Текст книги "Последний суд"

Автор книги: Йен Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Это мысль. Вы меня искушаете, – улыбнулась Флавия. – Ну, значит, так. Во-первых, звонок – кто-то звонил Эллману в Швейцарию из Парижа. Предположительно сразу после этого звонка Эллман отправился в Рим. Вы сможете выяснить, откуда был сделан звонок?

Жанэ пожал плечами:

– Я не очень разбираюсь в этих вещах, но попытаюсь узнать.

– Я дам вам номер телефона и приблизительное время звонка.

– Да, это обязательно понадобится.

Флавия продиктовала телефон и дату, Жанэ записал и пообещал сделать все, что в его силах.

– Еще что-нибудь?

– Да. В ограблении Рукселя подозревается некто Бессон.

При упоминании этого имени Жанэ слегка напрягся.

– Это более чем вероятно, – мрачно подтвердил он.

– Вы его знаете?

– Еще бы, у нас с месье Бессоном давнее знакомство. Уже несколько лет я пытаюсь засадить его за решетку, но все безрезультатно. Пару раз я был совсем у цели, но в последний момент ему удавалось вывернуться. Расскажи мне про ограбление.

Флавия изложила свою версию.

– Понятно, – удовлетворенно кивнул Жанэ. – Опять сплошные подозрения и предположения и никаких улик. Интересно, нам удастся когда-нибудь собрать против него доказательства? Я почти уверен, что нет. Готов поклясться своим здоровьем, что в тот вечер, когда грабитель проник в замок Рукселя, Бессон находился на какой-нибудь вечеринке за сотню километров от места преступления и как минимум дюжина восторженных его почитателей поклянется на Библии, что он за весь вечер ни разу не отлучался из комнаты, даже в туалет. Я буду знать, что все они бессовестно врут, но вытрясти из них правду мы никогда не сможем. Даже если этот ваш Делорме заявит на суде, что картину ему принес Бессон, тот скажет, что купил ее на аукционе где-нибудь в Польше. Откуда ему было знать, что картина краденая?

Флавия рассказала про выставку и неожиданное увольнение Бессона.

– Ах, да, припоминаю. Тут я руку приложил. Услышав, что он принят на работу в музей, я посоветовал директору не оставлять его без присмотра. Для убедительности показал собранное на него досье. Конечно, все это абсолютно бездоказательно, я сам прекрасно понимаю, но по крайней мере я их предупредил.

– Мне сказали, что Бессон арестован. И кажется, его арест спровоцировал нашего незнакомца со шрамом на активные действия.

Жанэ покачал головой:

– Увы, к нам его арест не имеет никакого отношения.

– Точно? – с сомнением посмотрела на него Флавия. Вопрос слегка рассердил Жанэ.

– Ну разумеется. Мы так редко кого-то арестовываем, что я всегда об этом знаю. Тем более если бы это был Бессон. Ну как, у тебя еще остались вопросы?

– Да, относительно человека со шрамом.

Жанэ опять покачал головой.

– Понятия не имею, кто он. Если тебе не жаль потратить день, можешь посмотреть фотографии преступников…

– Нет, кто бы он ни был, он не похож на обычного вора.

– Возможно. Ты думаешь, это он – убийца?

– Во всяком случае, его кандидатура первой приходит на ум. Но изловить его будет непросто – уж очень он ловок и хитер.

– Почему ты так думаешь?

– Его осведомленность поражает. Например, он знал, что Аргайл поедет на вокзал. В Риме он узнал, где живет Мюллер, нашел Эллмана и Аргайла. Договорился о встрече с Аргайлом, но так и не появился. Почему? Возможно, он узнал о засаде. Непонятно, откуда он черпает все эти сведения,

– Тут я даже предполагать ничего не могу. Что-нибудь еще?

– Гартунг. Жюль Гартунг.

– Ну, это старая история.

– Я знаю, но Жюль Гартунг – отец Мюллера.

– Это вопрос не моей компетенции. То есть я слышал кое-что… кажется, он был военным преступником, верно?

– Да, кажется, так.

– Я тогда был совсем молодой. К тому же приехал с Востока; в Париж впервые попал в конце пятидесятых. Боюсь, тут мне нечего тебе рассказать.

