Текст книги "Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'"

Автор книги: Юджин Козловски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА 2

КОМИЧЕСКИЕ КОДЫ

Тексты Стругацких обильно закодированы комическими эффектами. Среди различных кодов комического я выделяю три: код комедии, код пародии и код сатиры. Различение мною комедии, пародии и сатиры в произведениях Стругацких основано на теоретических предпосылках, разделяемых различными школами литературоведения. Восприятие и понимание искусства читателем по сути своей предопределены неотъемлемыми качествами произведения искусства и собственно читательскими чувствительностью и знаниями. В соответствии с моделью, предложенной Р.Якобсоном (Jakobson) код – один из шести компонентов в любом коммуникативном акте: ОТПРАВИТЕЛЬ – контекст, послание, контакт, код – ПОЛУЧАТЕЛЬ Код – набор правил, условий, в которые обрамлено послание (текст). Таким образом, я использую термин "код" в смысле литературных условий: "жанровые правила составляют код, необходимый для правильного понимания литературного произведения"46. Лотман утверждает, что уникальной чертой произведения искусства является его способность давать каждому читателю различную информацию, "каждому – в меру его понимания"47. Эта черта, утверждает он, есть результат качеств, присущих самому искусству, но она является и вопросом потребительского ответа: "Лотман привержен идее, заключающейся в том. что восприятие – процесс установления кода или кодов... Процесс познания Лотман описывает так: сначала послание получается, заем выбирается или вырабатывается код, наконец код сравнивается с текстом; в этом процессе отбираются систематические элементы, носители значения, в то время как несистематические элементы отбрасываются, поскольку они значения не несут. Таким образом, "процесс познания неизбежно предполагает поднятие текста до уровня абстрактного языка"."48 Восприятие или Теории Чтения также подчеркивают последовательность и обоснованность читательского ответа и предполагают. что значение зависит от горизонта читательских ожиданий. Одно и то же произведение может привести к различному пониманию в разные исторические периоды. Примером могут быть работы Гоголя, которые в различные исторические периоды читались как реалистические, символистские или комические. В любой конкретный момент истории чтение и восприятие могут варьироваться в зависимости от эстетической чувствительности индивида, равно как и от общих и литературных его знаний49. Тексты Стругацких несут в себе множество возможных ответов и пониманий. Во-первых, они часто вызывают смех, который может варьироваться от абстрактной улыбки до "полнокровного" смеха, как ответ на значительное разнообразие комических несовпадений, характерных для комедии. Но за чистым комическим призывом может следовать вторая стадия, предлагающая больше комических эффектов и более подходящее прочтение в случае, если читатель узнает многочисленные пародийные аллюзии на другие тексты. Затем может последовать еще одна стадия восприятия, на которой еще большее число комических эффектов обязано своим появлением открытию сатирических отсылок к социальной и моральной внелитературной реальности. Таким образом, различия черт, присущих этим текстам, равно как и читательским ответам, приводят нас к разделению литературных кодов произведений Стругацких на три комические категории: код комедии, код пародии, код сатиры.

