Текст книги "Чудовы луга (СИ)"

Автор книги: Ярослава Кузнецова

Соавторы: Анастасия Воскресенская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Ласточка невольно вспомнила мертвого рыцаря на старостержской площади, широко раскрытые заледенелые глаза.

В комнате стало совсем тесно, словно бы кто-то незримый, огромный, вошел и заполнил ее всю, разом.

Чужое, давящее присутствие.

Вон оно, ее сокровище, мечется от стены к стене, а это страшное движется вместе с ним. Лорд Радель не сводит с парня обведенных темным глаз и, похоже, все благие речи каева советника пропали даром.

Никто не отдаст крепость безумцу.

Кай остановился и поглядел на Ласточку, потом на раненого лорда.

– Мне не в чем каяться, – вдруг сказал он и криво улыбнулся. – Я нашел записи… того года, когда родился.

Тряхнул волосами, словно отгоняя злые мысли. По стене запрыгала тень от факела, распласталась в углу. Потом шагнул к Ласточке, сунул ей ворох разрозненных листов.

– На, погляди. Обхохочешься. Мою…мать, оказывается, священник благословил.

– Теперь мне никто не указ, – выдохнул Кай. – Ни чертов старик, ни привидение из могилы! Я сам справлюсь. Один.

Он рассмеялся, торжествующе и зло. У Ласточки зазвенело в ушах от этого смеха, заледенели пальцы. Беременная девица в углу тихо охнула.

– Может все-таки… обсудим наше будущее? – осторожно предложил лорд Гертран.

Кай замер посреди комнаты, склонив голову набок и прислушиваясь настороженно, как дикий зверь. Хрипло задышала Ланка, потом с улицы донеслись невнятные выкрики, гомон, деревянный стук чего-то тяжелого, потом тяжкий глухой удар.

– Поздно.

Он шагнул к окну, так быстро, что очертания фигуры расплылись в полумраке. Сдернул рогожу, со скрежетом раскрыл перекошенные ставни, выглянул. Холодный ветер, ворвавшийся в комнату, растрепал спутанную гриву, пронзительно взвыл в каминной трубе, ударился в дверь, сотрясая ее на петлях, распахивая настежь.

– Надо же, – сказал Кай, улыбнувшись мечтательно, словно девушка, к которой впервые посватались. – Мой драгоценный братец не держит слово. Тем хуже для него. Разве можно быть таким нетерпеливым…

Повернулся к лежащему. Пальцы стиснули рукоять меча.

Ласточка, превозмогая накатившую тоску, смертную, стылую, как вода в полынье, схватила первое, что попалось под руку – деревянный ковш.

– Я наверное должен бы тебя прикончить, – сказал Кай сипло. – Может, скинуть со стены… под ноги Соледаго.

Лорд Гертран приподнялся на локтях, лицо его исказилось от непомерного усилия. В темных глазах полыхнула ярость, словно угли раздули.

Кай отнял руку от оружия, кивнул.

– Потом…поговорим.

Через мгновение его уже не было в комнате. Ласточка не успела заметить, как он вышел – только тень мелькнула.

Она так и осталась стоять, с тяжелым черпаком в одной руке и пачкой смятого пергамента – в другой.

Ланка, тяжело поворачивавшаяся на своей подстилке с боку на бок, снова охнула и вдруг взвыла в голос.

– Ой, теть Ласточка, кажись началооось! – всхлипнула она, хватаясь за поясницу. – Тянет то как! Ой, боженьки мои, помру теперь, чертово отродье у меня в животе, как есть чертово…

– Началось…! Лучше времени не нашла.

Ласточка со всей силы саданула черпаком о стену.

Раздался треск и в стороны полетели щепки.

***

– Не прогневайтесь, добрый господин, но в Чарусь я больше не ходок. Зарекся уж два года как. И не упрашивайте, и не грозите, сам не пойду, и девку с вами не пущу.

– А ты мне не батька, дядь Зарен, чтобы указывать, куда ходить. – Котя упрямо зыркнула исподлобья. – Я, небось, не хуже тебя болота знаю, господа рыцари меня в проводники себе взяли. Я через Дальний брод войско королевское провела!

