Текст книги "Неотвратимое возмездие (сборник)"
Автор книги: Юлиан Семенов
Соавторы: Николай Чистяков,Василий Хомченко
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Через некоторое время из двери обкома вышел Галан. Он подошел к поднявшемуся Лукашевичу и, улыбаясь, объявил:
– Все в порядке. Вас кто-то понапрасну напугал. Будете и дальше учиться на лесохозяйствевном факультете. Был, правда, план реорганизации, но с ним не согласились и решили оставить все так, как было...
– Боже, как я вам благодарен, – едва не плача от мнимой радости, говорил Лукашевич, пожимая руку Галана. – Побегу теперь к своим хлопцам, обрадую их.
Вскоре после этого разговора произошло событие, обстоятельства которого остались невыясненными до сих пор.
Однажды вечером Ярослав Галан гулял с собакой по взгорью Стрыйского парка, где в то время шли земляные работы. Когда Галан приблизился к одной из траншей, оттуда послышались выстрелы, и несколько пуль просвистело над головой писателя. Пес заскулил, прижался к земле и потом сильным рывком потянул Галана к дому.
Ярослав Галан скрыл это происшествие от своих близких. Не обратился он и в органы государственной безопасности, из опасения, что узнает жена и расстроится.
16 октября 1949 года (как показал на суде Илларий Лукашевич) Щепанский, разгневанный, что 8 октября убийство Галана сорвалось, вызвал поповича на встречу. Он познакомил Иллария с щуплым, худощавым человеком – бандитом по кличке «Стефко».
– Это надежный хлопец, – уверил Лукашевича Щепанский, представляя ему нового напарника.
Националисты торопились: близилась десятая годовщина воссоединения Западной Украины с Украинской Советской Социалистической Республикой и подполье по заданию Мюнхена и Ватикана должно было заявить о своем существовании убийством какого-нибудь крупного общественного деятеля, известного своей преданностью Советской власти.
Поэтому Щепанский дал Лукашевичу твердый приказ:
– Двадцать четвертого октября, и ни днем позже, Галан должен быть убит.
Лукашевич и Стефко договорились встретиться в тот день в квартире дома № 22 по улице Первого мая, где нелегально проживала Ксения Сушко – сестра Стефко (Михаила Стахура).
Когда в условленное время Лукашевич и Стахур появились на конспиративной квартире, Сушко передала им портфель, в котором лежали две гранаты-лимонки, два пистолета и небольшой топор.
Одну гранату и пистолет Стефко отдал Лукашевичу, остальное оружие взял себе. Топорик засунул за брючный ремень, прикрыв полой пиджака и плащом, взятым у сестры.
В то утро после ухода жены в филиал Музея имени В. И. Ленина, где Мария Александровна работала художницей, Ярослав прошел в комнату, расположенную рядом с кабинетом, и сел за небольшой столик. Галан любил работать именно здесь, сидя лицом к широкому окну.
Галан начал писать статью, заказанную ему газетой «Известия» к десятилетию провозглашения в Западной Украине Советской власти.
Работалось хорошо. Он быстро набрасывал заключительные строки очерка – его лебединой песни:
«...Исход битвы в западноукраинских областях решен, но битва продолжается. На этот раз – битва за урожай, за досрочное выполнение производственных планов, за дальнейший подъем культуры и науки. Трудности есть, иногда большие: много всякой швали путается еще под ногами. Однако жизнь, чудесная советская жизнь победоносно шагает вперед и рождает новые песни, новые легенды, в которых и львы, и боевая слава будут символизировать отныне только одно: величие освобожденного человека...»
Как раз в эту минуту в прихожей раздался звонок. К двери подошла Евстафия Довгун и спросила:
– Кто там?
– Мы до писателя! Он дома?
Услышав голос Лукашевича, Довгун открыла дверь.
– Писатель дома? – переспросил Лукашевич.
– Дома, дома, – сказала Довгун, пропуская его и Стахура в прихожую.
