Текст книги "Чудовы луга (СИ)"

Автор книги: Ярослава Кузнецова

Соавторы: Анастасия Воскресенская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

В сенях Ласточка придержала Котю – в зимней избе шумели, лорд Радель отрывисто командовал, два молодых голоса ныли и причитали в ответ.

– Наль, затягивай шнуровку. Туже, я сказал. Теперь подставь мне плечо.

– Милорд, вам нельзя вставать!

– Ах, лежите, не вставайте! Ах, что вы делаете, господин!

– Мыся, отодвинь табуретку, на дороге стоит.

– Милорд, запретили же лекаря! Заругают…

– Сейчас я тебя заругаю. Почему кольчуга не чищена? Почему у тебя в волосах солома?

– Милорд, я…

– Молчать! Приказываю – выполняй. Куда пошел? Плечо подставь, дурень! Мыся, не суетись. Отойди с дороги! Табуретку, черт!..

– Я так и знала, – пробормотала Ласточка. – На солнышко пополз. Ни на миг одного оставить нельзя.

Она распахнула дверь, но не успела перехватить самовольно поднявшегося лорда. Ноги не удержали его и пары шагов, Радель завалился на бок и рухнул, ругаясь, повалив мальчишку-оруженосца и опрокинув табуретку с чашками и склянками. Девка, приставленная за сиделку, отчаянно взвыла.

– Котя, хватай его за ноги! – быстро распорядилась Ласточка. – Наль, за плечи. Так, на счет "два" подняли – и на кровать. Лорд, заткнитесь, это мне ругаться надо. Не дергайтесь, разорви вас мары, лежите смирно! Мыся, иди к черту и убери осколки! Ну-ка, раз, два – на кровать!

Втроем они подняли скрипнувшего зубами больного и затащили на постель.

– …ать! – вырвалось у Гертрана Раделя. – Дъявол меня побери! Это проклятая табуретка!

– Горазд ругаться, – рявкнула Ласточка. – Ноги не ходят, а язык как помело. – Она повернулась и влепила мальчишке затрещину. – Я тебе что говорила! Уморить лорда хочешь?

– Он приказывает! – пискнул Наль. – Не могу ослушаться.

– Можешь, когда надо. Тебе голова зачем дадена? Если лорд твой не соображает – соображай за лорда. Мыся, я сказала – проваливай отсюда!

– Ласточка, какого… – лорд Радель зашевелился, но был опрокинут на подушки толчком ладони.

– Еще раз попробуете встать – привяжу к кровати. – Ласточка выдохнула и постаралась взять себя в руки. – Я не шучу. Мне нравится ваш сын, господин мой лорд Гертран, но я считаю, ему еще рано становиться лордом.

Она отвесила короткий поклон, и Радель усмехнулся, покачал головой и промолчал.

– Наль, сними с лорда сапоги. И дай их мне, я их спрячу. Господин мой, лорд Радель, посмотрите на эту девицу. Это ваша новая сиделка.

Радель перевел взгляд на Котю и пару раз моргнул длиннющими коровьими ресницами.

– Ах, – сказал он слабым голосом. – Этот дракон будет меня охранять? Ласточка, я же удеру при первой возможности.

– Шиш, – отрезала Ласточка. – Чтобы удрать, вам придется выздороветь как можно скорее.

* * *

Каю не хотелось возвращаться в переполненную крепость. Они с Лаэ долго бродили по извилистому берегу Лисицы, плутая среди сухого рогоза и полузатопленного валежника.

– Есть охота, – Кай похлопал себя по тощему животу, звякнуло железо. – А в крепости одна солонина.

– Давай рыбы наловим, у меня где-то крючки были, – Лаэ порылся в поясном кошеле, достал кусок кожи с прицепленными к нему черными крючками.

– А к чему привяжем?

Лаэ уже разматывал волосяную леску, добытую из того же кошеля.

Кай хмыкнул, перевернул сапогом обомшелую корягу, пачкая расшитый носок.

– Что-то тут шевелится, – он выковырнул из влажной земли белесую многоножку, зажал в пальцах. – Будет рыба это жрать?

– Вполне.

Удить, сидя на стволе нависшей над Лисицей старой толстенной ивы оказалось удобно. Лаэ следил за леской, намотав ее на палец, маслянистая вода в тени морщинистого от древности ствола шла медленной рябью.

