Текст книги "Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата"

Автор книги: Ю. Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

О том, что такая оценка отвечала действительности, свидетельствует письмо посланника Финляндии в Литве Палина в Хельсинки от 29 марта 1937 года: «В Литве считают совершенно ясным, что Советский Союз не потерпит вторжения в Литву Германии или Польши. Но какую помощь может оказать Советский Союз? Я твердо уверен в том, что это пока устные обещания... Но в Литве твердо верят, что в момент опасности помощь будет оказана». Посланник подчеркивал: «Что касается Литвы, то дружба ее с Советским Союзом действует отрицательно на Латвию и Эстонию, которые стремятся к полному нейтралитету. Вопрос военной помощи Советского Союза Литве особенно нервирует Латвию, которая находится в военной связи с Эстонией. Таким образом, можно констатировать, что интимность между Литвой и Советским Союзом мешает Прибалтийской Антанте. Эта интимность, разумеется, беспокоит Германию. Польша также наблюдает за этой дружбой злыми глазами».

Палин замечал: «Территория Литвы находится между Германией, Советским Союзом и Польшей. Если произойдет столкновение между этими государствами, то это будет стоить Литве жизни. Такая устрашающая перспектива заставляет Литву искать самую надежную позицию. Является аксиомой, что искать защиты у Англии и Франции – нельзя, они далеко. Нейтралитет? Но на практике нейтралитет означает полнейшую изолированность. Таким образом, Литва должна выбирать между Лолыией, Германией и Советским Союзом, причем Литва выбирает последнее. Трудности, существующие у Литвы во взаимоотношениях с Германией и Польшей, не существуют у нее во взаимоотношениях с Советским Союзом... В Литве не сомневаются в том, что Советский Союз – естественный друг, и если опасность, угрожающую со стороны Польши и Германии, расценивают как очень большую, то является только естественным, что дружба с Советским Союзом занимает такое большое место во внешней политике Литвы».

В то же время, как подчеркивалось в письме Карского, в Латвии явственнее ощущались различия между позициями правительства прогерманской ориентации и армии, «обеспокоенной германской опасностью и стремящейся в связи с этим к более дружественным отношениям с СССР». Правительство, подчеркивалось в письме, менее зависит от армии, «имея опору в лице массовой фашистской организации айзсаргов».

О просоветских настроениях в военных кругах Латвии свидетельствовало и заявление министра обороны генерала Балодиса в мае 1937 года, заявившего: «Несмотря на то что в Советском Союзе существует другой строй, в случае войны необходимо идти вместе с Советским Союзом». 28 октября 1938 года Балодис в беседе с советским полпредом Зотовым заявил: «У коренных латышей не было и не будет пропольской и немецкой ориентации, особенно в армии... Латышский народ никогда с ними не пойдет, и мы это прекрасно знаем... Наш народ имеет сердечные чувства только к вам – русским, и мы должны с этим считаться».

С целью продемонстрировать дружеское отношение к военным Латвии 31 мая 1937 года было организовано посещение Лиепаи советским линкором «Марат», а в сентябре 1937 года делегация латвийской армии во главе с генералом Розенштейном была приглашена на маневры Вооруженных Сил СССР. О готовности части латвийских верхов к контактам с Советским государством свидетельствовали визиты трех делегаций латвийских промышленных кругов в СССР в течение 1937 года.

С этими настроениями в латвийских правящих кругах были вынуждены считаться даже прогерманские руководители страны. В июне 1937 года в Москву прибыл министр иностранных дел Латвии Мунтерс, который имел беседы со Сталиным и Литвиновым. В ходе беседы с Мун– терсом Литвинов заявил: «Географическое положение Латвийской республики таково, что СССР не может не относиться с особым интересом к сохранению полностью ее целостности и независимости в соответствии с пактом Лиги Наций».

В переговорах с Мунтерсом приняли участие Молотов и Сталин. Вернувшись в Ригу, Мунтерс рассказывал, что хотя никаких обещаний им дано не было и никакие пакты заключены не были, также не велись переговоры о торговле оружием... В разговорах только констатировалось, что отношения хорошие». Мунтерс признал, что «никакой опасности агрессии со стороны Советского Союза нет» и что он «также заверил русских, что Латвия свою землю никому не предоставит для прохождения через нее войск».

