Текст книги "Мертвая зыбь"

Автор книги: Юхан Теорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Эланд, май 1943 года

Ожидание. Все вокруг чего-то ждали. Вот-вот грядут великие события, там – в большом мире и в жизни Нильса Канта. Даже ветер нашептывал ему об этом.

Солнце здесь, над пустошью, весной палило особенно сильно, резкий эландский ветер пронизывал, воздух был кристально прозрачен, а цветы лезли из земли как сумасшедшие. Молодая трава, свежая, изумрудная, еще не выжженная июльским солнцем. Раскидистые пышные заросли кустов тянули ветви к ласточкам, падающим вниз на зеленую равнину черно-белыми камушками. У самой земли ласточки внезапно раскрывали крылья и вновь взмывали в небо, в самую вышину.

На Эланд, как всегда неожиданно, пришла весна и вместе с ней – перемены. Нильс Кант это чувствовал. Ему сейчас было почти двадцать лет. Он уже по-настоящему взрослый и, что действительно важно, по-настоящему свободен. Перед ним – целая жизнь и надвигаются грандиозные события. Он ощущал это всем своим существом.

Нильс уже вырос из того возраста, когда довольствовался тем, что бродил в тишине по пустоши и охотился на кроликов. У Нильса теперь имелись другие планы. Война закончилась, и он может странствовать по всему свету, поехать куда заблагорассудится. Конечно, Нильс бы охотно взял с собой и Майю Нюман – девушку, которая жила в Стэнвике в доме у холма. Он часто думал о Майе и, закрывая глаза, видел ее как наяву. Но им толком так ни разу и не довелось поговорить, Нильс и Майя просто здоровались, если, конечно, она была одна. Но если с Майей так и не сложится, то что ж – тогда он отправится путешествовать один.

Сегодня Нильс почему-то забрел дальше, чем обычно. Он почти дошел до восточного побережья Эланда. Нильсу повезло: еще прежде чем пересечь дорогу, он подстрелил двух кроликов. Нильс припрятал их в тени под кустами, чтобы забрать на обратном пути. Он планировал шлепнуть еще парочку ушастых и пострелять по ласточкам – попрактиковаться.

Талая вода, оставшаяся от зимнего снега, все еще стояла в широких мелких лужах на всей пустоши, и Нильсу казалось, что он идет по затянутой мхом тундре, поблескивающей несчетным количеством озер. Солнце быстро выпивало воду. Нильс надел высокие сапоги на толстой подошве и время от времени, когда хотел, шел прямо по лужам – так интереснее. Весь мир у него в кармане. Он, Нильс Кант, властелин мира, и он свободен, совершенно свободен.

Адольф Гитлер попытался завоевать мир – и не смог. Он застрелился в Берлине неделю назад. Ну а потом, ясное дело, и вся Германия рухнула. Капут. Никому уже не хотелось бодаться с русскими и американцами.

Нильс прошлепал по очередной луже и пошел дальше, в лабиринт можжевеловых кустов. Он думал о том, как ему прежде нравился Гитлер; как бы то ни было, Нильс очень уважал фюрера за сильную волю.

У матушки в гостиной стоял приемник, и Нильс, затаив дыхание, слушал, как Гитлер на весь мир орал из Германии свои речи. Каждый день Нильс ждал, что, прежде чем закончится война, армада немецких бомбардировщиков повиснет над Эландом. Но теперь Гитлера нет, и из его тысячелетнего Третьего рейха королевские ВВС сделали пепельницу с дымящимися окурками.

Германия накрылась – и, похоже, надолго. А вот в Англию-то как раз и стоит съездить, а еще – в Америку. Здоровая, говорят, страна, как это там – «обещающая любые возможности». Но туда уж что-то слишком много эландцев уже уехало, и никто не вернулся. Эмигрировали тысячи, почему-то бесследно исчезали. Нет, это не для Нильса. Он уедет, чтобы возвратиться на Эланд как король.

Неожиданно он что-то услышал – негромкий, но отчетливый звук – и остановился.

Кроликов не было видно, и все же Нильсу казалось, казалось…

Он не один.

Там кто-то есть.

