Текст книги "Нам с тобой нельзя (СИ)"
Автор книги: Юлианна Орлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
25
СВЕТА
Прошу тебя только себе не лги,
Ты пол меня, я пол тебя, но мы не целое.
И не друзья и не враги.
Я твой недостаток, ты Моя Вселенная!
Спешно подхожу к миловидной продавщице с натянутой искусственной улыбкой и прошу вывести меня через черный вход для работников, потому что мой бывший не дает мне прохода и прямо сейчас дежурит под выходом из магазина.
Я держусь из последних сил, чтобы не взорваться прямо тут.
Надо отдать должное этому магазину, но в клиентоориентированности им равных явно нет. Глаза блонди расширяются, она кивает в сторону уборных и двери без опознавательных знаков, и мы вместе выходим к пожарному выходу, где я опрометью спускаюсь вниз.
Меня словно подгоняет сама смерть, с такой скоростью я вылетаю из торгового центра. В груди незаживающая рана, на глазах слезы, которые мешают сфокусироваться. Когда я быстро прохожу парковку и юркаю в такси, вся боль, что до этого мне удалось сдерживать, обрушивается с новой силой. В голове тысяча вопросов и ни одного разумного ответа. Неужели это все для него было просто суррогатом? Как я могла не разглядеть очевидного? Почему?! Только со мной могло бы такое приключиться, конечно. Вот почему он начал обращать на меня внимание, потому что только так закрыл свой гештальт. А мама…такую, как моя мама, есть за что любить.
Она идеальна по всем параметрам, женственная, добрая, умная и хозяйственная. А я что? Даже накормить Никиту смогла не сразу, а после многочасовых просмотров видео-уроков в интернете.
Очевидно, что я выросла совсем не похожей на свою маму внутренне, зато очень похожей внешне.
Таксист везет меня в сторону ближайшего парка, когда начинает идти дождь, но мне все равно. Я не могу ехать домой и смотреть ему в глаза. Нет сил, я просто распадусь окончательно и никогда не соберусь до кучи.
Нет. Я должна успокоиться, но как успокоиться, если с каждой секундой становится все паршивее? Плевать на то, что эмоциональная боль длится пятнадцать минут, моя растягивается на вечность, жаля и шаркая кожу до кровавых подтеков. Агония расползается по телу.
–Девушка, может вас в другое место отвезти? – паренек смотрит на меня взволнованно, пока я, молча глотая слезы, пихаю ему в два раза больше денег за проезд и выпадаю из машины. Руки подрагивают, я с трудом сжимаю ремешок сумки и резко оборачиваюсь в поисках угрозы. Мне все кажется, что меня раскрыли, и сейчас где-то из-за угла выскочат мои церберы.
В парке нет никого, народ давно разбежался кто куда, ведь на улице настоящая водная стена, но я продолжаю идти. Дождь смоет мою боль. Покалывающие ощущения на коже – это именно то, что нужно.
Как долго фарс продолжался бы? Может он так мстить захотел? Вот смотри, мол, я с твоей дочерью. Живи с этим. Не ты, так она. Почти одно и тоже.
Боже. С каждой безумной мыслью я загребаю себя все глубже в зыбучие пески. Трепыхаюсь сильнее, меня затаскивает на дно.
Усмехаюсь сквозь сковывающую меня судорогу по всему телу. Мною правит безумие. Импульсивное желание оказаться в тёплых объятиях Никиты прямо сейчас перечеркивает все остальные негативные эмоции. Это потому, что мое нутро не может распознать, что теперь та боль от него, и снова ищет утешения в любимых руках.
Предавших раз добивают дальнейшей сладкой ложью.
Захожу под навес для летнего кафе, прижимаясь мокрым лбом к полупрозрачному стеклу, выдыхая горячий воздух. Все моментально запотевает и реальность становится серо-туманной. Я практически растворяюсь в пространстве.
