Текст книги "Испания"

Автор книги: Юлиан Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Такого рода заявления оппозиции сразу же вызвали реакцию фашистов. Блас Пиньяр разразился яростным выступлением:

– Не успел еще остыть Франко, а всякая сволочь, всякие социалистические группки уже стали собираться открыто! Камачо выступает перед народом! Министр Фрага Ирибарне позволяет себе дружеские беседы с социалистическими оппозиционерами! Министр, отвечающий за внешнюю политику, берет на себя смелость говорить, что коммунисты являются такими же испанцами, как и все мы! Все это свидетельствует, что враги христианской цивилизации пытаются разрушить то, что сорок лет создавал наш незабвенный каудильо. Поэтому наша задача заключается в том, чтобы объединяться и действовать! Фрага Ирибарне утверждает, что "у нас не будет иных врагов", кроме врагов государства. Но врагами государства, как общественного института, являются лишь анархисты. Значит, Фрага считает нашими врагами одних анархистов? А как же быть с марксистами и прочими либералами, которые выступают против великих идей Франко?! Фрага предлагает нам научиться отличать врагов от оппозиционно мыслящих людей, он считает, что оппозиция несет в себе позитивный заряд, нужный для демократического развития страны. Мы не собираемся делить врагов и оппозицию. Для нас это синонимы. Если правительство поднимет руку на "Движение", созданное Франко 18 июля 1936 года, когда мы начали наш очистительный крестовый поход против коммунизма, мы организуем свою партию, и мы станем на защиту наших основополагающих идей. Мы не остановимся ни перед чем, ради того, чтобы отстоять идеи Франко. Нынешнее правительство, в состав которого входит лишь один представитель фаланги, не может считаться общенациональным. Фрага представляет кучку либералов, а не нацию, поклявшуюся "Движению" и Франко.

"Посибле", журнал центра, привел слова Фрага, когда его назначили на пост министра внутренних дел:

– Я сказал королю, что смогу занять пост лишь в том случае, если мне разрешат проведение моих демократических реформ. Для этого мне нужно привести с собой полдюжину верных людей.

Испанцы ждали, что Фрага немедленно объявит о сроках и датах реформ. Он медлил – обещая.

Испанцы ждали амнистии. Министр юстиции Антонио Гарригес обещал провести амнистию, однако после того, как будут внесены конституционные изменения в "Основной закон".

Испанцы ждали вхождения в общий рынок, однако министр Ареильса – после первых своих визитов в Париж и Бонн – ничего, кроме посул "привести Испанию в семью европейских народов", не сделал.

А три политические единицы Испании по-прежнему хранили молчание: король, армия, "Опус деи".

В Париже, когда ожидание затянулось, было проведено широкое совещание демократической оппозиции, в котором приняли участие Игнасио Камуньяс Солис и Хоакин Сатрустеги – от либеральных монархистов, представитель испанской компартии, Руис Хименес и де Миранда – от демохристиан, генеральный секретарь Социалистической рабочей партии Филипе Гонсалес, социал-демократ Мануэль Диас Аллегрия – сын бывшего начальника генштаба (и такое возможно в нынешней Испании), социалист Рауль Мородо.

По оценкам европейской прессы, совещание это было "историческим", ибо все его участники вернулись затем в Мадрид и разъехались по домам: раньше бы их встретили на аэродроме Баррахас полицейские машины.

На совещании выступил Руис Хименес – он был защитником Марселино Камачо, его адвокатская контора приняла на себя защиту Луиса Корвалана (если, впрочем, можно надеяться на защиту коммуниста в условиях пиночетовского фашизма).

Руис Хименес наметил план действий оппозиции: продолжать борьбу за демократизацию, организовывать манифестации в стране, используя прессу, проводя широкую разъяснительную работу.

– Надо дать возможность правительству, – закончил Руис Хименес, выполнить обещания, которые были им выдвинуты в программе кабинета.

