Текст книги "История власовской армии"

Автор книги: Йоахим Хоффманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

С июня 1943 года начали во множестве появляться обращения непосредственно к „солдатам и офицерам“ РОА, „добровольческой армии“ или „власовской армии“^[729]. Как тут же было отмечено немецкой контрпропагандой, Сталину пришлось сбрасывать над немецкими окопами листовки на русском языке, тем самым признав существование РОА. Эта агитация сыграла свою роль в событиях последующих месяцев. Из пропагандистских материалов того периода у нас имеются следующие^[730]:

1. Листовка штаба партизанского движения „Кого обманывает изменник генерал Власов“.

2. Листовка районного комитета ВКП(б) гор. Навли „К солдатам так называемой „Русской освободительной армии“ и полицаям“.

3. Листовка „К вам наше слово, солдаты Власова!“

4. Листовка „Что такое РОА?“

5. Воззвание политуправления Северо-Западного фронта: „Русские, украинцы, все бывшие красноармейцы, находящиеся в фашистском плену и завербованные на службу в немецкую армию“.

6. Листовка „Решающий час близок! На чьей вы стороне? Всем советским гражданам, завербованным на службу в немецких войсках и бандах предателя Власова“.

7. Приказ военного совета Северо-Западного фронта от 15 августа 1943 года „Ко всем бывшим военнопленным, русским, украинцам, белоруссам и другим гражданам, завербованным на службу в германскую армию“.

(Листовки 1, 2, 4 и б имеются только в немецком переводе.)

Главным аргументом в этих листовках было быстрое ухудшение военного положения Германии, изменение в расстановке сил в пользу СССР и его союзников. В них подчеркивалось, что „гитлеровская военная машина“ под ударами Красной армии закачалась и трещит по всем швам, Германия несет неслыханные потери и создание „армии из русских“* сейчас, в 1943 – а не в 1941 году – объясняется настоятельной потребностью в пушечном мясе. Того, что немцы не могли добиться силой, они хотят добиться обманом, используя для этого Власова. Но как бы ни бросался Власов высокопарными словами о новой России, маскируя свое предательство, всем ясно, что РОА – это всего лишь пособники немецко-фашистских бандитов. Советские пропагандисты изначально отказывали РОА в праве на существование, а членам армии отводили роль наемников, „проливающих кровь русских братьев для самого жестокого и ненавистного врага русского народа... людоеда Гитлера“*. В заключение солдатам РОА еще раз внушалось, что

Денно и нощно из всех фашистских дырок лают без устали всевозможные Власовы, Октаны и Каминские... Советская родина давно отшвырнула от себя этих подонков, и они нашли временное пристанище в фашистских собачьих будках. Ведь там берут на службу любую дрянь, если только она готова без запинки тявкать по фашистским заявкам*.

Советские пропагандисты умело играли на том, что многие добровольцы ввиду изменившегося военного положения стали все чаще задумываться о своей будущей судьбе. В листовках задавался вопрос: что же станет с ними после неизбежного поражения Германии? Всех, кто из подлости или из страха согласился служить немцам или Власову (по логике листовок это было равнозначно), ожидает позорная казнь, пощады им не будет: „собаке собачья смерть!“

После таких угроз, подкрепленных намеком на хорошо известный всем советским гражданам обычай судебной ответственности членов семьи, читателям листовок предлагался выход. Известно ведь, что фашистские палачи довели их до отчаяния, что в большинстве своем они были принуждены к вступлению во власовскую армию угрозами, насилием и обманом. И хотя, утратив „мужество и веру в победу Красной армии“ и сделав этот шаг, они совершили преступление, но Родина готова простить их, дать возможность искупить свою вину.