По случаю 20-й годовщины Октябрьской революции в ряде латвийских газет были даже опубликованы статьи, в которых высоко оценивались достижения Советской власти. (При этом Компартия Латвии продолжала находиться под запретом, а многие коммунисты пребывали в тюрьмах.)

Видимо, учитывая антигерманские и просоветские настроения среди части военных Эстонии, даже генерал Лайдонер, по сведениям советской разведки, заявлял, что «был весьма удовлетворен визитом маршала Егорова и пришел к убеждению, что Советский Союз не занимает в отношении Эстонии позицию офензивы».

Однако под давлением Германии власти Эстонии и Латвии постарались, чтобы контакты военных этих стран с их советскими коллегами были сведены к минимуму. Одновременно расширялись связи между армией и разведкой двух стран. После прихода Гитлера к власти германская разведка активизировала сбор сведений о Советском Союзе через прибалтийские страны. Эта разведывательная деятельность координировалась так называемым Бюро Целлариуса. Бюро вело наблюдение за Балтийским флотом, частями Ленинградского военного округа. Только в Эстонии было установлено 4 германские радиостанции, с помощью которых велось наблюдение за работой радиостанций на территории СССР и осуществлялся радиоперехват советских радиограмм, которые тут же расшифровывались.

Сотрудничество эстонской и германской разведок особенно усилилось после визитов в Германию в 1936 году руководителя военной разведки Эстонии Маазинга и начальника штаба армии Рээка. В том же году Эстонию посетил шеф военной разведки Германии Канарис и начальник Генерального штаба Германии Гальдер. Позже командующий эстонской армии Лайдонер признавал: «Гальдер и Канарис выясняли мобилизационные способности и возможности Советского Союза, уточняли данные насчет железных дорог, гужевого и автомобильного транспорта, насчет людских резервов, запасов оружия, производственной способности военных предприятий и об авиационных силах СССР». С 1938 года германская разведка по договоренности с эстонской стала забрасывать шпионско– диверсионные группы в СССР.

Давление Германии на три республики усиливалось. С 1938 года Германия добивалась, чтобы прибалтийские республики разрешили пропускать германские войска через их территорию. Кроме того, в том же году Германия настаивала на нейтрализации прибалтийских государств и заставляла их отказаться от соблюдения 16-й статьи устава Лиги наций о коллективной обороне.

Эти действия Германии были поддержаны Польшей. Министр иностранных дел Польши Бек не раз посещал столицы прибалтийских государств, выступая за их нейтралитет. В польском журнале «Пржеглад Повсечни» в 1938 году говорилось: «Сам Риббентроп намерен посетить Варшаву, Каунас, Ригу, Таллин и Хельсинки, чтобы установить там протекторат Польши под протекторатом Германии». Разоблачая эти маневры, «Правда» 19 июля 1938 года писала: «Бек хлопочет о создании блока нейтральных государств от Черного моря до Северного Ледовитого океана, блока, который можно было бы поставить на службу агрессивным планам Берлина и Варшавы».

29—31 августа 1938 года Эстонию посетил зять Геринга Мегерле, который настаивал на отказе Эстонии от ее обязательств, вытекающих из 16-й статьи Устава Лиги Наций. 1 сентября 1938 года заведующий отделом Скандинавских и прибалтийских стран Министерства иностранных дел Германии Грундгер заявил поверенному в делах Латвии Игенбергу: «Пришло время недвусмысленно и твердо заявить о том, кто будет соблюдать во время войны нейтралитет, а кто нет».

Уступая этому давлению, 19 сентября 1938 года представитель Латвии в своем выступлении на заседании Ассамблеи Лиги Наций заявил, что правительство этой страны «сохраняет за собой право определять в каждом отдельном случае, в состоянии ли оно принять меры, предусмотренные статьей 16, и если да – то в какой степени». Аналогичные заявления были сделаны правительствами Эстонии, Литвы, Польши, Швеции и ряда других стран. Эти заявления были с удовлетворением встречены в Берлине.