КОД КОМЕДИИ

"Трагическое (и драматическое), говорят, универсально... Комическое, с другой стороны, кажется привязанным к своему времени, обществу, культурной антропологии. Мы понимаем драму главного героя "Расемона", но мы не понимаем, когда и почему японцы смеются. Требуется усилие, чтобы найти комическое в Аристофане, и требуется больше знаний для того, чтобы смеяться над произведением Рабле, нежели для того, чтобы рыдать над смертью паладина Орландо."50 Комическое основано на функции отсылок. Его эффект зависит от нашего знания культурных, социальных или литературных кодов, привычных моделей поведения, доминирующих или традиционных отношений, литературных персонажей, событий или стилей. "Юмор – не для детей, марсиане, или прирожденных идиотов. Мы делимся нашим юмором с теми, кто разделяет нашу историю и понимает нашу интерпретацию опыта."51 Есть, впрочем, значительное количество таких случаев, когда адресация юмора более или менее универсальна; это называется элементарным (или абсолютным) комическим. Бодлер делил комическое на "абсолютное комическое" и на "указывающее комическое". Первое он идентифицировал с гротескным созданием, не имеющим утилитарного назначения, а второе полагал более подражательным, нежели творческим. Общая теория, выдвинутая Бодлером, остается неясной по сей день (в сущности, он полагал весь смех сатанинским), но его классификация комического соотносится с более поздними экскурсами в теорию комического. Э.Керн (E.Kern)52 связывает бодлеровскую идею абсолютного комического с концепцией Бахтина о гротескном творении и "амбивалентном карнавальном смехе". Абсолютный смех берет свое начло в карнавальных празднествах, которые отбрасывали существующие правила, переворачивали мир с ног на голову, смешивали насмешку и триумф, сплавляли восхваления и брань53. Далее, Гуревич (Gurewitch) интерпретирует бодлеровский термин "абсолютное комическое" как воплощение иррациональности, выворачивающей логику и отрицающей практический здравый смысл54. Слово "комический" происходит от греческого слова "komos" ((((((), означающего "веселье" (точнее – "деревенский праздник: веселую круговерть, веселье", а также "толпу веселящихся, радостную группу", а также "песнь, исполняемую праздничной процессией"55). Таким образом, комедия предполагает празднество, жизненную силу, веселье и анархическое переворачивание. Хотя абсолютное комическое всегда знает об общепринятых нормах, которые оно нарушает, целью его является не морализаторство, а восторг от веселого творения. Игрой на норме и абсурде, смысле и бессмыслице оно творит собственный мир, лишенный утилитарной полезности и не являющийся подражательным или реалистическим; этот мир характеризуется дискурсом комической фантазии и гротеска. Комическая фантазия, подобно остальным формам комического, основана на оппозиции, на игре нормы и абсурда. Разница в том, что комическая фантазия доводит эти несоответствия до крайности. Ее воображение – раскованно, юмор ее ближе к нелепому, чем к удивительному: животные и машины могут говорить, дикие и невозможные события – происходить, но, в то же самое время, этот фантастический мир правдоподобен из-за своей внутренней логики, характерной для всего комического56. Гротеск – комическая форма, усложненная некими ужасными, пугающими или отвратительными аспектами. Комический компонент обеспечивает эффект освобождения, в то время как пугающий – неразрешенное напряжение.57 Гротеск – жанр, в котором несопоставимые элементы составляют целостную эстетическую систему. Это парадокс, поскольку с точки зрения разума подобная система не может существовать, она алогична, абсурдна, и, тем не менее, существует. Гротеск выделяет свой комический компонент, являющийся основой, к которой добавляются остальные элементы – трагическое, фантастическое, реалистическое. Совместно эти компоненты составляют новую целостность. По Эйхенбауму (Eichenbaum), "стиль гротеска требует, в первую очередь, чтобы описываемые ситуация или событие были помещены в фантастически маленький искусственный мир, полностью изолированный от реальности или истинной полноты внутренней жизни; а во вторую очередь, – чтобы это было сделано не с сатирическими или дидактическими намерениями, а ради игры с реальностью, для ломки и свободного расположения ее компонентов, для того, чтобы нормальные соответствия и ассоциации (психологические и логические) оказались недействительными в этом заново сконструированном мире, а любой пустяк мог вырасти до колоссальных размеров"58. По Бахтину, гротеск по сути своей телесен, всегда связан с телом и телесными излишествами, и отмечает эти телесные удовольствия и функции в несдержанной, бешеной, но в сущности веселой манере59. У Стругацких комическое обладает различной степенью притягательности. Часто встречается универсальное комическое гротеска, абсурда, алогичности, но есть и комическое, требующее для понимания особых знаний и воспоминаний, что приводит нас к рассмотрению пародии и сатиры.