Дверь комнаты открылась, и на пороге показался Ярослав Галан. Он приветливо сказал:
– А, это вы, хлопцы. Заходите…
Посетители вошли, Лукашевич сел на предложенный ему стул, справа от писателя. Стахур остановился за спиной Галана.
– Снова неприятности у нас в институте, – поспешно заговорил Илларий.
– Какие именно? – спросил Галан и приготовился слушать. Лукашевич подмигнул Стахуру.
По этому сигналу тот мгновенно выхватил из-за пояса топор и стал наносить один за другим удары писателю до голове. Сразу же потеряв сознание, Галан упал с кресла на пол.
В это время домработница вошла в кабинет Галана, чтобы произвести там уборку. Лукашевич бросился к ней.
Вот что показала на суде Евстафия Довгун:
– Держа в руке пистолет, Лукашевич приказал мне молчать и отвел меня от окна к дивану, стоявшему возле печки. Затем в кабинет вбежал его напарник. Он оторвал от телефонного аппарата шнур. Этим шнуром они вдвоем связали мне ноги и руки. Затем Лукашевич нашел на диване носок жены Галана и забил мне этим носком рот. Потом открыл ящик письменного стола и стал рыться в нем...
В это время, – продолжала рассказывать домработница, – в дверь кто-то позвонил. Лукашевич и Стахур насторожились. Когда звонивший ушел, они заторопились. Лукашевич торопливо проверил, крепко ли я связана, и они выскочили из квартиры.
Шнуром, оторванным от этого телефона, убийцы связали домработницу
Довгун сделала попытку освободиться, и это ей удалось. Выбежав из кабинета, она увидела лежащего в луже крови Галана.
В ужасе бросилась на лестничную клетку и стала звать на помощь.
Таковы в основном обстоятельства убийства писателя-коммуниста Ярослава Галана.
Но прежде чем были выяснены все подробности преступления, арестованы и преданы суду участники этого злодейского заговора, следственным органам пришлось провести огромную работу. И конечно, для этого потребовалось немало времени.
* * *
Материалы следствия рисуют отвратительный облик украинских националистов, облик того косного, изуверского мира, в единоборство с которым смело вступил Ярослав Галан.
То, что это было политическое уголовное преступление, с самого начала не оставляло сомнения у старшего следователя прокуратуры тов. Бугона, прибывшего на место убийства вместе с областным судебно-медицинским экспертом профессором Василием Ципковским. Протокол осмотра трупа, следов, оставленных убийцами, первые показания Евстафии Довгун дали возможность установить только общую картину совершенного преступления. Предстояло размотать кровавый клубок до конца.
Первым органы государственной безопасности арестовали Иллария Лукашевича. Как выяснилось потом, зарубив Галана, он вместе с Михаилом Стахуром направился в пригородное село Гряды, в дом священника Левицкого. Выбор убежища не был случаен. Жена священника, Галина Модестовна Левицкая, была теткой Иллария по отцу.
– Левицкие мои близкие родственники, и поэтому я считал, что они не выдадут меня и Стефко, – заявил суду Илларий Лукашевич.
Но не только родственные отношения играли здесь роль. По свидетельству Лукашевича, Галина Левицкая была националисткой. Все свои надежды она, как и оуновское подполье, связывала с мечтами о новой войне (между Америкой и Советским Союзом), а в этой войне – с мечтой об осуществлении идеи так называемой «самостийной» Украины.
Поэтому, когда Илларий заявил своей тетушке, что они во Львове совершили убийство и хотели бы укрыться в ее доме, попадья не ужаснулась, не отшатнулась от убийц, а с готовностью предоставила им убежище.
– После того как Илларий рассказал мне, что он участвовал в убийстве писателя, – показала Левицкая, – я ограничилась тем, что предложила ему пойти на исповедь в церковь.