Кай некоторое время следил за темной жилкой, уходящей в глубину, потом заскучал.

Найл терпеливо выжидал, острый профиль казался вырезанным из гладкого дерева, плечи, прикрытые воронеными кольцами, сливались с темной корой дерева.

Кай лениво перевел взгляд на колышущуюся границу меж водой и топким берегом, замер, заметив движение.

Отливающее зеленым и бронзовым змеиное тело, покрытое чешуей, как кольчугой, шевельнулось меж вывернутых корней, сдвигая палые листья. Почудился слабый шелест, свист – пронзительный, на грани слышимого. Приподнялась над водой треугольная голова величиной с два сдвинутых кулака, тускло сверкнул янтарный глаз.

Кай приподнялся, всматриваясь. Лаэ, неотрывно смотревший на воду, закрывал ему обзор. Пестрели листья, дробились на воде солнечные блики, сбивая взгляд, отводя его.

– Ого! – найл закусил от охотничьего азарта губу, поводил леску, подсек, вода вскипела, пошла волнами. Он быстро выбрал слабину и схватил за жабры плоского, как полупустой мех, леща. Мелькнул немаленький рыбий хвост, Каю на лицо попали холодные брызги.

– Вот и наш обед!

Лаэ ловко стукнул бьющуюся добычу обушком ножа по затылку, и та затихла.

– Кай?

Парень моргнул, потер глаза.

Извивы облепленных мхом корней, листья, холодные отблески на воде.

Показалось.

***

Строевой лес в здешних местах растет только у озера, Козловым именуемым. Побеседовав с лордом Гертраном, едва от боевых ран воспрянувшим, учинили мы в тех местах лесопилку. Река местная по осени сделалась полноводна, но все же возможно по моему разумению плоты вверх по течению поднять вплоть до крепостных стен. Щиты для осадной башни ладят на Козловом, а собирать их думаю на месте, у Верети, так что со дня на день осадить ее собираемся. Досадная заминка в делах произошла по вине местных крестьян, каковые за надобные нам сырые шкуры для обтяжки строительных щитов серебро получили полной мерой, но, опасаясь к зиме без скотины остаться, возроптали. К великой моей досаде, сэн Энебро, нравом весьма крутой и вспыльчивый, в огонь недовольства смолы плеснул, пообещав недовольных перепороть, а самых ретивых повесить заодно с бунтовщиками. Узнав о таком деле, лорд Гертран весьма огорчился и сэна Энебро поименовал всякими словами, каковые опять же приводить я тут воздержусь. После чего велел себя одеть, посадить на коня и самолично с недовольными говорить уехал, из-за чего теперь сильное беспокойство о его здоровье к моим заботам прибавилось.

***

– Так ты говоришь, девушка, что к Верети длинной дорогой проехать можно? – Мэлвир внимательно вгляделся в скуластое лицо под дерюжным капюшоном.

Вроде бы уверенно говорит, не сбивается. Должно быть, и впрямь знает местные болота.

– Ясное дело, – крестьянка, высокая, широкоплечая, утвердительно кивнула. – Вы, благородный сэн, ежели на закат от деревни поедете, там взгорочек будет, с него крепость как на ладони видать, а уж под взгорочком – брод. Дорога подоле выйдет, зато кони даже хвостов не замочат и телеги пройдут. По осени вода поднялась, но все едино – удобнее. А как брод минуете, до Верети уже рукой подать. Лорд Гертран, как услышал про то, что я все здешние тропки знаю, сразу меня к вам и послал. Иди, говорит, Котя, и скажи сэну Мэлвиру, что я подробно все велел обсказать…

Мэвир живо представил умоляющий взгляд раненого лорда, означавший примерно "забери от меня эту драконицу, будь другом" и улыбнулся.

– Ладно, Катина. Поедешь с отрядом к дальним фортам. Мои люди разведали переправу поближе, только там мостки ладить придется, долго. Так что если не ошибаешься, удачно выйдет. Поедем, покажешь мне все на месте.

Девица просияла и улыбнулась так благодарно, что стало ясно – ее хлебом не корми, дай вырваться из деревни на волю.

– Собирайся, через шестую четверти выступаем. Вовремя тебя лорд прислал. Уверена, что дорогу хорошо помнишь? Поможешь, отблагодарю тебя денежкой.