КОД ПАРОДИИ

Пародия – очень сложный и многозначный термин. У него в длинная история, отраженная в теории литературы, но нет определения, подходящего для всех исторических этапов. "Обильная литература по пародии всех времени и народов делает очевидным тот факт, что значение термина "пародия" менялось."60 Термин происходит от греческого слова "parodia" ((((((((). Корень "odos" означает песнь, но многозначность присутствует уже в приставке "para", у которой есть два значения: "против" (предполагающее контраст) и "помимо" (предполагающее согласованность, согласие). традиционные теории пародии сосредотачивают внимание на первом значении, таким образом, пародия предстает как текст, написанный "в противовес" "оригинальному" тексту, ради насмешки или высмеивания его. Второе же значение, которым пренебрегают, допускает другое, более широкое определение, отличающееся от традиционных словарных, но более соответствующее практике современных искусства и литературы. В соответствии со значением "помимо", пародист производит текст, являющийся иронической переделкой "оригинального" текста61. Таким образом, на уровне формальном или структурном пародия есть отношение между двумя текстами; между первичным, поверхностным или находящемся на переднем плане текстом пародии, с одной стороны, и вторичным, подразумеваемым, фоновым, "одолженным", пародируемым текстом или моделью, оригинальным текстом, текстом-мишенью – с другой. По мере объединения двух текстов, два уровня значения сосуществуют на структурном уровне. В терминологии Стюарт (Stewart), текст пародии "находится в обратном или несовместимом положении по отношению к исходному тексту"62. Впрочем, важно подчеркнуть, что из-за сходства и контраста между этими двумя текстами, отношения между ними несут печать относительной или частичной несовместимости, что придает им комический эффект. Пародия – не насмешка над оригинальным текстом, а, скорее, амбивалентная смесь критики и/или восхищения. Хотя комический эффект не всегда является необходимым условием современной пародии, он обычно все же присутствует (по крайней мере, в редуцированной форме) и может варьироваться от иронических реверансов до игривого или оскорбительного отношения. Чаще комический эффект выражается знающей, умудренной улыбкой, а не громким хохотом. Бахтин также подчеркивает амбивалентное отношение пародиста к своей мишени. Его "двухголосое" слово пародии и вывернутый мир карнавальной пародии соотносятся с теорией "полифонической", "диалогической" литературы63. Амбивалентная природа пародии далее разрабатывается Хатчеон в свете ее концепции парадокса пародии: "...Обсуждая частный случай средневекового карнавала, Бахтин, по-видимому, не обнаружил того, что, как мне кажется, является еще одним базовым принципом всего пародического дискурса: парадокса разрешенного нарушения норм... пародийные нарушения всегда остаются разрешенными – разрешенными самой нормой, которую они стремятся вывернуть наизнанку. Даже насмешкой пародия укрепляется; если использовать формальные термины, – она обращает высмеиваемые условия на себя, тем самым обеспечивая их продолжающееся существование."64 И восхваляя, и передразнивая, современная пародия парадоксально включает в себя "закон" и "нарушение", "подобие" и "различие", "постоянство" и "изменение", "почтение" и "злоупотребление". Еще один шаг от усеченных, стандартных, словарных определений пародии заключается в том наблюдении Хатчеон, что современная пародия не обязана даже принадлежать к тому же жанру: "Литература знаменита пародированием внелитературного дискурса. "Бледный огонь" ("Pale Fire") играет с редакторскими комментариями, "Том Джонс", "Тристрам Шенди" и даже "Поминки по Финнегану" подразумевают обычаи научных заметок и примечаний... Фильм Питера Гринуэя "The Draughtsman's Contract" является любовной пародией на картины 18 века и на комедию Реставрации."65 Движение от традиционного насмешливого типа пародии может быть увидено также в кругозоре пародии: "Современная пародия может обращаться с текстами самых разных размеров... Ее физическое измерение может быть столь же большим, сколь "Улисс" Джойса, или столь малым, как изменение одной буквы или слова в тексте."66 Хатчеон оспаривает традиционное понимание пародии и полагает, что для своей эффективности пародия не нуждается в "сознательном искажении формы и духа произведения, взятого в наиболее типичный момент"67, как то утверждают теоретики – приверженцы традиционного толкования. Напротив, "в современной пародии иной контекст может вызываться (а затем изменяться) без пошагового отражения всей формы и духа"68. Хотя и фрагментарные и зачастую небольшие (по размерам), эти пародии могут в то же самое время действовать и как составные части больших структур пародийного отклика. Действительно, современные романы могут характеризоваться обильным и проработанным пародийным кодированием, которым авторы "переделывают", "перерабатывают", "пересматривают", "переигрывают" более ранние произведения искусства. Такая расширенная пародийная форма может находиться в разительном "контрасте с теми краткими случайными пародиями, что столь регулярно попадали в сборники конца 19 и начала 20 веков"69. Столь расширив понятие пародии, надо, впрочем, учитывать одно базовое ограничение, а именно – то, что "мишенью" или "источником" пародии является другое произведение искусства. Этот конкретный момент резко отграничивает пародию от сатиры (зачастую эти два явления смешиваются). В отличие от пародии, сатира высмеивает обычаи и мораль общества с целью их изменения и улучшения. Как выразился Набоков, "пародия – игра, сатира урок"70. Одной из причин обычного смешения этих терминов является тот факт, что пародия часто используется как сатирический прием. Переработка серьезного литературного произведения может проводиться с сатирическими целями, направленными, впрочем, не против литературной модели, а против современных обычаев и практик71: "Сатирики предпочитают использовать пародии на наиболее знакомые тексты как механизм для сатиры – чтобы добавить к начальному воздействию и тем еще более усилить иронический контраст."72 Отличный пример такого приема выявлен Личем (Geoffrey Leech) в сатире Дж.Оруэлла – клишированный и жаргонизированный английский язык73. Пародийное переписывание Оруэллом знаменитого стиха из Экклезиаста в форме современного жаргона производит комический эффект, направленный не против Библии, но, сатирически – против деградировавшей современной манеры письма. По ходу этого, библейский образец превозносится как достойная восхищения модель, как идеал. Экклезиаст: Я вернулся и увидел, что гонки не для быстрого, а битва не для сильного, не получить хлеб мудрому, не получить богатств познающему, не прославиться тихому, но время и случай властвуют над всем. Оруэлловская пародия на Библию как способ сатирически отразить современную английскую прозу: Объективное рассмотрение современных феноменов приводит к выводу, что успех или неудача в соревнованиях не проявляют тенденции к соизмеримости с врожденными способностями, но надлежит учитывать и элемент непредсказуемости. Определенно, что наиболее часто пародируемые произведения искусства являются в то же время и самыми известными. В живописи – "Мона Лиза", "Тайная вечеря"; в английской литературе – монологи шекспировских персонажей (например, "Быть иль не быть?"); в русской литературе пушкинский пролог к "Руслану и Людмиле" пародируется в популярных сатирических народных песнях, а также у Стругацких в ПНВС и песнях В.Высоцкого. Используя хорошо известное произведение искусства в качестве модели, пародисты "одалживают" долю престижности и авторитета оригинала. Они стараются показать уважение и знание традиции, в которой действуют74. Но это также предполагает, что автор (кодировщик) и читатель (декодировщик) должны в равной степени владеть кодами, используемыми в тексте. Предполагается, что читатель достаточно умудрен, чтобы узнать исходную литературную модель, разглядеть ее новые семантические возможности и насладиться эстетическим и комическим эффектами ее пародийной трансформации. Это – прагматическое измерение пародии, учитывающей роль писателя и читателя в тексте. Прагматика пародии предполагает, что "пародия – в глазах воспринимающего"75. "Историки пародии соглашаются, что пародия процветает в периоды культурного усложнения, дающего возможность пародистам полагаться на эрудицию читателя (зрителя, слушателя) пародии."76