Когда в дом вернулся находившийся до этого во дворе священник Левицкий, супруга сообщила ему о преступлении племянника и его напарника и об их просьбе помочь скрыться от уголовного розыска.
– Муж мой, священник Ярослав Левицкий, – заявила попадья, – сказал, что против укрытия Иллария Лукашевича и прибывшего с ним человека не возражает.
Днем 25 октября Илларий отправился к своему отцу в село Сороки Львовские. Пока он беседовал с Денисом Лукашевичем, Михаил Стахур поджидал его в соседнем лесу.
Когда совсем стемнело, оба бандита пошли на заранее условленное место для встречи со своим вожаком Щепанским.
Встреча состоялась около железнодорожного моста, неподалеку от станции Гамалеевка. Роман Щепанский нетерпеливо спросил:
– Ну как?
Илларий доложил как о чем-то обычном:
– Все в порядке! Галана больше нет. Еще вчера до полудня ликвидировали...
– Кто убивал? – деловито осведомился Щепанский.
– Он! – показывая на Михаила Стахура, сказал Лукашевич. – Как было условлено – из-за спины. Так дал, что кровь до потолка брызнула...
– А ночевали где?
– У священника Левицкого, – ответил Стахур, – в Грядах... Вот это забрали у писателя в столе. – Лукашевич протянул Щепанскому завернутые в платок орден и медали Галана.
– Ну добре, хлопцы! – Щепанский пожал руки убийцам. – Я доложу руководству. О вас теперь узнают в Мюнхене и в самой Америке. А зараз сядем, поговорим, что будем делать дальше...
Переночевав в селе Гамалеевка, Илларий Лукашевич вновь появился во Львове. На улице он встретил брата Мирона. Последний поинтересовался, где был Илларий последние дни.
– Полагая, что из газет брат знает об убийстве Галана, – показал Илларий Лукашевич во время судебного следствия, – я сказал ему: «Должен сам понимать, где я был». Тем не менее пояснил, что принимал участие в совершении террористического акта над Ярославом Галаном.
Мирон Лукашевич воспринял сообщение брата как должное и предложил ему поразвлечься. Через некоторое время они отправились к приятелю Иллария по институту Юрию Божейко, где до позднего вечера играли в карты и пили водку, а затем вернулись домой, на Ризьбярскую.
Будучи полностью уверенным в том, что тетка Мария знает о его причастности к убийству Галана, Илларий просит ее, чтобы она помогла ему лечь в клинику медицинского института, оформив документы задним числом. Мария Лукашевич охотно соглашается устроить племяннику фальшивое алиби.
– В обсуждении этого вопроса, – заявил на суде Илларий Лукашевич, – участвовали мои братья Мирон и Александр. Утром двадцать седьмого октября мы встретились с братьями и пошли на работу к тетке Марии, во Львовский медицинский институт. Тетка направила меня к врачу, но после осмотра тот заявил, что я здоров и класть меня в клинику незачем. Да это было бы и бесполезно: лишь только вышел я из помещения в садик, чтобы посидеть на скамейке и обдумать свое положение, как был арестован. Через несколько часов взяли и Мирона.
Немедленно в село Сороки Львовские отправляется домработница Марии Лукашевич Анна Майданек, дабы предупредить отца Дениса об аресте его сыновей.
– Предполагая, что в связи с арестом сыновей, – признался позже отец Денис, – и меня также могут арестовать, я передал своему псаломщику Михаилу Дуде на хранение охотничье ружье и различные фотографии семьи и сыновей, чтобы он сохранил все это. Всю антисоветскую националистическую литературу, которая хранилась у меня дома, я уничтожил.
Дело Иллария Лукашевича и его сообщников слушал военный трибунал Прикарпатского военного округа 3 и 4 января 1951 года.