– Носом крышу не проткни, – окоротил ее мужик. – Ишь, задрала до небес. Дальний брод это тебе не Чарусь. Ты бы им еще до овина путь указала.

Котя ощутила, как сапог рыцаря легонько постукивает ее по щиколотке под столом. Глянула на Тальена недовольно – "Помолчи" выразительно сказали черные глаза.

Она вздохнула, сложила руки и принялась рассматривать миску с квашеными яблоками. Пусть господин рыцарь сам дядьку уговаривает.

– Зарен, – мягко сказал рыцарь. – Знаешь, сколько платит проводникам Соледаго? Две кольдеры в день. Я плачу две архенты.

– Ага. – Зарен выглотал кружку ягодной бормотухи (рыцарь поостерегся это пить), крякнул и сунул в рот кусок серого хлеба. – Видали мы ваши архенты. Вон, мужикам из Котлов за битую скотину золотой рыцарь выдал по монете серебряной. Так они по сю пору гундят. А нам так вообще бумажки выдали, мол, когда-нибудь воздастся. – Он почавкал, шмыгнул носом. – Вы того, кушайте, кушайте, добрый господин. Яблочки да капусту, сметаны-то у нас нет, масла тоже. А яблочки удачные получились, крепкие. – Подцепил моченое яблоко и с хрустом отъел половину. – Так нам что монеты, что бумажки, ни сыт, ни согрет с них не будешь.

Что-то мелькнуло у Коти перед глазами, брызнуло, грохнуло, раскатилось. Дядя Зарен шмякнулся лицом в осколки, присыпанные мокрой ржаной соломой. Затылок дяди стиснула крепкая рыцарская рука. Яблоки разбежались со стола как живые.

– Значит, ты покажешь дорогу даром, – не повышая голоса, проговорил Тальен, сжал пальцы и повозил строптивого мужика мордой в расплывшейся луже. – Или я сейчас запихну твои яблочки тебе же в задницу.

На полатях кто-то из мальцов тихонько ойкнул. Стало слышно, как журчит рассол, протекая в трещину стола.

– Да охота вам руки марать, господин, – пробурчал Зарен невнятно. – Вон вентисковы бандиты тоже, чуть что – в рыло сунуть норовят.

– Поговори у меня!

Лоб Зарена глухо стукнулся о столешницу.

– Да я молчу, молчу.

Котя вздохнула. Дядька Зарен был далеко не трус, трусы в Чарусь не ходили. И упрямец он был знатный, и вредности хоть отбавляй. Красивый черноглазый рыцарь мог бы его отлупить, но принудить – вряд ли. А если б рыцарю вступило мальцов с полатей стащить, да пригрозить, упрямец-Зарен мог бы и в топь завести, с него станется. Котя надеялась, что рыцарь таки не разбойник, и на крайности не пойдет.

Но вытрясти дорогу из дядьки надо. Кроме него – некому.

– Поведешь или нет, зараза?

Тальен вздернул дядьку за волосы, развернул лицом к себе, приподняв так, что бедняге пришлось привстать на цыпочки.

– Вот я вам кое-что покажу, господин, – прохрипел мужик. – Мож, раздумаете в Чарусь идти.

Из ноздри у него текло, прям на рыжую бороду, в которой потерялась квашеная солома.

– Ну, покажи. – Тальен отшвырнул строптивца, обтер руку о подол.

Зарен шмыгнул носом, утер рукавом юшку и отошел к лавке. Поставил на нее правую ногу и принялся закатывать широкую штанину из серого кудлатого сукна.

Котя заранее стиснула зубы. Этой раны она не видала уже года два.

С тех пор рана ненамного изменилась. Да трудно назвать раной сплошь изъеденные черными дырами голень и икру. Ниже колена нога дядьки походила на вскопанную грядку. Тогда, два года назад, в ней еще и черви кишели.

Зареново упрямство было сильнее увечья, и дядька почти не хромал. Все и позабыли, как он едва не лишился ноги.

Рыцарь присвистнул.

– Чем это тебя так?

– Змеюка ядовитая тяпнула. – Мужик опустил штанину и сел на лавку. – Свезло, я домой уже шел, марево нес. Им и полечился, а так сдох бы нахрен, и чудики меня б стрескали.