В легком платье усаживаюсь на скамейку, стоящую прямо тут. Навес слабо спасает от ледяного дождя. Сумерки сгущаются. Мне не страшно, мне никак.
Выуживаю трубку из сумки, там больше десятка пропущенных от Никиты. Дура. Ты не выкинула телефон. Идиотка.
Ладно, сейчас я просто немного умру. А дальше полетим. Меня папа всегда учил подниматься, и тут я точно поднимусь.
Холодная трубка, прижатая к уху, причиняет физическую боль. После третьего гудка слышу глухое и злобное «Света». Я молчу. Не могу выдавить из себя и слова, только вслушиваюсь, впитываю в себя Никиту хотя бы так. Перед глазами проносятся наши самые трогательные моменты. Нет. Так быть не может. Просто не может.
–Алло!
Связь не очень хорошая, все скрипит.
–Мои люди отслеживают твой телефон, – он не дурак, в отличие от меня. Печально усмехаюсь, понимаю, что времени у нас ограничено.
Почему-то именно сейчас я начинаю себя чувствовать лучше, просто услышав его голос. Это садомазо, а еще точно стокгольмский синдром. Так быть не должно. Ты в первую очередь должен ненавидеть того, кто причиняет тебе боль снова и снова. А что по итогу? Я ищу любой связи с ним.
–Как ты мог? Никита? Как? – откидываюсь на скамейке и запрокидываю голову. Холодный дождь бьет по щекам и смывает горькие слезы. Безумно хочу кричать. От боли и разочарования, разрывающих мое слабое тело на куски.
–Почему сбежала? Я ведь просил, – он зол. Но держится, а я вот уже не держусь. Я сорвалась в пропасть.
–Да? А мне захотелось, я ведь что хочу, то и ворочу, Ник. Не забыл, да? Я ведь не мама, не ручная и не покладистая, – поднимаю руку и рассматриваю палец, на котором подарок Макарского.
–Что за бред? Ты что напилась?
Моей маме он такой вопрос бы никогда не задал. Потому что, дайте-ка подумать, она не такая. А я такая.
–Когда ты собирался мне сказать, что в молодости любил мою мать? Когда? Я стала для тебя удачной заменой? Но ты не нашел сил признаться в этом и сбежал?
Повисает молчание. Я прикусываю губу до металлического привкуса во рту. Правда. Затем в трубке слышится отборный мат, мой взгляд скользит по кольцу, под разными углами рассматриваю то, что мне нравится. Красивое же.
Интересно, он думал подарить его ей? Может мне это тоже по наследству передалось? Коду выжигает каленым железом. Ты просто красивая обертка, Света. Зачем на тебя еще распыляться? Что бы он ни говорил, в итоге все так, как есть.
–Ты никогда не была для меня заменой, Света. Я люблю тебя.
В другой жизни мне было бы приятно это слышать. Может я даже растеклась бы лужицей, но в этой за такие слова хочется ударить побольнее, чтобы он почувствовал хотя бы сотую долю того, что сейчас чувствую я.
Он не отрицает, потому что никогда не лжет. Никогда. Солги мне хоть разочек!
–Но ты хотел быть с моей мамой! – срываюсь на крик. Сквозь шум дождя мне сложно расслышать слова, они сливаются воедино.
–Я понимаю, откуда ты это все взяла, но это была другая любовь, Света, послушай меня… Я приеду, и мы поговорим, девочка моя, не делай глупостей. Я поясню тебе все, но прямо сейчас…
Перебиваю, чтобы не слушать пустых слов. Оправдания мне сделают только больнее. Правда обернулась для меня болезненной вспышкой перед глазами.
–Ты уже сделал все… что мог. Прости.
Вешаю трубку и выкидываю телефон. Наотмашь бью. Отрезаю себе всякий путь к тому, чтобы слушать оправдания. Теперь все встало на свои места. Теперь все стало понятно.
