Текст книги "Рассказы на ладони"

Автор книги: Ясунари Кавабата

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Зал ожидания третьего класса

Его присутствие в зале ожидания третьего класса на Токийском вокзале требует некоторых пояснений. Буду предельно краток и скажу лишь, что эта женщина назначила ему свидание именно там. Он возражал, заявляя, что третий класс не может иметь с ней ничего общего.

– Первый класс или там второй – это нормально, там и специальная женская комната предусмотрена, но вот третий… Кроме того, там мы будем бросаться в глаза.

– Неужели я способна привлечь такое внимание?

Он принял её скромность за чистую монету.

Он не принадлежал к тому сорту мужчин, которые бегут на свидание в зал ожиданий третьего класса сразу по прибытии на вокзал. До пяти часов оставалось ещё пятнадцать минут, и он привычно направился в зал пассажиров первого-второго классов. Там за небольшой выгородкой показывали видовой фильм об островах Мацусима. Тут он вспомнил про своего старинного приятеля из Осака и написал ему письмо. Бросив на ходу письмо в почтовый ящик, он отправился в зал третьего класса.

Никаких фильмов там не показывали. Вряд ли кто мог заподозрить здешних пассажиров в том, что они вдруг отправятся в Мацусима. Всюду стояли стайки провинциальных школьниц, которые, судя по всему, приезжали в столицу на экскурсию. Чтобы оставаться незамеченным, он уселся на скамейку за ними. На скамейке перед ним лежала островерхая соломенная шляпа с широкими полями – такие шляпы носят паломники. На шляпе были обозначены те семь мест, которые предполагал посетить паломник.

От этих уложенных в семь строчек иероглифов ещё пахло тушью. Из-под чёрных одежд паломника высовывалось белое бельё. На коленях провожавшего его монаха была развёрнута цветная карта святых мест острова Сикоку. Поглядывая в неё, паломник кивал в ответ на пояснения монаха. Огромные – скрывавшие даже брови – тёмные очки паломника как-то не вязались с его старческим обликом.

Глядя на новёхонькую шляпу, наш герой думал о том, что она имеет мало общего с тем древним маршрутом, по которому путешествуют паломники не одну сотню лет. Неизвестно, какое дело паломнику до святых мест, но старик был, безусловно, счастлив, отправляясь в долгожданное путешествие. К пониманию счастья влюблённого радость старика вряд ли имела отношение; хотя, если вспомнить, разве его собственные дед с бабкой не совершили точно такого же паломничества? И в его собственных ушах разве до сих пор не звучит тот давнедетский звук колокольчика в руке проходивших через их деревню паломников?

Он настолько разволновался в ожидании появления женщины, что никак не мог сосредоточиться.

Она же, похоже, является дамой весьма опытной в любовных делах – недаром решила, что в третьем классе они будут незаметнее…

Наверное, она делит мужчин на тех, кому следует назначать свидание в первом классе, и тех, кому – в третьем. И смеётся над ними.

Далее ему в голову пришла идиотская фантазия, что вот сейчас она собралась встретиться с мужчиной второго разряда – и он прошёл в зал ожидания первого-второго классов. Успокоившись, он отправился обратно, и тут его чуть не смяла толпа.

Полицейские вели паломника с монахом – они были арестованы.

«Вы полагаете, что я женщина, которая путешествует вторым классом. И в этом нет ничего удивительного, потому что я давным-давно изображаю из себя женщину именно второго класса. А вчера я по нечаянности проговорилась и назначила встречу в третьем. Я вернулась домой и призадумалась. И пришла к заключению, что те мужчины, которые держат меня за даму второго класса, мне больше не милы».

Он получил это письмо, когда, измученный бесплодным ожиданием, вернулся с Токийского вокзала домой.

Она делает вид, что презирает себя, но на самом деле – зло смеётся над ним. В любом случае, сам он не имеет никакого отношения к этой третьестепенной жизни. Именно поэтому от паломника с монахом у него и осталось такое романтическое впечатление.

И он никак не хотел поверить в то, что эти люди – просто переодетые преступники. Точно так же, как и в то, что эта женщина принадлежит к третьему классу.

[1929]

Родная сторона

При виде хозяина сдаваемого в аренду дома – мальчишки лет двенадцати или тринадцати – адвокат не мог удержаться от смеха.

– Ты что, серьёзно, хозяин дома? Тебе же нужно будет писать мамочке и просить разрешения.

– Если вы будете заводить разговоры о моей матери, я вам немедленно откажу. Вы снимаете дом именно у меня.