– Обижаете, золотой сэн, – Котя немедленно насупилась. – Да я тут каждое дерево, каждую поляну… ночью с закрытыми глазами отыщу, что нужно.

– А Шиммеля неужели не боишься?

– Так Шиммель красивых девок любит, – не дрогнула она. – А мне бояться нечего, благородный сэн. Меня и замуж то не берут, а Шиммель и подавно не позарится.

– Тем лучше, значит не придется тебя защищать силой оружия. Иди, иди, поторопись.

Крестьянка поклонилась и ушла, широко, по-мужски, ступая.

Соледаго достал из кошеля выделанный до прозрачности клок пергамента, пробежал глазами по убористым строчкам. Лорд-тень требовал отчетов каждую неделю.

Маявшийся рядом Ило поднес рыцарю пестрого черно-белого голубка, из тех, что в большой деревянной клетке приехали с обозом из Старого Стержа. Мэлвир аккуратно свернул письмо, прикрепил к красной лапке. Вестник смирно затих в смуглых пальцах андаланца, вертел головкой, поглядывал круглым блестящим глазом.

– Отпускай, – Мэлвир проследил, как птицу подбрасывают ввысь и как та делает плавный круг над полотняным лагерем, пестрыми лоскутами полей и деревенскими домами.

Голубь развернулся и устремился к лесу, изнанка крыльев сверкнула на солнце белым.

Ило чуть слышно вздохнул и повесил черноволосую голову.

– Не грусти, парень, скоро домой поедем, – рыцарь ободряюще кивнул.

Вернуться бы в Катандерану, стрелой, не сворачивая и не останавливаясь глотнуть воды, как этот голубь. Вдохнуть полной грудью воздух, насыщенный влагой Сладкого моря. Увидеть широкую дугу гавани, полной кораблей, ярусы белых фахверковых зданий на пологих склонах холмов, тройной пояс стен. Летящую над морем крепость Лавенгов, с яркими полотнищами знамен на высоких башнях.

Шестеро королевских рыцарей, одетых для битвы, с не меньшей тоской проводили взглядами улетавшего к Старому Стержу вестника.

– Все готово, Соледаго, – сказал молодой Элспена, чья лощеная столичная внешность слегка поблекла под неярким северным солнцем. – Поехали. Раньше сядем, раньше слезем.

– Еще немного, и я заржавею тут вместе с доспехами, – поддержал его Радо Тальен, поморщившись. – Боже и святые угодники, как я хочу поспать в нормальной постели на сухом белье!

– Радуйся, что сегодня не льет с небесной крыши тебе на голову.

Мэлвир с трудом отогнал видение бесчисленных огоньков свечей и бликов на натертом паркете в королевских залах, постарался забыть слабый аромат розовой воды и воска, мягкое эхо голосов под высокими сводами.

Раньше сядешь, раньше слезешь, истинно так.

– Выступаем. Поднимайте людей.

* * *

– …и я обещаю вам, что как только мы возьмем Вереть и восстановим мир и порядок, из Старого Стержа будет пригнано стадо вдвое большее, чем это.

Лорд Радель указал здоровой рукой за спины насупленных мужиков, столпившихся у загородки. Размашистый жест не обманул Ласточку, рука дрожала, и заметно. Лорд был страшно бледен, но сидел в седле прямо и голову держал высоко. Широкий плащ, подбитый лисьим мехом, скрывал примотанную к груди левую руку и ремень, которым лорд был пристегнут к седлу. Из глубокого рыцарского седла непросто выпасть, но Ласточка настояла, чтобы больного привязали.

Дорога до лесопилки вела по ухабам, с горки на горку, и с едва схватившейся раной ехать по ней верхом было сумасшествием. От носилок Радель наотрез отказался. На крики и ругань лорд пригрозил отослать Ласточку от себя вообще, и ей пришлось смириться.

Весь путь она молча буравила взглядом его затылок. Она и сейчас не спускала с лорда глаз, сидя за спиной раделева оруженосца, пока сам Радель держал речь перед обиженными крестьянами. Воображение живо рисовало промокшие под одеждой бинты, разошедшиеся швы и долгую выматывающую лихорадку, которой по началу почти удалось избежать. Шиш теперь избегнешь. Ласточка мрачно сопела, Наль ежился и передергивал плечами, словно ожидал подзатыльника.

