Текст книги "Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата"

Автор книги: Ю. Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Продолжавшаяся еще десяток лет Северная война завершилась победой России. В соответствии с Ништад– ским миром 1721 года к России отошли часть Карелии, Ингерманландия, Моонзундские острова, Лифляндия и Эстляндия.

В «Советской исторической энциклопедии» отмечались тяжелые последствия Северной войны для народов Прибалтики, которые долго пришлось преодолевать: «Военные действия, страшная эпидемия чумы (1710—1711) произвели в Латвии страшные опустошения. Поэтому вся первая половина XVIII века являлась этапом восстановления хозяйства, которое вынесли на своих плечах главным образом крестьяне».

Там же так характеризовались позитивные последствия вступления Латвии в состав России: «Политические перемены были выгодными для латышского народа. Последовал почти 200-летний период мирного развития почти без войн на территории Латвии. Объединением территории Латвии была создана важная предпосылка для развития латвийской буржуазной нации... Благоприятная рыночная конъюнктура для сельскохозяйственных продуктов способствовала развитию торгового земледелия, что в свою очередь разрушало основы феодального крепостнического хозяйства. Получила развитие переработка сельскохозяйственных продуктов (винокурение, пивоварение и т. д.)».

Схожим образом оценивали авторы «Энциклопедии» положительные последствия вхождения Эстонии в состав России: «Присоединение к России обеспечивало Эстонии длительный мир и благоприятные условия для экономического и культурного развития... Численность населения, сократившаяся вследствие войны и чумы, к середине XVIII века снова достигла 350 тысяч человек, а к 80-м годам – 490 тысяч (из них немцев было 3—4%). Во второй половине XVIII века получили развитие винокурение (из зерна) и откорм скота бардой... Развивалась эстонская национальная культура. В 1766—1767 годах издавался первый журнал на эстонском языке «Краткое наставление».

Говоря о положительных последствиях Ништадского мира для Прибалтики, авторы «Всемирной истории» писали: «После присоединения к России в прибалтийских провинциях началось экономическое оживление, которым воспользовались и представители торгового капитала, помещики. Прибалтийские бароны поставляли большое количество водки на внутренний рынок, увеличили экспорт льна, хлеба и лесных материалов в западноевропейские страны, особенно в Голландию, в Англию».

Главной же отрицательной стороной присоединения к России было то, что, по сути, ничего не изменилось в угнетенном положении подавляющего большинства местного населения. Этому в не малой степени способствовало покровительство немцам Петра I, а затем и его наследников. Уже при Петре I, а еще в большей степени при его наследниках, остзейские дворяне заняли видное положение при русском дворе. Особенно вопиющие формы приняло засилье немцев в правительстве России в период «бироновщины» (1730—1740), когда фаворитом императрицы Анны Ивановны, бывшей герцогини Курляндии, был курляндокий дворянин Эрнст Иоганн Бирон. Являясь фактическим правителем России, Бирон поставил на видные посты немцев Шемберга, Остермана, Минниха, Менгдена и многих других. Но и после падения Бирона остзейские дворяне сохранили видное место в руководстве России. Они использовали свое положение для покровительства немецкому меньшинству в Эстляндии и Лифляндии.

Еще при капитуляции Риги и Ревеля Петр I утвердил привилегии, по которым полноправными гражданами в городах признавались лишь лица немецкого происхождения. В «Советской исторической энциклопедии» говорилось, что «рыцарство получило в 1710 и 1712 годах подтверждение своих сословных привилегий... Укрепился «особый порядок», немецкое дворянство сосредоточило в своих руках судебную и административную власть, влияло на церковные и школьные дела. Все местные вопросы решались на собраниях дворян – ландтагах».

Торговля и промышленность остались в руках остзейских немцев. Сохранялась цеховая организация, установленная еще во времена Ливонского ордена. Как отмечалось во «Всемирной истории», «в крупных городах, например в Риге и Ревеле, ремесленные цехи объединялись в Малую гильдию, в которую не допускались эстонские, латышские и русские ремесленники. Немецкое купечество объединялось в особую Большую гильдию, которая также вела упорную борьбу с торговцами ненемецкого происхождения. Городское самоуправление полностью находилось в руках немногочисленного немецкого магистрата. Латыши и эсты составляли основную массу бесправного люда – домашней прислуги, поденщиков и т. п. Обычно они сами или их предки являлись беглыми крепостными».