Со стоном срываю с себя кольцо и кидаю его вслед за телефоном. А затем вскакиваю и иду в сторону выхода из парка. Мне больше никто не нужен. Снять деньги и улететь куда угодно, подальше.
Прямо у выхода из парка перед носом тормозит огромный черный бус с тонированными стеклами. Я не успеваю и пискнуть, как меня вталкивают внутрь, перехватывая за талию.
26
НИКИТА
Я все время трачу на то, чтобы разобраться с нашим дерьмом, и порой мне кажется, что весь мир решил поиграть против меня. Некоторые склады сгорели полностью, остальные достаточно сильно повреждены, а это миллионы долларов ущерба, я уже молчу о том, что возмещать придется со своего кармана, ведь не углядел все-таки я. Хотелось бы мне, чтобы это было главной проблемой, ан нет.
Наши машины с грузом оказались немного видоизменены в плане наполнения, теперь к простой контрабанде подключалось еще несколько статей УК, а то, что водители мертвы, делают головняк болезненнее.
Пока что я, как официально исполняющий обязанности генерального директора грузовой компании «Раштрейд», обязан ответить за липовые бумажки и тот контрабандный груз, магическим образом обнаруженный в наших машинах. Внезапно слепые стали зрячими.
Адвокаты работают днем и ночью, не сказать, конечно, что мы белые и пушистые. Нет. Как раз наоборот, но ровно половина обвинений явно притянута за уши.
Я понимаю, что это только начало нашего славного пути, а что будет дальше – большой вопрос. Пока что бьют по всем фронтам сразу. Мысли о Свете не дают покоя, и я все чаще думаю запереть ее пока что в четырех стенах. Пусть сходит с ума как хочет, мне ее безопасность важнее.
–Может ты зря тогда пожестил, босс? —Агафонов падает в кресло напротив меня, хватая бутылку с водой.
Может и зря, вот только я действовал в ответ на жесть, да и не знал я, что падаль будет играть грязно. Любой на моем месте поступил бы так же. Когда встает вопрос ты или кто-то другой. Один на один. Ты будешь убивать, чтобы выжить. А тот, кто решил возомнить себя царем, очень скоро упадет на дно, как и положено такой грязи.
–Я не знал, что все так обойдется, и Евстахов виноват сам, ты знаешь об этом, – прикрываю опухшие от недосыпа глаза.
Сам виноват, да. Надо было быть мужиком, а не прятаться под юбку своей беременной жены.
–Но я могу его понять, я бы тоже мстил, очень сильно и до смерти. Такое не прощается, – глава службы безопасности подается вперед и складывает руки замком.
–Он подстроил аварию, я ответил в той же манере. Кто знал, что он будет ездить кортежем и в первую машину посадит свою семью, – равнодушно выдаю и машинально бью себя по карманам в поисках сигарет. Черт. Выкинул же. Обещал не курить.
Шею стягивает спазмом, и я скалюсь от злости.
– Все случилось так, как случилось. И я не Рашидов, ясно? Я убираю проблему кардинально. Мне привет из прошлого не нужен, и так их было слишком много, – стихаю и откидываюсь на кресле. Я знал, в какой машине он будет ехать, мне скинули карту его передвижений, так что я был уверен в том, что в одно «да» не останется ничего от Евстахова. Но жена. Да, я не думал даже о ней, вот уж если сейчас размышлять. – И, если быть до конца откровенным, она должна была быть в своей модной клинике.
Жизнь учит избавляться от того, что приносит проблемы, очень быстро и навсегда. Срубил и забыл. Я таков, каков есть, меняться не получится, да и поздно, не в этом возрасте.
Жалел ли, что промахнулся? Я давно уже ни о чем не жалею, не первая жизнь, которую я отнял, но тут мой косяк был очевидным. Даже для такого подонка становилось ясно, что пережестил. И в целом-то ничего не добился, проблема так и осталась. Живучая.
Агафонов хмыкает и загуривает. А у меня во рту слюна скапливается, хочется самому подымить пиздец как.
–Что нарыть удалось?