Однако либеральный монархист Сатрустеги оппонировал Руису Хименесу:

– Положение в Испании не изменилось. Существовало единовластие Франко, и поныне проводятся в жизнь его законы; король не может назначить президента кортесов более либерального, чем тот, который был при Франко; председателем совета министров остался тот, который был во время дикратуры.

Профессор Хосе Видаль Бенейто, представляющий Социалистический союз, заключил:

– Демократические преобразования должны быть проведены немедленно условия для этого созрели. Мы взываем к чувству патриотизма тех, кто работает в государственных учреждениях... Испанская армия занимает позицию Нейтралитета и стоит в стороне от политических процессов...

...Вечером приятель увел меня в "Чокко", где собираются журналисты со всего мира (традиция времен гражданской войны – здесь, на Гран Виа, обычно встречались Хемингуэй, Кольцов, Мальро). Здесь было все, как и год назад: шумели, бражничали; разница заключалась, впрочем, в одном лишь: раньше Франко ругали втихомолку, а сейчас "поливали" в открытую; раньше прощались, вскидывая правую руку – приветствие фаланги идентично гитлеровскому, ныне наряду с "хайлем" демонстративно поднимали кулаки: "но пассаран!" – "они не пройдут!".

Не пройдут ли? Собственно, это и была та проблема, которую мы обсуждали в тот вечер, да и во все другие дни и вечера прошлого декабря и нынешнего января. Естественно, те, кто стоит на левых позициях или на позициях демохристианского центра, утверждали по-испански страстно:

– Возврата к франкизму быть не может, фашизм не пройдет. В церквях, которые ранее были оплотом франкизма, заседают нелегальные рабочие комиссии! Из университетов изгоняют правых профессоров! Вся интеллигенция стоит на левых позициях.

Через несколько дней я встретился с Эусебио-и-Агирре, одним из тех, кто придерживается противной точки зрения. Отказавшись от рюмки джина ("это непатриотично, джин – продукт янки, истинные испанцы пьют "тинто", красное вино Андалузии"), Эусебио очень убежденно – но не очень спокойно – изложил мне свою точку зрения:

– Почему Франция ныне изменила свое отношение к Испании? Почему Париж, укрывающий баскских террористов, ныне высказывает доброжелательство? Почитайте труды, издающиеся левыми в Париже, почитайте. Там намечают три фазы: первая замена режима, созданного гением каудильо, какой-то аморфной либеральной монархией. Вторая – свержение монархии и установление республики. Третья после тайного договора (?!) между нашим "другом", то есть США, и врагом – то есть Кремлем, Испания становится разменной картой в игре двух сверхдержав; русские (!) высаживаются со стороны Средиземного моря, испанская нация, как великая нация мира, перестает существовать. Секретная работа по подготовке к этому разделу идет вовсю: наши продажные журналисты и газеты при попустительстве правительства требуют разрешить развод в Испании, позволить женщинам делать аборты и отменить цензуру. Это – звенья одного плана, утвержденного сверхдержавами (!) Что нас спасет? Лишь одно – армия!

Как вы думаете, читатель, кто это говорит? Маоист? Ультралевый? Нет. Мой собеседник – фашист, фалангист (что, впрочем, одно и то же), один из сотрудников лидера испанских ультраправых Бласа Пиньяра.

В отличие от социалиста Хосе Видаля Бенейто, банкир, прокурадор кортесов и редактор фашистского журнала "Фуэрса нуэва", Блас Пиньяр не считает армию нейтральной. Пиньяр считает армию "позвоночником нации" – в этом ее историческая миссия; каждый испанец обязан любить свою высокотехническую, высококультурную (а ни один "культурный человек не может быть марксистом") армию, которая отвечает за будущее нации.