Как и во времена шведского владычества, крестьяне подвергались жестокой эксплуатации. Во «Всемирной истории» подчеркивалось: «Рост товарного производства сопровождался усилением барщины. Телесные наказания крепостных стали повседневным явлением. Представитель лифляндского дворянства ландрат Розен отождествлял крепостных с древнеримскими рабами. Он утверждал, что в Лифляндии крепостной и его имущество является неограниченной собственностью помещика. К середине

4 Емельянов '"Приоа 11 ика" 55

XVIII века этот взгляд получил общее признание во всех местных административных и судебных учреждениях. Крепостничество в прибалтийских губерниях приняло еще более суровые формы, чем в остальной России».

Положение крестьян ухудшилось после введения подушной подати. В ответ в Лифляндии и Эстляндии в 1783—1784 годах вспыхнули крестьянские восстания. Особую ненависть вызывали у крестьян немецкие помещики. Немецкий писатель Петри, проживавший в Прибалтике, писал: «Ввиду повседневного выражения ненависти и презрения к немцам и помещикам приходится опасаться смут и мятежей, так как в подобном случае ни один немец не уйдет живым».

В то время как Лифляндия и Эстляндия фактически с 1710 года пребывали в составе Российской империи, Литва продолжала оставаться в пределах Речи Посполитой. Как и для народов Эстляндии и Лифляндии, Северная война нанесла немалый урон для Литвы. Если в конце века население Литвы составляло 2,8 миллиона человек, то к концу Северной войны оно сократилось до 1,8 миллиона. В «Истории Литовской ССР» говорится: «Люстрация государственных земель 1738 года фиксировала страшное опустошение края. Деревни и города пустовали. Оставшиеся убогими, люди не могли расширять свои запашки. Кроме того, крестьяне еще не проявляли интереса к освоению пустующих земель. Большие семьи (родители и взрослые сыновья со своими женами и детьми под отцовской крышей) не стремились к разделу и созданию новых хозяйств. Дворяне были вынуждены временно идти на компромисс – на льготных чиншевых условиях предоставлять пустующую землю крестьянам».

В то же время «торговая деятельность крестьян ограничивалась. Крестьян обязывали продавать продукты своего труда в местечках, имевших торговое право. Импортные товары первой необходимости – соль, сельдь, изделия из металлов – продавались крестьянам по принудительным ценам. Право пропинации (производство и продажа водки) принадлежало только лишь дворянскому сословию. Дворянам же шли и частные таможенные сборы у сплавных рек и торговых дорог. После Северной войны в небольших городах и местечках началось массовое поселение евреев. Феодалы использовали их как откупщиков феодальных привилегий. Сокращение ремесленного производства и торговли ослабляло самоуправление городов, они попадали во всю большую зависимость от феодалов».

Упадок хозяйства Литвы, разорение его населения, которое нищало и спаивалось, отражали кризис, который охватил всю Речь Посполиту. Обострение противоречий между растущими капиталистическими отношениями и феодальными верхами сопровождалось усилением социальной и национальной борьбы в Речи Посполитой. Этим воспользовались соседи этого государства. Вмешавшись во внутренние дела Речи Посполитой под предлогом защиты ее государственного строя, Россия и Пруссия подписали в 1768 году с представителями сейма договор, который гарантировал постоянство существовавших государственных основ Речи и уравнивал права православных и католиков. Сейм 1768 года ратифицировал этот договор. «История Литовской ССР» подчеркивала: «С этого времени уже нельзя было менять государственное устройство без согласия России и Пруссии. Речь Посполита все больше теряла свой государственный суверенитет».

Против договора выступила часть дворян Речи, создавших в 1768 году конфедерацию. Как сказано в «Истории Литовской ССР», «к этим конфедератам присоединилась и часть шляхты Великого княжества Литовского. Вооруженные отряды шляхты действовали в Литве в течение 1769—1771 гг. Борьба носила партизанский характер, ибо конфедераты не имели значительных сил. Их выступления были подавлены войсками России».