Безопасник осматривает меня и делает очередную затяжку.
–Судя по всему, ему помогает кто-то не из наших.
–Хоть крыс нет и то ладушки.
–Значит, забугорные, Мор сказал, что пробьет по своим каналам.
Вот это новость. Он давно уже решил отойти от всего, что так или иначе связано с прошлой жизнью и Мором как таковым. Вот только куда бы ты ни сбежал, ты всюду берешь с собой самого себя. Для всех он так и останется Мором. Как бы он упрямо не косил под бизнесмена Эльдара Мирского. Я не могу перестроиться, привыкший к его сути, да и часто проскальзывает старая кликуха, что интересно, у Арслана тоже самое. Говорил мне, что не может воспринимать его иначе, да и что за имя такое – Эльдар. И фамилия ни в зуб коленкой. Забавно что Мор сменил Мир. Только этот чудик мог бы до такого додуматься. Однозначно.
–Он же отошел от этих каналов, – подозрительно кошусь в сторону помощника, а он смотрит на меня как на придурка.
–Ну значит настало время немного макнуться, да узнать все, что нам надо. К тому же бывших киллеров не бывает.
Внезапно дверь распахивается, и в кабинет вваливается Кент.
–Босс, Светлана сбежала.
Да еб вашу налево.
Пульс замедляется, а затем начинает стучать как отбойный молоток, срывая с петель оголенные и заискрившиеся до предела нервы. Мне рвет башню.
–Сама или помогли? – в голове тысячи вопросов и догадок. Но все они рушатся моментально как карточный домик.
Следом за помощником в кабинет заходит тот, кто отвечал сегодня за безопасность Светы и Аиши.
–Какого хера вы там были, я спрашиваю?! Какого! Мордой торговать перед бабами?!
–Магазин с бабским шмотьем, босс, ну что нам с ней в раздевалку идти?
На голову не налезет. Целая куча вооруженных до зубов бойцов и прошляпили девочку, едва доходящую им до подбородка.
Дальнейшее видео дает ответы на все вопросы. Хоть на что-то эта кучка дебилов была способна. Наташа приложила свою грязную лапу. Впервые в жизни хочется ударить бабу, размазать по стенке, чтобы мало, блядь, не показалось.
–Ты проебал свою единственную цель, ты понимаешь, что я с тобой сделаю. Как и с остальными дебилами, что были с тобой?! —хватаю мужика за шкирку и швыряю к стене, прикладывая так, как умею. Без тормозов, они давно слетели. Бью кулаком в рожу, расквашивая физиономию.
Умно, разумеется, я бы размазал их по стенке, если бы они увидели то, что не должны были. Но она ушла прямо из-под носа, это не раздевалка!
Сука, дурак я, надо было запретить ей рыпаться из дома, гуляй по периметру и дыши воздухом!
Что эта дрянь ей сказала? Хотя тут и так все понятно. И это нифига не решаемо по щелчку пальцев, учитывая, как Света обо всем узнала. Хотя в том, что эта дрянь сказала ей о Наде, я уже не сомневаюсь. Черепная коробка вскрывается моментально, я хватаю трубу, не глядя тыкаю на знакомый номер, вслушиваюсь в бесконечные гудки, вспарывающие кожу острым ножом. Не отвечает. Снова и снова. Ноль.
Рука сжимает трубку, слышится треск стекла, и я с силой откидываю от себя телефон. Тонкая сеточка проходится по экрану, как и в моей душе сейчас все разламывается на миллион кусков.
Свет, это все не то, не то, мать вашу! Бью кулаком по стенке, разбивая костяшки в кровь, но боли нет, она инертна. Пар валит из ушей.
–Найди эту суку, немедленно, – тыкаю в экран и раздаю ЦУ своему помощнику, с одной единственной мыслью, чтобы не поздно.