Что же требовалось для того, чтобы уйти от неизбежного возмездия советского государства? Неужели достаточно было всего лишь, как неоднократно подчеркивало политуправление Северо-Западного фронта, перейти в одиночку или с группой на сторону Красной армии или к партизанам? Ничего подобного. В приказе от 15 августа 1943 года военного совета Северо-Западного фронта, в составе командующего фронтом генерал-лейтенанта П. А. Курочки-на, начальника штаба генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина и ответственного за политработу генерал-лейтенанта В. Н. Богаткина, все заверения такого рода объявлялись лживыми^[731]. В этом документе перед „офицерами, унтер-офицерами и рядовыми банд так называемой русской освободительной армии“* ставилась чрезвычайно странная задача: им приказывалось путем вооруженного восстания овладеть районом Псков – Дно Насва, протяженностью в 200 километров. Военный совет Северо-Западного фронта требовал ни много ни мало уничтожить все немецкие гарнизоны в Пскове, Дне, Порхове, Дедовичах, Насве, Локне и других пунктах, взорвать вокзалы, мосты и прочие подобные объекты, перекрыв пути для доставки подкреплений, убить всех жителей, хотя бы в малейшей степени сотрудничавших с немцами, и после выполнения всех этих задач объединиться с партизанами для совместной борьбы. Перед частями РОА, которые, по мнению советских руководителей, уже находились на фронте, ставилась задача отрезать войска противника от тыловых соединений, разрушить их оборонительные укрепления, депо, мосты, железнодорожные линии и так далее и, установив контакт с частями Красной армии, прорвать фронт и объединиться с Красной армией. Жизнь и прощение родины сулились только тем, кто выполнит этот абсолютно нереальный приказ, всех остальных ждала смерть – как изменников родины. Лишнее доказательство того, что пути назад для солдат РОА не было...

Судя по листовкам, адресованным власовцам, советская пропаганда признала существование РОА. Однако при этом она постоянно пыталась создать впечатление, будто Власову так и не удалось сформировать настоящую армию. В листовках утверждалось, что РОА – это вообще не армия, и уж во всяком случае не русская армия, это – „власовские банды“, „несколько рот“, „жалкая горстка“, собранная воедино силой и обманом, которая „рассыпется при первом же столкновении с нашими частями“*. Но за этой напускной уверенностью скрывалась глубокая тревога. В беседе с польским послом Т. Ромером в присутствии Молотова 26-27 февраля 1943 года в Кремле на замечание посла о том, что „против Красной армии готовы воевать... формирования бывших военнопленных украинского, русского, грузинского, азербайджанского и пр. происхождения“, Сталин ответил: „Имеются и русские, которые образцово служат немцам и встают на их сторону. В семье не без урода“*^[732].

Еще 26 декабря 1942 года ГПУ Красной армии в приказе No 001445 предупреждало о возможном выступлении освободительной армии и требовало принять соответствующие меры^[733]. В районе действий РННА, как 17 февраля 1943 года доносил Власову подполковник Бочаров, советское командование объявило красноармейцам, что это „переодетые немецкие войска“. Во избежание контактов с ними советским частям были отданы приказы не мешать продвижению этих войск, не минировать шоссе, не нападать на группы снабжения и вообще не предпринимать ничего, что могло бы спровоцировать боевые действия.

О том, как опасен был Власов для советской власти, свидетельствуют и попытки „любыми средствами, любой ценой“ обезвредить некогда прославленного полководца, доставить его „живым или мертвым на советскую землю“. В марте 1943 года на него охотились партизанские группы Григорьева и Новожилова. В мае начальник ленинградского штаба партизанского движения М. Н. Никитин передал по радио через оперативную группу при штабе Северо-Западного фронта срочный приказ убить Власова в Дедовичах, Порхове или Пашеревичах: очевидно, примерное местонахождение генерала было известно^[734]. В Берлине покушение на Власова должен был совершить лейтенант Августин, сотрудник созданного в СССР комитета „Свободная Германия“. Его сбросили с парашютом в германский тыл^[735], но он был арестован. 24 мая 1943 года у немецких передовых постов в районе Ярцево появился майор Красной армии С. Н. Капустин, выдавший себя за перебежчика^[736]. Ему удалось завоевать доверие военных властей и пробраться в Берлин, где он безуспешно пытался проникнуть к Власову. Генерал-майор Ма-лышкин после беседы с „перебежчиком“ счел его версию подозрительной, и действительно, позже Капустин был разоблачен как советский агент и дал показания. Выяснилось, что он должен был не только собрать материалы о РОА, но еще и подготовить к октябрю 1943 года ликвидацию Власова, Малышкина и других руководителей армии.