За загородкой мычала и мекала скотина, которую из теплого хлева вытащили в лес, под открытое небо. По небу бежали облака, то и дело прикрывая солнышко. Остро пахло свежей древесиной, сосновой смолой. Топоры молчали – все работники сошлись слушать, что скажет старостержский лорд. Лорд покрылся испариной от слабости, но говорил громко и твердо:

– Каждая семья, лишившаяся коровы, еще до Юля получит двух коров. У кого забрали нетель, получит дойную корову, за лошадь верну лошадь, а к ней добавлю мешок зерна, за козу или овцу я дам пару. Также деньги, которые заплатил вам сэн Энебро, останутся у вас, и вы сможете потратить их, когда и как захотите. Я оставлю в крепости своих людей и обяжу их помогать вам отстраивать пожженные дома и подворья. Таково мое слово, слово лорда. Помогите мне сегодня, и завтра вам воздастся вдесятеро. Я приехал защитить вас не только от разбойников, но и от нужды, запомните это!

Мужики переглянулись, загудели одобрительно. Радель выдохнул, попытался откинуться в седле и не сдержал гримасы. Скорее бы он уже заканчивал, подумала Ласточка. Стащу его с лошади и перебинтую. И не меньше получетверти он у меня отдыхать будет. Может, уговорю его все-таки обратный путь на носилках проделать. Хороший у нас лорд, но дурак, прости Господи. Помрет – где второго такого найдешь?

– Варас! – Радель, справившись с обморочной слабостью, подозвал писца. – Списки Энебро у тебя с собой?

– Конечно, милорд! – костлявый вильдонит слез со своего мула и поспешил расстегнуть сумку.

– Отлично. Впиши-ка туда, кому сколько надо вернуть взамен отобранного. Пиши на двух листах, второй отдашь мастеру Нито когда вернемся.

Писарь поклонился и ушел к длинным обеденным столам под навесом, уводя с собой гомонящую толпу. Радель устало опустил плечи, склонил кудрявую голову и – кулем осел в седле. Сэн Эверарт, дежуривший справа, мигом оказался рядом.

Ласточка ткнула Наля кулаком промеж лопаток, соскользнула по конской попоне и спрыгнула в засыпанную щепками грязь.

– Милорд! Милорд, прошу вас, пожалуйста…

Сэн Эверарт приобнял родича, поддерживая, голова Раделя ткнулась ему в плечо. Лорд был бледен до зелени, глаза закрыты. Лордская кобылка переступала, оглядывалась, фыркая паром на соседнего коня.

– Он потерял сознание, – сказал рыцарь. – Господа, снимаем его.

– Осторожно! – взвыла Ласточка, едва не плача.

Все насмарку, лечение насмарку, и ради чего! Почему нельзя было передать свои обещания через Соледаго или Марка? Почему необходимо лично тащиться к кучке недовольных простецов и обещать им звезды с неба?

Перед глазами все как-то поблекло, расплылось, Ласточка, сжав зубы, провела по лицу жестким рукавом. Еще разреветься недоставало!

Она поморгала, но картинка не прояснилась. Все словно кисеей задернулось, редкой, рваной, шевелящейся. По носу, по лбу, по щекам, мазнуло мокрое, холодное – сразу же тая и подтекая пресными слезами.

Солнышко еще светило сбоку, сквозь пелену бесшумно валящегося снега, небо казалось белым. Темные фигуры за колышущимся занавесом двигались медленно, как во сне. Ласточка снова тряхнула головой, глухота спала с висков и ушей как перьевая подушка. Она услышала крики и ругань, приказы сэна Эверарта и одинокий лай какой-то псины.

Невидимые облака закрыли солнце, снег припустил гуще. Черная земля, засыпанная ветками и щепками, курганы рыжих бревен, дерновые крыши землянок на глазах белели и меняли очертания. Тревожно зашумели под ветром сосны.

Люди Раделя перенесли своего лорда в большую палатку для охраны, уложили на одну из складных коек. Ласточка потребовала теплой воды, жаровню и фонарь – в палатке оказалось темновато.

Швы разошлись, крови натекло полный сапог. Ласточка выгнала из палатки всех, кроме Наля. Наль уже кое-как наловчился помогать ей, что не скажешь о втором оруженосце, Руфе. Но Руфа, слава богу, лорд оставил в Белых Котлах.