– Он был евреем. Может быть, существует какой-нибудь архив, где сохранились документы о депортации? Или какая-нибудь другая организация, где велись записи?

– Попробуй наведаться в еврейский центр в Мараисе. У них там горы документов военного периода. Я могу позвонить им, предупредить о твоем приходе. Или, если хочешь, отправлю туда кого-нибудь из своих ребят. Но я все же советую тебе вернуться домой. Зачем ты будешь тратить время на то, что могут сделать мои ребята?

– Нет, в архив я поеду сама. Возможно, это ничего не даст, но кто знает?

Она попрощалась, сказав, что вечером позвонит и расскажет о результатах. Жанэ пообещал собрать к этому времени нужную ей информацию.

«Странно, что он так настойчиво выпроваживал меня в Рим», – подумала Флавия, оказавшись на улице.

ГЛАВА 12

– Ну и где ты пропадала весь день? – спросил Джонатан.

Когда он вернулся в гостиницу от Бессона, Флавии не было. Оставив на столе записку, что у Бессона ничего выяснить не удалось, он ушел. Пришла Флавия и снова ушла. Они встретились только после семи, и Флавия первым делом расспросила Аргайла о результатах встреч с Жантильи и Бессоном.

– А как дела у тебя? – сказал Джонатан, закончив рассказ.

– Я встретилась с Жанэ, а потом прошвырнулась по магазинам.

У нее было на редкость хорошее настроение.

– Что ты сделала?!

– Прошвырнулась по магазинам: я уже полгода хожу в одном и том же. Еще зашла в парикмахерскую. Так что, я думаю, наши достижения примерно одинаковы. Секундочку.

Вернее было бы сказать: «Подожди минут пятнадцать», потому что именно столько она пробыла в ванной комнате. Даже Аргайл, не сильно разбиравшийся в подобных вещах, был поражен ее перевоплощением.

– Боже милостивый!

– И это все, что ты можешь сказать? – спросила она, поворачиваясь перед ним и любуясь своим отражением в зеркале.

– Ты такая красивая.

– Я не просто красивая, молодой человек. Я великолепная. Бесподобная. Сногсшибательная. Вот, попала на распродажу и не смогла удержаться.

Она полюбовалась собой еще немного.

– Сто лет не носила короткое, черное и обтягивающее. А зря – нельзя лишать мир такого удовольствия. Как тебе туфли?

– Очень симпатичные.

– Тебе нужно научиться говорить комплименты, – сухо бросила она, продолжая вертеться перед зеркалом. – Я не так часто надеваю что-то красивое, но когда надеваю, мне хотелось бы слышать что-нибудь более оригинальное. В следующий раз попробуй сказать: «Изумительно». Или «Чудесно». В общем, что-нибудь в этом духе.

– Хорошо. А какая связь между твоими приобретениями и тем, что я не смог разговорить Бессона?

– Такая, что мне нужно было встретиться с ним самой. Я хотела спросить его насчет ареста: был он арестован или нет? Кстати, предупреждаю: сегодня вечером я хочу выйти в свет.

– Без меня?

– Разумеется, без тебя. Я не хочу, чтобы ты напрягал свою ногу.

Аргайл надулся.

– Это что: так важно?

– Может быть, и нет, но у нас оборвалась еще одна нить. Никто не звонил Эллману из Парижа: я только что говорила с Жанэ. Теперь он хочет связаться со швейцарцами и попросить их тоже поработать в этом направлении. Но пока Бессон остается нашей единственной зацепкой.

– Надеюсь, ты будешь осторожна? Хочешь, я незаметно пойду за тобой?

– Ты не умеешь ходить незаметно. Если Бессон увидит тебя, все будет безнадежно испорчено. Не волнуйся, со мной ничего не случится. Да, пожалуй, мне нужно почаще покупать себе красивые вещи, – сказала она задумчиво, надев новое пальто и в который раз убедившись, что выглядит замечательно.

Она затворила за собой дверь, оставив его в одиночестве и тревожных мыслях.

* * *

Когда Флавия вернулась в гостиницу, ее радужное настроение успело напрочь испариться. Она вошла в номер, включила свет и рухнула на табуретку у окна.