5 августа 1772 года были подписаны тайные договоры между Россией и Пруссией, Россией и Австрией о разделе Речи Посполитой. К России отходила часть Белоруссии (Полоцкое, Витебское и Мстиславское воеводства, а также восточная часть Минского воеводства) и Латгалия. (В «Истории Литовской ССР» сказано: «Таким образом, восточные белорусские земли были воссоединены с Россией, что отвечало коренным интересам народных масс этого края».) Австрия образовала из занятых ею украинских и польских земель Королевство Галиции и Лодомерии. Пруссия завладела Поморьем (без Гданьска) и Западной Пруссией с Вармией (без Торуни и Мальборка). В 1773 году сейм ратифицировал этот раздел.

Продолжая вмешиваться вдела Речи Посполитой, Россия добилась создания Постоянного совета для ее управления государством. В составе совета треть мест принадлежала Литве. Тем временем часть польских верхов выступила за осуществление общественно-политических преобразований в стране.

Характеризуя отношение литовского дворянства к происходившим событиям и борьбе по политическому устройству Речи Посполитой, авторы «Истории Литовской ССР» писали: «Дворяне защищали свои давние права и привилегии, полученные до унии Польши с Литвой и подтвержденные затем конституциями, принятыми на сеймах. «Кардинальные права» они видели в сохранении литовского статута, права на должности в Великом княжестве Литовском только за его гражданами, в соблюдении «альтернативы» сейма (периодическое сеймование в Гродно), сохранении резиденции короля в Вильнюсе как столице, в праве иметь наравне с Польшей своих военных министров и сенаторов, отдельное Вильнюсское архиепископство и казначейство. Они не отказывались от этих «кардинальных прав» до конца XVIII века... В сфере внешней политики литовское дворянство требовало неприкосновенности своих государственных границ, суверенности внутренней государственной жизни (вывода войск России и невмешательства в религиозную жизнь, признания в качестве государственной римско-католической церкви), подтверждения договоров с Россией. Литовские дворяне считали себя законными владельцами русских земель в течение нескольких столетий. Они требовали полного иммунитета и привилегий литовским дворянам и католической церкви в присоединенных к России землях. Литовские дворяне занимали по отношению к России враждебную позицию, но, опасаясь ее могущества, требовали от сейма добиваться подтверждения заключенных ранее договоров. Они считали и Курляндию неотъемлемой частью Речи Посполитой».

3 мая 1791 года в Варшаве была принята конституция, которая сохраняла за шляхтой ее давние права и привилегии. В то же время она предложила шляхте составлять договоры с крестьянами, что было воспринято как упразднение феодальной зависимости. Конституция предусматривала создание централизованного государства. Оно было названо Польшей, а старое деление на Королевство Польское и Великое княжество Литовское было упразднено. Исполнительная власть принадлежала королю и совету министров («Стража законов»). Трон короля становился выборным, но династическим. Без ведома «Стражи законов» король ничего не решал. Министерства же отчитывались перед сеймом.

Как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «в Вильнюсе горожане и войска 25 мая дали ей необычайно торжественную присягу. Жители городов, собравшиеся летом 1791 года в Каунасе, заявили о своей готовности пролить кровь и отдать жизнь за конституцию 3 мая». Однако <магнаты и шляхта Великого княжества Литовского в цепом враждебно встретили конституцию». Враги конституции создали в местечке Тарговице конфедерацию. Среди них были Ш. и Ю. Коссаковские, А. Сапега, И. Массальский, Ф. Браницкий, Ш. Потоцкий, С. Жевуский. Они обратились за помощью к Екатерине II. В акте, опубликованном 14 мая 1792 года, они требовали сохранить целостность Речи Посполитой и просили Россию об опеке.

После этого русские войска вошли на территорию Правобережной Украины и Белоруссии. Командующему русскими войсками М. Кречтникову помогали конфедераты гетмана Ш. Коссаковского, который пытался взять на себя верховную власть в Литве.

В конце мая 1792 года войска России вошли в Вильнюс, а затем заняли Украину, Белоруссию и вступили на территорию Польши. Король Речи Посполитой Станислав– Август Понятовский, который ранее дал присягу конституции 3 мая, теперь присоединился к конфедератам. В «Истории Литовской ССР» говорится: «Конфедераты, выступавшие за шляхетские свободы и давние привилегии шляхты, пытались восстановить прежний строй с помощью России. Они захватили власть в свои руки и отменили постановления сейма 1788—1792 гг.». В ответ «поднялась волна сопротивления горожан».