Точно, порыв ветра донес до него звук… нет, это не волк, не птица, на стрекот насекомых тоже непохоже. Нильс много лет бродил по пустоши и знал здесь все и всех. В том числе, конечно, где какая живность может быть, а где нет. Очень странно, что-то не сходилось. Там абсолютно ничего не должно быть. Непорядок в его владениях. От внезапного раздражения у Нильса заломило и свело судорогой шею и плечи.

Если не кролик, тогда кто?

Волки? Много лет назад, когда еще была жива бабушка, она рассказывала про эландских волков. Но они давно перевелись.

Люди?

Да, его кто-то выслеживает.

Нильс осторожно снял с плеча дробовик, взял на изготовку и большим пальцем снял предохранитель. Два дробовых патрона уже были заряжены в «хускварну» и готовы выстрелить в любую секунду.

Он огляделся по сторонам. Почти повсюду сплошные заросли можжевельника, по большей части не выше метра, побитые и пригнутые ветром. Но все же очень густые. Сквозь них ничего не видно. Но если Нильс немного приподнимется, то сможет совершенно незаметно посмотреть, кто за ним шпионит. Значит, так: быстро глянуть и нырнуть обратно в кусты, они скроют его с головой.

Теперь он не слышал ни малейшего шороха, если и было к чему прислушиваться. Может, почудилось. У Нильса и прежде иногда звенело в ушах от одиночества.

Нильс затаился в траве. Он даже дышал бесшумно. Нильс ждал: куда торопиться – у него впереди вечность. Он знал по опыту: надо потерпеть и дождаться, кролики всегда сами выскакивали из своих убежищ, потому что не умели ждать. Они не выдерживали сами, выбегали прямо на него, высоко подпрыгивая в воздухе, и пытаясь удрать. Тогда бы только и требовалось, что вскинуть дробовик, прижать коричневый деревянный приклад к плечу, прицелиться и нажать на курок – дело техники. Потом идешь и подбираешь дергающуюся в агонии тушку.

Нильс затаил дыхание. Он слушал.

Тихо. Но ветер дул в его сторону, и неожиданно в ноздрях засвербело от запаха застарелого пота и давно не стиранной одежды. Яснее ясного – человек или, может, несколько людей. Кто еще может так сильно пахнуть?

Значит, люди, и совсем близко.

Нильс пополз вправо, держа палец на курке.

И вдруг заметил, как кто-то испуганно посмотрел из-за куста всего в нескольких метрах поодаль.

Они буквально столкнулись взглядами.

Обычное человеческое лицо, полускрытое тенью густого можжевелового куста с беспорядочно повисшими нечесаными волосами и здорово перепачканное грязью. А дальше все как положено: тело, плотно приникшее к земле, одетое в мятую зеленую одежду. «Наверное, это форма», – подумал Нильс.

«Похоже, солдат, – решил Нильс. – Чужой солдат без каски и оружия».

Нильс крепко сжал в руках дробовик и выставил его перед собой. Его сердце колотилось так сильно, что он чувствовал его биение даже в кончиках пальцев. Нильс немного приподнял ствол «хускварны».

– Выходи, – приказал он громким голосом.

Солдат открыл рот и что-то сказал. Это не шведский. Такого Нильсу слышать не довелось. Это иностранный язык. И больше всего похож на немецкий.

– Что? – быстро спросил Нильс. – Что ты сказал?

Солдат медленно поднял руки вверх. Они были грязные и в ссадинах. И в ту же секунду Нильс увидел, что он прятался здесь не один. За другим кустом лежал в траве и смотрел на них еще один солдат в такой же форме. Оба солдата казались какими-то затравленными, будто за ними гналось что-то кошмарное.

– Bitte nicht schieben,[35]35
  Пожалуйста, не стреляйте (нем.).


[Закрыть] – прошептал Нильсу солдат.

8

Джулия позвонила Йерлофу из дома Эрнста Адольфссона и рассказала о том, что произошло – как она нашла Эрнста, где он лежит и что он мертв.

Йерлоф, похоже, ее отлично понял, хотя Джулию безумно раздражало то, что он просто молча очень внимательно слушал ее, не перебивая догадками или предположениями и никак не выказывая свои чувства. Джулии, конечно, нелегко было держать себя в руках, по крайней мере, голос у нее не дрожал.

– Значит, Эрнст мертв, – констатировал Йерлоф. Потом помолчал. – Ты в этом уверена?