Так фашисты говорят в современной Испании. А как действуют? Вот лишь один пример: несколько общественных организаций города Сабадель в январе 1976 года направили в муниципалитет петицию об амнистии. Люди просили мэра Хосе Бурролье зачитать членам муниципалитета их петицию. Мэр отказал. Представители общественности – рабочие, священник, инженер, врачи – начали скандировать: "В отставку!" Ворвалась полиция. Никого не били – что правда, то правда. Просили, чуть подталкивая плечами, разойтись "подобру-поздорову". Родригес, работник местного синдиката, не мог спокойно видеть н е п о в и н о в е н и е. Он набросился на пятнадцатилетнюю школьницу Изабель Гарсиа Порсель и зверски избил ее. ("Черная сотня" или "штурмовики" – разве не похоже?) Отец пытался заступиться за дочь – Родригес вытащил пистолет: "Я пристрелю тебя, красная собака!" Пистолет – это нехорошо, это– опасно: полиция отбила девушку, перенесла ее в вестибюль, положила возле мэра, на диван. Девушка, утерев с лица кровь, увидела рядом с мэром Родригеса и закричала в ужасе. Корреспондент журнала "Мундо" Дионисио Хименес обратился к Родригесу:

– Кто дал вам право так вести себя?

Родригес поиграл пистолетиком:

– Хочешь, чтобы я тебя прикончил?

Журналиста Хименеса немедленно окружили молодчики – и так же, как и Изабель – избили, по надежным гитлеровско-франкистским рецептам. Когда Хименес поднимался с пола, заместитель мэра по внутренним делам не преминул упредить:

– Советую тщательно подумать о том, что ты собираешься написать в свой журнал!

К Хименесу бросился на помощь его коллега – журналист Ксавьер Бинадер. Его тоже избили. Тот же помощник мэра, наблюдая избиение, сказал, закуривая:

– Допрыгался. Пришло и твое время.

Хименес вместе с адвокатом обратился в комиссариат полиции. Когда они выходили, адвоката Рамона Вальдеса окружила толпа фашистов. Его били железными цепями. По голове. До тех пор, пока служитель закона не упал на асфальт".

* * *

Душа в облаках,

А тело, как плач

Плачет народ – плачет маэстро...

Священник деревни из "прежних",

Для него маэстро – атеист,

А для мэра – он, конечно, коммунист,

А для "гвардиа сивиль" – анархист,

А для тех кто во дворцах, – сепаратист...

В деревенском казино, где каждый вечер

Собирается "бо мон" – два офицера и фельдшер,

Ему не дают стула.

Это верные и хорошие люди

Написали, куда надо,

Что мысли маэстро им непонятны,

Сложны, неприятны.

Они написали, куда надо,

Что маэстро читает детям Мачадо,

Того самого Мачадо, который шлялся по этим равнинам,

Прежде чем умные люди изгнали его из страны.

Он губит детей, этот маэстро!

Он не бьет их,

И не ставит на колени в углу класса

И не таскает за уши...

Хорош себе маэстро!

Ведь давно известно, что лишь кнут

Хорошо учит: и детей и взрослых,

Слова – развращают.

Они написали,

Что этот любитель Мачадо

Ни разу не побыл – как надо!

На празднике нового сада,

Который разбили около полицейского участка

Дамы-патронессы.

К письмам хороших людей прислушались.

Умные письма попадают к умным людям.

Маэстро прогнали из школы.

И сейчас "верные и хорошие люди"

Спокойно играют в карты в своем казино,

Потому что их детей учат так, как положено:

И побьют, и потаскают за уши, и поставят на колени.

Хорошая смена растет – знает, что такое кнут.

Кнут теперь снова чтут.

Это – баллада баска Патчи Андриона. Патчи поет свои стихи, он бард. Этого славного парня называют "некоронованным королем Страны Басков".

– Теперь меня перестали запрещать, – усмехается Патчи, – теперь мне разрешают выступать без предварительного просмотра текста песен. Что-то даже не верится, наверное, скоро посадят.

Он берет свою гитару, склоняет сильное лицо к деке, замирает на мгновение, а потом требовательно и резко трогает струны – "Сонет 1937-1975".