На судебном заседании был зачитан акт судебно-медицинской экспертизы. В нем говорилось, что смерть Ярослава Галана наступила от одиннадцати рубленых ран головы, сопровождавшихся нарушением целости костей черепа и повреждением правого большого полушария мозга и мозжечка и обильными кровотечениями. Почти каждая из указанных ран являлась смертельной. Шесть ударов были нанесены Галану, когда он еще сидел или стоял, и пять, когда уже лежал на полу, то есть будучи уже мертвым.
Обвиняемые полностью признали свою вину. В частности, подсудимый Илларий Лукашевич показал:
– Да, я являюсь убийцей Ярослава Галана. Во время бесед со мной оуновские руководители говорили, что Галана нужно убрать, потому что он в прессе выступает против греко-католической церкви и националистического движения, на Нюрнбергском процессе требовал выдачи Степана Бандеры и суда над ним. По существу, подготовкой убийства занимались и мои братья Александр и Мирон. Они были согласны с этим решением оуновского подполья... Четвертого октября сорок девятого года задание убить Галана мне давал вместе с Буй-Туром (Щепанским) Евген, занимающий довольно высокий чин в националистическом руководстве.
Отец мой также является националистом, – признался далее Илларий Лукашевич. – Зимой сорок седьмого года в его доме неоднократно собирались Буй-Тур, Семко, Орест (Иван Гринчишин). О своих оуновских делах при отце мы говорили не скрываясь, так как он был посвящен в них. Идя на убийство Галана, я взял гранату и пистолет, для того чтобы в случае погони бросить гранату в преследующих, убить их и скрыться...
Александр Лукашевич заявил:
– Еще летом сорок восьмого года через моего брата Мирона Буй-Тур дал мне задание собрать сведения о протопресвитере Гаврииле Костельнике, Семене Стефанике, Ярославе Галане и академике Михаиле Возняке. Я должен был узнать их адреса, образ жизни, распорядок дня... Я собрал, какие мог, сведения и в письменном виде передал их через брата Иллария в августе 1948 года в подполье.
Свидетельствует подсудимый Мирон Лукашевич:
– В своей деятельности я, как и все подполье ОУН, надеялся на будущую войну и возможность создать в результате победы мирового империализма «самостийну» Украину.
И Мирон Лукашевич на вопросы суда ответил совершенно недвусмысленно:
– Мы все, три брата, являемся участниками убийства писателя Ярослава Галана.
На суде была полностью разоблачена контрреволюционная сущность тех, кто выпускал на тропу убийств своих волчат-сыновей, кто вселял в них надежду на новую войну.
Денис Лукашевич – священник униатской церкви – признался на суде:
– Будучи сам настроен националистически, я в таком же духе воспитывал и своих сыновей... Их враждебное отношение к Советской власти в известной степени является результатом моего влияния на них.
Денис Лукашевич подробно рассказал суду, откуда берет начало его сугубо отрицательное отношение ко всему новому, что вошло в жизнь Западной Украины вместе с приходом Советской власти.
Сам он происходит из рода священнослужителей, его мать также вышла из семьи священника и по своим убеждениям была украинской националисткой.
С 1923 по 1927 год Денис Лукашевич учился во Львовской духовной академии. В 1928 году митрополит греко-католической церкви и духовный отец украинского национализма, старый немецкий агент граф Андрей Шептицкий посвятил его в сан священника, и с этого времени он «священствовал» во многих селах Западной Украины, проповедуя не только слово божье, но и контрреволюционные идеи, активно участвовал в работе националистической организации «Просвита», председательствовал в так называемом наблюдательном совете кооперативного общества «Сельский хозяин», руководители которого также придерживались антисоветских взглядов.
В селе Петранка, на Станиславщине, Денис Лукашевич познакомился с одним из вожаков ОУН – поповичем Степаном Бандерой. Его отца Андрея Бандеру – священника Калушского деканата – он знал еще раньше: они неоднократно встречались в деканате; между ними еще в начале 30-х годов установилось полное взаимопонимание и единство взглядов.
Воссоединение Западной Украины с Советским Союзом Денис Лукашевич, по его собственным словам, воспринял враждебно.