– Ну хорошо, и сколько же ты хочешь?

– Пять йен вас устроит?

– Смотри, конъюнктуру знает, – лицо адвоката несколько посерьёзнело. – Пять йен – это дороговато. Может быть, сойдёмся на трёх?

– Нет – так нет, – отрезал мальчик. И вид у него был такой, что он готов тут же развернуться и убежать играть в поле за этим самым домом. Адвокат понял, что проиграл мальчишке без всякого сопротивления. Дело в том, что этот дом возле уездной управы был ему нужен.

– Плату за этот месяц попрошу внести вперёд.

– Платить тебе?

– Мне, – мальчишка важно кивнул – настоящий владелец недвижимости. На его губах было заиграла довольная улыбка, но он решительно стёр её. Деньги были для него делом новым, и вся эта коммерция страшно интересовала мальчишку. Адвокат был вторым в его жизни деловым партнёром.

В связи с родами старшей дочери мать уехала в Токио. Она отсутствовала уже три месяца. Она велела сыночку приехать в Токио, но денег на дорогу не слала. Поэтому за парнем смотрели соседи. К ним приходил старьёвщик. Мальчишка затащил его к себе и продал ему старые журналы и тряпьё. После того, как он продал ему и котелок, игра увлекла его. Он облазил нищий дом и продал даже выходной костюм покойного отца. Если он скопит пять йен, ему хватит на дорогу до Токио и обратно. Мальчишке такая странная жизнь была по душе – коммерция делала его мужчиной, который зарабатывает себе на рис. Кроме добытых денег, опыт общения со старьёвщиком и адвокатом привёл его к однозначному выводу, что эти люди измотаны и устали от жизни. Первые шаги во взрослом мире вселили в него уверенность победителя. Он понял, что сможет прокормиться и не пропадёт.

Оставив за спиной освежающий запах яблок своего Аомори, мальчик прибыл на вокзал Уэно в Токио. Мать была настолько подавлена, что даже не стала ругать его. Теперь ей даже некуда вернуться – будто волна накрыла её. Её старший сын тоже жил в Токио. Уже в течение нескольких лет она подумывала о том, чтобы продать дом в Аомори и помочь ему. Она распродала весь свой гардероб, но хранила костюм отца. А мальчишка продал его, как какое-то барахло.

Мальчик пришёл в сестринский дом и сказал: «А теперь я буду отсыпаться три дня». И тут же погрузился в глубокий сон. Сестра жила в пригороде Токио. Там был большой пруд. На следующее утро мальчик отправился туда рыбачить. На обратном пути он привёл за собой соседских мальчишек и роздал им свой десяток карасей – так, чтобы домашние видели.

Мать с дочерью плакали. Муж сестры решил отдать его за харчи в подмастерья знакомому штукатуру. Этим вечером он должен был забрать его. Мать сказала, что чем отдавать его в люди, лучше они вдвоём уедут обратно. Мальчишка решительно поднялся. Вид у него был такой, будто он одним прыжком собирается перемахнуть через какой-нибудь ручеёк. «Хватит вам ссориться да реветь. Я где хочешь работать могу».

Мать замолкла и принялась чинить ему носки. Наступало лето, но мальчик уложил в дорожную корзину не только летнюю одежду – матери и свою собственную. Он привёз с собой и зимние носки.

[1928]

В поисках мужа

Сквозь окна электрички доносился запах весенних листьев. Стоявшая в проходе женщина чихнула несколько раз подряд. При этом рукой она держалась за поручень, ноги: пятки вместе, носки – врозь. Со всех сторон хорошо укрепилась. На той руке, которой она держалась за поручень, болтался на шнурке ещё и оранжевый солнечный зонтик, так что нет ничего удивительного в том, что рукав сильно задрался. Волосы, заброшенные небрежной рукой наверх, обнажали выбритую до синевы шею – вид сзади тоже производил впечатление издевательское. Накидка её – голубые полосы на тёмно-синем фоне – нуждалась в утюге. Сама же она клонилась вслед за зонтиком, так что оттопыривался крестец. И Асада очень хотелось заехать кулаком по этой выпуклости.

И вот в такой-то позе, призакрываясь сжатой ладонью только для видимости, она продолжала чихать. Иногда широко зевала. Асада рассмеялся. Ему показалось, что женщина попала в майскую электричку прямиком из своей постели. В таком состоянии она вполне могла принять весеннюю листву из окна вагона за вид из своей спальни. Май месяц. И хотя мышцы её были дряблыми, в голове всё равно гуляет весенний ветерок…

Мысленно посмеиваясь над её синей шеей, Асада сидел в своей аккуратной университетской тужурке прямо за ней. Он признал в женщине жену Андо, который учился курсом старше, но у него не было уверенности, что она помнит его. К тому же он опасался того, что если уступить ей место, она может сказать какую-нибудь глупость, и тогда ему придётся краснеть.