Отступление перед германским диктатом происходило в то время, как Германия практически не скрывала своих захватнических намерений. В апреле 1938 года Гитлер в беседе с германским послом в Риме Макензеном заявил, что после того, как к Германии будет присоединена Су– детская область, речь будет идти прежде всего об установлении германского господства над окраинными государствами. Эти мысли высказывали в своих разговорах и германские дипломаты в Прибалтике, что следовало из секретной записки латвийской полиции: «Что говорят сотрудники германской миссии в Риге». В ней* в частности, сообщалось о постоянных беседах о том, что «сразу же после разрешения чехословацкого вопроса начнется осуществление планов немцев на Востоке, в том числе в Прибалтике».

Откровенно высказывались на этот счет и представители немецкого меньшинства. Руководитель немецких нацистов в Лиепае говорил 9 сентября 1938 года: «Если из Германии будет получен приказ создать условия, которые дали бы Германии возможность вступить в Латвию, то участники национал-социалистического движения будут устраивать демонстрации и беспорядки, чтобы спровоцировать полицию на применение насильственных мер, пока об этом не начнет писать иностранная пресса, особенно немецкие газеты. После того как мировое общественное мнение будет должным образом подготовлено, никто не может запретить Германии поспешить на помощь своим братьям».

Руководители Германии открыто заявляли о своей поддержке этих взглядов немецкого меньшинства. Выступая на слете руководителей национал-социалистического движения в Прибалтике летом 1938 года, Генрих Гиммлер говорил: «Германия поддерживает латвийских немцев даже больше, чем немцев, проживающих в других странах, например судетских, ибо прибалтийские, в том числе латвийские, немцы в известном отношении более важны, так как их рассматривают как германский форпост на Востоке против Коминтерна».

Между тем руководители Латвии трусливо поддерживали германскую агрессивную политику. Вскоре после аншлюса 4 апреля 1938 года Мунтерс приветствовал «великую Германию». Находясь в Риме, Мунтерс провозгласил тост за «короля Италии и императора Абиссинии» (так Латвия первой после Германии признала захват Италией Эфиопии). Казалось бы, поглощение Германией Су– детской области под предлогом защиты местных немцев в результате мюнхенской сделки создавало прецедент для аналогичных действий в отношении Латвии, где проживало немало немцев. Однако латвийское правительство поспешило одобрить мюнхенский сговор в конце сентября 1938 года. Мунтерс назвал Мюнхенские соглашения «историческим событием» и предложил «поздравить их творцов». В своей статье, опубликованной в ноябрьском номере журнала «Сеейс», Мунтерс писал: «События

года не вызывают перед внешней политикой Латвии никаких проблем. На наших глазах рождается новая Европа. Мы шли в ногу с эпохой и в области культуры, и в области хозяйства, и в области государственных организаций, и, наконец, в понимании социальной системы. В области внешней политики мы должны включаться в новую Европу».

В Германии положительно оценивали позицию Латвии. Германское правительство выразило благодарность латвийскому правительству за его поведение в ходе кризиса вокруг Чехословакии. 1 декабря 1938 года Грундгер в беседе с латвийским посланником Криевенем хорошо отозвался о статье Мунтерса в журнале «Сеейс» и заявил, что, судя по ее содержанию, внешняя политика Латвии полностью соответствует в своих основных линиях германской внешней политике. Германский посланник в Риге Коце в беседе с посланником США Уйали говорил: «Многие члены латвийского правительства желают полностью отдать Латвию в руки немцев (очевидно, имея в виду просить Германию взять под свой протекторат)».

Литовский посланник в Риге Савицкас сообщал в Каунас: «Ульманис и его приближенные занимают открыто прогерманскую позицию». Часть правящих кругов Латвии говорила о сходстве между нацизмом и националистической идеологией, господствовавшей в Латвии. Отражая эти взгляды, газета «Брива Земе» писала 13 февраля

года: «В Латвии значительно легче понять национал-социалистическое мировоззрение, чем в традиционных демократических странах... Каких-либо идеологических расхождений между Латвией и Германией не существует».

Однако далеко не все в Латвии разделяли такие настроения. Опасения по поводу возможного вторжения Германии в Прибалтику усиливались по мере того, как становилось ясно, что западные державы не намерены защищать малые страны Европы. Объясняя проводившуюся правительством Чемберлена политику «умиротворения» нацистских агрессоров, английский посланник в Риге Орде 22 февраля 1939 года заявил в беседе с группой латвийских министров: «Пока спешить нечего. Отдали одну, другую, третью – все это маленькие страны. Когда же дало дойдет до Франции, то следует подумать». Участник этой беседы латвийский министр путей сообщения Латвии Эйнберг позже говорил: «На латышей эти слова подействовали как холодный душ».