12 января 1793 года в Петербурге был заключен прусско-российский договор, по которому Пруссия занимала западные польские земли. В состав России вошли украинские и белорусские земли, в том числе Киевское, Браславское, Подольское, Минское и часть Виленского воеводства. Как отмечалось в «Истории Литовской ССР», ^включение белорусских и украинских земель в состав России защитило их от национального и религиозного угнетения со стороны польской шляхты, объединило с братским русским народом. Речь Посполита потеряла около половина территории... Она почти лишилась выхода к морю (за исключением узкой полосы побережья у Паланги и Швянтойи) и, находясь в окружении трех могущественных монархий, теперь уже не имела никаких условий для дальнейшего экономического и политйче– ского развития... В Речи Посполитой осталось около 4 миллионов жителей».

Второй раздел Речи Посполитой вызвал возмущение конфедератов, призвавших до этого Россию помочь им в борьбе против конституции 3 мая. Вопреки требованиям посла России И. Сиверса сейм, созванный в Гродно, высказался против раздела. В «Истории Литовской ССР» сказано: «Только под большим давлением (И. Сивере приказал арестовать часть делегатов, разорить их имения и даже ввести на заседание сейма солдат) он в 1793 году молчанием ратифицировал второй раздел».

Однако решения гродненского сейма вызвали восстание сторонников конституции 3 мая, которое началось в Кракове 24 марта 1794 года. В «Истории Литовской ССР» сказано: «16 апреля оно вспыхнуло и в Великом княжестве Литовском. Первыми выступили региональные войска в Шяуляй против гарнизонов царских войск и сторонников Тарговицкой конфедерации. В Вильнюсе восстание организовал инженер Якуб Ясиньский. В ночь на 23 апреля повстанцы неожиданно захватили военные посты и овладели городом. В плен был взят начальник русского гарнизона генерал Н. Арсеньев. На помощь вильнюсцам пришли отряды из Шяуляя и Паневежиса. 24 апреля на Ратушной площади Вильнюса был торжественно объявлен акт восстания и создано повстанческое правительство – Высший совет Литвы. На следующий день был осужден ряд сторонников конфедерации, в том числе и гетман Ш. Кос– саковский. Повстанческое правительство признало главным руководителем восстания генерала Тадеуша Кос– тюшко, участника борьбы Североамериканских колоний за независимость».

Высший национальный совет Литвы стал исполнительным органом восстания. Начальником военных сил стал Я. Ясиньский. Как подчеркивалось в «Истории Литовской ССР», «у вождей вильнюсского восстания были более прогрессивные, радикальные намерения, чем у их братьев по борьбе в Польше. Совет энергично мобилизовал народ на защиту отечества, а его орган – «Газета народова вилен– ска» («Вильнюсская народная газета») – пропагандировал политику французских якобинцев. Совет искал поддержки среди всех сословий. Он печатал воззвания и на литовском языке для крестьян, обещая им свободу».

Однако, как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «политика литовских повстанцев, их республиканские взгляды и даже стремление расширить права Литвы на самостоятельность были приняты с недоверием в самой Польше участниками восстания, придерживавшимися умеренных взглядов. Под давлением более консервативных участников восстания Т. Костюшко отстранил Я. Яси– ньского от командования повстанцами Литвы и подчинил их общему руководству, которое опасалось литовского сепаратизма. 21 мая 1794 года Т. Костюшко упразднил Высший национальный совет Литвы и создал общий для Польши и Великого княжества Литовского Высший национальный совет... С июня 1794 года военачальником повстанцев... стал присланный из Польши бездарный генерал М. Вельгорский».

Россия направила войска на подавление восстания. Сначала повстанцы вели упорные бои и даже теснили русские войска. Но летом 1794 года русские развернули наступление и 12 августа заняли Вильнюс. Силы повстанцев были рассеяны.

В октябре 1794 года войска под руководством А. Суворова разбили повстанцев Т. Костюшко и заняли Варшаву. При защите Варшавы погиб Я. Ясиньский. В середине ноября повстанцы капитулировали.

Тем временем Россия, Пруссия и Австрия приступили к переговорам о третьем разделе Речи Посполитой. Договоренность была достигнута в августе 1795 года. Россия заняла западнобелорусские земли бывшего Великого княжества Литовского. Литва (за исключением Занеманья, которое перешло к Пруссии) была присоединена к России. Пруссия и Австрия разделили оставшуюся территорию Польши.