На следующем перегоне жена Андо уже сидела напротив Асада. Он совсем было собрался поздороваться, но она вертела своими круглыми глазами, как сумасшедшая, и явно не замечала его. Теперь она поставила зонтик на колено, положив его другим концом на плечо – точь-в-точь как мальчишка с игрушечным ружьём. Потом, не обращая никакого внимания на окружающих, широко зевнула. То ли губы у неё были такие мягкие, но только зевок у неё вышел каким-то замечательно круглым. Зубы – исключительно ровные, так что зевок, возможно, был задуман, чтобы продемонстрировать их. Но нет, мнение окружающих не интересовало её. Захлопав ресницами с такой силой, что, казалось, можно было даже услышать некоторый шум, она впитала веками выступившие слёзы. Но и после этого продолжала смешно вращать глазами.

Асада чуть не расхохотался. Ему захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы привлечь внимание этой женщины, которая совсем забыла, что она здесь не одна. Когда она сошла, он увязался за ней.

– Я не ошибся, вы ведь госпожа Андо? Это я, Асада.

– Неужели?

– Я вас увидел в поезде…

– Извините, я вас не заметила.

– Нет, это вы меня извините. Мы мельком виделись на Гинзе, вы были вместе с мужем. Я вас сразу узнал.

– Неужели?

– Так странно, что вы – вылитая копия Синкити, младшего брата Андо.

– Да ну?

В глубине души Асада чуть улыбнулся – ему удалось заинтересовать её.

– И вы всё больше становитесь похожи на него.

– Я, разумеется, знаю, что у мужа есть брат, но я его никогда в жизни не видела. Чудно как-то. А вы сами-то встречались с ним в последнее время?

– Да, мы иногда видимся.

Это была откровенная ложь. Асада не видел Синкити уже три или четыре года.

На рабочем столе кабинета Андо стоял огромный букет сирени – словно павлиний хвост. Утопленный в стену книжный стеллаж несколько напоминал полки для белья. Возле дверей лежала раковина с осенними листьями. В этом был какой-то чисто японский изыск. Сад пылал азалиями.

Хозяйка внесла чай. Вид у неё был ничуть не лучше прежнего. Улыбка исчезла с лица Асада.

– Так вы говорите, что я всё больше становлюсь похожа на Синкити?

– Да.

Тут сам Андо стал зеленее листьев сирени. С совершенно отсутствующим видом женщина вышла. От её острого взгляда лоб Асада запылал.

Когда Асада пришёл к ним в следующий раз, в вазе стояла одна-единственная жёлтая роза. Азалии пожухли – они были как кровь нечисти.

Когда муж вышел из комнаты, появилась она.

– В прошлый раз вы сказали ужасную вещь. С тех пор в нашем доме стало тихо, как перед бурей.

– Перед бурей?

– Именно.

– Это просто смешно.

– Если б это было смешно, мы бы, наверное, смеялись.

– Но у меня тогда просто какая-то чушь с языка сорвалась.

– Вы меня обманываете.

– Мне показалось, что вы не хотите меня замечать, вот я и решил хоть как-то привлечь ваше внимание.

– Врать нехорошо. Мой муж поверил в то, что вы сказали, поэтому и мне приходится верить. Всё равно я его брата никогда не видела. Вот, посмотрите-ка, в прошлый раз на этом самом месте, – она указала на картину с маками – висел портрет его отца. После того, как вы ушли, муж снял его. Он как-то сказал, что брат больше похож на отца, чем он сам. Портрет снял, а на его место повесил пейзаж – сад, а за ним – море. В этом саду возле клумбы стоит белая скамеечка. Когда я смотрела на эту картину, мне всё время казалось, что я в этом саду уже была и сидела на скамеечке. Мне чудилось, что это, может, сад Синкити. Мне хотелось бы показать вам эту картину. Там клумба, вокруг неё – газон, какие-то красные цветочки… Муж, наверное. всё понял, поэтому и повесил теперь эти маки. И вот теперь я думаю, что в саду Синкити цветут маки.

– Но я никогда не был у него дома! И не видел его самого уже четыре года. Я совершенно не мог представить, что мои глупости могут иметь такие последствия. Всё это иллюзии, расцветшие в саду праздности. Вам следует как-то отдохнуть, что ли…

– Но это какая-то новая мистика!