– Я же все-таки медсестра, – ответила Джулия.

– Ты в полицию уже звонила? – Йерлоф задал очередной вопрос.

– Я звонила в неотложку, – сказала в ответ Джулия. – Они кого-нибудь пришлют. Но Эрнсту скорая помощь уже не нужна… Слишком поздно… – Несколько секунд Джулия помолчала. – Но полиция точно будет, даже если это был несчастный случай. Эрнст…

– Я к тебе сейчас приеду, – ответил Йерлоф. Это решение пришло неожиданно. – Я уверен, полиция скоро будет, но и я тоже подъеду. Так что сиди и жди.

– Да, так я и сделаю. Я тебя дождусь, – пообещала Джулия.

Она пока еще могла держать себя в руках.

Разговор закончился, но Йерлоф, положа трубку, продолжал сидеть за письменным столом. Он собирался с силами.

Эрнст. Эрнст мертв. Йерлоф признал этот факт. У него в жизни оставались два друга – Йон и Эрнст. А теперь – только один.

Йерлоф взял трость и встал из-за стола уже другим, решительным человеком. Хотя именно сейчас ему было особенно трудно, как никогда прежде.

Непонятно лишь, от чего больше – из-за боли за Эрнста или ревматизма. Йерлоф вышел в коридор, услышал доносящийся со стороны кухни смех и направился туда.

Буэль стояла в дверях и, судя по всему, инструктировала какую-то новую девчонку насчет того, как правильно обращаться с посудомоечной машиной. Они заметили Йерлофа. Буэль заулыбалась, но тут же посерьезнела, вглядевшись в его лицо.

– Буэль, мне необходимо поехать в Стэнвик. Там случилась беда. Умер мой лучший друг, – сказал Йерлоф твердым, совсем не старческим голосом. – Мне необходимо, чтобы кто-нибудь меня туда отвез.

Йерлоф некоторое время смотрел в глаза Буэль, и наконец она кивнула, соглашаясь. Буэль не любила менять заведенные в приюте порядки, но на этот раз возражать не стала.

Буэль просто сказала:

– Подожди две минуты, и я тебя отвезу.

Едва на горизонте показался северный въезд в Стэнвик, ведущий вниз, к каменоломне, Йерлоф приподнялся на пассажирском сиденье и махнул рукой, показывая, что ехать прямо.

– Нам та дорога не нужна, – объяснил он.

– Я не понимаю, ты же ведь хотел… – удивилась Буэль.

– У меня два друга в Стэнвике, – ответил Йерлоф. – Одним из них был Эрнст. А другой должен узнать про то, что случилось с Эрнстом.

Ехать пришлось совсем недолго. Скоро показалась табличка «Кемпинг», заклеенная крест-накрест клейкой лентой – знак того, что Стэнвикский кемпинг временно закрыт. Его владелец Йон Хагман обычно делал так по окончании сезона, хотя едва ли кто-то мог приехать сюда в октябре.

Слева от дороги стоял закрытый на зиму магазинчик, за ним – поле для мини-гольфа. Мужчина в зеленой тренировочной куртке неторопливо мел дорожки на площадке. Он мельком посмотрел на машину, когда Йерлоф и Буэль проезжали мимо. Это был Андеш Хагман – единственный сын Йона, молодой неразговорчивый парень, почти всегда одетый в потрепанный комбинезон. Йерлоф считал, что у него их, наверное, целый запас.

Они проехали площадку для кемпинга.

– Это здесь, – сказал Йерлоф. – Дом вон там.

Он показал на низенький домишко с маленькими узкими окнами, больше похожими на бойницы в сторожевой башне. Возле двери стоял древний ржавый «фольксваген-пассат». Значит, Йон дома.

Буэль затормозила и выключила двигатель. Йерлоф открыл дверцу и выбрался, опираясь на трость, из машины, и почти в тот же миг дверь домика открылась. Доски крыльца скрипели под тяжестью невысокого мужчины в темно-синей рабочей одежде; его седые волосы были стянуты назад в короткий хвост. Он выскочил прямо в шерстяных носках. Это и был Йон Хагман, никогда не заставлявший посетителей ждать.

Летом Хагманы вдвоем заправляли кемпингом, а зимой Андеш обычно уезжал в Боргхольм.