– Как священник и греко-католик, убежденный последователь политики Ватикана, – говорил он на суде, – я не мог смириться с тем, что мне придется жить и работать при Советской власти.
Когда осенью 1939 года части Красной Армии освободили Западную Украину, Денис Лукашевич сразу перешел на нелегальное положение.
– Да, я был доволен, – признается Денис Лукашевич, – что летом сорок первого года немцы оккупировали Западную Украину. Я встречал их в селе Паршна, Львовской области, в своем приходе, с цветами. В первые же дни оккупации я вместе с активным украинским националистом, бывшим офицером «украинской галицкой армии» Галибеем, принял участие в создании местной украинской полиции, начальником которой был назначен член ОУН Степан Панькевич.
В 1943 году, будучи священником в селе Сороки Львовские, Денис Лукашевич являлся одним из организаторов панихиды по погибшим за оуновские идеи. В полном церковном облачении он освящает символическую могилу националистов.
Когда же части Советской Армии подошли ко Львову, разгромив под Бродами навербованную националистами дивизию СС «Галичина», Лукашевич вместе со всей семьей бежал в сторону венгерской границы, в село Побук, к своему родичу, тому самому священнику Ярославу Левицкому, у которого нашли свой первый приют убийцы Ярослава Галана. Лукашевич стремился поскорее перейти в католическую Венгрию, под крылышко адмирала Хорти. Однако появившиеся вскоре здесь части Советской Армии помешали ему найти убежище у венгерских фашистов. Пришлось вернуться обратно и приспосабливаться к новым, столь ненавистным для него условиям.
Удалось бежать на Запад брату жены Дениса Лукашевича, старому националисту Северину Григорциву, тому самому, которому при немецкой оккупации небезызвестный руководитель нынешнего «антибольшевистского блока народов» Ярослав Стецько-Карбович предлагал даже войти в состав бандеровского правительства.
На Западе оказался и родной брат Дениса, тоже священник, Иосиф Модестович Лукашевич.
Подтвердив на суде, что его квартира часто была местом встреч оуновского подполья, Денис Лукашевич признался также, что он в меру своих возможностей оказывал постоянную материальную помощь украинским националистам.
– С сорок пятого года до самого ареста, – свидетельствовал он, – вместе с церковным старостой Дмитрием Пясецким я передал для нужд подполья ОУН из церковных средств двадцать тысяч рублей. Пясецкий вручил их участнику подполья Ивану Гринчишину. Для того чтобы и впредь иметь в запасе нужное количество денег для националистического подполья, я дал указание Пясецкому в дальнейшем при поступлении денежных средств в церковную кассу не приходовать их полностью. Так мы и поступали.
Это признание Лукашевича лишний раз подтверждало тесную связь греко-католической церкви и воспитанной ею ОУН.
Такова была социальная среда, в которой воспитывались и которой были направлены на кровавое злодеяние убийцы певца освобожденной Украины, ее трибуна коммуниста Ярослава Галана.
Рассказ о процессе над его убийцами был бы неполным, если бы мы не упомянули о том, что на скамье подсудимых рядом с братьями Лукашевичами сидел и тот самый Ромко (Тома Чмиль), который собирался убить писателя 8 октября 1949 года. Как выяснил суд, этот бандит, арестованный 7 августа 1950 года, совершил много преступлений: избивал до полусмерти советски настроенных людей, совершал нападения на служащих учреждений, убил комсомольца Ивана Вилька.
Военный трибунал Прикарпатского военного округа приговорил Иллария, Александра и Мирона Лукашевичей, а также Тому Чмиля к расстрелу. Прошение осужденных о помиловании было отклонено. 15 марта 1951 года приговор приведен в исполнение.
Но еще на свободе оставался Михаил Стахур. Однако и его настигла карающая рука правосудия.
В процессе следствия и суда над этим преступником были не только выявлены новые подробности убийства Ярослава Галана, но и вскрыт ряд других преступлений, совершенных Стахуром.
