Текст книги "Драко (ЛП)"

Автор книги: Йен Уотсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

ЧЕТЫРЕ

– Как вы думаете, в этих джунглях живут какие-нибудь туземцы? – с некоторой ностальгией спросила Ме’Линди у Жака.

Изображение-половина… Вид с высоты полета на длинный космодром – островок феррокрита в океане буйной растительности.

– Люди-туземцы? – недоверчиво спросил он.

– Потомки беглецов? Преступников? Недовольных рабочих, создавших собственные племена?

– Я думаю, это вполне может быть. Люди способны адаптироваться к любым условиям. А теперь число этих гипотетических беглецов может увеличиться.

Большинство мух-шпионов передавало маленькие изображения последствий боевых действий внутри города, и эта мозаика была довольно мрачной. Горящие среди обломков машины. Зловонные отстойники с плавающими в них телами. Собранные трупы сортируют, отбирая более свежее человеческое мясо для переработки. Тухлое мясо и тела генокрадов отправляют в печи. Солдаты и дружинники патрулируют окрестности. Одни мародеры грабят, других мародеров казнят. Техножрецы и сервиторы крепят и латают страшные раны, нанесенные Василареву – разорванную кожу города, расколотые кости, поврежденные органы, порванные артерии. Едкие испарения поднимаются от вентиляционных каналов и улиц, залитых канализационными стоками.

На множестве уровней города – некоторые из них рухнули в бездну – выжившие пробираются сквозь мусорные кучи или бредут по грязной воде обратно в свои разрушенные фабричные дома. Они толпятся на оставшихся на ходу эскалаторах или устало поднимаются по гнутым лестницам и фермам. Эти беженцы становятся жертвами мародерствующих банд, иногда солдат, и даже друг друга. Казалось, будто соперничающие муравейники волей-неволей слились между собой.

И, тем не менее, строгий режим, бывший для многих привычным – даже в столь богатом городе – потихоньку входил в норму. Муравьи пытаются вернуться в свои муравейники, или в то, что от них осталось. Жак не заметил никаких беглецов из опустошенного города, альтернатива которому была едва ли так заманчива…

Пластальные стены окружали космодром, что лежал в пятнадцати километрах от южной окраины Василарева. Сверху они были утыканы тяжелыми оборонительными лазерами и плазменными пушками. Жак предположил, что они периодически включаются, отбрасывая назад наступающие джунгли.

Бронированные трубы на пилонах с проходящими внутри линиями поездов связывали порт с Василаревым, а из него – с другими городами высоко над переплетением диких джунглей.

Растительность этого мира постоянно бурлила и сгнивала, словно кипящий на огне зеленый суп. На верхушках деревьев ползучие растения душили друг друга. Извивающиеся лианы тянулись к свету из тошнотворных гниющих глубин полога леса. Кричаще-яркие паразиты набухали, цвели и сгнивали.

– Ты же не думаешь отправиться в джунгли вспомнить старые времена? – спросил Жак Ме’Линди. – Случайно?

– Нет, сейчас у нас есть настоящая работа. Правда ведь?

– Враждебная среда, – поспешно напомнил Гримм ассасину на всякий случай. – Не думаю, что там есть хоть какая-то разумная жизнь. Если до вас не доберутся ящеры, то это сделают заградительные бомбы или джаггернауты.

– Когда-то я жила в таких же дебрях, – ответила Ме’Линди. – По крайней мере, очень похожих. Я не кажусь разумной?

– О да! Но…

– Что «но»?

– Ты выросла.

Гугол захихикал.

На стартовых площадках находилось около тридцати огромных грузовых челноков, а также другие корабли, включая «Торментум Малорум». Жак вызвал на экран еще одно изображение-половинку, сцену, разыгрывающуюся возле таможни и полностью отличную от зрелищ погруженного в руины Василарева.

Планетарный губернатор, лорд Воронов-Во, и его свита с фанфарами провожали победоносного Харка Обиспала.