Джонатан после долгого, унылого и тревожного вечера крепко спал. Ему казалось, что он проспал всего десять минут, но, взглянув на часы, он ахнул:

– Боже милостивый! Уже час ночи.

– Знаю.

Аргайл молча смотрел на ее взлохмаченные, волосы, измятое платье и грязные босые ноги. Несмотря на потрепанный вид, чувствовалось, что Флавия полна сил и энергии.

– Что с тобой произошло? У тебя такой вид, словно тебя волоком тащили по земле.

– Ты почти угадал. И главное, я сама виновата. Черт побери!

Он сел, встряхнулся и посмотрел на нее внимательнее.

– Ты выглядишь ужасно. Я пойду пущу тебе воду.

Флавия кивнула. Аргайл поплелся в ванную, а Флавия подскочила к маленькому холодильнику в поисках чего-нибудь подкрепляющего.

– Я целый день на одной минералке, – пожаловалась она. – Боялась утратить ясность мысли.

Когда вода в ванной набралась, Флавия упала в нее, издав протяжный стон облегчения, а Джонатан пристроился на унитазе, приготовившись слушать отчет о приключениях своей неугомонной подруги.

– Начиналось все как в сказке, – приступила к рассказу Флавия. – Я приехала к дому Бессона, выяснила, что он дома, и стала ждать. Около девяти он вышел из подъезда, один, и направился в ближайший ресторан. Я даже не ожидала, что мне представится такая блестящая возможность, и, конечно, последовала за ним. В ресторане я дала на лапу официанту, и он усадил меня за соседний столик.

Оказавшись в непосредственной близости от объекта, я начала бросать на него знойные взгляды, потягивая свой аперитив. Через десять минут я продолжала делать то же самое за его столиком.

Он не только выразил готовность оплатить мой счет, но и старался быть приятным собеседником, – назидательно сказала Флавия. – Я в жизни своей не слышала столько комплиментов за один вечер.

Джонатан сдавленно хмыкнул.

– Тебе тоже не мешало бы иногда говорить их, – посмотрела на него Флавия. – Это производит необыкновенно приятное впечатление.

Он снова хмыкнул.

– Между прочим, я пытался, – напомнил он. – И в ответ услышал предупреждение, что могу облиться супом.

– Я, со своей стороны, – продолжила Флавия, – отрабатывала его деньги на полную катушку. Я смеялась, кокетничала. Он рассказывал мне интересные истории, связанные с торговлей картинами, и я в ответ смеялась, охала и ахала во всех нужных местах. Я даже притрагивалась рукой к его рукаву, когда он рассказывал особенно забавный анекдот. Я сказала, как, должно быть, замечательно, каждый день соприкасаться с искусством, и бросила на него манящий взгляд.

Джонатан почувствовал себя неуютно. Он скрестил руки на груди и продолжал слушать.

– Я льстила ему напропалую. Я делала вид, что мне безумно нравятся его истории, и, наверное, при этом выглядела идиоткой. Но он заглотил наживку. Просто удивительно, до чего доверчивы мужчины. Правда, ты – исключение, я уверена: тебя так легко не охмуришь.

– Надеюсь, что нет, – уронил Аргайл, скрестив для симметрии и ноги.

– Мне удалось выяснить, что «Сократ» действительно побывал у него в руках.

– Ну, это не большое достижение. Мы и так это знали.

– Терпение. Самый трогательный момент наступил после ужина, когда он пригласил меня к себе домой. Перед моим мысленным взором встала жуткая картина, как я защищаю на его диване свою честь. Но, как ты правильно заметил, никакой важной информации я к тому моменту не получила. Я предложила ему пойти потанцевать в какой-нибудь клуб. Не могу сказать, чтобы мне очень уж хотелось танцевать, но служебный долг превыше всего. Он согласился и отвел меня в клуб.

– Так вот почему у тебя такой усталый вид.

– Ничего подобного, я полна сил. Это мужчины начинают сдавать на четвертом десятке, а женщины достигают пика формы. Если надо, я могу танцевать хоть всю ночь напролет. Просто с тобой мне нечасто представляется такая возможность. А Бессон – отличный партнер, с огоньком.