Судя по подробным инструкциям, полученным Капустиным, советское руководство, вопреки всем пропагандистским заверениям, очень серьезно относилось и к существованию Русского комитета, и к возможному скорому выступлению РОА (которое на самом деле имело место лишь в конце 1944 года, да и то в очень ограниченном масштабе). Летом 1943 года к делу подключилась советская военная разведка. Шпионская организация „Красная капелла“, которую в Москве считали еще действующей, хотя на самом деле она к тому времени была уже разгромлена, получила по радио задание собрать данные об армии Власова, числе подразделений и личном составе, местонахождении, фамилиях офицеров, вооружении и методах пропаганды. Как пишет резидент советской разведки и руководитель „Красной капеллы“ Леопольд Треппер, Центр требовал точнейшей информации, чтобы для выяснения максимального количества деталей проверить уже имеющиеся у него данные^[737].

Москва представляла себе РОА в виде сплоченных вооруженных сил, состоящих из всех родов войск, разделенных на армии, армейские корпуса, дивизии, имеющих центральный руководящий орган – генеральный штаб, соответствующие учебные заведения типа центрального военного училища и офицерских школ. Советское руководство всячески стремилось разузнать, когда и на каком участке фронта следует ожидать выступления РОА, будет ли она воевать самостоятельно или вместе с немецкими частями. Вообще, по тому интересу, который проявляло советское руководство к пропагандистским и агитационным органам РОА и ее разведывательной службе, можно судить о том, насколько высоко оценивало оно пропагандистское воздействие РОА и насколько низко – возможности собственной контрпропаганды.

Но не только это тревожило советское руководство: оно было обеспокоено также возможностью вооруженных выступлений внутри СССР. В число заданий агента Капустина входило также выяснить, какой отдел Русского комитета руководит антисоветским партизанским движением в СССР, выявить систему связей, методы снабжения оружием и боеприпасами и вообще способ действий „подпольных групп и антисоветских партизанских отрядов“. Кроме того, советское руководство не исключало возможности возрождения, под руководством Комитета, широкого антисоветского движения „в городах, на заводах и фабриках“ глубокого тыла. Очевидно, на первых порах оно было напугано перспективой возможной гражданской войны: задание Капустина и засланного вместе с ним лейтенанта госбезопасности П. Ларионова, в свое время осужденного за взятки, можно объяснить лишь полной беспомощностью и некомпетентностью тентностью. Кроме выполнения различных шпионских заданий они должны были, с целью разложения РОА, создать надежную агентурную сеть из офицеров армии и „террористические группы“ во всех основных органах РОА, в Русском комитете и в генштабе и подготовить их переход на сторону Красной армии.

Обостренная реакция советских властей на появление Власова, на мнимое создание Русского комитета и возникновение Русской освободительной армии позволяет нам сделать несколько замечаний общего плана. Впервые за все время войны Советский Союз был вынужден перейти в оборону в сфере политической пропаганды. Можно представить себе, каков был бы эффект, если бы Освободительному движению действительно дали возможность организоваться и поставили бы на службу этому делу все технические средства! Например, если бы приняли предложение начальника Отдела иностранных армий Востока в генеральном штабе ОКХ полковника Гелена от 13 июня 1943 года о продолжении „власовской пропаганды... с усиленной интенсивностью“, „путем массированного сбрасывания около миллиона листовок Власова и РОА“ над крупными населенными центрами Москва, Ленинград, Горький, Куйбышев, Саратов-Энгельс, Пенза, Воронеж, Ростов, Астрахань, Калинин, Калуга, Тула, Рязань и т.д.^[738]. По мнению Гелена, такие действия постепенно вынудили бы советское правительство вступить в открытую полемику с Власовым и тем самым способствовать пропаганде его идей.