Несколько сотен верных солдат СПО стояли навытяжку. Музыканты в шитой золотом униформе дули в длинные медные трубы. Менее знатные лорды со своими телохранителями битком набились на две зрительские трибуны. Слуги разносили вино и засахаренные фрукты. Ветер трепал знамена. Проповедники возносили молитвы Императору. Привилегированные торговцы похлопывали себя по пузу. Полуголые танцовщицы танцевали и жонглировали. Скованные хищники из джунглей, по двое заключенные в силовые поля, рвали друг друга рогами, когтями и клыками, скользя в лужах ярко-красной крови. Дамы разглядывали платья друг друга и сложные радужные прически, поддерживаемые силовым полем. Дюжий, мускулистый Обиспал несколько раз воспользовался благосклонностью этих дам после того, как затихли бои. Он, как заметил Жак, получил новый плащ, отделанный ослепительно белыми черепами из горностаевого меха. Подарок в благодарность. Сам Воронов-Во носил шлем, закрывающий всю голову и делающий его похожим на человекоподобную ящерицу с большими красными глазами.

Утомленный церемониями с речами и торжествами, так разительно отличающихся от отчаянных страданий внутри города – кульминации множественных смертей на Сталинвасте – Жак открыл футляр, запечатанный электротатуировкой на его ладони, и вытащил небольшой сверток из выделанной кожи, содранной с мутанта.

Внутри него была колода карт таро.

Считалось, что в Имперских таро была заключена частица духа самого Повелителя Человечества, несущего вечный дозор над варпом. Неподвижный на своем троне на Земле, Он являет собой образец благочестия. Он очень стар и Его имя уже никто не помнит; Он сияет маяком и ощущает потоки Хаоса, сквозь которые плывут Его корабли и из которого может сгустится нечто… мерзкое.

Император просеивает варп, Император неусыпно за всем наблюдает.

Эти карты – по слухам, его творение и, говорят, благословленные самим фактом его творения: психически напитанные Его воздействием – тоже просеивали варп.

Они просеивали течения судьбы. Вероятностей и невероятностей. Усиление воздействий и ослабление воздействий. Они были подобны рентгену, показывающему эмбрионы событий в чреве вселенной.

Семьдесят восемь жидкокристаллических пластинок составляли карту Империума Человечества, его защитников и его врагов. Каждое изображение пульсировало жизнью, откликаясь на течения судьбы, на приливы и отливы событий, на силы очищающего света и темного злобного развращенного безумия.

Жак просмотрел колоду в поисках карты, которую он обычно использовал для обозначения самого себя: одетый в черное Первосвященник на троне, указывающий на что-то молотом.

Очень похожее на его лицо хмуро взирало на него с сомнением, словно человечек, заключенный, словно в тюрьму в эту карту, был немой копией его самого. Но человечек не мог говорить с ним. Не мог сам предсказать будущее. Он мог только показать, совместно с другими картами.

Положив Первосвященника на стол, Жак позволил медленному ритмическому дыханию настроить его психические чувства. Руки машинально перетасовывали карты. Он чувствовал их вибрацию.

– К тебе взываю, о наш Император, – начал Жак, текст молитвы горел неоном перед его внутренним взором, – чтобы Ты напитал эти карты в этот час, чтобы мог я прозреть скрытую суть вещей, к славе Твоей и ради спасения человечества…

Закрыв глаза, он разложил звездой пять карт.

Затем посмотрел на то, что у него выпало.

Выпала карта самого Императора! В такой позиции она означала, что результат будет иметь какой-то смысл. Следовательно, это предсказание имеет важное значение.

И еще эта карта лежала перевернутой. Мрачное слепое лицо, взирало на Жака с трона-протеза вверх ногами.

Такое положение карты может означать замешательство в рядах врагов Императора. Но также может и свидетельствовать о препятствиях и преградах более удручающего рода.

И, конечно же, это также может обозначать сострадание как противоположность строгой силы. Хотя это-то здесь при чем?