Я плаваю в тишине,

Плаваю.

Воспоминания – как нога в гипсе,

Как крик роженицы,

Словно шепот вопиющего в пустыне.

Эта страшная тишина рождает желание,

Чтобы ветер вырвался из моих сухих ладоней,

Чтобы сердце остановилось,

Но сердце мне не подвластно,

Мне подвластен голос, и я рожаю песни

Как гвозди.

А в моих песнях

Я хочу схватить тишину солнечного утра за волосы,

Я хочу выжать небо, как жирный апельсин,

И чтобы зубы свело оскоминой,

И чтобы это разбудило жажду прокричать

Мою песню.

Петь для себя – непозволительная роскошь,

Мыльный пузырь из шепота,

Шаги в пустоте,

Дыра в ничто...

Поющий тихо – поет для себя;

Нельзя петь по карточной системе, когда голоса отпускают на день

Триста граммов.

Или пол-литра.

Тогда умирает слово.

Оно становится жалобой.

А разве поэзия – жалоба?

Поэзия – это ненормированное требование.

Нельзя регулировать поэзию, как магнитофон.

Нельзя петь без ненависти.

Я – во всяком случае – не могу:

Для этого у меня нет времени.

Такие настроения – типичны для испанских бардов. Здешние барды – это с е р ь е з н о, каждый выходит на сцену со своей политической платформой. Эстетическая – у всех общая: испанская музыка, испанское слово, прекрасная испанская открытость. Раньше правительство остро реагировало на такие песни-призывы; певцов лишали права выступлений, вынуждали эмигрировать. Нынешний режим повел себя умнее: пой себе на здоровье, что угодно – рядом с залом, где ты поешь, стоят два джипа с "грильос", которые вооружены автоматами, стреляющими не только резиновыми пулями.

Несмотря– на трескучие – особенно во внешполитическом аспекте – пассы нового правительства, в Мадриде вовсю работает НРУ (национальное разведывательное управление) Пиночета. Друзья рассказали, что посольство Чили содержит здесь одиннадцать "военных атташе" – чуть не вдвое больше, чем позволяют себе американцы. Эти "нрувцы" заняты подготовкой террористических актов против ведущих чилийских эмигрантов. Причем, поскольку коммунисты и социалисты не могут быть выявлены – они находятся в подполье, – удар обращен против левых демохристиан. Пиночет объявил, что ни о какой многопартийности, ни о какой демократии в Чили до конца XX века не может быть речи, следовательно, необходимо устранить всех возможных претендентов на власть, даже представляющих интересы национальной буржуазии.

Первой жертвой НРУ оказался генерал Карлос Пратс, занимавший ключевые посты в министерстве обороны Чили – и во времена Фрея и в годы Народного Единства. В его машину была подложена мина. Генерал и его жена были убиты. Это случилось в Аргентине. Следом за тем агенты НРУ переместились в Европу, выбрав местом для координирующей штаб-квартиры Мадрид. При Франко им здесь помогали не только советами. Отсюда, из Мадрида, НРУ начало охоту за бывшим министром внутренних дел, одним из основателей христианско-демократической партии Бернардо Лейтоном, бывшим министром иностранных дел Габриэлем Вальдесом, ныне являющимся помощником Генерального секретаря ООН, и за Радомиро Томичем, выдвигавшемся на пост президента Чили от ХДП в 1970 году.

Не испанская полиция, а чилийская оппозиция в Мадриде предупредила Бернардо Лейтона в 1975 году (еще при жизни Франко), что НРУ готовит на него покушение. Однако он не смог нанять себе охрану. Люди НРУ напали на него ночью. Его повалили выстрелом в голову. Жену начали бить, а потом выстрелили ей в шею. Чудом оба остались живы – вовремя приехала "скорая помощь".