Мы уже говорили о том, как оптимистически оценивал сам Власов перспективы возглавляемого им движения. 17 февраля 1943 года на совещании в берлинской гостинице „Эксельсиор“ с участием генералов Жиленкова, Малышкина, Благовещенского, а также полковника Риля и подполковника Бочарова из РННА он заметил, что не стал бы вкладывать душу в идею Русской освободительной армии, если бы хоть на минуту сомневался в ее успехе. А немного спустя полковник Боярский даже взял на себя смелость заявить, что Освободительное движение может в три месяца успешно завершить войну в России. Он сказал: „У нас мощные связи с ведущими военачальниками Красной армии и политическими деятелями. Целые дивизии перейдут к нам или же будут нам подыгрывать“*^[739]. Однако непременной предпосылкой всякого политического или военного успеха Боярский считал создание Русского национального правительства и Русской освободительной армии с исключительно русским командованием и их признание.

Эти намерения русских офицеров совпадали с пожеланиями их покровителей в вермахте и учреждениях рейха, которые также начинали ощущать позитивное воздействие „власовской акции“. Известие о том, что советский военачальник открыто призвал к борьбе против Сталина, вызвало в апреле-мае 1943 года „большой интерес“ не только на Восточном фронте, но и за границей, в союзных, нейтральных и враждебных странах. Как сообщал бывший посол в Москве граф Шуленбург, распространилось мнение, что эта акция „при умелом руководстве немецкой стороны может обусловить решительный поворот в войне в пользу Германии“^[740].

В мае-июне 1943 года „власовскую проблему“ живо комментировала шведская пресса^[741]. 8 мая „Афтонбладет“ в международном обзоре сообщила, что генерал Власов встречался по различным поводам с Гитлером. 25-26 мая главной политической сенсацией некоторых стокгольмских газет стало „сообщение о создании власовской армии“. „Дагпостен“ и „Нюа Даглигт Аллеханда“ писали 25 мая, что Советскому Союзу, возможно, предстоит гражданская война. „Афтонбладет“ 30 мая опубликовала интервью своего берлинского корреспондента „с адъютантом генерала Власова о программе национального возрождения русского народа“. 1 июня „Социал Демократен“ перепечатала изложение статьи из газеты военнопленных „Заря“ „о жизненном пути и политических целях Власова“. И наконец, „Стокгольме Тиднинген“ в тот же день привела оценку численности власовской армии – 560 тысяч человек!

17 июня немецкий посланник в Стокгольме Ганс Томсен сообщил о беседе с королем Густавом V после вручения ему „собственноручного письма фюрера“^[742]. Шведский король, по словам Томсена, проявил большой интерес „к национальной русской организации генерала Власова. Его очень обрадовали мои слова, что это движение в ближайшее время примет большой размах“. Германский посол Франц фон Папен сообщал из Анкары, что после развертывания власовской армии на немецкой стороне и создания комитета „Свободная Германия“ на советской стороне англичане явно почувствовали возросшую опасность „достижения немецко-русского соглаше-ния“^[743].

Влиятельные офицеры генштаба и Восточной армии пытались окончательно склонить Гитлера к ведению политической войны на востоке, то есть хотели направить немецко-советскую войну в русло антисоветской гражданской. В различных заявлениях^[744]они доказывали, что „власовская акция“, начатая „как пропагандистский трюк , вызвала к жизни „целое движение , которое развивается по своим законам и приняло такие масштабы, что его уже невозможно остановить без ущерба для немецких интересов. Всякая попытка в этом направлении подорвет доверие к немецкой военной пропаганде во всем мире, а национальное русское движение обернется тогда против самих немцев как иноземных поработителей русского народа. Поэтому немецкая сторона должна придать власовскому движению официальный характер. Ведущие деятели генштаба и министерства иностранных дел советовали как можно скорее создать под началом Власова настоящий русский комитет и дать Власову должность главного инспектора Восточных войск. Конечно, о главной цели, которую ставили перед собой все оппозиционные к восточной политике Гитлера круги, о признании русского правительства и формировании русской армии – здесь говорилось очень завуалированно, пока что обсуждалось лишь участие Власова в управлении оккупированными районами и в командовании „национальными силами“. Но Гитлер, до которого предложения такого рода доходили различными путями, оказался достаточно проницателен и немедленно наложил на них вето.