– Что, змей там много, в Чаруси вашей?

– Кишмя кишат. Князь-змея там живет, а то детеныши его. Вот один меня и ужалил.

– Князь-змея? – заинтересовался Тальен. – Это что же за тварь такая?

– Змеючина здоровенная! – Мужик широко раскинул руки. – Толстенная! С тебя, добрый господин, в обхвате будет, а уж длины немеряной! Башка у нее – во! Глазищи – во! Зубищи – во-о!

Котя хмыкнула и заработала от дядьки уничижительный взгляд. За два года "большая черная гадина" превратилась в "князь-змею длины немеряной".

– Интере-есно, – протянул рыцарь, и в глазах у него появилось мечтательное выражение. – Там еще и огромная змея… знаешь что… э-э, как бишь тебя?

– Зарен, – подсказал Зарен.

– Зарен, ага. Давай, Зарен, мириться. Человек ты десятка не робкого, как я погляжу. Идти не хочешь не из трусости.

– Да уж поверьте, господин.

– Верю, верю. – Рыцарь пододвинул табурет и уселся за разгромленный стол. – Давай-ка, Зарен, выпьем. Зла я на тебя не держу, и ты на меня не держи.

– Вот, другой разговор, господин хороший! – оживился мужик. Засуетился, поднял опрокинувшийся жбанчик, зубами выдрал пробку. – Не побрезгуйте, господин, терновую я сам варил, такое дело бабам доверять нельзя.

Котя, не дожидаясь приказа, быстренько прибирала разгром. Занавески на полатях заколыхались, там происходило шевеление. Затаившиеся мальцы выдохнули.

Тальен накрыл свою кружку ладонью.

– Я, Зарен, вино не пью. Я лучше свое, арваранское. – Он отстегнул с пояса флягу. – Угощу тебя, хочешь? Из самой Катандераны приехало. На мне.

Дядька опомниться не успел, как в его кружку с бормотухой набулькали прозрачного, как вода, зелья. Тальен звякнул фляжкой о край.

– Твое здоровье! – и приложился к горлышку.

Зарен выпил, крякнул, отер усы и велел Коте:

– Полезай в подпол, девка, тащи нам сала. Там шмат под плитой захоронен.

Котя взяла с теткиной прялки лучину, запалила ее и полезла в подпол. Когда она, еле отыскав в темнотище "плиту", под которой дядька запрятал припасы, вернулась с завернутым в тряпицу бруском, рыцарь и мужик, сдвинув головы, раскладывали на столе огрызки и объедки замысловатыми узорами.

– Знач, от вдоль Вагина ручья до Жабьей Горки, оттеда держи на полночь, тропа там провешена. Пройдешь до островка малого, круглого, Кулачок называется. Там березу ищи о два ствола, оба наверху обломлены, она одна такая. От нее, значит, опять на полночь и чутка на закат возьми, пока в поперечную косу не упрешься. А с косы уже Чарусь видна, эт как облако на болото легло. По ночи оно зеленым светится. Девка, ты че ворон считаешь? Сало принесла? Режь давай!

Буль-буль-буль! – лилось в подставленную кружку рыцарское зелье.

– Значит, от березы на север?

– Слуш сюда…

– Может, все-таки сам покажешь?

– Неее! Там з-змеюка. И тебя она съест!

– Твое здоровье.

Дзень-брень. Буль-буль-буль.

– Чуди набегут, кричи: "В Чарусь, в Чарусь". Не тронут. А мож тронут, бес знает, что им втемяшится.

– А ты так и кричал?

– Я всяко кричал. Слегу из рук не выпускай, понял?

– Понял.

– И это. Того. Подарочков гадские старики затребуют. Есть подарочки у тебя?

– А что им дарить?

– Ножи железные, побрякушки. Есть у тебя побрякушки?

– Коть, поройся в сумке. Там в мешочке бархатном. Зарен, а по самой Чаруси как идти? Расскажи подробно.

Буль-буль-буль. Дзень-брень.

– Слуш сюда…

Котя втащила на лавку седельную сумку и развязала ее. Мешочек из бархата лежал неглубоко.