Исполнителями замыслов НРУ являются Андрее, Патрисио и Хорхе Мельгоса. Они известны "Интерполу", как профессиональные бандиты, члены международной мафии. После победы Сальвадоре Альенде, братья Мельгоса нелегально перевозили оружие в Чили, чтобы организовать фашистские банды и не дать президенту Народного Единства занять дворец Ла Монеда. Когда этот план потерпел провал, они совершили убийство генерала Шнейдера – это была продуманная провокация: фашисты были уверены, что армия выйдет на улицы – отомстить за убитого начальника генштаба. Армия на улицы не вышла, Хорхе попал в тюрьму. Два старших брата успели бежать в Испанию. Здесь они проходили тренировку под руководством как "гристаповцев", так и гитлеровцев – их за Пиренеями много. Шефом мадридского центра стал один из лидеров чилийского фашизма Хуан Луис Бульнес.

После переворота они вернулись в Сантяго и сразу же стали руководить ведущими отделами НРУ. Именно они, Патрисио и Андрее, прибыли в США с дипломатическими паспортами, которые гарантировали их неприкосновенность. Они вошли в контакт с кубинскими контрреволюционерами, итальянскими мафиозо и пуэрториканскими гангстерами. ФБР получило данные, что они готовят убийство помощника Генерального секретаря ООН Вальдеса. Такого рода убийство вызвало бы международный скандал. Вальдхайм, извещенный о замыслах НРУ, вызвал чилийского представителя при ООН и сказал, что не кто-нибудь, а правительство Чили отныне ответственно за все, что может произойти с чилийцами, работниками ООН.

Братьев Мельгоса пришлось срочно увезти на первом же самолете в Сантьяго.

Однако мадридский центр НРУ продолжал активизировать свою работу: было принято решение во что бы то ни стало убить Томича, который в это время переехал из США в Европу.

Братья Мельгоса прибыли в Мадрид, а отсюда отправились в Швейцарию, где находился Томич. "Интерпол" сработал и здесь: швейцарская полиция выделила охрану чилийскому изгнаннику.

При Франко об операциях мадридского филиала НРУ молчали. Сейчас об этом заговорили открыто. Значит, надо ждать выступлений в журналах. Испанские газетчики работают отменно – после сорока лет вынужденного молчания ребята, что называется, вкалывают в поте лица. Журнал "Камбио" громыхнул материал против агентов ЦРУ в Испании: с фотографиями и именами. Правительство промолчало. Ждали реакции посольства США – те не решились опровергать факты.

Я вспоминаю прошлый, – не говорю уж, – позапрошлый год. Журналисты тогда стоном стонали в "бесцензурной" стране. В 1975 году было закрыто пять журналов, девять раз арестовывали имущество газет, семнадцать раз были возбуждены судебные процессы против редакций; общий размер штрафа, наложенного на прессу, составил два миллиона песет.

Хочу привести данные о схватках режима Франко с прессой только в январе 1975 года: 1) арестовано имущество журнала "Эль папуас"; 2) секвестирован журнал "Нуэво фотографас"; 3) секвестирован номер газеты "Эль Коррео де Андалусия"; 4) сожжен номер газеты "Гранада Семаналь", директор газеты, Хоакин Пехия, выслан из Испании, выпуск издания запрещен отныне и навсегда; 5) два сотрудника "Эль Коррео де Андалусия" привлечены к суду в Севилье; 6) 25000 песет штрафа наложено на журнал "Сабадо графике"; 7) начат судебный процесс против директора "Камбио-16" Мануэля Веласко и редактора Педро Коста Пусте.

Пока что новое правительство особо грубых санкций против прессы не применяло.