Другими картами были Арлекин, Инквизитор, Демон и Скиталец – по одной из мастей Discordia – Раздора и Mandatio – Доверия, и два крупных колдовских козыря, причем оба угрожающие.

Скиталец был ужасным разрушенным кораблем, дрейфующим в черной пустоте и окутанным… вытекшим воздухом?

Демон был удивительно бесформен. Обычно демон с этой карты протягивал когти и рычал. Сейчас же его морды вообще не было видно. Рук было больше и они скорее походили на клубок щупалец. Принюхавшись, Жак ощутил запах канализации.

Масть Доверия указывала на богатство, стабильность и бремя власти. Рыцарь Доверия был закутанным в плащ инквизитором, воздевшим силовой меч, а лицо у него было лицом… Харка Обиспала.

Жак услышал гул работающего меча и почувствовал запах озона. Прямо сейчас настоящий Обиспал был готов покинуть Сталинваст под звуки труб и возгласы «ура!». Он полетит сквозь варп к одному из миллиона миров. Почему же Жаку суждено с ним столкнуться в ближайшем будущем? Скорее всего, Жаку придется столкнуться совсем с другим инквизитором. Обиспал просто был тем единственным инквизитором, которого Жак увидел в глазе-экране и который занимал все его мысли. Следовательно, карта была соответствующей.

Конечно, может быть и так, что Обиспал оставил на Сталинвасте незаконченное дело. Которое закончится неудачей. А вот это было бы именно то, ради чего Жак тут и находится.

Масть Раздора состоит из врагов, ксеносов и злодеев. В данном случае на карте резвился высокий, гибкий и смертельно опасный Арлекин из расы эльдар. Шутовская мозаика изменяющих цветов покрывала его одеяние. Радужный шутовской колпак венчал голову. Жак расслышал пронзительные звуки бешеной, неземной музыки. Однако у этого Арлекина не было привычной маски. И не было это открытое лицо нереально прекрасным, с угловатыми чертами, ликом этого инопланетного вида. Именно у этого Арлекина лицо было чисто человеческим.

Лицо человека. Слегка крючковатый подбородок, длинный выступающий нос, пронзительные зеленые глаза. Арлекин-человек сложил губы бабочкой и втянул щеки, но не изображая труп, а скорее с рисковым, озорным видом, который, однако, означал опасные замыслы.

Когда Жак, глубоко сосредоточенный, склонился над этой картой, изображение хмыкнуло.

У него шевельнулись губы.

«Гидра рождена», – прошелестел в голове Жака призрачный голос фальшивого Арлекина.

Жак подскочил, сотворяя отгоняющий дурное жест. Карты не могут говорить, только показывать!

Карты не могут разговаривать с прорицателем. И, тем не менее, сейчас одна прошептала Жаку. Могут ли карты таро стать проводником для демонов? И может ли прорицатель подвергнуться их атаке? Ну конечно же не тогда, когда дух Императора наполнил свои таро!

Однако изображение обратилось к Жаку, словно некие силы извне смогли вмешаться в его праведный транс и проникнуть через карту Раздора в колоду.

Но с какой целью? Предупредить его? Поиздеваться?

«Гидра» не относилась к известным демонам варпа. Это было… да, некое легендарное существо из истории древней Земли. Многоголовый монстр – да, это был он. Если ему отрезали одну голову, то на её месте тут же прорастали две новые. Гидру, наверно, гораздо сложнее извести, чем генокрадов… Конечно же, даже после зачистки Обиспала могла ведь остаться парочка этих тварей? Разве Харк не задумывается о такой возможности? Но он собирается сваливать отсюда с триумфом, и чем быстрее, тем лучше.

Жак не позволил себе не отвлекаться. Он вгляделся в переплетенные щупальца на карте Демона. Он не мог четко разглядеть голову, ничего, что бы можно было отрубить, пусть даже и с печальными последствиями.