КОД САТИРЫ

Бодлеровское "указывающее комическое" теперь интерпретируется как синоним сатиры. Сатира, смешанная с комедией как синоним сатиры. Сатира использует тот же механизм комического эффекта, что и комедия, и может обладать всеми элементами и качествами, характерными для комедии. Впрочем, вдобавок сатира включает, посредством больших намеков и конкретизации, специфические черты, указывающие на реальный мир. Сатирическое представление жизни, морали и идей, впрочем, не идентично реальному. Оно концентрируется на негативных сторонах, и. путем систематического отбора и усиления недостатков и глупостей, производит карикатуру на свой объект. Более реалистичные сатирики, подобно Салтыкову-Щедрину или Зощенко, используют свое богатое знание описываемого материала "из первых рук" и чувствительный слух на диалоги для поддержки иллюзии реальности: "Но сатирики, использующие элементы причудливого или странного, – подобно Свифту, Рабле, Гоголю, Оруэллу или Хаксли – столь же озабочены созданием подробной иллюзии реальности; они подкрепляют свои фантастические предположения множеством аутентичных деталей, характерных имен, дат и статистики".77 К последней группе я бы с уверенностью добавил Стругацких, чьи произведения часто расширяются до фантастического, но в то же время относятся к настоящему. Это подтверждается открытым заявлением Б.Стругацкого об отношении советской научной фантастики к настоящему78. Еще сатиру отличает от комедии осуждающий тон по отношению к миру, в котором она присутствует: "Это осуждающее отношения является единственным постоянным элементом во взглядах всех сатириков на мир. Что бы они ни делали, они критикуют; сатира сочетается с неудовлетворенностью, жалобой, отрицанием, сожалением. В этом смысле сатира уникальна, так как ее финальная перспектива отличается от таковой любого другого жанра."79 "Два момента характерны для сатиры: остроумие или юмор, основанные на фантазии, на гротеске или абсурде, и объект нападения. Нападение без юмора, или чистое отрицание, является одной из границ сатиры".80 Механизмом комического в сатире является читательское восприятие несоответствия между социальной и моральной реальностью, известной ему, и смешным искаженным представлением этой реальности в сатирическом тексте. Относительный разрыв между этими двумя планами мысли комически соединяется с их основными концепциями, открывая, тем самым, поучительное значение.