"Постепенно в Мадриде канонизируются точки зрения на происходящие в стране процессы. Одни – спокойны: народ "привык" подчиняться кнуту и силе; таких, впрочем, меньшинство, но – "сильное меньшинство". Среди большинства – раскол. Одни убеждены, что надо подталкивать правительство к реформам, торопить его, не давать остановиться, ломать инерцию привычки бесконтрольно властвовать; другие убеждены, что с правительством нечего иметь дело – оно бессильно; третьи вообще считают, что правительство ничего не хочет предпринимать, ибо все "они неплохо устроились, им не хочется расставаться с миллионными креслами". (В Испании Франко это было типично – человек, ставший министром, немедленно начинал богатеть; "калым" – вполне распространенное явление.) Власть предержащие и те, кто рядом с ними, говорят: – Испания за последние сорок лет прошла сквозь три этапа: сначала была Испания "Крестового похода", потом "юридического утверждения и оформления победы фаланги", а со средины пятидесятых годов вступила в "эпоху развития", когда Франко открыл границы для туризма, и это сразу же принесло громадные прибыли, начался приток американского и английского капитала, строились автомобильные заводы (выпуск машин растет в Испании из года в год), прокладывались дороги, возводились бесчисленные гостиницы и кэмпинги, развивалась легкая индустрия. Круговерть бизнеса, охраняемая франкистской "гвардия сивиль", захватила известную часть населения. И выдумаете, что испанцы, половина из которых помнит голод послевоенного сорокового года, захочет вновь ввергнуть себя в пучину очередного социального конфликта? А постепенную демократию они получат только без лишней спешки. Да в общем-то они уже ее получили – каждый говорит все, что хочет, – это ли не демократия?

Социалисты:

– Правительство исповедует испанскую с а м о с т ь. Оно не хочет и не может посмотреть на шведский или западногерманский образец трезво. Оно пытается играть в демократию, но оно плохо скрывает страх перед любым новшеством. Прогресс – это всегда новшество, это как свежий ветер. Однако сквозняк опасен для больных.

Центр:

– Необходимо поскорее провести реформы, которые бы гарантировали устойчивость в стране. Жить так, как живем мы, подобно катанию в переполненной лодке по штормящему морю. Надо сбросить тот балласт, который мешает нам обрести стабильность, войти в НАТО и ЕЭС наравне со всеми западными странами. Они зря медлят. Необходимо легализовать как ультраправых, так и левых – пусть сражаются друг с другом. Арбитром будет закон и правительство. Это ж так удобно – быть арбитром, поднявшись над схваткой полюсов.

Коммунисты:

– Либо правительство проведет немедленные демократические реформы, даст амнистию, пересмотрит свою экономическую политику, либо это придется делать другому правительству.

Фаланга:

– Если правительство и дальше будет попустительствовать левым, если оно и дальше станет проявлять бесхребетность, и осторожность, если оно осмелится и дальше терпеть то, как сепаратисты растаскивают Испанию, мы возьмемся задело. Вопрос будет решать оружие – не слова.

"Мадрид, Семенов: Литгазета.

Приняла по телефону Рыболова.

Если считать сегодняшнюю испанскую ситуацию временной, кануном революции, или, наоборот, предтечей ультраправого путча, тогда незачем останавливаться на вопросе о законах. Если же принять во внимание силу и мобильность "молодой волны" испанской буржуазии, интересы которой стремится представлять правительство, если не сбрасывать легкомысленно со счетов сорокалетний период кровавого франкизма, создавшего огромный аппарат насилия и охранения власти, если серьезно относиться к силе тех ультра, которые звереют при одном лишь слове "демократия", а они, эти фашисты, обладают большой силой в Испании, если, наконец, попробовать поверить ведущим министрам, что они хотят вывести Испанию из внешнеполитической изоляции, тогда без анализа конституции Испании не обойтись, ибо правительство не устает повторять, что путь "к реформам лежит в русле закона".