Когда Ласточка начала шить, Радель очнулся и застонал. Наль дал ему привезенного с собой макового отвара и держал, пока лорд снова не впал в беспамятство. Рана у лорда находилась в месте неудобном, с внутренней стороны бедра, почти в паху, и обезопасить ее было невозможно. Малейшее движение рану тревожило, что тут говорить о поездке верхом…

– Молись о своем лорде, парень, – сказала Ласточка, затянув последний узел на бинтах. – Молись вслух. Не дай бог, загниет рана. Тогда все, что было, цветочками покажется.

Наль не ответил, и Ласточка удивленно посмотрела на него. Он хмурился на полотняную стенку палатки, стенка вздрагивала от ветра, по ней ходили тени снежных шквалов.

– Наль, ау.

– Послушай, – парень перевел взгляд на Ласточку. – Слышишь? Что там такое?

Глава 20

Отряд Соледаго маршем прошел до Снегирей, воспользовавшись переправой, подсказанной раделевой крестьянкой.

Весь путь девица проделала сидя на крупе Пряника, вцепившись Мэлвиру в пояс и боясь дышать. Сидеть было высоко, как на заборе.

Пряник с легкостью нес на себе закованного в железо хозяина, кольчужную попону и полуобморочную от восторга Котю.

Форт стоял пустым, как и тот, другой, на Козловом озере. Ворота нараспашку, валяется впопыхах брошенный мешок, высыпались зерна овса. Грязная земля истоптана, посередь двора грубо вырубленная колода с водой.

Неугомонный Элспена разочарованно стащил шлем, откинул кольчужный капюшон. Выбеленные солнцем пряди прилипли к загорелому лицу, покрытому испариной.

Молодой рыцарь заглянул во двор форта, придерживая перекошенную воротину, болтающуюся на одной петле. Раздался мерзкий скрип.

Двор, навесы для сена, обходная галерея и центральная двухэтажная башенка с пристройкой, были пусты.

Элспена выругался, сплюнул прямо в грязь и выехал вон, стегнул коня.

Мэлвир с высоты рыцарского седла кивнул лучникам, те выстроились цепочкой, встали в позицию, подожгли паклю на стрелах. Девица за спиной, вцепившаяся в его пояс, как клещ, восторженно пискнула.

Раздался резкий свист спускаемых тетив. Огненные птицы пали с неба, вцепились в серебристую крышу, крытую дранкой, в сено, заготовленное на зиму, в плохо проконопаченные щели меж бревнами.

Тальен, небрежно уронив повод на переднюю луку седла, смотрел на разгоравшееся пламя с поэтичной задумчивостью. Точно с таким же задумчивым видом он недавно предложил пленным разбойникам рассчитаться на "первый, второй", поэтично направив одних на дерево справа, а других – на дерево слева.

Черные, странно разрезанные, приподнятые к вискам глаза отражали алые блики, лицо оставалось неподвижным.

Соледаго почему-то вспомнил, что предки Радо сражались на территории Дара сотни лет назад, еще в то время, когда большая часть будущих лордов дареной крови была, что греха таить, пиратами, моряками и простыми наемниками.

– Есть в драке радость,

В пламени алом.

В объятьях жарких,

Вине багряном, – Радо скривил узкогубый рот в знакомую Мэлвиру усмешку. От его шуточек мороз иногда подирал по коже, никогда не поймешь – серьезно парень говорит, или шутит.

– Скажу охотно —

Не вижу счастья

В грязи болотной,

Среди ненастья, – Радо явно импровизировал, но даже не запинался, чтобы слова подобрать.

Форт пылал, огонь охватил стены и крышу башни, языки пламени вырывались из окон. Вспыхнул и затрепыхался оранжевым клоком черный разбойничий штандарт.

– Есть в плеске боя

Живая прелесть.

Умоюсь кровью,

Огнем согреюсь, – Радо еще немного полюбовался на пожар, похлопал своего черного, как смоль, жеребца по прикрытому стеганым сукном плечу.

– Мой изысканно тонкий слух подсказывает, что удалившийся в столь сильном раздражении благородный сэн Элспена только что влетел в засаду и, пока мы тут разводили майский костер, заполучил все веселье.