Чтобы не опоздать. Никогда не молился, а сейчас я впервые в жизни прошу не за себя, а за нее. Как в последний раз проговариваю «хоть бы просто сглупила, сама ушла». В ушах стоит адский шум, и я заставляю себя снова и снова набирать номер Светы, попутно собирая людей в путь. В приложении со знакомой синей точкой объект движется в сторону выезда из города и мне пиздец херово осознавать, что это может быть как Света, которая самостоятельно сбегает от меня из-за обиды, так и Евстахов, который все-таки решил пойти дальше и забрать у меня все самое дорогое. И плевать, что мы шифровались, она была и есть для всех моей племянницей, что тоже не отменяет факта, что одним своим существованием она уже мишень, по которой точечно можно ударить и не попасть в молоко.
–Скинь координаты своим людям, Агафонов, и мне чертовски плевать, почему твои люди проебали ее! Если хоть волос упадет, я буду спрашивать с тебя, каким бы ты охрененным спецом ни был, это твой бок!
–Я уже сообщил своим, ехать нет нужды, перехватят.
–Нет уж, я сам поеду, а перехватят ли они, это большой вопрос.
Хватаю кобуру со стола и кидаю напоследок:
–Молись, чтобы все закончилось благополучно.
Мы выдвигаемся в сторону пункта назначения, но находимся слишком далеко, чтобы приехать быстро. Нервы накалены до предела, снова и снова набирая номер Светы, я понимаю, что бьюсь головой о стенку. Ноль.
–Босс, девку привезли, – Кент не решается со мной говорить, ведь плохому гонцу отрубают голову, но эти слова приходится выдавливать из себя сидя на заднем сидении. Он видел меня в худшем состоянии, практически во всех моих худших состояниях.
–Ну надо же, вы хотя бы как доставщики работаете хорошо.
Подождет. Сейчас во главе стола другое.
Несемся в сторону старого парка, когда телефон в руках начинает разрываться. Отвечаю мгновенно, чтобы погрузиться в ад. Это она. Все-таки сама...
В трубке звучат всхлипывания, это больно, я понимаю, что ничего не смогу сделать, чтобы она мне поверила. Потому что она маленькая девочка, подверженная эмоциям и в полном раздрае в данный конкретный момент. И потому что в конце концов, это все правда. Да, я любил ее мать, но совершенно не так, как оказалось на контрасте со Светой. Это вообще разные вещи, однако ей сейчас это не пояснить и никак не доказать.
–Мои люди отслеживают твой телефон, – выпаливаю сразу, понимая, что этим могу напугать. Но она должна знать, что бежать бесполезно. Куда бы она ни пошла, я найду. Украду. Верну.
Каждый ее вопрос разжигает внутри огонь, распаляет и раздувает с маленького красного уголька до жутчайшего пламени. Взор застилает ярость. Она бурым кровавым пятном ложится на глаза и устилает все ненавистью, преображая обычные эмоции в пепел. Она говорит и гвоорит, а от этого нихрена не легче.
–Ты никогда не была для меня заменой, Света. Я люблю тебя.
Я не вру, не врал ей и не собираюсь делать это в дальнейшем, все, что говорю, абсолютно чистая правда. Иначе не умею. Не стал бы с ней конкретно. Потому что для меня она целая новая жизнь, окрашенная новыми цветами, о существовании которых я не подозревал или, скорее, не мечтал. Не думал. Не гадал, что так бывает, или что мне повезет.
Впервые в жизни настолько повезет, что я смогу прожить неведомое чувство из прошлого, но в этот раз оно вдохнуло в меня созидание, а не разрушение. Желание рвать глотки и не отдавать никому свой свет несмотря ни на что. Беречь. В этот раз до агонии больнее думать о жизни без нее, страшно представлять другой исход. Меня к ней не просто тянет магнитом, меня к ней привинчивает по живому. Вплетает. Вонзает иголки и пришивает красной нитью, что сейчас на руке болтается как умалишенного придурка, в свое время не способного отказать той, что навсегда поменяла мой мир.