Конституция, "п о д" которой живет ныне Испания, была сконструирована Франко. Глава государства, "хефе дель эстадо", то есть каудильо, обладал неограниченными и неконтролируемыми правами. Он мог все. (Стоит отметить, что Испания – единственная страна в Европе, где нет прямых, свободных, равных и тайных выборов – ни в муниципалитет, ни в провинциальный совет, ни в кортесы.) Нынешний король, Хуан Карлос Первый, во время правления Франко был лишен какой-либо власти. Более того, Франко не подпускал принца к серьезной информации, а политик формируется в том случае, если он ежедневно и ежечасно держит руку на пульсе важнейших мировых и государственных событий: принять решение можно лишь в том случае, если знаешь. Сейчас, после смерти Франко, выяснилось, что король обладает далеко не всеми правами, которыми обладал каудильо. Король, например, лишен права чрезвычайных полномочий, которыми с лихвой владел Франко. Король не может предпринять серьезной законодательной акции, не согласовав свое намерение с правительством, кортесами, королевским советом и "национальным движением", то есть с главной силой, на которую опирался Франко.

Чтобы читатель точнее уяснил себе иерархию послефранкистских испанских "политических значимостей", следует поначалу объяснить, что они, эти "значимости", представляют собой на самом деле.

а) Правительство. Оно обязано – согласно конституции – "обладать политической инициативой перед лицом всех других органов власти". Правительство отчитывается перед королем, кортесами и советом королевства.

б) Совет королевства. В него входят семнадцать наиболее влиятельных "прокурадоров кортесов" (так здесь именуют членов парламента). О королевском совете в Испании сейчас говорят: "бункер франкизма". Говорят справедливо: четвертая часть совета составлена из "ветеранов", тех, кто воевал против Республики, добровольно шел с Гитлером на Советский Союз в составе "Голубой дивизии", казнил демократов, освящал новые концлагеря и тюрьмы, принимал Драконовские законы против народа.

Королевский совет обладает значительными полномочиями: он объединяет в себе функцию главы государства, кортесов, правительства; совет королевства не только "коронует" главу государства, но и утверждает одобренные кортесами договоры; совет может распустить кортесы; может, признав главу государства неспособным к правлению, сместить его двумя третями голосов.

(В Испании нет секретов: стоит повстречаться с коллегами-журналистами, как тебе тут же расскажут мельчайшие подробности обо всем и обо всех: что, например, когда король утверждал новый кабинет, министры сидели в просмотровом зале министерства информации и смотрели запрещенный цензурой фильм "Эммануэла"; что кардинал Таррагон, ставший в оппозицию к франкизму, получил инфаркт миокарда и был увезен в госпиталь сразу после окончания первого заседания королевского совета, которое длилось шесть часов: разгорелись страсти, ибо "бункер" тащил своих кандидатов на пост председателя; сошлись на "полунейтральном" Торквато Миранде. Говорят, что поначалу председателем королевского совета назывались Ареильса или Ан-тонио Гарригес. "Бункер", однако, поставил на других кандидатов: либо Валькарсель, либо Хирон де Веласко – оба фашисты из "старой гравдии" Франко. Стоит привести ряд высказываний Хирона де Веласко – чтобы стало ясно "кто есть кто". "Более всего Испании сейчас необходима культурная революция. Пока у испанцев народ не будет е д и н о г о понятия о культуре, не будет и единого понятия о в л а с т и. Мы, фаланга, приложим все усилия к тому, чтобы провести широчайшую немедленную культурную революцию. Фаланга хочет радикального изменения всего испанского общества, фаланга хочет демонстрировать капиталистическую систему". Браво! Это говорит один из богатейших людей Испании, женатый на баронессе Кампорендондо, которая является президентом крупнейшей строительной фирмы страны! Что думает Хирон о заявлении министра иностранных дел Ареильсы в Париже по поводу проведения свободных выборов в кортесы? "Ареильса волен высказывать свое личное мнение за границей, но здесь, у нас, в Испании, он обязан придерживаться законов, угвержденных гениальным каудильо испанской нации генералиссимусом Франсиско Франко!"

Думаю, что в свете этого высказывания Хирона читателю будет понятно, почему я приглашаю его к исследованию законодательных и исполнительных функций действующих ныне государственных институтов Испании. Благими намерениями вымощена дорога в ад – даже если поверить намерениям правительственных реформаторов, где гарантия, что они проведут демократические преобразования через королевский совет Хирона?)