Проанализировав ранее несоответствие как элемент комплексной концепции комического, с этого момента я буду использовать термин "несоответствие" или "комическое несоответствие" как сокращение или эквивалент термина "комический эффект". Как указывалось выше, комические эффекты во всех трех кодах зависят от явственно различных источников несоответствий: Мишень (пародируемый текст) == пародия (межтекстовые комические несовпадения) == комедия (ПНВС и СОТ – внутритекстовые комические несоответствия) == сатира (внетекстовые комические несоответствия) == социо-моральная реальность В комедии комический эффект обязан (что наиболее важно для моего исследования) несоответствиям внутри самого текста. В пародии несоответствиям между текстом Стругацких и "оригинальным", пародируемым, текстом. В сатире – несоответствиям между социо-моральной реальностью и ее искажениями в тексте Стругацких.

У всех трех кодов есть лежащий в глубине комический элемент, основанный на механизме относительных несоответствий. В сущности, коды отличаются друг от друга только в терминологии источников несоответствия. Следовательно, в моем последующем анализе, когда я использую термин "комическое", я говорю о несоответствии без необходимости указания на его источник. И когда я использую термины "комедийное", "пародийное" или "сатирическое", я говорю о комическом и указываю на источник комического несоответствия. Редко встречается чисто комедийный, сатирический или пародийный отрывок текста. В своих сказках Стругацкие эффектно смешивают все три кода комического для создания целостного с точки зрения эстетики текста, наполненного как юмором, так и значением. Целостность кодов комического у Стругацких, во многих случаях, зависит от анализа на трех различных текстовых уровнях: начиная от мельчайших единиц (стилистического уровня), через более крупные единицы (композиционный уровень) к наибольшим (уровень тематический). В своем исследовании я буду также учитывать фундаментальное противопоставление парадигматических (in absentia) и синтагматических (in praesentia) отношений. Когда эта система прилагается к принципу трех кодов комического, ясно, что, в первую очередь, в моем анализе код комедии связан с отношениями in praesentia, а коды пародии и сатиры – с отношениями in absentia. Рассматривая под этим углом зрения произведения Стругацких, я буду не только исследовать комбинации различных составных частей материала в их отношениях с другими частями внутри двух сказок, но я также буду анализировать те же элементы в контексте связанных с этими двумя сказками произведений русской и мировой литературы, а также в контексте мировой культуры. Помещение текста в этот более широкий контекст выявляет и проясняет иные значения текста. Такие различные прочтения текста будут рассматриваться здесь как основная демонстрация случаев литературного богатства и сложности, а также как ключи к природе комического искусства Стругацких. Важно заметить также, что несоответствия, будь то комедийные, пародийные или сатирические, являются не только источниками комических эффектов, но и эффектов эстетических, происходящих от формальных контрастов и гармоний, несомых комическими несоответствиями: "Гармония – результат контраста, – сказал я. – Весь мир состоит из противостоящих элементов. И..." "И поэзия", – вмешался он, – истинная поэзия – чем более оригинальный и живой ее мир, тем более противоречивы те контрасты, в которых заключено тайное родство."81 Так, прослеживая контрасты и несоответствия, повторяющиеся и варьирующиеся линии, совпадение и взаимодействие различных комических образов, я буду анализировать их поэтическую функцию. По мере того как они откликаются, пересекаются, накладываются, реагируют друг на друга, они составляют эстетические модели, которые расширяют и поддерживают большее комическое повествование. Две сказки следуют друг за другом, примечательно варьируя характер комического, что выражается постепенным переходом от легкой дружественной комедии к более мрачному юмору или сатире. В массовых фильмах и литературе есть неписаное правило продолжений – количество смертей и катастроф в них должно расти по экспоненте. В сказках Стругацких – ПНВС и СОТ – "смертей и катастроф" в буквальном смысле слова нет, но, тем не менее, сказки пародируют этот принцип. Веселое комическое взаимодействие волшебной сказки и обыденной реальности в начале ПНВС сначала уступает место гротеску (комическому и пугающему) злоупотреблений наукой – в середине произведения, – а затем мрачным и беспокоящим абсурдностям злоупотребления властью в СОТ.