Карта мерцала, словно корчась в огне, хотя языки пламени были холодными. Чем дольше Жак смотрел, тем больше ему казалось, что щупальца безмерно вытягиваются в неясную даль, словно не было предела их эластичности. Появлялись и росли новые – толстые, прозрачные и желеобразные.

Если это была та гидра, о которой прошептал ему Арлекин, то что это такое? Где оно? И почему?

Жак изучил расположение звезды карт. Надо ли выложить полную корону? Полная корона может сказать ему намного больше, чем ему нужно знать – настолько больше, что в конце вообще ничего не будет точно понятно.

Ме’Линди посмотрела на разложенные карты. И указала ногтем на Арлекина:

– Кто он? Он выглядит довольно… аппетитно.

Таинственная фигура, облаченная в тело эльдар, действительно была похожа сложением на саму Ме’Линди.

– Или это просто эльдар в маске человека? – спросила она.

– Нет, это человек – я в этом уверен. И, похоже, он только что оставил мне свою визитку.

Ме’Линди знала всё о визитных карточках. Большинство ассасинов оставляли свою специальную карту масти Adeptio – Достижения, извещая свою жертву о предстоящей и неизбежной судьбе. Осужденный мог совершить самоубийство, не ожидая, когда придет убийца и исполнит задуманное.

– Хорошенько запомни его лицо, Ме’Линди.

– Уже, Жак.

Такой уж был у неё инстинкт, её обязанность. Но помимо всего прочего… не показалось ли это вражеское лицо ей извращенно привлекательным?

Что значит слово «аппетитный» для того, кто ни фига не интересуется тем, что ест? Кому всё равно, что разорвать, сожрать и переварить в своем желудке? Однажды Ме’Линди упоминала о некоем легендарном ассасине, который проглотил маленького сына мятежного губернатора так, что ребенок словно просто растворился в воздухе. Та убийца растянула челюсти, глотку и живот с помощью полиморфина, как питон. Никем не замеченная и раздутая, она вразвалочку ушла прочь.

– Ха! Вы пропустите весь карнавал.

Харк Обиспал со своим окружением шагал к своему усеянному контрфорсами кораблю. Трубы издавали пронзительные трели, кувыркались акробаты, гибли разрываемые на части звери, а увешанные драгоценностями дамы посылали воздушные поцелуи – они предназначались, скорее всего, лишь для разжигания ревности соперниц или собственных мужей.

– Не думаю, что ты раньше видел что-то подобное этому великолепию, – поддразнил Гугол. – В своих малюсеньких пещерах, похожих на тюрьму.

– Великолепие? – переспросил скват. – Как ты можешь называть этот базар «великолепием»? Ты, чьи глаза за всю жизнь видели лишь мрачную слякоть варпа.

– Туше! – навигатор захлопал в ладоши.

Обеспокоенный Жак собрал обратно в колоду звезду разложенных карт, чувствуя, как они снова становятся пассивными и инертными. Взяв карту с жидкокристаллическим изображением Первосвященника, он вгляделся в его лицо – собственное лицо – ожидая, что его образ может раскрыться ему также, как это сделал Арлекин.

И, в каком-то смысле, это случилось. И Жак глубже погрузился в себя, мыслями возвращаясь в своё детство…

Время надежд, время ужаса. Жак родился на Ксерксе Квинте, пятой планете в системе жестокой белой звезды. Ксеркс Квинт был миром фермеров, рыбаков… а еще мутантов и диких псайкеров.

Планету заново открыли лишь столетие назад. В течение тысяч лет Ксеркс Квинт шла своим курсом, забытая Империумом. Память о звездных путешествиях исказилась до причудливых мифов. Люди тоже начали искажаться – как телом, так и разумом.

Слепые могли видеть пси-зрением. Немые говорить без языка. Те, у кого не было рта, питались через кожу. Но самыми страшными были проводники демонов, которые ходили по земле в телах хозяев, извращая и превращая эти тела в дьявольских чудовищ с чешуей и рогами, когтями и щупальцами – до тех пор, пока тела не распадались, пока остатки поврежденного разума, словно сгнившее мясо, не обсасывали паразиты из-за пределов реальности.