Аргайл сдержался, понимая, что Флавия смеется над ним.

– Тогда почему ты явилась в таком жутком виде?

– До этого я еще не дошла, – сказала Флавия. – Мы все танцевали и танцевали, болтали о всякой ерунде, и я решила немного подтолкнуть события. Ни с того ни с сего я начала изображать недоступность. Бессон, естественно, распалился пуще прежнего и совсем потерял голову. Пользуясь моментом, я поинтересовалась, насколько прибыльной является торговля картинами. Он ответил, что если работать по-честному, бизнес достаточно прибылен, но есть и другие способы заработать деньги. «Да? И какие же?» – спросила я. «Например, работать на два фронта», – сказал он, сделав загадочное лицо.

– На два фронта? – переспросил Аргайл.

– Да. Ерунда какая-то, правда? Я всплеснула руками и запищала: «Только не говорите мне, что я провела целый вечер в обществе наркоторговца». Он прикинулся обиженным и сказал, что дружит с законом.

– Неужели?

– Да. Тогда я завизжала от восторга – ты был бы шокирован, если бы слышал…

– Я и так уже достаточно шокирован.

– … и сказала: «Я догадалась: вы, наверное, шпион. Я так и знала, что вы необыкновенный человек», – и сделала круглые глаза. Он скромно потупил взгляд и сказал, что это не совсем так. Он действительно помогает Властям – именно так, в его устах это прозвучало с большой буквы, – к нему иногда обращаются за помощью как к человеку, на которого можно положиться. «О-о, расскажите, расскажите», – защебетала я, но он, черт бы его побрал, вдруг опомнился и сказал, что не имеет права разглашать государственную тайну…

– О Господи, – простонал Аргайл.

– Ну, чушь, конечно, только ты учти, что к тому времени он был уже изрядно пьян, да еще я своим кокетством затуманила ему мозги. Я поняла с его слов, что недавно он принимал участие в одной очень важной операции, проводившейся в интересах государства. Он сказал, что сообщить подробности не может, даже если бы захотел: он был всего лишь исполнителем и не имел доступа к информации.

Тут я совершила большую ошибку. Когда он начал ссылаться на связь с Властями, я пошла ва-банк. «А как насчет вашего ареста?» – спросила я. «Откуда вам это известно?» – удивился он.

Я улыбнулась и сказала, что это его собственные слова. Он подозрительно посмотрел на меня и попросил разрешения отлучиться в туалет. Я незаметно проследила за ним и увидела, что он направился прямиком к телефону-автомату. Сообразив, что он меня вычислил, я схватила пальто и помчалась к выходу.

К несчастью, и здесь мы переходим к тому, почему у меня такой вид, его дружки оказались быстрее. Они нагнали меня у метро. Выпрыгнули из машины и попытались схватить.

– Как же ты вырвалась?

– Если бы я не умела выходить из подобных ситуаций, я не смогла бы жить и работать в Риме. Я заорала страшным голосом, словно меня убивали. Помогите, спасите, караул. На углу топталась стайка пьяниц, которые пытались накачаться вином до бесчувствия. Услышав мой крик, они похватали свои бутылки и бросились мне на выручку.

Джонатан оставил этот пассаж без комментариев. В безмолвном изумлении он смотрел на свою подругу.

– Эти доблестные рыцари начали бить моих врагов бутылками по голове, и те, бездыханные, полегли на асфальт. Весь инцидент занял не больше двух минут. Какое-то время мы веселились, празднуя победу. Кстати, один из нападавших имел небольшой шрам над левой бровью.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Конечно, ребята немного подпортили ему портрет, но шрам остался на месте. На мой взгляд, эта деталь встречается в нашем деле слишком часто, чтобы быть простым совпадением.

– И кто же он, по-твоему?

– У меня не было времени выяснять это. Подъехала полицейская машина, и мои галантные спасители вновь похватали уцелевшие бутылки, пожали мне руку и растворились в темноте. Я решила последовать их примеру.

– Почему?

– Потому что следы ведут наверх. Жанэ нам солгал; по крайней мере это я теперь знаю точно. И если бы выяснилось, что я совершила нападение на полицейского, мне пришлось бы худо.