Йон жил в Стэнвике круглый год и в отсутствие сына в одиночку занимался повседневной рутинной работой. Поддерживать кемпинг в порядке – совсем непростая задача для старика. Йерлоф бы с удовольствием помог другу, если бы не одно но: он был еще старше.

Йерлоф кивнул Йону, тот тоже кивнул в ответ и сунул ноги в старые резиновые сапоги, стоявшие на ступеньке.

– Стряслось что? – спросил Йон, когда Йерлоф подошел поближе. – Никак не ждал.

– Да, случилась беда.

– Где?

– В каменоломне.

– Эрнст? – тихо спросил Йон.

Йерлоф молча кивнул.

– С Эрнстом плохо?

– Да, плохо. Совсем плохо, – ответил Йерлоф.

Йон знал его без малого пятьдесят лет, они сдружились еще в то время, когда вместе ходили в море. И по взгляду Йерлофа Йон понял, что означали слова «совсем плохо».

– Там уже кто-нибудь есть? – спросил Йон.

– Да, думаю, уже приехали, – сказал Йерлоф. – Моя дочь Джулия должна была позвонить. Она сейчас у Эрнста. Она вчера приехала из Гётеборга.

– Понял.

Йон шагнул обратно в дом и почти сразу же вышел в куртке с капюшоном, держа в руке кольцо с ключами.

– Мы можем поехать на моей машине, – сказал он. – Я только скажу Андешу, что мы уезжаем.

Йерлоф согласно кивнул. Так будет лучше всего. Буэль наверняка уже пора возвращаться в приют, и, кроме того, им с Йоном хорошо бы переговорить с глазу на глаз.

Йон подошел к Андешу, остановился и начал что-то ему говорить, указывая на поле для мини-гольфа. Андеш молча кивал в ответ. Йон, похоже, за что-то выговаривал сыну, потому что Йерлоф услышал, как он повысил голос. Йерлоф знал, что сына и отца Хагманов связывают особые отношения. Они были необходимы друг другу – своего рода симбиоз.[36]36
  Симбиоз – форма отношений между организмами двух разных видов, приносящая обоюдную пользу.


[Закрыть]

Наконец Андеш кивнул в последний раз, Йон попрощался, повернулся к сыну спиной и пошел обратно. Все улажено, они готовы ехать.

Пока Йон открывал «фольксваген», Йерлоф в свою очередь доковылял до Буэль и поблагодарил ее.

– Значится, Эрнст помер, – констатировал Ион, крутя баранку.

– Так мне Джулия сказала, – пояснил Йерлоф, глядя на бегущий вдоль дороги берег и переливающиеся внизу волны.

– Выходит, камень его все-таки нашел, – сказал Йон.

– Да, Джулия говорит, камень здоровенный, – ответил Йерлоф.

Как он доподлинно знал, больше чем за шестьдесят лет на каменоломне не было ни одного несчастного случая. А вот теперь, когда она давно закрыта, Эрнста ни с того ни с сего придавило камнем.

– Я с собой на всякий пожарный запасные ключи взял, – проговорил Йон. – Ну, если они Эрнста уже увезли и дом заперли.

– А он что, ключи тебе оставил? – поинтересовался Йерлоф. Сам он почему-то никогда не удостаивался такого доверия от Эрнста. Хотя, в свою очередь, Йерлоф должен был признать, что ему как-то в голову не приходило оставить запасные ключи Эрнсту. А возможно, это говорило о границе доверия между ними.

– Эрнст знал: я не любопытный, – сказал Йон.

– Теперь, боюсь, нам все же придется там все осмотреть, – заметил Йерлоф. – Я точно не знаю, что мы будем искать, однако мы обязаны, хотим мы или нет.

– Да, – согласился Йон, – теперь, конечно, совсем другое дело.

Йерлоф промолчал, он глядел прямо перед собой в ветровое стекло: на дорогу выезжала машина «скорой помощи». Раньше в Стэнвике он ни разу не видел «скорую помощь». Машина медленно ехала со стороны каменоломни, синие сигнальные огни и сирена не были включены. Плохой знак, но они этого ожидали. Йон притормозил, пропуская «скорую», и они свернули на дорогу, где было ответвление к каменоломне.