Квинт был одновременно и раем и адом. Раем были плодородные прибрежные фермы и острова рыболовов, где нормальные люди хранили свои традиции и свой облик, изгоняя всех, кто родился измененным или изменился впоследствии. Или просто убивая их.

Мутанты появлялись всегда – как черви из яблока, как опарыши из мяса. А затем бежали – если могли – вглубь страны. И там, если они были способны иметь потомство, эти мутанты делали еще более странных мутантов.

Жители побережья не поклонялись богу, который мог бы защитить их в собственном истинном образе. Вместо этого они оскорбляли Владыку Перемен. Каждый десятый день, в специальных храмах ненависти, они ритуально проклинали и выкрикивали ему оскорбления, а затем вновь отправлялись на свои любимые земли и богатое рыбой море.

Вся их религия была проклинающим экзорцизмом. Их язык, более похожий на незаконнорожденного внука Имперского готика, был пересыпан клятвами, намерениями отправить вмешивающееся в их жизнь вредоносное божество и его приспешников так далеко, как только возможно. Они даже непристойно выражали своё чувство привязанности, словно чтобы очистить свои отношения от любого возможного касания скверны. Детей всегда воспитывали соседи, чтобы освободить родителей от необходимости отказаться от собственного потомства.

Имперская экспедиция, вновь открывшая планету, была восхищена сельскохозяйственным и рыболовным потенциалом Квинта. Однажды она может стать агромиром, снабжающим другие планеты продуктами питания. А если это случится, то Империум может превратить бесплодную четвертую планету – Кварт – в полезный рудный мир, который и будет кормится от Квинта.

Также экспедиция поняла, что прибрежное население – благодатное поле для посева Имперского культа. Разве не был Бог-Император великой защитой от изменения? Миссионеры и проповедники всеми силами старались переключить ненависть жителей с Владыки Изменений на плоды его трудов, обитающих во внутренних землях. Ну и естественно, Империуму следовало стремится вытеснить богохульный язык Квинта Имперским готиком. Хотя, без сомнения, это была очень сложная задача.

Оба родителя Жака были из Адептус Генетикус. Империум послал их жить на Квинт, чтобы они помогали преобразить его. Даже при помощи своей карты Жак лишь смутно мог вспомнить своих мать и отца. Он вспоминал улыбки и ласки и чувствовал, что родители были рады его появлению и были счастливы заботится о нем. Будучи подданными Империума, они не следовали местным обычаям и не отдали его на воспитание соседям. Они и вправду заботились о нем. Определенно – судя по той малой толике, что ему потом рассказывали – оба родителя были страстно увлечены своей работой и были преданны Империуму. Как бы они сейчас гордились тем, что их сын достиг такого высокого положения. И его зачатье было для них не долгом, просто чтобы увеличить численность имперских граждан на планете. И зачат он был не с проклятиями, как следовало из местных обычаев. А наоборот, с радостью.

Тщетной радостью.

Жаку едва исполнилось два года, когда одержимый демоном псайкер убил его родителей во время научного рейда в пустоши. И Жак был воспитан как сирота в приюте.

В конце концов, скрупулезное пуританское воспитание научило его не доверять суждениям косных умов. О, он вспомнил долгожданные кратковременные вечерние прогулки в огороженном забором дворе приюта. Тюльпановые деревья, беседки. Он вспомнил игры и редкие праздники. И наказания, как правило, вызванные неудобными для воспитателей вопросами.

– Магистр, если на Квинте проклинают своего бога, значит, так же проклинают Бога-Императора?

– Поосторожней, мальчик!

– В языке квинтян нет слов для вос-вос-восхваления нашего Императора, так ведь?

– Драко, ты перепишешь Кодекс Фиделитатис сорок раз, тогда хотя бы у тебя будут нужные слова!