Меня в ней топит, с каждым днем все больше и выбираться я не хочу и не буду.
В тоненьком надломленном голосе нет больше жизни. Света, кажется, не дышит, но и не плачет, лишь с болью шепчет:
–Ты уже сделал все… что мог. Прости.
Звонок обрывается, и я воплю в трубку:
–Света, твою мать! – поворачиваюсь к водиле и кричу, —газу, газу!
Синяя точка на экране продолжает мигать, но в следующую секунду я вижу резкий прыжок вперед. Внутри все замирает, и точка перестает мигать. Затухает. Да как так?! Мне сказали, что это кольцо можно было бы и КАМАЗом переехать, и все равно показывать будет с точностью до метра координаты объекта.
Сука! Мы практически добрались же! Машина виляет на поворотах, когда я слышу слова, адресованные мне Кентом.
–Босс, телефон больше не вижу.
В глазах играют мошки, потому что острая боль в виске снова дает о себе знать. Сжимаю кулаки и заставляю себя не сорваться. Когда машина резко тормозит в радиусе километра от первоначальной точки, я вылетаю из машины и на ходу раздаю приказы, сворачивая именно туда, где она была в последний раз. Шаг за шагом приближаю себя к правде, но ровно у входа в парк замечаю небрежно брошенную сумку.
–Что за?
Мои люди шерстят весь парк, обходят каждый закоулок и опрашивают людей. Я поднимаю город на уши, чтобы потом перевернуть вверх дном, вытрушивая мельчайшие крохи информации. Сидя на злополучной скамейке в непроглядную темень, снова и снова получаю сухое «чисто».
Ее нет.
А с записей камер видеонаблюдения все указывает на то, что ее украли.
Я встаю, готовый к новому бою, теперь уже с самим собой, чтобы сразу не пойти по головам и не начать душить. Тут надо мыслить здраво и с холодной головой, но, видит Бог, я пойду напролом. И не посмотрю больше ни на что. Я устрою кровавое месиво за нее. Потому что у меня нет жалости.
Чума у ворот.
27
Флешбек
МНОГО ЛЕТ НАЗАД
–Никит, а мы почему с ма и па не пошли? – маленькая девочка попыталась обхватить тоненькими ручками исполинскую фигуру мужчины сразу после того, как он прочитал ей ее любимую сказку “Маша и Медведь”, и девчушке пришлось вернуться в реальность
Из глаз малышки капали слезы, потому что она очень болезненно переносила вот такие отлучки родителей. Пусть к ней, конечно, в этот момент приезжал ее личный плюшевый медведь по имени Никита.
–Потому что родители пошли праздновать важное событие, – мужчина ухмыльнулся и усадил девочку к себе на плечи. Для него проводить время с малышкой было сплошным удовольствием. Магическим образом она научила его смотреть на мир иначе. Через призму плюшевых игрушек и детских игр на площадке.
–Событие? – кудрявая девочка наклонилась и закрыла вид своими пушистыми светлыми волосами. Они россыпью кудряшек рассыпались перед глазами мужчины, щекоча, но нисколько не раздражая.
–Годовщину, семицветик, – мужчина тепло улыбнулся ребенку и пошел вместе с драгоценной ношей на улицу.
–Я тоже хочу годовщину, – девочка улыбнулась и ослепила мужчину своим неровным рядом молочных зубов. За часть этих зубов Никита отвалил целое состояние. Ну как же! Фея прилетала.
–Хм, вот вырастешь, найдешь себе мужа, проживешь с ним много лет, будет тебе годовщина, – мужчина с грустью подумал, что, наверное, придется вместе с отцом Светы встречать парней с ружьем и в случае чего отстреливать, желательно метить в одно интересное место. Он не мог представить, что эта малышка однажды обязательно выйдет замуж. Все равно что дочь отдавать левому мужику.
–А когда это будет?
–Минимум лет через двадцать.
Хоть, видит Бог, мужчина хотел сказать тридцать. И то после тщательной «проверки».