Понимание того, что прогерманские настроения распространены лишь среди части правящих кругов Латвии, превратившихся в платных агентов Гитлера, отразилось в содержании записки Грундгера, в которой говорилось: «Настроение латышского народа было таким, что в случае если на помощь Латвии против Германии пришла бы Красная Армия, то она была бы встречена населением с распростертыми объятиями». Советник германской миссии в Латвии в беседе с американским посланником утверждал: «80% латышей симпатизирует СССР, а не Германии». Французский посланник в Латвии писал: «Я знаю, что латыши пойдут с Советским Союзом, а если на них нападут, то они уйдут в СССР, так говорят все слои, кроме богатых».

Такие же настроения выявила и латвийская полиция. 20 марта 1939 года начальник охранки Лиепайского района отмечал в своем отчете «резкие антигерманские настроения». Он писал: «Крестьяне готовы бороться с немцами хоть с косами в руках». При этом люди высказывали «подозрения, что правительство проводит с Германией общую политику». 4 апреля 1939 года начальник Тукумсской уездной полиции докладывал в Министерство внутренних дел Латвии: «Настроение в настоящее время среди латышского населения, в том числе среди рабочих, таково, что в случае необходимости... все, как один человек, поднимутся на борьбу против Германии». Латвийская полиция признавала в отчете за лето 1939 года: «Рабочие настроены крайне враждебно к гитлеровской Германии и своим единственным спасителем считают СССР». Даже в верхах было немало лиц, выступавших против Германии. Так, генерал Балодис заявлял: «Немцы не прочь взять нас под свой протекторат. Но это равносильно гибели... Возьмите, например, основные вопросы: аграрный – немцы все заберут и будут нас угнетать; дальше – нашу интеллигенцию, служащих и военных, – они выгонят и заставят на них работать. Вся жизнь будет перекроена... Это мнение всего народа и армии».

Прогерманская ориентация верхов Эстонии и Латвии шла вразрез с настроениями народов этих республик. Посол Чехословакии в Латвии Берачек сообщал 21 сентября 1938 года в Прагу: «Даже при поверхностном знакомстве с положением в Латвии нетрудно убедиться в том, что латышский народ в большинстве своем настроен антине– мецки. Подобные антинемецкие настроения берут свое начало еще со времен владычества прибалтийских баронов в Латвии... Наиболее многочисленный слой Латвии, крестьянство, хотя и не сочувствует политике, проводимой в Советском Союзе в области сельского хозяйства, все же страшится ее менее, чем власти баронов, о которых латышский народ знает, что они полны мести за проведенную в Латвии земельную реформу... Эти бароны в большинстве своем входят в национал-социалистические дружины, которые в случае оккупации Латвии немецкими войсками смогут расправляться с неугодным им элементом, а бароны займут наиболее важные административные посты». В то же время Берачек обращал внимание на антигерманские настроения министра обороны Латвии генерала Балодиса, о котором писал, что «он чрезвычайно популярен среди народа, враг немцев». Обсуждая с Бера– чеком развитие кризиса вокруг Чехословакии, Балодис говорил: «Надеюсь, что Чехословакия не уступит немцам и в своих уступках немцам слишком далеко не зайдет, ибо в противном случае возрос бы аппетит немецких меньшинств во всем мире, в том числе и в Латвии». Берачек утверждал, что «верховный командующий Беркис... полностью разделяет взгляды Балодиса... В общем, можно сказать, что армия во главе с Балодисом против немцев и за сотрудничество с Россией в случае, если бы удалось соблюдать нейтралитет».

Из того же послания следовало, что антигерманские настроения были распространены и в Эстонии: «Знатоки предсказывают, что Эстония в случае войны и поражения польской политики скорее встанет на сторону России, чем на сторону Германии». Сообщая о прогерманских настроениях Пятса и руководителей эстонской армии, 7-й отдел ГУГБ НКВД в своем сообщении от 22 июля 1937 года писал: «Что касается эстонской армии, то вся армия и 99% офицерства продолжают оставаться отрицательно настроенными по отношению к Германии».