Йон помолчал, а потом заметил:

– Он летом хорошо на скульптурах зарабатывал. Мы, бывало, шутили, что на своих каменюках он зашибал больше, чем я за всю жизнь рыбы наловил.

Йерлоф лишь кивнул в ответ. Сейчас пока говорить было не о чем. Смерть Эрнста он чувствовал физически. Тяжесть потери словно пригибала его к земле.

Йон свернул на подъездную дорогу по верху каменоломни. Йерлоф заметил ясно отпечатавшиеся в глине следы нескольких машин. Да, там, впереди, он уже видел машину Джулии, старый «вольво» Эрнста, две машины полиции и еще один «вольво», но новый, синий блестящий. Возле него стоял какой-то малый в кепочке, у него на шее болталась фотокамера.

– Бенгт Нюберг опять новую машину купил, – заметил Йерлоф.

– Редактору газеты грех на жизнь жаловаться, не побирается, – отозвался Йон.

– Кто бы мог подумать, – сказал Йерлоф.

Йон затормозил возле таблички «Резьба по камню – добро пожаловать» и выключил мотор. Стало тихо.

Йерлоф с трудом выбрался из машины. Как обычно, суставы рук и ног закостенели и запротестовали против непривычных движений. Он оперся на трость, выпрямил спину и кивнул редактору «Эландс-постен», который одновременно был и корреспондентом газеты на севере Эланда. Нюберг неторопливо шел к ним, придерживая рукой камеру.

– «Скорая» его уже забрала, – сказал Нюберг.

– Мы знаем, мы ее по дороге встретили, – начал Йерлоф.

– Я его тоже не застал. Я сделал несколько снимков полицейских и сфотографировал кровь там, внизу, где он лежал, но не думаю, что мы это будем печатать. Хотя, ясное дело, решать будут в Боргхольме.

Он сказал это совершенно обыденно, как будто бы говорил о незначительном дорожном происшествии или пустяке вроде разбитого окна. Йерлоф подумал, что Бенгт всегда был бесчувственным.

– Но все же хорошо, что снимки есть, – произнес Йерлоф.

– А вы не знаете, кто его нашел? – спросил Нюберг и нажал кнопку на камере.

Камера зажужжала, перематывая пленку.

– Нет, – ответил Йерлоф.

Он пошел к каменоломне. Где же Джулия?

– Езжай домой и пиши статью, Бенгт, – сказал Йон из-за спины Йерлофа.

– Так я и сделаю, – ответил Нюберг, – завтра утром все прочитаете в газете.

С этими словами Бенгт забрался в свой новый автомобиль и завел двигатель.

Йерлоф медленно пошел вдоль края каменоломни мимо дома Эрнста и дальше, мимо мастерской. Когда он был в нескольких метрах от края, снизу показалась голова полицейского. Он подтянулся, оперся коленом о край и вылез наружу, потом обернулся, протянул руку и с усилием помог выбраться другому полицейскому. Полицейский пыхтел, переводя дух, и посматривал на Йерлофа. Йерлоф его не знал, как, впрочем, и коллегу. Должно быть, они приехали из Боргхольма, а может быть, даже с материка.

– Вы его близкие? – спросил полицейский, что был постарше.

– Старинные друзья, – ответил Йерлоф. – Его близкие живут в Смоланде.

Полицейский кивнул.

– Здесь вообще-то смотреть особенно не на что, – сказал он.

– Это несчастный случай?

– Трагическое происшествие на работе.

– Он, наверное, двигал скульптуру здесь, на краю, – пояснил полицейский помоложе, показывая рукой на землю. – Вот здесь осталась вмятина, так что он стоял на этом месте и, должно быть, ворочал эту штуковину, а потом…

– Да, он оступился или равновесие потерял и упал вниз, а статую потянул за собой. Вот она и упала на него сверху, – добавил полицейский постарше.

– Все это, наверное, произошло очень быстро, – заметил молодой.

Йерлоф сделал еще шаг и остановился на самом краю. Теперь он увидел все сам.

Колокольня – самая большая из скульптур Эрнста – лежала внизу, на дне каменоломни. Ясно было видно то место, куда она упала изначально. Там чернела глубокая отметина.