Асада был школьным приятелем Синкити. Синкити же покинул родительский дом, женившись на какой-то своей деревенской родственнице, которую они в своё время у себя приютили. И его жена никак не была связана со старшим братом Синкити. Кроме этого, Асада не было известно ничего.

Наступила прозрачная осень. Мать Асада целый день приводила в порядок сад. С лампочки посыпалась пыль крылышек какого-то древнего москита. В ту минуту, когда Асада собирался выкинуть из комнаты цветы хаги, откуда ни возьмись у порога появилась жена Андо. Она пришла вместе с нянькой. На руках у няньки был младенец.

Когда они прошли в комнату Асада, мать взяла ребёнка к себе на руки. Он спал, укутанный в белую шёлковую пелёнку.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на моего ребёнка и сказали, похож ли он на Синкити.

– Не понимаю, – удивлённо посмотрел на неё Асада. Щёки у неё слегка запали, но цвет лица стал здоровее. Кожа возле уголков глаз была какой-то бугристой. Взгляд – прикован к младенцу.

– Не глядите так на меня, смотрите на ребёнка.

– Но я не видел Синкити уже очень давно!

– Вы снова лжёте!

– Чушь какая-то.

– Я же вам говорила про бурю! Как только родился ребёнок, муж выгнал нас из дому. Он думает, что я тайно встречаюсь с Синкити и прижила ребёнка от него. А я его и не видела никогда. Но всё равно в его словах есть доля правды. Ведь ребёнок действительно похож на Синкити. Наверное, я в него влюблена.

– Ваш ребёнок на Синкити не похож! Если бы вы с ним жили, тогда действительно была бы возможность сходства…

– Как надоели вы мне со своим здравомыслием!

Она пристально посмотрела на Асада широко распахнутыми глазами. Младенец проснулся и заверещал.

– Баю-бай, – стала она было укачивать его, но тут вдруг расплакалась сама. – Мамочка найдёт, кто твой настоящий отец! Мы с тобой обязательно его найдём! А вы, Асада, возьмите меня под руку и отведите к Синкити. Немедленно!

Под её немигающим взором Асада вспомнил лицо Синкити. И тут он впервые понял, насколько эта женщина и её ребёнок похожи на него.

[1928]

Любовница нищих

Самой большой роскошью, которую она могла себе позволить, был лимон. Поэтому кожа её была всегда свежей, белой и гладкой. Она разрезала лимон на четвертушки. Из одной выдавливала сок – свою ежедневную порцию. Остальные три бережно заворачивала в тонкую бумагу. Холодный лимонный сок на коже – без этого она не могла ощутить прелесть утра. Минуя мужские глаза, лимонный сок проникал ей в грудь и ляжки.

Поцеловав её, мужчина сказал: «Ты приплыла ко мне по лимонной реке. Но отведав лимон, я захотел апельсина».

«Сейчас», – ответила она и отправилась с пятисэновой монеткой за маленьким апельсином. Теперь она должна была распрощаться с мечтой о лимоне после горячей ванны – в их доме не было ничего, кроме аромата лимона и этой никелевой монетки. Потом мужчина решил очистить низенький столик от старых журналов, но никто не купил их. Потом от нечего делать он засел за многоактную пьесу.

– В первом акте я устрою тебе лимонную рощу. Никогда не видел лимонной рощи, но зато в Кии я видел целую гору в мандариновых деревьях. Ты только представь себе: осенней лунной ночью полюбоваться мандаринами съезжаются толпы народа. Даже из Осака едут. При свете луны эти самые мандарины – точь-в-точь, как блуждающие огоньки. Целое море светлячков. Сказка! А лимон к тому же ярче мандарина. Поэтому лимоны будут светиться ещё ярче. Если только на сцене удастся достичь такого эффекта…

– Да-да.

– Что, не нравится? Да, с этими южными романтическими делами меня здесь никто не поймёт. Надо сначала в люди выбиться, известность приобрести.

– И почему это всем надо в люди выбиваться?

– А потому, что иначе подохнешь. Впрочем, мне карьера не светит.

– Да не надо никакой карьеры! Что в ней хорошего?