Оценивая позицию Литвы, в своей телеграмме в Прагу от 21 сентября 1938 года посол Чехословакии сообщал: «Что касается Литвы, то дать ответ здесь еще труднее, ибо Литва до сих пор играла на двух струнах: немецкой и русской». Но, заявлял посол, скорее всего, «Литва также решила бы в пользу России».

Настроения в Прибалтике перед Мюнхеном и после него вызвали беспокойство в Берлине. 10 октября 1938 года Грундгер потребовал через латвийского представителя в Берлине принятия мер для борьбы с антигерманскими настроениями. 21 ноября 1938 года такое же заявление Криевеню сделал Риббентроп.

В германских газетах появились публикации, в которых вновь говорилось о том, что Латвия является «старой немецкой землей», «бывшей немецкой колонией», что она входит в «прежние германские государственные границы». Журнал «Дойче арбайт» писал в 1938 году: «Задачей немцев в Прибалтике является размещение немецких колонистов – немецких крестьян, как это было во время Екатерины II, когда появилась первая немецкая колония в Видземе, так называемая «германская колония». К сожалению, тогда жидкое верхнее сословие (дворяне) без твердого основания (немецкие крестьяне) не сумело онемечить латышей». Теперь, говорилось в журнальной статье, эта задача вновь стоит перед немцами в Прибалтике. «Если теперешний автократический режим в Латвии существует, – следовало далее в статье, – то эта идея национал-социалистов и режим созданы германским прошлым. Немецкой молодежи в Латвии надо быть сплоченной, понимать большие проблемы и выполнять задачи настоящего времени».

Газета «Дойче альгемайне цайтунг» писала в 1938 году: «Нет такой силы в мире, которая могла бы вычеркнуть германизм из истории этой земли или оспорить его будущее». 28 ноября 1938 года «Магдебургер цайтунг» писала: «Германские народные группы живут у устья Даугавы уже 700 лет, и они поселились там еще тогда, когда там нельзя было найти ни одного латыша». В январе 1939 года журнал «Ост-Европа» в своем обзоре положения в Латвии утверждал: «Единственным естественным актом ее будущего может быть только присоединение к Германии». В марте 1939 года «Дас шварце кор» поместил карту, в примечании к которой заявлялось, что Латвия, Эстония и Литва принадлежали Германии еще в 1250—1400 годах.

Такими же идеями были пропитаны и многие издания, опубликованные в эти годы в Германии (например, книга «Балтийское пространство» Эрнста Брунова). В своей работе «Тевтонский рыцарский орден и его замки» Август Винниг заявлял, что Латвия тесно связана с Пруссией, и выражал надежду на возвращение времен Тевтонского ордена. В своей книге «Раса и государство» К. Хаусхофер и Г. Пауль писали: «28—30 градусы долготы уже в древние и средние века являлись границей германского государства на востоке. Государство Тевтонского ордена простиралось до Чудского озера и его притока реки Нарвы».

Вскоре после захвата Германией Чехии и превращения ее в «протекторат Богемия и Моравия» 15 марта 1939 года советник Министерства пропаганды Латвии Бемер откровенно заявил латвийскому посланнику Криевеню: «Теперь Латвия должна идти за Германией, так как тогда немцам не надо будет двигаться в поход и заставлять Латвию становиться под защиту фюрера с помощью силы».

Латвийский консул сообщал 20 марта 1939 года из Бреслау: «Из сообщений германской печати вытекают два вывода: 1) Германия совершенно открыто начала свое империалистическое шествие по Европе; 2) те области, которые рассматриваются как «германское жизненное пространство», должны быть полностью подчинены германскому правительству. Это означает, что многим государствам, в том числе Латвии, угрожает опасность».

Такая ситуация стала результатом срыва усилий СССР по созданию системы коллективной безопасности против гитлеровской агрессии. Эти усилия отвечали интересам народов всей Европы, особенно Прибалтики, страны которой могли вновь стать первыми жертвами агрессивной войны германского империализма. В Прибалтике многие выступали в поддержку советских предложений о коллективной безопасности. Однако советские инициативы не были поддержаны ведущими державами Запада. Великобритания же пыталась сделать все возможное, чтобы направить германскую экспансию через Прибалтику на СССР. Не в последнюю очередь провалу советских усилий по обузданию захватчиков способствовали прибалтийские государства, оказавшиеся в экономической зависимости от Германии, и особенно правители этих государств, многие из которых фактически превратились в платных агентов Гитлера.

