕ РАВНО НЕ ОН, СЛЫШИШЬ, НЕ ОН! – лучше бы ударила, честное слово.  Я и без не понимаю, что по всем пунктам проиграю ее замухрыжнику, особенно в том, где числится яркий такой пунктик. Он не убийца, которому не положено иметь слабости, а я да.

–Чем же он так хорош, Света? – в груди словно дыра образовывается. Засасывает.

Света смотрит на меня злобно, взгляд метает искры. Сожги уже меня.

–А чем плох? Коней на переправе не меняет, меня ценит и…полностью удовлетворяет. Ну ты понимаешь, – игриво подмигивает, а у меня лицо застывает в одном выражении. Эмоции сползают вниз. Словно что-то перемыкает в сознании, отрубает к чертям собачьим.

–Что ты…сказала? —шепчу, вглядываясь в голубую бездну перед собой.

Он тронул ее? Что? Когда, мать твою, я круглосуточно знал о том, где она, там все время охрана на хвосте была. КОГДА? Перед глазами медленно расползаются красные пятна боли, она такая реальная, что можно потрогать. Воздух вязкими обрывками заполняет легкие, все словно в вакууме.

–Ты что, правда думал, что я хорошая девочка, которая будет просто так гулять за ручку? Нет, Кирилл мастерски доводит меня до пика наслаждения, мастерски. Ты и в подметки не…

Это срывает мне башку окончательно, я вдавливаю ее тело в себя, вырывая из глотки рваный стон, и вгрызаюсь в губы, больно жаля, заставляя забыть все то, что было до. Во мне больше не работает разум, больше не слышу и не вижу ничего, кроме губ, которые хочется кусать, груди, которую хочется сжимать в руках, нащупывая острые горошинки, тонкой шеи, на которой хочется оставлять следы. Чтобы все знали...она моя.

Девочка, которая довела меня до агонии.

Мое безумие.

Видит Бог, я пытался.