«История Литовской ССР» гласит: «Речь Посполита как государство распалась. Бывшая ее провинция – Великое княжество Литовское – вошла в состав многонациональной Российской империи... Находясь в составе России с ее огромным рынком, Литва вступала в полосу экономического подъема, а литовский народ постепенно втягивался в общероссийскую борьбу за социальный прогресс...

Литовское крестьянство боролось как против местных «своих» дворян, так и против системы крепостничества царской России в целом... Верхушка литовского дворянства быстро сговорилась с аристократией России... Однако традиции общей польско-литовской государственности оказывали еще сильное влияние на большинство литовского дворянства».

Глава 2 БУНТУЮЩАЯ ЛИТВА

О том, что литовское дворянство было не удовлетворено последствиями разделов Речи Посполитой, свидетельствовала его реакция на создание Наполеоном в 1807 году Варшавского герцогства из польских земель. Образование этого государства, являвшегося вассалом Франции, вызвало надежды среди части литовского дворянства на восстановление Речи Посполитой. Те же круги дворянства Литвы, которые ориентировались на Россию, увидели в Варшавском герцогстве пример для воссоздания Литовского автономного государства в пределах России. В 1811 году князь М. Огиньский, князь К. Любецкий и граф Л. Плятер представили Александру I проект «Положения о правлении автономным Великим княжеством Литовским», которое должно было включать Виленскую, Гродненскую, Минскую, Витебскую, Могилевскую, Подольскую, Волынскую, Киевскую губернии, а также Белостокскую и Терно– польскую области.

Император французов учитывал эти настроения верхов Литвы, на землю которой он вошел в первые же минуты после нападения на Российскую империю: 24 июня 1812 года Наполеон во главе Великой армии перешел Неман в районе Каунаса. 28 июня император вошел в Вильнюс, где остановился на 19 дней.

Во время своего пребывания в столице Литвы Наполеон 1 июля создал Временную правительственную комиссию Великого княжества Литовского во главе с С. Солта– ном. Фактически же власть находилась в руках назначенного французами губернатора Литвы ван Хогендропа (Гогендропа).

Сразу после своего создания Временная правительственная комиссия начала переговоры с представителями

Варшавского герцогства о возобновлении унии. 14 июля в вильнюсском Кафедральном костеле была торжественно провозглашена польско-литовская уния.

В этих событиях принимали участие лишь оккупанты и небольшое число их пособников из верхов литовского дворянство. Иным было отношение к французским захватчикам основной части населения оккупированной Литвы. Арман де Коленкур так описал в своих мемуарах впечатления Наполеона от его первой поездки по Вильнюсу (Вильно): «Император проехал по городу без предварительного оповещения. Город казался опустевшим. Несколько евреев и несколько человек из простонародья – вот все, кого можно было встретить в этой так называемой дружественной стране, с которой наши войска, изнуренные и не получающие пайков, обращались хуже, чем с неприятельской... Население ровно ничем не проявляло любопытства, никто не выглядывал из окон, не наблюдалось никакого энтузиазма, не было даже обычных зевак. Все выглядело угрюмо. Император был поражен этим и, входя в кабинет, не мог удержаться от слов: «Здешние поляки не похожи на варшавских». Это объяснялось некоторыми беспорядками, имевшими место в городе и напугавшими жителей, а также тем, что здешние поляки были довольны русским правительством, были мало расположены к перемене».

«Беспорядки», о которых писал Коленкур, были делом рук французских солдат. В «Истории Литовской ССР» так охарактеризованы первые дни пребывания армии Наполеона в Литве: «Территория, по которой прошла основная часть его армии, была разорена, имущество населения разграблено, многие дома сожжены».

Между тем прибывшие из Варшавского герцогства поляки пытались изобразить оккупантов как освободителей Литвы. Коленкур писал: «Герцог Бассано и князь Сапега старались организовать страну и вдохнуть в нее польский дух. Но жители были, по-видимому, не очень склонны откликнуться на призыв к их патриотизму. Грабежи и беспорядки всякого рода, производимые армией, разогнали все деревенское население. В городе видные лица сидели по домам. Приходилось вызывать их от имени императора, так как никто не представлялся, не стремился выдвинуться вперед, как ни старались об этом поляки, прибывшие вместе с армией. Беспорядки, производимые армией, немало увеличивали всеобщее недовольство. В Вильно ощущался недостаток во всем, и через четыре дня необходимое продовольствие надо было искать уже очень далеко».