Глава 5

КАПИТУЛЯЦИЯ ПЕРЕД ГИТЛЕРОМ ПРИБАЛТИЙСКИХ ГОСУДАРСТВ

Поскольку в разделе Чехословакии после Мюнхенского соглашения принимала активное участие Польша, то эта страна, как и Германия, стала вызывать страх в правящих кругах Прибалтики. 10 октября 1938 года советская разведка сообщала из Риги: «Здесь упорно циркулируют слухи, что вскоре после захвата Тешина Польша поставила перед Латвией требования о присоединении к Польше латвийской территории с польским населением. Речь идет об Илькте, возможно, о Двинске... Молва утверждает, что латыши уже смирились с неизбежностью уступок полякам. Вопрос только в размере этих уступок. Говорят, что польские требования вызвали острые разногласия в руководящих сферах. Против капитуляции настроены военные круги. Ходят также слухи о возможности резкого поворота политического курса в сторону открытого сближения с Германией и соответствующего изменения внутренней политики Латвии. Местные газеты сообщают теперь, что в тревожные дни здесь наблюдалось массовое изъятие вкладов из банков... Здесь не перестают говорить о растерянности, которая наблюдается в руководящих кругах».

Эти страхи объяснялись тем, что в ходе кампании угроз, развернутой в начале 1938 года против Литвы, Польша добилась своих целей. В марте 1938 года правительство Польши предъявило ультиматум Литве, требуя, чтобы та навечно отказалась от Виленской области и установила с Польшей дипломатические отношения. Литву поддержал Советский Союз. 16 марта 1938 года Литвинов заявил польскому послу Гржибовскому, что СССР заинтересован в сохранении независимости литовского государства и не стал бы оставаться безучастным к событиям на польско– Литовской границе. Однако Эстония и Латвия не поддержали Литву. Под давлением Польши Литва установила дипломатические отношения с Польшей, а последняя активизировала усилия по созданию военно-политического блока от Балтийского до Черного моря.

В том же году вслед за Польшей кампанию против Литвы развернула Германия. В начале 1938 года нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия докладывал И.В. Сталину и В.М. Молотову: «Немцы в Клайпеде (Мемельская область) ведут открытую работу по подготовке присоединения области к Германии. Все существующие законы литовского правительства по Клайпедской области сеймиком игнорируются, фактически немцы в Клайпеде являются хозяевами. Они создали фашистские организации, штурмовые отряды, которые вооружением и обмундированием снабжаются из Германии. Руководитель клайпедских фашистов доктор Нейман открыто выступает о присоединении Клайпеды к Германии. Для того чтобы спровоцировать конфликт с литовцами, Нейман всюду говорит, что литовцы, возможно, выступят против мемельских немцев. Это заявление рассматривается как подготовка путем провокаций к вооруженному вмешательству немцев с целью захвата Клайпеды».

Позже советская разведка сообщала, что 10 и 28 июня 1938 года «в Клайпеде в районе порта немцами были организованы многочисленные демонстрации, которые носили ярко выраженный фашистский характер и сопровождались лозунгами в честь Гитлера и великой Германии. Демонстрации были приурочены к дням захода в порт немецких пассажирских пароходов. При разгоне последней демонстрации было применено оружие. Насчитывается более 100 человек раненых, из которых несколько человек тяжело, и один умер. Среди пострадавших большинство литовцев. В Клайпеде царит сильное возбуждение... Литовские правительственные круги убеждены в том, что события в Клайпеде спровоцированы немцами и являются подготовкой к захвату Клайпедской области Германией».

21 октября 1938 года германское правительство дало указание о подготовке захвата Клайпеды и примыкающей к городу территории. Под давлением Германии правительство Литвы в ноябре 1938 года сняло цензуру с немецкой печати, разрешило легальную деятельность нацистских партий. В январе 1939 года была создана новая директория Клайпедского края, провозгласившая своей официальной идеологией нацизм. В крае создавались нацистские вооруженные отряды, устраивались демонстрации под нацистскими лозунгами. Свастика, форма штурмовиков, портреты нацистских вождей заменили государственные атрибуты Литвы. Нацисты избивали антифашистов, преследовали прохожих за литовскую речь на улицах Клайпеды. Шла интенсивная подготовка к аннексии Клайпедского края Германией.