Молодой рыцарь снял с луки седла шлем, надел, не удосужившись даже застегнуть подбородный ремень.

– Раньше не мог сказать? – буркнул Мэлвир.

Теперь он и сам различал крики и звон ниже по тропе, там, где стволы деревьев закрывали обзор.

– Вы не спрашивали, мой капитан, – голос Тальена звучал теперь гулко, как из бочки. Лязгнул меч, плеснуло крыло синего плаща. Радо скомандовал своему копью и понесся вниз по тропе, не дожидаясь приказа.

От горящего форта тек жаркий воздух, снопы искр взлетали в белесое, готовое просыпаться холодной крупой, небо.

– Слезай, Катина, – строго сказал Мэлвир, придерживая Пряника. – Рубанут тебя еще. Слезай, с солдатами побудешь.

Котя неохотно отцепилась и сползла на землю. Прикрыла глаза рукой и уставилась на пожарище. Горячий, как из печи, ветер, раздувал выбившиеся из прически льняные пряди.

Соледаго, не обращая на нее больше внимания, пришпорил жеребца. Грохот и крики ниже по тропе усиливались. Элспена, по своему обыкновению, нашел себе приключений.

В узкую прорезь шлема Мэлвир разглядел темные фигуры на дороге, десятка два, сомкнувшиеся вокруг серого жеребца. Тот приседал, вертелся и скалил зубы не хуже волка. Щегольскую шелковую попону забрызгало кровью аж до седла. Всадник вращал мечом, бросив щит и перехватив рукоять обеими руками.

Тальеновы пехотинцы и сам рыцарь уже ввязались в драку. Радо вломился в слитную толпу разбойников, как в трясину, смял кого-то, широким взмахом отбил две нацеленные на него рогатины и расхохотался. Конь его заплясал, выгибая шею по лебединому. Солдаты орудовали мечами со сноровкой дровосеков – только щепки летели.

Мэлвир натянул повод и остановился. На узкой тропе, стиснутой с обеих сторон крутыми, поросшими лесом склонами, не оставалось места для третьего всадника. В кишении коричневых курток и белых королевских нарамников, Тальен и Элспена высились островами в бурной воде. Под ногами сражающихся валялось брошенное тряпье и несколько неподвижных темных тел.

Пехотинцы сдвинули щиты и теснили разбойников вперед, под рыцарские мечи, словно к серпам сенокосилки.

Похоже, Элспена наткнулся на хвост отходивших из форта защитников и очертя голову, кинулся в драку.

Отходящих… но крепость в другой стороне. Это дезертиры. Войско болотного лорда разбегается.

Тальен поднял белого жеребца на дыбы, легко, словно играючи отмахнул мечом по мужику в кожаной кирасе, разрубив древко топора, усиленный железными пластинами доспех, мышцы и плечевую кость.

Разбойник молча рухнул на дорогу. Радо вывернулся в седле и вторым ударом отсек голову парню с рогатиной. Брызнула кровь, прочертив темную полосу по крупу коня, испятнав котту и стальное забрало.

Тройка разбойников кинулась в лес, поспешно карабкаясь по заросшему склону. Мэлвир поднял руку, свистнули стрелы, пресекая попытку к бегству.

Оставшиеся в живых бросали оружие, сдаваясь, сбивались в кучку. Соледаго крикнул, приказывая прекратить избиение.

Элспена, уже замахнувшийся для удара, в последний момент вывернул клинок, ударил плашмя. Его противника отнесло к обочине, он упал и больше не шевелился.

Радо, упиваясь дракой, даже не подумал сдержать удар. Кожаный шлем лопнул, смялся, еще один разбойник свалился в грязь с разрубленной головой.

Пряник беспокойно топнул копытом, вцепился зубами в железку. Ему тоже хотелось ринуться в бой, кусаться и топтать пеших копытами. Мэлвир выдохнул, понял, что пальцы, сжимавшие повод, закаменели под перчаткой, словно он сам только что размахивал мечом.

Содаты привычно согнали пленников, оттеснили их к краю дороги, окружили. Лесная тропа была разбита копытами, грязь почернела, пенилась. С десяток мертвецов валялись среди награбленного и брошенного добра, как тюки с тряпьем.

– На месте этого Вентиски я бы что сделал? – крикнул Тальен, направляясь к Мэлвиру.