– Погоди, – сказал Джонатан, которому изрядно надоела вся эта таинственность. – По-моему, это уже полный абсурд. Три дня назад я был скромным торговцем картинами, честно зарабатывающим себе на хлеб. Теперь благодаря тебе я оказался связан с людьми, которые бьют полицейских бутылками по голове.

– Что значит «благодаря тебе»?

– Но ведь не я же их бил?

Флавия, пораженная, смотрела на него.

– Как можно быть таким неблагодарным? А для кого же я всем этим занимаюсь?

– Да, для кого, интересно?

– Но ведь с тебя все началось, с того момента, как ты привез в Рим картину!

– Но к остальному я не имею ни малейшего отношения, и вообще я считаю, нам пора возвращаться в Италию.

– Почему это?

– Я много думал. Дело становится чересчур запутанным и опасным. Если уж Жанэ начал ставить нам палки в колеса, нет смысла оставаться здесь и дальше. Мы впустую тратим время. Возвращайся домой, расскажи обо всем Боттандо, и пусть он сам решает. Такие вопросы не нашего ума дело.

– Ничтожество, – сказала Флавия, чувствуя себя преданной.

– Поехали домой. Наша миссия закончилась.

– Остался Эллман.

– Пусть им занимаются карабинеры. Твой дружок Фабриано. Доставь ему удовольствие разобраться во всем самому.

– Мы так и не узнали, почему картину украли.

– Ну и что? Мне это безразлично. Мало ли кто что ворует. Ты собираешься составлять психологический портрет преступника всякий раз, когда что-то пропадет? На свете полно лунатиков и сумасшедших.

Флавия состроила гримаску.

– Как я несчастна, – захныкала она. – Мне так хотелось раскопать это дело. Ты правда хочешь домой?

– Да. С меня довольно.

– Ну тогда поезжай.

– Что?!

– Я говорю: поезжай. Сиди дома и торгуй картинами.

– А ты?

– А я буду заниматься своей работой. С тобой или без тебя. С Жанэ или без него.

– Я совсем не этого хотел.

– Что поделаешь. Ты хочешь ехать – пожалуйста. А я буду выполнять свой долг. В свободное время буду думать о том, как один жалкий, трусливый, ничтожный человечишка бросил свою невесту в беде и смылся.

Джонатан помолчал.

– Ты сказала: невесту?

– Нет.

– Нет, ты сказала.

– Нет, не говорила.

– Сказала, я слышал.

– Это вырвалось случайно.

– Я хотел, чтобы мы оба вернулись в Рим. Но если ты останешься, я, конечно, тоже никуда не поеду. У меня и в мыслях не было бросать свою невесту в беде.

– Я тебе не невеста. Ты не делал мне предложения. И я не в беде.

– Считай как хочешь. Я никуда не еду. Но с одним условием.

– Каким?

– Если ты когда-нибудь согласишься поехать домой, мы сразу пойдем смотреть новую квартиру.

– Это слишком жесткое условие.

Он кивнул.

– Ну ладно, хорошо.

– Чудесно. Какая покладистая у меня невеста.

– Я тебе не невеста.

– Считай как знаешь.

Заключив эту сделку – на жестких, но все же приемлемых условиях, – они отошли ко сну.

ГЛАВА 13

– Ты знаешь, – сказал она утром, – я думаю, нам лучше сменить гостиницу.

– Почему?

– Потому что нас ищут, и мне это очень не нравится. Конечно, они не сразу узнают, где мы остановились, но когда узнают, боюсь, из меня сделают отбивную.

– Я, между прочим, завтракаю.

– Извини. Но смысл моего предложения тебе, надеюсь, ясен: мы съезжаем из этой гостиницы и поселяемся в каких-нибудь дешевых номерах, где не спрашивают паспорт. Запишемся под другой фамилией. Хорошо?

– Ах, как все это волнует кровь…

– Значит, договорились.

В качестве нового места проживания Флавия выбрала ужасно непрезентабельные апартаменты в темном переулке рядом с бульваром Рошешуар. Ветхое здание, похоже, не перекрашивали со времен постройки; когда они зашли внутрь, администратор с модной трехдневной щетиной подозрительно воззрился на Аргайла и потребовал плату вперед. Единственным достоинством гостиницы было то, что здесь, как и предполагала Флавия, не стали тратить их драгоценное время на заполнение бланков регистрации, которые проверялись полицией. Не того пошиба заведение. Молодые люди записались под фамилией Смит. Аргайл всю жизнь мечтал записаться в гостинице под фамилией Смит.