– Ой, добрый сэн, а зачем вам зеркальце? И гребни какие красивые! Ой, и ленты шелковые…

– А чтоб девушкам дарить, – рыцарь рассмеялся. – Хочешь, Котя, зеркальце? Дарю, твое будет.

– Ой, добрый сэн… спасибо…

Котя в жизни не видела зеркала. Это было серебряное, овальное, с решетчатой ручкой. От него тут же отскочил и побежал по бревенчатым стенам светлый как солнышко зайчик. Собственное котино лицо мельком отразилось в серебре, как растекшийся на сковороде блин. Котя перевернула зеркальце и хлопнула его на колени, словно увидела что-то запрещенное. Сердце колотилось.

Почему-то было ужасно неловко разглядывать себя. Вот если бы я была красивая, как дева Канела…

Котя вдруг тихо ахнула и закусила губу.

Пояс на ней был еще материн, узорами тканый.

Зеркальце только что подарил… Суженый?

Она испытующе посмотрела на черноглазого рыцаря.

– До двустволой березы, – бормотал он, черкая горелой лучиной по тряпице из-под сала, – От нее на север… Коть, ты чего так смотришь?

– Ничего, – сказала девушка хрипло. – Дядь Зарен, одолжи мне топор, а?

***

Началось!

Кай вылетел на стену, как на крыльях, не ощущая веса кольчуги на плечах, меча на поясе и щита на руке. Упер щит острым концом в сапог, глянул из-за плетеного ограждения вниз, на мерзко темнеющую жижу во рву, на приземистую башню барбакана, прикрывающую поднятый мост.

Ивовые плетенки понатыкали меж каменных зубцов повсюду по настоянию Чумы.

Разбойники, как осы облепившие деревянную галерею, приветствовали своего вожака радостными воплями.

Кай, не обращая на них внимания, жадно вглядывался в ровное поле перед крепостью, за которым расположился рыцарский лагерь, а еще дальше серели длинные деревенские дома.

Сердце бешено колотилось о ребра – не от страха, от радости.

Похоже, Соледаго решил не ждать завершения переговоров. И плевать ему на пленного старостержского лорда.

Ровным строем шла пехота. Развевались треугольные знамена. Рыцарские кони, закрытые яркими попонами, вышагивали степенно, как на параде, неся закованных в железо всадников.

С натугой двигались две осадные башни, скрипели колесами, взрывали поросшее жухлой травой поле, оставляя за собой глубокие борозды. Солдаты налегали на упряжь, подбадривая друг друга хриплыми выкриками.

Следом волокли таран с треугольной крышей, облепленной пестрыми шкурами.

Кай дурными словами проклял слепящее безумие, которое каждый раз накатывало на него в бою. Если бы, перерезав охрану на лесопилке, он сподобился пожечь заготовки для осадных орудий…

Но тогда за его плечами стоял отец, злой и яростный после нескольких месяцев голодного заточения. Что ему было до каких-то деревяшек.

Старое привидение.

Вот и сейчас Кая начало знакомо потряхивать, он стиснул челюсти, не желая впускать в себя шиммелеву силу. От нее он становился, как пьяный, цвета выворачивались, растягивалось время…

Не сейчас. Сам справлюсь.

Кай повел плечами, облитыми тяжелой кольчугой, резко выдохнул.

Гул в ушах и заполошный плеск крови отступили, словно бы тот, кто стоял за его плечом, перестал понуждать, затягивать горло стальным арканом. Петля его ослабла, но никуда не делась.

В прошлом году, после смерти Кавена, его люди праздновали победу, перепились, а он без сил лежал в каком-то закуте, дышал через раз и не знал, на каком свете. Вспышка шиммелевой ярости стала непомерным грузом для пятнадцатилетнего мальчишки.

А сейчас лишь отголосок ее растекался по жилам, как пьяное зелье, будоражил кровь и расправлял плечи.

– Вырос…мальчик мой… – вспомнился ему горячий шепот Ласточки и обжигающее прикосновение ладони к животу, натянувшиеся мышцы… – Какой же ты вырос…

Захочу, горы сверну, – подумал Кай и нетерпеливо улыбнулся.

Ну. Давай же.

Это моя крепость.