в) Кортесы. Это не что иное, как увеличенный во много раз королевский совет. Тот же "бункер"; те же фалангисты, те же банкиры – сорок один банкир представлен в кортесах; они контролируют все основные комиссии, мимо них не проходит ни одно решение – будь то внешнеполитическое или касающееся положения в стране. Кортесы обладают правом потребовать отчета у правительства. Кортесы вправе войти в конфликт и с королем, – конституция это позволяет. Исход неизвестен: по франкистскому "основному закону" конфликт может разрешиться двояко – либо роспуск кортесов, либо смещение короля.

Как проходят "выборы" в кортесы? Пятую часть кортесов назначал Франко: указывал пальцем, говорил: "Он будет прокурадором" – вот и все "выборы". Пятую часть прокурадоров поставляло "движение", то есть фаланга. Пятую часть "синдикаты", франкистские профсоюзы. Пятую часть составляли губернаторы, генералитет, члены правительства. Пятую часть составляли "выдвиженцы "фамилий" страны", то есть наиболее уважаемые семьи нации, аристократы, купцы, военные промышленники, словом, люди, на которых режим полагался. К ним же относятся и руководители "гильдий" – профессура, адвокаты, технократия. Ничего себе, "народное представителььство", а? Из пяти "долек" голосовались лишь представители "фамилий", все остальные проходили, что называется, скопом, без намека на выборность.

г) "Национальное движение" – штурмовая сила франкизма в общенациональном масштабе: в каждом городе есть отделение "движения" и даже в правительстве оно представлено особым министерством. Нынешний генеральный секретарь, "министр движения" в кабинете Наварры – сорокачетырехлетний Адольфо Суарес Гонсалес (я встречался с ним, когда он был генеральным директором телевидения. "Советскому искусству открыт наш экран", – сказал Гонсалес. Это было смелое заявление во времена Франко.). Факт выдвижения Гонсалеса удивил многих: во-первых, секретарь франкистского "движения" – человек относительно молодой, не принимавший участия ни в Гражданской войне, ни в коллаборации с Гитлером. Во-вторых, Гонсалес находится в состоянии вражды со "старой гвардией". Объяснить его "взлет" пока что весьма трудно.

Сейчас, когда профессор права Себастьян Мартин-Реторильо впервые коснулся проблемы административной реформы и поставил вопрос о целесообразности ликвидации ряда министерств, в Испании поняли, что "началась драка под одеялом". Профессор вроде бы касался министерств информации, туризма, планирования, развития, но каждому в Мадриде (как левому, так и правому) стало ясно, что речь идет о "министерстве движения", о необходимости ликвидировать это странное "административное образование", которое функционирует, базируясь на догмате Франко: "Крестовый поход против коммунизма".

Можно допустить две возможности: монархия начинает "роман" с "молодой волной" и опирается на Суареса в проведении реформы за спиной франкистских кортесов.

Если же представить почти невозможное, то есть, если допустить второе вероятие – нынешние кортесы разрешат правительству ликвидировать "министерство движения", тогда в резерве есть "союз испанского народа", правопреемник идеологии Франко, построенный по военному образу и подобию: "национальное руководство" – "национальный совет" – "генеральный секретариат", управляющий идентичными провинциальными единицами по всей Испании. Другое дело, идеи "союза испанского народа" – идеи отжившие, скомпрометировавшие себя, рассчитанные на люмпен, но при чудовищной системе народного образования Испании "союз" может рассчитывать на определенный резерв националистов-фанатиков, не обученных даже алфавиту: "черные сотни" рекрутируются из мелкобуржуазной, слепой и темной среды. Увы, такого рода "среды" в нынешней Испании предостаточно, хотя нельзя не видеть и того, что промышленное развитие выдвигает "противосилу" – организованный рабочий класс.