В сердце мальчик Драко поклялся отомстить демонам и псайкерам, являющимися проводниками для демонов, которые отняли у него родителей и даровали ему честь быть воспитанным в приюте.

Он узнал, что значит благочестие, преданность. Что значит воздержание. Частично воздержание защищало от страстей, которые, как он чувствовал, назревают в нем и от которых он отказывался.

Когда ему исполнилось двенадцать, расцвели его пси-способности и он понял, что сам стал одним из тех, кого он научился ненавидеть, учась как на личной трагедии, так и от миссионеров.

Он, бывало, лежал на кровати в темной спальне, чувствуя плещущее море жизни людей и мутантов, окружающих его. В этом море светящиеся сгустки отмечали разумы других псайкеров. Многие были цвета зеленой порчи, как плесень на отмирающей душе. Другие были распухшими, с красными прожилками – их наполняла сила из глубин. От таких в бездну спускались усики-отростки.

На самом деле нити вели вниз от каждой жизни, не зависимо от того, есть ли у неё пси-способности или нет. Эти нити связывали живых существ с их собственными семенами глубоко в иле. По некоторым нитям вещество и энергия ила могла перемещаться словно паразит. Этот материал был враждебен жизни, жаден до неё и завистлив. Эта энергия была голодной и разрушительной, даруя силу существу, но неизменно нанося ему вред этой же силой.

Ил на дне бездны не был похож на ил на дне океана. Всмотревшись своим внутренним взором, он понял, что это больше похоже на то, что глубокая вода превращается в нечто иное, что постоянно погружается все глубже и глубже, бурля под действием своих собственных яростных штормов, качаясь на своих собственных течениях, которые были быстрее, чем в любых других океанах. Пока где-то в далеком месте не всплывало на поверхность из этого имматериума в других морях жизни, что были другими мирами.

Могущественные существа плавали в океане между мирами. Им нельзя было доверять, их нельзя было желать. Тем не менее, очень много светящихся искр хотели получить силу обитателей этой реальности, или даже самозабвенно сигналили этим существам, мигая словно маленькие лампы и призывая к себе эквиваленты акул или кракенов с извращенным разумом.

В один из вечеров Жак ощутил, как из бесконечных глубин выплывает материальное судно. Оно направлялось к его миру. Жак понял, что это варп-корабль, защищенный от действия сил этого океана.

Напрягая зрение, он смог разглядеть вдали отблеск белого сияния маяка, на который ориентировался этот корабль. Сердце Жака наполнилось радостью и благодарностью Императору на Терре, чей разум и был тем маяком.

И уже, словно цветы, поворачивающиеся к солнцу, или пчелы, летящие к пыльце, в пустошах его мира и в иле под ним – в этом глубоком и темном нижнем океане силы и Хаоса – Жак почувствовал разнообразные и пытливые проблески внимания на себе. И он погасил свою белую искру. Спрятал её.

Да – белая искра. Не испорченная, не подкрашенная влиянием снизу.

Некоторые другие искры тоже казались белыми. Неужели они не могли погасить их сами, как это только что сделал сам? Они же привлекают нечистые сущности, как свет привлекает мерзких насекомых.

– Магистр, а правда, что дикие псайкеры могут сиять белым, если научатся скрывать себя?

– Это что за еретический парадокс, Драко? Ты выучишь наизусть «Codex Impuritatis»!

И вот так, с наказаниями, он изучал концепции, которые могли сослужить ему хорошую службу. В каком-то смысле, он невольно уже поступил в детский садик Инквизиции.

Имперские проповедники призывали прибрежное население уничтожать… людей, подобных Жаку, людей, которые, в большинстве своем, не стали бы порченными по собственной воле. Или Жаку так казалось. Его учителя довольно строго дали понять, что отклонение от нормы есть грех перед самим Императором.

Конечно, настоящими врагами должны были быть эти извращенные, жестокие и хитрые существа, пирующие беззащитными людьми, которые не могли спрятать свои сияющие искры.