Шлем он уже содрал, на скулах пятнами горел румянец, вороные пряди слиплись от пота. С лязгом вбросил меч в ножны, подъехал вплотную, отерся сапогом о звякнувшее стремя. Пряник злобно захрипел и прянул боком, прижав уши.

– Я бы поглядел на костерчик, который мы тут запалили, и послал бы наперерез отряд. Здоровенный такой отряд, а, Мэл? Ну что мы тут с полусотней по задворкам шарахаемся! Встретим их?

Черные глаза сверкали нескрываемой радостью. Грудь под нарамником тяжело вздымалась.

– Не наигрался, злыдень, – поддел его Элспена, утирая раскрасневшееся лицо краем забрызганного плаща. – Мэл, правда. Уходим. Кончаем их и возвращаемся. Слишком долго тут толчемся. Смотри, снег пошел. Заметет нас.

– Помилуйте, господин! – взвыл кто-то из толпы пленников.

Мэлвир даже головы не повернул. Радо рассмеялся своим бархатным, красивым голосом и проехал дальше по дороге, моментально забыв про врагов, которые уже не годились для драки. Он подставил лицо под холодные перья, ловил их губами.

Снег сыпался с белесого, как глаза безумца, неба, таял еще в воздухе, не касаясь кровавой грязи под ногами.

По тропе, от исходившего черным дымом и пламенем форта, шла Котя, набросив на голову капюшон и кутаясь в дерюжную накидку. Снег высветлял одинокую фигурку, летел девушке в лицо, она отмахивалась, как от мух.

Глаза ее горели не хуже тальеновых. Злым, бесстыдным торжеством.

– Повесьте их, благородный сэн! – звонко выкрикнула она. – Повесьте всех до единого! Или дайте мне, я сама веревку затяну!

Радо присвистнул сквозь зубы, глянул сверху.

– Садись в седло, девушка, – он подъехал ближе. – Я тебя домой отвезу. Не годится девице на такое смотреть.

– Нет уж, погляжу! – Котя не сдавалась. – Столько времени они у нас по деревням паскудничали! Что, не помог вам старый черт? И его вы предали!

Она не сводила пронзительного взгляда с посеревших, перепачканных лиц, словно стараясь запомнить их все. Потом плюнула под ноги и отвернулась.

– Заканчивайте, – Соледаго кивнул солдатам. – Уходим.

Когда дорога опустела, снег полетел густой сетью, постепенно скрывая липкую осеннюю слякоть, цветастые тряпки, потоптанные в драке, и превращая брошенные тела мертвецов в сугробы – одинаковые и неподвижные.

***

Снаружи шумели сосны, хлопал отвязавшийся полог, кто-то надсадно ругался, проклиная все на свете, но вдруг он замолк, и Ласточка услышала нестройный хор – мычание, блеяние, испуганное лошадиное ржание, словно рядно, прошитое нитью собачьего воя. Снова взрыв ругани, сменившийся невнятными воплями.

– Поди, взгляни, что случилось, – велела она Налю.

Оруженосец поставил фонарь на крытый войлоком пол и направился к выходу. Вопли стремительно накатились, сопровождаемые треском, топотом, лязгом оружия.

– АААААААаааа!!!!! – взвыл кто-то у самой палатки, крик оборвался бульканьем и хрипом, завизжала лошадь.

Ласточка успела увидеть, как Наль, отпечатавшийся силуэтом на фоне стены, выхватывает меч, но тут стена пошла рябью и потекла складками вниз будто овсяный кисель. Что-то темное ударилось о палатку снаружи, по желтовато-серому полотну плеснуло красным, горизонтальный шов потолка перекосился, опрокинулся, и все внутреннее пространство заплясало, оплывая и валясь Ласточке на голову.

– Шиммель! Шиммель! – вышелушилось из многоголосого воя.

Ласточка дернулась к лорду и прикрыла его собой, прежде чем куча вощеного тика накрыла ее саму. Складная койка под ними накренилась, тошнотворно повернулась вместе с земной твердью, Ласточка ткнулась лицом во мрак, несколько долгих мгновений не чуя ни верха, ни низа.

Вой и вопли гремели сверху и со всех сторон, недвижимое тело под Ласточкой плыло как на плоту, спину и затылок придавило словно божьей дланью – невесомой, но головы не поднять, не вздохнуть, не пошевелиться. Содрогнулось месиво ткани, совсем рядом прокатилось что-то тяжелое, Шиммель! Шиммель! Шиммель! ААААААаааааа!!!