Все, что осталось от Эрнста. Йерлоф быстро отвел взгляд от места гибели друга и принялся старательно рассматривать каменоломню. Но это не очень помогло, потому что ему в голову полезли мысли о том, сколько плит и надгробий было сделано из этого камня за долгие годы. Он посмотрел дальше – на берег и море за каменоломней, и ему стало чуть легче.

Затем Йерлоф повернул голову и начал рассматривать скульптуры Эрнста, ровненько выстроившиеся в ряд вдоль края каменоломни. Эрнст расставил их с промежутками примерно в два метра, и поэтому Йерлоф сразу же обратил внимание на то, что, похоже, одной скульптуры не хватало… Йерлоф подошел поближе.

Вниз, на дно каменоломни, упала еще одна скульптура, поменьше. Йерлоф пригляделся: округлая яйцеобразная штуковина – может, действительно яйцо, а может, голова тролля. В отличие от упавшей колокольни она раскололась на две части.

Йерлоф медленно повернулся и осторожно, чтобы не потерять равновесие на неровных камнях, пошел к дому Эрнста.

– А Джулия Давидссон здесь? – спросил он, обращаясь к обоим полицейским, которые осматривали мастерскую Эрнста: кувалды, тачки, тележки, резцы, зубила вперемежку со скульптурами всех видов и размеров.

– Она там, внутри, с Хенрикссоном, – ответил старший и махнул рукой, указывая на дом.

– Спасибо.

Входная дверь была приоткрыта. Похоже, Йон был уже там. Йерлоф с трудом забрался на низкое деревянное крыльцо. Он попытался вытереть ботинки о дверной коврик, но безуспешно. Он открыл дверь и вошел.

Прямо за порогом стояло несколько пар обуви. Йерлофу пришлось потревожить их тростью, чтобы пройти. О том, чтобы наклониться и снять ботинки, ему приходилось только мечтать, поэтому Йерлоф просто прошел дальше, в маленькую прихожую. Со стены на него смотрели фотографии старого каменотеса с ломом и заступом в руках.

Из глубины дома он услышал тихие голоса.

Йон стоял в гостиной и смотрел в окно. На диване сидела Джулия и еще один полицейский, не очень молодой. Он вежливо снял фуражку и держал ее на коленях. Йерлоф приветственно кивнул ему.

– Привет, Леннарт.

Из всех прибывших полицейских Йерлоф знал только его. Леннарт Хенрикссон проработал в полиции тридцать пять лет, он занимался всем Северным Эландом, но жил на вилле к Северу от Марнесса. У него возле гавани был офис. Он собирался в ближайшее время выходить на пенсию. Леннарт имел обыкновение неторопливо посматривать окружающий его мир из-под полуопущенных век и сильно горбился, что было особенно заметно из-за формы. Но сейчас он сидел на диване возле Джулии, вытянувшись в струнку.

– Привет, капитан, – ответил Хенрикссон Йерлофу.

– Привет, папа, – сказала Джулия тихонько.

В первый раз за много-много лет Джулия назвала его папой. Йерлоф тут же понял, что она с трудом держит себя в руках. Он медленно подошел поближе и остановился у стола.

– Ты присесть не хочешь? – спросил Леннарт.

– Да нет, все в порядке, Леннарт. Мне иногда постоять только на пользу.

– Да ты прямо как огурчик, Йерлоф.

– Спасибо.

Они помолчали. Йон отошел от окна и вышел из комнаты, не произнеся ни слова.

– Джулия мне сказала, что она твоя дочь.

Йерлоф кивнул, и они опять помолчали.

– «Скорая» уже уехала? – спросила Джулия и посмотрела на Йерлофа.

– Да… Мы с Йоном ее как раз встретили по дороге сюда.

Джулия кивнула:

– Значит, его уже увезли.

– Да. – Йерлоф посмотрел на Хенрикссона. – А врач-то здесь был?

– Да, молодой практикант из Боргхольма. Я его раньше никогда не видел, но у него особой работы не было, он просто констатировал смерть.

– А что он сказал? Несчастный случай? – поинтересовался Йерлоф.

– Да, а потом уехал.

– Он, значит, всю ночь пролежал там, под дождем, – сказал Йерлоф.

– Да, – согласился Леннарт, – должно быть, все случилось вчера вечером.

– Поэтому крови немного, – продолжил Йерлоф, – и если и были какие-то следы, то все смыло дождем?