– При встрече со мной, – показал он, – Буй-Тур подробно расспрашивал меня о том, когда я установил связь с подпольем и какую националистическую деятельность вел до этого. Я рассказал ему о своем участии в убийстве директора школы Ковалева и его жены, двух погонщиков скота и участкового милиционера Едемского... Узнав, что я опытный террорист, Буй-Тур заявил, что согласен принять меня в организацию ОУН при условии, если я совершу убийство советского писателя Ярослава Галана...
Михаил Стахур рассказал суду об убийстве Галана следующее:
– Чтобы отвлечь внимание писателя, Илларий Лукашевич завязал с ним разговор о своей учебе в институте. Когда Галан о чем-то задумался, Лукашевич моргнул мне. По этому сигналу я мгновенно выхватил топор и начал наносить писателю удары по голове. После первого удара Галан поднял немного кверху руки и застонал. В этот момент Лукашевич вскочил со стула и побежал в другую комнату, где находилась Довгун, а я продолжал наносить Галану удары топором по голове. Потом я ногой опрокинул кресло, и Галан свалился на пол. Он был мертв, однако, несмотря на это, я нанес ему еще несколько ударов. Затем бросил топор и снял с себя залитый кровью плащ, после чего побежал к Лукашевичу, чтобы помочь ему связать Довгун. Лукашевич стоял против, нее и держал в руках пистолет.
У всех, кто присутствовал на процессе или читал о нем в газетах, возникал один и тот же вопрос: кто смог воспитать такого злодея? И снова за плечами убийцы виделись главари оуновских банд и зловещие фигуры в черных сутанах.
Вот что рассказал Стахур о священнике, отце Голинке.
– Голинка имеет тесную связь с оуновским подпольем. Как мне рассказали Антон Дыба, по кличке «Тигр», и Василий Ковалишин («Нечай»), с которыми мы вместе убивали погонщиков скота, они в сорок восьмом году на рождество скрывались в доме Ивана Куземского. Туда пришел с молебном священник Голинка. Когда он окончил богослужение, к нему из укрытия вышли Тигр и Нечай. Они попросили благословения. Голинка благословил их, а затем долго беседовал с ними на националистические темы. Тигр и Нечай рассказали мне, что Голинка, прощаясь, пожелал им успеха в борьбе против Советской власти.
За что же были убиты погонщики? Оказывается, только за то, что решили погреться в хате, где пьянствовали бандиты. Услыщав антисоветские песни, они, как говорится, «от греха подальше», тихонько поднялись и ушли.
– Они нас выдадут! Догони и убей! – приказал Стахуру один из бандитов.
И Стахур не только зарубил погонщиков топором, но и одному из них отрубил руку...
Вот почему, когда в переполненном зале Дома культуры железнодорожников государственный обвинитель, тогдашний прокурор Украины Роман Руденко, в своей обвинительной речи потребовал смертной казни убийце, весь зал горячо поддержал его.
22 июня 1953 года органы государственной безопасности арестовали Романа Щепанского (Буй-Тура) – местного вождя националистов, организатора убийства Ярослава Галана.
Сын священника греко-католической церкви, уроженец села Шляхтова, Ново-Таргского уезда в Польше, он, переехав в Западную Украину, в декабре 1939 года вступает в молодежную подпольную организацию украинских националистов во Львове. В августе 1941 года, когда гитлеровцы оккупировали Украину, Щепанский вместе с оуновцем Белокуром создал в селе Звертов группу, принимавшую участие в расстрелах советских активистов и граждан польской национальности.
11 марта 1944 года вместе со своими подручными Щепанский в селе Великий Дорошив убивает В. Боровика, Н. Тимуша, М. Банаха, известных своими симпатиями к Советской власти. В мае 1944 года во главе своей банды он появляется в селе Станиславовка, Велико-Мостовского района, и убивает всех живущих в селе поляков. Оттуда направляется в новое село Куликовского района. Грохочут выстрелы. Убиты В. Вовкун, И. Сенишин, А. Грабова, И. Петух. Пылают крестьянские хаты.