Грубо сработанные деревянные башни ползли медленно, скрипя и пошатываясь, грозя завалиться при каждом новом рывке – и все таки не заваливались. Под колеса подкладывали обтесанные бревна, чтобы ловчее было волочить эти махины по грязи.

– Не терпится? – подошел Лайго, неся под мышкой вороненый шлем с кованой личиной, кинул быстрый взгляд в смотровую щель. – Первая осада?

– Снаружи был, – отрывисто ответил Кай. – Только мы оба раза изгоном крепость брали, гарнизон даже решетки не успевал опустить… раззявы…что ж они так медленно ползут то…

– Когда Сагарэ Аверган штурмовал наш родовой замок, осада длилась больше года, – спокойно сказал найл. – А ты хочешь одним днем все успеть?

– Сколько? Да я тут состарюсь!

– Я послал усиление в привратную башню, – Лайго сдвинул брови, прищурился, прикидывая расстояние. – Кто бы ни вел этих людей, он умеет поддержать порядок. Смотри, как ровно они идут.

– Это мы еще посмотрим, что он там поддерживать будет. Пусть только дойдут уже.

Кая охватило злое нетерпеливое веселье. По правую руку, на угловой башне, возились Клыковы парни, накручивая веревки камнемета. На стенах, укрываясь за плетеными щитами, ждали лучники, но расстояние все еще было слишком большим.

Время тянулось медленно, как кисель. В разрывах облаков проглядывало солнце, и тогда равнина перед крепостью расцвечивалась яркими красками.

Кай глянул на спокойного, как статуя, найла и тяжело вздохнул.

– Черт, ну сколько можно! Выйти подтолкнуть что ли?

Солнце в очередной раз скрылось за облачным клоком и в накатившей тени пешие воины, все еще ровно державшие строй, рассыпались, как горох и перебежками кинулись вперед.

Глава 27

– Вот, – Котя удовлетворенно отряхнула руки. – Здесь он сутки простоит, ничего ему не сделается.

Котя знала, что искать, и нашла ее – небольшую пещерку между огромных валунов, составляющих Жабью Горку так же, как и другие болотные гривки. Они вдвоем с Радо (про себя Котя называла рыцаря по имени, не прибавляя даже необходимого "сэна") расчистили вход, срыли часть земляного покрова настолько, чтобы внутрь можно было провести рыцарского коня.

– Какие же моря обкатали эти гальки? – удивлялся Радо, озирая гладкие выпуклые стены, даже лишайником не заросшие по причине пещерной темноты. – Я чувствую себя муравьем на пляже.

– Не знаю, благородный сэн. Они всегда тут были. А моря у нас нет, море ух как далеко, на полночь, найльское море, не наше. И королевское море, что на полдень, тоже далеко…

– Не королевское, а Сладкое, девушка. Я читал, что на заре времен море плескалось повсюду. Может, это камни как раз из него, древнее тверди.

Котя впечатлилась и тоже заворочала головой. Венчик из смолистых стружек на конце еловой палки вспыхнул и стал угасать.

Они вылезли наружу, и Котя заморгала от снежной белизны.

– Отличная нора, – сказал Радо. – Ни снег, ни ветер, ни звери не достанут. Дождется нас как лапочка. Ну что, чертяка, пойдем в конюшню? Тут, конечно, не просторный денник как дома, но лучше чем под кустом в лесу.

Котя обиделась за красавца-вороного.

– Зачем вы его так, благородный сэн, справный же конь!

Радо расхохотался.

– Зовут его так, девушка. Имя у него такое, Чертолом. Чертяка – это ласково. – Рыцарь потрепал жеребца по крутой шее. – Вот ты у нас – Катина, а ласково – Котя.

И точно таким же хозяйским жестом похлопал Котю по спине.

– Снимай, Котя, седло и сумки. И мешок с овсом доставай, повесим его Чертяке на нос.

Пока Радо обустраивал коня в пещерке, Котя нарубила еловых веток, чтобы прикрыть вход. Снег лежал не густо, сам был сырой и липкий. Мхи и сухая трава торчали из-под белого, тут и там темнели влажные бока огромных валунов. Удары котиного топора спугнули парочку белок, на снегу остались лежать чешуйки и хвостики растерзанных шишек.