–Все это время я буду искать мужа? – детская непосредственность не знала границ.
–Вообще-то я предпочитаю думать, что ты никого искать не будешь, а он сам найдется. Достойный.
–А он будет меня носить ручках, как ты?
У мужчины в голове летали самые разнообразные мысли. От «пусть только попробует не носить, захлебнется в собственной крови» и до «разумеется, если жить захочет».
–Не волнуйся, в случае чего, ему выгоднее будет носить на руках тебя, чем свою выбитую челюсть, – пожалуй, это была самая мягкая формулировка, на которую Никита был способен. Вечная компания людей, привыкших решать вопросы силой, накладывала свой отпечаток на его натуру. Но с ней он был другим. И даже улыбался. Не натянуто, а искренне.
– Никита, а мне обязательно искать кого? Давай ты будешь моим мужем?
Из Никиты моментально вырвался смешок. Вот уж и Маша с Медведем.
–Малышка, ну что ты такое говоришь? Смотри, я ж буду старый и дряхлый, а ты красотка. Красотка…
СВЕТА
–Красотка, просыпайся! – ушат холодный воды обрушивается на мое тело, мгновенно пробуждая после тягучего сна.
Оттуда не хочется уходить, хочу остаться в моменте, впитать в себя тепло и уют и забыть, что это сон. Я с трудом распахиваю глаза, сталкиваюсь со свирепым взглядом мужчины. Холод помещения вызывает шквал мурашек по изнывающей как будто от ожогов коже
В голове вакуум и расползающаяся боль, туманит взор. Не помню, как тут оказалась. Но реальность довольно круто обрушивается на меня, стоит только оглядеться по сторонам. Затхлое помещение, пропитанное сыростью и плесенью. Противный привкус оседает на языке. Сквозная боль в позвоночнике не дает мне просто сидеть на месте, но каждое движение приносит адскую боль.
–Вы кто? – пытаюсь пошевелиться, но все тщетно. Меня привязали к жесткому стулу. Сложно даже рукой двинуть.
–Красивая дочурка у Темного. Вау просто, – мерзкий мужик напротив приближается ко мне и злобно вперяется. Он большой и это все, что удается разглядеть. Сложно держать глаза открытыми, а еще невыносимо хочется пить. Так сильно, что кажется, что упаду замертво, если во рту не окажется хоть капли.
–Послушайте…
–Цыц, цыпа, слушать будешь ты. Сейчас я сниму видео для папки и твоего ебыря. Кстати, не думал, что вы настолько извращенцы. Но да ладно, это ведь даже лучше, да? Я бы хотел именно ему побольнее сделать, и вот вам, пожалуйста, одним махом двух зайцев…
Я хочу сказать что-то в ответ, но не могу. Язык не слушается и слова выходят изо рта рваным блеянием. Мне даже не страшно, мне скорее никак. Потому что все вокруг воспринимается сквозь призму сна. Не могу до конца догнать, и еще как будто бесконечно вязко выходит смотреть вперед.
В какой-то момент я снова вырубаюсь, за что получаю шлепок по лицу. Шершавая ладонь рисует уродский узор на коже. Печет нестерпимо, но я успеваю только глотнуть воздух, прежде чем сознание покидает меня.
Это неправильно, так не должно быть. Не знаю, сколько проходит времени, может час, может пару минут, это все сливается в сплошную бесконечность. Остается лишь холод и судорога в икре, так всегда, если я замерзаю.
Перед глазами мелькают картинки из прошлого, я постоянно вижу себя в объятиях Никиты, это болезненно приятно, а еще чертовски страшно. Я теряюсь в этих ощущениях, чувствуя огромную пробоину в душе. Черно-белые снимки стоп-кадрами щелкают один за другим, на всех я разная. Каждое воспоминание острой бритвой проходится по сердцу, стоит только вспомнить наш последний разговор.