С приходом Советской Армии в августе 1944 года Щепанский полностью переходит на нелегальное положение. После того как органы государственной безопасности ликвидировали районного руководителя ОУН Д. Кондюха, Щепанский возглавил Ново-Ярычевское районное руководство ОУН и оставался на этом посту до весны 1950 года.
«Слава» о нем докатывается по линии связи до Мюнхена, до укрывшегося там Степана Бандеры. И когда его представитель в крае Роман Шухович ходатайствует перед своим «высоким» начальством о присвоении Щепанскому звания «старший булавной», Бандера удовлетворяет эту просьбу.
Отныне Щепанский становится так называемым надрайонным провидныком ОУН и через подчиненных ему бандитов развертывает антисоветскую деятельность на территорий Брюховичского, Куликовского, Ново-Ярычевского, Ново-Милятинского, Нестеровского, Велико-Мостовского и Магеровского районов Львовской области.
Под тяжестью предъявленных ему улик и доказательств в своем последнем слове Роман Щепанский вынужден был признать:
– Перед судом раскрылась вся картина совершенных мною злодеяний. В свое оправдание мне сказать нечего. Но я хочу сказать о том, что довело меня до жизни такой. Суду известно, что я происхожу из семьи священника. С детства я воспитывался под влиянием Ватикана. ОУН же – это организация, не содержащая в себе ничего конструктивного. Под влиянием этого фанатизма я совершил множество злодеяний против украинского народа, против Советской власти, против своей Родины.
Я понимал, что значит убийство талантливого украинского писателя Ярослава Галана. Но это убийство я организовал, выполняя приказ своих главарей.
...Давно уже закончились судебные заседания по делу обвиняемых в убийстве верного сына украинского народа Ярослава Галана, но следствие еще отнюдь не закончено, потому что на свободе за рубежом скрываются вдохновители этого убийства. В Мюнхене и Виннипеге, в Нью-Йорке и Детройте, в Лондоне и Мадриде расползшиеся по всему свету бандеровские недобитки с ненавистью вспоминают имя Ярослава Галана, а один из них, некий Петро Терещук, на средства Центрального разведывательного управления США издал в 1962 году в Канаде книжку о Галане под претенциозным названием «История одного предателя».
Почему же называют Галана предателем националистические недобитки? Потому что Галан хотел, чтобы родной ему украинский народ жил в дружбе со всеми народами, жаждущими мира и свободы, и прежде всего с великим русским народом, потому что Галан был патриотом, интернационалистом.
Враги никак не могли простить Ярославу Галану и его очерк, посвященный 800-летию Москвы, который начинается словами:
«Город Москва празднует свое 800-летие. Это, наверное, единственный город в мире, к которому никто не относится равнодушно. Тридцать лет назад человечество раскололось на два лагеря: на тех, кто любит Москву, и на тех, кто ее ненавидит. Нейтральных нет: линия раздела проходит через каждый континент, она затрагивает каждое человеческое сердце.
Иначе быть не может. Любить Москву – это значит любить человечество, верить в него, верить в его завтрашний день и ради этого дня работать, бороться, а если надо, и погибнуть в бою. Ненавидеть Москву – значит быть врагом человечества, врагом его наилучших стремлений, врагом грядущих поколений».
Заканчивая этот очерк – свое политическое кредо, – Галан написал:
«На страже свободы и независимости Украины крепко стоит могучая советская Москва – столица и символ нашего великого социалистического Отечества – СССР.
В этом – источник нашей любви к ней».
Эти слова лауреата Государственной премии СССР писателя Ярослава Галана звучат как гимн прекрасной жизни, создаваемой советскими людьми, развитие которой не в силах остановить никакие темные силы, никакие усилия врагов коммунизма, победно шествующего по нашей планете.