Сквозь голые ветви виднелись топи – мили бурой равнины в белых рябинах и рыжих проталинах, словно каменный великан из найльских сказок щипал небесного петуха. Горизонт задернут сизой болотной дымкой, сквозь нее проступают зубчатые хребты далеких гривок.

Где-то там Кулачок, один из малых островов.

Котя собрала и отнесла еловые ветки к пещере, а потом верулась и вырубила в орешнике две хорошие слеги.

***

– Всссх! – ухнул камнемет, скрипнул всем костями, связанной веревками рамой.

Неровный кусок известняка с треском рванул воздух, прочертил дугу и вломился в деревянный борт осадной башни.

Гурьба разбойников, распоряжавшихся переправкой во врага каменных глыб, обрадовано заорала.

Кай, стиснув пальцы на рукояти, наблюдал за маневрами пеших воинов под стеной. С высоты их фигуры казались совсем небольшими, вроде шахматных.

Рыцари в атаку не пошли. Направив своих людей, они спокойно ожидали вдалеке, неподвижно застыв в седлах.

– Струсили.

– Не думаю, – Лайго пожал плечами. – Они ждут, пока разобьют ворота. Боевые кони не полезут по лестницам, сам понимаешь.

– Ладно, мы тоже подождем, – сквозь зубы процедил Кай.

– Вссссххххскрииип! – камнемет вышвырнул следующий снаряд.

Медленно ползущая башня сотряслась.

– Эту завалим, – в спокойном голосе Лайго слышалась уверенность. – Хорошо пристрелялись. Жаль, машина у нас только одна.

– И еще нет десятка рыцарских лошадей, – подначил Кай. – Хотелось бы проскакать по мосту в полном облачении, а?

Лайго Экель, двоюродный брат найгонского герцога Даго Экеля, слабо улыбнулся.

– Сражайся, как можешь, только не теряй чести, – сказал он, не отводя взгляда от статных всадников в высоких седлах. – Если не можешь сломать копье, бери меч и дерись пешим. Но дерись. Так у нас говорят.

– Всссхххх…

Не дожидаясь команды, вступили в бой лучники, надежно укрывшиеся за деревянными стенами навесных галерей и за плетеными щитами. Из под стен донесло сухой стук, звон и матерные проклятия.

Разбойники били точно, часто, хоть и вразнобой. Нападавшие прикрывались щитами, перебежками двигались вперед, волоча длиннющие лестницы и связки веток. Первые раненые уже повалились на сухую траву.

Кая затрясло сильнее. Он закусил губу, прогоняя подступающее безумие. Привкус крови только усилил лихорадочную маету.

– Шлем надень, – Лайго надвинул свой, скрыл лицо под вороненой маской. Застегнул ремешки.

Кай нетерпеливо отмахнулся, вытянул из ножен меч. Сердце тараном колотилось о ребра. Свист стрел, вопли и грохот прокатывающегося по каткам дерева сливались в болезненное, раздражающее многоголосье.

Снова ухнул камнемет, словно бы его собственные жилы и кости вывернулись, посылая тяжеленную каменюку. Одна из башен накренилась и повалилась набок, выставив залитое грязью днище и бесполезные теперь колеса.

Лучники с верхней площадки, выбирались через пробоины и незакрытую заднюю стенку. Заняли позиции, ответили залпом стрел. Рухнувшая махина превратилась в неплохое укрепление.

Вторая башня, въехав в наспех забросанный ветками ров, качнулась, клюнула вперед и проломила крытую галерею. Откинулся мосток, выдвинулась ощетинившаяся клинками стена щитов, над которой виднелись только верхушки шлемов.

За спиной Кай слышал злые выкрики, лязг крючьев приставных лестниц, надсадное хаканье.

Глянул через плечо, одну из плетенок снесло, лестница надежно вгрызлась в известняк. К проему меж зубцами подволокли короб с известью-кипелкой, накренили, посыпалась вниз серая едкая пыль. Короб полетел следом. С той стороны взвыли вразнобой, закашлялись.

В тот же миг одному из его людей стрелой пробило кожанку, раненый посунулся вперед, упал, страшно захрипел, задергал ногами.

Привкус крови во рту сделался непереносимо сладким. Воздух смоляным комом застрял в гортани.