Если он, Жак – ребенок от генетически здоровых родителей – начал тоже сиять этим светом, может что-то в природе самого Ксеркса Квинта было тому виной?

– Магистр, может вода или белый свет солнца отравляют людей до такой степени, что рождаются мутанты?

– Возможно! Изложи подробнее свои тезисы, Драко.

– Но действительно гротескные и злобные искажения человеческой формы встречаются лишь после того, как демоны…

– Демоны, демоны? Выкинь из головы этих демонов! Даже не думай о них. Демоны – запрещенные миазмы человеческой фантазии, извращенной болезнью и злом. Они должны быть уничтожены.

– После того, как демоны завладевают душами тех, которые, так сказать, сияют светом.

– Светом? Каким светом?

– Светом псайкера… так сказать. Может быть, он естественно возникает в человеке, естественно и просто? Ведь есть астропаты и псайкеры, состоящие на службе у Империума? Разве не могут все псайкеры найти приют в его лоне?

– Фу! Тебе надо пройти обряд очищения, Драко.

Его пороли. Так он очищался от грешного любопытства? Или его просто испытывали?

Он размышлял об этом несколько недель. Затем собрался и рассказал о своих видениях.

Потом старший миссионер допрашивал его, в восторге сложив руки на животе. Блеск в глазах миссионера подсказывал, что то, как много он смог почувствовать – «Даже проблеск маяка Императора?» – и то, как он смог скрыть свою сияющую искру, означало, что парень был необычайно благословен.

А значит благословенна и сама миссия и ее глава. Самодовольный хитрый ублюдок этот миссионер, подумал Жак.

Через несколько месяцев челнок перенес Жак на большой черный корабль, висящий на орбите. И он навсегда покинул систему Ксеркс.

Другой корабль покидал другой мир. Поднявшись с космодрома Василарева, акулоподобный корабль Харка Обиспала быстро уменьшился до размеров жука, а потом блеснул искоркой в небе. Потом и вовсе исчез, начав свое путешествие длиной в несколько недель сквозь нормальное пространство к краю звездной системы, подальше от планет и лун – к точке входа в варп.

По наитию Жак сунул карточку Первосвященника в карман и убрал остальные карты таро назад в коробочку и снова завернул её в кусок кожи.

Кожа была сувениром после одного изгнания, которое, как обычно бывает при изгнании демонов, одновременно и удалось и не удалось. Демон был побежден, но носитель его был уничтожен, а не спасен.

А как могло быть иначе?

И все же Жак боялся, что Империум, при всей его мощи, медленно поддается под натиском чужаков, предателей и демонов. Каждая победа Империума, казалось, уничтожала некую часть самой сути Империума, самого человечества.

А как могло быть иначе? Огонь нужно побеждать огнем, не так ли?

Так что эта пятнистая кожа, снятая с мутанта, одновременно напомнила ему о том, как он стал сиротой, и упрекнула.

– На его месте, коли не милость Императора, был бы я, – пробормотал Жак.

– Где? – тут же спросил Гримм.

Жаку нравилось, что его спутник был возмущен разгромом Василарева и опустошением других городов, уничтоженных, чтобы спасти. Он ценил присутствие духа сквата и его периодические приступы сарказма – так же, как в некотором смысле, ценил нарочитое презрение Гугола. Фанатики, подобные Обиспалу, были бесценны; но в тоже время они были подобны слонам в посудной лавке. Конечно, в Империуме был миллион посудных лавок и даже больше: можно было закрыть глаза на ненужную разбитую посуду. Тем не менее, скептик зачастую может увидеть то, что непреклонный энтузиаст обязательно не заметит.

– Да здесь, – ответил Жак Гримму. – Вот здесь, на этой маленькой коробочке. В иных обстоятельствах это была бы моя кожа.

– Ха, – только и ответил коротышка, озадаченно уставившись на Жака.

Возможно, он выразился действительно чересчур туманно.