Комната превзошла самые худшие их ожидания: обои кошмарного розового оттенка в мелкий цветочек кое-где отслаивались, кое-где отсырели. Мебель состояла из кровати, одного жесткого стула и металлического столика с пластиковой столешницей. Очутившись в этом насквозь отсыревшем убогом помещении, они оба невольно вздрогнули.

– Не представляю, как здесь можно жить, – заметил Аргайл, сумрачно оглядев их новое и, как он надеялся, временное жилище.

– Мне кажется, постояльцы меняются здесь с такой быстротой, что не успевают заметить даже обои. К тому же голова у них занята совершенно другим. Вот уж не думала, что ты можешь пойти в подобное место с распутной женщиной.

– А я никогда не считал тебя такой женщиной. Пойдем, чем скорее мы покинем это место, тем лучше. Ты, кажется, собиралась звонить Боттандо?

Флавия надеялась, что Джонатан забудет об этом. Она зашла в телефонную будку рядом с ближайшей почтой, закрыла поплотнее дверь и набрала номер.

– А я все думал, когда же ты наконец объявишься? – сказал генерал, услышав ее голос. – Ты где?

Флавия объяснила.

– Джонатан считает, что нам нужно вернуться домой, а я хочу еще поработать.

– Если ты согласна взять дни в счет отпуска, то пожалуйста. А так – у меня есть сильные сомнения в необходимости продления твоей командировки.

– А как Фабриано?

– По-моему, он зашел в тупик. Собрал кучу информации, которая ничего не дает. Правда, он установил, что Мюллер и Эллман были застрелены из одного пистолета, который принадлежал Эллману, что меня, по правде говоря, ничуть не удивило. Кроме того, Фабриано исключил из списка подозреваемых несколько десятков людей – я полагаю, все это вряд ли можно назвать большим прогрессом. А как дела у тебя?

Флавия отчиталась, и Боттандо глубоко вздохнул.

– Послушай, дорогая. Я знаю твои способности, но тебе следует быть осторожнее. Чего ты добьешься, преследуя этих людей одна? Ты можешь попасть в серьезную переделку. Почему ты не хочешь по-человечески попросить Жанэ вызвать этого Бессона на допрос? Почему не хочешь действовать напрямую?

– Потому что.

– Что «потому что»?

– Потому что Жанэ водит нас за нос, вот почему.

– Ну, хочешь, я сам с ним поговорю?

– Нет. Тогда он поймет, что я его раскусила. Вы можете высказать ему наши претензии после. Он уговаривает меня ехать домой. Джонатан – тоже. Я – единственный человек, который хочет продолжить расследование.

Боттандо подумал.

– Не знаю, что тебе посоветовать. Нужно, конечно, помочь карабинерам – все-таки это двойное убийство, а не какая-нибудь банальная кража. Хотя Фабриано уверяет, что справится сам. Мне трудно судить отсюда, стоит тебе оставаться в Париже или нет. Короче: если ты решишь возвращаться – возвращайся; скажем Фабриано, что мы свою часть работы выполнили, остальное – его забота. Или ты хочешь продемонстрировать ему свое интеллектуальное превосходство?

– Вы несправедливы ко мне.

– Мне просто вдруг пришло это в голову.

– Я хочу докопаться до истины.

– Ну, тогда оставайся. Чем я могу тебе помочь?

Телефонный аппарат пискнул, напоминая, что у нее заканчиваются деньги.

– Узнайте, кто звонил Эллману, – быстро заговорила Флавия. – Звонок был точно не из Парижа. Я просила Жанэ связаться со швейцарцами, но они такие медлительные – не могли бы вы их поторопить?

– Разумеется, – успокоил ее генерал, – я позабочусь об этом.

– Ну? – спросил Аргайл, когда она вышла из будки. Флавия обдумала ответ.

– Он велел мне продолжать расследование. Сказал, что я очень проницательная и собрала массу полезной информации.