– Шиммель! Шиммель! – доносилось с открытой стены, и с галереи и с обеих башен.

Это я вас веду, не он, – хотел крикнуть Кай, но губы уже свело привычной судорогой.

– Шиммеееееель!

Прямо на него вынесло одного из соледаговых солдат – плотную стену нападающих уже разбили, растащили на отдельные группки.

Сверкнула блестящим боком рыбина клинка, целя в незакрытую голову.

Кай не глядя отмахнулся, пнул ногой в черно-белый щит. Мечника пронесло мимо, разворачивая. и он тут же получил в спину рогатиной.

Жаркое золотисто-алое марево застлало глаза. Злость и ярость сотен его людей сделалась ощутимой, вещественной, как жар из печного жерла.

Грязевой поток, сметающий все на пути. Лавина.

Уносящее разум ощущение бессмертия и неуязвимости.

Не думай. Сражайся. Убивай.

И все будет хорошо.

– Шиммеееель! – дико заорал Кай вместе со всеми и кинулся на галерею, к пролому, в самое пекло. Призрачная кобыла несла его, и чужая, призрачная рука поддерживала меч.

***

На западный, самый дальний конец косы, они выбрались уже в сумерки. Погода портилась, стемнело раньше обычного, все небо затянуло тучами. Радо ворчал и чертыхался под нос – он рассчитывал дойти до места по светлу. Котя помалкивала, то и дело останавливалась, поворачивалась спиной к ветру и, щурясь, изучала исчерканную угольком тряпицу.

Зарен мог бы рассказать дорогу подробнее. А Радо мог бы аккуратнее рисовать.

Они шли и шли по кочковатой травяной косе. Ни кустов, ни елочек – только седая осока, поломанные куртины камышей, исчерна-зеленые листики брусники, пятна мокрого снега. Ветер трепал плащи, толкал в грудь, заставлял жмуриться. Котя давно уже подоткнула юбку повыше, чтобы та не стесняла шага. Радо, окинув взглядом, мужские порты, заправленные в сапоги, криво усмехнулся, но язвить не стал.

Он шевелился уже не так резво, как в начале пути. Рыцарь, несущий на себе пару квотеров железа, не привык мерять ногами мили колдобин и жидкой грязи. К концу дня Тальен сделался скуп на лишние жесты и лишние слова.

Очередной раз вытащив карту, Котя обнаружила, что не различает больше угольных черточек на замусоленной тряпице, как ни щурься и ни криви рожицу. Сумерки обесцветили все кругом, размыли контуры и тени. Из серой мглы над головой посыпался снег, вызвав у Тальена новый поток проклятий. Котя поспешно спрятала карту за пазуху.

Слипшиеся комками хлопья несло шквалами, как носит ливень: пару мгновений ничего не видать, залепляет глаза и течет за ворот, потом передышка, и ты можешь наблюдать, как стена снега движется в двух шагах от тебя.

Котя, зазевавшись, с размаху ткнулась в широкую спину рыцаря, обтянутую отсыревшим плащом.

– Ни хрена не понимаю, – проворчал Радо. – Мы заблудились?

– Вроде не… Пока идем по косе, по сухому. – Котя потерла ушибленный нос и добавила: – Благородный сэн.

– Боюсь, здесь уже не сухое.

Радо потыкал слегой перед собой. Котя отшагнула в сторону и тоже потыкала. Слой мха и травы был тут заметно толще, а твердь уходила под него, чем дальше, тем глубже. Коса закончилась, они с Тальеном стояли на границе трясин.

– Твой дядька говорил, что Чарусь видно с косы. Мы всю косу прошли, не видно ни шиша.

– Так снег же…

Радо задрал к небу голову, капюшон сполз, волосы раздуло вороньим гнездом. Глазницы тут же залепила холодная каша. Тальен отер лицо рукавом, сплюнул и выругался.

– Паскудство! И чудей этих не видно. Должны тут кишмя кишеть, куда подевались?

– Наверное в Чарусь сползлись все. Они ж как лягухи, холода не терпят, засыпают. Слушьте, добрый сэн. Переждать снегопад-то придется.

– Еще чего! Времени и так в обрез. Куда дальше топать?