ЧАСТЬ 2

МАГИЯ И НАУКА

ГЛАВА 3

СУЩНОСТИ РУССКОЙ ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ И НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА – НИИЧАВО

Большая часть действия ПНВС происходит в Научно-исследовательском институте чародейства и волшебства – НИИЧАВО. Привалов – один из маговученых Института, а также – главный герой и рассказчик. Он постоянно наблюдает таинственных персонажей и магические действия в Институте и его окрестностях. Прибыв в Институт, Привалов видит слово "НИИЧАВО" уже на воротах музея Института (10). Комический эффект этого слова может быть проанализирован сначала на стилистическом (вербальном) уровне. Слово само по себе является акронимом и походит, то есть имеет парадигматическое отношение, частично в произношении (а еще более – в ненормативном, провинциальном русском произношении) на слово "ничего", означающее "ничто", "ничего особенного". Так эти два слова составляют комическое несоответствие (неожиданное сходство и различие): НИИЧАВОничего. Неожиданное, подразумевающееся значение слова "ничего" комически подрывает серьезную форму, скрытую в акрониме – названии Института. Комическое несоответствие также развивается на композиционном (синтаксическом) уровне, когда Привалов пытается угадать значение загадочного акронима, появляющегося позже и в развернутой форме:

"АН СССР НИИЧАВО (43)

Научно-Исследовательский Институт Чаво? В смысле Чего?" 1.Перая часть акронима (два слова) – ясна, привычна, полностью уважаема: АН СССР. 2.Вторая часть акронима – неясна и непривычна. В попытках расшифровать ее, Привалов использует вопросительное слово "Чаво", хотя это и не нормативный русский язык. Затем он выдвигает некоторые разумные, но, тем не менее, комические (с лингвистической точки зрения) гипотезы (примечание: первые три буквы опознаваемы): "Чрезвычайно-Автоматизированной Вооруженной Охраны? Черных Ассоциаций Восточной Океании?" (43) 3.Когда вторая часть акронима наконец открывает свою тайну, один несоответствующий акроним уступает место другому, комически сочетающемуся с предшествующими лингвистическими догадками Привалова: "Чародейства и Волшебства" (80). Эта вторая часть акронима оказывается несоответствующей, но в другом смысле. В рассматриваемом акрониме присутствует неожиданное семантическое несоответствие. Читая: "Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик Научно-Исследовательский Институт", участник не ожидает фразы: "Чародейства и Волшебства". Серьезная (или, по крайней мере, потенциально серьезная) наука сталкивается с миром чародейства и волшебства. Сопоставление этих двух дискурсов производит комическое несоответствие, которое встроено в структуру ПНВС как движущая сила повествования. Учитывая предыдущее подразумеваемое акронимом возможное значение "ничего", – финальное раскрытие полного названия восстанавливает, правда, только частично и иронически, серьезность и респектабельность слова "НИИЧАВО". Само название Института заключает в себе удивительную комическую несопоставимость – эмпирической деятельности Института, пересекающейся с чародейством и волшебством. Слово "НИИЧАВО", будучи насмешливым комментарием в адрес Института, кратко предсказывает не только несоответствие как основную творческую технику сказок, но и игру эмпирического и сверхъестественного миров, показывая их, соответственно, через "реалистический" и волшебно-сказочный дискурсы. В получившемся в результате этого научно-фантастическом дискурсе, впрочем, два пересекающихся мира достигают комической и поэтической многозначности. Таким образом, само слово "НИИЧАВО" предлагает шутливое краткое содержание и комический взгляд на ПНВС и СОТ.