Джонатан огорчился: он рассчитывал успеть на аукцион, который должен был состояться в Неаполе послезавтра.

– Извини, но у меня нет выбора, – развела руками Флавия.

– У нас практически не осталось денег. Ты помнишь об этом?

– Ничего, что-нибудь придумаем.

– Что здесь можно придумать?

– Что-нибудь. Между прочим, я сейчас в архив. Ты со мной?

Они пошли на юг, в респектабельную туристическую часть города, прочь от сбегающих вниз улиц, забитых горожанами с озабоченными печальными лицами, миновали район швейных мастерских, где от зари до зари вкалывали азиатские женщины, на чьих плечах держится репутация Парижа как самого модного города Европы, и потом снова на восток, в еще более элегантный Мараис – эта часть города, где некогда располагались огороды и овощные рынки, давно превратилась в фешенебельный район, утратив при этом свое очарование.

Здесь находился еврейский архивный центр, ибо здесь же некоторое время назад тянулся еврейский квартал, который благодаря совместным усилиям нацистов и торговцев недвижимостью съежился до двух коротеньких улочек.

На улице Жоффре-Лазньера было мало примечательного для туристов – всего лишь одно красивое здание и мемориал депортированным гражданам Франции. Все остальное снесли, чтобы освободить место для новых построек. Даже в солнечный день улица производила удручающее впечатление.

Флавия с Аргайлом немного поспорили, кому идти в центр. Флавия хотела пойти сама, полагая, что новые сведения помогут ей наконец увидеть рациональное зерно в беспорядочном потоке информации.

– Ну, ты или я? – в последний раз спросила она, когда ее доводы иссякли. – Я все же считаю, что лучше пойти мне.

– Хорошо, я, кажется, придумал, чем мне заняться. Пойду кое-что узнаю. До встречи.

Флавия вошла в здание, располагавшееся рядом с мемориалом, и справилась у администратора, звонил ли Жанэ предупредить о ее визите. К счастью, свое обещание он выполнил. Флавия заполнила формуляр и сообщила, какая информация ее интересует. Женщина с готовностью откликнулась на ее просьбу, поскольку Флавия была единственной посетительницей, и проводила девушку в обширную картотеку. Там Флавия быстро отыскала карточку с именем Жюля Гартунга и вписала в бланк заказа номер его досье. Женщина рекомендовала ей также посмотреть списки конфискованной и разграбленной собственности. Если Гартунг был богат, там тоже может упоминаться его имя.

Флавия поблагодарила сотрудницу архива, села и, ожидая, когда ей принесут заказанное досье, стала просматривать любезно предоставленные ей списки конфискованной во время оккупации собственности. Она внимательно прочитывала каждую страницу, в глубине души надеясь обнаружить упоминание о коллекции Гартунга.

В принципе ее гипотеза была вполне жизнеспособной: после того как снесли Берлинскую стену, давно пропавшие ценности начали всплывать в запасниках восточноевропейских музеев как грибы. Сотни картин, конфискованных во время войны и никогда более не выставлявшихся, стали головной болью музейных кураторов и дипломатов.

Интересно, убийства Мюллера и Эллмана могут быть связаны с коллекцией Гартунга?

Чем больше она углублялась в чтение, тем сильнее удивлялась тому, как мало знает о конфискации ценностей во время войны. Ее поразило, что конфискация проводилась в рамках обширной и тщательно организованной программы. Выдержки из писем секретаря германского посольства в Париже неопровержимо свидетельствовали, что целое полицейское подразделение под руководством Розенберга методично арестовывало людей, обыскивало их дома и переправляло конфискованные ценности в Германию. В промежуточном отчете за 1943 год числилось более пяти тысяч конфискованных картин. А к тому моменту, когда немцы покинули Францию, особый отдел успел переправить в Германию более 22 тысяч наименований различных произведений искусства. Немецкие мародеры с поразительной педантичностью вели записи о своих деяниях. Тем не менее в конце брошюры Флавия обнаружила примечание, что большая часть похищенных ценностей бесследно исчезла.

– А вот и я, мадемуазель, – сказала сотрудница архива.