– Да кабы я знала…

– Карту давай.

Котя отступила.

– Не дело, добрый сэн, незнамо куда в болото идти. Да еще по ночи. Сгинем, тьфу-тьфу-тьфу. Переждать надо.

– Я сказал, карту давай!

Рыцарь рванулся вперед, но девица оказалась проворней. Отпрыгнула, увернулась от тальеновой слеги. Отбежала на несколько шагов.

– Ишь ты, – сказал Радо, отирая прилипшие ко лбу волосы. – Хорошая реакция.

– Чего хорошее? – насторожилась Котя.

– Шустрая ты коза, говорю.

– Я не коза!

Он оперся на шест, устало прислонился к нему лбом. Их с Котей снова накрыл шквал. Снег повалил так густо, что девушка потеряла фигуру стоящего напротив. На пару мгновений ей показалось, что твердь сократилась до крохотного пятачка под подошвами, а снег идет снизу вверх, словно падаешь сквозь него, а потом вбок, и наискосок, и в другую сторону, и нет больше ни неба, ни земли, а есть падение или полет сквозь полное белого крошева пространство.

– Катина-а!

Она ухватилась за голос, как за протянутую руку.

– Я тут, добрый сэн!

Из крошева выдвинулось темное, громко дыша и позванивая железом, ухватило Котю за плечи.

– Не вздумай бегать! Ищи тебя… потеряться не хватало. Идем.

– Куда, добрый сэн? Переждать надобно…

– Вон туда. – Ее крутнули на месте, лицом в летящий снег. – Видишь?

Серая муть и клубящиеся хлопья. Теперь они валились прямо на Котю, чуть завиваясь посолонь, словно она возносилась в небо.

– Вон она!

За белыми спиралями, за снежной маетой мгла будто чуть истончилась, просвечивала зеленоватым, подводным светом. Не укажи Тальен пальцем, Котя не заметила бы. Да и сейчас не была уверена – мерещится, нет?

– Чарусь, – уверенно заявил рыцарь.

Это мог быть обманный огонек, свободный, или в фонарике у чуди – равно гиблый для доверчивого путника.

– Переждать бы, добрый сэн, опасно вслепую…

Тальен отстранил девицу, сделал шаг вперед и потыкал слегой в снег. Еще пару шагов – опять потыкал. Зачавкало, следы тальеновых сапог наполнились черной жижей. Еще шаг.

Темная, исчерканная снегом фигура пошатнулась, зашарила шестом и вдруг разом ополовинилась, словно кто прихлопнул ее сверху и загнал по пояс в землю.

– Ложись! – заорала Котя. – Ложись на слегу! Радо!

Он копошился в метели, и сумрачно-белая скатерть болота пятналась черным. В глубине утробно булькнуло. До котиных ноздрей донеслась вонь стылой прели, вскрытого болота, смешанная с острым, пустоватым запахом снега.

– Радо, не шевелись! Я щасс…

Попал прямиком на еланок, упрямец.

Ловко орудуя шестом, Котя обогнула опасный участок, утвердилась на кочке и протянула слегу Тальену.

– Держись!

Дернуло, потянуло. Он молча вцепился, стал подтягиваться. Тяжелый, мары его подери, в железе своем, в мокрых тряпках. Котя уперлась ногами в кочку.

Снова булькнуло, вздохнуло. На белом пролегла черная борозда.

Кое-как Радо поднялся, опираясь на шест. Забрызганное грязью лицо, сверкнули зубы – то ли улыбка, то ли оскал.

– Назад не пойду, – опередил он котины увещевания. Похлопал себя по бедру, отер ножны краем промокшего плаща. – Драконы не летают задом наперед.

С одежды у него капало. В спешке Котя тоже черпанула в сапоги. Чертов благородный сэн. И какие еще, к марам, драконы?

Котя слизнула с губы соленый пот. Вытягивая обвешанного железом рыцаря, она взопрела, от дыхания валил пар.

Бледно-зеленое свечение плавало в клубящемся мраке далеко впереди. И стало, вроде бы, поярче. Или просто наступила ночь.

– Да бог с вами, добрый сэн, – сказала Котя. – Пойдемте, что бы там ни было. Только, чур – я впереди иду.

27.