А еще мне безумно страшно за него, потому что я не знаю, что чувствовала бы на его месте. Как бы там ни было, я видела в глазах Никиты любовь, ощущала ее, какая бы она ни была, замещающая или почти родственная, но она есть.
Хочется к папе. Чтобы как раньше с разбитой коленкой прижаться и зарыться носом в грудь. Понимать, что ты в руках человека, который за тебя порвет любого.
Хочется к маме. Спросить, почему все так складывается. И поплакать на плече, вдыхая родной аромат.
Я не знаю, что должна чувствовать после всего, что узнала, не знаю и не хочу знать. Во мне горят ненависть и любовь в одном флаконе, адская и пекущая неразделимая смесь. Не к конкретным людям, скорее к ситуации, в которой я в тупике.
Мой самый оглушительный цугцванг. Лучше не двигаться, да, пап? Наблюдать. Я помню, все помню, и я не двигаюсь.
На меня снова обрушивается ледяная вода,из-за нее зуб на зуб не попадает, а тело все трясёт как в припадке. Тысячи иголок впиваются в тело, пронзая до основания.
Я уверена, что меня ищут, вполне возможно, что они уже даже близко. Возможно и другое, конечно. И что тогда? С другой стороны, раз уж я тут, значит, просто убивать смысла нет, следовательно, цель в другом.
Из горла сдавленно просится:
–Мой отец…намотает тебе кишки на шею.
–Хм, ничего нового, узнаю породу Рашидовых. А теперь улыбнись в камеру, – тварь оттягивает клок волос, резко поднимая мою голову. Не могу сопротивляться, словно все силы разом покидают тело. Чтобы он ни сделал, я не дам ему нужных эмоций, иначе я не дочь своего отца. Слишком хорошо я осознаю, что может последовать далее, но готова ли я к этому? Надо продержаться и понять, где я нахожусь, чтобы максимально много выжать из ситуации.
– Я хочу половину всего, что у тебя есть, плюс голову твоего пса Макарского, и тогда твоя дочь не отправится на съедение к рыбам. Выбирай. Но хочу получить добро на его уничтожение, Темный. И полную индульгенцию впоследствии. А деньги будут бонусом за все содеянное вашей дружной компанией.
Эти фразы вонзаются в мое сознание болезненной колючкой. Эмоции как будто дремлют, а мозг перестает работать в нужном режиме.
Что? Что за обмен? Почему Никита? Гадкие ощущения продолжают заставлять меня чувствовать подступающую к горлу тошноту. Может мне снится? Волнение достигает апогея.
Я все не могу проснуться, начать действовать, как минимум переговорить с тем, кто постоянно обливает меня водой. В помещении настолько холодно, что я не чувствую ни одну из своих конечностей, только боль. Она топит реальность, окрашивая в синие цвета. Когда все-таки удается открыть глаза, ничего, кроме синего, я не вижу. Не понимаю.
–Знаешь, почему ты здесь? – звучит хрипло.
–Потому что захотел урвать толику власти? – онемевшими губами спрашиваю, не особо рассчитывая на ответ.
–Потому что я хочу компенсацию за все. За смерть жены и ребенка. Твой ублюдок жестоким образом расправился с беременной женщиной. Ни в чем не повинной беременной женщиной. Что там по принципам Рашидова? Хуйня принципы твоего папки, если он допускает такое от своей правой руки. Левая подает, правая забирает. А я, заметь, не отомстил через тебя, хоть, видит Бог, руки чесались. Нет. Я спрошу лично с него, девочка.
Меня бьет по голове обухом. Фигурально. Хотя я была бы не против, если бы буквально меня вырубили, чтобы не слышать этих страшных слов. Нет, я не была настолько знакома с обратной стороной жизни своего отца, но, Господи, я знала, что он никогда не тронет неповинных. И я верила, что Никита полностью придерживается его принципов.
Но эта реальность слишком глубокая, чтобы самостоятельно всплыть на поверхность с минимальными потерями.