И все же французы пытались найти опору среди народа. В Вильнюсе и других городах Литвы французы стали создавать полицейские силы из местного населения, именовавшиеся «национальной гвардией». В ноябре в гвардию сумели набрать лишь 1450 человек. 5 июля 1812 года Наполеон приказал Временной правительственной комиссии создать 5 пехотных и 4 кавалерийских полка. Однако набор в полки проходил плохо, и к осени они все еще не были укомплектованы, а к концу 1812 года рекруты разбежались по домам.

Наполеон второй раз оказался в Вильнюсе во время своего бегства из России. Коленкур вспоминал, что прибыл в город до императора, чтобы «передать приказы ви– ленскому правительству и сделать последние необходимые распоряжения по поводу нашего путешествия. Хорошо, что я лично отправился в Вильно, так как ван Хогендроп только что туда прибыл, и ему пришлось будить людей, проведших ночь на балу у герцога Бассано; понятно, что он еще не успел ничего приготовить. Итак, в то время как одни мерзли и умирали, другие танцевали на балах! Жители Вильно далеко не представляли себе ни нашего положения, ни того, что произошло, ни того, что должно было случиться». Очевидно, имелись в виду те «жители Вильно», которые принадлежали к верхам литовской шляхты и сотрудничали с французами.

По словам Коленкура, Наполеон не сомневался, что армия останется в Вильно, и никоим образом не хотел признавать, что она понесла огромные потери. «В Вильно, – говорил он, – имеются хорошие продовольственные запасы, и там все снова придет в порядок. В Вильно больше средств, чем нужно, чтобы дать отпор неприятелю; так как русские изнурены не меньше нас и страдают от холода, как и мы, то они перейдут на зимние квартиры».

Такие же надежды разделяли и измученные солдаты Великой армии. Русский историк В.П. Алексеев писал в главе «Бегство Наполеона» в 4-м томе многотомного сочинения «Отечественная война и русское общество»: «Конец похода, прекращение преследования и отдых составляли их самое главное желание... Когда показалась Виль– на, у всех в груди вырвался вздох облегчения. Французы думали, что здесь русские остановят свое преследование и мучения их прекратятся. В Вильне много запасов – они отдохнут и подкрепятся перед тем, как вернутся домой... Но проникновение в город не принесло ничего утешительного. Прием, оказанный жителями Вильны воинам «великой армии», далеко не соответствовал их ожиданиям. Здесь не знали об участи наполеоновской армии, и когда увидели оборванцев с отмороженными руками и ногами и исступленным взором, запрудивших улицы, то с ужасом отвернулись от них. Из опасения грабежа и насилия ви– ленцы спешно запирали магазины и укрывались в домах». Очевидец вспоминал: «Было грустно видеть тогда, как эти несчастные солдаты бродили по улицам, одни полные ярости, другие отчаяния, угрожая, умоляя, стараясь войти в двери домов или магазинов или медленно направляясь в больницы, и отовсюду их гнали!»

Алексеев писал: «При своих огромных запасах, Вильна могла бы всех одеть и накормить. Но вместо этого пришедшие сюда нашли себе здесь смерть от холода и голода. А те, которых еще пощадила смерть, должны были, собрав последние силы, продолжать бегство».

Русские войска не дали врагу возможности задержаться в Вильнюсе. Мюрат и Ней поспешно отступили из города. 10 декабря русские войска заняли Вильнюс, захватив 140 орудий и множество пленных. 12 декабря в город прибыл Кутузов. Шильдер писал: «Население, забыв Наполеона и исчезнувшие мечты о восстановлении Польского королевства, приветствовало торжествующего полководца; посыпались оды, речи, на театральной сцене засияло изображение Кутузова с надписью «Спасителю отечества».

После своего прибытия в Вильнюс Кутузов приказал произвести учет провианта и обмундирования, имевшихся в городе. Оказалось, что в Вильнюсе были огромные запасы муки, сухарей, ржи, мундиров, седел и прочего. Это все было утаено жителями города от захватчиков. В то же время в ходе своего поспешного отступления маршалы Мюрат и Ней бросили в Вильнюсе до 20 тысяч больных и раненых. Среди них было 7 генералов.