– Вот это у тебя интересная мысль. Возьмём, например, нынешнего студента. Он даже не знает, любит он среду, в которой живёт, или нет. А я знаю, что необходимо порушить все основы, и я знаю, что их можно порушить. А эти ничтожества. которые делают карьеру, они тоже знают, что все их основы стоят на песке, но они продолжают карабкаться по своей лестнице. А ведь чем выше забрался, тем больнее падать. И они знают про это, но среда их подталкивает, да и сами они тоже не прочь. Те, кому теперь удаётся сделать карьеру, – это всё сплошь подлецы. Это – историческая закономерность. Такой, как я, – нищий пессимист – это тоже устаревший тип. А вот такая как ты, – бедная, но со светом в глазах – это что-то новенькое.

– А что я? Я просто любовница нищего. Мужчине надо делать карьеру, вот все вы о ней и думаете. А женщины – женщины делятся всего на два типа: любовница нищего и любовница богача. Вот и всё.

– Ну, это уж чересчур.

– Но сам-то ты точно карьеру сделаешь. Не веришь? У меня глаз намётанный, я как бог всё наперёд вижу, никогда в мужчинах не ошибаюсь. Точно сделаешь.

– И тогда тебя брошу?

– Так и будет.

– Тогда ты не должна хотеть, чтобы у меня всё сложилось.

– А вот здесь ты не прав. Я чужим удачам радуюсь. У меня такое гнёздышко, что из него только удачники вылетают.

– Перестань издеваться. Мне неприятно слышать, как ты своих прежних дружков вспоминаешь. Ты – аристократка только в том смысле, что лимонным соком мажешься.

– Вот ты о чём? Давай посчитаем. Лимон стоит 10 сэн. Мне его хватает на четыре дня. Сколько получается? Правильно, два сэна с половинкой. Я – штучка за два с половиной сэна в сутки.

– Ладно, когда ты умрёшь, я посажу на твоей могиле лимонное дерево.

– Да, есть у меня такая мечта. Никакого памятника мне не надо, дешёвеньким надгробием обойдусь. Только пусть к моей могиле подъезжают шикарные мужчины во фраках. Это – да.

– Ладно, хватит. Не будем о шикарной жизни и о шикарных мужчинах.

– Увидишь – ты сам скоро попадёшь в их число.

Для того чтобы говорить о себе как о провидице, у неё были самые серьёзные основания. Относительно предсказания мужских судеб сбоев у неё не случалось. Поэтому-то у неё никогда не было мужчины, который бы не имел данных для того, чтобы выбиться в люди.

Её первый любовник приходился ей двоюродным братом. Но он был обручён со своей другой, весьма богатой, кузиной. Он бросил кузину ради неё. Они снимали комнату на втором этаже и жили беднее бедного. После окончания университета на конкурсных экзаменах в МИД он прошёл третьим и получил должность в посольстве в Риме. Отец его богатой невесты пришёл просить взять его дочь в жёны. Она же – увидевшая его будущее, уступила ей место. Её второй любовник был бедным студентом-медиком. Он бросил её и женился на деньгах преуспевающего строителя больниц. Её третий любовник повторял, что она отталкивает деньги, но на самом деле в скором времени ему удалось перевести свой радиомагазин с задворок в приличное место. Это был район публичных домов. Она же осталась вместе с их прежней нищетой на прежних задворках. Её четвёртый любовник… Её пятый любовник…

И вот нынешний драматург… К нему вдруг стали валом валить какие-то радикальные социологи, и он наконец-то написал свою многоактную пьесу. Как он и обещал, там была и лимонная роща. Но отыскать в нынешнем обществе что-то подобное этому лимонному свету ему не удалось. Поэтому лимонная роща появлялась только в эпилоге. На репетициях драматург свёл знакомство со звездой труппы и влюбился в неё. Она же, провидица, снова оказалась ни с чем. Но предсказание её сбылось, он начал восхождение.

Среди прежних посетителей её драматурга был и рабочий парень. На их сходках он кричал очень мужественно. Он и стал её следующим любовником. Но, похоже, к этому времени она утеряла свой божественный дар прорицательницы. Потому что с этим трудягой ничего хорошего не произошло. За подстрекательские речи его уволили – её чутьё улетучилось. А она всегда жила чутьём. Поэтому её больше не стало. Она устала от своей карьеры. Наверное, она просчиталась в чём-то главном.

В день её похорон состоялась премьера пьесы. Когда исполнявшая главную роль новая любовница драматурга заговорила о лимонной роще, он почувствовал привкус своей лимонной женщины. Когда представление, имевшее бурный успех, было окончено, он собрал со сцены те лимоны, которые фигурировали в эпилоге, погрузил их в авто и помчался на кладбище. Он остановился перед могилой. На ней лежали лимоны, от которых исходил яркий полнолунный свет.

«И вот здесь вот когда-то росла лимонная роща?»

[1929]