Фонарь, думала Ласточка настойчиво, фонарь, огонь, загорится, прямо тут загорится…

Кто-то хохотал, хохотал, хохотал надорванной глоткой, хохот выворачивался в треск рвущейся ткани, в перистый посвист железа, в отрывистое хаканье, в клекот, в топот, в хрип. И снова – Шиммель! Шиммель! Шиммель!

Волна откатилась дальше, распалась на отдельные всплески. Земля понемногу перестала дрожать. Ласточка с трудом разжала стиснувшие тряпки пальцы, пошарила вокруг. Волосы под рукой, скользкий мех плаща, чуть дальше – холодный ободок уха и теплая жила на шее. Пощупать. Бьется. Тикает. Дышит.

Открыть глаза. Поморгать, поморгать, поморгать. Под веками мокро и полно пыли. Вслепую потереть кулаком лицо.

Темно. Темновато. Между складок сочится слабый свет, кипы отсыревшего тика, влажный холод упавшей ткани.

Тишина. Закладывает уши. То ли оглохла, то ли действительно ничего не слышно. Пошевелилась – шуршит. Не оглохла.

Тихо. Совсем тихо.

Наль, он не успел выйти. Где-то тут. Должен быть.

Хотела окликнуть, но сбоку донеслись голоса. Шаги. Приближаются.

– Там смотрели? Клык?

– В землянках пусто.

– В лес убежали. Наследили вона. Поискать?

– Скотину поищи.

Голос… голос!

Ласточка закусила губу. Это он. Боже Господи, святая Невена-заступница, это он!

Она едва сдержалась, чтобы не позвать. Лорд. Лорд со мной. Была бы одна…

Может, отсидимся.

Шаги приближались. Под сапогами идущих поскрипывал снег.

– Здесь. Кто-то есть живой. – Хриплый, огрубевший, но это его голос! – Щавлик. Распори тут.

Возня, сопение, треск полотна. Совсем рядом.

– Ого, как замотался! Как кроль в силке. Не, вы гляньте, это ж надо так самого себя увязать! – Уже слышанный Ласточкой отрывистый хохот.

– Задохнулся, похоже, – хмыкнул еще один голос. – Ткнуть его для верности?

– Оттащи пока в сторону. Тут тоже кто-то есть. Двое. Вот тут.

Не отсиделись.

Тяжелые шаги, натянулось полотно. Визг ткани о лезвие, темнота распалась.

Белый свет резанул глаза, Ласточка зажмурилась, невольно уткнулась лбом Раделю в грудь.

– Гляньте, и правда двое! Гляньте, баба! Ха! Вот так подарочек!

Прикрываясь ладонью, Ласточка подняла голову, поглядела между пальцев. Глаза жгло.

Темная фигура перед ней расплывалась. Темная, черная на белом. Грива волос, цветные лоскуты, бусины, какой-то сорочий хлам в шевелюре. Рваная кромка плаща. Золотное шитье, бурые пятна, мокрый заляпанный бархат. Ноги широко расставлены, руки на бедрах. Тяжелый рыцарский пояс, под ним – тонкий, плетеный, с каменьями.

Взгляд сверху вниз. Лицо… волчье.

Чужое.

Кай…

Губы не слушались. Ласточка только открыла и закрыла рот.

– Чиво с этими, Вентиска?

Он досадливо поморщился, потом отвернулся, уставившись в дрожащую кисею снега. Вокруг, скалясь, толпились разбойники.

– Эту, – небрежный кивок головы, – забираем в крепость. Остальных прикончите.

– Ты что! Ты что! – обрела голос Ласточка, чувствуя, как из глаз все-таки потекло. – Это ж сам лорд Радель! Не смей!

Сильная рука схватила ее за шиворот, приподняла, отрывая от раненого, за которого она цеплялась обеими руками. Потом пальцы разжались.

Кай усмехнулся, показав зубы, зло прищурился.

– Надо же. Высоко взлетела. Ласточка.

Быстрое, размазанное движение – так плавится воздух в жаркий день. Человек не может… не должен так двигаться.

– Забирайте всех троих.

Он развернулся и пошел прочь.