20 марта 1939 года Риббентроп вручил вызванному в Берлин министру иностранных дел Литвы Урбшису ультиматум о немедленной передаче Германии Клайпедской области. Риббентроп угрожал: если литовское правительство не даст положительного ответа, то «скажет свое слово германская армия». «Но тогда, – заявил Риббентроп, – неизвестно, где именно остановится армия в своем походе».

Литовское правительство обратилось к Великобритании и Франции с запросом: что предпримут обе державы, если Германия попытается захватить Клайпеду насильственным путем. Ответ не замедлил себя ждать. Париж и Лондон ответили, что на их помощь Литва может не рассчитывать.

В Берлин, где шли германо-литовские переговоры, поступали запросы от Гитлера, который находился вместе с командующим германским военно-морским флотом адмиралом Редером на борту линкора «Германия» у берегов Литвы. В случае отказа литовского правительства все было готово к вторжению в Литву.

В 1 час 30 минут ночи 23 марта Литва подписала договор о сдаче Клайпеды (Мемеля) Германии. В ответ Германия дала обязательство о ненападении на Литву. Комментируя подписанный договор, латвийская миссия в Бельгии сообщала в Ригу: «Никто не верит, что Германия остановится на границах Клайпедской области. Она в первый подходящий момент пойдет дальше. Судьбу Литвы считают уже решенной, и почти с такой же точки зрения начинают смотреть на Латвию». Так же оценивала положение и латвийская миссия в Берлине.

Через час после подписания договора с Литвой, в 2 часа 30 минут ночи 23 марта, Гитлер начал речь в «освобожденном Мемеле». Комментируя захват немцами Клайпеды, греческий посол в Бельгии Сакепаропулос заявил: «Договор означает перенос границы Германии к Даугавпилсу и Елгаве. Германия в любой момент найдет причину для интервенции, основываясь на том, что ей надо уберечь Литву от какой-либо чужой власти... Кто знает, может быть, такой же договор, в котором скрывается мысль о протекторате, Гитлер предложил и остальным прибалтийским государствам». 14 апреля французская газета «Ле суар» писала: «Кто хочет начать военный поход против России, тому надо держать в своих руках Клайпеду. Клайпедская область – это хороший мост для нападения. После Клайпеды, надо думать, последует Данциг. Затем после Данцига – Рижский порт в Латвии. После него, очевидно, Таллин в Эстонии. Эти порты в руках Германии будут пистолетами, направленными против Прибалтики и против России. Балтийское море станет озером Германии».

Потеря Клайпеды нанесла ощутимый удар по экономике Литвы. Хотя в Клайпедском крае проживало лишь 6% населения республики, здесь производилась треть ее промышленной продукции. Через Клайпедский порт проходило 80% объема внешней торговли Литвы. Овладев Клайпедой, Германия чувствовала себя вправе диктовать новые жесткие условия Литве. 20 мая 1939 года был подписан новый германо-литовский договор, по которому 75% экспорта Литвы направлялось в Германию, а 85% ее импорта составляли продукты из Германии.

Излагая свои экспансионистские планы на секретном совещании военных руководителей 23 мая, Гитлер заявлял: «Речь идет для нас о жизненном пространстве на Востоке... о разрешении прибалтийской проблемы».

Захват Клайпеды (Мемеля) вдохновил немецкое меньшинство в прибалтийских странах. По свидетельству германского посланника в Эстонии Фровайна, в Эстонии и Латвии среди немцев существует мнение, что «аннексия Германией прибалтийских государств является просто делом времени» и что «тогда немцы снова станут хозяевами в Эстонии и Латвии». Латвийская полиция сообщала, что среди членов союза немецкой молодежи распространялись слухи о том, что скоро будет решен вопрос о компенсациях немецким помещикам, утратившим земли после аграрной реформы.

В германской печати снова развернулась антилатвийская кампания. Историк В. Сиполс замечал: «Если верить германским газетам, то не немцы угнетали латышей в течение столетий, а, наоборот, проживавшие в Латвии немцы подвергались гнету со стороны латышей. Эта кампания напоминала те, что развертывались в германской печати перед захватами Австрии, Чехословакии, Клайпеды». Министерство иностранных дел Латвии обреченно констатировало: «Со дня на день усиливается кампания против Латвии и Эстонии».