8 июня 1943 года в разговоре с начальником штаба ОКВ генерал-фельдмаршалом Кейтелем и начальником генерального штаба ОКХ генералом Цейтцлером Гитлер категорически и „окончательно“ высказался против активизации Русского освободительного движения и создания русской армии до конца года^[745]. 1 июля 1943 года он подтвердил это решение на созванном им совещании командующих армиями на Востоке, обосновав его тем, что, как учит опыт истории, „такие национальные движения в моменты кризиса всегда обращаются против державы-захватчика“. В качестве примера он привел неудачу 1916 года, когда польскую армию попытались поставить на службу немецко-австрийскому военному руководству. При этом, однако, Гитлер не учел одного важного момента: осуществления своих политических чаяний поляки могли ожидать только от союза с державами Антанты, а никак не с державами Четверного союза. Во второй мировой войне дело обстояло как раз наоборот: если крушение сталинского режима вообще было возможно, то национально настроенные русские могли надеяться достичь его лишь в союзе с Германией. Для Власова не было пути назад. Гитлер же под различными предлогами отказывался помочь ему. Отныне имя Власова разрешалось использовать лишь в пропагандистских целях для обмана противника.

Сам же Власов из-за своих „резких и некомпетентных высказываний“ был, по приказу фельдмаршала Кейтеля, посажен под домашний арест, и Кейтель пригрозил ему, что, если такое повторится, за генерала возьмется гестапо. Искусственное „прекращение власовской акции“ и „затишье вокруг власовской армии“ положило конец всем надеждам и вызвало глубочайшее разочарование русской и немецкой стороны^[746]. Даже верные сторонники Власова пали духом. Показательна в этом плане история генерал-майора А. Е. Бу-дыхо, бывшего командира дивизии Красной армии, сменившего полковника Боярского на посту „штабного офицера по обучению и подготовке восточных войск“ в немецкой 16-й армии. Будыхо поддался на посулы советской пропаганды и в ночь на 13 октября 1943 года перешел с ординарцем к партизанам. После его внезапного исчезновения было устроено расследование, а командующий группой армий „Север“ генерал-фельдмаршал Г. фон Кюхлер и командующий 16-й армией генерал-фельдмаршал Э. Буш обменялись весьма раздраженными посланиями^[747]. Однако Будыхо не удалось обмануть судьбу: вскоре немцы взяли в плен советского офицера, сброшенного с парашютом, и тот рассказал, что перебежчик, имевший знаки различия генерал-майора РОА, был расстрелян по решению партизанского суда, „который приговаривает к смерти всех солдат РОА“ 63.

Подводя итоги, можно сказать, что власовская акция 1943 года не удалась лишь по вине Гитлера. Дело не в том, что, как торжествующе утверждала советская пропаганда летом 1943 года, Власову, несмотря на все его усилия, „не удалось“ создать армию, но в том, что, к величайшему огорчению самого генерала, его русских соратников и немецких покровителей, за это столь перспективное начинание, по существу, даже и не смогли толком взяться. Вердикт Гитлера создал политический вакуум, подготовил ту почву, на которую смогла опереться советская пропаганда. Наряду с ухудшением военного положения это явилось одной из причин явлений разложения в добровольческих формированиях во второй половине года^[748], после чего значительную часть их перевели на западный и южный европейские театры военных действий. Вопреки распространенному в литературе мнению, ведущие деятели РОА, например Буняченко, всячески приветствовали этот перевод и даже способствовали ему, надеясь, что вдали от советского влияния формирования сохранятся до того момента, когда будет санкционировано создание Освободительного движения и их можно будет реорганизовать. Полковник Боярский в июне 1943 года заявил, что события все равно заставят Германию признать русское национальное правительство. И хотя в принципе он оказался прав, благоприятный момент был безвозвратно упущен.