1.Избушка на курьих ножках.

ПНВС является "многозначащим возвращением к корням русского (и остального) фольклора – Институт удачно расположен на легендарном русском Севере."82 В лесу Привалов подбирает двоих "голосовавших", сотрудников местного Института, и приезжает с ними в маленький городок. Когда в разговоре упоминаются такие места, как "Лукоморье" и "Изнакурнож" (последнее сокращение от "изба на куриных ногах"), читатель, знакомый с русскими сказками и русской литературой, слышит отголоски зачинов многих русских сказок, использованные также Пушкиным в прологе к поэме "Руслан и Людмила"83. Многие россияне знают эти строки наизусть; родители используют их перед тем, как рассказать детям сказку84. Последующее описание окрестностей Института и образов первых персонажей, появляющихся там, несут еще больше аллюзий на знаменитые строки и представляют собой пародийную переделку пушкинского пролога.

"У лукоморья дуб зеленый; Златая цепь на дубе том: И днем и ночью кот ученый Все ходит по цепи кругом; Идет направо – песнь заводит, Налево – сказку говорит.

Там чудеса: там леший бродит, Русалка на ветвях сидит; Там на неведомых дорожках Следы невиданных зверей; Избушка там на курьих ножках Стоит без окон, без дверей; Там лес и дол видений полны; ... В темнице там царевна тужит, А бурый волк ей верно служит; Там ступа с Бабою Ягой Идет, бредет сама собой; Там царь Кащей над златом чахнет; Там русский дух... там Русью пахнет! И я там был, и мед я пил; У моря видел дуб зеленый; Под ним сидел, и кот ученый Свои мне сказки говорил. Одну я помню: сказку эту Поведаю теперь я свету..."85 Привалову предложена работа программиста в местном научном Институте, и он проводит первую ночь в музее, часть вывески на воротах которого гласит: "изба на куриных ногах". Теперь читатель осознает, что ранее упомянутое "Изнакурнож" – акроним от "Изба НА КУРиных НОГах". Акроним, контрастируя с пушкинской фразой, производит комический эффект на стилистическом (вербальном) и композиционном (синтаксическом) уровнях. Во-первых, комический эффект обязан "неожиданному сходству и различию" между акронимом и фразой, в то время как один набор лингвистических символов заменяется другим и получает неожиданное объяснение: "изнакурнож" – "изба на куриных ногах". Некоторое комическое несоответствие все же остается, а именно вербальное несоответствие – в оппозиции "изнакурноЖ"/"изнакурноГ". Комическая вариация звуков обязана изменению финальной согласной. В тексте ПНВС акроним "изнакурнож" появляется первым (9), в то время как "изнакурног" появляется позже (10). Строго говоря, акроним "изнакурног" не появляется вообще; автор (я – Ю.К.). домыслил его. Что появляется в ПНВС, так это фраза "изба на куриных ногах". Сотворив название музея научного Института из волшебно-сказочного понятия "избушки на курьих ножках", авторы вносят в повествование явный контраст двух планов мысли – научной деятельности и волшебно-сказочной магии. Это противоречие, впрочем, только относительное, поскольку оно до некоторой степени оправдывается контекстом, выраженным в подзаголовке книги: "Повесть-сказка для научных работников младшего возраста", предполагающим комбинацию волшебно-сказочного и научно ориентированного дискурсов. Мы не ожидали перехода пушкинской традиционной волшебной сказки в сказку для современных научных работников. Но теперь, когда авторы проводят параллели с произведением Пушкина, такое ожидание появляется. И как раз когда читатель некоторого сходства с пушкинской поэмой, он натыкается вместо этого на неожиданное различие. Вывеска на воротах музея является пародийной переделкой пушкинской строки: два кода, пародия и "оригинальный" текст формируют несоответствие – "изба на куриных ногах" (ПНВС)/"избушка на курьих ножках" (Пушкин). Трансформация пушкинского доброжелательного, дружелюбного, полного уменьшительных форм, характерного для русской волшебной сказки, стиля в более нейтральную, но в чем-то неуклюжую стандартную русскую фразу несет в себе комическую претензию. Предполагается, что эта трансформация сделает название более подходящим для серьезных научных целей Института.