Вильнюс, в который прибыл Александр I, по словам историка Н.К. Шильдера, представлял собой «нерадостное зрелище. Город был переполнен ранеными и больными.

На всех главных улицах были разведены большие костры для уничтожения миазмов и очищения воздуха. Госпиталь в Базилианском монастыре представлял собой ужасающую картину: 7500 трупов были навалены друг на друга по коридорам подобно грудам свинца; разбросанные трупы валялись всюду и в других помещениях; все отверстия разбитых окон или стен были заткнуты руками, ногами и головами мертвых, чтобы предохранить живых от доступа холодного воздуха. И в этих помещениях, заполненных зловредными испарениями, лежали несчастные больные и раненые, обреченные на гибель. Приезд в Вильну Александра был истинным благодеянием Провидения для оставшихся в живых неприятелей, которым немедленно была оказана всевозможная помощь не только по его повелению, но даже под его личным надзором».

6 января 1813 года в Вильнюсе был оглашен царский манифест о победном окончании войны. Как писал Н.К. Шильдер, «день этот был ознаменован еще манифестом, провозглашавшим для поляков в западных губерниях, принявших сторону неприятеля, забвение прошлого, всеобщее прощение». (Этот манифест, замечал Н.К. Шильдер, вызвал недовольство в рядах русской армии.) В «Истории Литовской ССР» сказано: «Была дана амнистия всем дворянам Литвы, которые сотрудничали с Наполеоном, если они в течение двух месяцев вернутся на родину. Царь дорожил политической поддержкой местного дворянства». Правда, как замечал Н.К. Шильдер, царь отклонил «предложение, сделанное виленскими жителями, дать бал». Император объяснил, что «в настоящих обстоятельствах ни танцы, ни звуки музыки не могли быть приятны». (О том, что отказ Александра посетить бал, устроенный местным дворянством, отнюдь не был вызван его нежеланием внимать звукам музыки и танцевать, свидетельствовало то, что он в эти же дни посетил бал, устроенный Кутузовым. Скорее всего, император знал, что среди приглашавших его были и те, кто несколько дней назад устраивал балы в честь французов. Впрочем, члены временной правительственной комиссии Великого княжества, которые танцевали на балах во время войны, на всякий случай бежали вместе с остатками Великой армии, а в конце июля 1813 года комиссия самораспустилась.)

Нашествие наполеоновской армии нанесло огромный ущерб Литве. В «Истории Литовской ССР» сказано: «Население сократилось на десятки тысяч человек. В одном из наиболее пострадавших уездов – Тракайском – погибло и умерло от эпидемий около 1/3 населения. Значительно сократилось поголовье скота. Было сожжено много домов, много уничтожено инвентаря. Материальный ущерб, причиненный оккупацией только Литовско-Виленской губернии, достигал 19,3 миллиона рублей серебром. Восстановление края легло на плечи народных масс. Помощь правительства получили только некоторые помещики».

Другим следствием событий наполеоновского нашествия стало распространение идей, которые пришли с Запада. В «Истории Литовской ССР» указывается: «В 1812 году возобновили свою деятельность полулегальные масонские ложи. Они образовались в Вильнюсе и уездных городах Расейняй и Укмерге. В 1818 году было около 700 масонов, Крупнейшей ложей являлась вильнюсская «Усердный литовец»». Характеризуя идеологию «вольных каменщиков», авторы «Истории» писали: «Масоны, оценивая существующую действительность как царство зла, противопоставляли ей идеалы гуманизма и братства людей. Исходя из этого, литовские масоны формировали общественное мнение в духе нетерпимости к неволе, следовательно, и крепостному праву».

Вряд ли эту характеристику масонства можно признать достаточной. Противоречивость в деятельности масонов, сыгравших ведущую организационную роль во многих событиях Великой Французской революции и других общественных потрясениях в Западной Европе в конце XVIII и начале XIX века, связана с тем, что тайная масонская организация, с ее строгой иерархичностью и элитарностью, использовалась также для дворцовых интриг и переворотов. Не случайно среди масонов были и видные феодальные вельможи, и даже монархи западноевропейских стран. Масонские ложи всегда открывали большие возможности захватывать власть либо путем умело организованных революций, либо с помощью тайных верхушечных заговоров.