Он и сам до конца не понимал, почему задает эти вопросы и к чему они могут привести. Даже если это и могло показаться кому-то странным, в конце концов, странности – все, что остается у человека на склоне лет.

– У него была кровь на лице, – сказала Джулия, – немного, но была.

Йерлоф кивнул.

В коридоре послышался звук шагов, и в комнату заглянул молодой полицейский.

– Мы уже закончили, Леннарт, – произнес он, – уезжаем.

– Хорошо, но я здесь еще немного побуду.

– Тебе виднее.

В голосе молодого полицейского прозвучало уважение. Может быть, Леннарт заслужил его многими годами работы на страже закона, а может быть, немаловажное значение имел и тот факт, что и отец Леннарта тоже был полицейским, и его убили на службе.

– Вы особенно не гоните, – сказал Хенрикссон.

Полицейский кивнул и вышел.

В дверях показался Ион. Он держал в руке большой коричневый кожаный бумажник. Он потряс его и сказал:

– Три тысячи двести пятьдесят восемь крон. Эрнст держал его в нижнем ящике кухонного шкафа под пакетами.

– Храни его у себя, Ион, – попросил Хенрикссон, – не самый умный поступок – оставлять здесь такие деньги.

– Я могу позаботиться о деньгах, пока не приедут родственники, – пообещал Йерлоф и протянул руку к бумажнику.

С заметным облегчением Ион отдал ему бумажник.

В комнате опять наступила тишина.

– Итак, – сказал Хенрикссон.

Он наклонился вперед и с заметным усилием встал с дивана.

– Я, наверное, тоже поеду.

– Спасибо, что ты… – начала Джулия, пытаясь подобрать правильные слова, – что ты приехал сюда сам.

– Да о чем разговор. – Хенрикссон посмотрел на Джулию: – Никому не позавидуешь – наткнуться на мертвеца. Конечно, за время моей службы такое уже бывало. Я хорошо знаю, что чувствуешь… Одиночество и беспомощность.

Джулия кивнула.

– Но мне сейчас уже лучше.

– Хорошо.

Хенрикссон надел фуражку.

– У меня контора в Марнессе. Если что, заглядывай. – Он посмотрел на Йона и Йерлофа: – Вы, конечно, тоже. Моя дверь всегда открыта. Приходите в любое время. Договорились?

– Обязательно, – пообещал Йерлоф.

Леннарт Хенрикссон попрощался и ушел.

Некоторое время спустя они услышали удаляющийся звук автомобильного двигателя.

– Мы тоже скоро поедем, – сказал Йерлоф Джулии.

Он положил портмоне Эрнста в карман.

– Ты не возражаешь, если мы кое-что посмотрим? – обратился он к Иону. – Я хочу что-то тебе показать – там, снаружи. Как мне кажется, это может быть интересным.

– Мне пойти с вами? – спросила Джулия.

– Да нет, не стоит, не надо.

Они вышли из дома, Йон пропустил Йерлофа вперед. Опираясь на палку, он спустился по ступенькам, обошел крыльцо и направился к краю каменоломни.

– На что мы там смотреть будем? – спросил Йон.

– Это вон там, с краю. Я там кое-что заметил… Вот здесь.

Йерлоф показал вниз, на дно каменоломни, на расколовшийся камень, тот самый, похожий на яйцо или голову. Он разбился на две неравные части.

– Ты узнаешь, что это? – спросил он Иона.

Йон медленно кивнул.

– Эту штуковину Эрнст окрестил камнем Канта, – сказал он наконец, – в шутку, конечно.

– И эта штука кувыркнулась вниз, или как ты думаешь?

– Ну да, наверное, – неуверенно произнес Йон и опять кивнул, – похоже, так оно и было.

– Но летом эта штука стояла за домом, – сказал Йерлоф.

– На прошлой неделе, когда я приезжал к Эрнсту, она была уже здесь, – объяснил Йон. – Я в этом совершенно уверен.

– И что, Эрнст специально ее вниз свалил? – спросил Йерлоф.

– Да, похоже на то.

Друзья задумчиво посмотрели друг на друга.

– Ну и о чем ты думаешь? – спросил Йон.

– Не знаю, я не уверен, – и Йерлоф вздохнул, – но у меня такое чувство, что Нильс Кант мог вернуться.