Флавия с трудом оторвалась от чтения, не сразу сообразив, что обращаются к ней, и приняла из рук женщины пухлую папку.

– Вот еще списки конфискованных ценностей. Надеюсь, вы знаете немецкий. Заказанное вами досье принесут немного позже.

Открыв папку, Флавия вздрогнула: она с ума сойдет, разбирая эти немецкие каракули. Но тут же одернула себя: ты пришла сюда не развлекаться. Женщина принесла ей самый лучший немецкий словарь, и Флавия приступила к изучению содержимого папки.

Все оказалось не так страшно. Имена пострадавших собственников указывались в самом начале страницы, поэтому, бросив взгляд на первую строчку, Флавия тут же откладывала документ в сторону. Но даже при таком поверхностном изучении она просидела над папкой целых два часа. Под конец у нее испортилось настроение от бесконечного перечисления изъятых гравюр, рисунков, статуэток, картин и фамильных драгоценностей.

В половине второго она вдруг наткнулась на то, что искала: Гартунг, Жюль; авеню Монтень, 18. Список ценностей, изъятых 27 июня 1943 года, в соответствии с ордером, выданным в ходе операции «Лезвие бритвы» 23 числа того же месяца.

В тот день немцы вернулись с богатой добычей, подумала Флавия, окинув взглядом внушительный список: 75 картин, 200 рисунков, 37 бронзовых и 12 мраморных статуэток, 5 шкатулок с драгоценностями. Неплохо для одного утра, если верить списку: Рубенс, Тенирс, Клод, Ватто.

Однако картина Флоре в документе не упоминалась – Флавия перепроверила дважды. «Черт, – подумала она. – Этот список в корне меняет дело. Потому что если картина и входила в коллекцию, какой смысл Мюллеру охотиться за ней, когда здесь такие богатства?»

– Мадемуазель ди Стефано?

Она подняла голову.

– Да?

– Не могли бы вы пройти к директору?

«Господи, какой еще сюрприз мне опять приготовили, – подумала Флавия. Она осмотрелась, вычисляя кратчайший путь к отступлению. – Если мне опять придется удирать, я заору».

Однако женщина по-прежнему мило улыбалась и немного смущенно попросила ее пройти в кабинет в дальнем конце коридора. Извиняющаяся улыбка женщины окончательно убедила Флавию, что там ее не ждет никакая ловушка. «У меня начинается паранойя», – подумала она.

– Рад видеть вас, – сказал директор архива, протягивая ей руку. – Франсуа Тюильер. Надеюсь, вы нашли то, зачем пришли.

– Отчасти да, – ответила Флавия, все еще ожидая подвоха. Опыт подсказывал ей, что директор архива не станет приглашать для личной беседы обычного посетителя, как бы редко они к ним ни захаживали. – Я жду, когда найдут еще одну папку.

– Ах, вы, должно быть, имеете в виду досье Гартунга?

– Да, верно.

– Боюсь, здесь у нас возникает небольшая проблема. «Ну вот опять, – подумала она. – Так я и знала: слишком уж все легко сегодня складывалось. На исходе день все-таки показал свое жало».

– Мне очень неприятно говорить вам об этом, но я вынужден признаться, что в данный момент у нас нет этого дела.

– Вы потеряли его?

– Да, вы угадали.

– Какая жалость.

– Почему-то его не оказалось, на месте. Я подозреваю, что его не вернул нам посетитель, который заказывал его в прошлый раз…

– Какой посетитель? Когда это было?

– Точно я не могу вам сказать.

– Папка исчезла после его визита?

– Да.

– А часто ее заказывали?

– Нет. Мне ужасно жаль, но вы не расстраивайтесь. Я уверен: она вскоре найдется.

Флавия не разделяла его уверенности, поэтому жалобно улыбнулась и объяснила, что не может ждать: ее командировка затянулась, деньги на исходе…

Тюильер сочувственно улыбнулся.

– Поверьте, мы искали папку целый час. Возможно, мы по ошибке убрали ее в другую ячейку. Боюсь, нам не остается ничего другого, кроме как ждать, когда она случайно найдется. Но если вы хотите, я мог бы сам рассказать вам о Гартунге. По крайней мере эту услугу я могу вам оказать.